Злобушка: я попала в тело крестьянки, и что-то мне не нравится...

Двумя главными глубинными воспоминаниями Бертрама, графа Фез, были отец-заядлый-игрок и суровое детство. Наследством этих скорбных обстоятельств стала особая деловая жилка, несвойственная дворянину, и умение безошибочно разглядеть эту жилку в других. С удивительным радушием он тянулся ко всем тем, кто точно так же ей обладал, и, таким образом, деловые взгляды славных мужей устремлялись в нужную сторону с двойным усилием, что непременно приводило к успеху.

Деловой барон Кристобаль что-то там откуда-то там, с дочерью, попал в наш дом вчера в полдень, когда прибыл торговый корабль с острова то ли Тауно, то ли Туюно, приличная даль, одним словом. Мужчины, по обыкновению, были милосердны и не стали заставлять милую даму (и меня) слушать об их невероятно важных и умопомрачительно сложных делах, а потому отпустили нас с юной Агатой сидеть в малом зале и пить модный отвар из фруктов и кислых цветов. За окнами привычно висело серое до горизонта небо, а с океана дул привычный пронизывающий холод. Вышесредняя летняя погода по местным меркам, убивающая всякое желание выходить из дома хоть изредка.

Впрочем, до идеальной дамы света мне было мучительно далеко, в связи с чем прогулок по соседским домам у меня и не случалось. Берто же, помнится, сдался уже лет восемь как и теперь только изредка предлагал посетить вместе с ним земли, когда-то давшие ему новый титул и новое имя нашему маленькому семейству, однако при одной мысли о переходе через горы, окружавшие равнину, меня одолевала паника напополам с отвращением. Если говорить проще — Господь неспроста огородил это проклятое место столь жутким и высоким стенами, и если уж я как-то оказалась в одной клетке с нелюдью, то нечего было плакаться. Еще Берто предлагал путешествие по воде, но от воды меня тошнило во всех смыслах еще с юности, благополучно потерянной в городке на судоходной реке.

Мой милый муж, впрочем, тоже отнюдь не восхищался столицей, но, о несчастье, никому не мог в этом признаться — до короля любые слухи доходили прекрасно, а король свое детище любил и очень им гордился. Впрочем, Берто я никогда не держала. Он ездил много, всегда по делам, как он говорил, но я все же не дура. Я только готовилась к тому, что однажды он вернется в дом с молоденькой белокурой девицей, а от таких всегда много шума и суеты.

Очаровательной Агате, дочери барона, было не больше одиннадцати, и суеты она привнесла в дом, конечно, в разы меньше девицы взрослой, впрочем, начало уже чувствовалось… Я это чувствовала в основном потому, что была обязана развлекать эту мелочь одна. Увы, я сама была виновата, что почтенные дамы в наш дом не совали носов. Радушной хозяйкой я если и притворялась, то из рук вон плохо, и вот теперь в нашем доме остались только служанки и дамы лишь немногим выше. Оставив девчонку с ними, я бы оскорбила ее отца, которого мой муженек оскорблять не хотел и… Я очень выразительно вздохнула. Мелочь даже не дернулась — дети, не знавшие нужды, очаровательны в своем бесстрашии. Вот на слуг впечатление я все еще произвожу. Может быть, когда-нибудь от скуки я бы даже попробовала прославиться как страшная и ужасная ведьма, но соревноваться в этом с королём как-то не хотелось. Тоже узнает.

Разговор никто из нас не начинал, я слушала хруст поленьев в камине и звуки суеты во дворе.

Агата мило сидела, мило смотрела и очаровательно смеялась над немного неловкой Иманой, которая была старше меня и в последнее время сильно сдала.

— А в Суло прекрасная погода всегда, — сказала Агата. Ее голос был похож одновременно и на арфу, и на перелив хрустальных колокольчиков.

— Должно быть, чудесно, — ответила я.

Мы помолчали.

— Я слышала, принц Роланд тоже очень любит острова?

— Золото он любит больше.

— Но это же другое!

— В золоте с ног до головы и никаким местом не на островах.

Агата сморщила свой фарфоровый носик.

— Леди Фрида, а вы слышали историю о баронессе Элин?..

