Каждый считает себя особенным, не таким как другие: поцелованным богом счастливчиком. Однако когда настанет время, смерть уравняет каждого, и насколько бы ловок ты ни был при жизни могильным червям без разницы. Сколько не вертись, конец один. Ничего с этим не поделаешь. Ведь жизнь, как бутерброд – всегда падает маслом вниз. Так устроен мир...
Парню следовало подумать, прежде чем хвататься за бластер. Тогда, возможно, он допил бы свой виски. А так, выстрел пробил ему сердце навылет. Грудь разорвало, обнажив белые ребра. Кровавые брызги фонтаном вырвались из спины, обильно окропив алым стоящих рядом зевак. На пол падал уже труп. Уж поверьте, никто не выживет, когда через дыру в теле видно испуганное лицо бармена.
В смерти нет ничего красивого – корявая поза, остекленевший взгляд, вывалившийся язык. А ведь совсем недавно из его уст в мой адрес, брызжа слюной, лилась отборная брань…
Планета Зонг на границе освоенного космоса, вдали от развитой цивилизации и бумажных законов. Сухая, согретая лучами желтой звезды Кита-Ту земля, богатая полезными ископаемыми, главное из которых золото.
Прошли тысячелетия, звездолёты бороздят космос, а мир ничуть не изменился. Там, где находят дьявольский металл, сами собой вырастают шахтёрские города с игорными заведениями, притонами и оружейными лавками. Церкви тут строят в последнюю очередь – а как иначе! Пока земля дает желтый металл, замаливать грехи нет времени. Точно как говорил капитан пиратского звездолёта «Валрус», на котором мне довелось полетать: «Чтобы был повод пойти в церковь, вначале нужно хорошенько пострелять».
Когда-то на Зонге существовала цивилизация, но к тому времени, когда сюда добрались наши люди, о прежних хозяевах напоминали лишь занесенные песком руины. Что стало с прежними обитателями планеты, колонистов заботило мало – нужно было работать. Каждый знает – золото, как и время, не ждет. Упустишь мгновение, и монетку поднимет кто-то другой. Это не криптовалюта, тут, чтобы заработать, нужно майнить в забое, а не в мягком кресле перед монитором.
Местное солнце, желтое, словно лицо китайца, назойливо глядит с лазурного небосвода. По измученной долгой засухой земле ветер гонит перекати-поле. Между торчащих каменных столбов бродят пыльные вихри и стаи тероподов (один из подотрядов ящеротазовых динозавров). Дневную жару сменяет ночной холод, похожий на пустынную змею, заползшую под одеяло.
Из-за непрекращающихся магнитных бурь радиосвязь на Зонге невозможна. Магнитосфера просто насыщена атмосферным электричеством, создающим помехи. А летательный аппарат, будь то самолет или флаер, притягивает к себе молнии, что магнит канцелярские скрепки. И чем выше от земли, тем сильнее мощь разрядов атмосферного электричества. Полёты на Зонге сопряжены со смертельным риском. Лишь челноки звездолётов, благодаря броне, защитным полям и молитве, выдерживают электронную плазму при пролёте через атмосферу. В результате даже сухопутный транспорт подальше от греха передвигается по просторам планеты с громоотводами. Ни дорог, ни почты, ни телефона, ни телевидения. Единственные культурные развлечения кино да цирк.
В каждом городе свой начальник, свои порядки; иной раз весьма своеобразные: где монархия, где анархия, где чёрт знает что ещё, замешенное на мракобесии и языческих культах. Чаще власть принадлежит группировке, контролирующей близлежащий прииск. Случается глава какого-нибудь городка меняется по семь раз на дню. Кого-то стремительная ротация власти удивит, но для местных жителей такой поворот в порядке вещей – на то она и демократия. Человек ко всему привыкает быстро.
Если скорые перевыборы на Зонге для одних трагедия, для гробовщика дополнительный заработок. Ведь со своим уставом в чужой монастырь не ходят – можно и пулю схлопотать. А потерять голову на Зонге легче лёгкого, недаром следующим по прибыльности бизнесом после торговли оружием и алкоголем идут похоронные услуги.
Не нравится? – отправляйся в пустошь и разрабатывай собственный участок. Но если захочешь купить патроны к флештеру или бластерную батарею, пополнить запасы воды или провести ночь на мягком матрасе – подстраивайся под ритм жизни ближайшего городка. Комфорт в обмен на права человека. В конце концов, у каждого есть выбор – абсолютная свобода в одиночестве или компромисс с обществом.
Планета Зонг – Эдем для сильных-свободных людей. Вот в это райское местечко я и прибыл на попутном звездолёте. Ветер в кармане и гигаваттный бластер на поясе – вполне приличный багаж для человека, чья голова не забита мусором общественной морали.
Я возвращаюсь на Землю – свою родную планету. Но где она находится мне не известно. Спасательную капсулу, в которой я находился, обнаружил в глубоком космосе прославленный капитан Браен Глум. Очнувшись на корабле «Валрус» жизнь для меня разделилась надвое: там, где я счастливый бегаю по зелёной траве под голубым небом родной планеты, где у меня есть любовь и друзья; и та, где нет ни семьи, ни дома, и приходится спать с открытыми глазами, не убирая далеко руки от кобуры.
С момента выхода из стазиса я побывал во многих мирах, но своего так и не нашел. Я в прямом смысле потерялся в пространстве и времени. Порой кажется, что прошлая жизнь лишь фантазия погруженного в гибернацию сознания. Но, не смотря на демона отчаяния, предлагающего оставить надежду и принять мир каким он есть, я упрямо ищу путь, который вернёт туда, где я был счастлив.
На каждой планете свой календарь, свои времена года, дни, минуты; свои рассветы, закаты; и, что важнее всего, люди. Зонг для меня лишь остановка в пути. Обзаводиться друзьями, или строить здесь дом я не намерен.
Не спрашивайте, почему именно Зонг. Идея проста – подзаработать на добыче золота и, собрав денег, отправиться дальше. Конечно, заработать деньги можно и в другом месте. Но, во-первых, в мире, где нет глубинного государства, никто не спросит у тебя паспорт. Это для свинины необходим сертификат качества, а человеку нужно верить на слово (особенно, если у него заряженный бластер на поясе). И тем более никого не заинтересует трудовая книжка. Бумажные аппендиксы цивилизации здесь что фантики. На обладателя подкожного микрочипа, вообще, посмотрят, в лучшем случае, как на недоумка, рассчитывающего дожить до пенсии. Во-вторых, первая буква у Зонга совпадает с первой буквой названия моей родной планеты… Или совпадение с первой буквой в названии это уже в-третьих?... В любом случае, раз я попал на Зонг, так угодно Богу, а с этим парнем не спорят. Поводов можно найти много, даже «Мир во всем мире» подойдет, – но на самом деле главной причиной, по которой я очутился именно здесь, послужило то, что Зонг оказался конечной остановкой звездолёта, капитан которого согласился подвезти пассажира без документов и денег.
«Как звать?» «Владимир». «Как? Блад-Ди-Мир – это, что, клингонский?» «Нет. Русский». «Слишком сложно. Буду звать тебя Мир». «Без разницы». «Тогда, добро пожаловать на Зонг, Мир. Бери отбойный молоток и иди, работай. Когда Кита-Ту спрячется за горизонт, придёшь за оплатой». — Вот такой разговор случился у меня с владельцем небольшой шахты в окрестностях Централсити. Хитрая бестия прямо у трапа набирал работников из тех, кто только прибыл на Зонг и, не зная конъюнктуры, готов был работать за гроши.
На блеск золота слетаются все: от романтиков, до кровожадных ублюдков – кого больше неизвестно. Перепутать эту публику очень просто – тот же сумасшедший блеск в глазах, а после отбойного молотка у всех трясутся руки. Кто бы мог подумать, что в век космических полётов и искусственного интеллекта золото по-прежнему будет в цене, и добывать его будут не только роботы.
Как оказалось, редкий металл единственное универсальное платежное средство на космических просторах, а стоимость обслуживания робота-шахтёра сопоставима с оплатой труда десятка рудокопов из плоти и крови. В таких далеких, дремучих местах как Зонг сложные механизмы стоят дороже человеческой жизни, поэтому в душных штольнях подобных планет безостановочно идет конвертация отпущенного Богом времени в дьявольский металл.
Одной смены в сумраке и пыли грохочущего забоя мне хватило, чтобы понять – работа в шахте убьет быстрее пули. Получив расчёт, с намерением потратить честно заработанные монеты на поправку здоровья я отправился в Централсити. Город по здешним понятиям считался большим, но чтобы оглядеть его целиком, хватило повертеть головой на перекрестке центральных улиц. Зданий выше трёх этажей тут не строили, да и имевшиеся строения изысками архитектуры не отличались – обыкновенные дощатые, редко каменные, коробки с плоскими крышами, словно игольницы утыканные громоотводами. Неимоверное число металлических стержней, смотрящих в небо, сразу бросалось в глаза: либо на Зонге и в самом деле случаются мощнейшие грозы, либо тут живут исключительно грешники, боящиеся кары небесной. Впрочем, до чужих грехов мне нет дела. Я не капеллан, прибывший на периферию спасать заблудшие души туземцев.
