Зеркало

Кого не спроси, все дружно объявляют, что битое зеркало дома держать нельзя. А стоит поинтересоваться: «Почему?» — начинают такую пургу нести, что уши киснут.

Чаще всего объявляют, что зеркало заключает в себе часть реального мира и, разбив зеркало, разбиваешь мир. Некоторые доходят до того, что предупреждают: если не выкинуть немедленно осколки зеркала, то твоя жизнь будет разбита вплоть до, как говорят медики, летального исхода.

Есть у меня зеркало. Не скажу, что старинное, но старое, сейчас таких не делают. Стекло толщиной почти сантиметр, зеркальная поверхность серебряная или, по крайней мере, ртутная, но уж никак не алюминиевая. Отражает всё, что можно и нельзя отразить.

Странное поведение зеркальных отражений в интернете, судя по всему, объясняется тем, что все отражения оказываются плоскими. Можно сколько угодно вертеться пред зеркалом, там у любого предмета увидишь длину, ширину и высоту. Не окажется только глубины.

Вешать толстое стекло на хлипкую стену просто опасно, не поймёшь, как оно сорвётся. Тем более, нельзя помещать зеркало напротив хозяина. При этом две пары глаз оказываются друг напротив друга, и взгляд уже не отвести. Казалось бы, велика ли разница, встречаешься ли ты взглядом с отражением, но ещё никто и никогда не выигрывал в гляделки у самого исцарапанного зеркальца.

Наше с отражением зеркало стоит на столе, обернувшись в четверть оборота. На столе кроме зеркала имеет место компьютер, куча разрозненных книг, почти всегда раскрытых на самых неожиданных страницах, и, главное, две-три общих тетради в клеточку, в которых я пишу свои рассказы. Есть также перочинный ножик, которым я в минуты задумчивости чищу ногти, пара симпатичных камушков, подобранных на огороде, и корочка от не дожёванного бутерброда. У моего напарника есть те же запасы барахла за исключением корочки. Куда бы я ни засовывал хлебный озубок, как бы ни вытягивал шею, пытаясь углядеть место, в котором спряталась корка, я ни разу не мог отыскать её. С моей стороны корочка тоже вскоре исчезала. Куда? Ответ мог быть один: мышка съела. Эта гипотетическая мышка равно удобно чувствовала себе и по ту, и по эту сторону зеркального стекла.

Но самое главное, о чём нельзя забывать ни на одну минуту, это то, что зеркало было разбито. Не раскокано на сто миллионов острейших кусков, а словно по трафаретке по нему был проведён аккуратнейший разрез в верхнем левом углу.

Зазеркальные жители, конечно, знали, куда подевался осколок, и что с ним сейчас, но они разве скажут. Я подозревал, что именно там, в отколотом кармане двусторонняя мышка прячет спёртые корки, но эти подозрения оставались подозрениями и не более того.

Для меня скол зеркала оставался неприятностью, испортившей внешний вид хорошей вещи, а для моего визави это было катастрофическое искажение бытия. Дело в том, что в зеркальной яви раскол провёл трещину через которую двухмерное изображение могло проникнуть в трёхмерный мир.

Я ни о чём таком не подозревал, и был немало удивлён, обнаружив у себя за спиной знакомую, хотя и полупрозрачную фигуру.

Натуры нервные примут такую за привидение, но не западноевропейское, а своё, святоотеческое. Готические привидения бродят по старинным залам и переходам, оглашая помещения предсмертными стонами и звоном цепей. Русское привидение ходит тихонько, молчит, любит посидеть в кругу семьи, и, вообще, чаще всего это не призрак и не фантом, а отражение, выбравшееся из надколотого зеркала.

Помним, что отражение всегда принадлежит живому человеку, это не мертвец, и бояться его не надо.

В руках у моего отражения был прозрачный лист бумаги, и на нём чуть заметные письмена. Я кивнул и взял лист. Там было начертано зеркальной скорописью: «Ты никогда не прочтёшь, что я написал здесь». Ха! Это я не прочту написанное моим собственным отражением! Я улыбнулся и вернул лист, письмена на котором уже исчезли. Альтер-Я просиял копией моей улыбки и втянулся в разбитый край зеркала.

С этого времени я очень хотел, чтобы он совершил какое-то самостоятельное действие, не связанное с разбитой частью зеркала. Но он продолжал слепо копировать меня, пренебрегая отбитым краем.

Но всё же, я добился своего! Я купил нарезанный батон и открыл баночку моих любимых шпрот. Всё это я поставил так, чтобы их отражения были видны мне во время работы. А самого себя я не видел и не мог наблюдать за отражением. Время от времени я накалывал на вилку шпротинку, укладывал её на кусочек булки и отправлял в рот. Занятие это не требует ни малейшего сосредоточения и происходит словно само по себе. Сидишь, пишешь очередную главу остросюжетной повести, на отражение даже не поглядываешь, пусть занимается чем хочет, и вдруг замечаешь недостачу шпрот в открытой баночке, причём, не просто недостачу, а нехватку самых целых рыбок. Ага, попалось! Значит, я тут работаю, злодеев ловлю, а ты там шпроты кушаешь! Ну что, вкусно, да?