Последний гость ушел под утро. В ушах еще стоял гул от музыки, а веки слипались от усталости. Хэллоуин удался. Мой костюм графа Дракулы произвел фурор — все хвалили мой грим, говорили, что он невероятно реалистичный. Сейчас же он стал невыносимо тяжелым, как вторая кожа, которую отчаянно хочется сбросить.
Я запер дверь и побрел в ванную. Включил свет — лампа мигнула и зажглась, отбрасывая на стены резкие тени. Я подошел к зеркалу над раковиной, намереваясь наконец-то умыться.
В отражении на меня смотрел вампир. Бледный, как полотно, с темными провалами под глазами, с алыми, будто окровавленными губами. И эти клыки... такие острые.
— Ну, пора заканчивать этот маскарад, — пробормотал я и нанес на ватный диск мицеллярную воду.
Я принялся тереть щеки, лоб, подбородок. Кожа под макияжем должна была быть обычной, розовой от трения. Но ничего не менялось.
Я тер сильнее, почти до боли. Отражение повторяло мои движения с идеальной синхронностью, но его лицо оставалось неизменным — мертвенно-бледным, с насмешливым блеском в глазах, которых у меня под маской быть не должно.
В груди защемило холодное, липкое предчувствие. Я перестал тереть и просто уставился в зеркало. Вампир в ответ уставился на меня. И тогда я заметил деталь, от которой кровь застыла в жилах: в его темных зрачках не отражался свет от лампы. Они были абсолютно черными, бездонными.
Паника, острая и неконтролируемая, ударила в виски. «Нет, нет, нет!» — закричал я внутри себя и, не помня себя, ткнул указательным пальцем в холодную поверхность стекла, прямо в лицо тому, кто был по ту сторону. Мое отражение не повторило этот жест.
Вместо этого его алые губы медленно растянулись в широкой, неестественной улыбке, обнажая длинные, отточенные клыки. Оно наклонилось чуть ближе, и его шепот прозвучал не снаружи, а прямо у меня в голове, тихий и шипящий, как скольжение змеи по кафелю.
«Сладость... или гадость?»
Я отпрянул, пытаясь вырваться из охватившего меня паралича, но было уже поздно.
— А я выбираю... выйти.
Из зеркала, будто из густой воды, вышла бледная рука с длинными ногтями. Она двигалась с ужасающей, нечеловеческой плавностью. Я не мог пошевелиться, не мог издать звук. Холодные пальцы с мертвенной хваткой сомкнулись вокруг моего запястья. Их прикосновение было таким леденящим, что, казалось, выжигало душу.
Оно тянуло меня к зеркалу. Которое было уже не стеклом, а порталом в иную, черную как смоль, реальность. Я пытался упираться, но моя собственная сила казалась смешной по сравнению с этой потусторонней хваткой.
Последнее, что я увидел, прежде чем мою голову поглотила тьма, — это мое собственное, обычное и перекошенное ужасом лицо, мелькнувшее в зеркале на долю секунды. Оно осталось там, по ту сторону. А я... Я оказался по эту сторону. В мире без света, без звука, без отражений.