Зависть сапожника

В 80-х годах 17 века в Москве, на улице Ордынке, жил некий сапожник по имени Евтюшка Марков, бывший поморец. Кроме искусства тачать сапоги, он ведал еще и секреты знахарства, сушил и толок в своем доме различные травы и коренья. Поговаривали, что не чужд Евтюшка и колдовства: по ходу лечения он нашептывал какие-то незнакомые слова, а иногда, скрывшись от больного за занавеской, производил там магические действия со своим нательным крестом.

Как бы там ни было, без дела Марков не сидел. Среди его пациентов были не только простые обыватели или слуги, но и люди, известные всей Москве: царский духовник Петр Васильевич, князь Михаил Одоевский, князь Плещеев и другие.

Однако же самолюбие сапожника грызла черная зависть к знахарке Марфе Долгой, которая жила на Поварской улице. Про нее тоже рассказывали всякое, говорили, что знакома она с приемами волшебства и чародейства, не признаваемыми святой церковью. Но правда и то, что почти всех страдальцев, кто приходил к ней с недугами, как физическими, так и душевными, она ставила на ноги. Слава об искусной целительнице распространилась по многим московским улочкам и переулкам, а также предместьям.

Даже старожилы Ордынки нередко тянулись за помощью именно к Марфе, обходя дом сапожника Маркова.

Как же было ему не затаить обиду!

Эх, если бы не Марфа, всё чаще думал он, то денежный ручеек, что течет в его карман, стал бы куда звонче!

Но как же избавиться от удачливой соперницы, которая, похоже, знала какие-то особые секреты, неведомые ему, Евтюшке?

В конце апреля 1682 года неожиданно умер русский царь Федор Алексеевич, не дожив месяца до своего 21-летия. Его ранняя смерть, сопровождавшаяся странными обстоятельствами, усилила в народе молву, что на царя наслала порчу некая старуха-ведунья.

Этот слух начал гулять с новой силой в разгар Стрелецкого бунта, вспыхнувшего в мае того же года.

Тысячи челобитчиков буквально осаждали Стрелецкий приказ, требуя разыскать зловредную ведьму, а самые нетерпеливые начали поиск на собственный страх и риск.

Вот тут-то Евтюшка Марков и сообразил, что пробил его час.

17 мая он объявил во всеуслышание, что знает имя этой ведуньи.

Толпа разъяренных стрельцов, ведомая доносчиком, бросилась в Поварскую улицу, схватила целительницу и доставила ее в Стрелецкий приказ, делами которого в тот период ведал боярин Василий Волынский.

На допросе Марфа решительно отрицала все обвинения. Ее подвергли пытке, которую она мужественно перенесла.

Но по законам того жестокого времени подобного рода стойкость свидетельствовала против обвиняемого, поскольку считалось, что колдуны и ведуньи могут «оттерпеться от пытки чародейством своим».

Марфу опять потащили в застенок, где поднимали на дыбу, секли кнутом и жгли огнем.

Во время пытки огнем несчастная знахарка умерла.

Дело это было истолковано в пользу доносчика, который, таким образом, исполнил свое заветное желание, избавившись от конкурентки.

Знахарский «бизнес» сапожника Маркова постепенно пошел в гору.

Вот только не знала его душа покоя.

С некоторых пор ему стала являться во сне погибшая в застенках Стрелецкого приказа ведунья.

С пылающими глазами, вся окровавленная, она билась в судорогах и грозила ему страшной карой: «Узнаешь и ты, Евтюшка, каково это висеть на дыбе по чужому оговору!»

Едва опомнившись после ночных кошмаров, он поднимался и выгребал из ларца все деньги, сколько у него скопилось. А затем пускался в загул, кочуя из одного кабака в другой, пытаясь залить вином свою ноющую совесть. И лишь истратив всё, до последнего гроша, он возвращался на Ордынку и снова принимался за привычную работу: тачал сапоги и лечил больных.

А далее всё повторялось сначала.

Из-за этих его загулов у него окончательно разладились отношения с женой, в доме не утихали скандалы.

Незаметно прошло лет 15 или около того.

Однажды к знахарю-сапожнику пришел очередной пациент – Федор Малютин, у которого некстати разболелись зубы. Они, знахарь и Федька, уже были знакомы между собой. Некоторое время назад Евтюшка предлагал тому зашить в ворот халата пучок особой травы, да так и носить: дескать, после этого твой хозяин станет к тебе добр. От травы Федор отказался, говоря, что хозяин к нему и так добр.