Агата не могла долго молчать. Я снова вздохнула. За окном смеркалось — видимо, дождь пошел.

— А вы не хотели бы повидать мир?

— Я домоседка.

Агата уловила возросшую неприязнь в моем голосе и смущенно потупилась.

— Ладно. И кто такая баронесса Элин? — сжалилась я.

— Никто точно не знает… Это вообще очень загадочная история, — Агата так сосредоточилась, что даже отложила утащенный из вазы финик. — Однажды старый барон Аймонди из Индана дал прием в память невесты своего сына — девушка простудилась во время конной прогулки и не дожила до свадьбы, да окажется ее посмертие дивным сном. Та девушка была дочерью его доброго друга, и с ней баронский сын был помолвлен еще с колыбели. Но тот праздник был роскошен и почти не походил на поминки. Только одежда присутствующих, как говорят, была несколько строже обычного. И в милости своей барон не спрашивал у гостей именные приглашения, ведь на церемонии в честь вечного сна по закону Божьему может смотреть любой, хоть обычно их, конечно, проводят и не в замке. И сразу пошли слухи о том, что все это было только для того, чтобы найти баронскому сыну новую невесту.

— Что за дурная идея.

— Но это ведь не все. В самый разгар вечера на пороге появилась девушка, которую до того никто не видел. На ней было платье такого роскошного шелка, такого красивого цвета, а другие дамы же были в скромных серых, и…

— Ее пристыдили или подняли на смех? — я глотнула из пиалы и чуть не подавилась, от того, что сказала Агата.

— Нет, сын барона пожелал взять ее в жены!

— Какой ужас, — я украдкой утерла выступившую от смеха слезинку, — я могу только посочувствовать барону, с такой манерой бросаться словами его сын, определенно, плохо кончит.

Агата смущенно затеребила пальцы.

— Это еще не все, леди Фрида… Эта история не пришла бы с другой стороны долины, если бы это был просто конфуз из несдержанности.

Пиалу пришлось отставить во избежание.

— Пожалуйста, продолжайте, юная леди.

— Та девушка так и не представилась, а когда юноша сделал ей предложение и все взгляды устремились на нее, она рванулась прочь из зала. Конечно, за ней тут же послали, но ей как-то удалось уйти незамеченной, и все, что от нее осталось — кусок того волшебного шелка — пристяжной рукав зацепился за одну из решеток и слетел. Баронет подумал, что это знак Божий, и он должен непременно найти девушку, где бы она ни была. Отец не смог его переубедить, а потому отдал тот шелк своему доверенному, чтобы он выяснил, кто именно из знатных соседей одел свою девицу в такой наряд, и, таким образом, нашел саму девицу.

Девушка вдохнула очень глубоко и, не выдержав, выдала:

— Тольконикакаяонабыланеледи!

Агата затрясла руками и даже стала похожа на настоящую живую девчонку.

— Тот умный господин сначала решил выяснить, кто мог продать такой шелк, чтобы потом спросить уже о покупателе, и шелк такого цвета был только у одного купца, возившего его с островов и жившего в том городе у баронского замка. Купец сразу же узнал свой товар, но сказал, что никому он его не успел продать, ибо отрез — лучший из всего того, что он привез — был ужаснейшим образом украден прямо из его дома! Он не смог найти ни вскрытых окон, ни свидетелей — ровно никаких следов вора. Тогда он испугался чертовщины и сразу же направился в церковь, где в молениях и пребывал до утра того дня, когда человек барона посетил его дом, а потому не слышал ничего про таинственную девицу. Однако тогда голос подала его хозяйка и посоветовала господину осмотреть слуг. Каково же было его удивление, когда в одной из судомоек он узнал ту самую! Наглая плебейка, сирота, взятая в дом из огромной милости, украла у хозяина ткань, сшила себе благородное платье и решила, что это ее шанс!

— На что шанс? — спросила я, и с досадой отметила, что хриплю.

— На замужество, разумеется!

— Что же она тогда сбежала?

Агата замялась, а мне стало жаль эту бедную девочку (не благородную леди Агату, конечно, а ту, другую. Вынужденную скрести котлы целыми днями и шить свое единственное за жизнь платье ночами).

