Завтра не наступит

Что может быть хуже поезда в 23:30? Только поезд в два часа ночи. Весь день маешься, ждешь. Вечером, как назло, жутко хочется спать и лечь пораньше. А ведь еще работать надо.

Андрей вышел к поезду и скрипнул зубами. Его что, из музея угнали? Внутри все оказалось под стать: старое, блеклое и скрипучее. Напоминало детство, когда в 90-е годы маленького Андрея возили на юг к бабушке.

Андрей потянул дверь купе, готовый окунуться в амбре вареных яиц, жареной курицы и несвежего белья. Повезло, соседей не было. Но радость быстро прошла. Где Wi-Fi, душевая, банальные розетки у изголовья полок?!

Но сильнее всего угнетал свет: желтый, усталый, он окрашивал действительность в кадры низкосортного кино тридцатилетней давности на дешевой пленке.

Андрей застелил полку, сел работать. Поезд тронулся и тоже бесил: двигался рывками, словно давно лишился сил, собрался помирать, а его подгоняли.

Представилась лунная ночь, полуживой поезд, по нему хлещет кнутом кто-то огромный и демонический. Фу, что за ерунда в голову лезет?

Андрей открыл первый файл. Так-так, что тут у нас…

«Он кивнул своей головой, выражая согласие с собеседником…»

Андрей оставил пометку:

«Советую автору попробовать кивнуть чужой головой в знак несогласия с собеседником».

Он хихикнул, настроение, как всегда в моменты работы, стремительно улучшалось. Открыл следующий документ.

«Анталгон вернулся с предгорья Феналина и сразу был вызван на прием к королю Междуземья Турамину Третьему…»

«Мало, мало звучных имен! Советую использовать следующие: Пенталгин Отважный, Баралгин Храбрый, Фурацилин Победоносный!» — написал Андрей и довольно рассмеялся.

Читая третий файл, Андрей скалился, готовился, но чем дальше бежал глазами по тексту, тем сильнее увлекался. Несколько раз порывался оставить веское замечание, но история затягивала, не давала отвлекаться.

Через полчаса Андрей закончил чтение и яростно забарабанил по клавиатуре планшета. Подумал. Стер. Снова разразился критикой и соображениями. Снова удалил. Да что такое?!

За окном волочилась сырая степь, залитая лунным светом, срывались первые огромные снежинки. Андрей вышел в тамбур между вагонами и достал айкос. Вот он, плюс старых поездов. Если в новом видна каждая соринка, то в этом можно наплевать на правила.

Что же делать с текстом? Конкурс крупный, если Андрей проголосует за текст, который остальное жюри сочтет слабым, на карьере можно ставить крест. И наоборот — задвинет годное произведение, а остальным понравится… Если ты уже опытен и имеешь Имя, такое могут простить. Но у Андрея пока что просто имя.

Андрей попытался еще раз беспристрастно оценить рассказ. Ну, на троечку же! Бедноватый. Но почему тогда история не выходит из головы? Как навязчивая мелодия.

Андрей не сразу понял, что рядом кто-то стоит. Проводник. Невысокий, чуть сутулый крепкий мужчина лет шестидесяти, из-под фуражки выбиваются густые седые волосы.

— Странно, я вроде бы не прозрачный, — хмыкнул мужчина, посмотрелся в отражение стекла двери. — А вы так старательно меня не замечаете.

— Извините, — Андрей раздраженно вытащил окурок из айкоса. — Больше не буду. Или что, штраф?

— Можно и без штрафа на первый раз. Мне ваше лицо знакомым кажется… Вы, случайно, не писатель?

— Бог миловал, — с достоинством ответил Андрей и вышел из тамбура.

Откатив дверь своего купе, Андрей понял, что ошибся местом. На верхней полке утробно кашлял и шелестел таблетками древний дед, на нижней перекатывалась толстая бабища, закутанная в платки и орущая на детей. А дети, мальчишки лет пяти, требовали «Мууууультики!» и тыкали грязными пальцами в планшет… Его, Андрея планшет!

Андрей резко задвинул дверь, подышал. Спохватился, снова открыл, зло забрал планшет и направился в купе проводника.

