Зловещий художник

Я убил родного брата. Невинного младенца…

Ладно, не убил, а просто стал невольной причиной его гибели. Да и сам тогда был таким же невинным младенцем. В ту ночь, когда мы должны были родиться на свет, врачи, собравшиеся у постели нашей матери, решили, что спасти можно только одного из близнецов. Выбрали меня. По их мнению, у меня было больше шансов выжить.

А вот по мнению всех остальных — светила медицины допустили роковую ошибку, выбрав не того… Однако ничего уже нельзя было изменить. Когда я в раннем детстве слышал:

“Твой брат никогда бы не разбил эту старинную вазу. Ты хоть представляешь, какая она ценная? Была.”

“Ничего удивительного, что Шэнс нагрубил гувернантке”.

“У этого ребенка порочные наклонности”.

“Ах, если бы тот, другой...”

Все эти громкие заявления и смутные недомолвки, глубокие вздохи и скорбное молчание, тайные слезы и явные упреки стали полностью понятны мне чуть позже. Сколько себя помню, ощущал незримое присутствие прекрасной тени, с которой мне никогда не сравниться. Принесенный в жертву брат оказался бы несоизмеримо умнее, талантливей, добрей, благородней, красивей… А надпись на памятнике с мраморным ангелом, в окружении других могил, плетистых роз и стриженых кустов самшита на семейном кладбище, была такой трогательной…

Считалось, что впечатлительная и ранимая душа моего отца не выдержала скорби и разочарования — именно поэтому он разошелся с моей матерью. Для него было буквально невыносимым каждый день видеть того, кто занял место другого сына. Видеть угрюмого выродка, который даже в самом нежном возрасте шокировал своими странными выходками и злобным характером… Когда мне исполнилось семь, отец перебрался на виллу в трех часах езды от фамильного замка. Официально родители так и не развелись и даже сохранили добрые отношения. Просто уже не считали себя обязанными хранить супружескую верность. Отец менял любовниц как перчатки, мать тоже не скучала.

Они были удивительно красивой парой, и я мог бы взять лучшие черты от обоих родителей. Мог бы, но не взял. И даже то, что перешло мне, воплотилось неудачно. Тонкие, черные, словно нарисованные тушью брови, как у отца, на моем лице расположились несимметрично, одна выше другой. Густые темные волосы у отца сами укладывались эффектными волнами, зато у меня торчали в разные стороны и сами собой лишь путались. Довольно пухлые губы матери считались нежными и соблазнительными, а подобный рот на моем лице смотрелся нелепо и странно. Ну, и так далее… Ироничные гримасы наследственности, о законах которой любит рассуждать в своих статьях профессор Хольц. Настоящим уродом меня не назовешь, однако внешность досталась не особо привлекательная и даже в какой-то степени вызывающая. Об этом мне не стеснялись регулярно напоминать. Зачем я сейчас расписываю эти удручающие подробности? Чтобы вызвать жалость, добиться сочувствия и снискать хоть какую-то симпатию с вашей стороны? В какой-то степени, может, и так. Но в основном ради того, чтобы точнее обрисовать обстановку в замке Ровенгросс, царившую там двадцать восьмого мая прошлого года. Именно тогда начались события, о которых мне приходится рассказывать сейчас.