Зерно Чар

Первым появился запах. Цветочный такой, тонкий, сладкий. Я даже чихнул, такой сладкий. Не люблю такого. Да и весь народец этот не люблю. Не, я не против эльфов — забавные они, пока далеко. Но есть у них куча недостатков, и запах, от которого чихать хочется — не последний из них.

Конечно, это была Фа. Кому бы еще пришло в голову ко мне прилететь?

— Лис, о лис! Я убита! — пропищала она и картинно запрокинула голову. Очень красиво — крылышки трепещут, тоненькая ручка приложена ко лбу, золотые волосы волной разливаются по плечам. Один глаз подглядывает — заметил ли я ее горе? Я заметил.

— Что случилось, Фа? — спрашиваю. Убита она…

— Я совершенно убита, — пищит эльфка, не выдерживает собственного трагизма и начинает порхать прямо перед моей мордой. Еле сдерживаюсь, чтоб не цапнуть зубами. Знаю — бесполезно. Эльфы крошки, создания воздуха и цветов, схватишь, и получишь полную пасть цветочного запаха, а она свободно вылетит облачком пыльцы между зубов, и будет смеяться, пока я чихаю. Проверено.

— Они похитили! — восклицает Фа. — Похитили! Украли, свистнули и увели!

— Погоди, — говорю, — так убита, или украли? И я-то тут при чем?

Фа начинает вертеться еще быстрее, крылышки сливаются в облачко, сама она так быстро жестикулирует, что не понять, что она изображает. Похоже, в самом деле расстроена.

— Украли Зерно Чар! Украли, украли! Украли! — кричит она и замирает прямо перед моими глазами. — А без него я теряю все! Магия — магия пропала! И я погибну!

— Ты вовсе не выглядишь умирающей, — говорю я, но смущаюсь. Что я знаю про эти чары? Ничего. Зерно Чар какое-то… Погибнет? Первый раз слышу, чтоб эльф мог погибнуть. Воздушно-цветочная штуковина, сгусток чар и безмозглости… разве такое может погибнуть?

— Конечно, не выгляжу! — отвечает Фа. — До новой луны еще много-много дней. Два. Или три? Но без Зерна Чар умрет Луна — и умру я. Ужас, ужас! Ты говоришь с мертвой Фа!

— Хорошо, хорошо, — говорю я. — Ну, то есть, очень плохо и ужасно. Но я-то тут при чем?

— Ну, как же? — возмущается Фа моей непонятливости. — Ты же убийца и вор! Ты же лис!

— Эй, — говорю я, — я тут не при чем. Я даже не знал до сих пор про такую штуку — Зерно Чар.

— Да я не про то! — пищит Фа. — Ты убийца и вор, а значит, понимаешь, как думают убийцы и воры. И сможешь найти. Вернуть Зерно! И если ты успеешь до смерти Луны, то я останусь жива! Ну, и городок наш тоже.

Я трясу головой. Я, конечно, лис. И убийцей меня Фа называет не в первый раз — я ж хищник. И кушаю всяких милых пушистых зверушек. Фа как-то натолкнулась на меня как раз когда я зайку поймал, и долго верещала. И с тех пор под настроение называет меня убийцей. А про вора — это она про кур из курятника прослышала, и вбила себе в крошечную головку, что это тоже я.

— Погоди, — говорю, — А городок ваш тут при чем?

— Какой ты глупый! — пищит Фа. — Если Зерна не будет, то погибнем мы все! Весь Дилинь-город умрет вместе с Луной! И не будет больше в нашем лесу чар…

Последнюю фразу она пропела так грустно, что мне снова захотелось чихнуть. Но я удержался — Фа порхала почти прямо перед пастью, и я не хотел добавлять к ее страданиям еще и это. Но было очень трогательно — словно в ее голосе тонко и пронзительно звенели тысячи колючих снежинок, и листья затихали под пушистым ледяным мехом, чтобы уже никогда не вырасти. Почему-то казалось, что после такой зимы лето не наступит никогда. Не будет сочных зайчиков, запаха трав, журчанья бегущей воды…

Я потряс головой и все же не удержался — чихнул. К счастью, Фа немного отлетела в сторону, и ее не впечатало в землю. Конечно, ничего бы с ней не сделалось, но все же…

— Погоди, Фа, давай по порядку, — сказал я, пытаясь прогнать из головы картинку замерзшего леса, зимы без конца и замерзших тел припорошенных снегом — зайчика, оленя и лиса.

