Заяц Мороз. Снег, который все сказал.

В лесу стояла особенная, хрустальная тишина, что бывает только в самые лютые морозы. Воздух звенел, снег скрипел под лапками, и каждое слово, казалось, могло разбить это хрупкое зимнее волшебство. Но беда была не в том, что слова были громкие, а в том, что их совсем не говорили.

Всё началось с малого. Сойка Маня, большая любительница поболтать, заметила, что Белка Люся уже третий день не заглядывала к ней на верхнюю ветку поделиться новостями. «Наверное, она сердится на меня за то, что я в прошлый раз перебила её рассказ о запасах», — подумала Маня и обиженно нахохлилась. Она решила, что теперь сама будет молчать первая. И замолчала.

Люся не дождалась утренней трескотни Мани и подумала: «Видно, я ей наскучила со своими орехами и списками. Пусть лучше с другими интересными друзьями общается». Она сжала в лапках новый камешек для Мани, но так и не отнесла его, потому что решила, что подарок будет неуместен.

Ёж Гордей, проснувшись от спячки на пару часов, увидел, что тропинка к его норе, которую всегда чистил добряк Лось Агафон, заметена снегом. «Значит, и Агафону моя компания не нужна, раз даже тропку прочистить забыл», — проворчал он и, свернувшись клубком, попытался снова уснуть. Хотя спать уже и не хотелось. А хотелось горячего чая из шишек и долгого, неторопливого разговора.

А сам виновник Агафон стоял на опушке и смотрел, как из трубы барсучьей норы валит густой дым. «Работает, — с грустью подумал Лось. — Копает свои ходы, изучает карты. Не до старых друзей». Агафон собирался позвать Потапа посмотреть на редкий узор инея на своих рогах, но раздумал. Зачем отвлекать учёного? И молча побрел дальше, оставляя за собой глубокие следы.

Заяц, как самый чуткий, заметил эту странную паутину недомолвок. Он видел, как Маня, встретив Люсю, сделала вид, что клюёт невидимую букашку на соседней ветке. Видел, как Гордей сделал круг, чтобы не пересекаться с Агафоном. Чувствовал, как Потап всё глубже закапывается не только в землю, но и в свои мысли, не решаясь ни с кем ими поделиться.

— Марфа, они больны, — с тревогой, но уверенно сказал Заяц своей Осине.
— Молчанкой? — уточнила Марфа.
— Хуже. Немой догадкой. Каждый додумал за другого целую историю, поселился в ней и теперь боится выглянуть наружу, чтобы не увидеть, что она неправдивая.

Настоящая беда грянула, когда Потап изучал старинные карты и нашёл отметку о «Великом Тёплом Ключе» где-то под холмом у Агафонова болота. Это могло бы решить проблему зимней стужи для всего Леса! Но, вспомнив про холодный приём в последнее время, Потап не пошёл к Агафону. Вместо этого он начал копать один, с другой стороны холма, куда указывала его не совсем точная карта. Он трудился день и ночь, не жалея сил, копал в одиночку. Работа шла медленно, а мороз крепчал.

Тем временем Агафон, проходя мимо, видел свежую выкопанную землю и слышал стук барсучьих когтей из-под земли. «Вот, — горько думал он. — Прямо под моим носом роет и даже не скажет, зачем. Не доверяет». И он перестал ходить на болото, свою любимую опушку, чтобы не мешать.

Лес, ещё недавно тёплый от дружбы, стал леденеть изнутри. Заяц понял, что пора действовать. Но наставления и призывы тут не помогут. Нужно было заставить тишину заговорить, и Заяц уже знал, как это сделать.

Однажды утром каждый из друзей нашёл у своего жилища странный снежный ком. Но не простой, а слепленный так, что внутри него что-то поблескивало. И прикрепленный к нему был листок с одним словом: «Раскрой».

Сойка, осторожно разломав свой комок, обнаружила внутри тот самый гладкий камешек. И записку: «Это я для Мани. Но побоялась, что она меня не слушает. Люся».

