Завещание

Свеча почти догорела. Её огонек неуверенно колыхался на ветру, стремительно вылетающем из полурастворенного окна. Запах, ах этот запах, заполнил собой всю комнату, каждая частичка теперь пахла не то лавандой, не то вишней. Все это, да и маленькая деталь в виде отсутствия другого света создавала невероятную атмосферу. Может, у жильца совсем скоро будет свидание? Нет, совсем нет, он весь вечер будет один, намеренно один, хотя его приглашали куда-то, вроде в кино, вроде в парк. Но на все эти предложения он отвечал, что сегодня вечером очень занят и не может отложить это дело, в этот же момент он резко становился мрачен, словно туча перед дождем, но почти сразу же становился светел, веселился и шутил (друзей это сильно насторожило, но он даже не заметил). Об этом деле он никому не сказал, на все вопросы он сразу же уводил в другую плоскость. Помимо, свечи, стола (довольно хлипкого на вид, но он такой на вид уже довольно долго, этот стол служил прапрапрапрабабушке и прапрапрапрадедушке современного хозяина, почти как семейная реликвия он передавался из поколения в поколение, в детстве современный хозяин мечтал о том, как передаст его своим потомка, но этой мечте не суждено было сбыться), на деревянном четвероногом друге человека и стояла свеча, был ещё шифоньер. Глядя на него, можно было подумать, что один лишний толчок и он взорвется, как бомба, и забросает всю квартиру одеждой. Это всего лишь бред. Во-первых, выдерживает он и удары кочергой по своим бокам, хозяин проверял эту его способность и не раз. Во-вторых, в нем не было одежды, а только книги. С открытыми дверцами можно было вдруг ни с того ни с сего подумать, что в этом расписанном внутри сюжетами разных сказок и преданий предмете мебели собрана вся человеческая мудрость. Еще была одна интересная вещь – шторы, но шторы не простые, а с дырками, как кусок хорошего, дорого, раритетного сыра. Остальная комната, которая составляла почти всю квартиру, была не столь интересной, за исключением мусорки, которая была заполнена только пустыми бутылка разного рода и изначального наполнения.

Замок двери начал скрипеть, но дверь не поддалась, послышался усталый вздох. и дверь отворилась. Гость в это царство спокойствия, тишины и мрака аккуратно поставил свои ботинки парой, так ровно, что такой точности могла позавидовать машина, сложил в четыре раза куртку, тоже очень аккуратно, положил её к остальной одежде, которая стояла маленькой кучкой около, но не в шифоньере. Далее распахнулись дверцы шифоньера, все книги были окинуты мрачным взглядом (эта коллекция книг только одного автора не обновлялась уже много времени) и опять погрузились в полный мрак своей ненужности.

Еле заметными движения ног, словно плыл в этом затхлом воздухе, он вернулся к столу со свечой, из пакета он достал револьвер, какую-то баночку с таблетками и очень острый нож, от одного его вида бросало в дрожь, какая-то аура остроты и опасности приходила в мир вместе с ним. А пустой пакет уже летел обратно к двери.

Патрон был вставлен в ячейку. Тихая фигура крутанула барабан и приложила к правому виску убийственный предмет.

– А почему именно к правому? Можно же к левому, а вообще как правильно? Может надо в сердце? Или лучше в рот? – были слова жильца этой темной квартиры, отстранив опасный предмет от своей головы.

В раздумьях самоубийца перестал контролировать направление ствола, и он направился сам по себе куда-то вбок, а сам стрелок смотрел в пустоту и думал, куда стрелять.

– О, боже, эта задумчивость губит все дело, – он рассердился и вернул горячее оружие в нужное смертоносное положение.

Электрический заряд от мозга побежал по шее, далее по магистрали “спина”, свернул на перекрестке к шоссе “ правая рука” и выбрала город “указательный палец”, что напряженно лежал на курке. Мышцы получили приказ сократиться. Они его выполнили на ура – раздался оглушительный по своей сути и вердикту щелчок…

Но раз повествование продолжается, вы понимаете, что случилась осечка.

– Даже умереть нормально не получается… – подумал суицидник, бросив пистолет на стол.