В надежде унять дрожание рук после отбойного молотка я переступил порог одного из многочисленных баров, оккупировавших центральную улицу. По вывеске, в виде двух скрещенных кирок, можно догадаться, что тут в основном отдыхают шахтёры, прямо как я сейчас. Атмосфера злачного заведения встретила нового гостя, словно местная шлюха постоянного клиента. Знакомые звуки, знакомые запахи.
Публика весело гудела. Выпивка оказалась сносной. Вечер обещал быть славным. Но не успел я увидеть дно первого стакана, как парень, с которым мы сели играть в «Блэк Джек», назвал меня шулером, мразью и ещё неуважительно отозвался о моей матери. И всего-навсего из-за того, что продул тридцать кредитов кряду. Лучше нужно следить за картами, когда садишься за стол. Я же не виноват, что мне повезло и три раза подряд выпало «двадцать одно». Всего три партии, а его бледная рука уже потянула бластер из кобуры.
Зря он полез на рожон. Теперь лежит, закатив глаза, в некрасивой позе, в луже собственной крови и не дышит. А чем дышать, коли в грудной клетке вместо легких дыра с футбольный мяч?
«Как же его звали-то?» — собирая со стола выигрыш, попытался я вспомнить имя неудачника. Конечно, следовало оставить эти жалкие «тридцать сребреников» на похороны, только после смены в забое начинаешь ценить даже мелочь. К тому же, мёртвому деньги, что слепому комиксы – ни пользы, ни радости. С зевак же достаточно и бесплатного шоу. Тем более у парня совсем новые сапоги – остроносые, на высоком каблуке, с серебряными пряжками и со встроенным кондиционером – весьма недурные для такого захолустья. Хм... И даже, кажется, мой размер…
Я задумался, но только на мгновение. Мои кроссовки ничем не хуже, хоть и ношу их не первый год. И пускай в них нет кондиционера, благодаря модному бренду они престижнее. Ботинки мертвеца я оставил. Не считайте меня бесчувственным мерзавцем: могильщикам тоже нужно кормить детей, а дети – это святое.
Под косыми взглядами испуганно примолкших посетителей я переступил через тело и пошёл к выходу. Бармен, здоровяк в кожаной жилетке, предусмотрительно приподнял руки, чтобы были видны ладони.
— Не обессудь, — произнёс я напоследок. Бармен промолчал. Он лишь недовольно выкатил нижнюю губу. Наверное, думал, клиент «за причиненный беспорядок» оставит деньги на столе. Какого черта! – разбитые стаканы его вина – не стоило пускать в бар всякий сброд.
Выйдя наружу, я огляделся. Солнце уже скрылось за горизонт. Но на улице, словно запах озона после выстрела, ещё ощущался оставшийся дневной зной. На западе запекалась кровью полоска вечерней зари, а в чернеющем небе загорались холодные глаза звёзд.
Чертовски хотелось выпить – гораздо сильнее, чем минуту назад. И всё из-за мёртвого неудачника, который, падая, смахнул на пол стаканы. Что бы ни думали, я не железный, пусть и не повёл бровью, когда вышиб из парня дух. И бывалому авантюристу после стрельбы требуется унять нервы. А раз в живых посчастливилось остаться мне, я просто обязан опрокинуть стопку за госпожу Удачу.
Сделка с дьяволом принесла неожиданную прибыль – душа грешника за тридцать монет. Отмечая лимит грехов, после которого ждёт страшный суд, одно деление индикатора на бластере погасло. Такими темпами в месяц выйдет приличный заработок – прямо устраивайся в инфернальную контору на сдельную оплату. Только сейчас не время думать о работе. Сейчас нужно решить единственный вопрос: куда податься измученному жаждой пилигриму без крыши над головой в незнакомом городе? К счастью, бар «Две кирки» не единственное место в Централсити, где страждущему помогут промочить горло и потратить деньги.
Не потребовалось даже вертеть головой. Напротив, словно потворствуя порочным желаниям, лукаво подмигивала вывеска бара «Пьяный бес». Судя по горящему зелёным неоном чёрту, обнимающего бутылку, заведение подходящего профиля. Несомненно, желающим тут помогут и выпить, и душу продать. На счёт души вопрос не стоит, а вот хороший виски, как раз то, что сейчас нужно! Не утруждая себя поисками, я перешел дорогу и толкнул вертящиеся двери.
Давно заметил, каждый раз переступая порог злачного заведения, испытываешь приступ дежавю: стойка с батареей знакомых бутылок за спиной бармена, взгляд которого, кажется, ты уже встречал сотню раз; однотипные столики; посетители с одинаково-красными лицами; звон посуды; резкие запахи алкоголя и табака. Точно как в салуне, откуда я вышел минуту назад, только отсутствует бездыханное тело на полу.
— «Черного Саймана», приятель, — на вопросительный взгляд бармена сообщил я с порога.
При других обстоятельствах я бы заказал «Столичную». Только так получилось, что сегодня я при деньгах, поэтому можно выпить модный виски. Тридцать кредитов – легко пришли – легко ушли, как просвистевшая мимо пуля.
Пахучая янтарная жидкость наполнила стакан. Ну, наконец-то! Первый глоток обжог горло. Возможно, вечер будет не таким скверным, как намечалось вначале. Со стаканом в руке я повернулся к залу.
Публика в основном с близлежащих приисков: шахтёры, геологи, старатели, спекулянты и перекупщики. Кем кто был раньше сразу и не определишь – земля равняет даже живых. Посмотрите на меня – после смены, проведенной в забое, выгляжу настоящим шахтёром: покрытая пылью куртка и серый цвет кожи. Под ногтями чёрные полоски. Что ж, честная жизнь – тяжёлый труд. Нужно быть героем, чтобы ежедневно вкалывать по восемь часов в день. В забой не вернусь, ни за какие бонусы. Поторчу в городе: может, подвернётся что-либо почище капания в недрах Зонга. Горбатиться год, вдыхая пыль, мне не по душе. Если работаешь, чтобы жить – зачем убиваться на работе? Попробую устроиться охранником – эта профессия востребована везде. Хорошая оплата, пушка на боку, и руки не покрываются мозолями. Главное не зевать и держать нос по ветру. Я посмотрел на опустевший стакан. Все-таки «Саймон» отлично прочищает мозги.
— Эй, бармен, повторить!
Ну, а если с охранным бизнесом не получится, отправлюсь по другую сторону закона. Тут никаких проблем с совестью. Спрашивай её, не спрашивай – ответ один – деньги не пахнут.
Ещё что ли сыграть в карты? Я оглядел сидящих за игорным столом. Четверо загорелых мужчин в грубых потёртых куртках. У каждого кобура со снятым с предохранителя бластером. Бутылка виски перед ними ополовинена, но в глазах ни намека на хмель. Пальцы ловко вертят колоду. Эти, если заметят, как кто-то передёргивает, не станут оскорблять его мать – сразу достанут пушки. Дважды за вечер ввязываться в драку уже перебор. Даже Саймон не убедит меня повторно испытывать удачу. Карты такая игра, что если нет глаз на затылке, даже тузы в прикупе не гарантируют, что отойдешь от стола, а не в иной мир.
Закончив изучать клиентов «Пьяного беса», я вновь повернулся к стойке. Допью виски и пойду искать ночлег. Довольно с меня приключений…
Натруженные петли дверей предупреждающе скрипнули. Судя по отсутствию звука шагов, подошвы ботинок посетителя имеют динамическую систему шумоподавления. Я скосил взгляд. Вошедший на шахтёра не похож. По бокам кожаных штанов, словно лампасы, идет шнуровка. Куртка с длинной бахромой по швам расстегнута, открывая на всеобщее обозрение размещённую слева на животе легкую кобуру. На поясе ряд желтоватых цилиндров запасных патронов, напоминающий оскал аллигатора. Рукоятка шестизарядного флештера барабанного типа с эмблемой из двух молний смотрит вправо. Подобным образом оружие обычно носят водители: считается, когда сутками сидишь за штурвалом, носить тяжёлый ствол на бедре непрактично. Может и так, но по мне нет ничего удобнее кобуры на бедре – рука всегда у рукояти. И стрелять из-под стола сподручнее – не обязательно даже доставать бласт из кобуры, дуло и так направлено в живот сидящего напротив игрока. Но флештер «Зиг-Заг» пушка мощная, надо отдать должное, – с принудительным охлаждением ствола; использует одноразовые гигаваттные патроны повышенной надёжности. Выстрел по силе схож с разрядом молнии – убивает наповал – без шансов.
Цепкий взгляд слегка прищуренных глаз вошедшего быстро пробежался по посетителям. Осмотревшись, мужчина направился к стойке. Понять по испещренному морщинами загорелому лицу, разыскивает ли он кого, или уже нашел, не представлялось возможным; ни малейшего намека на эмоции.
— Водки! — заказал мужчина, устраиваясь у стойки справа от меня.
Хитрец – теперь, случись что, мне сложнее воспользоваться своим оружием, а «Зиг-Заг» на животе незнакомца уже направлен в мою сторону. Я всегда замечаю подобные вещи. Соседу достаточно нажать курок, чтобы превратить мои внутренности в пар. Вот и ответ на вопрос – как удобнее носить ствол? – в зависимости от ситуации. Сознательно ли вошедший выбрал эту позицию, или по привычке завсегдатая злачных заведений, сразу не разберёшь: а когда догадаешься, может статься, будет уже поздно менять столик.