Спустя некоторое время я удивленно вертел головой во все стороны. Сколько лет живу рядом, а сюда попал впервые. И неудивительно — в Дилинь-город не пройти, а то бы его любой лось раздавил бы. Дилинь-город… он рядом, но не здесь. Не знаю, как объяснить. Фа провела меня, но я точно знаю, что сам бы эту дорогу никогда не нашел бы.

А еще, пройдя по этой дороге я стал ростом с Фа, совсем маленьким. Хотя, наверное, тут размер не имеет значения. И теперь мог бежать по улицам Дилинь-города и не ломать его.

Город-цветок, но приятный. Запах сладкий, тонкий, но сейчас совсем не раздражает, даже радует. А вот звуки не радуют. Весь город словно плачет, песня без слов, без мелодии, одно лишь горе течет. Красиво, трагично, но очень уж грустно. Был бы волком, завыл бы, но я лис. Мне не к лицу как-то.

— Вот здесь оно было, — говорит Фа и показывает на большое растение. Стебель торчит куда-то вверх, листья распростерты над нашими головами.

— Там, наверху? — уточняю я. Фа кивает.

— А как туда попасть? Обнюхать бы место… — спрашиваю.

— Взлететь, конечно! — удивляется Фа. Крылышки трепещут, поднимают небольшой вихрь. Мгновение, и она исчезает.

Зараза. У меня-то крыльев нет. Стою, думаю. Жду, когда она сообразит и вернется.

Наконец, возвращается.

— Извини, лис, — говорит, — совсем забыла!

Я мрачно смотрю на нее. Сейчас мы с ней одного размера, и я отчетливо вижу личико и большие, вечно удивленные, наивные глаза. Забыла она…

Фа начинает петь, ее голосок вплетается в общий плач скорби, и тональность как-то меняется. Не могу понять, как, но что-то становится другим. И стебель цветка сгибается, и лепестки оказываются прямо передо мной — заскакивай, лис, нюхай, что хочешь!

— Ну, вот, — говорю я, чтобы сказать хоть что-нибудь. — А говорила, магии нет…

— Это не магия, — отвечает Фа, — я просто попросила цветок.

Я запрыгиваю на лепесток и иду обнюхивать место преступления. И думаю.

Просто попросила — и цветок согнулся. Впрочем, меня-то она тоже просто попросила. Наверное, лучше про это не думать.

Посреди лепестков отчетливо видно место, где был плод. Зерно, или ягода, или еще чего-то. Пахнет здесь травой — это и неудивительно. Тут повсюду пахнет травой, и я внюхиваюсь глубже.

Пахнет травой. Но не какой-то определенной — пахнет сразу всеми травами. Заметить это можно, только если начать принюхиваться, вдумываться, читать запахи. Охотиться — но не на зайцев, не на мышей, а на что-то неизвестное. Неизвестно, на что, и поэтому принюхиваться к каждой детали.

Травы, все сразу, объединились и пахнут. Еще пахнет цветами, но это издалека, от Дилинь-города, от Фа, от других эльфов. Наверное.

Кстати, странно — я чую множество эльфов, но видел пока только Фа. Остальные плачут? Оплакивают свою скорую смерть? Возможно. Прогоняю постороннюю мысль и принюхиваюсь.

Чуть пахнет зимой. Откуда? Аж шерсть на загривке становится дыбом — мне страшно. Снова вижу на мгновение умирающие под снегом листья и замерзших зверей. Пытаюсь вспомнить, сколько же времени до смерти Луны, но не могу. Скоро. Ночи нынче темные, Луна умирающая, но сколько ей осталось? Пара дней или неделя? А потом вечная зима? Неприятная мысль, неуютная. Непривычная. Не может быть, чтоб все было так связано… но что я знаю про магию?

Запахи трав и цветов, запах моего собственного страха, запах зимы — все это путает меня. Есть еще какой-то запах, очень тонкий, очень неопределенный. Я никак не могу понять, что это, он на самой грани восприятия.

— Отведи меня обратно, — говорю я Фа.

И вот, наконец, я бегу по лесу. Фа отстала.

Я заверил ее, что сделаю все, что могу. Что, конечно, раз уж я вор и убийца, то без проблем найду. Связано это только в крошечной головке Фа, но все же… Не нравится мне картинка эта. Не может этого быть. Зима приходит и уходит, и луна умирает и рождается новая… и все идет по кругу, по кругу. А где-то в середине всего — Зерно Чар.

А теперь его нет, и возможно все.

Посоветоваться бы, но с кем?

И понять бы, чей же это такой запах пробивался сквозь ароматы цветов и трав там, на цветке в Дилинь-городе.

