Вторая арка
Часть первая
«Чувствую себя намного бодрее, чем во время предыдущей записи. Как будто сижу на иголках. Эта поездочка, начавшаяся довольно уныло и даже раздражающе, в итоге выросла в интересное дельце. Хорошо хоть на нервах не забыл забрать свой багаж, а то было бы неприятно. Пишу немного сумбурно, но не обессудь.
Я уже высадился на Зинеше, на этом уникальном по своей сути острове, даже нет, для этой штуки нужно какое-то иное понятие. Остров, по своей сути, это маленький клочок суши, расположенный внутри какого-нибудь водоёма. Любой другой остров, если можно так выразиться, твёрдо стоит на ногах внутри выделенного ему водоёма и никуда оттуда не пытается убежать. Конечно, его может частично или полностью затопить или наоборот, во время отлива он может высунуть голову из воды чуточку выше, но никогда он не может взять, и оказаться по собственному хотению где-нибудь в другом водоёме. Это закон жизни, что острова не плавают как корабли.
Но Зинеша могла бы с этим поспорить.
Этот «остров» всю историю наблюдения не стоит на месте. Он движется по определённой окружности, не останавливаясь на перекур ни на секунду. Эта особенность выделяет Зинешу на фоне всех прочих мест в мире. Уж точно всех, что я видел или знаю.
Зинеша не принадлежит никому. Точнее, почти никому. Точнее, ни одному из государств, существующих в нашем мире. Она как бы существует вне этой системы координат, как будто её до сих пор никто торжественно не открыл и не вставил в здешнюю рыхлую землю свой цветастый флаг. Это всё уже делали многие. И надо сказать, что множество раз. Но почему ни одному из государств не удалось окончательно обосноваться на этом уникальном «острове»?
Именно потому, что это вовсе не остров. Страны долгое время пытались определиться, чья же это территория, плавающая по Внутреннему океану и делающая несколько полных кругов в год, но так и не сошлись на одной версии. Они и по поводу прочих территорий редко сходятся, но по поводу этой особенно. Каждый раз, когда Зинеша проплывала около земли какого-нибудь царька-королька, он тут же решался на подвиг: захватить незахватываемое, победить непобедимое, обогнать необгоняемое. Это было сложно, но периодически у подобных царьков-корольков получалось вырезать местный гарнизон, пожечь небольшой урожай, увести в рабство пару сотен только что прибывших поселенцев, но этот праздник жизни быстро заканчивался, когда другой царёк-королёк обнаруживал, что этот невероятно привлекательный «остров» оказался вдруг рядом с его побережьем. И он также высаживался там, повторяя все заученные действия и также туда потом высаживался следующий и следующий и следующий и следующий…
В общем, было это ужасно скучно и непродуктивно, посему решили все государства плюнуть на этот «остров» и продолжить выполнять свои обязанности в других, менее примечательных местах. Так бы могла и закончиться история Зинеши как населённого места, но не тут-то было.
Там, где не смогли закрепиться царьки в красивых мундирах, смогли закрепиться царьки в красивых пиджаках. Разные криминальные элементы порвались на Зинешу целыми табунами, убегая от виселиц и позорных столбов на своих родинах. Зинеша стала пространством абсолютной свободы и абсолютного беззакония. Рай анархиста, ведь здесь люди и правда могли делать что угодно. Никто не мог сказать даже слова, потому что и жаловаться было некому. Не было той обязательной буквы закона, регулирующей людей, не дающей им окончательно превратиться в животных. И это привело к тому, что помирали там люди быстрее, чем пребывали новенькие. Я читал в одной исторической книжке, когда был в Мароне, что в какой-то момент порт, через который проходили все беженцы с большой земли, вдруг стал совершенно непроходимым. А произошло это, потому что туда ежедневно скидывали по несколько сотен трупов. Картина была страшная, а запах ещё хуже и вот к чему это привело.
Свобода кончилась. Анархия кончилась. Беспредел закончился.
Появилась власть. Да, не такая единая, как во многих государствах большой земли, но всё такая же сильная и для всех очевидная. Эту власть сформировала крупнейшая на тот момент группировка - Семья семи храмов. Основатели были из недопущенных к служению в церкви священников. Они не смогли пройти третий обряд - обряд лишения. Если честно, я их не обвиняю. Взамен ослеплению, они решили создать группировку, проповедующую идеи семи храмов несколько иным образом. Это становление властной вертикали произошло примерно 50 лет назад. После этого, довольно долгое время кроме «храмов» не было больше на Зинеше другой большой силы, значимой, для всех очевидной.
Это изменилось примерно 20 лет назад, а обстоятельства, сопутствующие становлению этакой двухпартийной системы, были мною описаны в прошлый раз. Перечитай, если забыл, я же знаю, какая у тебя отвратная память.
Я, конечно, попытаюсь разузнать побольше о Галфое, его намерениях и устройстве его банды, но ничего конкретного обещать не могу, всё-таки дела мои будут крутиться вокруг другой важной группировки, здесь обитающей, и, кстати говоря, обитающей совсем недолго. Той группировке, которая окончательно уничтожила все намёки на равновесие в политике Зинеши.
Фиско - вероятно важнейшее лицо, принимающее участие в расследовании, которое у меня заказал Касио Солонга - нынешний градоначальник города Марона. Кстати, предыдущим был как раз этот самый Фиско.
Ещё пять лет назад он являлся важнейшим человеком в этом огромном городе. Известен был своей неприязнью к бедным, выраженной в его фразе, сказанной своему помощнику: «Если у них нет хлеба, то пусть едят тунца! У нас вон сколько его много!» - После чего он показывал на стол, заполненный разными баснословно дорогими видами рыб, вина и фруктов. Эта фраза вполне могла быть выдумана, но суть его правления в ней отображалась настолько прекрасно, что никто и не думал о ложности её происхождения.