— Слышал выстрел? — между тем спросил мужчина, затевая разговор с барменом.
— Здесь постоянно стреляют, — отозвался тот, ставя перед посетителем стопку. — Люди развлекается – имеют право.
— Может для кого-то убийство и развлечение, но для большинства это не так.
— Централсити свободный город. И если где-то пришили какого-то бедолагу, так это не повод, чтобы почтенные граждане отказывали себе в выпивке, — с убийственным безразличием изрек бармен. Он не спеша наполнил стопку до краёв прозрачной жидкостью. — В моём заведении, случается, тоже постреливают, но никто не делает из этого трагедию. И я скажу вам так, мистер, – мёртв, значит, был неправ. — Бармен закупорил бутылку и поставил обратно на полку буфета.
— Верно подмечено, — охотно согласился мужчина с железной логикой трактирщика. — На мертвеца легко всех собак повесить. Прав – не прав, – какая разница, коли мёртв. В чём покойника ни обвини, он спорить не станет. После драки не важно, кто первым начал. Во всём виноват мертвец, а молчание только подтверждает его вину. Поэтому многие считают: убил человека и дело в шляпе. Вот только из любых правил есть исключения. С выстрелом проблемы не заканчиваются – это не точка в истории. — Говоривший осмотрел стопку, затем вновь поднял взгляд на бармена. — Иногда мертвецы создают проблемы похлеще живых. Уж я-то знаю, что говорю, потому как профессия у меня такая – знать больше простого обывателя. Например, тот парень, из которого пару минут назад вышибли дух. Был бы он заезжим геологом, шахтёром или заурядным искателем приключений, кто бы разговаривал о нём? Через пять минут даже имени никто бы не вспомнил. Мёртв, значит, неправ, – это ты верно подметил. Закопали и забыли.
Другое дело если он из людей уважаемого человека, — продолжал мужчина, так и не притрагиваясь к стопке. — Здесь уже страдает репутация большого босса. — Сосед по стойке говорил достаточно громко, поэтому его речь долетала до самого дальнего угла питейного заведения. И от меня не ускользнуло, что с каждым новым словом шум за моей спиной затихал. Люди переставали звенеть посудой, замолкали и с любопытством поворачивали головы. — Уважаемый человек, держит банк, городскую скупку, оружейный магазин. Его знает каждая собака в городе. А тут кто-то, открыто, на глазах у множества народа, завалил его парня. Что скажут о нём, если он закроет на это глаза? Что скажут о его людях? Что станет, в конечном счете, с его бизнесом?
Вопросы остались без ответа. В баре повисла гнетущая тишина. Видимо из присутствующих только я один не знал, кто держит ломбард в Централсити. Но реакция посетителей лучше нотариуса удостоверяла авторитет этого господина. Я затылком почувствовал, как десяток пар глаз уперлось мне в спину. Вот так сразу? – без вопросов, свидетелей, без мордобоя, – с чего бы это? Ну, зашел человек с улицы, пусть даже через минуту после выстрела, так почему все решили, будто он связан с происшествием. У меня, что, на спине написано «Это сделал я»? Может, любитель поговорить сам его и прикончил. Почему бы и нет? Калибр его «Зиг-Зага» не меньше моего «Дум-Тума».
Делая вид, что слова соседа по стойке для меня пустой звук, я безразлично цедил виски, и в то же время незаметно следил в отражении металлического шейкера, стоящего на полке буфета, чтобы чья-либо рука не потянулась за оружием. Сейчас главное хладнокровие. Словно читая мои мысли, сосед держал руки на виду возле стопки с водкой и не делал резких движений.
— Авторитет большого босса в немалой степени зависит от того, как относятся к его людям, — всецело завладев вниманием публики, солировал мужчина в наступившей тишине. — В этом мире всё строится на уважении. Что же получится, если его парней будут валить направо и налево? О каком уважении в этом случае может идти речь!
То, что мужчина разговаривал с барменом, не имело значения – каждое слово предназначено моим ушам. Не нужно заниматься психоанализом, чтобы понять это. Пусть за всё время он ни разу, даже искоса, не посмотрел в мою сторону, как только этот человек переступил порог, я знал – он пришел по мою душу.
Слушая пространную речь незнакомца, я размышлял над его мотивами. Вряд ли мужчину в замшевой куртке что-то связывало с неудачником, оставшимся на полу бара «Две кирки». Внешне незнакомец похож на охотника за головами, но людоловы, выполняя заказ, не чешут попусту языком – выстрел в спину и за деньгами в кассу. Так кто он? Что ему надо от меня? С какой целью он затеял этот разговор? И ведь, не заткнётся никак. Раздражает.
— За что убили? Почему? Сам ли напросился на выстрел, или кто подначил? — тем временем сыпал вопросами сосед, якобы разговаривая с барменом. — Не имеет значения. Убили члена группировки, заправляющей в городе. А раз так, прав был стрелявший или неправ – дело десятое. Его ждёт жестокое наказание, в назидание другим. Такой закон в Централсити. Поэтому у меня нет сомнений, Большой Босс Триггерман не оставит без внимания убийство Тода Белоручки.
Брови бармена, до этого момента хранившего профессиональное безразличие, поползли вверх.
— Кто-то пристрелил Тода Белоручку? — изумился он внезапно истончившимся голосом.
— Через дорогу, — кивнул сосед. — Один выстрел в сердце. Наповал. — Мужчина впервые взял стопку и слегка взболтнул содержимое. — Тод даже не успел до конца вытащить бласт, бедолага. Думал, что самый быстрый. А вот кто-то всадил ему заряд, не догадываясь, что перед ним лучший стрелок Цетралсити. — Мужчина усмехнулся. — Бывает же. — Так и не пригубив, он отставил стопку. — Что-то расхотелось, — решительно произнес он. — С минуты на минуту люди Бо-Бо начнут обыскивать город. Зная их нравы, не сомневаюсь, перевернут всё вверх дном, залезут в каждую щель. Поеду, пока вовсе не закрыли город. Ждать когда отыщут стрелка нет никакого смысла. Мертвецов я, что ли, не видел. — Мужчина положил на стойку серебряную монету. — Мой грузовоз стоит на северной площадке. Прямо сейчас и отправлюсь.
Посетитель слез с табурета, прошагал к дверям и, так ни разу не взглянув на меня, исчез на улице. С его уходом обстановка не изменилась. Гробовая тишина давила невидимым прессом. Десятки взглядов буравили спину. Бармен в оцепенении стоял, опершись ладонями о стойку, и даже не пытался заняться делом. Клянусь, если забрать лежащую перед ним монету, он даже не шелохнётся.
Публика замерла в ожидании моей реакции. О презумпции невиновности тут даже заикаться глупо. Несомненно, каждый из присутствующих сопоставил моё появление с прозвучавшим недавно выстрелом. Не нужно быть математиком, чтобы сложить дважды два.
Что делать-то? Я повертел стакан, разглядывая напиток на просвет, с нарочитым удовольствием пригубил и посмаковал на кончике языка. Безрезультатно – во всём баре я один занимался прямым делом. Остальные будто забыли, зачем пришли сюда. Кто же всё-таки этот Тод, что одна весть о его кончине вгоняет людей в столбняк? Видать покойник прославился своими белыми ручками; хотя, лично мне он не показался чистоплотным малым.
Ну что, все так и собираются молча глазеть мне в спину? Неприятное чувство. Ещё минута и дыру протрут. Я развернулся к залу. Посетители дружно опустили глаза. Дьявол! За кого они меня принимают? Даже картёжники побоялись пересечься взглядом. Какая глупая ситуация.
Беспокоить посетителей бара в мои планы не входило, и я отвернулся к стойке.
С улицы донеслись крики. В гробовой тишине «Пьяного беса» они звучали особенно громко. Судя по голосам, собралось человек пять-шесть. На дружескую беседу или почтенные поминки возникшая на улице суета мало походила. Отчетливо слышалась отборная брань. Появился ещё кто-то с хорошо поставленным голосом. Он принялся отдавать распоряжения.
От Тода и в самом деле полно проблем. Был бы он заезжим горемыкой, как подметил недавний посетитель, оттащили бы тело на задний двор, а утром закопали, и никто бы о нём не вспомнил. Тут же из-за его трупа такая суматоха поднялась, словно убили царского отпрыска.
Людей на улице становилось больше. Мной овладело беспокойство. Если дело обстоит, как описал водитель грузовика, положение хуже некуда. Повезло ещё, что кроме водителя никто не проследил, куда я пошёл после стычки с Белоручкой. В противном случае сюда бы уже нагрянули приятели покойника, и перебранкой дело точно не ограничилось. Было бы их только пятеро или даже шестеро, но судя по гвалту на улице, подкрепление прибывало с каждой новой минутой. Я, конечно, ловко управляюсь с бластером, но не настолько, чтобы в одиночку остановить толпу.
