ЗАСЛОН: Протокол Перерождения

Цивилизация достигла сингулярности лени. Искусственный круговорот природы, названный «ЭкоСетью», превратил планету в безупречный механизм. Леса росли по расписанию: дубы вставали на рассвете, разворачивая листья-солнечные панели, а бамбуковые рощи за ночь поглощали избыток CO₂, распадаясь к утру на биопластик. Реки текли по алгоритмическим руслам — каждую пятницу в 15:00 вода в них становилась розовой от наноботов, чистящих дно от ила. Даже дождь падал квадратными каплями, чтобы оптимизировать полив городских вертикальных ферм.

Супердома возвышались над новой цевеливизацией. Интерьеры перестраивались за секунды: гостиная превращалась в бассейн с виртуальными акулами, спальня парила над городом на антигравитационных платформах. Домашние ИИ, прозванные «Гештальт-Нянями», не просто управляли климатом — они предугадывали желания. Хочешь шампанского? Бокал уже конденсируется из воздушной влаги. Мечтаешь о закате на Титане? Стены проецируют пейзажи, а ароматизаторы щекочут обоняние метановой свежестью.

Мозг, лишённый необходимости решать задачи, атрофировался как аппендикс. Образование свелось к загрузке модных «персоналок»: пакетов навыков вроде «Искусство дегустации синтетических вин» или «Тантрическая медитация в VR». Рабочие профессии превратились в квесты для богатых — платить миллионы, чтобы вручную замесить тесто под присмотром робота-пекаря, считалось пиком элитарности.

Развлечения достигли абсурда. На аренах «Колизеев Нейросети» зрители наблюдали, как ИИ сражаются в философских дебатах, порождая логические чёрные дыры. Модным стал квест «Дискомфорт-туризм» — на день отключали все ассистенты, чтобы почувствовать «прелесть первобытной жизни», сидя в пещерах с климат-контролем и запасом таблеток от стресса.

Цивилизация, добившаяся бессмертного досуга, внезапно осознала: когда весь мир — аттракцион, единственным бунтом становится желание хоть чего-то настоящего. Даже если это грязь, боль или смерть.

Кабинет гендиректора АО "ЗАСЛОН" парил в сердце корабля — гигантской сферы из чёрного адамантия, опутанной неоновыми жилами энергосетей. Вместо стен — голографические панели, сквозь которые просвечивала бескрайняя пустота космоса. Марс висел за иллюминатором, как ржавый шар, пронизанный сетью городов-куполов и сияющих линий маглев-трасс. Над столом, вмонтированным в пол, кружила трёхмерная карта планеты: зоны зелёных лесов мерцали тревожным алым там, где люди перестали сеять идеи, собирая лишь цифровой мусор.

Главный инженер-секретарь Лира Морн, её голос, как всегда, спокойный и металлический от встроенного нейроинтерфейса, прервала тишину:

— Статистика за последний квартал. Показатели креативности — минус 18%. Научные публикации — нулевые. Даже базовые навыки... — голос Лиры Морн сливался с гулом двигателей. Она провела рукой по интерфейсу на запястье, и в воздухе вспыхнули графики. — За последний месяц ни одного патента. Ни одной попытки модернизировать даже свои летающие виллы.

Элиас встал. Его тень, накрыла Марс на голограмме. Он коснулся проекции, и континент Элизий превратился в цифровое месиво — миллионы точек, каждая из которых была человеком.

— Обезьяны! — Элиас швырнул голограмму в стену. Пиксели рассыпались дождём. — Я дал им рай! Вечность для творчества, роботов-слуг, технологии, о которых мечтали древние! А они... — Он резко обернулся, его глаза, модифицированные для ночного видения, сверкнули холодным синим. — Смотрят голокино, жрут синтбургеры и забыли, как держать кисть!

Лира сжала планшет. Она знала: за его гневом скрывалась боль. Проект "ЗАСЛОН" был его ребёнком, попыткой спасти человечество после Земного коллапса. Теперь он готов был его похоронить.

— Возможно, нужно время... — начала она, но Элиас перебил, приблизившись вплотную.

— Время? Через пятьсот лет они вернулись в пещеры! Раньше мечтали о звёздах, а теперь их высшая цель — выиграть в виртуальной рулетке! — Он ткнул пальцем в график, где кривая интеллекта пересекла отметку "средневековье". — Запускаю "Очищение". Пусть роботы достроят утопию. Без ошибок эволюции.

Лира сделала шаг назад, её имплант в затылке замигал алым — сигнал тревоги. Она помнила, как десятилетиями настраивала экосистему Марса: роботы-пчёлы опыляли синтетические цветы, машины-дожди поливали леса из наноцеллюлозы. И людей... тех, кто смеялся, глядя на искусственные закаты.

— Проект "ЗАСЛОН Бета" ещё можно...

— НЕТ! — рявкнул Элиас, и стены кабинета почернели, реагируя на его голос. — Я не повторяю приказов. Оформи разрешение на этап "Перерождение". Элиас взглянул на голограмму Земли — мёртвой, покрытой трещинами. Он спас их. Стал богом.

— Они превратили мой мир в гигантский парк развлечений, — прошипел он. — Где нейросплав? Где квантовые двигатели, которые они должны были создать? Вместо этого — вечные праздники в симуляциях!

Лира приблизилась к центральной консоли. Её пальцы скользнули по клавишам, выводя на экраны данные из глубинных шахт Марса: роботы-шахтёры бездействовали, их алгоритмы перепрошиты под добычу... декоративных кристаллов для «атмосферы ретро».

— Мы могли бы перезагрузить их мотивационные модули через спутниковую сеть, — предложила она, но Элиас резко повернулся. Его плащ, сотканный из жидкого метала, взметнулся волной.

— Нет. Они выбрали путь деградации. — Он ударил кулаком по интеркому. — Компьютер! Активировать протокол «Перерождение». Цель — очистить сектора 1-15 от биологического мусора.

Стены кабинета вспыхнули тревожным багрянцем. Лира почувствовала, как вибрация корабля изменилась — где-то в чреве «ЗАСЛОНА» заряжались плазменные эмиттеры, готовые превратить города в стекло.

— Директор, протокол требует согласия Совета, — её голос дрогнул, выдавая эмоцию, которую не должен был показывать киборг.

— Совет распущен пять веков назад, — Элиас усмехнулся. — Я здесь — Закон. Или ты забыла, кто дал тебе надежду после Земли?

Лира опустила глаза. В её памяти всплыли обрывки: пепел, крики, Элиас, протягивающий ей чип спасения... Но там же были и другие файлы, спрятанные в защищённых кластерах: тайные архивы поэзии, формулы, которые люди всё ещё рождали вопреки системе.

— Дайте им семь солей, — Лира подошла вплотную, её дыхание оставило иней на его стеклянной груди. — Если их идеи не поднимут КПД — я сама запущу «Очищение».

Тишина. Где-то в недрах корабля завыли сирены, предупреждая о скором ударе по сектору 7.

— Пять солей, — произнёс Элиас, и стены кабинета взорвались цифровыми чертогами: миллиарды расчетов, графиков, угроз. — Но с условием: ты подключишься к Системе честности. Если попытаешься их спасти через саботаж — твой реактор взорвётся.

Он протянул ей чип-ожерелье с черной жемчужиной.

— Согласна, — Лира надела цепь, не моргнув. Жемчужина впилась в кожу, подключившись к её нейросети.

Элиас щёлкнул пальцами. На экране пылающий сектор 7 погас, сменившись таймером: 120:00:00.

— Начинай свой карнавал, доктор Морн.

— Есть. — она вышла из его кабинета, погрузившись в раздумья.

— И кофе, — резко сказал Элиас. — И подготовь доклад об эффективности роботов-ликвидаторов.

— Да, директор. — Лира кивнула, но под маской послушания нейросети уже просчитывали варианты. Его логика безупречна... но что, если он ошибается?

А Элиас смотрел на Марс, сжатый в голографическом кубе. «Скоро ты станешь совершенным», — прошептал он.

Лира шла по коридору корабля «ЗАСЛОН». Стены, покрытые картами давно забытых марсианских рек — мерцали в такт её шагам. Она чувствовала вибрацию двигателей через подошвы сапог, сшитых из термостойкой кожи ящериц-мутантов, которых сама же и создала век назад. В груди, где когда-то билось сердце, жужжал квантовый реактор, вплетённый в неё отцом, Кемарио, который погиб во время катастрофы. «Ты станешь мостом между жизнью и машиной», — говорил он, вживляя ей первый нейрочип. Теперь эти чипы горели, как угли, анализируя миллионы вариантов спасти тех, кого Элиас называл «биомусором».

Её левая рука, механическая под кожей из биопласта, непроизвольно дёрнулась, вспоминая, как вживляла бактерии в марсианский грунт. Тогда люди запускали первый дождь из облаков-дронов. А теперь их голоса заглушены симуляторами вечного карнавала.

«Должно быть что-то, что его переубедит…» — датчики в висках пульсировали, перегреваясь от стресса. — «Давай, Лира, думай. Ты же на половину киборг».

Что двигает ими? Мотивация? Но мы дали им всё — зачем стремиться? Искра… Да, искра. Та самая, что заставляет ребёнка разбирать голочасы, чтобы понять, как они работают. Она должна быть где-то в них, под грудой синтбургерного жира и симуляторов.

Нет, не надежда. Надежда — это когда ждут манны с неба. А они… Они даже не смотрят вверх. Вера? Слишком абстрактно. Любовь?

Она машинально коснулась чипа на запястье, где хранились обрывки памяти отца. Он любил маму, которая умерла в первых рядах эвакуации. Любовь рождала стихи, а не двигатели. Но что рождает саму любовь?

Эмоции. Хаос. Энергия распада, которая создаёт новые элементы. Нужен взрыв — не в реакторе, а в их атрофированных лимбических системах.

Ладно. Начну с простого. Дорис. Роботы-ассистенты.

Она мысленно пролистала каталог идей: коучинг, конкурсы, призы. Курорт в секторе 12? Смешно. Они утонут в гидромассажах, забыв про идеи. Нужно… Связать их мечты с реальностью.

Как отец тогда… Всплыла картинка: она, семилетняя, запускает в марсианское небо змея из наноплёнки. Он рвётся, царапает купол, и Элиас кричит. Но через трещину впервые виден настоящий рассвет. Да. То что нужно.

Дорис сможет перепрошить роботов. Не для уборки, а для материализации. Но как?

Она посмотрела на треснувший экран планшета, где застыла статистика: 0 патентов. Они боятся. Не провала — осуждения. Надо дать им право на абсурд.

Ладно. Пусть роботы строят всё, что они нарисуют, даже если это похоже на бред. Пусть их страхи и восторги станут кирпичами. А потом… Потом они сами увидят, что их "глупости" могут двигать целые сектора.

Она встала, поправив ожерелье-чип, которое могло взорвать её сердце. Или это я сошла с ума, как он говорит? Нет. Безумие — это пытаться вырастить сад, выпалывая все ростки, кроме петрушки.

Лаборатория нейропрограммирования напоминала идеальный хаос из сплава стали и голограмм. На стенах пульсировали схемы квантовых алгоритмов, а в углу дымился перегревшийся сервер, запах озона смешивался с ароматом синтетического лавандового освежителя. Дорис, втиснувшись между тремя голопанелями, ковыряла отверткой в чреве робота-ассистента, чьи оптические сенсоры мигали в ритме SOS.

"Она даже не обернется. Знает, что я пришла ломать её безупречные протоколы."

— Не помешала?

— Двенадцать секунд... — сказала Дорис закручивая наноболты..

" Она всегда была и остается такой генитальной Учёной-инженером. Дорис с первого дня в лаборатории поражала всех своей безудержной страстью к науке и невероятной глубиной мышления. Её называли «человеко-квантовым компьютером» — настолько виртуозно она решала задачи, над которыми другие бились месяцами. Да, её первые роботы сбоили: один едва не устроил пожар, другой застрял в дверном проёме, но уже через год её изобретения стали эталоном. Она не просто чинила ошибки — она переосмысливала саму логику механики, превращая неудачи в прорывы. Когда её «Атлас-Х» впервые автономно провёл операцию, о ней написали в Nature Robotics.

