Злодейка и князь, который её убил

Дорамы — это лучший антидепрессант. Как и книги. Всегда, сколько себя помнила, я не представляла жизнь без книг, а потом и без дорам.

Вот и сейчас, удобно устроившись на диване, я наблюдала, как героиня в роскошных шелках обнимала бездыханное тело возлюбленного. Девушка обливалась слезами, из динамиков лилась пронзительная мелодия эрху*, медленно падали лепестки вишни.

— Конечно, он не умер, — зевнула я.

До конца семь серий, так что хоронить героя рано и сценаристы не раз успеют удивить.

Я снова протяжно зевнула и уютнее устроилась под пледом. Досмотрю историю, наверное, уже завтра. Тогда и узнаю, сможет ли героиня спасти возлюбленного или тоже умрет…

Надо бы доползти до кровати, но глаза закрывались после напряженного дня, и я сама не заметила, как заснула.

***

Холодно. Ледяные капли били по лицу, стекали за воротник, пропитывали тонкую рубашку.

Неужели я забыла закрыть окно? Или у соседей сверху прорвало трубу?..

Я резко распахнула глаза.

Шел дождь. Я стояла на коленях на площади. Рядом со мной, тоже на коленях, замерли люди в белых холщовых рубахах. Слева — немолодой мужчина с волевым лицом, справа — испуганный подросток лет шестнадцати. Дальше я заметила несколько зареванных женщин и мрачных мужчин разных возрастов и наружности. Вместе мы образовывали жуткий круг. Перед нами покоились черные деревянные чурбаны — массивные и блестящие от влаги, а позади стояли стражники, облаченные в темные доспехи. Каждый сжимал в руке обнаженный клинок.

Что за кошмар?!

Я дернулась, пытаясь подняться, но не смогла.

Руки грубо стянуты за спиной. Тело слушалось с трудом, будто не мое.

Мозолистая ладонь стражника тяжело опустилась на плечо, словно лишая последней надежды.

Что происходит?..

Словно сквозь пелену, я слышала голоса. Испуганные и взволнованные. На площади, за еще одним кольцом стражи, бесновалась толпа. Несмотря на дождливый день, множество людей пришли поглазеть на казнь…

Да, несомненно, это была казнь.

Я попыталась закричать. Сказать, что это ошибка и меня здесь быть не должно. Но не смогла вымолвить ни слова.

Языка во рту не было.

Осознание пронзило ужасом.

В центр круга вышел высокий мужчина в черных одеждах. Длинный плащ, мокрый от дождя, тяжело колыхался. Лицо скрывала кованая маска, в переплетении узоров которой угадывался волчий оскал. Несколько мгновений незнакомец стоял неподвижно, медленно переводя взгляд с одного приговоренного на другого, а потом посмотрел на меня.

Я думала, что уже не способна испытать большего ужаса, но ошиблась. В тот миг, когда наши взгляды встретились, я забыла, как дышать: столько в его глазах было ненависти и презрения.

В руке незнакомца появилась длинная палочка — красная, как свежая кровь, и резко контрастирующая с окружающей серостью.

Толпа затихла. Даже дождь внезапно прекратился.

— Приговор утвержден и должен быть приведен в исполнение немедленно, — раздался металлический голос из-под маски.

Палочка упала на мокрые камни площади с глухим стуком.

Толпа радостно взревела.

Грубые пальцы стражника впились в мое плечо, заставляя склониться. Моя шея оказалась в выемке чурбана. Холодное, пропитанное кровью, дерево прилипло к щеке. Взлетел меч палача…

Последним, что я видела, было лицо подростка. В его глазах застыл немой ужас. Губы двигались, он что-то говорил или бормотал молитву, но я не могла расслышать ни слова.

Этого не может быть! Это мне снится!..

А дальше была только разрывающая душу боль.

И тьма.

***

Я проснулась в ворохе влажных от пота простыней. Меня все еще трясло от холода и всепоглощающего ужаса. Болели горло и плечи, саднили запястья — словно их недавно стягивала веревка.

Какой жуткий сон! И какой реалистичный! Приснится же такое! Я зажмурилась, пытаясь отдышаться. Определенно, нужно меньше на ночь смотреть сериалов. Вчера увлеклась историей прекрасной императрицы и мятежного генерала — вот сознание и додумало. Впрочем, публичной массовой казни в той дораме не было. Да и лица приговоренных мне незнакомы. Что странно…

Еще страннее было то, что засыпала я на диване, а сейчас под ладонями ощущала шелк простыней.