Нет, с бандой хорошо вооруженных людей, – а сомневаться в том, что люди на улице хорошо вооружены, не приходится, – мне одному не справиться. Объяснений никто не ждёт, и оправдания не помогут. Если я хочу уйти на своих двоих, надо, во что бы то ни стало скорее покинуть город, иначе чужие вынесут моё бренное тело вперед ногами. Встречаться, как с самим Триггерманом, так и с его людьми не имеет смысла: я не собираюсь ни сдавать бластер в ломбард, ни брать кредит в местном банке; так что, и знакомиться с боссом покойного Тода нет никакого резона.
Ещё надеясь, что люди на улице разойдутся, я сидел в затихшем баре и, делая вид, что переполох снаружи меня совершенно не касается, цедил виски. Хладнокровие – вот что необходимо в моём положении. Со стороны может показаться, будто мне нет никакого дела, что в любую минуту двери распахнутся, и с улицы завалит озлобленная толпа с пушками наперевес. Однако это не так. В напряжении, словно взведенная пружина, я жду удобного момента, чтобы выскользнуть из бара и раствориться в сгущающихся сумерках.
В Централсити отсутствует централизованное освещение, что на руку тому, кто не желает попасть на прицел. Фонари имеются лишь в трёх местах – перед офисом шерифа, ломбардом и на космодроме. Для себя я уже решил, что пробираюсь к космодрому. Оставаться на этой негостеприимной планете нет никакого смысла: захолустье, похожее на плохой вестерн; негостеприимные люди; второсортный виски. С таким началом ничего хорошего меня здесь не ждет.
Посудите сами, не прошло и суток, а вокруг, желая моей смерти, рыщет разъяренная толпа головорезов. Не удивлюсь, если завтра на каждом столбе появится мой портрет с надписью «живым или мёртвым». До чего ж раздражают такие художества, и не потому, что цифры разнятся непонятным образом, а потому, что никакого сходства: свирепый взгляд, циничная ухмылка, иногда недельная щетина на квадратном подбородке. По утрам в зеркале я вижу совершенно иного человека: с приветливым лицом и добродушным взглядом. А ямочку на подбородке многие дамы считают милой. Узнаю, кто рисует на меня подобные карикатуры, отрежу руки по самое горло. О чём это я? Ах, да, главное – спокойствие. Нельзя давать волю эмоциям. Художника каждый может обидеть. Нужно мыслить позитивно. Ничего страшного пока не произошло. Никто не тычет в меня пальцем и не хватается за оружие, – поэтому не суетимся и выжидаем подходящего момента для отступления.
Моё притворное хладнокровие на посетителей действовало, как вид удава на мартышек. Уже прошло прилично времени, и ни один не подумал пошевелиться, тем более выйти из бара. Понятное дело, никто не хочет, чтобы «убийца Тода-Белоручки» ненароком не подумал, будто идущий к дверям человек собирается предупредить собравшихся на улице. На месте посетителей я бы, наверное, вёл себя также: ведь беречь свою жизнь это нормально. Никакая это не трусость, а чувство самосохранения. Но немая мизансцена не может длиться вечно – у кого-нибудь обязательно сдадут нервы. Рука потянется к кобуре – мгновение – и game over. Бармен бежит за гробовщиком. Подобный расклад обрадует лишь костлявую. Мне же играть со смертью резона нет. Уйду первым – сделаю фолд (так в покере обозначается действие, когда игрок сбрасывает стартовые карты). Пьяный бес сегодня обойдется без моей компании.
Голоса на улице разделились. Местные, наконец, закончили обсуждение и занялись поисками. Плохая новость: кто-то шёл к дверям. Конечно, глупо было рассчитывать, что друзья Тода пройдут мимо ближайшего бара. А ведь я на что-то надеялся.
Скрипнула входная дверь.
Что такое человеческая жизнь? – мгновение. Одно нажатье пальца на спуск и нет человека, а кем он был по жизни – мусором или достойным гражданином – неважно. Что там после смерти никто не знает, и спросить не у кого. Живые видят лишь, как выносят тело. Для Вселенной и вовсе жизнь человека песчинка на берегу. Проживи ты хоть тысячу лет, был – не был, звезды тебя не заметят.
Это надо иметь одну извилину на троих, чтобы входить всем скопом, без подготовки; при том, что недавно через дорогу положили их лучшего стрелка. Чистые клетчатые рубашки вошедших на фоне покрытых пылью шахтёрских курток завсегдатаев «Пьяного беса» выделялись, словно парадная полицейская униформа. Конечно, если занимаешься охраной ломбарда, нужно умудриться, чтобы испачкаться. Стоять при входе с пушкой на поясе непыльная работёнка, много ума не требующая; а когда на груди блестит золотом треугольник помощника шерифа, мозги тают с невероятной скоростью. Неужели парни настолько уверены в себе, что даже поленились расстегнуть кобуры и снять оружие с предохранителей. Раз так, у меня будет время сказать им пару назидательных слов в качестве эпитафии.
Одутловатый тип с красным лицом быстро окинул бар возбуждённым взглядом и сразу направился к стойке. По внешности не пристало судить о людях, но по манерам красномордый из тех, кто первым начинает бить упавшего человека.
— Ты, — сказал он, встав у меня за спиной. — Повернись!
Грубые интонации, словно толчок в спину. В принципе, уже можно стрелять. Раздумывать над тем, стоило нажимать на курок или нет, следует после того, как прозвучит выстрел, иначе скорбеть о бренности жизни будут над твоим телом. А тут всё просто: разворот и три выстрела от бедра, один за другим, можно даже особо не целиться. Признаюсь, при других обстоятельствах я бы так и поступил: красномордый, как и его узколобые напарники, мне сразу не понравились, уж больно они напоминали судебных мытарей. Но с улицы ещё доносятся голоса. Начни я сейчас, на выстрелы сбежится десяток готовых к стычке мордоворотов. Не люблю массовые потасовки. В толпе легко схлопотать бутылкой по голове или получить ножом в бок. И уж точно никто не даст гарантии, что в суматохе кто-либо из посетителей не выстрелит в спину. Меня такой расклад не устраивает – не время показывать зубы. Будем блефовать, пока карты не раскрыты.
Пришлось поворачиваться с миролюбивой улыбкой.
— Какие проблемы, приятель? — как можно дружелюбнее поинтересовался я. И, не дав красномордому вставить слова, продолжил: — Что такого случилось, чтобы отвлекать честного человека от выпивки. Разве после тяжелого дня в шахте труженик не заслужил права на стаканчик. Или нынче пить виски в баре считается преступлением?
Моя речь почему-то озадачила помощника шерифа. Может, никто раньше не называл его «приятель», или шахтёрская пыль на моей куртке не вязалась с длинной прозвучавшей фразы. Растерянно заморгав, красномордый обвел взглядом притихших посетителей, посмотрел на замершего фарфоровым болванчиком бармена. Хотя всеобщее молчание могло сойти за одобрение слов о трудной шахтёрской доле, помощник шерифа чувствовал что-то неестественное в поведении окружающих: выпивка стоит на столах, но никто не шевелится.
Красномордый насупился. Атмосфера бара ему казалась неестественной. Помощник шерифа не находил причину могильной тишине и оцепенению посетителей. Ему было невдомёк, что движение тянущейся к стакану руки легко перепутать за желание выхватить пистолет. При его работе это вопиющая некомпетентность. Видимо, профессионалов уже не осталось. Впрочем, что ждать всего лишь от помощника.
— Куда катится мир? — продолжил я тянуть время, с удовлетворением отмечая, что голоса на улице затихают. — Если уж обычный человек у стойки подозрителен, что говорить о том, у кого кобура на поясе.
— Замолкни, — грубо прервал меня помощник шерифа. — Кто ты, твою мать, и чем здесь занимаешься?
Да уж, за манерами краснолицый грубиян не следил, полагая, что пара вооруженных крепышей за спиной дает право задавать вопросы, не церемонясь в выражениях. Спрашивать же человека у барной стойки, чем тот занимается, когда перед ним стопка с виски, верх идиотизма. Но самоё удивительное, он до сих пор не понял, что перед ним именно тот, кого они ищут, иначе бы не молол попусту языком, либо осторожнее подбирал слова. Коли жизнь обделила умом, будь вежлив с людьми, или попадёшь впросак. Белоручка не следил за манерами, и где он теперь? – его тело лежит аккурат через дорогу, на полу соседнего бара. Ситуация позабавила, если бы не оружие.
— Меня зовут Владимир. Здесь пью виски, — ответил я в последней попытке оттянуть финал.
— Как? Блад-Ди-Мир? — Красномордый брезгливо сморщился. — Не имя, а собачья кличка, — заявил он, плюнув мне под ноги.
Улыбаться расхотелось. Ну, правда! Он же видит мою кобуру. Неужели скотина думает, что плевком разговор закончится? Оскорбил человека и забыл? Вероятно, подобное поведение грубияну постоянно сходит с рук. Но только не сегодня. И без разницы, что на улице еще толпятся друзья Тода Белоручки. В любом случае краснолиций совершил большую ошибку, встав между мной и дверью. Пусть даже это противоречит первоначальному плану покинуть город без шума…
Тут помощник шерифа увидел стопку водки, оставленную недавним посетителем.
— Кто-нибудь заходил сюда после выстрела? — нарочито игнорируя меня, спросил он у бармена.
— Заходил, — вместо оцепеневшего халдея ответил я.
Красномордый зыркнул на меня.