— Чаю хотите? — спросил проводник.

— Нет. То есть да, но… Я извиниться хотел. Много работы — вот резко и ответил. Послушайте… Есть свободные купе? Или с кем-то, но не с ними! — Андрей кивнул на звуки орущих детей и бабы.

— Не положено.

— Я же не просто так, — намекнул Андрей.

— И что предлагаете? Деньги не возьму.

— А что возьмете? — Андрей начал раздражаться.

— О чем вы думали? Тогда, в тамбуре. Расскажите. Ночь длинная, а мне интересно. У вас вид был, словно жизнь свою решали. Или чужую.

— Всего-то?

— Третье купе от входа.

— Муууультики!!! — завыли дети, когда Андрей вернулся за вещами.

— Ну включи ты им, — задребезжал дед сверху. — Сложно тебе, что ли? А мы в тишине посидим…

Андрей задохнулся от такой наглости, но потом включил «Смешариков» — смотрели с дочкой, когда приезжала по выходным. Купе залила мелодия заставки, Андрей начал собирать вещи, мальчишки забеспокоились, подозрительно наблюдали.

— Всего доброго, — улыбнулся Андрей, вышел и закрыл дверь, отсекая вопли детей и ругань старика с бабой.

Едва Андрей расположился в новом купе, вошел проводник с двумя стаканами чая.

— А говорили, не писатель, — проводник поставил чай, укоризненно кивнул на планшет с текстом.

— Спасибо, — Андрей, не глядя подвинул чай. Проводник сел напротив. Стоило усилий, чтобы не закатить глаза. Ну о чем с ним говорить? Вряд ли дед знает разницу между постмодернизмом и эскапизмом, а Андрей не отличит семафор от светофора.

— Я литературный агент и критик.

— Хм. Так писатели любят вас или нет?

Андрей рассмеялся. А старикан не так прост! Ладно, почему бы и не поболтать?

… — Проблема в том, что я не знаю, как поступить. Этот текст одновременно и нравиться и жутко раздражает.

— Любое хорошее произведение должно вызывать эмоции, разве нет? А какие именно…

— Не все так просто. Если остальные признают текст слабым, это может отразиться на моей репутации. Конкурс крупный, солидный.

— А вы прочитайте мне его. Вслух. Я не всегда кипяток разносил, кое-чего понимаю.

Они стукнулись рюмками, опрокинули. Андрей с досадой понял, что коньяк, принесенный проводником, в разы лучше пойла, которым обычно поили на симпозиумах и прочих официальных мероприятиях.

— Глаза не те, — неловко сказал проводник. — А потом я вас оставлю.

Андрей отрыл текст и начал читать.

«Морозным октябрьским утром Алексей Иванович поехал в лес по грибы, а нашел двести миллионов рублей. Сумку прибило хвоей, листвой, купюры отсырели, но Алексей Иванович не замечал тяжести. Лишь когда приехал домой и поставил сумку, понял, что не чувствует рук, а в спине и шее поселилась нудная острая боль.

То, что в сумке именно такое количество денег он понял чуть позже, пересчитав пачки. И обрадовался: двести миллионов лучше, чем сто. Можно долго тратить и помнить, что миллионов у тебя больше ста, а не жалкие девяносто девять.

Алексей Иванович разложил деньги на столе и стал пить чай, не отрывая взгляда от богатства. Только сейчас дошло — это его. Никто не станет искать деньги. Судя по мху на сумке, состоянию верхнего слоя купюр, клад мариновался в лесу не меньше года. И его даже не прятали особо — свалили в канаву. Алексея Ивановича захлестнула такая эйфория, которую, наверное, не способны дать все запрещенные вещества мира вместе взятые.

Закололо сердце, Алексей Иванович заставил себя успокоиться, принял валидол. Еще раз осмотрел сумку и в боковом кармане нашел размытое нечитаемое депутатское удостоверение, пистолет и записку с одним лишь словом «Пенсия». В конце стояло двоеточие и скобочка.