Я открыла глаза и резко села. Подо мной оказалась широкая кровать из темного дерева с резными узорами. Сквозь полупрозрачный занавес из голубого шелка пробивался мягкий свет — где-то горели масляные лампы. В воздухе витал сладковатый аромат жасмина и чего-то терпкого, навевая мысли о лекарственных травах.

— Где я?.. — выдохнула я.

Голос был чужим — низким, мелодичным, с непривычным переливом тонов. Но самое странное было не это. Я не знала языка, на котором говорила, но понимала, что именно говорю.

Еще один безумный сон! Но на этот раз я хотя бы не лишилась языка.

— Молодая госпожа*, вы проснулись! — Ко мне тут же подбежала девушка в скромном сером ханьфу* и почтительно склонилась. — Вы больше суток страшно бредили и метались…

— Где я?! — перебила я, откидывая полог. Взгляд уцепился за пальцы. Рука тоже принадлежала не мне. Была более тонкой, изящной, с аккуратно подпиленными ногтями. На запястье не было следов от веревки, и фантомная боль от предыдущего сна прошла. Но я чувствовала слабость, кружилась голова.

— Дома, молодая госпожа. В ваших покоях.

В этой комнате я была впервые, но все казалось знакомым — как декорации из исторической дорамы. Высокий потолок, расписанный фениксами, резная ширма с пейзажами гор и рек, низкий столик с фарфоровым чайным набором, даже бронзовая курильница в форме журавля у стены — все, как в тех самых сериалах про дворцовые интриги.

Будем надеяться, что хотя бы этот сон не закончится моей казнью…

Перевела взгляд на почтительно склонившуюся девушку.

— Ты… моя служанка? — спросила я.

— Эта ничтожная раба не смеет называться вашей служанкой. — Она тут же упала на колени и коснулась лбом пола. — Суй-цзецзе… отошла в мир иной, и меня назначили временно прислуживать, пока не найдется достойная замена.

Это она о себе в третьем лице говорит? И кто такая эта…

— Суй-цзецзе?.. — медленно повторила я, словно пробуя незнакомые слова на вкус.

Мое увлечение дорамами не прошло даром, я раньше уже слышала обращение «цзецзе». Так в Китае называли сестру. Не обязательно родную, но кого-то схожего по статусу.

Я знаю китайский? Говорю на китайском?..

— Вы… вы забыли? Ваша приближенная служанка скончалась от яда. Вы тоже были отравлены, но выжили.

Значит, и здесь меня хотели убить. Я сглотнула ком в горле. Внезапно очень захотелось пить.

— Воды, — просто сказала я.

Служанка тут же метнулась к столику. Поднесла мне пиалу обеими руками, низко склонив голову. Руки девушки едва заметно подрагивали, кажется, она меня боялась.

Я взяла пиалу, ощутив прохладу фарфора. Вода оказалась кристально чистой и удивительно вкусной.

Разве во сне могут быть такие яркие ощущения?..

Разве во сне можно почувствовать гладкость шелка, вкус родниковой воды, аромат жасмина… и как тебе отрубают голову? Нет, о последнем я сейчас не буду думать!

— Зеркало! — потребовала я.

— Д-да, конечно.

Служанка тут же протянула мне круглое бронзовое зеркало.

Я уже догадывалась, что отражение окажется мне незнакомо, но все же, когда взглянула на идеально отполированную металлическую поверхность, пораженно замерла.

Безупречно красивое лицо. Юное. Холодное, слегка надменное. Миндалевидные темные глаза, высокая линия скул, пухлые губы. Длинные черные волосы, слегка спутанные после сна, укутывали меня словно плащом.

С холодной красотой лица контрастировали лишь глаза, которые болезненно горели. В них плескался такой ужас от непонимания происходящего, что безупречная красота лица казалась фарфоровой маской.

Я дотронулась до щеки. Знакомых с детства веснушек не было, как и маленького шрама у виска.

— Это… не я… — беззвучно прошептала незнакомка в отражении.

— Господин приказал доложить сразу, как молодая госпожа очнется, — вырвал меня из задумчивости голос служанки.

Значит, молодая госпожа — это я? Но кто такой тогда господин? Я понятия не имела, о ком говорила служанка и не была готова встречаться с кем-либо.

— Подожди! — вскинула руку я и поспешно добавила: — Пожалуйста.