Уже тогда всему населению Мароны помимо его снобизма была очевидна и его связь с криминалом. Как только срок мэрских полномочий закончился, он очень быстро перебрался на Зинешу, уже имея приличный стартовый капитал и даже небольшую армию, охранявшую его ещё в Мароне. Это всё было прекрасным задатком для становления третьей большой силы в столице криминального мира. Весь тот баланс, выстраивавшийся десятилетиями между двумя ведущими бандами, в миг был разрушен. Фиско разрушил его и почти сразу же сформировал тем самым пирамиду с собой на самой вершине.
Если честно, я не очень-то хочу тут описывать свой заказ. Не только потому что ты прочитаешь об этом намного позже, но и потому что мне толком нечего рассказать. Всё, что я знаю, помещается в рамки небольшого предложения: мне нужно найти Кида Солонгу, сына Касио, помочь ему в выполнении некоего задания на Зинеше и благополучно вернуть домой. Не то чтобы я жаловался, ведь платят мне в 4 раза больше обычной ставки, ещё и пол суммы предоплатой, но всё-таки немного стыдно, что я, такой из себя профессионал, пошёл на такое серьёзное дело, почти не имея информации. Я очень надеюсь, что этот паренёк двадцати одного года (это мне сообщил сам Солонга старший) просто запил в одном из кабаков Зинеши, так же, как это сделали тысячи похожих богатых пареньков до него. Надеюсь, что его не пристрелили в пьяной дуэли, не пристрелил какой-нибудь ревнивый бандит и что его не пристрелили, предварительно просто-напросто обокрав. Такой исход будет проигрышным для всех нас.
Ещё одним важным фактором, который не следует забывать, является то, что через несколько часов в Поместье А, в поместье того самого Фиско, начинается концерт известной на весь мир группы «Бонкис». Сомневаюсь, что смогу найти там самого Кида, но информацию уж точно. Но это пока неважно, ведь мне ужасно хочется описать Зинешу, «остров», на который я прибыл буквально час назад, «остров», просто поражающий своей…»
Тёмная комната, в которую заехал Огго Брози буквально только что, начала сотрясаться от протяжного нечеловеческого рёва, доносившегося из-за двери. Свеча, которой писатель освещал свой журнал с приключениями, быстро погасла, и дальнейший процесс расписывания впечатлений пришлось временно завершить. Решив, что решение проблемы, свалившейся ему на голову, может занять немало времени, Огго выдохнул, оставил внизу листа свою подпись, всё так же напоминающую королевскую печать, вложил перо в чернильницу и ровным шагом устремился к месту исходящего шума.
Подперев дверь своим телом с внешней стороны, в полудрёме лежала владелица комнатки, в которой решил расположиться законспирированный детектив. Женщина была не стара, но и не молода, ей было в районе сорока лет, лицо её было покрыто оспинами и синяками, волосы были чёрными, заплетёнными в кривую косичку. Она пускала носом пузыри и от неё жутко несло жжённой травой. Звали эту даму Гремией Постиго, она, вероятно, принадлежала в прошлом к какой-нибудь дворянской семье средней руки, но сейчас её тело лежало в замызганном коричневом платье, символизирующем неуклонное падение. Огго стало её жалко. Ему захотелось дать ей чуть больше денег за ночлег.
-Госпожа Постиго, вставайте, вы мне дверь перегородили.
-Да-да-да, сейчас, я, ууиииик! - Она икнула так, что Огго испугался за сохранность её языка, потому что звук был, как будто она его откусила.
-Вставайте, вставайте, я вас поддержу, доведу до вашей комнаты. - Комната, в которой жила, точнее, иногда ночевала Гремия, располагалась напротив комнаты Огго. Этот факт удручал тем, как громко она могла отдыхать. Огго очень не хотелось повторения сценария корабля, на котором он приплыл, и где не смог ни разу по-человечески поспать.
-Проходим тут, проходим.
-Да-да, давай, молодой, уиик, человек.
Огго уложил Гремию на её кровать. Комната, в которой жила Гремия Постиго, отличалась от той, что она ему сдавала. Комната Огго была почти пустая - ничего кроме кровати, стула и стола там не было. Но здесь был целый сад самых разнообразных психотропов. Зелёных листиков и жёлтых, красных стеблей и синих, и много всего другого. Банки и колбочки стояли рядом с трубками и бонгами. Разнообразные самокрутки лежали на дорогих сигарах. По этой картине Огго осознал, кто такая эта его домовладелица.
Она была одной из Листьев. Вторая наиболее распространённая на территории Атолла религия. Хотя нет, секта. Всё её учение заключалось в поиске наиболее уникальных наркотиков для раскрытия возможностей своего организма. Обычной мивой нельзя было ограничиваться. В ход шли куда более изощрённые вещи, названия которых Огго не знал. Честно, не знал. Он видел за свою жизнь много людей, похожих на Гремию Постиго, преисполнившихся настолько, что обычным смертным не было суждено увидеть результат их многолетней работы по «расширению» собственного сознания.
Огго не хотел более глазеть на всё это, да и запах, заполнявший комнату, вызывал у него головокружение и рвотные позывы. Аккуратно закрыв за собой дверь, он вдохнул более чистого воздуха и направился наружу.
Покинув двухэтажную халупу, в которой он по своей глупости решил снять жильё, Огго оказался на одной из множества похожих улиц этого «острова». Дороги, что повторялось во всех уголках Зинеши, были ужасно неровными. Эти грунтовки хоть и были построены неплохими инженерами, но всё же не были предназначены для ежедневных, почти никогда не прекращающихся скачек, которые тут устраивали молодые люди, желающие самоутвердиться и подзаработать. Эти дороги на всём своём протяжении были испещрены лошадиными подковами. Тротуар же, сопровождающий эти грунтовки на всём своём нелёгком пути, был также ужасно неровен и узок. Даже идти бок о бок с другим человеком было бы довольно затруднительно. Даже с близким вам человеком. К счастью для Огго, он тут шёл один, ведь уже были сумерки, а значит люди, устраивающие тут скачки уже либо в пьяном бреду где-нибудь в кабаке, либо спят себе мирненько у какой-нибудь другой похожей дороги.