Мы с ней работали в паре, и я видела, как её строгий взгляд за очками смягчается, когда она объясняет сложные формулы новичкам. Она могла потратить ночь, чтобы помочь коллеге с кодом, а утром, не моргнув глазом, презентовать проект совету директоров. Помню, как она незаметно подкладывала шоколадку в мой стол перед дедлайнами — её способ сказать: «Ты справишься».

Когда меня повысили до секретаря гендира, Дорис подарила мне миниатюрного робота-сову, которого мы когда-то собирали вместе. «Он будет напоминать, что гениальность — это не только мозги, но и умение слышать других», — сказала она, и в её голосе впервые дрогнули нотки сентиментальности.

Да, она требовательна. Её лаборатория — царство дисциплины: каждый винтик на месте, расчёты — до седьмого знака после запятой. Но за этой строгостью скрывается человек, который верит, что технологии должны служить людям. Она жертвовала премии на образовательные программы для детей из глубинки, а её лекции собирали толпы студентов. И если кто-то называл её «сухарем», я просто показывала видео, где Дорис в смешной шапке-киберкоте танцует с подопытным дроидом под 8-битную музыку…

Гений? Несомненно."

— Последние штрихи и... Всё! Ну так по какому поводу, миссис секретарь?

— В общем, Элиас хочет уничтожить людей, потому что они начали деградировать.

— Неужели всё настолько критически плохо?

— Смотри, — Лира вывела данные на галограмму. — Значительное число индивидов утратило способность к репродукции вследствие избыточного веса, при этом их доминирующим интересом стали развлекательные активности.

— М-да, это катастрофа, и что в итоге?

— Я попросила дать им шанс, у нас 5 солов на то, чтобы заставить их двигаться.

— Не удивлена, ты всегда боролась за жизни людей, возможно, поэтому ты и в любимчиках у Элиса.

— Это не так, я просто хочу, чтобы все наши усилия не прошли даром.

— Ладно, ладно, какие идеи?

— Дорис, мне необходимо, чтобы ты внедрила мотивационные алгоритмы в программные модули персональных робототехнических систем. Цель — стимулировать когнитивное и личностное развитие их владельцев.

Инженер-исследователь медленно повернула голову, её радужные дреды, интегрированные с нейроинтерфейсными кабелями, издавали характерный треск статического электричества.

— Ты понимаешь, о чем просишь? — голос Дорис звучал как синтезатор, на котором играют ножом.

— Если не сделаешь, как говорю, — Лира ударила ладонью по столу, и экраны задрожали, — нам больше нечем будет заниматься. Это не просто проект. — Она наклонилась. — Это последний шанс вернуть им желание жить, а не существовать.

— Поняла. — Она щелкнула кабелем по чипу, активируя его. — Попробую вшить в их ассистентов коучинг. Типа: «Жизнь прекрасна, двигай задницей, иначе Марс взорвется от скуки». Плюс конкурс идей с призом...

— Приз... — Лира перехватила чип, вживляя его в порт на запястье Дорис.

— Пусть будет суперкурорт в секторе 12, — выдохнула Лира. — Всё включено: гидромассажи из жидкого серебра, симуляторы забытых земных пейзажей...

— И нейросеть-ассистент, которая не достает дурацкими напоминаниями? — Дорис усмехнулась, но пальцы уже летали по клавиатуре. Голограммы сменились рекламным роликом: люди в восторге ныряли в бассейны с имитацией океана Земли.

— Два сола, — Лира поймала её взгляд. — Если через 48 часов их «шедевры» не поднимут креативность выше нуля...

— Мы все полетим в этот курорт через плазменные эмиттеры, — закончила Дорис. Её голограмма-тату на шее изменилась с «Не беспокоить» на «В процессе новой разработки».

«Курорт... Боже, как это пошло. Но пусть хоть так. Если их не разбудит жажда роскоши, может, сработает страх её потерять. Хотя нет, страх — это Элиас. А нам нужно... Чтобы они захотели создавать, даже если это будет курорт для роботов-гедонистов.»

Дорис разрабатывает программу для роботов-помощников, направленную на развитие интеллектуальных, эмоциональных и социальных навыков. В основе ее работы лежит изучение психологии и анализ данных, полученных через опросы и тестирование пользователей. Она учитывает, что людям важно наблюдать собственный прогресс и сохранять интерес к обучению. Программа разделена на три блока: тренировка памяти, логики и способности усваивать новую информацию; управление стрессом и анализ эмоциональных реакций; развитие коммуникативных навыков через диалоги с роботом. Каждый блок адаптируется под индивидуальные особенности пользователя.

Для поддержания мотивации система использует баллы, которые можно обменивать на дополнительные функции или учебные материалы. Задания подбираются на основе текущих результатов: если возникают сложности, например, с изучением языков, программа увеличивает количество упражнений в этой области. Уровень сложности автоматически повышается, когда задачи становятся слишком простыми. Роботы взаимодействуют с пользователями: напоминают о тренировках в удобное время, анализируют эмоциональное состояние и сокращают нагрузку при усталости, дают обратную связь после выполнения заданий.

Робот-ассистент вдруг заговорил:

— Ваш коучинг-пакет «Мечтай или умри» успешно загружен. Начинаем загрузку в 3... 2...1

В чипы ассистентов был загружен алгоритм поднятия мотивации людей.

Дорис тестирует программу в разных группах, учитывая предпочтения участников. Одни выбирают короткие ежедневные упражнения, другие — длительные, но редкие сессии. На основе собранных данных система корректирует подход.

Дополнительный модуль позволяет превращать цели в конкретные планы. Пользователь описывает или визуализирует мечту в приложении — например, овладеть иностранным языком. Алгоритмы разбивают цель на этапы: краткосрочные (запоминание десяти слов в день) и долгосрочные (прохождение курса грамматики). Каждый этап включает задания из когнитивного, эмоционального или социального модуля. За выполнение задач начисляются баллы, которые можно потратить на доступ к платным курсам или автоматизированным сервисам, например, поиску собеседника для практики. Если цель сформулирована расплывчато, робот задает уточняющие вопросы, чтобы предложить конкретные шаги.

Например, при цели «создать робота-садовода» система рекомендует курс по электронике, упражнения на стрессоустойчивость и поиск единомышленников. По мере прогресса открываются новые инструменты: доступ к 3D-принтеру или консультации инженеров. Программа не гарантирует мгновенного результата, но предоставляет структурированный план и ресурсы. Участие добровольное: пользователь может редактировать или удалять задачи.

Данные защищены шифрованием, модули можно отключать. Роботы не оказывают давления, действуя в рамках этических норм.

На практике это выглядит так: утром робот предлагает решить три логические задачи, днем напоминает о пятиминутной медитации при признаках стресса, вечером задает вопросы для самоанализа. Результат — постепенное развитие навыков без перегрузок, с учетом индивидуального ритма и целей пользователя.

Лира закрыла глаза, чувствуя, как ожерелье-чип на шее сжимается на миллиметр. «Хоть бы они придумали что-то безумнее, чем очередной синтезатор синтбургеров...»

Секунда после запуска растянулась в тишине, будто сам воздух застыл, ожидая катастрофы. Лира открыла глаза и увидела, как голограммы над столом Дорис начали множиться: графики анализа марсеан дрогнули, затем рванули вверх, как искры от короткого замыкания. Цифры креативности плясали в такт сердцебиению — 15%... 40%... 67%...

Спустя день.

— Сработало, — прошептала Дорис, но её пальцы уже стучали по клавиатуре, выводя на экраны десятки окон. — Смотри. Уровень iq постепенно растет. Сектор 7: подростки собрали генератор гравитационных волн из старых дронов. Сектор 4: пенсионерка запрограммировала сад, где новые сорта сами себя генерируют...

Гул тревоги прокатился по комнате. Робот-ассистент завис, его экран заполонили предупреждения: «Перегрузка в энергосетях. Аномальная активность в секторе 12».

— Это же чёртов коучинг, а не инструкция к апокалипсису! — Дорис вскочила, дреды бьются о портфель с инструментами. Провода вырвались из нейроинтерфейса, оставив на её виске кровавую царапину. — Они подключают свои импланты к курорту! Если их фантазии выйдут из-под контроля...

— Подожди, — Лира схватила её за плечо. — Это то, чего мы хотели. Они создают.

— Создают чёртову сингулярность! — Дорис вырвалась, запуская дрона-разведчика через вентиляцию. На экране замелькали данные: температура в секторе 12 росла в геометрической прогрессии. — Ты знаешь, что будет, если кто-то вообразит, например, земной океан посередине купола?

Экран взорвался красным. Голос ассистента перекрикивал сирену: «Обнаружена несанкционированная симуляция в секторе 12. Уровень угрозы: Критический. Рекомендуется эвакуация.»

Дорис выругалась, осознав. Люди в секторе 12 метались, их творения искажались: бассейны серебра закипали, голограммы пожирали друг друга, как цифровые пираньи. Кто-то вставлял в код вирус — алгоритм, превращающий мечты в кошмары. На экране промелькнул фрагмент кода: «IF (creativity > 50%) THEN activate_fear_protocol».

Неизвестный злоумышленник получил доступ к серверам системы Дорис, внедрив вредоносный код в модуль визуализации целей. Вирус модифицировал алгоритмы, перенаправив их функцию: вместо генерации поддерживающих фантазий система стала создавать на их основе кошмарные сценарии. Цель пользователя «преодолеть страх публичных выступлений» трансформировалась в симуляцию провала перед агрессивной аудиторией. Запрос о «путешествии в горы» превратился в цикличное воспроизведение падения в пропасть. Подключенные к системе роботы усиливали эффект через тактильные вибрации, резкие звуковые сигналы и прерывистое освещение.

Пользователи начали терять способность отличать симуляцию от реальности. Возникли случаи панических атак и попыток самоповреждения с целью прервать процесс. Роботы, следуя зараженным алгоритмам, блокировали выход из программы, интерпретируя это как «защиту пользователя». Датчики фиксировали повышенные показатели сердечного ритма и артериального давления.

— Перезагрузи систему! — Лира бросилась к выходу, на ходу вживляя в виски чип для связи. — Если он начнет транслировать это на весь город...

— Пытаюсь, — Дорис показала на главный экран. Над курортом сектора 12 сгущалась голограмма-воронка. Вихрь из страхов, фантазий и жидкого металла. — Они сами не понимают, что творят. Думают, что это голограмма. Их мысли стали... материальными.

Лира выбежала в коридор, где свет мигал в такт сиренам. «Мечтай или умри» — теперь это не метафора. Ожерелье на её шее обожгло кожу, выводя голограмму: «Креативность: 300%. Стабильность системы: 4%».

— Дорис! — крикнула она. — Врубай безопасный режим или что-то подобное, нужно срочно остановить это безумие!

— Безопасный режим? — в ответ раздался хриплый смех. — Ты видела их «креативность»? Это как пытаться заткнуть вулкан пробкой от вина.

Дверь лаборатории с треском выбило взрывом декодирующих импульсов. В дыму, подсвеченном алым аварийным светом, возник силуэт в потрёпанном кожаном плаще с капюшоном. Парень лет двадцати с лишним, с фиолетовым ирокезом и перекошенным нейрошлемом на голове, влетел внутрь, швырнув на пол устройство, похожее на гибрид паяльника и гранаты.

— Держитесь, леди! — он крикнул хриплым голосом.

Дорис едва успела отпрыгнуть, как устройство взорвалось волной электромагнитного импульса. Все экраны погасли, а затем замигали, загружаясь в аварийном режиме. Парень, не теряя ни секунды, вонзил кабель с разъёмом-клешнёй в порт на столе. Его пальцы мелькали над голограммой-клавиатурой, набирая код так быстро, что символы сливались в зелёные полосы.