— Кто это был? — в его голосе появился живой интерес.
Я по-недоброму усмехнулся:
— Парень, что вышиб дерьмо из Тода Белоручки.
— Отлично! — Помощник шерифа так обрадовался, что тупил неимоверно. А радоваться в его ситуации было самоубийственно. Но ничего тут не поделаешь – он нашел, что искал.
Бластер в моей руке уже смотрел ему в грудь.
Ну, наконец-то, дошло. Глаза красномордого полезли на лоб, а рука с пухлыми розовыми пальчиками поползла к кобуре – не настолько быстро, чтобы грубить незнакомцу в баре. Глупый, самодовольный тип, сам умер и напарникам подписал смертный приговор.
Бластер без сожалений трижды дернулся в моей ладони. Стрелял я от бедра, чуть согнув правое колено. Целью была вторая пуговица сверху на рубашках каждого из троицы, благодаря чему импульсы выстрелов прошили противников под углом снизу вверх, и остатки излучения угодили в потолок, не причинив посетителям бара особого вреда. Если кого из сидящих за столиками обдало жаром или осыпало штукатуркой, так ничего тут не поделаешь. На моей памяти никто раньше из-за подобного не жаловался. Вот и сейчас все промолчали. Кто-то забился под столик, кто-то просто пригнулся, или прикрыл голову руками. Подумаешь испачканная одежда – главное остались живы, а благодарности мне ни к чему.
Грохот гигаваттного бластера гораздо громче стартового пистолета: на улице его конечно услышали. Сердце погнало кровь по венам. С этого момента всё решают секунды. Пока люди на улице соображают, что произошло, и кто стрелял, хорошо бы уйти подальше от «Пьяного беса».
Чтобы остудить ствол я привычно покрутил «Дум-Тум» на пальце и лишь затем убрал в кобуру. Серебряная монета, оставленная водителем грузовика, всё ещё лежала на стойке. На аверсе блестящего кругляша расправил крылья орел. Не особо верю в приметы, но удача сейчас мне не помешает. Я накрыл монету ладонью. Бармен недовольно поморщился – на это смелости ему хватило.
— Теперь, рассказывая какая я жадная сволочь и как меня зовут, твоя совесть будет чиста, — пояснил я, пряча трофей в карман куртки. Но, судя по выражению, слова о совести бармена не убедили. — Или хочешь изобразить из себя немого? — поинтересовался я.
Бармен испугано замотал головой.
Не имело значения, оставил бы я серебряного орла на стойке или же нет: входить в образ молчуна, потерявшего вместе с языком и память, он не собирался. Зато теперь, отвечая на расспросы, бармен, сам того не ведая, сыграет мне на руку. Преследователи лишний раз подумают, прежде чем идти по следу «кровожадного ублюдка». Добровольцев, во всяком случае, точно поубавится. А тех, кто всё же осмелится, можно будет не жалеть.
Время не на моей стороне. Секунды утекают каплями крови из вскрытой вены. Исчезающие мгновения приближают к черте, за которой нет возврата. Тем не менее, направляясь к дверям, я не спешу. В убегающую крысу даже трус кинет камень. Торопясь понапрасну, легко упустить из виду, как чья-то рука нырнула под стол, или за отворот куртки. Сколько таких шустрых, бегущих без оглядки, остались лежать на пороге с дырой меж лопаток.
Слегка повернув голову, периферийным зрением контролирую публику и слежу за барменом. К их счастью никто не шевелится, и я спокойно выхожу на улицу.
Снаружи заметно посвежело. На Зонге наступила ночь. В почерневшем небе проявились разноцветные тонкие нити, похожие на дрожащие струны гигантской арфы. Играя неуловимую человеческим ухом мелодию, заряженные частицы в мощном магнитном поле планеты переливаются удивительными радужными всполохами. Жемчужины звёзд, запутавшиеся в северном сиянии, выложили спойлер грядущего. А из-за горизонта на чёрное покрывало небосвода, словно огромная сапфировая паучиха, по радужным паутинкам лениво взбиралась луна Акбаль. Струящийся с её морщинистого лика фиолетовый свет растворяет непроглядную ночную мглу, превращая мир ночных улиц в царство полутеней и неясных призраков.
Если бы я разбирался в астрологии так же хорошо, как в звёздных картах, без труда предугадал, какой жребий уготовил мне рок, и не поленился разложить колоду в свою пользу. Но будущего нет, как нет и прошлого, существует только здесь и сейчас – точка в пространстве – момент, обусловленный стечением обстоятельств и поступков.
Именно когда грозит смертельная опасность, особенно остро чувствуешь, насколько прекрасен мир. Этой ночью любоваться красотами небес у меня точно не хватит жизни. Чтобы не отойти в иной мир приходится смотреть по сторонам. И пока Акбаль по-старушечьи топчется на горизонте, преодолевая земное притяжение, дома отбрасывают спасительные тени. Пользуясь вытянутыми чернильными пятнами, как тихими гаванями, постараюсь незамеченным добраться до космодрома. Там любым способом проберусь на борт первого улетающего звездолёта и умчусь прочь с этого захолустного злого мирка.
Отличный план, но я не успеваю и шагу ступить. Через дорогу проявляются силуэты четверых мужчин, вооруженных карентфаерами – толстый ствол плазменного автомата даже в темноте ни с чем не спутаешь. Я заметил четверку стрелков лишь потому, что за их спинами открылась дверь злосчастного бара «Две кирки». В ярко освещённом проёме видно распростертое на полу тело.
За прошедшее время я успел познакомиться с «Пьяным бесом», а Тода до сих пор не удосужились вынести. Его даже не прикрыли – та же корявая поза, пустой взгляд и вывалившийся язык. Мне думалось, что больше не увижу его глупую рожу – видимо ошибся.
Рядом с трупом стоят ещё трое. На груди у каждого блестит треугольный значок помощника шерифа: точно такой же, как у краснолицего, отправленного мной к праотцам мгновение назад. Судя по скорбным лицам, ждут гробовщика. Бледная рука Тода лежит по направлению к выходу, в предательском жесте указывая, куда скрылся обидчик. Отдавшая концы скотина упорно не желает в одиночку отправляться в царство мёртвых. Становиться Тоду попутчиком по дороге на кладбище я не собираюсь. Хватит с него и краснолицего с приятелями.
Уповая на чудо, делаю шаг в сторону: бесполезно – четвёрка на улице смотрит прямо на дверь «Пьяного беса», откуда только что прозвучали выстрелы. Парни ожидали, что появится кто-то из троицы зашедшей туда ранее, а вместо этого из дверей вышел я.
— Эй, ты! — раздался оклик. — Стоять! — Следом, напоминая клацанье волчьей челюсти, лязгает передернутый затвор.
Давно взял за правило: если слышу «Стоять!» – прибавлять шаг. Пусть роботы или безвольные рабы выполняют приказы. Лично я подчиняться не собираюсь – для меня свобода и жизнь равнозначные понятия. Словно в омут, ныряю в заполненную непроглядной тьмой щель между домами. Под ногами нещадно бренчит опрокинутое ведро, следом раздается треск ломаемой палки. Я едва сохраняю равновесие.
В кромешной темноте, да ещё в незнакомом месте, споткнувшись, легко сломать себе шею или напороться на острый штырь, торчащий из стены. Только ящик под ногами или ржавый гвоздь лучше очереди карентфаера: уж поверьте на слово, дырку от высокотемпературной плазмы пластырем не залепишь.
Держась рукой за невидимую во тьме стену, живо протискиваюсь по узкому проходу. Ориентиром служит темно-синя полоска звёздного неба, маячащая впереди. Одним махом преодолеваю последние метры и выскакиваю на задний двор. Тесная прямоугольная площадка, огороженная глухим дощатым забором, заставлена поломанной мебелью, отслужившей свой срок кухонной утварью, ящиками из-под спиртного. Приходится изображать из себя трейсера, чтобы преодолеть весь этот хлам. Ни о какой скрытности речи не идет: под ногами трещат доски, бренчат пустые бутылки. Прыгаю на забор, хватаюсь руками за край. Подбадривая себя крепким словом, перелезаю на противоположную сторону. Спрыгнув, оказываюсь на кривой, безлюдной улице, идущей параллельно центральной. Если бы не пара освещённых окон в домах напротив, решил бы, что здесь вообще никто не живёт.
Оглядываюсь. Со стороны космодрома, где возвышается мачта маяка с красными огнями, мерцают фары приближающегося вездехода. В открытой кабине сидят двое вооруженных людей. Не знаю, так ли это на самом деле, но в фиолетовом сумраке, кажется, виден блеск золотых треугольников. Пройти мимо машины незамеченным вряд ли удастся. Если попробовать перебежать улицу, попаду в свет фар, словно лось на лесной дороге. Один меткий стрелок в кабине спидера, и завтрашний восход я встречу с крестом в ногах.
На раздумья времени нет. Из-за спины доносятся грохот и звон пустых бутылок. Трещат доски. Слышны грязные ругательства. Преодолевая наваленные в проходе ящики, преследователи особо не стесняются в выражениях. И, судя по звукам, они скоро полезут на забор.