Сделав пару сотен шагов в одном, совершенно необязательном направлении, Огго наконец вспомнил, куда ему нужно зайти перед тем, как всерьёз начать своё расследование. Он завернул налево, в сторону длинного, сверкающего в вечерней темноте проспекта. Единственного на Зинеше проспекта. По обе стороны от дырявой дороги Огго наблюдал высокие здания. Четырёх или даже пятиэтажные небоскрёбы. По крайней мере, таковыми они казались на фоне своих убогих низких соседей. Из каждого здания, мимо которого проходил Огго, бесперебойно доносился разнообразный гомон. Из краснокирпичного здания с обветшалой штукатуркой и прямотоки выпирающим балконом на пятом этаже доносился крик мужчины и женщины. Они стояли в вестибюле этого отеля и не могли договориться, кто платит чаевые швейцару, за то что он пол часа горбатился, доставляя их багаж на тот самый пятый этаж с просторным балконом, на котором можно будет с утра покурить в одном исподнем. Мужчина заявлял, что это всё платья, которые его спутница, вероятно жена или любовница, решила тащить аж сюда, хотя у него намечается только одна встреча с его бизнес партнёром. Женщина же упрекала своего спутника, вероятно любовника или мужа, что он сам её сюда притащил, хотя она хотела остаться дома, и что раз он такой «бизнесмен», то и платить обязан по-бизнесменски, то есть за всех и с самого что ни на есть барского плеча. Швейцар же уже занял своё место у входа и вошёл в обычное швейцарское стоическое безразличие к происходящим вокруг потрясениям. Единственное, что портило его идеальный швейцарский вид, так это то, как он тяжело и громко дышал.
По правую руку от Огго, с другой стороны дороги, был, по всем подозрениям, бордель. Вскрики оттуда были громкие, по-актёрски сыгранные, но очевидно фальшивые. Не было там ни капли любви, олицетворяемой табличкой в форме сердца, висящей над стеклянным входом.
Пройдя чуть дальше по тротуару, Огго распознал ещё одно здание, хорошо характеризующее местный досуг. Это было казино с такой орущей на весь проспект вывеской: «КАЗИНО ВАРЛЯ». Кто бы ни был этот Варль, но в рекламе он кое-что понимал, ведь люди толпились у входа, как муравьи, несущие какое-нибудь добро в муравейник. Очередь продлевалась на добрые 10 яляг, и начинала своё постепенное движение из борделя. Люди выходили прямо оттуда, потратив часть имеющихся гальдий на приятное времяпрепровождение, чтобы оставшиеся спустить в трубу во имя бессмысленного азарта. Вся Зинеша была такой. Очень азартной, яркой, пестрящей, отражающейся в воде яркими бликами, но пустой по сути. Приходящие сюда люди, никогда не возвращались более счастливыми или богатыми. Зачастую, вообще не возвращались, но никому это было неважно. Тут уже передумали красиво жить, сюда приезжали красиво умирать. Если смерть вообще может быть красивой.
Было что-то в этой картине светящегося проспекта, задымлённого всеми возможными видами курительных приспособлений, опаляемого белым светом луны, душное и неуютное. Не у кого было попросить помощи. Так Огго подумал в ту меланхоличную минуту. Но потом подумал о совершенно другом.
Что было по-настоящему нужно на Зинеше, так это хорошие гробы. В морг, стоявший несколько поодаль от казино, ежедневно заглядывало несколько десятков новых постояльцев. У них не было тех смехотворных конфликтов, которые иногда проскальзывают в обычном отеле. Они были очень послушными и нетребовательными. Правда, их было многовато, поэтому похоронные процессия не останавливались ни на секунду. Только одна группа, одетая необычно нарядно и выглядевшая неприлично трезво, выходила из морга, направляясь на городское кладбище или на кладбище банды, в которой состоял погибший, так тут же из того же главного выхода начинала свой путь следующая. Они шли друг за другом и выглядело это так однообразно, что наводило тоску, хотя должно было вызывать скорбь.
Когда турист подошёл чуть ближе к моргу, произошло вот что: из морга начала свой путь следующая, третья, как подсчитал Огго, процессия за последние пару минут, но она была несколько громче, чем предыдущие. Люди были не так нарядно одеты и уже довольно пьяны. Это была процессия Скелета, он её вёл и поддерживал гроб. Хороший, лакированный, коричневый гроб.
-Здравствуй, Салемо. - Скелет подозвал своим голосом Огго. В зубах у него была его любимая папироса. Глаза были умиротворёнными.
-Привет, Скелет. - Огго пошёл рядом с ним.
-Может, тоже с нами, до кладбища?
-Извини, есть кое-какие дела, а потом надо на этот концерт идти. - Огго проняло то, как скорбно выглядел Скелет, человек, о котором нельзя было подумать, как о ком-то сентиментальном. Расследователь хотел бы пойти с ним, но были дела. Правда, были.
-Да, понимаю. Мне тоже надо, но я не хочу. Совсем не хочу. - Папироса Скелета жалобно откинула от себя пепел, он крепче сжал её губами.
-Да, понимаю, - они шли в этой тишине ещё плюс-минус 20 шагов, - ну, бывай.
-Подожди, а у тебя билет-то есть? Туда просто так за красивые глазки не пускают, Салемо.
-Правда? А я-то думал… Ну, выкручусь как-нибудь.
-Не нужно. Вот, держи, - Скелет свободной рукой достал из левого кармана штанов жёлтый прямоугольный билет, - держи, это от Манти. Ей он уже не понадобится, а вот тебе - да.
-Спасибо, но…
-Тебе не нужно, выглядеть, как она, идиот! - Скелет немного повысил голос и сразу же закашлялся, чуть не выронив догорающую папиросу изо рта. Огго осознал, что впервые слышит его кашель. - Фиско, сукин сын, любит устраивать драки за билеты на подобные представления, поэтому билет не привязан к конкретной личности или внешности.
