Лес дышал.

Володар знал его дыхание лучше, чем своё собственное. Знал, как пахнет прелая листва после ночного дождя, как скрипит старый дуб под порывом ветра, как шуршит в траве полёвка, выдавая себя хищнику. Сейчас лес дышал тревогой. Птицы смолкли слишком внезапно, а воздух, густой и влажный, нёс едва уловимый запах чужого пота и дешёвого табака – запах, которого в этой чаще быть не должно.

Он замер, слившись с широким стволом вяза. Высокий, широкоплечий, с волосами цвета спелой ржи, перехваченными на затылке кожаным ремешком, и глазами, серыми, как осеннее небо. Его одежда – простая рубаха, кожаные штаны и мягкие сапоги-поршни – была под цвет коры и мха. В руке он сжимал верного спутника – крепкий тисовый лук, а за спиной в колчане дремали стрелы с острыми, как бритва, костяными наконечниками.

Уже вторую неделю он выслеживал старого секача, матёрого вепря, который держал в страхе окраины деревни, повадившись рыть огороды. Но сегодня след кабана пересёк другой, куда более опасный. Человеческий. Грубые, стоптанные следы нескольких мужчин, которые шли тяжело, не таясь, ломая ветки и оставляя за собой смрадное облако суеты. И среди них – маленький, лёгкий след. Женский. Девушка не шла – её тащили. Местами земля была вспахана, будто она упиралась или падала.

Володар поморщился. Разбойники. Лихие люди, "волки", как их звали в народе. Обычно они держались больших дорог, но в последнее время осмелели, стали забираться глубже в лесные вотчины.

Он двинулся вперёд, бесшумно, как рысь. Каждый шаг выверен, каждая ветка обойдена. Лес, его дом и его божество, укрывал его, делал невидимым. Впереди послышались грубые голоса и женский всхлип. Володар осторожно выглянул из-за густого орешника.

На небольшой поляне, залитой косыми лучами предвечернего солнца, расположились трое. Грязные, заросшие, в обносках разной одежды, вооружены они были кто ржавым топором, кто коротким мечом. Их вид кричал о жестокости и жадности. Четвёртый, самый крупный, с рыжей бородой, похожей на мочало, держал за плечо девушку.

Она была не из местных. Волосы цвета соломы заплетены в сложную косу, в которую вплетены синие ленты. Платье, хоть и изорванное и перепачканное, было из добротной синей ткани, с вышивкой по вороту. Черты лица резкие, но красивые: высокие скулы, упрямый подбородок и глаза цвета чистого льда, в которых плескался не столько страх, сколько лютая ненависть. Варяжка. Торговые драккары иногда заходили в Новгород, и Володар видел таких женщин – гордых, свободных, не похожих на местных девиц.

Девушка была связана, но отчаянно дёргалась. Рыжебородый грубо засмеялся и что-то сказал своим подельникам на ломаном, уродливом наречии. Те оскалились в ответ.

В груди Володара поднялась холодная ярость. Это его лес. По его правилам, хищник убивает, чтобы жить, а не чтобы мучить. Эти же были сродни червям, что грызут здоровое дерево изнутри. Они оскверняли тишину и порядок его дома.

Раздумывать было некогда.

Он поднял лук. Тетива натянулась с едва слышным шелестом. Наконечник стрелы поймал солнечный блик. Его целью стал тот, что стоял на стрёме, лениво ковыряя ножом кору дерева. Выстрел. Сухой щелчок, свист – и разбойник рухнул на землю, захрипев, со стрелой, торчащей из горла.

Двое других обернулись в шоке. Рыжий толкнул пленницу на землю и выхватил топор, яростно вглядываясь в зелёную стену леса.
— Кто там?! Выходи, тварь лесная!

Володар уже переместился. Вторая стрела вонзилась в бедро другому разбойнику, который пытался спрятаться за деревом. Он взвыл от боли, повалившись на землю.

Остался только главарь. Рыжий, поняв, что против невидимого стрелка ему не выстоять, взревел и бросился не в лес, а к раненому товарищу, намереваясь, видимо, прикончить его и забрать всё ценное.

Это был его последний промах.

Володар выскользнул из-за дерева, отбросив лук и выхватывая широкий охотничий нож, висевший на поясе. Рывок был молниеносным, как у волка, прыгающего на добычу. Разбойник не успел даже обернуться. Короткий, жестокий удар под рёбра заставил его застыть. Топор выпал из ослабевших пальцев. Он медленно повернул голову, и в его глазах Володар увидел не злобу, а животный ужас. Затем он рухнул лицом в мох.

На поляне воцарилась тишина, нарушаемая лишь стонами раненого. Володар подошёл к нему. Тот смотрел на него, пытаясь отползти.
— Не надо... — прохрипел он.
Володар ничего не ответил. Он не испытывал ни жалости, ни злости. Просто убирал мусор из своего леса. Короткий, милосердный удар ножа прервал стоны.

Тишина. Густая, звенящая.

Он повернулся к девушке. Она сидела на земле, глядя на него широко раскрытыми глазами. Тот самый лёд в её взгляде теперь растаял, уступив место изумлению и... чему-то ещё.

Володар подошёл и одним движением перерезал верёвки на её запястьях. Она потёрла налившиеся кровью следы от пут, поднялась и сказала что-то быстрое и гортанное на своём языке. Речь её была похожа на шум морского прибоя. Он не понял ни слова.

Тогда она сделала шаг вперёд и указала рукой в том направлении, откуда её вели разбойники. Её лицо снова стало решительным. Она снова что-то сказала, и в её голосе звучал приказ и мольба одновременно. Она указывала на реку. Туда, где, по всей видимости, её и схватили.

Володар кивнул. Он не знал, что его ждёт там, но бросить её одну здесь он не мог. Он подобрал свой лук, вытер нож о штаны убитого и молча пошёл в указанном направлении.

Она, не колеблясь ни секунды, последовала за ним. Лесной охотник и варяжская дева шли сквозь сумерки навстречу ещё большей беде, и ни один из них ещё не знал, что этот кровавый вечер изменит их жизни навсегда.

Загрузка...