Сердце кололо, шумело в ушах. Еще таблетку под язык. Глупо умереть от инфаркта, когда жизнь… нет, не наладилась. Нет слова, чтобы описать привалившее везение. В конце концов, что такое шестьдесят пять лет? Расцвет! Спокойная достойная зрелость! Интересно, а можно новое сердце купить? Не дожидаясь, пока старое совсем откажет? Наверняка. Рокфеллер, если верить слухам, так шесть раз дела! Да что сердце!..

Алексей Иванович подошел к зеркалу. Из-под маски морщинистого лица с обвисшими щеками выглядывал он сорокалетней давности — красивый, веселый. Все будет, все! Кто там сказал, что молодость не вернуть? У него просто не было двух миллиардов! С другой стороны, среди всяких воротил и политиков такие развалины встречаются…

В животе заурчало. Ну, почему бы ему не урчать: кроме чая и хилого бутерброда утром ничего не получил. Алексей Иванович осторожно взял со стола одну купюру. Двухнедельный запас продуктов… Тьфу ты! Пора отвыкать. Потратит разом! Накупит деликатесов… Нет. Теперь его ждет долгая жизнь, и набрать нужно здорового и полезного. А если к купюре добавить еще одну…

Фантазия нарисовала ряд бутылок, где особенно (в середине) сияла одна темного стекла. Со строгой элитной этикеткой, увесистая, прямоугольная. Разве нет повода отметить? Не спеша, смакуя… Или совсем легкого пива банок десять, а к нему рыбки…

Заныли скулы, пальцы сами собой сжались, задергалось веко. И снова нет. Нельзя!

Алексей Иванович накинул куртку, щелкнул ключом и замер на пороге. Текли секунды, из подъезда тянуло запахами пыли и цемента. Алексей Иванович медленно закрыл дверь, запер все замки и тяжело повалился спиной на вешалку с тряпьем. Потом вбежал в гостиную, дернул завизжавшие шторы, то же самое на кухне. В магазин собрался, идиот, тупица! Только последнему олуху такое придет в голову, пока дома двести миллионов лежат!

А потом пришел страх. Жирный, душный, от него противно мокли ладони и подмышки. Такие деньги в лесу не забывают. Оставить — могли, но не забыть. Где бы ни был прошлый владелец, он спит и видит, как вернуть их…»

— Ну, и как вам? — прервался Андрей.

Проводник пожал плечами. Звук разливаемого коньяка, стук рюмок. Андрей прокашлялся и начал дальше:

«Могут ли выследить Алексея Ивановича? Камеры, вот что плохо. Ради двухсот миллионов проверят каждую в радиусе десяти километров от того леса. И что? Неужели он единственный, кто попался в объектив с увесистыми сумками? Бред!

От души чуть отлегло. Плюс, нужно знать, в какой день искать. Если деньги год сырели в лесу, может, владелец давно мертв? Или в тюрьме? Скорее первое.

Алексей Иванович подошел к деньгам и понял, что будет грызть, ломать и убивать, если кто-то позарится на его счастливое и долгое будущее. Это была даже не решимость, а четкое осознание, факт, аксиома! Лучше сдохнуть в драке, чем жить дальше и помнить, что профукал двести миллионов. На всякий случай выключил в квартире свет.

В окно заглядывал серый октябрьский вечер, тучи наливались дурной серостью. Алексей Иванович опустился на скрипнувший диван и просидел до глубокого вечера. Рисунок ковра на стене с приходом темноты будто бы украдкой менялся, извивался. Стенка, привезенная из несуществующей ныне Чехословакии, скалилась белыми зубами фарфорового сервиза. Алексей Иванович не выдержал, включил свет.

Кошмарно хотелось есть, до рези в животе. Но холодильник пуст. Мысль выйти в магазин, оставить миллионы без присмотра вызывала страх, гнев, отчаяние. Тогда Алексей Иванович решился на крайние меры — позвонил дочке.

Гудки сменились шелестом, какими-то фоновыми звуками.

— Алло? Катя, слышишь?

— Да. Что случилось?

— Ну раз слышно — так и скажи, что у вас за привычка трубку снимать и молчать?! — не выдержал Алексей Иванович.

— Па, опять начинаешь?