-Этот Фиско. Он и правда такой урод, как о нём в Мароне говорят?
-Я с ним не знаком, но насколько я знаю - он намного хуже, чем говорят, - Скелет ещё крепче сжал папиросу, - народ всегда видит только вершину айсберга, а всё остальное ему не дано лицезреть.
-Спасибо тебе, Скелет, я постараюсь как-нибудь отплатить… - Тихий, даже хриплый голос Скелета остановил Огго на полуслове.
-Свидимся ещё сегодня, не прощаюсь.
-Определённо. Иначе и быть не может.
Огго отошёл от Скелета, чтобы немного постоять и посмотреть на этого человека издалека. Мысль, залетевшая ему в мозг, как пчела в улей, была такой: «Это теперь совершенно другой человек. От того Скелета уже ничего не осталось. Может, и к лучшему для нас всех».
Огго развернул свой корпус и отправился в обратном направлении от того, куда он шёл только что. Путь не был очень долгим. Зачуханный домишко с перекошённой крышей и совсем без входной двери было сложно не заметить. Он стоял через один дом от морга и тот, что разделял их, был одноэтажной парикмахерской. В этом домишке ему нужно было выполнить важное поручение и встретиться с не менее важной персоной. Это была вторая причина, помимо заказа, оправдывавшая его поездку в это небезопасное, да и не очень приятное место. Поднимаясь на второй этаж, он не заметил, как потолок начал опускаться, что в итоге привело к очень неприятному контакту.
«Тут же только он живёт, а я и забыл». Начав передвигаться на карачках, Огго более-менее успешно дошёл до единственной целой во всём доме двери. Постучав в неё, на него мигом нахлынули воспоминания о былом, которыми он уже был готов поделиться.
-Здравствуй, Огго, как давно мы не виделись?
-Думаю лет восемь, не меньше, - Огго наконец смог пройти через дверной проём, слегка ударившись головой, но тут же об этом забыв. Перед ним был его старый друг Бонем. Он не был человеком, но был намного человечнее многих людей, которых Огго знал. Бонем был гоуном - представителем отдельной расы разумных существ, заселявших Атолл. Помимо некоторых внешних отличий, гоуны выделялись ещё своим не имеющим конкуренции интеллектом. Почти все самые известные учёные мира были гоунами, хотя на портретах в университетах всегда рисовали каких-то людей. Их мозг был не только больше человеческого, но и намного быстрее. Они анализировали информацию с такой скоростью, с которой человеку и не снилось. По крайней мере, большей части людей. Помимо своих исключительных достоинств в умственной сфере, гоуны также обладали многими проблемами в сфере физической, которые, как думалось Огго, были причиной многих их научных достижений. Гоуны были намного ниже людей, их рост не превышал 6 иляг и обычному человеку они всегда были по пояс. Их носы были неприятно крючковатые, их руки были очень нелепыми за счёт того, что они казались ужасно надутыми, толстыми, что в купе с курносостью вызывало в человеческом народе желание сочинять разнообразные шутки. Зрение гоунов почти всегда было ужасным, например, Бонем не видел почти ничего буквально дальше своего носа и имел четыре пары очков, две из которых были запасными, на случай, если другие две пары потеряются. Линзы в этих очках были очень толстыми и почти всегда запачканными неуклюжими лапками Бонема, что ещё сильнее ухудшало его видимость. Слух у гоунов также был проблемным. Они не были совсем уж глухими, но людям с тихим голосом периодически приходилось дважды, а то и трижды повторять простую фразу, по типу, - лет восемь, не меньше!
-Да-да-да, с тех самых пор. - Запричитал Бонем, тряся своей непропорционально огромной головой.
-С тех самых, - Огго окончательно перешёл на эдакий «полукрик», при котором приходилось не только повышать громкость голоса, но и понижать его тональность, чтобы гоуну Бонему было удобнее слушать. - Ну что, как поживаешь тут?
-А сам как думаешь? Мне, имеющему две учёные степени, гранты в лучших университетах Парамории, множество верных учеников по всему миру, что тут прикажешь делать?! Как тут творить науку, продумывать будущее, осмыслять прошлое, когда и ночи не пройдёт, а на улице опять стрельбу затеют, да и ни одного живого существа нет, с которым можно было бы поболтать о чём-нибудь вечном, а не сиюминутном. Ни одного приличного гоуна, с которым я мог бы поговорить, ведь мы никогда не вступаем в ваши человеческие банды, мы ценим себя, своё достоинство и свои мозги.
-Можно присесть, Бонем? - Спокойным голосом спросил Огго.
-Да, садись вон там, стул тебе должно быть будет маловат, - Бонем указал на кушетку, стоявшую возле пыльного окна, рядом с которой располагался чайный столик с десятком следов от очень большой по диаметру кружки.
-Благодарю, а ты мне расскажи, почему у тебя тут такой клоповник? - Упав на кушетку и подняв этим ворох пыли, Огго задумался, почему у такого всезнайки отличника Бонема такой бардак. Он не помнил, было ли ему это свойственно раньше, ещё когда они жили в Салгададе, но и в целом, без привязки к прошлому картина его удручала.
-Не надо так, Огго, я тебя старше, не говори так со мной.
-Так почему же, Бонем?
-Потому что не волнует меня это сейчас… - Минуту он помолчал, думая, изливать душу или всё же не стоит.
-Ну давай, Бонем, столько лет не виделись, а ты мне только жалуешься и ничегошеньки до сих пор не рассказал. Ты же помнишь, как мы обменивались всеми мыслями раньше, ещё когда оба жили в Салгададе. Я тогда был юнцом, а ты учил меня. Всё рассказывал, не утаивая самого страшного, так сейчас же ничего не изменилось. Я всё такой же юнец, а ты такой же мэтр с двумя учёными степенями, грантами, учениками и прочим. Так расскажи мне всё, пожалуйста. - Огго улыбался, ведь только теперь он по-настоящему осознал, что не видел Бонема целых восемь лет из своих двадцати шести. Понял, что Бонем во многом был ему как отец и что расставание с ним было не самым счастливым. Огго улыбался, потому что видел, как улыбается Бонем, стряхивая со своих учёных, пышных усов слёзы. Улыбался, когда к нему подошёл его учитель и обнял. Наконец они встретились.