Стоять на месте самоубийственно, но чтобы попасть к звездолётам, мне необходимо обойти спидер с вооруженными людьми. Для бегства осталось единственное безопасное направление: я развернулся и, придерживая кобуру, скорым шагом двинулся в противоположную от приближающегося внедорожника сторону. Каждый шаг отдалял меня от огней на мачте взлетно-посадочной площадки, но другого варианта мне не оставили.
Постепенно ускоряясь, иду вдоль нескончаемого забора. За досками чернеют фасады домов. На стёклах тёмных окон играют сиреневые блики ночного неба, раскрашенного волнами северного сияния. Густая тень скрывает мою фигуру от нежелательных глаз, но это только до момента пока в спину не упрётся свет фар. Со страхом ожидая, когда окажусь в луче света, инстинктивно втягиваю голову в плечи.
Шум мотора за спиной неумолимо приближается. Световые конусы лижут землю чуть ли не за пятками. Преследующие меня от «Пьяного беса» охотники тоже не стоят на месте. Они, наверное, уже перелезают через забор. Ещё секунда и раздадутся выстрелы.
Луч фар опустившимся ножом гильотины лизнул вдоль забора через мгновение после того, как я завернул за угол.
Но я выиграл лишь минуту-другую. Впереди сорок метров освещённого лунным светом открытого пространства. По обеим сторонам возвышаются фасады двухэтажных домов. Тут совсем негде укрыться – дома построены впритык друг к другу, двери заперты, а сзади накатывает шум двигателя. Единственный путь – вперед, к центральной улице. Если успею преодолеть переулок, то окажусь в стороне от «Пьяного беса». Затем незаметно проскачу на другую сторону центральной улицы, и, пока меня ищут на задворках «Пьяного беса», обойду опасное место с противоположной стороны бара «Две кирки». А там прямиком к взлётно-посадочной площадке. Надеюсь, на космодроме найдётся готовый к старту корабль. Централсити, конечно не Плобитаун (столица Союза Сврбодных Планет), но, какой ни какой, шанс быстро покинуть планету всё-таки есть: ведь, с Зонга ежедневно челноки вывозят добытое золото.
Я понимаю, что в моём плане слишком много неопределенности и надежды на счастливое стечение обстоятельств, только без помощи свыше сейчас никак. В любом случае, если надежда не хочет умереть со мной в пыли богом забытого мира, ей придётся воспользоваться связями в небесной канцелярии.
Сердце в унисон шагам ускоряет ритм.
До главной улицы остаётся несколько метров, когда спереди доносятся голоса – человек десять – не меньше. Идут со стороны «Пьяного беса». Даю сотню, эта компания ищет не праздных развлечений. Оборачиваюсь. Бежать назад поздно – из-за поворота виден ослепительный свет фар. Гул внедорожника накатывает лавиной. Оказаться меж двух огней на открытом месте – расклад хуже некуда. Здесь я как на ладони, а спрятаться абсолютно негде. В проулке нет ни мусорных баков, ни малейшей щели между домами, в которую можно забиться.
Неужели лимит удачи исчерпан? Лихорадочно оглядываюсь по сторонам в надежде найти путь к спасению. Что делать, когда прижали к стенке? – Молиться? Молитва хороша в камере смертников, когда никуда не спешишь и осталось дождаться палача. Сейчас же поможет лишь вера в собственные силы.
Я метнулся к ближайшему дому. Расклад простой – чтобы выжить, придётся лезть на стенку. Одна попытка: никаких сомнений и страховок (впрочем, как всегда). Не жалея пальцы, цепляюсь за доски фасада. Используя карнизы, рамы и малейшие щели, точно человек-паук, стремительно взбираюсь вверх. Удача со мной! За мгновение до того, как первый из преследователей завернул за угол, успеваю закинуть тело на кровлю крыши и подтянуть ноги.
Уже лежа на животе, сквозь бешеный стук сердца вслушиваюсь в доносящиеся снизу звуки. Слышно, как в переулок заворачивает лендспидер. Сбрасывая скорость, вездеход движется по проулку и останавливается точно под тем самым местом, где я прячусь. Случайность или меня всё же заметили? Рука рефлекторно нащупывает бластерную рукоятку. Чёртова ночь. Всё не слава богу. Распластавшись под ночным небом, готовый к худшему, я замер, словно радиослушатель у приёмника в ожидании важного сообщения.
Двигатель машины внизу урчит на малых оборотах. Вроде никакой лишней суеты не слышно. Подошла группа с центральной улицы. Зазвучали голоса.
— Бойд, пока сюда ехали, никто дорогу не перебегал? — спросил кто-то, скорее всего у человека, сидящего во внедорожнике.
— Последний, кто перебежал мне дорогу, лежит в общей могиле. — Голос, прозвучавший в ответ, оказался низким и протяжным, с отчетливыми нотками превосходства. — С выскочками у меня разговор короткий – выстрел в голову и прямиком на кладбище.
Успокоившись, я расслабил пальцы. Судя по интонациям, ни сидящие в машине, ни завернувшие с центральной улицы не заметили карабкавшегося по стене человека. В противном случае их голоса б звучали не так беспечно.
— Тот, кого мы ищем, пару минут назад в «Пьяном бесе» завалил Помидара с братьями Ли, — сообщил кто-то.
Для меня произошедшее в баре новостью, разумеется, не являлось. Только имена краснолицего с его помощниками до этого момента я не знал. А вот для большинства собравшихся внизу информация оказалась неожиданной.
— Да ну! — послышались возгласы.
— Вот, чёрт!
— Это же совсем рядом!
— Всех братьев Ли завалил, что ли?
— Только двоих – Нуя и Муя.
— Ну и дела. Уй с Юйем этого так не оставят.
— Теперь он точно покойник.
— У парня явно проблеммы с головой.
— Понаедут всякие.
Люди, не скупясь на крепкие выражения, принялись проклинать меня, обещая в ближайшем будущем обеспечить бесплатным билетом в ад, деревянным ящиком и тремя аршинами земли. Признаюсь, такого количества подарков от незнакомых людей мне не обещали даже на Рождество. Дарёному коню в зубы не смотрят, но убойная щедрость вызвала желание, не откладывая, отблагодарить чужаков той же монетой. Никогда не испытывал большей досады, что не ношу с собой ручных гранат. С крыши, где я прятался, было бы весьма удобно сбросить взрывной гостинец.
— Мы его искали по всему городу, а он в это время был у нас под боком, — посетовал один из претендентов на мою голову. — Сидел через дорогу в «Пьяном бесе» и преспокойно потягивал виски, отморозок.
— Да кто такой это парень? Убил Тода Белоручку, а теперь и Помидара с братьями Ли завалил!
— Вон, Малыш Кайл идёт. Сейчас он всё расскажет.
Судя по звуку шагов, кто-то подошел со стороны центральной улицы.
— Ну, рассказывай, что разузнал, Кайл? — спросил обладатель низкого протяжного голоса.
— Бармен сказал, что посетитель гадкий тип и мразь, каких свет не видывал, — ответил юношеский голос. — Мол, скольких бандитов он повидал на своём веку, а такого негодяя видел впервые. Морда ублюдочная. Одет не по-нашему: короткая курточка и синие штаны в обтяжку; на ногах клоунские мокасины. Назвался Блад Ди Миром. И, прежде чем уйти, забрал выручку за день, скотина.
— Приезжий, — вставил писклявый голос.
— Кровавый Ди Мир? — переспросил Бойд, проигнорировав замечание.
— Именно, — подтвердил Кайл.
— Впервые слышу. А что означает буква дэ?
Собравшиеся охотно начали предлагать варианты.
— Двойной – как двойная звезда.
— Или виски.
— Если Блад Ди Мир, то: «дважды кровавый мир»; — похвастал эрудицией кто-то из компании, — а если Блад Де Мир, то: «из кровавого мира», как-то так.
— Я же говорил! — обрадовался пискля. — Точно приезжий!
— Дэ означает дворянин, точно вам говорю.
— Голубая кровь. Теперь понятно, почему одет как педик.
— Наверное, столичный. Поэтому и думает, что ему всё позволено, тварь.
— Когда поймаем мерзавца, узнаем кто такой, откуда и какая у него кровь.
— Без разницы, Де или Ди, — проскрежетал новый голос, — сразу убьём. Так что, его скоро будут звать не Мир, а Мертвяк, — говорящий издал странные звуки, похожие на отдышку астматика, и добавил: — пусть даже у него две жизни.
Мне показалось, это была шутка, но внизу, кроме самого шутника, никто не засмеялся.
— Ночью его будет непросто выследить, — заметил кто-то.
— Никуда Мир не денется. У нас термосканеры с очками ночного видения. — Владелец скрипучего голоса прокашлялся. Прежде чем продолжить, он смачно сплюнул. — Пусть только покажется, сука. За Тода я его лично порежу кусочками и скормлю падальщикам.
— Хорошая идея, — согласился Бойд, которого я уже отличал по голосу, — могилу копать не потребуется. И Тоду бы понравилось.
— Но шериф сказал не убивать, — неуверено заметил кто-то.
Компания замолчала. Послышался тихий щелчок. Снизу потянуло табачным дымом.
— Плевать мне, что сказал шериф, — невнятно пробубнил Бойд, видимо, сжимая в зубах сигарету. — Если кто-то хочет повторить участь Помидара, добро пожаловать, мешать не стану. Я же убежден – Мир должен умереть. Поэтому, пока не отомстим за Тода, спокойствия в Централсити не будет.