— Извини, это я так… Слушай, а ты не могла бы в магазин для меня сходить? Или кого из ребят послать…

— Па, мы в Турции.

— Зачем? — глупо спросил он.

Дочка в ответ вздохнула.

— А сам чего не можешь?

— Да приболел…

Текли секунды, Катя ничего не уточняла и не спрашивала. Алексей Иванович начал сатанеть, но пока сдерживался.

— Закажи доставку.

— Так не умею я! О, а может, ты и закажешь?

— Ну откуда я знаю, что именно тебе надо?!

Алексей Иванович завершил звонок и едва не растоптал телефон от бешенства. Нет, он ему еще пригодится!

Пришлось гуглить, как заказать продукты. Но установить приложение телефон отказался, ругался на слишком старую версию системы. Алексей Иванович попробовал другое приложение, результат аналогичный. Перебором нашел то, что запустилось, но работало невыносимо медленно и постоянно закрывалось само собой.

Алексей Иванович включил компьютер. Уж эта железка помощнее дурацкого смартфона! Смахнул пыль с клавиатуры, протер монитор, на котором мерцала заставка Windows XP.

Вот только интернет не работал, и Алексей Иванович не смог вспомнить, когда последний раз платил за него. Наверное, в начале лета, чтобы сериал скачать.

Смирился и позвонил внуку. Трубку тот не взял. Тогда написал сообщение. Рядом с ним появилась голубая галочка, Алексей Иванович обрадовался. Но в ответ тишина. Написал еще, затем еще, галочки на новых посланиях оставались серыми.

Алексей Иванович удовлетворённо отложил телефон, выключил компьютер. Ну и пусть. Он испытывал странное алчное облегчение. Раз они с ним так, то не видать им даже вшивого миллиона! А иначе бы размяк, забыл старое, совал бы деньги горстями и пачками, нате, детишки, чтоб не пришлось пахать всю жизнь, как мне…

Оказывается, если очень хочется есть, то даже в пустом холодильнике и шкафах можно что-то отыскать. Уловом стали остатки риса в пачке, древние перемороженные кости в морозилке. Под слоем плесени в банке обнаружились вполне съедобные соленые огурцы и помидоры. Ладно, сегодня как-то протянет, а потом придумает что-то…»

— Вам еще интересно? — зевнул Андрей.

— Очень. Продолжайте, осталось немного, — кивнул Проводник, снова разлил коньяк.

А голове приятно шумело и плыло, Андрей закусил плавленым сырком (в поезде они, или где?!). Хотелось спать, но осталось немного. Ради отдельного купе можно потерпеть.

«Ночью Алексей Иванович не смог уснуть. Сон прогоняли мечты о пропитанном счастьем будущем и припадки страха. Шаги в подъезде, стук чужих дверей, голоса. Алексей Иванович разобрал и почистил от ржавчины пистолет, благо ее оказалось совсем немного: оружие почти полностью выполнено из пластика.

В три ночи Алексей Иванович уснул на несколько минут и вскочил, ошпаренных ужасом: показалось, что в квартиру кто-то ломился, звал гнусными голосами.

Утром подскочил от стука в окно. Десятый этаж! Звук повторился, четкий, ясный. Алексей Иванович медленно подошел, отодвинул штору. Альпинист улыбнулся, помахал и продолжил делать что-то на стене. В окно билась его веревка.

Алексей Иванович яростно задернул штору. Идиот! Зачем подошел! Ясно же, будь это спецназ или еще кто-то подобный, стучать бы не стали! А уже паковали бы его и деньги!

Он подбежал к столу и накрыл деньги одеялом. Мог ли альпинист их заметить? Шторы вроде бы плотные…

Стук в дверь и по нервам. Алексей Иванович взмок, дослал патрон в патронник. Неужели?..

Это оказалась соседка снизу, Аглая. Моложе на пять лет, с не испорченной родами фигурой и приятным лицом. Но сейчас Алексея Ивановича больше всего на свете (кроме двухсот миллионов) интересовал поднос с пирогом в ее руках.