-А ты нисколечко не изменился, такой же и остался, хотя столько лет уж прошло, - он продолжал сжимать правую ногу Огго так крепко, как только могли себе позволить его надувные ручки, - такие же глаза хитрые, такой же язык неостановимый, а ведь ты столько всего должно быть пережил. Столько спас, стольким помог, подсобил, как я тебя учил, правда же? Правда, ты иначе не мог, я тебя знаю, ученик мой строптивый, Огго. - Строптивый ученик попытался оторвать надувные руки Бонема от своей ноги, что оказалось совершенно бесполезным и ещё несколько минут они пробыли в томной тёплой тишине. Ученик, не знающий что сказать, и учитель, не желающий слушать.
-И как же прошли эти восемь лет в ссылке, в которую тебя отправили? - Бонем наконец отпустил ногу Огго, но не из-за того, что посчитал это развлечение слишком длительным, а из-за того, что его надувные ручки очень устали и потребовали отдыха. Бонем сделал левой рукой массаж правой, а правой рукой массаж левой и сел на деревянный стульчик детского размера, стоявший у кофейного столика.
-Много всего произошло, Огго, настолько, что и не расскажешь за один вечер.
-Расскажи тогда самое главное. Я же не прошу рассказ о том, чем ты тут питаешься, откуда достаёшь оборудование для исследований и прочие неинтересные детали.
-Ты всегда был сух, Огго, и это твоя главная проблема. -Запричитал старый профессор.
-Неужели? - С вызовом вопросил детектив.
-Именно, я это в первый день заметил. В тот день, когда мы познакомились.
-Это было так давно, я и не помню ничего. - Всё он помнил и уже мысленно окунулся в тот день.
-А я помню, представь себе, хотя у меня больше всего того , что нужно запомнить.
-Ты о том говоришь, что узнал за жизнь больше, прочитал, увидел, да и воспоминаний за шестьдесят пять лет больше накопилось? - Без капли уважения и с бочкой нахальства спросил Огго.
-Именно, только не за шестьдесят пять, а за шестьдесят шесть, вот об этом я и говорю, когда упрекаю тебя в сухости и неуважении к другим.
-Этим ты ничего не добьёшься, у меня плохо с запоминанием дней рождения.
-Да не в этом дело, совсем не в этом…
-...
-Ладно, тогда я тебе расскажу о том, как я коротал здесь восемь лет со времён моей безвременной ссылки из Салгадада. - Решился Бонем.
-Помнишь ещё то, что там было?
-Конечно, помню, ведь это испортило мне всю жизнь.
-Не будем об этом?
-Конечно, нет, ты и так всё знаешь о том «Случае с гоуном в столице Парамории» как его прозвали газетчики, такие же гоуны… - Бонем стукнул зубами и тут же вспомнил о том, чтобы налить себе кружку чая из своего медного самовара. Заполнив кружку почти до краёв, Бонем начал заливать туда молоко из кувшина, да так неаккуратно, что большая часть бежавшего из кувшина молока в итоге вылилась на грязный столик. Бонем только пробурчал что-то себе под нос и растёр пролитое молоко своей надувной рукой. - Чтоб их побрали все ваши человеческие демоны.
-Опять ты ко мне так презрительно на «человек» обращаешься? Сам же прекрасно знаешь, что люди не одинаковы.
-Знаю я это, но иногда совсем забываю. Вот например, с этого я начну свой рассказ, ведь было это почти сразу после моего безвременного переезда на этот остров, - он отхлебнул чай и обжёг этим глотком кончик языка из-за чего пару следующих слов сказал со слышимой болью, - восемь лет назад, когда я только обосновался на Зинеше, выкупил в своё пользование домик на окраине, хотя окраиной тут называют всё, кроме главного проспекта. Здесь тогда ещё была дыра в потолке, предназначенная для наблюдения за звёздами, но её пришлось заделать из-за непрекращающегося шума, вызывавшего у меня желание повеситься на простыне, - Бонем опять отхлебнул своего чая, сжал свои губы, разжал их и продолжил, - в общем, восемь лет назад меня тут пытались поднять на вилы. Из-за того ли, что я выгляжу не как человек, или из-за того, что я умнее обычного человека, живущего на этом острове, не знаю, но суть не в этом… - Он в третий раз отхлебнул чай и упёрся взглядом в плотно закрытое окно, в котором виднелся морг. - С той вон стороны они и попёрли, прямо нашествие живых мертвецов, как было в одной статейке о том, как мёртвые восстали из могил и убили целую деревню где-то в Асерисе.
-Чушь да и только, сейчас беллетристы совсем с ума посходили из-за наплыва денег от не самых развитых читателей. Хоть ты им не уподобляйся, Бонем. Ты же выше этого. - Взбудоражившийся Огго всеми силами протестовал против истинности данной статьи, ведь сам не являлся очевидцем и не мог всё узнать самостоятельно. Он был готов грызть локти от зависти, потому что ему хотелось верить в это «нашествие живых мертвецов».
-Я мало чего выше, Огго, да и стар уже, а это позволяет иногда побыть инфантильным и мечтательным, хе-хе-хе, - он снова отхлебнул заканчивавшийся чай, только в этот раз смеясь, что привело в итоге к обильному орошению его усов горячим напитком.
-Ну так что произошло тогда? Как ты выжил?
-Чудом, Огго, только ему и благодаря. Даже в бога чуть не поверил в ту ночь. Но всё же это был не бог, а Нодс. Нодс спас меня, рискуя собственной жизнью.
-Что ещё за Нодс? Я про него не слышал. Он человек или гоун?
