Злые святые

Мама будет ругаться, если узнает.

Стрекочут спицы в колесах велосипеда, шуршат по влажному асфальту шины. Майский ветерок холодит взмокший Лешкин лоб, хлопает полами расстегнутой куртки. Загородная дорога пустая и неровная, ни единого признака жизни — страшно представить, в какую даль пришлось ехать.

Ничего, осталось немного — впереди уже разрастается озерная гладь. Вода стального оттенка совсем не старается отражать ясное голубое небо, будто слишком устала или вовсе считает себя выше этого. Со стороны дороги песчаный берег. Лешка помнит, что тут лучше не ходить босиком — в песке прячутся мелкие камни и осколки разбитых бутылок. Дедушка рассказывал, как вспорол пятку до мяса, когда купался тут в молодости, даже шрамом хвастался.

С другой, дальней стороны к озеру жмутся редкие березки, постепенно перерастающие в густой лес, что простирается покуда хватает глаз. Во время летних поездок к воде родители запрещают туда ходить. Впрочем, никто и не рвется — чтобы добраться до леса, придется обогнуть целое озеро, а для этого надо полдня, не меньше. Глупо маяться ерундой, когда можно купаться в свое удовольствие.

Не переставая крутить педали, Лешка на секунду оборачивается, смутно опасаясь увидеть полицейские машины с мигалками и разъяренную маму, мчащуюся впереди. Но дорога пуста, и город давно не видно даже на горизонте. Солнце тяжело клонится к закату, но времени еще много — полтора, может, два часа. Только глянуть одним глазком и сразу обратно. Мама ничего не заметит.

Лешка издает усталый стон, в очередной раз злясь на себя, что не устоял и поддался любопытству. Это все Димка, это он рассказал про мертвую тетку. Говорит, ездил с родоками на дачу, а на обратном пути видел в окно машины, как она выходит из озера. Говорит, шла так, будто воды вообще нет — легко, как по суше, не гребла руками, не вытягивала шею, просто шла себе и шла из глубины на берег. Говорит, у нее длинные волосы и серая кожа. Говорит, она совсем голая. При мысли об этом Лешка стискивает зубы, ощущая как потеют ладони на велосипедном руле.

Пацаны сразу решили, что это та тетка, которая утопилась осенью. Та тетка, которую так и не нашли потом. Та тетка, про которую рассказывали по телеку. Может быть. Никакие другие тетки тут не умирали, потому что если бы умирали, то все знали бы. По крайней мере, дедушка точно бы знал, но он знает только про эту тетку.

Свернув с дороги, велик тут же буксует колесами в песке и отказывается ехать дальше. Влажные песчинки набиваются в трещинки покрышек, летят в стороны мелкие камни. Плюнув, Лешка спрыгивает и срывается на бег, но тут же заставляет себя сбавить темп. Силы лучше беречь, еще же назад ехать. Мысль об обратной дороге холодит шею не хуже разыгравшегося ветра. Мама будет много спрашивать. И хорошо еще, если просто спрашивать, а не орать и причитать. Не подозревать, осуждать, обвинять.

Утопая в песке кроссовками, Леша несет себя к воде. За полтора часа езды ноги почти разучились ходить, сердце колотится, вся спина мокрая. Если еще и простыть, мама точно убьет. Ничего, он скажет, что играл в мяч с Димкой у него во дворе. А Димка обязательно подтвердит, ведь он зассал сюда ехать, это из-за него Лешке пришлось переться одному. Никакие уговоры не сработали, потому что Димка маменькин сыночек, ему слишком страшно и слишком далеко. А Лешка полночи не спал, воображая, как своими глазами увидит призрак голой тетки. Это шанс на миллион, такого даже с дедушкой не случалось.

Вода лениво накатывает слабыми волнами на песок. Вой ветра и тихий плеск звучат убаюкивающе. Запахи тины и леса обволакивают, расцветая в груди томным предвкушением скорого лета. Сейчас берег безлюден, но меньше чем через месяц, когда настанет жара, тут яблоку упасть негде будет. И мама привезет Лешку купаться, и он ни в жизнь не проболтается, что уже был здесь в этом году.

Почти дойдя до кромки воды, он останавливается. Волны ползут к носкам кроссовок, но обессиленно отступают, не дотянувшись. Тиной здесь пахнет сильнее, а воздух почти ледяной, как всегда бывает у водоемов, и Леша глубоко вдыхает, наслаждаясь свежестью и отдыхом.