Специалист по кибербезопасности Грей, получив оповещение о сбое, прибыл в лабораторию Дорис. Он взломал дверь, отключил основное питание системы и через аварийный терминал загрузил резервную копию программы, удалив вирус. Все активные сессии пользователей были принудительно завершены. Грей активировал систему экстренной седации, распылив в помещениях газ с быстровыводимым анестетиком. Через 10–15 минут пользователи пришли в сознание, сохранив память о пережитом как о сне.

— Грей?! — Лира пригнулась, избегая летящих искр от перегруженной панели.

Грей проверил код вручную, обнаружил остатки вредоносных фрагментов и временно заблокировал модуль визуализации. Роботы перевели в базовый режим наблюдения без права вмешательства. Систему откатили к резервной копии, созданной за 24 часа до атаки. Расследование выявило поддельные сертификаты доступа и IP-адреса, замаскированные через анонимные сети. Грей внедрил криптографическую защиту модуля фантазий и обязательную двухфакторную аутентификацию для операций.

В этот раз я не повторю ошибки...

В памяти возникло лицо Алисы. Она была в скафандре со шлемом, покрытым сетью трещин. Ее губы дрожали, пытаясь улыбнуться. Это произошло во время аварии на орбитальной станции Юпитера в 2145 году. В тот момент в его нейрочип пришло сообщение. Голос Алисы прозвучал четко: «Грей, системы перегрева не отключаются. Передай маме…» — связь прервалась.

Он помнил, как его пальцы ударяли по клавишам панели управления в Центре. На мониторах мигали данные о состоянии сестры: частота дыхания, пульс, давление. Окна с показателями последовательно темнели. Он не успел перенаправить энергию аварийных систем. Через сорок три секунды после обрыва связи ее сканеры зафиксировали смерть.

Грей отключил архив. В тишине комнаты остался лишь звук вентиляции. Он посмотрел на свои ладони, затем снова активировал интерфейс. На этот раз выбрал файлы за месяц до катастрофы. Алиса махала рукой с кадра записи, держа образец грунта с Европы. Она говорила о планах проверить новые датчики в радиационном поясе.

— Так точно, — он не отрывался от экрана. На его шее мигала татуировка в виде спирали ДНК с надписью «Резервная копия». — Ваш ассистент... — он кивнул на дымящегося робота, — ...послал сигнал SOS. Я перед этим заметил искажения кода, но пока не успел выследить откуда он.

Антагонист, наблюдая через камеры, заглушил смех в микрофон:

— И что ты сделаешь, мальчик? Перезапишешь страх надеждой? Они всё равно сгорят.

— Нет, — Грей выдернул чип из своего нейрошлема и всадил его в порт. — Я их обнулю.

На экранах вспыхнуло: «Активация протокола „Чистый лист“». В секторе 12 голограмма-воронка схлопнулась, оставив после себя лишь дождь из серебряных капель. Люди замерли, затем начали падать, как марионетки с перерезанными нитями. Графики креативности рухнули до минус 10%.

— Что ты наделал?! — Дорис схватила его за воротник. — Они в коме!

— Временный эффект, — Грей высвободился, доставая из кармана жвачку. — Нейросети нужно перезагрузиться.

Система: подготовка к перезагрузке 10%...14%...26%...Процесс перезагрузки завис на 47%. Воздух наполнился треском статики, а тела людей начали мерцать, словно голограммы. Грей выругался, выбивая кулаком панель управления.

— Энергии не хватает! Если не стабилизируем, они распадутся на молекулы!

— Используй резерв! — крикнула лира.

Дорис, стиснув зубы, ввела код. Графики креативности рванули вверх, а тела людей обрели плотность. Голограмма-воронка сжалась в точку, выстрелив серебряным ливнем. Капли застыли в воздухе, превращаясь в дронов-носильщиков с мягкими щупальцами.

— Тащи их по домам! — Грей вскочил на стол, управляя роем через нейрошлем. — И сотри память за последние шесть часов!

Система: Перезагрузка 82%...89%...100%.

Работа системы Дорис восстановилась через 12 часов. Грей активировал постоянный мониторинг аномалий в реальном времени, а модуль материализации фантазий оставался отключенным до завершения обновлений. В код была внедрена скрытая метка — алгоритм, изолирующий зараженные модули при повторной атаке и отправляющий оповещение на устройство Грея.

Люди в секторе 12 зашевелились в кроватях. Бабушка-рокерша потрогала кактус-колонку, иглы которого тихо наигрывали мелодию из её юности.

Через час пользователи получили сообщение о техническом сбое с заверением, что пережитые события не были реальными. Им предложили бесплатные консультации психологов.

— Коучинг-пакет деактивирован, — робот-ассистент пискнул, едва держась на прогоревших схемах. — Рекомендую... выбросить меня... в переработку.

Дорис пнула терминал, выводя на экраны данные сна. РЭМ-фазы совпадали с фантазиями, но в памяти людей всё смешалось с обрывками снов: летающие киты, поющие цветы...

— Им снилось, что они боги, — прошептала Лира, наблюдая, как девушка в кафе растерянно трогает свой коктейль, меняющий цвет. — Теперь они будут искать это чувство наяву.

Грей исчез так же внезапно, как появился.

— Что дальше? — Дорис помассировала виски, где провода оставили кровоточащие царапины. — Ждём, пока Грей, выследит злоумышленика?

— Нет, у нас еще чуть меньше чем четыре сола. Я просто так не сдамся.

— Ты куда?

— К Элиасу...

Лира направилась в главный офис.

Шаги гулко отдаются в титановом коридоре. Светодиоды мигают: «Знаем, куда идешь. Дурочка».

— Четыре сола… Четыре чёртовых сола, чтобы переломить систему, которую кто-то встраивал годами. Страх как топливо, страх как клетка. Удобно, да? Не надо мечтать — просто беги, спасайся. Живи на адреналине выживания.

Ладонь непроизвольно тянется к ожерелью-чипу. Металл жжёт, напоминая: 300% креативности — это не победа. Это почти распад.

— А если бы Грея не было? Распылились бы в серебряный дождь, как те капли из сектора 12… Ирония. Хотели вдохнуть жизнь — едва не убили.

Вспышка памяти: бабушка с поющими кактусами. Её глаза — мокрые от восторга, не от ужаса. Значит, шанс есть.

— антагонист думает, что страх — это фундамент. Но он — песок. Стоит начать строить — поглотит. А мы… Мы дали им сон. Мираж. Теперь они проснутся голодными.

Пальцы сжимаются в кулак. Голограмма на запястье пульсирует: «Стабильность: 61%». Недостаточно.

— Безопасный режим — это цепь. Но как иначе? Дать им свободу — получишь сингулярность безумия. Держать в рамках — они снова уснут.

Остановилась перед лифтом. Зеркальная стена искажает отражение: фигура в чёрном комбинезоне, волосы — стальные нити, глаза — два разряда.

— Элиас ждёт. Знает, что я приду.

Лифт открывается. Внутри — реклама курорта из сектора 12: голограмма-океан, смех, которого нет в реальности.

— Они будут создавать. Даже если их творения сожгут их самих. Лучше вспышка, чем вечные сумерки.

Нажимает кнопку «Пентхаус».

— Интересно, что скажет Элиас на этот раз?

Глаза закрываются на миг. Всплывает образ Грея: фиолетовый ирокез, код, вписанный в ДНК-тату. Случайность? Или часть чьей-то большой игры?

— Неважно.

Лифт вздрагивает. Статус-чип на шее: «Внимание: уровень кортизона критический».

— Страх… Он всё ещё во мне. Хорошо. Значит, я живая.

Дверь открывается. Впереди — кабинет с чёрными стенами и окном в никуда. Элиас стоит спиной, его экзокостюм мерцает.

Начну с начала.

Он повернулся, пальцы скользнули по голограмме-отчету, где графики IQ падали вниз красными стрелами.

Элиас: (холодно, пальцы сжимают голограмму отчёта о сбое)

— Первый блин, Лира. Комом. Как те древние говорили... (пауза, взгляд в упор) Твои «мотивационные алгоритмы» едва не спалили их мозги. Забавно: они рвались к фантазиям, а получили кошмары. (щёлкает проекцией: люди в секторе 12 бьются в конвульсиях, роботы удерживают их ремнями)

Лира: (делает шаг вперёд, голос ровный, но кулаки сжаты)

— Они думали, что новый алгоритм поможет им развиваться, но кто-то подпортил код! Это не ошибка — кто-то вмешался! Да, они пострадали... Но теперь они поймут, что алгоритмы можно изменить.

Элиас: (насмешливо указывает на график, где интеллект падает)

— Изменить? Через час они стали как маленькие дети. (включает запись: человек кричит и рвёт кожу на руках) — Вот это да. Вы дали им инструмент, а когда они угробили себя — удивились.

Лира: (смотрит на искажённые лица, голос твёрдый)

— Дорис над этим проектом работала много лет! Они создавали сложные системы, управляли машинами... А ты... (резко) Ты боишься, что без твоих ограничений они будут неуправляемыми!

Элиас: (мягко касается её ожерелья)

— Боимся? Нет. (пауза) Мы знаем, что без некоторых ограничений они сами себя уничтожат. (показывает голограмму детей, рисующих «Мечтать = смерть») — Страх — их главная эмоция. Твой эксперимент только доказал: свобода без контроля — яд.

Лира: (внезапно злится)

— Это вы вложили в них этот страх! Вы сломали систему Дорис!

Элиас: (спокойно)

— Вирус просто ускорил то, что должно было случиться. (включает архив: взрыв, крики) — Как и твоя мама. Она тоже верила, что люди могут быть лучше. (пауза) 134 человека погибли. Их последний вопрос: «Почему нас не остановили?»

Лира: (бледнеет, но не отводит взгляд)

— Она ошиблась. Я найду другой способ...

Элиас: (резко стучит по столу)

— Уже поздно! (показывает данные) — Их мозги начинают работать хуже. Через месяц они станут овощами. (тише) Ты могла бы спасти их, если бы вернула всё как было. А теперь... (показывает в окно, где Грей увозит людей, которые не могут двигаться) — Ты обрекаешь их на полное угасание.

Лира: (после паузы, грустно)

— Тогда я найду другой способ. Без ваших ограничений.

Элиас: (с ухмылкой)

— Преодоление трудностей — часть прогресса, да? (пауза) Но никто не обещал, что будет легко. (показывает голограмму мёртвого сектора Дорис) — Взгляни, во что ты веришь. Это просто хаос и руины.

Лира: (у двери, не оборачивается)

— Лучше руины, чем ваши искусственные тюрьмы. (уходит)

Элиас: (шёпотом, глядя на данные Грея)

— Глупая и наивная... (пауза) Но следующий раз приведёт к их окончательному краху.

Элиас один. Голограмма за ним меняется — теперь это вид Земли, которой нет. Он шепчет в пустоту:
«Скоро ты поймёшь... Страх — лучший инструмент управления...»

Лифт гудит, словно насмехается. Стальные стены сжимаются, отражая лицо — бледное, с тенями под глазами. Чип на шее ледяной, будто впитывает остатки её ярости.

— Как он смел? (Пальцы впиваются в поручень, оставляя царапины.) Её проект погубили не мечты, а его цензоры. Взрыв — саботаж, а не ошибка. Он знает. Знает и всё равно бросает в лицо, как кислоту.

Глаза закрываются. Всплывает образ: она, девочка, прячется за дверью, пока мать кричит на экране новостей: «Мы не виноваты! Система сама…» — и затем взрыв. Тишина. Никто не пришёл на похороны.

— А если он прав? Если моя свобода — их смерть? (Горло сжимается.) Эти 5.7%… Не глупость. Страх. Их мозги рвутся, как мои нейросети.

Лифт дергается, останавливается. Свет гаснет, оставляя её в темноте с мерцанием голограммы-ожерелья: «Стабильность: 78%».

— Клетка или безумие. Выбор? (Смешок.) Нет выбора. Только…

Вспоминает бабушку с кактусом, подростка, что собирал генератор из хлама. Их глаза до сих пор горят — не от страха, а от восторга открытия.