-Гоун, конечно, ужасно добрый и честный. Мало кого я видел с такими моральными ориентирами. Разве что тебя, Огго.
-Ясно, ну и как же он остановил бандитскую толпу, намеревавшуюся тебя растерзать?
-Я не знаю.
-Ты не знаешь?!
-Не знаю, но я уверен, что это было нелегко. Я видел из окна, вот того, за твоей спиной, как толпа, уже подходившая к моим дверям с факелами, стилетами и пистолетами вдруг за пару яляг остановилась. Я не слышал, что говорил Нодс, но он определённо смог найти к ним подход. Когда подошёл, как будто из ниоткуда, оказалось, что они все его откуда-то знают, может быть, даже уважают. Всего за несколько минут спокойного монолога он довёл до того, что толпа, только что готовая жечь-убивать всё на своём пути, стала покладистее домашней собачки. Все они, вонявшие перегаром и порохом, мирно, хоть и немного разочаровано направились по домам. Это было настоящее чудо, ведь приди Нодс минутой позже, и я уже благополучно лежал бы в тёплой ванной с порезанными венами.
-Ты был даже готов убить себя? То есть, по-настоящему, а не в формате угрозы?
-Ты же понимаешь, что в той ситуации у меня не было лучшего выхода. Таким образом я мог бы хотя бы уйти на своих условиях, к тому же почти без мучений. Но мне, как видишь по этой вот румяной физиономии, повезло, и меня спасли раньше, - он отхлебнул из кружки, поглядел на дно с недоумением и поставил её уже пустую на столик, - после этого Нодс ещё пол часа стоял у входной двери, охраняя меня. Я боялся выйти, поблагодарить, спросить, кто он. Я ужасно боялся и мне было стыдно за это, ведь Нодс как будто бы не боялся ни секунды. Он рисковал своей жизнью ради чего-то абстрактного, ради идеи, что обычного гоуна не должны убить только из-за его происхождения. Может, он сам когда-то с чем-то подобным столкнулся, но мне он об этом не рассказал.
-Так вы с ним поговорили потом?
-Да, через пол часа, когда он уже уходил, я, потеряв всякий страх, выбежал на улицу, чтобы поблагодарить своего спасителя. Не представляешь, Огго, он отреагировал на все мои поклоны, поцелуи рук, слова благодарности, обещания вечной помощи, обычным ласковым: «Не стоит». Улыбнулся, пожал мою вспотевшую руку и ушёл. Я был в таком ступоре, что уже не смог бы его догнать. Нив какую бы не смог.
-И что, всё? На этом ваше общение закончилось? Вот так просто, тот, кто спас тебе жизнь уходит, а ты этим объясняешь бардак в комнате? И ты называешь его по имени, но ведь в вашем коротком диалоге он не соизволил представиться.
-Нет, мы с ним увиделись снова, это было через четыре года после того случая. Мне было ужасно тоскливо. Пришлось заделать потолок, ведь я даже поспать не мог. Еду, которую мне доставлял какой-то курьер, было невозможно есть: то ли из-за того, что она мне надоела, то ли из-за того, что мне надоело вообще всё здесь. Зима казалась слишком холодной, а лето слишком жарким, всё было не так. - Бонем, вспомнив своё состояние, дёрнул головой в произвольном направлении, так часто бывает когда вспоминается что-то стыдное или неприятное. - Не знаю, почему, не знаю, зачем, но он пришёл ко мне одним осенним вечером. Я сначала испугался, потому что гости ко мне не приходили с того самого дня, когда Нодс отвадил местных от моей берлоги. Я открыл не без некоторой опаски, но, увидев своего спасителя спустя четыре года почти абсолютного затворничества, у меня на щеках выступили слёзы. Дождь, почти что ливень, в миг омыл моё измазанное грифелем лицо. Мне стало стыдно, что в шестьдесят два года я всё ещё не могу разучиться плакать, хотя давно уже пора. Нодс же на все мои извинения, всхлипы и рукопожатия ответил только обезоруживающей улыбкой и фразой: «Не берите в голову». - Бонем, полностью расплывшийся в воспоминаниях, опять забыл, что ему, учёному со степенями, совсем не гоже плакать, но он всё равно не смог опять не проронить несколько слезинок на свои королевские усы. - В общем, мы разговаривали всю ту ночь, весь следующий день и всю следующую ночь. Говорили почти как мы с тобой сейчас, но не так. С тобой мы знакомы многие годы, а с ним почти ничего, но мы понимали друг друга с полуслова, как будто знали с младенчества. Как будто никого другого в этом мире никогда и не существовало. Он интересовался астрономией, физикой, да даже поэзией. Особенно в поэзии, он мог цитировать всех наших и не наших классиков, кое-каких авторов он знал назубок от корки до корки. Когда нам обоим наскучило спорить о том, какое созвездие имеет больше звёзд: Созвездие двенадцати дев или Апостол, имеющий две сдвоенные звезды, мы начали декламировать друг другу стихи. Свои любимые от своих любимых поэтов. У него это были преимущественно стихи о свободе и об отсутствии рамок. Из авторов я знал только барда Гучика, известного своей роскошной, пусть и не долгой жизнью. Некоторое вещи он именовал авторскими, стараясь при этом их рассказывать особенно сдержанно. Его глаза горели в ожидании похвалы с моей стороны об очередном авторском произведении. А я на них не скупился, они по-настоящему были прекрасными:
Свобода надобна нам вся,
Мы ни крупицы не отступим.
А несвободы лико - тьма,
Её мы в сердце в век не впустим.
И хоть бы дьявол сам с рогами
Пропел бы понехиду нам,
Мы спрятались бы за дубами,
Что залечили б наших ран.
Но если цензор или критик
Не даст оставить мне лица,
Не нужен медик, надо выпить
Мне раскалённого свинца»
-Какой же он был идеалист, как маленький ребёнок не иначе. Ты раньше был такой же. - Бонем окончательно расклеился, пока читал этот стих. Он совсем уже не сдерживал слёзы и старческие подёргивания головы. Это выглядело бы жалко, если бы не было так искренне.
