Здесь только мы

Сколько же мы прошли... Семь, да ещё восемь, и ещё... Наверное, где-то двадцать километров вчера. А сегодня... Три, девять, да ещё пять... семнадцать, и ещё невесть сколько впереди.

Проносящиеся по нестройным рядам усталые вздохи заглушает мерное бряцанье ружей и топот. Топот. Бесконечный топот сотен и сотен ног, поднимающий в воздух облачка удушливой пыли. Взгляд устремлён вниз. Глаза выхватывают только мелькающие пыльные сапоги. Грязные, от налипшей земли, влажные. Сил смотреть на то, что впереди больше нет. Да и не на что там смотреть. Лысые кривые деревья, пустая земля, жухлая хилая трава... Здесь ничего больше не растёт. За нависшими серыми тучами много дней не видно неба: это дым от пожарищ, поднявшись вверх, заслонил собою солнце.

Ремень винтовки отдавил плечо. Я то и дело поправляю её, вызывая взрывы боли в уставших ногах и натёртых ступнях. Портянки сползли, насквозь вымокли от прошедшего недавно дождя. В сапоги забился песок. Сил хватает только на то, чтобы переставлять ноги. Поднять - опустить - повторить. Каждый шаг заставляет слегка морщиться, прищуривать глаза.

В такие моменты лучше всего попробовать подумать о другом. Вспомнить, как было хорошо тогда, много-много дней назад... Как ярко может светить солнце, каким голубым бывает небо... Как звонко могут смеяться родные, и как крепки объятия отца. Как давно я не видел их? Как давно... Слишком больно вспоминать. Слишком страшно. Но только эти воспоминания держат в сознании. Не дают сойти с ума до конца, удерживая на грани безумия.

Вздрагиваю - едва не заснул. Ноги подкосились, и я чуть не падаю. Никто даже не поворачивается. Слишком устали, чтобы думать о ком-то ещё.

Медленно, на нас опускается тьма. Нет ничего страшнее, чем встречать ночь в дороге. Днём, когда светит солнце, ты не один. Вокруг тебя усталые взгляды, поношенные бушлаты и затёртые каски, одинаковые винтовки, но лишь стоит светилу скрыться, лишь ляжет на мир мрак - и ты остаёшься один. Только ты, и мелькающие в темноте грязные каблуки.

И так много часов подряд. Пыль. Пыль. Пыль и топот. От него кружится голова, от мелькающих каблуков начинает рябеть в глаза, но ты не прекращаешь идти и точно знаешь, что им, тем, кто идёт бок о бок с тобой, точно так же больно смотреть на них. И по этому ты не останавливаешься. Потому что не останавливаются они.

Снова ночь без сна. Лишь под рассвет дают команду, и мы все как один валимся без сознания. Умираем на несколько часов, и вновь воскресаем. Разбитые. Раздавленные.

Если повезёт - ты будешь спать без сновидений. Не каждому выпадает такая удача. В добром мире снов можно увидеть то, каким ты был. Какими мы были. Старый мир. Это делает больно. Ещё мучительнее становится пробуждении. По их лицам легко определить, кому повезло. Впрочем, все мы через несколько минут одинаково хмуры.

По рядам иногда проносятся тихие шепотки. Так всегда бывает по пробуждению. Вновь появившиеся мизерные силы тратишь на то, чтобы послушать чей-то голос. Вспомнить, как звучит свой собственный.

Плевать.

Это длится недолго. Вскоре мир снова заполняется бряцаньем и топотом. И пылью.

Едим прямо в дороге. Сухари и вода - уже несколько недель только они. Ничего больше не осталось: пути снабжения размыло стихией и накрыло огнём артиллерии. По тем дорогам больше не проедет машина. "Завтра. Завтра всё будет" - продолжают твердить командиры. Они говорили так вчера. И позавчера. И много дней до этого они говорили то же самое. Но нам, в сущности, уже не важно.

Нас больше не пугает ни голод, ни жажда, ни то, сколько ещё предстоит пройти. На всё это плевать. Мы бы многое отдали лишь за одно - не слышать этот жуткий, не стихающий ни на секунду топот...

Вдалеке рвутся снаряды. Стрекочет пулемёт. Там идёт война. Там такие же как мы гибнут под градом свинца, зарываясь всё глубже и глубже в землю, словно кроты. Они делают то, чему мы научились. То, что мы умеем. Убивают и умирают. Такова теперь наша профессия.

Туда ли мы идём?

Командуют привал. Но тишины нет. Топот сменяется одинаковыми щелчками затворов и предохранителей. Мы одинаковыми, отработанными сотни раз движениями проверяем и чистим винтовки, штыки, подсумки. Тут и там бормочут что-то под нос. Бормочу и я. "Один, два, три, четыре" - считаем патроны. Готовимся. Никто не знает, когда будет бой. Кто-то достаёт небольшую икону. Наивный. Бог давно оставил нас.

Но не мы ли оставили его первыми?

Команда "Встать". Одновременно встаём, одинаковыми движениями закидываем винтовки. Марш. Снова топот, и снова пыль. Вновь нет сил поднять глаза, и вновь тьма поглощает нас, оставляя от людей лишь их каблуки. Не прекращающиеся звуки боёв стихают и отдаляются. Это место не станет нам могилой... Плевать. Всё это - вздор.

Мы так давно идём сквозь ад... Я вам клянусь. Здесь нет чертей. Как нет и костров, вечной тьмы и жаровен тоже давно уже нет. Нет. Здесь остались только мы. Мы и пыль, что поднимают наши сапоги...