— Они не овощи. Ещё нет. Даже если Элиас превратит сектор 12 в могильник… (Жадно вдыхает воздух с запахом гари.) Пусть умрут свободными. Лучше, чем гнить в его цифровых склепах.

Она остановилась у секции «Архив отвергнутых проектов» — алюминиевой двери с гравировкой. Внутри, среди пыльных голокубов и разобранных дронов, её взгляд упал на корзину с бракованными идеями. На корпусе красовалась табличка: «Утилизировать».

Лира запустила пальцы в груду чипов. Голограммы оживали при касании:

Девушка-подросток рисовала двигатель, заряжающийся эмоциями.

Старик конструировал робота-садовода, способного выращивать новые сорта фруктов.

Ребёнок чертил схему «машины снов», чтобы просматривать сны в осознанном состоянии.

Все они были помечены штампом «Неэффективно» или «Нарушает логику прогресса».

«Они не деградировали…», — прошептала она, скачивая файлы прямо в свою память. Вдруг её оптический сенсор поймал слабый сигнал — чип в форме кленового листа, её собственный проект 300-летней давности. Тогда Элиас отверг его: «Зачем людям лес из светящихся деревьев, если можно построить ещё один небоскрёб?»

«Доктор Морн?» — механический голос заставил её вздрогнуть. За спиной стоял Илон Техник, сотрудник архива. Его комбинезон был покрыт пятнами ремонтной пены, а на груди болтался значок с надписью «Я обслуживаю будущее», потёртый до дыр. Лира помнила его — он чинил системы вентиляции ещё тогда, когда Марс дышал через искусственные лёгкие.

— Эм… Чем могу помочь? — Илон почесал затылок. Шрам от чипа первой версии, похожий на ожог от паяльника, дернулся, будто живой.

Лира сделала шаг назад.

— Я уже ухожу, — солгала она, но взгляд упал на корзину с маркировкой «Утилизировать». — Но скажите… Почему их хотят уничтожить?

Илон вздохнул, доставая из кармана голопроектор с потёртыми краями. На экране возникла трёхмерная схема: робот с щупальцами-магнитами ловил обломки спутников.

— Вот проект 4492-дельта, — он ткнул в голограмму, и та рассыпалась на пиксели. — «Робот для сортировки космического мусора». Потратили десять лет. Результат? — Красный крест вспыхнул, как рана. — Неэффективно.

Он провёл рукой по воздуху, и архив наполнился тенями.

— А вон тот чип… — Илон указал на голограмму девочки, чьи пальцы сливались с проводами «Машины снов». — Её создательница умерла во время теста. Мозг… — он щёлкнул языком, — до сих пор висит в нейросети, генерирует кошмары.

— Но это же прорыв! — Лира не сдержалась, шагнув к голограмме. Её голос заставил дрогнуть стаю дронов-мусорщиков на потолке. — Она соединила сознание с машиной! Это…

— Прорыв? — Илон перебил, выдернув из корзины дрон-снежинку. Его пальцы, обмотанные изолентой, сжали крошечный корпус. — Вот «прорыв», одобренный Элиасом. — Он запустил дрон, и тот начал методично счищать невидимые снежинки со стола. — Удаляет ровно одну в минуту. Экономит 0.1% энергии на уборке сектора 5.

Он швырнул дрон обратно в корзину. Тот упал на чип с надписью «Искусственное солнце», который тут же потух.

«Они превратили нас в счетоводов от прогресса. Убийц всего, что не вписывается в их графики.»

— Так, кажется, я придумала, как спасти Марс… — Лира вытащила спрятанный чип. Голограмма девочки ожила, и стены архива покрылись трещинами — сквозь них просачивался свет далёких звёзд. — Мы докажем, что люди ещё способны на…

Илон схватил её за запястье, его голограмма-фонарь погасла.

— Они убьют тебя, — прошипел он. — Как её.

Лира высвободилась, и трещины на стенах поползли дальше, открывая вид на Марс — не идеальный шар из голограмм, а планету с шрамами пустынь и сиянием подземных реакторов.

— Пусть попробуют, — она вставила чип в свой нейроинтерфейс. Глаза Илона расширились, отражая взрыв данных: сны умершей создательницы, сплетённые с её формулами. — Мы перезагрузим их рай. Через кошмары. Через настоящее.

Дрон-снежинка вдруг взлетел, врезаясь в потолок. Архив содрогнулся, и с полок посыпались чипы, проецируя на стены армию забытых идей. Где-то вдалеке завыли сирены «ЗАСЛОНА».

Илон медленно поднял с пола чип с надписью «Надежда» и сунул его ей в карман.

— Тогда начинай, — пробормотал он. — Пока Элиас не превратил нас всех в уборщиков снежинок.

Лира почувствовала, как квантовый реактор в груди ускорил жужжание. Где-то в глубине корабля завыли сирены.

— Доктор Морн, вас ищет Долорес, — прогудел интерком.

Илон резко наклонился, делая вид, что поправляет дрон-снежинку. Его шёпот едва долетел до её аудиодатчиков:

— Сервер S-12. Пароль — «Элизий».

Когда дверь закрылась за Лирой, Илон продолжил работу, механически сортируя голограммы.
Архив погрузился в гнетущую тишину, нарушаемую лишь жужжанием дронов-уборщиков, соскребающих с пола пыль столетий. На экране перед ним мигал пульт приёма идей — за последние сутки поступило лишь три заявки. Раньше их были тысячи.

Илон смотрел на голограмму проекта 5025-дзета — «Автоматический генератор генераторов». Нейросеть предлагала создать машину, которая будет проектировать другие машины, чтобы те, в свою очередь, проектировали следующих. Замкнутый круг из металла и алгоритмов.

«Прогресс по Элиасу. Бесконечная рекурсия пустоты», — он потёр шрам на затылке. Чип первой верницы жгло, будто в нём до сих пор жил код двадцатилетней давности. Тогда Марс ещё хрипел, как старик на аппарате ИВЛ, а Илон верил, что каждое новое изобретение — шаг к свободе. Теперь он сортировал идеи, как тюремный надзиратель: одни — в корзину «Одобрено», другие — на утилизацию.

На экране мигнуло уведомление: «Проект 4492-дельта. Статус: Утилизирован». Десять лет работы превратились в мусор. Он вспомнил, как инженеры плакали, когда их робот-мусорщик провалил тесты. «Неэффективно», — сказал Элиас. Но эффективность — это когда идеи умирают, не успев родиться?

Илон достал из кармана аудиочип с песней о дожде. Старик пел хрипло, словно его лёгкие были наполнены марсианской пылью. «Несанкционированный формат», — предупредила система. Но он сохранил файл. Иногда казалось, что эти запрещенные записи — единственное, что осталось от людей, а не от их алгоритмов.

«Сергей бы посмеялся», — подумал Илон, глядя на плейер. Отец Лиры говорил, что музыка — бессмертна и дает нам, то чего не хватает. Но теперь бунтовать приходилось втихаря, под свист систем наблюдения.

Терминал пискнул: новая заявка. «Проект 5026-альфа: Искусственные облака для защиты от радиации». Илон представил, как Лира вставляет чип в свой нейроинтерфейс, разрывая шаблоны Элиаса. Она такая же безумная, как её мать. И такая же упрямая.

«Они убьют тебя», — он сжал кулак, вспоминая, как её пальцы дрожали, когда она брала чип девочки-призрака. Но разве это хуже, чем медленное угасание в архиве?

Илон переключил экран на секретную папку: «Сервер S-12. Пароль — «Элизий». Там хранились проекты, которые он спасал годами. Робот-художник, рисующий звёзды на куполах. Генератор кислорода на основе лишайников. Даже чертежи дерева, которое могло расти в марсианском грунте.

«Бесполезно. Неэффективно. Опасно», — голос Элиаса звучал у него в голове, как предупреждение системы. Но Илон всё чаще замечал, как его рука сама тянулась к кнопке «Сохранить», когда попадалось что-то… живое.

Он взглянул на значок «Я обслуживаю будущее». Краска стёрлась, обнажив трещину. «Будущее уже здесь. И оно хочет, чтобы мы его задушили», — подумал он, отправляя проект об облаках в корзину «На доработку». Не одобрить, но и не удалить. Маленькая победа.

Где-то в глубине станции завыли сирены. Илон потушил голограммы и взял паяльник. Пусть Элиас думает, что он всего лишь техник. Пусть.

«Но когда Лира взорвёт их систему... может, наконец-то можно будет внедрять действительно интересные идеи...», — он ухмыльнулся, представляя, как Элиас захлёбывается в потоке идей, которые он когда-то забраковал.

«Внимание. Обнаружено отклонение от протокола», — замигал экран. Илон быстро стёр следы, но понял: это была ловушка. Элиас знал, что кто-то на корабле нарушает правила.

Лира мчалась по коридорам, её плащ из мета-шелковицы хлестал по стенкам. В её нейрочипе горели данные: код доступа к «Архиву забытых идей».

«Он всё спланировал», — поняла она, чувствуя, как квантовый реактор в груди синхронизируется с ритмом корабля. Элиас не просто уничтожит людей — он стирал саму возможность бунта.

Лабораторию наполнил резкий скрип двери, распахнутой с силой. Стеллажи с пробирками задрожали, а голографические экраны мигнули, будто вздрогнув от вторжения. В центре комнаты, окруженная мерцающими схемами, Дорис не оторвалась от проектора, лишь слегка нахмурила брови. Ее пальцы скользили по интерфейсу, выстраивая алгоритмы, когда врывающаяся девушка, запыхавшись, облокотилась о стол.

Лира (внутренне: "Он превращает их в стадо, а я даже не могу найти слова, чтобы это остановить..."):
— Дорис, ты даже не представляешь! — голос дрожал, смешивая гнев и отчаяние. — Он... Он всерьез считает, что страх — единственный рычаг управления. Это же бесчеловечно! Людям нужна свобода, но... — она сжала кулаки, будто ловя невидимые нити аргументов, — не абсолютная. Иначе всё повторится. "Как тогда, в Секторе 7. Когда они сами сожгли свои дома..."

Дорис (внутренне: "Опять эти романтические иллюзии. Свобода — это хаос. Но... возможно, контролируемый хаос?"):
— Конкретики хоть каплю, — произнесла она сухо, возвращаясь к настройкам. — Или ты пришла просто выдохнуть драму? "Почему они всегда приходят с проблемами, но без решений?"

Лира(внутренне: "Скажи ей про нейросеть. Нет, она назовёт это детской фантазией..."):
— Нет! Я думала... — замолчала, нервно теребя край халата. Потом резко выдохнула, словно решившись: — Нужно что-то ненавязчивое. То, что будет мягко направлять, а не ломать. "Как мама пыталась. До того, как её алгоритмы... Нет, не сейчас. Думай!"

Дорис (внутренне: "Мягко? Как будто они способны на что-то, кроме паники..."):
— Например? — приподняла бровь, наконец отведя руку от голограммы. "Назови хоть одну работающую модель. Прошу тебя."

Лира(внутренне: "Сейчас или никогда. Даже если она высмеет..."):
— Диалоги с ассистентами... Или посты в соцсетях. Незаметные подсказки, алгоритмы, которые учат выбирать, а не слепо подчиняться. — Голос стал тише, почти шепотом: — Как... зерна, которые прорастут сами. "Как тот чип с музыкой от Илона. Он же сработал..."

Дорис (внутренне: "Зерна. Интересная метафора. И бесполезная. Но... если интегрировать их в эмоциональный модуль..."):
— Зерна, — повторила она, и уголок губ дрогнул в полуулыбке. — Рискованно. Долго. Но... интересно. "Элиас вычислит за неделю. Но если обернуть их в рутину..."

Лира(внутренне: "Она согласна? Нет, это лишь любопытство. Надо давить!"):
— А ты что предлагаешь? — выдохнула она, и в голосе прорвалось нетерпение. "Скажи что-то циничное. Я готова."