-Бонем, а с чего ты в конце концов взял, что я изменился?
-С того, что ничего не остаётся навсегда… - Бонем скрутил свои надувные руки на груди и задрожал от холода, которого никогда не было на свете, - Нодс ушёл через тридцать шесть часов после того, как оказался на моём пороге. С такой же странной, волшебной улыбкой он покинул меня, как когда-то спас мою жизнь. Также беззаботно, играючи, сказал мне: «Прощай, мой друг, я надеюсь, что когда-нибудь мы ещё увидимся», после чего ушёл. Самым страшным было не то, что Нодс покинул меня, оставив в одиночестве, а то, что я не знал, вернётся ли он когда-нибудь. По правде, если бы я был уверен, что он никогда не вернётся, я бы в тот же день наложил на себя руки.
-Твои суицидальные настроения начинают меня волновать. Это же было четыре года назад, а ты всё страдаешь?
-Конечно страдаю, а как иначе? Огго, пойми, он был совершенно уникальным, волшебным, невероятным. Нодс спас меня дважды: когда меня пытались убить и когда я готов был помереть от скуки и одиночества. А я даже не смог отблагодарить его по-нормальному, Огго.
-А может, - заметил младший участник диалога, - ты уже дал ему всё, что было нужно? Может ли быть, Бонем, что он пришёл к тебе по той же причине, по которой ты мучался - из-за одиночества. Ведь не только ты один во всём мире способен его испытывать. Может ли быть, что так же, как он спас от одиночества тебя, ты спас его. Не намеренно, не осознавая, но и этого хватило. Хватило, чтобы Нодс ушёл в путь, который ему нужно пройти, в который он страшился пойти без твоей поддержки, без того, чтобы ты оценил его стихи.
-Огго, мальчик мой, может ты и прав, - чуть не захлёбываясь от слёз подтвердил старый умный гоун, - но сам я и помыслить так бы не смог. Это слишком высокомерно, тут обязательно нужен кто-то ещё. Кто-то, кто это за тебя проговорит.
-Ну так вот я здесь. Сам видишь.
-Но тебя так долго здесь не было… -Слёзы Бонема остановились, но он не стал выглядеть лучше.
-Ты сам сказал не приходить. Сказал, что справишься, что иной помощи тебе не требуется, помимо доставки сюда. Что ты будешь изучать звёзды и это необъяснимое движение острова. Я думал, что всё будет хорошо по наивности своей. А тут такой бардак, тебя пытались убить, а ты смог завести только одного друга за восемь лет.
-Ты знаешь, Огго, для нас, гоунов, один друг за восемь лет - не самая плохая статистика. Мы всё-таки преимущественно интроверты. А ещё я должен заметить, что хоть с изучением звёзд у меня не пошло, но вот по поводу перемещения этого острова я кое-что выведал.
-Ну и что же там, не томи, профессор.
-Не скажу, я обещал Нодсу молчать, да и он это выпалил уже будучи слегка навеселе, хе-хе-хе… - Бонем опять расплылся в своей усатой улыбке, покачнулся на детском стульчике и чуть не упал на спину. Обращение «профессор» его ужасно раззадорило.
-Ладно, не так мне было и интересно, знаешь ли. У меня на этом острове свои дела вообще-то.
-Что, какое-то дельце подвернулось? Посвятишь меня, старого профессора?
-Не какое-то там, а очень серьёзное, моё самое большое и доходное, пожалуй. Работаю на очень высокопоставленное лицо.
-Тьфу, - Бонем резко прыснул с явным неудовольствием, - ты якшаешься с большими шишками, теми самыми, которые…
-За эту работу, в случае успеха, мне заплатят пятнадцать тысяч параморских гальдий.
-Ааа, я тебя выслушал, тогда ладно, понимаю, но зачем тебе такие деньги?
-Чувствую, что скоро пригодятся, а больше незачем.
-Просто чувствуешь это, Огго?
-Да, просто чувствую, не знаю чем, не знаю как, но я в этом уверен.
-Ясно, но ты же понимаешь, как здесь опасно. Ты, конечно, не гоун, но даже будучи человеком, не принадлежащим ни к одной из здешних шаек, можно огрести по полной.
-Я это знаю, но я буду осторожен. Я уже снял конспиративную квартиру, у меня есть пара зацепок, один знакомый, которому я помог по пути сюда, желающий ответить мне тем же. В общем, всё пока идёт хорошо, но задача не из лёгких. Нужно найти одного единственного шкета, находящегося где-то на Зинеше, а может, и не здесь вовсе, но и это тоже надо разузнать.
-Гиблое ты дело взял. Надеюсь, хоть тот, кого ты отсюда вызволяешь, хороший человек?
-Я не уверен в этом.
-Но его же нужно спасти, а не насильно отвести к заказчику?
-В этом я тоже не уверен. Всё, что я знаю, так это то, что мне нужно его найти, помочь по возможности с выполнением уже его миссии, и отчалить обратно в Марону.
-Гиблое дело ты взял, Огго, сам же понимаешь, сколько тут «если» перед твоей наградой.
-Да, понимаю, и обычно так не рискую, но тут вдруг захотелось. В первую очередь не из-за денег даже, а из-за…
-Жажды приключения… Конечно, узнаю тебя, способного на любую законченную глупость ради интересного расследования, ради артистичного признания, ради неразгаданной тайны. Да, мой дорогой Огго, это по-настоящему прекрасно, что некоторые вещи всё-таки никогда не меняются…
Эти двое старых друзей ещё долго сидели в пыльной комнатушке, заставленной древними фолиантами по истории мира, прикладной и теоретической физике, астрономии, не обращая на эти сокровенные знания никакого внимания. Им надо было выговориться, излить душу по самым незначительным мелочам, о которых и упоминать стыдно. Но именно в этих мелочах заключается то невыраженное, что кроется в корне любых тёплых взаимоотношений. Нельзя всегда говорить о деле, иногда нужно говорить и о чём-то намного более значительном.