Раздался выстрел, пуля попала в стену. От неожиданного и громкого, почти оглушающего владельца пистолета, выстрела его передернуло, он попытался защищаться руками, но как только понял, что другого выстрела не будет, развел руками.

– Серьезно? – он почти кричал.

Постепенно звон в ушах прошел.

Пока же самоубийца держит руки на лице, закрыв глаза, надо немного рассказать и о нем самом. Это был человек среднего возраста в стандартном понимании этого термина, ведь сейчас это довольно расплывчатое понятие, так как молодежью считаются люди 30 лет. Под его карими глазами были не просто мешки, а целые грузовики из недосыпа, усталости и часто возвращающейся бессонницы. Он был амбивертом, но это не мешало ему всю повседневную рутину делать только правой, а писать только левой. Из-за этого его руки были совершенно не похожи по внешним признакам, одна, которой он здоровался, подавал стул дамам на обедах, на которые он не ходил уже год, всегда была чистой, опрятной, без единого пятнышка, ноготочки были постоянно идеально подстрижены и представляли из себя идеальный полукруг, другая - вся в черных или синих пятнах, какие-то маленькие порезы по всей поверхности, а ногти были скорее покромсаны, чем подстрижены. Во всем остальном его тело было симметрично. За волосами он не следил – есть они или нет, длинные или короткие, это его не колыхало. Вспоминал о них только, когда они мешали ему жить, то есть падали на глаза. Вот тогда он принимал решительные меры и рубил сразу с плеча - стригся почти под ноль, как будто в армию собирался, все его знакомые так и говорили. Верхнюю губу он чаще всего держал поджатой, словно всегда был чем-то недоволен, что не мешало ему в душе смеяться. Я сказал, что он был симметричен не сказав про зубы? О, простите мою оплошность. Его правый передний клык был почти в полтора раза больше, чем аналогичный клык с левой стороны. К одежде у него было только одно требование – она должна быть эстетичной, красивой выражающей его, выделяющей его из толпы. Поэтому сейчас на нем была розовая футболка с надписью “Мама-анархия”, а джинсы были словно сняты с военного, его же куртка была вся в реальных перьях, реальных перьях павлинов, таких разноцветных и ярких.

Теперь вы примерно представляете, что из себя представляет этот господин.

А вот он и убрал руку от глаз, глубоко вздохнул, словно ему сейчас погружаться на глубину, упал на спинку и закрыл глаза.

В такой состоянии он провел немного времени. Всего через пару мгновений вскочил и начались поиски.

Через пару минут он вернулся на это место, вызывающее в нем апатию, и принес с собой ручку, явно пару раз протекшую, да стопку листков. Ручку легка как влитая в глубокий желоб во второй фаланге среднего пальца. На верхнем странице появилась надпись-заголовок выведенная каллиграфическим почерком, на каждую букву уходило почти по минуте.

– Завещание, – прочитал он свой же заголовок, его глаза начали гореть, но почти сразу же потухли, вспомнив о том, что чтобы появилось завещание, его надо написать, и никаким другим образом оно не появиться, что в нем надо самовыразиться.

Из-за угла вдруг на него напал творческий кризис. Что писать? О чем писать? Зачем писать? Кому писать? Что я могу завещать? Как же много вопросов появилось за раз в его голове. Ответы на них решил он искать в горизонтально положении на полу.

– Ммм, завтра снова рано вставать, – думал он, крутя ручку в своей левой руке, они почти что стали единым целым, рука могла ручкой делать такие пируэты, что не всякий пилот на сверхзвуковом самолете может сделать, – может ну его, до завтра подождет? А нет, завтра у меня тренировка, не получиться, послезавтра родители приезжают… Либо сейчас либо никогда, – с этими словами он снова принял сидячее положения.

В его сознании начали всплывать какие-то воспоминания из новостей,что в таком то городе тогда-то человек прыгнул с моста, там-то и там-то человек зажарил сам себя в духовке, где-то поджег собственный дом, и таких историй у него было много в голове.

– Вот где эти люди находят время для самоубийство. У меня постоянно куча дел. Удивительно свободные люди, – думал он в каком-то трансе, лежал правой щекой на правой ладони, а глазами шарил по стенам, – вот если запрячь людей потуже, чтобы у них не было возможности подумать и совершить самоубийство, тогда их и не будет. И как власти сами не додумались, – он почти засыпал, не замечая, что является примером того, что государство все-таки додумалось до этого и без него.