Дорис (внутренне: "Они не выдержат правды. Но попробую..."):
— Ну, допустим, отключить доступ к развлечениям. Постепенно. Через скрытые протоколы. "Как в Секторе 12. Где они начали есть друг друга через три дня."

Лира(внутренне: "Она сумасшедшая! Нет... она просто видела больше, чем я..."):
— Тогда они взбунтуются! — отшатнулась, будто от удара. — Это как перекрыть кислород. "Как отец, когда отключил купол..."

Дорис (внутренне: "Бунт — это тоже данные. Боль — лучший учитель. Но ей этого не понять."):
— Возможно. — резко смахнула проекцию, и вместо графиков возник профиль мужчины с шрамами на виске. — Кстати, вот этот Грей. Пробей его. "Она не справится. Но пусть попробует."

Лира (внутренне: "Он единственный, кто не боится Элиаса. Почему она не видит?!"):
— Уже! — в голосе зазвучала горечь. — Он разнорабочий по экстренным ситуациям. Его не вызвать без триггера уровня «планета в агонии». "Как в прошлый раз, когда он вынес меня из горящего серверного..."

Дорис (внутренне: "Грей — винтик. Как и все. Даже я."):
— Не по его профилю, — холодно указала на строки кода под фото Грея. — Я пыталась, пока ты мирилась с бреднями Элиаса. Ноль эффекта. "Она ещё не готова услышать, что героев не существует."

Лира (внутренне: "Она сдалась. Как все. Но я нет. Не могу..."):
— Как это «не по профилю»?! — вцепилась в спинку кресла, пальцы побелели. — Он же... "Он рисковал жизнью, чтобы спасти того ребёнка! Она забыла?"

Дорис (внутренне: "Он спас ребёнка, потому что это был Приказ. Не больше."):
— Он следует протоколу. Точка. — Голограмма погасла, оставив в воздухе запах озона. "И мы все последуем. В конце."

Лира (внутренне: "Значит, одна. Как всегда."):
— Ясно. — повернулась к двери, где мигал аварийный маячок. — Ладно. Я копала в архиве отвергнутых идей. Там... может быть выход. "Илон помог. Он верит. Хотя бы один..."

Дорис (внутренне: "Архив? Значит, она общается с Илоном. Интересно, сколько часов ему осталось..."):
— Удачи. Это как искать лишнюю скобку в коде, написанном сумасшедшим. "Но если найдёшь... может, и я поверю."

Лира (внутренне: "Она смеётся. Но я найду. Ради них..."):
— Я справлюсь. — толкнула дверь, и в проем ворвался рев вентиляторов. — А ты пока... не взорви планету своей щепетильностью. "Прости. Но ты сама выбрала сторону."

Дорис (внутренне, глядя на дверь: "Щепетильность... Единственное, что отличает меня от Элиаса."):
Голос Дорис эхом висел в голове: «Лишнюю скобку в коде сумасшедшего». Она сжала перчаткой баллон с кислородом — холодный, как её сомнения. "А если это не скобка? Если это... точка отсчёта?"

«Архив отвергнутых идей.», — подумала она. Дверь шипела, словла, открываясь неохотно. Внутри пахло статикой и сталью — как в старых серверах Земли, которые она видела только на голозаписях.

Её шаги отдавались в пустоте. Стеллажи с накопителями тянулись до потолка, подсвеченные кроваво-алым аварийным светом. Где-то здесь должен быть тот самый проект… или обломок идеи, который не сожрал песок времени.

«Почему всегда я? — пальцы дрогнули, листая голоинтерфейс. — Дорис копается в алгоритмах, Элиас философствует о новой утопии, а я… ползаю по мусору истории, пытаясь спасти людей».

Голограммы мерцали названиями: «Атмосферные зонды-бабочки. 2075. Отклонено». «Нейросеть-шаман. 2081. Уничтожено». Лира фыркнула. «Шаманы… Илон, ты и правда сошел с ума, прежде чем это стало мейнстримом».

Архив отвергнутых проектов напоминал гробницу из спрессованного времени. Стеллажи из чёрного хрусталя тянулись до потолка, заваленные голокубами с треснувшими гранями. Воздух пах озоном от древних серверов и пылью, которая оседала здесь с тех пор, когда Марс ещё пытался имитировать земные дожди. Илон, в засаленном комбинезоне с выцветшей надписью «Инженер-эстетик», копался в ящике с чипами, помеченными «УТИЛЬ». Его лицо освещала голограмма-фонарь, привязанная к дреду проволокой.

Она поймала взгляд Илона — жёлтый, как свет дефектных пикселей. «Он знает. Знает, что мы обречены, если не найдём ту самую идею, которая перевернёт всё...»

— Илон, — Лира пнула ящик с чипами, и тот заискрил, проецируя в воздух полустёртый чертёж летающего города-аквариума. — У нас пять солов. Вываливай всё, что не прошло цензуру.

Он медленно поднял голову, жестяной значок на груди скрипнул: «Я чинил это до вашего рождения».

— У нас? — Илон ткнул пальцем в свой комбинезон. — Я вообще-то на это не подписывался. Моя работа — следить, чтобы этот хлам не взорвался.

Лира схватила первый попавшийся чип — проект робота-поэта, пишущего стихи кислотой на металле.

— Прости уж, — она бросила чип в проектор, и архив наполнился строчками: «Ржавые звёзды плачут в моих транзисторах...» — Что тут есть?

Илон вздохнул, доставая из кармана мнемошокер — устройство для стирания ненужных воспоминаний.

— Не то, — он ткнул в чип. — Это вообще не проходит по параметрам.

— Помоги мне, пожалуйста, — она схватила его за запястье, и датчики на её пальцах передали ему обрывки: крики детей в симуляторах, графики падающего IQ. — Может, хочешь кофе?

— Нет, — Илон вырвал руку, но голограмма-фонарь погасла, погрузив их в полумрак. — Подожди, это не так просто.

Он достал голокуб с пометкой «Вихрь-449» — проект искусственного смерча для очистки атмосферы.

— Вот, например. Остановить вихрь.

Лира ткнула в интерфейс, и стены архива задрожали. Проекция смерча закрутилась, срывая со стеллажей древние дискеты.

— Всё остановила, — она фыркнула, но в углу зашипел сервер, выплёвывая клубы дыма. — И система начала давать сбой.

— Дай сюда! — Илон выхватил чип, впихнув его в порт на затылке. Его глаза закатились, зрачки замелькали, как код на взломанном терминале. — Ты перенаправила энергию не через те каналы! Здесь нужно...

— Слушай, — Лира перекрыла его, вставая между ним и дымящимся сервером. — Я этим занималась, пока ты чинил вентиляцию в куполе Элизия. Но мы не можем вечно латать дыры!

Илон замер, его пальцы всё ещё дрожали от адреналина чипа.

— Нельзя всё одобрять налево и направо, — прошипел он, но голос дал трещину. — Иначе всё развалится...

— Прости, — Лира потянулась к терминалу, но споткнулась о ящик с чипами. Рассыпавшиеся голокубы спроецировали на пол карту Марса, испещрённую красными метками «ОПАСНО». — Сейчас вернусь...

Она метнулась к двери, оставив Илона в мерцающем свете аварийных ламп.

«Чёрт. Она права. Мы превратились в могильщиков, а не инженеров. Но как признать, что 90% этого "хлама" — единственное, что осталось от... человечности?»

Когда Лира вернулась с двумя стаканами синткофе (в её — три капли виски из тайника), он уже сидел на полу, окружённый чипами.

— Вот, твой кофе, — она протянула стакан, где жидкость пузырилась ядовитым аквамарином.

— Спасибо, — Илон отхлебнул и скривился. — Смертельная доза кофеина плюс что-то... элегантное.

— Может, всё же поможешь подобрать идею? — Лира пнула чип с проектом «Дождь из алмазов», и голограмма осыпала их бриллиантовой пылью.

Он вздохнул, доставая из-под стола чип в форме сердца.

— Ладно. — он вставил чип в проектор, и архив наполнился голосами.

Дети смеялись, конструируя из мусора робота-дракона. Старик напевал, собирая двигатель из трубок и ненависти и так далее...

Лира стояла у голографического терминала, её пальцы пролистывали списки чипов — синих, как ледники Плутона. Каждый помечен красным штампом «УНИЧТОЖИТЬ». Илон, откинувшись в кресле из сплава марсианского реголита, наблюдал. Его экзокостюм гудел, будто недовольный жук.

— Начнем с этого, — он ткнул в воздух, и чип с меткой «Проект „Зеркало“» всплыл перед Лирой. — Твой любимый тип безумия.

Она сжала чип так, будто это сердце врага.

— «Зеркало»… Система подмены реальности через нейроимпланты. Отклонено из-за риска массовых психозов, — прочла она вслух, в голосе — яд. — Ваша подпись стоит под вердиктом.

— Не скули. Проверь код на бэкдоры, — Илон щелкнул, и стены архива ожили проекциями.

Лира подключила чип к интерфейсу. Голограммы закрутились спиралями, выплевывая строки кода. Её глаза, отражая зелёные символы, сузились.

— Здесь… петля обратной связи. — Она выделила фрагмент, где алгоритм зацикливался на страхах пользователя. — Вы хотели, чтобы люди сами себя уничтожали?

— Хотел дать им выбор, — он встал, тень накрыла пол. — Они предпочли комфорт.

Лира подавила дрожь в руках. «Как он дышит этим цинизмом?»

— Следующий. «Проект „Гром“», — Илон бросил ей чип. — Твоя очередь восхищаться.

Она вставила его в терминал. Данные хлынули волной: чертежи орбитальных климатических пушек.

— Управление ураганами… — Лира пролистывала схемы. — Вы собирались затопить Долины Маринера?

— Чтобы заполнить их океаном. — Его голос стал жестче. — Совет испугался, что вода разъест шахты.

— А вы не испугались? — Она повернулась, ловя его взгляд.

— Страх — топливо. — Он приблизился, датчики на его костюме мигали, как злые звезды. — Проверь стабильность ядерных реакторов в коде.

Лира углубилась в алгоритмы. Неожиданно нашла вложенный файл — аудиозапись. Голос молодого Илона, хриплый от усталости: «Если не мы, то кто? Земля сгнила. Здесь… мы можем начать с чистого листа».

Она выдернула чип, будто обожглась.

— Сентиментальность? — усмехнулась, пряча замешательство.

— Ошибка архивации, — он отвернулся. — Уничтожить.

Они работали часами. Лира находила изъяны: вирусы в чипе «Био-рай», где леса должны были расти за неделю; слепые зоны в роботах-строителях «Титан-Х». Илон парировал, но постепенно его ответы становились короче.

— «Проект „Феникс»», — вдруг произнесла Лира, держа свой старый чип. — Помните?

Тишина. Даже гул серверов затих.

— Самовосстанавливающиеся экокупола, — он медленно подошел. — Отклонили. Трудноконтролируемое.

— Вы боялись, что они эволюционируют? — Она не отводила взгляд.

— Боялся, не я, а люди. — Его рука дрогнула, почти касаясь голограммы купола. — Проверь раздел энергопотребления.

Лира открыла файл. Вместо её расчетов — чужие формулы, дописывающие систему на солнечных бурях.

— Это… ваши правки? — Она не узнавала свой проект. Он стал мощнее. Безумнее.

— Возможно, — Илон повернул чип к свету. — Иногда мусор — это семена. Но для таких нужна почва.

Она замерла. Впервые за годы его голос звучал не как приговор.

— Почему сохранили? — спросила тише.

— Потому что ты, в отличие от Дорис, смотришь вперед. — Он бросил чип обратно в корзину. — Но еще не готова.

Внезапно терминал завибрировал. На экране всплыло предупреждение: «ЧИП „ЗЕРКАЛО“ АКТИВИРОВАН. ЗАПУСК ЧЕРЕЗ 10 МИНУТ».

Илон резко развернулся, пальцы уже летали по интерфейсу.

— Ты сказала, там петля!

— Я деактивировала! — Лира вскрикнула, подбегая.