Белка, расколов свой ком, нашла засохшую, но удивительно сладкую ягоду можжевельника. И записку: «Это я припасла для Люси, чтобы её список сладким стал. Но решила, что она предпочитает только серьёзное. Маня».

Гордей в своём комке откопал маленькую, сплетенную из прутиков корзинку для шишек. Записка гласила: «Чтобы Гордею удобнее было чайные запасы носить. Но он всегда спит, может, разбудишь? Агафон».

Агафон, раздавив огромный снежный шар копытом, увидел идеально отполированный кусок льда, и карту с новой, точной меткой «Тёплого Ключа». Записка от Потапа рассказала: «Хотел сделать тебе подарок и найти ключ под твоим холмом. Но подумал, что ты больше не хочешь со мной дружить. Копал не там. Прости».

Самым потрясённым оказался Потап. В его комке лежала великолепная, огромная снежинка, пойманная и замороженная в прозрачном льдинке. «Видел такую на твоих рогах, хотел показать, — написал Агафон. — Но ты был занят. Думал, тебе неинтересно. Держи, хоть так».

И снова наступила тишина. Но теперь другая. Звери стояли каждый у своего дома, держа в лапках и копытах чужую заботу, робость и желание быть ближе. Ну, и свою собственную глупость.

Первой сорвалась с места Маня. Она прилетела к дуплу Люси с камнем в клюве.
— Я слушаю! — протрещала она. — Я всегда слушаю! Прости, что сделала вид!
— А я… я как раз хотела, чтобы у тебя было что-то красивое, — смущённо прошептала Люся. — И за ягодки спасибо. Они совсем-совсем не глупые, а очень даже серьезные и нужные.

Гордей, закутавшись в лист, поплелся к опушке, где обычно стоял Агафон. — Корзинка идеальна для шишек, — бурчал ёж себе под нос. — И я не всегда сплю. Иногда я просто жду, когда кто-нибудь позовёт попить чаю.
А потом они все — Люся, Маня, Гордей — пошли к холму у болота. И увидели там двух друзей: Потапа, который сидел, устало опустив голову на лапы у входа в свою безнадёжно долгую нору. И Агафона, который стоял рядом и большим копытом осторожно указывал на нужное место.
— Здесь, — тихо сказал Лось. — Ключ здесь. Я всегда чувствовал тут тепло. Почему ты не спросил?
— Я испугался, что ты скажешь «нет», — признался Потап.
— А я испугался, что ты скажешь «не мешай», — ответил Агафон.

В этот момент Заяц вышел из-за сугроба.
— Видите, — сказал он мягко. — Снег растаял бы и всё рассказал. Но зачем ждать весны, чтобы узнать то, что можно спросить сейчас?

Они все вместе пошли к Агафону домой, в его просторную лосиную сторожку. Разожгли камин. Маня трещала без умолку, рассказывая, как она обижалась. Люся показывала списки, в которые теперь включила «ягоды от Мани». Гордей варил чай из шишек, которые достал из новой корзинки. Потап и Агафон склонились над одной картой, и Барсук уверенно показывал на то самое место у холма.

А за окном снова пошёл снег. Тихий, пушистый. Но он был просто снегом. Потому что внутри, у жаркого камина, все стены уже разобрали, кирпичик за кирпичиком, и каждый кирпичик был простым, честным словом.

— Знаешь, — сказал Гордей, прихлёбывая чай, обращаясь ко всем и к никому в частности. — Самое тёплое — это не ключ под землёй. Хотя он, конечно, весьма пригодится.
— А что? — спросила Люся.
— Самое тёплое — это когда тебя слышат. Не ушами, а вот так, — он ткнул лапкой в грудь. — И когда ты не боишься сказать: «Эй, мне холодно. И мне грустно. И я по тебе соскучился».

Все молча кивнули. Потому что теперь они знали, что иногда нужно просто растопить снег у себя на языке. И сказать.