Я бегу. Тут думать надо, анализировать, понимать, а это все же не дело лис. Что бы там ни думала Фа, я охотник, а не вор. И уж в магии ничего не понимаю. Тем более, в ее отсутствии.

И вот я на полянке. Я тоже знаю разные тропинки, и где повернуть, и где пройти так, чтоб не пожрали всякие разные. Так что до полянки добрался легко. Кричать, как люди делают, я, конечно, не стал. К чему поворачивать избушку к лесу задом, проще с другой стороны зайти.

Заглядываю.

Пахнет здесь, конечно, похуже, чем в Дилинь-городе. Мертвецом здесь пахнет, давно тухлым и разложившимся. Совершенно несъедобным. Мы, лисы, мертвецами не брезгуем, но это слишком даже для меня.

— Привет тебе, — говорю, — бабушка!

Баба Яга смотрит на меня удивленно. А я мысленно сравниваю запах. Вряд ли, конечно, старуха из своей избушки добралась бы до Дилинь-города, но не ей ли выгодно — чтоб зима без конца? Чтоб замерзли и пушистые лисоньки, и сочные зайки, и мясистые олени? Да и чар она не чужда…

Но запах не тот. Совершенно не тот, ничего похожего. Конечно, у нее есть помощники — хоть те же гуси-лебеди. Но те по другому пахнут — вкусно, сочно, аж слюнки текут. Их аромат я бы сразу узнал.

— Чего явился, куроцап? — спрашивает старуха. Я сижу спокойно, но от дверей недалеко. Не боюсь я ее, но осторожность проявить стоит. Родичи мои в далекой стране, за лесами, за горами, за степью широкой — на кладбищах живут, костями играют, от чар мертвецов сами в людей превращаются. Я так не пробовал, но все же меня мертвецы не пугают. Даже интересно было бы… но не сегодня. Сейчас у меня совсем другое дело, и я улыбаюсь. Вежливо, аккуратно.

— Без зла я пришел к тебе, бабушка, — говорю. Баба Яга, она вежливость любит. И лесть. Лесть, впрочем, все любят. — Мудра ты, знаешь многое, у кого же мне еще совета просить?

— Врешь ведь, морда рыжая, — отвечает баба Яга, но я слышу, что она оттаивает. Лесть все любят.

— Если б врал, — делаю я честные глаза, — то зачем бы мне прибегать к тебе? Про чары лучше тебя никто не скажет!

— С чего это тебе чары понадобились? — удивляется старуха, и я начинаю рассказывать. Старуха молчит, слушает. Знаю, знаю ее манеру — сесть, замереть, как мертвая, и то ли заснуть, то ли просто сдохнуть. Но и знаю, что сдохла она давным давно, и мудрости ей не занимать. Потому я и прибежал к ней.

Слушает, слушает, потом вдруг встает, идет прямо ко мне. Я на всякий случай отхожу, но она не ко мне — к выходу. Выглядывает, смотрит пустыми глазами на лес, на поляну, на небо. И я тоже смотрю туда же. Не потому, что понимаю что-то, просто смотрю. Вижу небо — серое, мертвое. Лес— мертвый и серый. Поляну — высохшую, мертвую. Серую.

Здесь, рядом с этой избушкой, все такое. Чтобы было по другому, надо с другой стороны заходить, но тогда придется долго орать — поворачивать избушку.

— Смерть, значит, луны… — бормочет бабка, а я прислушиваюсь. — Да ну, глупость-то какая!

— Что? — спрашиваю. — Что глупость?

— Да красть Зерно Чар у эльфов — глупость, — отвечает старуха. — Кто может с ним совладать? Что с ним делать?

Я задумываюсь. В самом деле, не подумал я об этом. Кто-то же проник в Дилинь-город, пробрался к самому Цветку, забрал Зерно… А как туда проникнуть, если Дилинь-город не здесь, и не там? Кроме эльфов никто троп к нему не знает, я даже пытался запомнить путь, но никак.

— А сами эльфы? — говорю я, и понимаю, что глупость говорю. Эльфы… они уж точно никому никакого зла не сделают. Жалко им — и мышек, и зайчиков, и лиса… всех жалко, а потому они только песенки поют, щебечут, то весело, то грустно, да вот одного глупого лиса отправили искать не понять что.

— Эльфы… — задумчиво тянет баба Яга. — Не, эльфы не могли… Башка у них маленькая, в нее такие большие мысли не поместятся просто. Это ж, чтоб всех в Вечную Зиму отправить, надо себе умное оправдание придумать. А это уже две мысли — и цель, и оправдание. И безжалостность ко всем, кто Зимой замерзнет. Так что, даже три мысли.