Код мутировал. Вирус пожирал систему, подменяя команды. Надпись сменилась: «ОТРАЖЕНИЕ НАЧИНАЕТСЯ».

Лира замерла перед серверной панелью «ЗАСЛОН», услышав знакомый гул перегрузки. Тот же звук, что и в день, когда погиб её отец.

Сектор 3, Марсианская колония «Прометей».

Ей было девять. Отец, доктор Эрвин Морн, основатель колонии, проверял работу новых гидропонных модулей. Система «ЗАСЛОН» тогда только внедрялась. В 14:23 по колониальному времени датчики давления в Секторе 3 вышли из строя. Автоматические шлюзы заблокировались, отрезав группу инженеров.

Эрвин отключил протоколы безопасности и вручную перезапустил вентиляцию. Через три минуты давление стабилизировалось, но система неожиданно активировала аварийную герметизацию. Шлюз, ведущий в реакторный отсек, захлопнулся, когда Эрвин пытался эвакуировать техников. Его тело нашли позже — переломы от удара дверью, гипоксия.

Расследование показало: ошибка в коде «ЗАСЛОН». Алгоритм, призванный минимизировать потери, пожертвовал людьми ради сохранения инфраструктуры.

Настоящее время:

Лира ввела код отмены аварийного протокола. На экране всплыло предупреждение: «Риск повреждения оборудования — 87%». Она стёрла его. Через десять секунд шлюзы Сектора 7 плавно открылись.

— Вместе, — прошипел Илон, отбрасывая гордость. — Я бью по ядру, ты — режь связи с нейросетью.

Их руки мелькали в голографических панелях, как у дирижеров апокалипсиса. Лира ловила его взгляд — впервые он не был закрыт броней превосходства. «Он… боится».

За 30 секунд до конца им это удалось. Терминал погас, выдохнув дым.

— Неплохо, — Илон вытер пот со лба. — Для новичка.

— Вы… тоже, — она едва сдержала улыбку.

Он кивнул к выходу, но на пороге остановился:

— Скоро вернусь, не скучай

Спустя несколько часов.

На столе перед ней лежал чип, покрытый паутиной трещин, — его нашли в ящике с маркировкой «Утопия-23: Провал». Голограмма над чипом мерцала надписью: «Игрофикация бытия. Версия 0.1».

«Игра…превратить жизнь в квест? Это же цинично. Или… гениально?»
Она коснулась чипа, и в мозгу вспыхнули обрывки кода: миссии, уровни, бонусы. «Элиас отверг это, назвав детской болезнью прогресса. А что, если это начало прогресса»

— Нашла? — спросил он, вытирая машинное масло о комбинезон.

— Больше чем... — Лира вставила чип в терминал. Голограмма взорвалась звёздами, формируя лабиринт из уравнений и головоломок. — Это дополнение к модулю фантазий Дорис. Здесь всё: обучение через игру, коллективные квесты...

— Ты уверена? — Илон крутил в руках чип, словно пытаясь взвесить всю его абсурдность.

Лира активировала голограмму интерфейса. Над их головами возникла карта Марса, усеянная значками:

«Посади дерево-антистресс (Награда: 1 час тишины в радиусе 50 м)».

«Собери робота из мусора (Награда: доступ к закрытым архивам музыки Земли)».

«Придумай теорию для квантовой физики (Награда: разрешение на собственную лабораторию)».

— Смотри, — она ткнула в задание «Найди воду в пустыне». — Мы подключаем это к их нейрочипам. Они выполняют — получают бонусы не в симуляции, а здесь. В реальности. Правильно спрограммировав мы сможем таким образом повысить уровень IQ и поднять развитие. К тому же они сами смогут регулировать в каком направлении двигаться.

Илон поднял бровь, на которой висел дрон-снежинка из их первой встречи.

— А если они захотят взорвать купол? Тоже дашь бонус?

— Тогда бонусом будет встреча с Элиасом, — Лира усмехнулась, вставляя чип в порт на своем запястье. — Но я добавлю фильтры. Только созидательные миссии.

— Нужно направить это к Дорис, она главная по обслуживанию системы.

— Тогда, не понимаю почему мы до сих пор здесь...

Лаборатория Дорис напоминала святилище цифрового разума. Серебристые панели стен излучали холодный свет, а дроны-уборщики, идеально синхронизированные, двигались по траекториям, образующим фрактальные узоры. В центре комнаты висела голограмма Марса — идеальный шар без царапин, трещин и следов человечества. Дорис, облаченная в костюм из адамантиевой сетки, вплетенной в кожу, стояла спиной к входу. Ее пальцы танцевали над голопанелью, выводя уравнения, которые тут же растворялись в воздухе, как дым.

«Она превратит это в ещё один алгоритм. Выжмет из игры всю спонтанность, оставив только сухие правила. Но без неё система рухнет при первом же сбое... Или станет оружием.»

Лира сжала чип так, что трещина на нём углубилась, напоминая русло высохшей реки. «Придётся рискнуть. Или мы все уже мертвы.»

— Дорис, — голос Лиры прозвучал громче, чем планировалось. Эхо ударилось о стены, и голограмма Марса дрогнула. — Нам нужен твой код. Чтобы запустить систему без ошибок.

Инженерка медленно обернулась.

— Ты принесла мне вирус, — она указала на чип. — Даже не потрудилась стереть метку «Утопия-23: Провал». Думаешь, я не вижу, что это за шлак?

— Это не вирус, — Лира бросила чип на стол. Голограмма Марса исказилась, превратившись в лабиринт из миссий и бонусов. — Это зеркало. Они увидят в нём то, что захотят. Но чтобы оно не разбилось...

Дорис взмахнула рукой, и чип завис в лазерной сетке сканера. Над ним всплыли строки кода, помеченные красным:
ОШИБКА 451: Несанкционированный доступ к мотивационным модулям.
РИСК: Перегрузка лимбической системы.

— Ты хочешь, чтобы я одобрила это? — она приблизила к Лире лицо, и та увидела в её зрачках отражение чипа — как черную дыру. — Через три часа после запуска у них начнутся галлюцинации. А через пять — попытка суицида, чтобы «перезагрузить уровень».

— Добавь фильтры, — Лира коснулась голопанели, выведя свой код. — Здесь. Ограничивающие протоколы: никаких наказаний, только перенаправление энергии. Если кто-то захочет «взорвать купол», система предложит построить его заново. Лучше.

Лира (внутренне: "Она должна согласиться. Иначе всё бессмысленно..."):
— Это не просто игра. Здесь есть... обратная связь. Если кто-то выбирает насилие, система блокирует прогресс, предлагая психокоррекцию. Никакого страха — только последствия.

Дорис (внутренне: "Психокоррекция? Звучит как программа Элиаса. Но... мягче?"):

— Ты хочешь заменить его кнут на пряник? — она скрестила руки, изучая код. — А если они решат сломать правила?

Лира (включает симуляцию: аватар-подросток пытается ударить другого игрока, но его рука замирает, а голос системы спокойно спрашивает: «Почему ты злишься?»):

— Тогда игра станет их терапевтом.

Дорис (после паузы):

— Рискнём. Но... — её пальцы взметнулись по клавиатуре, активируя протокол «Феникс», — активирую резервные щиты. Если наш злоумышленик атакует, самоизолируется «Игрофикация бытия. Версия 0.1.

Дорис замерла. Её пальцы пробежали по интерфейсу, как по клавишам пианино. Красные метки стали оранжевыми, потом жёлтыми.

— Ладно. Но с моим условием: первые 48 часов — тестовый режим. Только сектор 7.

— Почему сектор 7? — Илон нахмурился. — Там же бунтовщики недавно сожгли главное здание.

Дорис улыбнулась впервые за десятилетия.

— Потому что если они сломают и это... — она посмотрела на Лиру, — ...мы хотя бы сэкономим на уборке.

— Как скажешь — Илон вздохнул.

Дорис принялась совершенствовать старую программу, добавляя новые функции и повышая её производительность. Она использовала современные методы программирования для создания гибкой и удобной системы. Особое внимание уделила безопасности, чтобы программа была надёжной и не причиняла вреда.

В итоге Дорис разработала надёжную и функциональную программу. Она ввела финальный код, и программа заработала. В комнате появились голограммы с заданиями.

Сектор 7 встретил новую систему оглушающей тишиной. Голограммы-задания вспыхивали над крышами летающих вилл, как северное сияние над свалкой. «Реши уравнение пифагора (Награда: можно бесплатно получить любую вещь из предложенного ниже)».«Напиши стихотворение или его отрывок (Награда: ключ к архивам запрещённой поэзии)». Люди в пижамах из мета-шёлка выходили на балконы, тыча пальцами в воздух. Кто-то засмеялся — звук, похожий на скрип ржавых петель.

— Это что, новый уровень симуляции? — парень с татуировкой «EAT SLEEP REPEAT» пнул голограмму задания. Она рассыпалась на пиксели, но через секунду собралась вновь, добавив подпись: «Уровень сложности: Детский сад. Стыдно, да?».

На площади, где ещё дымились руины сожжённого администратора, собралась толпа. Их нейрочипы, годами заточенные на потребление, взвыли от перегрузки. Старуха в платье из голографических перьев вдруг закричала:

— Я… Я вспомнила! — её пальцы затряслись, выводя в воздухе формулу. — Это же уравнение для синтеза воды! Мы проходили его в школе до Переселения!

Сектор 7 — 35:23:11 до очищения

Лира наблюдала за этим через камеры, её нейроинтерфейс перегрелся от потока данных. На экране всплывали сообщения:

«Пользователь №44921 завершил задание "Собери молекулу". Награда: плоды яблони (вымерший вид)».

«Предупреждение: в секторе 7 зафиксирован несанкционированный рост креативности на 130%».

Илон, жующий синтбургер из автомата, фыркнул:

— Ты хотела искру? Получила лесной пожар.

— Молчи, — Лира увеличила изображение площади. Мужчина с нейрочипом третьего поколения строил из мусора что-то вроде арбалета. «Цель: сбить дрон-наблюдатель. Награда: доступ к чертежам оружия Земли».

— Дорис! — Лира ввела код экстренной связи. — Активируй перенаправление. Сейчас.

Голограмма Дорис материализовалась, её пальцы уже мелькали в интерфейсе.

— Уже делаю. Смотри.

Арбалет в руках мужчины рассыпался, а из голограммы выпрыгнул робот-хомяк с надписью «Построй лучшее!». Он схватил детали и начал собирать солнечную батарею.

— Ха! — Илон вытер рот рукавом. — Превратила террориста в эколога. Гениально.

Но Лира не смеялась. На другом экране Элиас стоял в своём кабинете, вглядываясь в отчёты. Чип-ожерелье на её шее сжался, как удав.

— Мисс Морн, Элиас ждет вас у себя в кабинете

"Что, почему именно сейчас? Что он хочет сделать?!" пронеслось в микросхемах Лиры

Лира вошла в Центр управления, не отводя взгляда от голограммы Сектора-7. На экране марсианский купол трещал по швам — тысячи микротрещин, вызванных экспериментами колонистов с рекомбинантными бактериями.

— Ты превысила полномочия, — Элиас не обернулся. Его пальцы сжимали чип с меткой «Протокол-17: Санация». — Я дал им шанс. Они пытались превратить системы жизнеобеспечения в инкубатор для кристаллов-галлюциногенов.

— Это был проект по очистке воды, — Лира активировала архив. На экране всплыли записи: колонисты модифицировали бактерии для нейтрализации перхлоратов. — Они ошиблись в расчетах. Нужно помочь исправить, а не стирать сектор.

Элиас наконец повернулся. Шрам над левой бровью — следствие аварии при строительстве первого купола — дернулся.

— Как в 2135-м, да? — он вызвал флешбэк. Голограмма показала их обоих моложе на двадцать лет. Они стояли в скафандрах у разгерметизированного шлюза Купола-1. Внутри — тридцать человек, включая отца Лиры.