— Привет! Вот, как и обещала…

— Ага, спасибо, — Алексей Иванович цапнул пирог, посмотрел на гостью. И что он в ней нашел? Неужели еще недавно думал съехаться с ней? Да еще пара лет, и она станет типичной старухой!

— Я приболел, один хочу побыть. А с чем пирог?

— С яблоками… Может, я помогу? Обед приготовлю, в аптеку схожу.

— Нет! — вырвалось у Алексея Ивановича. Он ощущал, как его почти физически тянет обратно к деньгам. — Один хочу побыть. Без обид. Я зайду… потом.

Он закрыл дверь, выдохнул. Умял половину пирога.

…Остатки пирога удалось растянуть до обеда следующего дня. Алексей Иванович все-таки смог найти способ, как заказать продукты, но требовалась банковская карта. Она имелась. Пустая. По старой привычке Алексей Иванович не хранил пенсию на ней, каждый раз снимал наличку.

Были варианты расплатиться и наличкой, но весьма смутные — сайты таких контор выглядели подозрительно, условия доставки расплывчатыми. Разговаривая с оператором поддержки, Алексей Иванович вдруг понял, что слишком тот уступчив, даже согласен указать курьеру оставить заказ у двери и уйти. Разве такое бывает? Он в ужасе прервал звонок. Огреют по башке, как карася, когда морду за дверь высунет, и все!

Нужно что-то делать. Перепрятать миллионы так, чтоб ни одна собака… Следующая пенсия через две недели. Дача! Яму в подвале, туда деньги и сверху бетоном залить. Оставить, конечно, пару миллионов на расходы. А потом придумать что-то более надежное.

Но мысль выйти на улицу, и тем более взять с собой деньги вызывала такой приступ ужаса, что Алексей Иванович снова хватался за сердце. Нужно время, успокоится, привыкнуть. А пока — залечь на дно, не отсвечивать.

…Аглая приходила еще раз, спрашивала о самочувствии. Сначала Алексей Иванович вообще не хотел открывать дверь и отвечать, но настырная баба могла вызвать скорую, подумать, что он копыта откинул. Аглая беспокоилась, хотела войти, но пригласить кого-то в квартиру, к его деньгам… Рука сама тянулась за пистолетом.

…Через три дня в квартире не осталось ни крошки съестного. Алексей Иванович не унывал: что такое десять дней голодовки? Пшик. Будет вспоминать с юмором и иронией, сидя на личном острове посреди лазурного океана.

Еще через два дня он услышал бульканье голубей на балконе, каким-то чудом поймал одного, общипал в ванной и сварил.

…Почти все время он проводил на диване у денег. Двести миллионов грели, подпитывали. Стоило встать и отойти, как сразу страшно кружилась голова, не хватало воздуха. Алексей Иванович не смотрел телевизор, не читал книг — он мечтал, упивался картинами будущего и ждал пенсию.

…Время стало зыбким, проходило скачками. Вот утро, и сразу вечер, дряблый рассвет сменялся закатом. Алексей Иванович почти не ощущал голода, лишь воздушность в полегчавшем теле. И правильно. Нечего. Все равно пришлось бы худеть для здоровья. Голуби больше не прилетали, да он и не стал бы ловить. Жрать летающих крыс, когда вот-вот придет пенсия и начнется новая жизнь — стыдно, недостойно. Из забытья иногда выводил телефон. В основном звонила Аглая, и всего один раз дочка Катя, спросить, не находил ли он дома зарядку телефона, оставленную внуком. Приходилось бодрым голосом отвечать, чтоб не заподозрили лишнего и не приперлись, скоты.

…Алексей Иванович оброс щетиной, не умывался, не ходил в душ (зачем? Почти не двигается, не ест) для редкой нужды поставил рядом ведро. Кажется, в один из дней вякнул телефон, сообщая о зачислении пенсии, Алексей Иванович долго всматривался в сумму и потом рассмеялся. На что ему, миллионеру, эти копейки?»

— Там дальше психологизмы, рассуждения, я сразу к концовке перейду, — заплетающимся языком сообщил Андрей.

— Может, не стоит?

— Сами прочтете, я вам скину, — Андрею было уже не до любезностей. Надоело.