Я слушаю, и вдруг понимаю — надо Фа поспрашивать. Как к ним туда пройти можно? Кто мог тропы знать?

— Наши тоже вряд ли, — продолжает старуха. — Нам к чему лишние мертвецы? Все своим чередом к нам придут, зачем спешить?

Я киваю. Конечно, спешить незачем. Всем видом выражаю согласие, и жду, не скажет ли она чего-нибудь еще. Главное я понял уже — сама мертвая старуха ничего не знает, но на мысль она меня навела.

Баба Яга все бормочет и бормочет. Перечисляет, кому это не надо, да кому бы это и в голову не пришло бы. А мне и не надо знать, кто это не делал. Мне хорошо бы узнать, кто сделал.

И я не дожидаюсь окончания, проскакиваю мимо костяной ноги и ныряю в лес. Пусть бабка сама, без меня, рассуждает.

Фа молчит.

Редкий случай, я задал вопрос, а Фа молчит. И я понимаю, что она точно что-то знает.

Потом Фа начинает заламывать руки. Взлетает вверх, пищит непонятное, делает круг, возвращается.

— Хватит, — говорю я. — Кого ты видела? Или даже сама провела?

— Я не знала! — пищит эльфка. — Я даже подумать не могла! Ведь ничего не могло случиться!

Я сажусь поудобнее. Хвостом накрыл лапки, голову набок — слушаю, смотрю. Фа выступает. Показательное горе — очень трогательно. Я впечатлен, но не очень. Привык уже. Потом я вспоминаю про свое видение — замерзших зверей, и встряхиваюсь. Понимаю, что пока она тут упивается своим горем, время уходит.

— Хватит! — рычу я. Наверное, злобно, во всяком случае, Фа останавливается и смотрит на меня. глаза заплаканные, большие — на пол лица.

— Наверное, ты вправе злиться на меня, — говорит она трагично. — Можешь даже укусить — я заслужила!

— Рассказывай толком, что произошло! — я говорю спокойнее, но в душе все еще зол. Что-то она такое натворила, а мы теперь все погибнем!

Фа еще немного жеманится, но в конце концов рассказывает.

Я чешу задней лапой за ухом, думаю. Глупость-то какая, что же делать теперь? Опять к бабе Яге бежать — пусть своих гусей-лебедей посылает?

На Фа я больше внимания не обращаю. Укусить ее, что ли, взаправду? Да толку никакого, только чихать потом. Толку от этого никакого, а значит, и незачем. Разве что злость сорвать.

Решаю, что пока к бабе Яге не побегу. Хватит с меня мертвого леса на сегодня. Не худо было бы еще знать, когда она, смерть Луны. Я никогда в этих небесных штуках не был силен — светит сверху что-то, и хорошо. Надеюсь, если что, завтра можно будет старуху попросить. А пока сбегаю, посмотрю сам. Может… может, так как-нибудь…

Что именно может, я не знаю. Разберемся на месте.

Вскакиваю, встряхиваюсь. Краем глаза замечаю, что Фа шарахается в сторону, потом замирает на месте, закрывает глаза, висит в воздухе. Только крылышки трепещут. Кажется, она решила, что сейчас я ее кусать буду, и готова принять справедливую кару.

Зайки бы так готовились… и мышки…

Бегу прочь.

Теперь, когда я знаю, что вынюхивать, идти по следу почти легко. Посторонние запахи больше не мешают, а главный запах порой теряется, но найти его заново легко. Деревья, кусты, травы. Муравьиная тропка, небольшой ручей. Сойка кричит наверху, под носом оказывается свежий след зайца — он был здесь совсем недавно, если свернуть, можно легко догнать. Повезло зайцу, повезло. Не побегу я за ним сейчас, и он спокойно может дожить до Вечной Зимы.

Бегу неспешной трусцой. Быстро нельзя — след потеряется, но и слишком выслеживать не надо.

Наконец, останавливаюсь и смотрю из кустов.

Человек.

Конечно, человек. Если где какая глупость — обязательно рядом человек. Зерно Чар пока не вижу, но запах вокруг витает такой, что ясно, что оно где-то рядом.

Нашел я Зерно Чар, вот только как забрать?

В нос бьет запах Фа — прилетела, вертится где-то в стороне. На глаза не показывается, смотрит издалека.

Что ж, буду действовать по наитию, как всегда.

Выхожу из кустов, иду к человеку.

Человек не замечает. Удивительно глухие они, человеки. Ничего не чуют, не слышат. Да и видят мало что.