Натолкнулась на удивленный взгляд. Служанка не привыкла, чтобы ее вежливо просили. Я же не привыкла приказывать слугам, у меня их раньше не было.

— Подожди, — повторила я. — Как тебя зовут?

«А меня?» — хотелось спросить. Но так в лоб, не разобравшись в ситуации, наверное, спрашивать не стоило.

— Эта ничтожная раба носит имя Даи, — склонилась девушка.

Как же она меня боится!

— Подними голову. Дай посмотреть на тебя.

Даи беспрекословно послушалась.

Миловидное круглое лицо, волосы гладко зачесаны и собраны в низкий пучок. В опущенных темных глазах застыл страх. Аккуратное серое ханьфу подчеркивало точеную фигуру девушки.

Даи еще раз поклонилась и поспешно ретировалась, прежде чем я снова успела ее остановить.

В комнате я осталась одна. Наверное, зря упустила возможность и не расспросила служанку. Но я пока понятия не имела, как строить беседу, какие задавать вопросы, чтобы не вызвать подозрений. Кто знает, к каким последствиям может привести неосторожно сказанное слово?..

Скорее всего, я слишком серьезно отношусь к этому сну. Совсем скоро я проснусь на любимом диване и посмеюсь над недавними тревогами, а то и вообще ничего не вспомню.

Вот только в душе зрело тягостное чувство.

Что если это не сон? Все вокруг казалось слишком реалистичным. Вдруг я, как известные мне героини, провалилась в сюжет книги или дорамы? Или даже в реальный исторический период?..

Да нет, бред какой-то! Бред воспаленного воображения. Галлюцинация!

Я замотала головой. Это не может быть правдой!

***

Надолго остаться со своими мыслями мне не дали. В комнату стремительно вошел немолодой мужчина в темно-синем ханьфу, расшитом серебряными драконами. За ним, втянув голову в плечи, семенил старец в высокой черной шапке, напоминавшей пагоду, и простом коричневом ханьфу. Несомненно, второй человек был лекарем — в руке он сжимал деревянный чемоданчик.

— Лин-эр, ты пришла в себя, — не вопрос, а констатация факта. Голос мужчины в синем прозвучал сухо, но в раскосых глазах я уловила тень облегчения.

— Госпожа Тяньлин, как вы себя чувствуете? — спросил лекарь.

Меня зовут Тяньлин? Но это неважно. Все было неважно. Потому что стоило мне увидеть первого человека, как я замерла и, кажется, забыла, как дышать.

Я уже видела его. Совсем недавно. Он стоял на коленях рядом со мной на площади. Только тогда его седые волосы были всклокочены, на лице темнели ссадины и кровоподтеки. Но не узнать его было невозможно. То же суровое волевое лицо, сжатые в тонкую линию губы, пронзительно колючий взгляд. Мелькнула мысль, что в юности, наверное, он разбил немало девичьих сердец. Сейчас в его волосах я не заметила седины, они были собраны в тугой узел на макушке и закреплены нефритовой шпилькой.

А еще я не могла не отметить, этот человек и та девушка, отражение которой я видела в зеркале, та — которой я стала, неуловимо похожи. Как только могут быть похожи близкие родственники.

— Уже лучше… — растерянно произнесла я, а потом неуверенно добавила: — Отец?..

— Лин-эр, ты выглядишь слишком бледно.

Облизав внезапно пересохшие губы, прошептала:

— Плохие сны.

Отец Тяньлин вскинул бровь. Этого человека я даже в мыслях не могла назвать своим отцом.

— Моя дочь, которая без тени сомнения приказывала казнить целые семьи, боится снов?

Я вздрогнула. Это про меня?

Не похоже, чтобы он шутил. Оставалось надеяться, что преувеличивал.

— Позвольте, проверю ваш пульс, — обратился ко мне лекарь.

Когда старик склонился надо мной, я уловила терпкий аромат лекарственных трав. Сухие, слегка подрагивающие пальцы коснулись запястья. Я заметила, как лекарь украдкой сглотнул, прежде чем начать считать удары. Кажется, он боялся не только отца Тяньлин, но и меня.

Лекаря я тоже узнала — видела его на площади. В предыдущем сне.

Какая странная последовательность снов!

До жути странная.

По позвоночнику пробежал озноб. Я нервно повела плечами.