-Бонем, слушай, ты должен мне что-то отдать. Это не для меня, но ты вроде и сам знаешь, что это. - Через несколько часов, когда ученику уже надо было уходить, он вспомнил о поручении, полученном от одного очень важного человека.
-Да, точно, я чуть не забыл на радостях, - Бонем тут же спрыгнул со своего детского стульчика и пошёл куда-то в соседнюю комнатушку, чей дверной проём одной своей высотой вызывал у Огго мурашки по спине. Там Бонем долго копошился, разбив параллельно этому как минимум две стеклянные вещицы, а через пару минут вышел с лицом победителя. Он держал в руке неопределённый свёрток из коричневой бумаги, напоминавший по форме ни то часы, ни то компас.
-Вот, - с расплывающейся по усам улыбкой сказал он, - я его изучал, все мои открытия внутри, на бумажке. Уже три года не притрагивался, больше ничего не смог разузнать, но то, что я узнал, уникально по своей сути.
-Можешь мне об этом рассказать?
-Конечно, нет, ведь это не моя тайна. - Съехидничал старый профессор, которому это совсем не шло.
-Ты тут значит жалуешься на скуку, а сам все тайны мироздания уже раскрыл, ничего не осталось обделённым, как я вижу. Как же может быть скучно в такой ситуации?
-А зачем раскрывать тайны мироздания, если их негде опубликовать? - Проговорил Бонем с очень спокойной, задумчивой, смотрящей в окно, вдаль, улыбкой.
-До свиданья, Огго. Надеюсь, ещё увидимся прежде, чем меня тут тоска доконает. - Наконец решился он.
-Увидимся ещё, Бонем, увидимся. Именно так, и никак иначе, дружище.
Огго медленно покинул комнатушку Бонема, ударившись головой ровно в том же месте, что и в первый раз. Мысли его кружились в голове, как рыбы во время нереста, не останавливаясь и не давая отдышаться ни на секунду. Виски пульсировали и сердце колотилось ужасающе быстро. Огго на самом деле не был уверен, что увидит Бонема вновь. Это его ужасно пугало.
Проходя по проспекту вновь, уже в более позднее время, ему всё вокруг показалось ещё депрессивнее. Похоронные процессии выглядели ещё более похоронно и совершенно процессуально. Люди, выходившие из борделя, казались ещё менее удовлетворёнными. Вывеска «КАЗИНО ВАРЛЯ» выглядела не так заманчиво, ведь часть её кто-то успел забрызгать краской. Для этого случая у заведения был специальный человек, уже забравшийся на стремянку с целью заменить эту неурядицу. Дорога, по которой ступал Огго, была ещё более истоптанной, а запах лошади пробивал спокойствие носа. Пятиэтажные небоскрёбы казались ниже, а небо намного выше. В краснокирпичном отеле не прекращался гомон. Спорила уже другая компания, не только муж и жена, но и их взрослая дочь, не выступавшая ни на чей стороне, а просто выпрашивавшая себе денег на какие-то развлечения и угрожавшая, что если денег ей не дадут, она их просто украдёт «точно так же, как папа сделал это с тем рыжим господином, который даже ничего и не понял».
Хотелось уже зайти к себе, лечь на прогибающуюся кровать и заснуть на пару часов. Очень хотелось отвлечься от шума этого места. Очень хотелось оказаться в…
-Эй, парень, подойди-ка сюда на минутку, - низкий шепчущий голос незнакомца раздался в мозгу, как будто существовал на иных, неизвестных доселе частотах. Он пугал своей единственностью, тем, что он перебивал все прочие звуки проспекта. Огго не смог противиться и подошёл, сделав пару шагов в сторону, в переулок между двумя «небоскрёбами», - уезжай отсюда, - проговорил незнакомец, - парень, скорее. Здесь ничего нет, никого нет, тебе нельзя здесь быть. То, что вы ищите, не здесь. Здесь я, только я и всё. Никто тут больше не может быть никогда. Я всегда следил, прятал, но у меня не получилось, но я исправлю. Чего бы мне это не стоило. А ты, ты помешаешь мне, можешь помешать. Так приказано уже две жизни назад, я всё сделаю, всё. Ничего не упущу. Чего бы мне это не стоило.
-Мне кажется, вы обознались, господин, - Огго уже не было интересно это слушать. Человек, говоривший эту бестолковую белиберду, выглядел странно: он стоял босиком, но всё его тело было укутано в грязный чёрный плащ с капюшоном. В темноте ни одной части его лица не было видно.
-Уходи скорее, Огго. - Фейерверки, до этого бывавшие тихими и смирными, не сильно яркими и не сильно праздничными, после этого обращения взорвались во сто крат ярче и страшнее. За спиной Огго они все разорвались, не щадя ничего и никого. В этом ярком, цветастом свете, он смог разглядеть крошечную часть тела незнакомца: его зубы. Его зубы, которые все выглядели как клыки и казались синими. Не в силах признать этот факт, Огго на секунду зажмурился. Незнакомцу хватило этого времени, чтобы исчезнуть из поля зрения.
«Что это, чёрт побери, было? - Задался Огго вопросом внутри самого себя, - Хотя, какая уж теперь разница, всё равно это не моей власти - всё знать».
Он продолжил размеренный шаг до своего временного жилья. На пороге он увидел неприятного лысого человека с постоянной накуренной миной, просившей, чтобы ей открыли дверь. Огго так же размеренно, как шёл сюда, ударил лысого в живот, из-за чего того перекосило, он упал на колени и начал блевать чем-то, напоминающим радугу. Огго с чувством выполненного долга проверил Гремию, которая всё ещё во время сна пускала носом пузыри. Он зашёл к себе, в уютную, хоть и пустоватую комнату, поглядел на кровать и уже через секунду спал без задних ног.
Спокойно.
Крепко.
Размеренно.