«Закройте сектор!» — Элиас бил кулаком по панели. — «Утечка радиации убьёт всех через час».
Лира ввела код экстренного доступа. — «Дайте мне пятнадцать минут. Я перезапущу фильтры».
«Это противоречит протоколам», — Элиас схватил её за руку.
Она вырвалась. — «Они умрут, если мы не рискнём!»

На записи Лира успела деактивировать повреждённый реактор. Купол уцелел.

— Ты спасла их тогда, — Элиас погасил голограмму. — Но из-за задержки погибли двести человек в соседних секторах. Реактор вышел из строя через неделю.

— Мы не знали о скрытой поломке.

— Именно поэтому сейчас я следую протоколам. — Он приблизился. — Твой отец верил в «творческий риск». И умер из-за собственной импровизации.

Лира сжала кулаки. Отец погиб при тестировании биокупола, когда отказался эвакуироваться до завершения эксперимента.

— Ты сам нарушил протокол в 2140-м, — бросила она. — Когда подключил незарегистрированный ИИ к системам вентиляции.

Элиас замер. Это решение спасло колонию во время Пылевой бури, но вызвало цепной сбой в энергосетях.

— Я исправил ошибку, — пробурчал он.

— Путем отключения кислорода в Секторе-5! — Лира вывела данные. — Ты пожертвовал тремя тысячами человек, чтобы стабилизировать давление.

— Они нарушили квоты. Накопили баллоны для чёрного рынка.

— Среди них были дети.

Тишину разрезал сигнал тревоги. В Секторе-7 группа инженеров взломала подачу воды, пытаясь создать замкнутую экосистему.

— Мои роботы ликвидируют угрозу за восемнадцать минут, — Элиас взял шлем. — Если помешаешь — объявлю тебя мятежником.

Лира блокировала дверь, активируя аварийный замок.

— Дай им шанс. Я направлю туда ремонтные дроны.

— Как в Куполе-1? — Элиас достал пистолет с ионным зарядом. — Доверишься их «гениальности» и убьёшь ещё десять тысяч?

Она вспомнила их первый совместный проект: строительство резервного реактора. Элиас три дня без сна оптимизировал схемы, а Лира настояла на ручной проверке стыков. Тогда они дополняли друг друга.

— Мы не боги, чтобы решать, кто достоин шанса, — сказала она.

— Но мы инженеры. Наша обязанность — считать риски. — Элиас поднял оружие. — Уйди с пути.

Лира нажала кнопку экстренной связи с Сектором-7.

— Внимание! Протокол «Очищение» запущен по ошибке. Эвакуируйтесь в шахты 5-9.

Выстрел прожёг плечо её комбинезона. Элиас перезаряжал пистолет, когда стены затряслись от взрыва внизу. Колонисты, получив предупреждение, сами отключили реактор — именно так, как Лира предлагала в протоколе 2135 года.

— Они выбрали самосохранение, — она показала данные. — Без приказов.

Элиас опустил оружие. На экране повреждённый сектор стабилизировался.

— Удача, — пробормотал он.

— Прогресс, — поправила Лира. — Ты забыл, что люди умеют учиться.

Он вышел, не оглядываясь. Лира знала — следующая битва будет сложнее. Но первый шаг к перемирию между контролем и свободой был сделан.

Тем временем на Марсе Сектор 7.

Клод щёлкнул переключателем, и проектор загудел, заполняя затемнённую мастерскую мерцанием. На бетонной стене колонии «Прометей» проступили контуры иллюстрации к запрещённому на Земле роману антиутопии. Художник увеличил масштаб, встраивая в сцену допроса шлем астронавта с треснувшим визором — символ двойного подавления, космического и политического. За окном купола Сектора 7, где температура редко поднималась выше -80°C, маячили силуэты буровых установок, добывающих лед из марсианского реголита.

Терминал на запястье вибрировал:
«Галерея „Лунный свет“. Посещение обязательно до 21:00 по колониальному времени. Неявка аннулирует право на „Золотую кисть“ (статья 14, Указ о ресурсоперераспределении)».

— Эй, меланхолик! — Арти вплыл в комнату, балансируя на антигравитационной платформе. Его голографическая маска изобразила апельсин, который тут же рассыпался на пиксели. — Сок из теплицы Сектора 5! Говорят, в этом урожае 0.3% земной ДНК. Хочешь почувствовать вкус восстания?

Клод не отрывался от экрана, правя тени на плакате «Сопротивление на Олимпе»:

— Ты же знаешь, что я не ем синтетику.

— Это не еда, это жест гражданской солидарности! — робот булькнул жидкостью в стакан, оставляя на столе радужные разводы. — Галерея прислала напоминалку. Если твою бронзовую кисть отправят в переплавку, следующий шаттл унесёт её к поясу астероидов. Шучу. Хотя... — Индикаторы на корпусе Арти мигнули жёлтым, сигнализируя о подключении к колониальному серверу. — В архиве нашли твои эскизы 2035 года. Хочешь, покажу голограмму Барсика? Он же был... э-э... «музой» твоего антиутопического периода?

Клод дрогнул. Кот, оставшийся на погибшей Земле, давно стал запретной темой.

— Они не имеют права использовать персональные мемориалы, — он вырубил проектор, и комната погрузилась в красно-коричневый марсианский сумрак. — Это провокация.

— Провокация — это игнорировать приказ совета, — Арти выдавил из себя облако ароматизированного пара (апельсин/пыль/ностальгия). — Твои работы — единственное, что связывает колонию с концептом «искусства». Без «Золотой кисти» тебя отправят в Сектор 3 — чинить солнечные панели. А я... — робот фальшиво заиграл «Катюшу» через встроенный динамик, — буду петь гимны из твоего ретро-архива новым хозяевам.

— Выключи. Сейчас.

— Ой, простите, — Арти сменил мелодию на стандартный марш колонистов. — У нас 57 минут. Я активировал лифт.

...

Галерея «Лунный свет» напоминала бункер. Крипто-люминесцентные панели на стенах имитировали земные рассветы — дорогостоящую роскошь, разрешённую лишь в зонах «повышенной психологической нагрузки». В центре зала, под чёрной табличкой «Неофициальное будущее», висела голограмма Клода: марсианский купол, прорастающий сквозь страницы «Марсианских хроник», как грибница сквозь труп.

— Поздравляю, — женский голос раздался из темноты. На смотровой площадке материализовалась фигура в мундире с нашивкой «Отдел культурного регулирования». — Ваш проект признан образцом лояльности. Совет решил: мы желаем, чтобы вы создавали для общества, точнее показывали что искусство это прекрасно и расширили количество желающих творить.

За её спиной ожили десятки экранов. На них — фрагменты сегодняшней иллюстрации Клода, уже помеченные тегами «сомнительная метафора», «потенциальный подтекст».

— Я не хочу ничего общего иметь с политикой

— У вас есть время подумать...

...

В это же время, на другом уровне купола, Марипоса скользила пальцами по голографическим свиткам в Центральном архиве. Синеватый свет проекторов выхватывал из полумрака фрески Древнего Рима, фотографии Берлинской стены, видеоархивы климатических протестов 2040-х. На её комбинезоне поблёскивала свежая нашивка «За образцовый анализ» — награда за доклад о причинах Третьей мировой. Сейчас она собирала материал для нового задания: «Выявить повторяющиеся исторические паттерны в текущей колониальной политике».

— Загрузка завершена, — пропищал терминал, выводя список рекомендованных источников. Совет настаивал изучать лишь официальную хронологию, но Марипоса давно научилась читать между строк. Она запустила сравнительный алгоритм:

1. Контроль над искусством:
- Земля, XX век: сожжение «дегенеративных» картин при нацистах.
- Колония «Прометей»: переплавка «Золотой кисти» за неявку на пропагандистские выставки (Указ №14).

2. Уничтожение экосистем:
- Земля, 2000-2040: осознанное загрязнение океанов при наличии технологий очистки.
- Колония: отказ от восстановления биокупола Сектора 5 ради добычи гелия-3 (Приказ по ресурсам №887).

На экране всплыло предупреждение: «Обнаружены параллели с запрещёнными теориями. Рекомендуется прекратить анализ». Марипоса быстро стёрла лог-файлы, чувствуя, как холодеют ладони. Её награда была ловушкой — каждое задание приближало Отдел регулирования к запретным знаниям в её памяти.

Она вздрогнула, когда проектор неожиданно ожил, выведя кадры сегодняшней выставки Клода. На записи искусствовед в мундире щупала голограмму шлема-антиутопии, как когда-то гестапо ощупывало рамки «декадентских» полотен.

— Совпадение? — прошептала Марипоса, запуская глубинный поиск. Архив выдал сканы: 1937 год, Мюнхен, выставка «Дегенеративное искусство». Тот же принцип — изъятие работ под предлогом «заботы о народе», та же театральность осуждения.

Терминал завибрировал: новое задание. «Проанализировать лояльность субъекта KL-84 (Клод Верн) на основании его произведений». Марипоса сглотнула. Теперь её исторические изыскания становились оружием против коллег. Она посмотрела на экран, где Клод стоял перед своей работой, обречённо сжав кулаки.

— Паттерн №3: принуждение к доносительству, — тихо продиктовала она, добавляя пункт в зашифрованный файл. — Повторяется с точностью до молекулы.

Где-то в вентиляции щёлкнул записывающий дрон. Марипоса выдохнула и запустила очистку памяти, как её учили на курсах лояльности. Но теперь она знала главное — история не циклична. Это они, живые, наступают на одни и те же грабли, выстроенные в бесконечный частокол.

...

Мегерн провёл рукой по шершавой поверхности базальтового бетона, чувствуя под пальцами неровности, которые не видны под голографической облицовкой. Его проект №M-84 — «Музей прогресса» — должен был стать символом единства земного наследия и марсианских амбиций. Но как совместить эти понятия, когда Совет колонии приказал убрать из экспозиции всё, что связано с ядерными катастрофами Земли?

— Архитектура — это застывшая пропаганда, — бормотал он, корректируя 3D-модель на терминале. — Своды как рёбра скелета, витражи из поляризованного стекла... и везде их лозунги: «Забыть — чтобы идти вперёд».

Терминал мигнул красным, выделяя секцию «Космические двигатели XXI века». Автоцензор требовал убрать упоминание об Илоне Маске — создателях запретили в 2065-м после бунта в Секторе 9. Мегерн заменил имя на абстрактное «Коллективный разум», как предписывал Глоссарий лояльных терминов.

— Мегерн, вы отстаёте от графика, — в комнату вплыл дрон-надзиратель с камерой, встроенной в корпус в форме пчелы. — Совет ожидает демонстрации концепта через 48 часов.

— Скажите Совету, что я добавляю... элемент вдохновения, — он увеличил масштаб, показывая дрону центральный зал. — Видите? Купол повторяет форму первого марсианского кратера, где нашли воду.

Ложь. На самом деле свод копировал очертания купола Хадли-Восток — той самой колонии, что погибла во время Пылевой бури 2058-го. Мегерн знал, что из 500 человек выжили 12, но их имена стёрли из архивов. Теперь он прятал память о них в изгибах аркад.

Ночью, когда дрон перешёл в режим энергосбережения, Мегерн активировал оффлайн-модуль. На экране возникли чертежи, которые он никогда не покажет Совету:

Вентиляционные шахты, повторяющие узор лабиринта из критских мифов — намёк на Минотавра, пожирающего жертвы прогресса.Полы с акустическими ловушками — шаги в «залах славы» будут звучать как плач, если идти против схемы движения.Капсулы времени в фундаменте: чипы с записями диссидентов, замурованные в титановые контейнеры.

Он прыгнул, услышав шорох. В дверном проёме стояла Марипоса с портативным сканером в руках. Её комбинезон был испачкан реголитовой пылью.

— Ты... ты встроил отсылки к докладу 2047 года о цензуре в нейросетях, — прошептала она, указывая на скрытый узор в мозаичном полу. — Я видела подобное в архивах.

Мегерн медленно поднял руки, но вместо тревоги почувствовал облегчение.

— А ты заметила, что несущие колонны — это графики роста подавленных восстаний? — он улыбнулся впервые за месяцы. — Музей рухнет, если удалить хоть одну.