— Но, если не выполним указание шерифа, не получим награды, — предостерёг молодой голос.
— Не переживай, Кайл, — прогудел Бойд. — Я сам заплачу тысячу тому, кто прикончит убийцу Тода – даю слово.
После обещания разговор пошел в деловом ключе. Оживившись, людоловы принялись обсуждать, что я, по их мнению, собираюсь предпринять.
— На месте Мира я бы направился к челнокам, чтобы покинуть планету.
— Все неудачники, случись что, так и делают: бегут к космодрому – хотят поскорее удрать с планеты.
— Ага, — в разговор вступил ещё кто-то, доселе хранивший молчание. — Только ни у кого ранее удрать не получалось. Путь на космодром заказан. Бо-Бо лично караулит там, вместе с шерифом Нолтоном и ещё дюжиной парней. Если Кровавый Мир туда сунется, там его и повяжут. Сложнее будет, если он схоронится где-нибудь в городе. Забьётся в какую-нибудь щель – поди найди его тогда.
— Объявлена большая охота, — опять заскрежетал мерзкий голос, обещавший порезать меня кусочками. — Никуда Мир не денется, сука. Его поимка вопрос времени.
— Да, Альдо, вопрос времени, — согласился Бойд.
Наконец-то прозвучало имя обладателя самого мерзкого голоса, обещавшего скормит меня падальщикам. «Значит, Альдо», — отметил я и, пододвинувшись к краю, осторожно выглянул из-за карниза.
С крыши отлично просматривалась открытая кабина вездехода и обступившие машину люди – человек пятнадцать. Двое, сидящие в кабине, судя по всему, тут были за главных. Стоящие рядом слушали их внимательно, не перебивали и, как мне показалось, побаивались.
К моему неудовольствию каждый преследователь был хорошо вооружен. Я разглядел карентфаеры, бластеры, флештеры, и даже магнитные винтовки двенадцатого калибра, с которыми только на слонов охотиться – взрослого мужчину при попадании из подобной пушки разрывает напополам. Но лица человека, собирающегося накормить мною местную фауну, рассмотреть никак не удавалось – сверху виднелись только шляпы.
«По крайней мере, мне известно имя», — решил я, скользя взглядом по головным уборам.
От компании несло табачным дымом. Не знаю, что больше раздражало – этот запах или оскорбления. Охотники за моей головой собрались в одном месте, но дать прикурить им мне было нечем. Из бластера я мог завалить трёх, в лучшем случае шестерых, и то если повезёт. Однако против дюжины хорошо вооруженных людей шансов нет никаких, поэтому наилучшей тактикой для меня сейчас являлется скрытность. Реальная жизнь это не компьютерная игра, где нужно заработать максимальное количество фрагов (в компьютерных играх очко, начисляемое за уничтожение противника). Здесь нет чудо-аптечек, чтобы моментально вылечивать раны. Даже обычная ссадина заживает пару дней.
— Патрули везде: на улицах, на космодроме, на стоянке внедорожников. Выезды перекрыты. Из города Миру никуда не деться. Не на своих же двоих он пойдет, — пояснил насколько плачевно моё положение водитель внедорожника. Судя по низкому голосу, это и есть Бойд. Жаль, его лицо не разглядеть из-за широкополой шляпы.
— Если Мир спрячется у кого-нибудь в городе, утром мы его всё равно отыщем. С ним будет, как и со всеми несогласными, кто пытался идти против наших. Без вариантов. Помните мутантов из Проклятого Камня, которые привезли в ломбард статую? Они не сошлись в цене с Большим Боссом, пожадничали. Уж насколько круты были и то умылись кровью. А этот Мир одиночка. Только недавно прилетел на Зонг. Турист, — презрительно хмыкнул Бойд. — Ему крупно повезёт, если встретит завтрашний рассвет.
— Завтрашний рассвет? — проскрежетал тощий тип сидящий рядом. Тип носил костюм из черной блестящей кожи и такую же блестящую шляпу. Несомненно, по голосу это и был Альдо. — Не доживёт Мир до рассвета, сука. Ему и так повезло дважды: первый раз с Тодом, второй с Помидаром. — Альдо манерно стряхнул пепел с сигареты. На тонких пальцах сверкнули золотые перстни. — Третьего раза не будет. Укрыться ему негде. Горожане знают, что их ждет, если кто-либо поможет беглецу. Так что, спрятаться не получится. По-любому покоцаем падлу.
Разговор прервал Бойд.
— Кончай перекур, — скомандовал он. — Сегодня ночью Мир должен умереть. Кайл, забирайся, поедешь с нами. Остальные, надевайте тепловизоры и за работу.
Первым засуетился Альдо. Он отбросил окурок и, чтобы надеть прибор ночного видения, снял шляпу. В этот момент я разглядел его внешность. Выглядел наёмник так же мерзко, как звучал его голос. У него оказались впалые близко посаженные глаза и кривой горбатый нос. Не иначе лицо ему поправили в драке ударом справа. Чёрные, словно намазанные жиром, волосы падали на узкие плечи.
— Пустить кровь паскуде – это мне по душе, — глумливо захрипел Альдо.
Его гнусный хохоток до обиды отчётливо долетал до крыши. Почему этот тип до сих пор жив? Неужели на кладбище Централсити не нашлось свободного места? Или в аду таких подонков не принимают? Впрочем, чему тут удивляться – в друзьях у Тода Белоручки нормальных людей быть не может.
«Вот в кого при следующей встрече выстрелю без предупреждения», — само собой пришло решение. И чтобы кто-нибудь из собравшихся внизу, взглянув на звёзды через прибор ночного видения, случайно не заметил мою любопытную физиономию, я укрылся за карнизом. Ведь в термовизоре тёплое лицо выглядит ярким оранжевым смайликом, а знакомиться со здешним сбродом нет никакого резона.
Пока снизу доносилась возня охотников, распластавшись на крыше, я размышлял, как буду выбираться из города. Варианты побега отпадали один за другим. На космодроме, как выяснилось, засада. Стоянки машин под наблюдением. В бар или гостиницу соваться самоубийство. Жители так запуганы местной бандой, что никто не станет прятать чужака. На улицах патрули. Каждый встречный враг. Положение хуже некуда. Весь город большая западня. Опять я один против армии головорезов, как в самые недобрые времена. Но тут не гопники с ножами – тут матёрые головорезы с крупнокалиберными пушками. В лоб на них не попрёшь. Судя по только что прозвучавшему разговору, никто из них не станет сомневаться. Увидев цель в прорези прицела, нажмут курок, не задумываясь.
Решение появилось внезапно. Вспомнились слова зашедшего в «Пьяный бес» водителя, что он прямо сейчас отправляется на своём грузовике в дорогу. Минуло уже прилично времени, но чем чёрт не шутит. Если у меня на сегодня остался лимит удачи, то я ещё успею на попутку в новую жизнь. По крайней мере, будет глупо не использовать шанс.
Голоса внизу разделились – людоловы группами расходились по ночным улицам. Следом ожил двигатель вездехода. Под его гул, пригибаясь к кровле и стараясь держаться подальше от края, я заспешил на север.
Каждый шаг требовал осторожности. Кровельные доски могли предательски заскрипеть, сообщив преследователям моё местоположение. И не дай бог позволить Акбаль светить себе в спину. Если кто-либо заметит крадущийся силуэт на фоне луны, упущу единственный шанс на спасение. Такие отличные стрелки, как Альдо или Бойд, не промахнутся.
Осторожно перебравшись на крышу соседнего здания, я на полусогнутых ногах побежал по гнущейся под моей тяжестью кровле. Дальше расположился трехэтажный дом (по местным меркам небоскрёб). Чтобы взобраться на него, пришлось воспользоваться кабелем громоотвода. Металл скользил в руках, врезаясь в кожу, но эту боль можно перетерпеть. Главное – толстый провод с лёгкостью держит мой вес.
Луна Акбаль тем временем всё выше и выше. Уж мне точно не угнаться за этой фиолетовой «старушкой». Радужные нити заряженных частиц сверкают по всему небосводу, словно мишура на новогодней ёлке. Переплетения магнитных возмущений разгораются ярче. Диск луны напоминает фиолетовую лампу в сиреневой паутине на чердаке заброшенного дома. Вид потрясающий. Какой-нибудь руфер (городская субкультура, приверженцы которой посещают крыши различных зданий и сооружений) изошел бы слюной от картины ночных крыш под небесной феерией Зонга. Но мне сейчас не до инопланетных красот – я спасаю свою жизнь.
Сердце бешено стучит в груди. С трудом взобравшись по кабелю, отползаю от края, даю себе пару секунд отдышаться и только затем поднимаюсь на ноги. Следующий дом ниже этажом. Опять придётся прыгать. Из-за постоянных прыжков чувствую себя Марио из компьютерной игрушки. Часть кровли следующего строения, куда я должен соскочить, не просматривается скрытая карнизом.