«…В какой-то момент Алексей Иванович очнулся. С неудовольствием ощутил, какими худыми, но в то же время тяжелыми стали руки и ноги, вспомнил про давно пришедшую пенсию. Кошмарно захотелось обратно, в грезы о будущем. Нет, хватит. Належался на остаток жизни. Позвонить Аглае, попросить прощения, помощи.

Алексей Иванович осознал, что, представляя миску борща, вместо мяса видит в ней пачку купюр, и вместо Аглаи у плиты хозяйничает тоже пачка денег, только огромная, ожившая. Нежели в жизни нет и не было ничего достойного памяти, кроме этих миллионов?

Показалось очень важным выяснить. Найти, выдрать!

Перед глазами проносились картины. Первый поцелуй, первая ночь с матерью Кати, первая искренняя похвала командира перед строем, первая грамота и премия, первый крик дочери в роддоме, первый шаг в эту квартиру… Было, было же, черт побери!!!

Из протокола МЧС от 31.11.26:

«В ходе заявления от гражданки… была вскрыта квартира по адресу… в ходе осмотра обнаружено тело хозяина квартиры Алексея Ивановича Нестерова с признаками прижизненного сильного физического истощения. Рядом с покойным обнаружен пистолет системы „Glok-17“ и двести миллионов фальшивых рублей банкнотами номиналом в пять тысяч. Следов насильственной смерти на теле А. И. Нестерова не обнаружено.»

Андрей замолчал.

— Это все? — спросил Проводник.

— Ага. Ну, какие впечатления? — заплетающимся языком спросил Андрей.

— Мне кажется, концовка…

— Бредовая. Есть масса вариантов, что сделать с такими деньгами. И не сдохнуть рядом, как Нестеров.

— А вы бы справились?

— Спрашиваете! Этому Алексею Ивановичу, что двести миллионов, что двадцать — конец был бы один. Бедное мышление. Полно ведь историй, когда старики умирали в нищете, а на счету полно денег оказывалось.

— Знаете, что я думаю…

— И сегодня уже не узнаю, — пьяно и разнуздано улыбнулся Андрей. — Я спать. Куда вам текст скинуть?

— Никуда. Доброй ночи.

Но лег Андрей не сразу, сначала отослал текст с припиской «Вотт неплрзой». Опечатался умышленно. Зайдет текст — прекрасно. Нет — ну так пьяным с ним работал, какие претензии? Пьют литераторы много и со вкусом, никто не осудит.

Утром проснулся с ясной свежей головой. Да, коньяк у проводника что надо. Кстати, как его зовут? Даже не поинтересовался. И, кажется, нагрубил… Шевельнулась совесть, Андрей ее решительно подавил. К тому же поезд прибыл на вокзал.

Андрей ехал на такси предвкушая, как примет душ и завалится на кровать со стильным черным бельем. До его текста еще не добрались, и это слегка нервировало.

Когда он вошел домой, то увидел в единственной комнате квартиры-студии большую спортивную сумку. Что за дела? Таня, что ли, вернулась? Так она ключи через знакомых передала.

Андрей вжикнул молнией сумки и обмер. Внутри лежали пачки пятитысячных. Он долго смотрел на деньги, потом взял наугад из середины две купюры и спустился в банк на первом этаже.

— Мне они подозрительными кажутся, проверите?

Девчонка-оператор исследовала банкноты и вернула.

— Подлинные.

Счастливо улыбаясь, Андрей вернулся домой. Он не задавался вопросом, откуда появились деньги. Разве могло быть иначе? Он пахал всю жизнь и заслужил. И докажет на деле, что Алексей Иванович из рассказа — олух, кретин.

Пришел ответ по тексту, Андрей смахнул уведомление не читая. Хотя, нужно потом ответить, делать вид, что живет, как жил. Он начал разделять деньги. Часть положит в банковские ячейки, часть спрячет у родителей на даче, ничего им не сообщив, часть переведет в криптовалюту. Ни в коем случае не держать все вместе.

Андрей набил рюкзак деньгами, оделся и собрался пойти в первый банк, замер на пороге. Медленно закрыл дверь на все замки, вернулся в комнату и задернул шторы.