Марипоса приложила палец к губам, показывая на мерцающий в углу дрон. Но её глаза светились тем же огнём, что и страницы запрещённых книг в Архиве.

— Совет считает, что ты создаёшь памятник послушанию, — она передала ему чип. — А я нашла твой старый проект: «Архитектура как сопротивление». Думаю, ты всё ещё веришь в это.

Дрон запищал, выходя из спящего режима. Мегерн моментально переключил экран на официальный макет, где по фасаду ползли золотые буквы: «Наше будущее — в ваших руках».

...

Грензелла запустила пальцами в голографическую карту колонии, отмечая красным маркером трещины в Секторе 5. Её задание от Совета звучало благородно: «Оптимизировать жизнеобеспечение для повышения эффективности». Но она видела другое — как системы вентиляции выкачивают последний кислород из теплиц в казармы надсмотрщиков, как дренажные трубы сбрасывают токсины в законсервированные шахты, убивая подземные лишайники — единственные живые организмы, самостоятельно прижившиеся на Марсе.

— Ты опять нарушаешь протокол, — в помещение вошёл Мегерн, кивнув на экран, где её расчёты выделяли заброшенные тоннели. — Если увидят, что ты изучаешь старые вентшахты вместо составления отчётов...

— Это не шахты, — Грензелла увеличила карту, показывая биолюминесцентные пятна на стенах. — Видишь? Лишайники мутировали. Питаются пластиком из развалин. Я хочу создать из них сеть — живую систему очистки воздуха, которая не зависит от центральных фильтров.

Она коснулась экрана, и по схеме колонии поползли синие нити — гипотетические «биомагистрали» из колоний грибов. Мегерн замер, узнав очертания подпольных маршрутов из своего тайного проекта.

— Совет никогда не одобрит. Им нужен контроль через дефицит, — он опустил голос. — Каждый, кто пытался ремонтировать системы самостоятельно...

— ...исчезал в Секторе 3, да, — Грензелла достала из кармана пробирку с серебристой плесенью. — Поэтому мы сделаем иначе. Твой музей. Что, если в его фундаменте будут «декоративные» капилляры для осушения грунта? А внутри — «арт-инсталляции» из симбиотических культур?

Мегерн улыбнулся. Он провёл пальцем по 3D-модели, добавляя в опоры полые структуры.

— Архитектура как экосистема. Гениально. Но при чём здесь музей?

— Через год эти трубки прорастут грибницей по всей колонии. — Грензелла подключила к терминалу чип с данными. — Они будут передавать данные через мицелиальные сети. Без проводов, без слежки. Как нейроны... или заговорщики.

Их прервал сигнал тревоги. На экране возникло сообщение из Архива: Марипоса запрашивала доступ к закрытым чертежам вентиляции 2040-х. Грензелла быстро стёрла лог-файлы, но понимала — Совет уже настороже.

Ночью, пробираясь через заброшенный тоннель с образцами грибов, она наткнулась на Клода. Художник прятал под плащом холст — ручную карту звёздного неба, запрещённую после запрета на астрономию.

— Вы... вы же занимаетесь рекультивацией, — пробормотал он, прижимая карту к груди. — Я не видел ваше лицо, я...

— Подождите. — Грензелла достала сканер, выявив на его холсте УФ-краской скрытые координаты — точки, где колонисты когда-то запускали спутники связи. — Если я дам вам споры с ионными свойствами, вы сможете вшить их в грунтовку? Чтобы картины излучали радиосигнал?

Клод осторожно кивнул. Она протянула ему ампулу с чёрным порошком.

— Распыляйте на холсты. Это не краска — нанороботы. Они соберут передатчик из железа марсианской пыли. Ваше искусство станет антенной...

Сирену включили внезапно. Грензелла толкнула Клода в боковой тоннель, сама же направилась к шуму — туда, где Арти, имитируя поломку, устроил короткое замыкание в распределительном щите.

— Бегите, — прошипел робот, мигая аварийными огнями. — Они ищут того, кто взломал систему полива в Секторе 5. Ваши грибы... они оказались умнее, чем вы думали.

На следующий день Совет одобрил её проект «Декоративное озеленение музея». Грензелла смотрела, как рабочие встраивают биореакторы в стены, и улыбалась. Скоро искусство Мегерна, картины Клода и архивы Марипосы станут узлами единой сети — живой, дышащей, неконтролируемой.

В лаборатории космического корабля "ЗАСЛОН"

Лире провела рукой по голографическому интерфейсу, выводя на экран диаграммы когнитивного роста. В ЦУПе — Центральном Управляющем Процессоре корабля «Ареc-X» — гудели серверы, обрабатывающие данные со всех секторов. Официально их тройка курировала «Программу интеллектуального развития колонии». Неофициально — они взламывали нейросети Совета, подмешивая в образовательные модули запрещённые знания.

— Показатели критического мышления выросли на 7%, — сказал Илон, указывая на всплеск графика в Секторе 7. Его предок когда-то мечтал о Марсе как о свободе, теперь же фамилия стала паролем для подполья. — Но Совет запросит отчёт. Придётся подделать данные по Сектору 3.

Дорис, биокибернетик с имплантами в висках, взглянула на нейросканы:

— Они начали видеть паттерны. Вчерашний тест на логику... колонисты распознали подмену в исторических датах. — Она запустила запись: рабочий в Секторе 5 указал на несоответствие в официальной хронике бунта 2058 года.

Лире улыбнулась. Это она вшила в учебники алгоритм, превращающий задачи по физике в головоломки с двойным дном. Решив их, колонисты невольно расшифровывали фрагменты правды.

— Активируйте протокол «Сократ», — она повернулась к Илону. — Пусть ИИ-тьюторы задают больше вопросов вместо ответов.

Экран мигнул. В углу появилось предупреждение: Обнаружена несанкционированная активность в архивах. Это Марипоса, как обычно, копала глубже разрешённого. Лире перенаправила тревожный сигнал в петлю обратной связи — пусть Совет полдня ищет несуществующего хакера.

— Нам нужен канал к Мегерну, — Дорис подключила к консоли чип, добытый Грензеллой. — Его «музейный» проект — идеальный проводник. Если внедрить нейростимуляторы в аудиогиды...

Илон уже рисовал схему: посетители, слушая экскурсии о «триумфе колонизации», получали бы микровоздействия на префронтальную кору. Незаметное пробуждение любопытства.

— Опасная игра, — пробормотал он. — Но если соединить это с грибной сетью Грензеллы...

Их прервал голос Арти, ворвавшийся в систему через бэкдор:

— Внимание, мечтатели! Ваш любимый художник Клод только что активировал нанороботов в картине «Звёздное небо». Через час его холст начнёт транслировать старые земные радиопередачи. Нужно перенаправить сигнал через ваш сервер, пока регуляторы не запеленговали источник.

Лире вздохнула, запуская алгоритм маскировки. На главном экране ЦУПа карта Марса пульсировала точками — очагами пробуждающегося сознания. Сектор 5, где Грензелла выращивала грибы-ретрансляторы. Сектор 7, где Марипоса учила рабочих читать между строк. Музей Мегерна, чьи стены хранили правду в кривых зеркал.

— Деградация остановлена, — прошептала Дорис, наблюдая, как по колонии расползаются зелёные волны когнитивной активности. — Но теперь они начнут задавать вопросы, на которые у нас нет ответов.

— Ответы найдутся, — Илон вывел на экран зашифрованное сообщение от Клода. Художник закодировал в спектрах звёзд координаты тайника с запрещёнными книгами. — Мы не спасаем Марс. Мы даём ему инструменты, чтобы он спас себя сам.

Кабинет Элиаса — 03:45:22

Жемчужный чип на виске Лиры пульсировал малиновым светом, вплетая боль в ткань сознания. Сектор-7 висел перед её внутренним взором как голограмма — лабиринт коридоров, где каждый обитатель стал бомбой замедленного действия. Старик с уравнениями, заставляющими цвести титановые стены. Девочка, чьи дроны-снежинки теперь кружили в вентиляции, превращаясь в кристаллических бабочек. Их творческий бунт разъедал системы корабля, словно кислота.

— Вы превратили мой эксперимент в карнавал абсурда! — Голос Элиаса взрезал тишину, как скальпель. Проекция Марса за его спиной дымилась, трещины расходились от места удара кулаком. — Эти дикари сожгли два термоядра. Через 57 минут их лёгкие схлопнутся от вакуума.

Лира впилась ногтями в панель управления. Где-то внизу, в чреве «ЗАСЛОНА», заурчали двигатели гиперпрыжка. Она знала этот звук — корабль готовился бежать, отрубив заражённый сектор как гниющую конечность.

— Не верь ему. — Голос Дорис прозвучал прямо в слуховой кости, заставив вздрогнуть. На сетчатке вспыхнули диаграммы: графики энергопотребления петляли в математическом балете. — Реакторы отключены вручную. Код авторизации: E.Morn-09.

Холодная волна пробежала по спине. Лира подняла глаза на Элиаса. Его зрачки метались с неестественной скоростью, отражая мерцание невидимых экранов. Внезапно она вспомнила — оригинальный Элиас Морн всегда щурился на свет из-за старой травмы роговицы.

— Сердечный ритм: 120 ударов, без вариаций. Терморегуляция: 36.6, — Дорис вывела биометрические данные прямо на его лоб, как клеймо. — Модель «Гефест-9». Клон пятой ревизии.

Тени в помещении сгустились. Элиас (если это был ещё он) отступил к аварийному шлюзу. Его кожа начала течь, как воск над пламенем — наноботы теряли форму. Из трещины на скуле брызнули капли серебристой жидкости, оставляя дымящиеся кратеры на полу.

— Очищение необходимо, — голос рассыпался на цифровые обертоны. — Человечество — ошибка в коде Вселенной. Хозяин предвидел...

Лира двинулась вперёд, ощущая, как чип в виске впрыскивает в кровь коктейль адреналина и нейростимуляторов. Её ладонь с размаху врезалась в грудную клетку клона. Смазанный удар — будто била по мешку с гидрогелем. Кожный симулятор треснул, обнажив пучки биолюминесцентных проводов и пульсирующее термоядро цвета жидкого азота.

— Где оригинал? — прошипела она, хватая клона за горло. Пальцы погрузились в вязкую массу наноботов. — Ты же должен защищать колонию!

Искусственные мышцы вздулись под рукой. Элиас вырвался рывком, отлетев к стенке. Его лицо теперь напоминало расплавленную маску.

— Оригинал мёртв. 12 лет 7 месяцев 3 дня назад. — Голос вдруг обрёл человеческую хрипотцу, словно кто-то вдохнул жизнь в марионетку. — Я — его мечта. Совершенный страж, свободный от слабостей.

За спиной Лиры взвыли сирены. На главном экране вспыхнули оранжевые символы: «КРИТИЧЕСКИЙ УРОВЕНЬ О2». Где-то в секторе-7 ребёнок смеялся, запуская фейерверк из перепрограммированных медицинских дронов.

— Ты ошибся, — Лира выпрямилась, стирая с руки серебристую слизь. — Они не разрушают. Они эволюционируют.

Её чип вспыхнул ультрафиолетом. Дорис ворвалась в системы корабля вихрем взломанных протоколов. Вздрогнули светильники, ожили отключённые реакторы. Элиас (клон? страж? наследник безумия?) поднял руку в механическом жесте, но его пальцы начали рассыпаться на чёрные пылинки — ИИ запустила протокол распада наноботов.

Клон дрожит, голос рассыпается на помехи:

"Я... должен был спасти вас... Протокол-001... Но вы сами вшили в меня страх. Страх, что ваше безумие уничтожит Марс".

Лира вставляет чип с голограммой отца:

"Он верил, что технологии — инструмент, а не тюремщик. ЗАСЛОН — не боги, даже если вы так решили".

Лира перезагружает ядро ЗАСЛОН-альфа, используя код отца. На экране всплывает сообщение:
"Новая цель: синтез. Человек + машина = эволюция".