Подгоняемый недостатком времени, я начал разбег, намереваясь сходу перепрыгнуть на соседнюю крышу. Шаг, другой.… Осталось оттолкнуться от кромки, как вдруг взору открылся черный провал. Между домами зияло свободное пространство шириной метра четыре. До края остаётся последний шаг, а скорости перепрыгнуть на соседнюю крышу мне явно не хватит – я взял слабый разбег. Третий этаж. Внизу кромешный мрак. Если упаду, поломаюсь основательно. В последний момент успеваю ухватиться за громоотвод. Толстый железный прут с натужным скрипом гнётся под тяжестью моего тела, но выдерживает. Я чуть не свалился, повиснув одной ногой над чёрной бездной. Погасив инерцию, уже не спеша, аккуратно перебирая руками по громоотводу, вернулся на кровлю и перевёл дух.
Подступив к кромке, заглядываю вниз. Ровные отвесные стены – никаких лестниц или зацепок. В проулке темно. Лунный свет сюда не попадает, отчего кажется, будто под ногами разверзлась бездонная пропасть. Спускаться не хочется. Но четырёхметровый прыжок с крыши на крышу произведет много шума, который может привлечь внимание охотников. Соображая, как лучше преодолеть препятствие, я трачу драгоценное время.
Пока раздумывал, справа послышались грузные шаги с отчетливым металлическим лязганьем. Со стороны примыкающей улицы появилась раскачивающаяся из стороны в сторону фара. Чтобы не угодить в световой конус я отхожу от края и прячусь за вентиляционную трубу.
Шаги приближаются. Через мгновение, рыская по сторонам лучом прожектора, мимо проходит похожий на гигантского железного страуса раннер. В седле шагохода вооруженный человек. В какой-то момент он находится от меня в каких-то трёх метрах.
Несомненно, всадник не на ночной прогулке. Мужчина вооружен магнитной винтовкой и пользуется тепловизором. Считает Homo sapiens дичью, будто сам из другого мяса. Если бы охотник за скальпом оторвал визор от дороги, то получил бы жестокий урок. Конечно, этот выстрел поставил бы точку и в моей биографии. Грохот мегаваттного бластера каждому, охочему заполучить кровавый приз, указал бы моё место положения. К счастью для нас обоих, наездник смотрит под ноги, и непоправимого не случается. Наши судьбы разминулись, как звездолёты на встречных курсах. И тут уж не время для сомнений – нужно ловить момент!
Воспользовавшись шумом, создаваемым раннером, я разбегаюсь и с силой оттолкиваюсь от края. Мгновение полёта кажутся вечностью. Наконец ноги ощущают опору. Кровельное железо с тихим стоном прогибается под подошвами кроссовок.
Разбега едва хватило, чтобы перепрыгнуть проулок. Я чуть не терею равновесие, оказавшись на самом краю крыши. Мне чудом удаётся не завалиться на спину. Пару раз, словно птица, взмахнув руками в воздухе, я упал вперёд и замер в напряженном ожидании. Но никто не заметил, как чья-то тень мелькнула на фоне ночного неба. Удача по-прежнему со мной. Шагоход, не меняя скорости, уходит прочь. Как я и рассчитывал, топот механических лап заглушил шум от прыжка, и всадник не насторожился. Вроде пронесло.
Поднявшись, я засеменил по коньку к противоположному фасаду. Скаты крыши не особо круты, но передвигаться по ним всё равно неудобно. Приходится балансировать руками и подгибать колени. Вдруг, где-то на средине пути, периферийным зрением замечаю фигуру человека на улице. Освещённый лунным светом силуэт проступил в метре от стены углового дома через дорогу. Преследователь это или вышедший на прогулку горожанин в полусумраке не определить. С такого расстояние даже не понятно, куда человек смотрит, есть ли у него оружие и очки ночного видения. Но, должно быть, случайный прохожий смотрит не на крышу, а вдоль улицы, иначе уже бы прозвучал выстрел.
Пока меня не заметили, я лёг на живот и аккуратно сполз по противоположному скату. С этой стороны крыши стоящему на улице меня не видно. У самой кромки останавливаю скольжение, упершись подошвами в бордюр водоотвода. Если бы упора не оказалось, я соскользнул вниз с пятиметровой высоты. В моём положении: что сломать ногу, что шею – одинаково смертельно. Только благодаря скрытности я до сих пор жив.
Пару секунд лежу неподвижно, вслушиваясь в тишину. Ни криков, ни топота, ни лязганья затворов. Преследователи сосредоточили поиски в противоположной стороне – у космодрома, а это значит, что моя полоса везения ещё не закончилась. Один фиолетовый лик Акбаль сквозь вуаль заряженных частиц с немым безразличием следит за моей эквилибристикой. Но цели поступать в цирковое училище у меня нет, поэтому и её наплевательское отношение мне только на руку.
Я бы с удовольствием полежал ещё пару минут, только время поджимает. Я точно не знаю, где расположена северная стоянка транспорта. Водитель и так мог давно уехать. На случайного попутчика он точно не рассчитывает. Нужно спешить. Опираясь на руки и прижимаясь животом к кровле, приставными шагами по желобу водостока двигаюсь дальше. У края хватаюсь за конёк и перебираюсь на следующее здание. Это последний дом на улице. Его крыша плоская, как покерный стол, и не прогибается под ногами. Здесь можно встать в полный рост. Но прежде чем подняться на ноги, чтобы меня не заметили, я всё же ползу дальше. Лишь посередине встаю и осматриваюсь.
Открывшаяся взору картина израсходовала последние запасы оптимизма. Передо мной на сухой, поросшей скудной растительностью земле в призрачном лунном свете предстало городское кладбище. Часть могил не имела ни крестов, ни надгробий, лишь едва выступающий холмик. Никакой ограды. Никаких венков, клумб. Одни сорняки, да дикорастущий кустарник.
Кладбище – тихое, уединенное место, весьма подходящее для приватных встреч. Только где же тот водила со своим грузовиком? Не для того я боролся за жизнь, чтобы самому лечь в могилу.
Я огляделся – никого, даже призраков не видно; только ночной сумрак и гробовая тишина. Унылый вид погоста задул слабый огонёк надежды. Чудесного спасения не предвидится. Наверное, я опоздал или не так понял незнакомца: возможно, посетитель «Пьяного беса» лишь глумился над моим плачевным положением, назвав кладбище стоянкой. Вдруг его слова лишь розыгрыш, и для местных нет ничего веселее, чем отправить заезжего бедолагу ночью на кладбище.
На что я рассчитывал? – Понадеялся на фразу, подслушанную в баре? Глупо. Чужой мир – чужие люди – чужие нравы. Видимо моё положение на самом деле безнадёжно, раз ухватился за столь призрачную соломинку.
Будто в ответ на мрачные мысли донёсся низкий нарастающий гул, наподобиет того, который издают мощные трансформаторы. Спутать возникший шум с чем-то иным было трудно: так звучит антиграв. В монотонный гул вплетался отчётливый металлический перезвон, напоминающий бубенчики конской упряжи. Только в ночном полумраке приближалась уж точно не повозка, запряженная тройкой вороных, – звон издавала волочащаяся по земле цепь.
Спустя мгновение, словно вынырнувший из океанских глубин призрак потонувшего корабля, возник силуэт грузовика: ни единого огонька, лишь фиолетовые блики лунного света на черном угловатом корпусе. Похожий на сцепку из двух локомотивов, гравитаплан левитировал в метре над землей. Погруженный в темноту он приближался посланцем судьбы, и я, во что бы то ни стало, обязан был попасть на его борт – это был мой единственный шанс вырваться живым из враждебного города. Если упущу его – завтрашнего восхода не увижу.
Гравитаплан поравнялся с домом. В паре метров от стены, словно проходящий мимо железнодорожный состав, понеслась огороженная поручнями верхняя палуба. Упругий воздушный поток растрепал волосы. Ни сомнений, ни колебаний! Либо пан, либо пропал! Это не карусель – второй попытки не будет.
Ускоряясь, я побежал параллельно идущему вдоль стены грузовозу. Но для полноценного разбега не хватало длины кровли. До края остался последний шаг. Если сейчас позволить сомнению взять верх, впереди ждут боль, скорбь неудачника и сухая земля городского кладбища.
Отбросив страхи с сомнениями, я изо всех сил оттолкнулся и прыгнул в объятия ночи. Мгновение, и руки вцепились в леерное ограждение верхней площадки. Тело ощутимо ударилось об борт. Щеку обжгло холодом обшивки. Последовал резкий рывок, будто норовистый жеребец, почувтвовав на себе седока, собирается вырваться из хватки. Но упускать свой последний шанс я не собирался – уж точно не сегодня. Пока силы не оставили, я подтянулся и, перевалившись через ограждение, упал на решетчатый настил палубы.
Словно почуяв, что пассажир на борту, грузовик повернул прочь от города. Не включая габаритных огней, гравитаплан резко набрал скорость. Когда я перевернулся на спину и увидел запутанные в сиреневой паутине звёзды, понял, что ещё полюбуюсь своим первым восходом на Зонге.
Где-то далеко на востоке горизонт осветила вспышка атмосферного электричества. Разряд розовыми всполохами прошел от края до края и угас. Кажется, на этот раз мне в самом деле повезло. Что ждёт дальше – покажет время.
Будто корабль-призрак в мареве надвигающегося шторма, гравитаплан исчез в таинственной фиолетовой ночи нового мира.