Наверняка все, на что рассчитывало это создание — богатый любовник. Случайный престарелый рыцарь или муж, давно разочаровавшийся в жене. Такие бы не побрезговали смазливой безродной девчонкой в своей постели, а девчонка жила бы на скромные подарки, потому что могла жить и на меньшее. Но странный баронет, должно быть, разумом немного отставал от календарного возраста и страдал идеализмом, а потому не просто предложил девушке замужество, а объявил об этом замужестве всем. Девушка не могла бы отказать вежливо и не могла согласиться — никто бы не позволил случиться такому страшному мезальянсу…

— И что с ней было потом?

— Ее притащили в замок, где все гости, кто еще не разъехался, опознали беглянку. После ее придали баронскому суду и то ли высекли до смерти, то ли повесили… А может быть, остригли и изгнали с земель барона. Не знаю. Но за глаза теперь все ее поминают баронессой Элин, а уж как ее на самом деле звали — неизвестно, да и никому не интересно.

Агата явно смутилась моим скорбным выражением и хотела что-то добавить, но за окном уже совсем стемнело, и я получила право вежливо сказать следующее:

— Милая леди, уже так поздно! Наверняка вы устали от дороги, пусть пока и не чувствуете этого! Позвольте слугам проводить вас к гостевым комнатам!

А потом поднять мелочь за тонкую ручку и вручить подсобным дамам.

Двумя неделями позже мы с Берто сопроводили Агату с отцом до порта — все их дела в столице были решены, они сели на корабль и прошли в каюты сразу после отплытия, а я почему-то еще долго смотрела им вслед. Я знала, что в таких случаях еще долго стоят на корме и машут провожающим, но мне, впрочем, никто никогда так и не махал.

Берто терпеливо стоял рядом и, скорее всего, думал, с чего вдруг я согласилась с ним ехать и чем это ему может грозить.

— Может ты хочешь заодно прогуляться по лавкам? — наконец спросил он, и я неопределенно пожала плечами.

Все необходимые хозяйственные закупки я давно спихнула на прислугу, хоть и сама не знала, зачем. В первые годы в титуле графини я чудила достаточно, чтобы никто не удивлялся моему появлению на рынке, потому как тогда я металась в стенах этого страшного города и находила городской рынок единственным местом, где можно было дышать полной грудью. Только там было относительно живенько. Дорогие лавки же меня никогда не влекли.

Берто взял меня под руку и повел прочь от линии причала.

— У младшего принца скоро именины. Я заказал ему несколько саженцев камнеломки с севера долины. И еще какой-то удивительный вид мха, как говорят, из западных тундр. Меня уверяли, что оно настолько неприхотливо, что сможет расти где угодно, даже в проклятых землях.

— Если протянет больше года, то к следующим именинам нужно будет думать над новым подарком.

Берто поморщился.

— По-моему, разумнее постоянно дарить ему саженцы роз. Путь тратит все свое время на то, чтобы не дать им загнуться. Мир от этого станет только светлее.

— Прекрати! — муж сильнее сжал мою руку и даже остановился. — Во-первых, так не должно говорить супруге верного слуги государя.

Он глубоко вдохнул и посмотрел вверх, на далекую громаду темных шпилей и бесконечное количество извилистых улочек, туда бегущих.

— А во-вторых, никто из принцев конкретно тебе ничего плохого не сделал. А Риваль и вовсе никому не мешает.

Я покачала головой. Берто, при всей приближенности к трону почему-то не чувствовал, какие твари умещаются в тонкой оболочке человеческих тел.

— Маги всегда мешают. Самому миропорядку.

— Но если бы не магия, мы никогда бы не встретились.

Я окинула мужа самым скептическим взглядом из возможных.

— Удиви меня. Скажи, что этот аргумент тебе подсказала вовсе не юная восторженная дурочка, когда вы обсуждали все неудобства официального брака?

— Нет у меня любовницы, сколько раз говорить.

— Мед и сопли. Значит, это ты так стареешь?

Берто всё же ухитрился подхватить мою руку и поцеловал запястье.

— Так к чему был весь этот разговор? — с унынием спросила я.

Он наклонился к самому моему виску и томно прошептал:

— Только попробуй в этот раз снова сказаться больной.