Свеча все-таки потухла, комната-квартира погрузилась в полную темноту.

За окном свистела метель, своей силой она разгоняла всех путников, путешественников и просто прохожих по домам, защитным укреплениям, но кто-то все-таки пытался продраться сквозь неё, перебороть её, вступить в бой с ней может хотя бы на сколько-нибудь секунд, о минутах и речи не идет, стать живым, почувствовать жгучую боль на своем лице, ощутить живительную пилюлю страданий и очнуться от сна. Этот кто-то шел на самом возможном легке: без шапки, перчаток и свитера, только самое необходимое. Холод проникал сквозь легкую материю куртки, но это вызывало только улыбку на лице путника. Снег врезался в его открытое для всего лицо и жжёг его кожу, как адский огонь; сбивал и сворачивал с пути ветер, своими сильными, как во время урагана, порывами. Но у него и цели то не было, он просто шел и находил в этом наслаждение. Шел, не смотря на все стремления природы ему помешать.

От снежного напора, одно из деревьев в саду накренилось и упало. От этой неожиданности, жилец вздрогнул и очнулся. Его потрясла такая кромешная тьма и звенящая в ушах тишина. Первым же делом он решил её нарушить, упав на пол, споткнувшись о ножки стола. Проблему света он решил опять свечкой, новой стройной чистой свечкой, в два раза больше предыдущей, и горела она лучше, да так, что новоприбывшие войска света вмиг победили легионы мрака.

Потянулся, зевнул, взял свою ручку и начал с такой фраза: “Мой конец был предопределен ещё с самого рождения”, но остановился, зачеркнул все сразу с мыслью, что в детстве был совершенно обычным ребенком без суицидальных наклонностей, даже больше – он был самым благонадежным из всех детей в детсаде, а потом и в школе. Тогда что же повлияло на него? Почему он сейчас здесь сидит, в компании пистолета, ножа и смертельной дозы какого-то лекарства, и пишет завещание? Может во всем виноваты друзья? Он зацепился за эту мысль и стал писать:

– Во всем виноваты вы: вы познакомили меня с литературой, из-за вас я переехал сюда, из-за вас я вложился в ту шарашкину контору, благодаря вам я познакомился с НЕЙ и тем идиотом (он забыл как его зовут но помнил, что из него очень плохой агент).

И опять все зачеркнул. Уже полстраницы было исписано и зачеркнуто.

– Я что же был пьян, когда вкладывался туда? Нет, мне предложили, я согласился, чего уж тут перекладывать ответственность. А Она… (у него появилась грустная улыбка, но тут же была намеренно сброшена мотанием головы, и новой позой на диване) да, они тут ни при чем, тут я в основном виноват (теперь была глупая улыбка умиления, которая не хотела с него сходить), а вот этот умник… ну, мне вроде сразу сказали что он такой себе агент и вряд ли подойдет.

Опять не туда, он не знал причины своего падения.

Однако его ручка снова начала бегать по листку с бумагой. Опять зачеркнул да так быстро, что я не успел прочитать, но, пока он писал, он то улыбался, то снова становился серьезен, то немного краснел, то откидывался назад и уплывал в воспоминания. Наверно, там было что-то личное.

– Эй, ребята (наверно он обращался к хозяйке квартиры), угадайте что? Читайте дальше, как вы там? Надеюсь у вас все хорошо, у меня не все хорошо. Наверно вы и сами поняли это, увидев меня мертвым здесь.

Дальше пошел рассказ о том, что он сам виноват, что он просит никого не винить. Шкаф и все книги он решил завещать библиотеке, пистолет, лекарства и нож – другу, а деньги и одежду – бездомным, а в конце поставил подпись: “Труп в этой комнате”.

Стал перечитывать. И, о боже, что это? Это ОН писал, точно? Да здесь ошибка на ошибке, где запятой не хватает, где буква пропущена или не та. Он как писатель, а это была его профессия, и все те книги, что в шкафу были под его авторством, не может это так оставить.