Наступаю на веточку, шуршу. Не слышит.

Чихаю.

Оглядывается, всплескивает руками.

— Ой, лисичка! — смотрит на меня с удивлением и радостью. К чему тут радость? — Здлавствуй, лисичка!

Человек маленький, детеныш. Если что, от такого убежать несложно. Да и укусить такого можно… но нельзя. Даже за Зерно чар.

Не знаю, почему так, просто нельзя его кусать.

— Ну, привет, — отвечаю я.

— Только мне нечем тебя угостить, — говорит человек, и я совсем раздумываю кусаться. И начинаю понимать, как Фа так угораздило.

— Не надо меня угощать, — отвечаю я, — лучше расскажи, что ты тут делаешь?

Человек удивляется.

— Я тут вылащиваю чудо! — заявляет он. — Смотли!

Показывает на кучу грязи.

Я смотрю.

До жилья людей совсем близко, но напрямую его отсюда не видно. Слышны голоса, доносятся запахи — навоз, куры. Немного железа, вонь машин.

Человек расковырял прямо посреди луга небольшой участок. Рядом лежит грязная палка — орудие труда.

— Ты закопал Зерно Чар? — спрашиваю я.

— Я видел настоящую фею, — отвечает человек. — Она дала мне семечко, и я его посадил.

Я оглядываюсь в сторону Фа. Ее не видно, но я уверен, она отлично слышит все.

— И что должно вырасти? — спрашиваю я. Человек пожимает плечами.

— Не знаю. — говорит он, — чудо!

Я подхожу ближе, нюхаю землю. Да, Зерно Чар там, под землей. Закопано совсем неглубоко, мокрую грязь легко можно разрыть носом и достать его… но я не уверен, что так это делать. Не знаю, как обращаться с такими штуками.

Человек кладет мне руку на спину, гладит, и я сдерживаюсь, чтобы не укусить.

— Не бойся, лисичка, — говорит человек, а я думаю, что бояться-то надо бы ему… но он не боится, а я терплю. Пальцы проводят по спине, чешут загривок.

Я встряхиваюсь, отхожу прочь. Человек еще водит рукой в воздухе, а я уже далеко в стороне.

— Погоди, — говорю человеку. — Про чудо — это ты ловко придумал. Интересно.

— Обязательно выластет! — заявляет человек.

— Хорошо, — отвечаю я, — только мне надо бежать.

И иду в те кусты, откуда слышится запах Фа.

— Пока, лисичка! — человек машет мне вслед рукой. — Плиходи еще! Я завтла колбасу плинесу!

— Ну что? — спрашиваю я, и Фа вылетает мне навстречу.

— Ты всех спас! — пищит она. — Ты герой! Герой!

— Значит, все хорошо? — спрашиваю я, но и так вижу, что да, все прекрасно. Фа в восторге, Фа крутится на месте, порхает и щебечет, как целый выводок птиц.

— Но ведь Зерно не вернется? — уточняю я.

— Оно прорастет! И новый цветок вырастет в Дилинь-городе! — поет Фа. Я почти слышу, как весь Дилинь-город звенит предвкушением и радостью. — Весь Дилинь-город обновится и расцветет!

— То есть, я совершенно зря пол дня бегал туда-сюда, — говорю я. Мне бы рассердиться, но я уже заразился от Фа ее настроением. Петь я, конечно, не стану, но и злиться не хочется.

— Прости, прости, лис, — щебечет Фа, — мне надо лететь. Еще столько надо спеть до того, как я умру!

Она говорит так спокойно, что я не сразу понимаю смысл. Поэтому спрашиваю почти весело:

— Ты же говорила, я всех спас?

Я даже улыбаюсь, но внутри растет какая-то растерянность.

— Глупый лис, — смеётся Фа, — Зерно умерло и похоронено. Луна умрет. И мне тоже придется.

Я трясу головой. Чувства, что совсем рядом Вечная Зима нет, но почему тогда все умрут?

— Значит… все зря?

— Ничего не значит! — Фа, кажется, даже возмущена моей глупостью. — Зерно вырастет, Луна родится новая. И мы все возродимся. Ещё чудеснее, чем были.

Я оглядываюсь туда, где человек похоронил Зерно. Оттуда слышны голоса — за человеком пришла мать, и он рассказывает ей про говорящую лисичку. И про чудо, конечно, про чудо. Мать смеётся.

— Все, что делается с чистой душой, — объясняет Фа, — не несёт зла. А остальное возродится.

Фа подлетает ко мне и целует прямо в нос.

Я чихаю.