На этот раз Федору пришлось ждать. Знахарь как раз принимал какую-то женщину, и видно было, что та не из простых.

Чтобы скоротать время, Федор вступил в негромкую беседу с женой знахаря, отличавшейся редкой словоохотливостью.

Она рассказала гостю, что нынешняя посетительница – это бывшая постельница царевны Софьи. И хотя разговор с ней муж ведет шёпотом, но она, жена, всё же сумела разобрать, что поминалось имя государево (то есть, Петра Первого). А затем муж передал постельнице два кусочка заговоренного воска и велел прилепить их, но куда и для чего именно, жена не разобрала.

А еще хозяйка поведала, что в недавнем прошлом ее Евтюшка хаживал в Новодевичий монастырь, где, как всем известно, содержится свергнутая царевна Софья. Там ее муж будто бы тайно общался со старицами Панфилой и Еленой, которые, в свою очередь, могли навещать царевну.

Федька слушал вполуха: зуб не давал ему покоя, и он едва дождался той минуты, когда постельница распрощалась со знахарем.

Прошло еще года полтора.

За это время Федька Малютин тоже освоил «вторую профессию». Он сколотил разбойничью шайку, которая грабила поздних прохожих на темных и плохо охраняемых улицах Москвы. Была на его руках и кровь невинных жертв.

Но розыск и в те времена порой действовал эффективно, и вот лихих людей Малютина повязали вместе с атаманом. Вся шайка была осуждена на смерть.

2 декабря 1699 года, когда приговоренных уже привели на Красную площадь для свершения казни, Федор вдруг закричал во весь голос: «Слово и дело!»

В те времена этот возглас производил ужасное впечатление. Он означал, что речь идет о злом умысле против личности государя императора. Всякий, кто слышал этот возглас и тотчас не доносил о нем, сам становился преступником и подвергался пыткам и суровому наказанию.

Поэтому Красная площадь, еще минуту назад забитая народом, явившимся поглазеть на казнь, мгновенно опустела. Люди разбежались, кто куда.

Но солдаты исполнили свой долг: они доставили Федора и всю его шайку в Преображенский приказ.

В ЗАСТЕНКАХ ПРЕОБРАЖЕНСКОГО ПРИКАЗА

На допросе Федор, пытаясь спасти собственную жизнь, показал, что его знакомый знахарь Евтюшка Марков наводил порчу на царя Петра в интересах царевны Софьи. В ход пошли все «аргументы»: визит постельницы, два заговоренных куска воска, посещение Новодевичьего монастыря, общение со старицами и даже совет зашить в ворот кафтана пучок травы.

Допрашивал его сам князь Федор Юрьевич Ромодановский, о котором историк Д.Н.Бантыш-Каменский писал позднее: «Князь был человек нрава жестокого, не знал, как милуют. Вид его, взор, голос вселял в других ужас. Воров Ромодановский вешал за рёбра».

К показаниям доносчика князь отнесся со всей серьезностью, ведь опальная царевна Софья была поручена Петром его личному надзору.

Утром 5 декабря за знахарем-сапожником пришли из Преображенского приказа.

Кроме того, обыскали его избу. Подьячий обнаружил в ней множество трав и кореньев, а также образ Богородицы, находившийся под лавкой, в черном деревянном ставце, заполненном водой.

Теперь уже Евтюшке пришлось доказывать, что он не колдун и не чародей.

Поначалу он всё огульно отрицал, кроме визита постельницы.

Нахождение же иконы под лавкой объяснял тем, что собирался мыть образ к празднику Николая Чудотворца.

Нежданно против знахаря выступила его жена.

Она подтвердила, что он колдовал над больными, шепча непонятные слова, а затем, скрывшись за занавеской, метал там крест.

Вызвали на допрос постельницу. Ее ответы были истолкованы в том смысле, что Евтюшка действительно занимался колдовством.

Допрашивали многих других лиц, чьи имена всплывали по ходу расследования.

Покончив с допросами, Ромодановский устроил очную ставку знахаря с Федькой, а затем обоих пытали «нещадно».

Пророчество старой ведуньи, являвшейся Евтюшке в ночных кошмарах, сбылось.

Знахарь-сапожник умер на дыбе, в страшных мучениях, в ходе третьей пытки (как и Марфа Долгая).

Федору так и не удалось обмануть тогдашнее правосудие. Хотя его донос был признан обоснованным, но его всё равно казнили по старому приговору.

Жена Евтюшки провела в тюремной камере еще несколько месяцев, а затем была освобождена, как «очистившаяся кровью».