Проскрипев всеми пальцами и приняв любимое положение, он стал редактировать. Так появилось завещание под номером 2, был исписан уже третий лист, вот только голова начала раскалываться на куски. Снова стал перечитывать. Вот, сейчас намного лучше, хотя бы не так стыдно, на том свете можно спать спокойно. Но вот опять, на это раз не орфографическая или пунктуационная ошибка, а стилистическая. Да и здесь встречается два слова в одном предложении. Это неприемлемо – он начал третью правку. Голова начала его беспокоить все сильнее.

В третьей редакции вдруг появилось благодарность друзьям за то, что они поддерживали его, когда он переехал в новый город, что они всегда были рядом, благодарил её за все, что было, просил друзей встретить родителей за него, и добавил в конце, что все права на экранизации прошлых книг будут у них. Голова больше не работала. Он налил воды в стакан и добавил туду какие-то таблетки со стола, не посмотрев какие и продолжил писать. Его писательская натура взяла верх – стали появляться сравнения, метафоры, эпитеты, чего просто не должно быть в подобном тексте. Вдруг пошла речь о деньгах, о том, что но заложил все, что было у него, но и эти деньги быстро закончились. Рассказал о том, что ему очень нравиться дворник, который метет двор его. Дворник всегда с ним здоровается и ему приятно.

Вдруг, резко и неожиданно, прямо посреди предложения, он отстранился от листка, прищурился и зачеркнул слово в середине текста.

Его глаза бегали, он и думать забыл о том, что у него было какое-то дело. Глаза горели, об них можно было обжечься, рука бегала так быстро, как не бегала уже давно. Он поймал её, музу, она пришла к нему, сейчас после стольких дней без вдохновения. Это был полный экстаз, во время которого он не заметил, что выпил вместо лекарства яд, но голова все-таки прошла, наверно, благодаря действию или вдохновению.

Все готово, завещание готово. Он отодвинулся от него, стопка получилась довольно объемной. С первой строчки он начал проверку, и с каждым предложением он становился все светлее и светлее. В конце чтива, он опустил листки, упал на сидение в полном изнеможении, с рукой на лице, но улыбкой счастья на губах.

– А ведь все и нет так… плохо, что ли, может даже жить можно, – думал он все более растягивая улыбку до ушей.

– Роман почти готов, – он даже подпрыгнул от радости до самого потолка. Почти 3 года у него не было такого экстаза, почти 3 года он лакомился крохами вдохновения, а сейчас он сполна испил из этой чаши, – а я смогу сам себя засудить за использование своей жизни в книге? Да не важно.

В этот момент свет покрыл собой всё в это комнате, он так же включился на всей улице.

— Вот и подстанцию починили.

Это все очень здорово, прекрасно, но в этот момент его помутило, голова закружилась, 10 ламп на потолке вдруг стали множиться и множиться, превратились в 40, а может и 100, ноги перестали держать. В пакете лежало противоядие, купил он его на случай если резко передумает, помимо него там лежала и вторая коробочка с ядом. Он достал обе, и стал пытаться разобрать, что на них написаны. Но, как на зло, они обе были белого цвета с мелкими черными буковками, их даже делала одна компания.

Что делать? Он решил довериться богу и случаю. Он подбросил их вверх, ту которая упадет ближе, он и выпьет.

Какая-то из них попала прямо ему в лоб, воду он, бога восхваляя, рядом поставил, так что выпить было не очень трудно.

Пару мгновений он лежал на пол, но побежал к туалету и начал блевать. А дальше отрубился прямо там.

Странник все ещё идет, противостоит буре, все так же получает наслаждение от страданий, в которых чувствует себя живым. Но его запал поубавился, все-таки боль не фантастична, а реальная, прям здесь, да и цели у него не было. Путешественник свернул в переулок и подскользнулся на льду, но он продолжил ползти, но не вперед, в эфемерное туда, а сюда, в ближайший подъезд.

Очнулся писатель все там же ванной, а перед ним стояла Она, во всей своей красе, именно такая, какой он её помнил, такой, какой он её видел в последний раз много месяцев назад.

– Ты? Что ты здесь делаешь? – писатель попытался подняться напряг все свои мышцы, но не смог.

– Я пришла за тобой, пришла спасти. И без тебя не уйду.