— Госпожа Тяньлин, вам нехорошо? — между кустистых бровей лекаря пролегла тревожная складка, поблекшие от старости глаза с тревогой смотрели на меня.

Видимо, мое душевное волнение не укрылось от него.

— Я… я еще не совсем пришла в себя, — осторожно подбирая слова, произнесла я. — Последние события…

— Лин-эр, это не первое покушение. Ты должна была привыкнуть. У клана Шэнь много врагов. А когда ты станешь императрицей, станет еще больше. Пока мы не выкорчуем с корнем всех, кто осмелится поднять на нас глаза.

— Императрицей?! — вырвалось у меня.

— Надеюсь, ты не забыла, что до свадьбы остался всего месяц? — Отец Тяньлин внимательно взглянул на меня.

Замотала головой. Спохватилась и быстро сказала:

— Нет, конечно! Я не думала, что это время наступит так скоро… Что мне так скоро придется покинуть вас, отец.

Его выражение лица немного смягчилось.

— Не волнуйся. Я часто бываю во дворце, а когда ты станешь императрицей, стану бывать еще чаще. Разумеется, новые покои ты сможешь обставить по своему вкусу и взять всех слуг, которых пожелаешь.

Это точно не то, что тревожило меня в данный момент.

Лекарь, наконец, убрал пальцы с моего запястья. Выпрямился, но взгляда на меня так и не поднял.

— Ци* молодой госпожи течет… необычно, — вынес вердикт он. — Тело здорово, но разум охвачен бурей. В ближайшие два дня предписан покой. Следует избегать сильных душевных волнений.

— Лин-эр, слуг, которые пытались тебя отравить, забили насмерть, — добавил отец Тяньлин, словно хотел меня утешить.

Слуг? Забили насмерть?

— Суй?.. — спросила я, припомнив имя, которое называла Даи. Очень постаралась, чтобы голос не дрогнул.

Я боялась сказать лишнее слово. Ненароком выдать себя. В то же время молчать было нельзя. Я все еще не понимала, что происходило, и с каждой секундой сильнее начинала опасаться отца Тяньлин. К тому же, хотя я и посмотрела множество исторических дорам, мое понимание этикета оказалось весьма условным.

— Ты не помнишь, — нахмурился мужчина в темно-синем ханьфу.

— После пробуждения… мысли немного путаются, — я прикоснулась пальцами к вискам, принялась осторожно массировать их.

Отец Тяньлин бросил обеспокоенный взгляд на лекаря.

— Возможно, последствия отравления, — поспешно ответил тот. — Через несколько дней молодая госпожа должна полностью восстановиться.

— Ты сказал, два дня. И даже два — слишком много, — жестко произнес отец Тяньлин. — Завтра Лин-эр должна присутствовать на банкете в честь возвращения с севера князя Ян Нина.

Он не повысил голос, но лекарь от его слов сжался и мелко задрожал.

— Господин регент, с вашего позволения, я приготовлю для молодой госпожи успокоительный отвар из цветов хризантемы и корня женьшеня… и сделаю иглы в меридианы сердца и печени. Это поможет усмирить бурю в ци. Но хотя бы сегодня… госпоже Тяньлин предписан покой.

— Один день. Не больше, — процедил регент.

— Тогда иглы сейчас, — пробормотал лекарь, — а отвар после еды. Молодой госпоже необходимо поесть, чтобы восстановить силы…

— Мне не важно, что и как ты сделаешь, — оборвал его регент. — Завтра я должен увидеть дочь такой, как обычно. А не эту бледную тень.

Отец Тяньлин направился к выходу. Напоследок обернулся. Его тонкие губы тронула улыбка:

— Набирайся сил, Лин-эр.

Голова шла кругом.

Тяньлин — дочь регента. Скорый брак с императором. Покушения, которые случались так часто, что прежняя Тяньлин должна была к ним привыкнуть. Забитые насмерть слуги.

========================

Примечание:

Эрху — китайский двухструнный смычковый инструмент с пронзительным, печальным звуком. Часто используется в трагических сценах.

В данном случае обращение «молодая госпожа» соответствует китайскому «да сяоцзе» (старшая дочь, старшая молодая госпожа).

Ханьфу — традиционное китайское платье (женское или мужское), обычно с запахивающимся воротом и широкими рукавами.

Ци — в традиционной китайской медицине жизненная энергия, циркулирующая в теле. Физическое и ментальное здоровье считается следствием ее гармоничного и беспрепятственного течения.