Минуты текут одна за другой, солнце клонится все ниже, взгляду надоедает ощупывать скучную поверхность озера. Лешка качает головой. Он думал, тетка появится, стоит только приблизиться, но это ведь так глупо. Призраки не любят показываться людям, именно поэтому их видят редко. Даже Димка заметил тетку совсем издалека. Она, наверное, и сама этого не знала.

Если Димка вообще ее не выдумал.

Озарение захватывает Лешку одним большим глотком, и он обиженно ругается словами, за которые мама дала бы по губам.

Надо же было так легко поверить. Димка потому и не поехал — знал, что нет на озере никаких теток. Сидит сейчас дома, смотрит какой-нибудь сериал, и хорошо ему, и тепло, и ноги не дрожат от усталости, и не ехать еще обратно с самого озера на велике. Ничего, Лешка задаст ему. Хотя и сам виноват, конечно — повелся как дурак.

— В первый и последний раз, — бурчит Леша, разворачиваясь и сердито топая к велику.

За спиной раздается отчетливый всплеск, гораздо громче и четче обычных всхлипов волн. Вздрогнув, Леша оглядывается и разевает рот.

Она ступает плавно, не чувствуя сопротивления воды, словно и не вода то вовсе, а ласковые заросли пшеницы. Сначала видно только голову и шею, но с каждым шагом открывается больше — темные мокрые волосы липнут к серым грудям, едва прикрывая синюшные соски. Выпуклый пупок на впалом животе напоминает крупную бородавку, синие переплетения вен угадываются под кожей широких бедер, темная кучерявая поросль прикрывает лобок. Пальцы с черными ногтями на ногах зарываются в мокрый песок.

И лицо у нее тоже черное, его как будто вообще нет. Как будто вместо лица дыра, заполненная черным туманом, и он клубится, течет, перекатывается. С каждым поворотом головы наружу вырываются рваные дымные клочья и быстро тают на ветру.

Лешка пытается кричать, но горло издает только влажный хрип. То, что раньше было интригующей сказкой, манящей фантазией, теперь предстало во всей красе на расстоянии вытянутой руки, и это не так весело и интересно, как представлялось. От этого надо бежать, прикрывая голову и не зная, куда поразит. От этого нужно быть как можно дальше, лишь бы не нашло, не настигло.

Тетка замерла на берегу, и ледяная вода облизывает ей лодыжки. Длинные тонкие пальцы рук перебирают в воздухе, словно набирают текст на воображаемой клавиатуре. По легкому наклону головы можно догадаться, что она рассматривает Лешку, но точно тут не скажешь — глаз же не видно.

Справившись наконец с оцепенением, он разворачивается и бросается к велику. Сердце раздулось как воздушный шар и вот-вот выломает ребра, во рту пересохло, в висках стучит. Она следует по пятам, не отстает ни на шаг, дышит в самый затылок. Лишь бы не догнала. Запрыгнуть на велик, а там на дорогу и вперед. Она-то пешком, за великом не угонится.

Лешка хватается за руль, поднимая велосипед, а потом позволяет себе оглянуться и удивленно замирает: тетка так и стоит на месте, у самого края воды, и все также у нее наклонена голова, и все также шевелятся пальцы.

Растерянный, Леша тяжело дышит, восстанавливая дыхание. Мысли мечутся как искры над пожаром. Может, она не опасная, только выглядит стремно. Вдруг ей вообще нужна помощь. Типа как-то освободиться, чтобы упокоиться. Призраки обычно потому и мучаются, что не могут упокоиться. Наверное, и тут также.

Лихорадочно взвесив “за” и “против”, Лешка все же тащит велик на дорогу. Не может эта тетка освободиться, и фиг с ней. Приближаться все равно страшно, так что пусть этим займется кто-то другой, полиция там или охотники за сверхъестественным с ютуба. Он снова оглядывается и различает, как из-под песка сочится черный туман. Тут и там, по всему берегу, густой и плотный. Тонкие струйки бьют фонтанами, рассеиваясь и заполняя воздух. Наверняка эта муть ядовитая, по крайней мере выглядит точно не безобидно.

Лешка прибавляет шаг, но тут женщина вскидывает руки резким ломаным движением, будто кто-то дернул за веревку, привязанную к запястьям. Туман обретает форму, складываясь в образы и расцветая оттенками: красная кирпичная кладка, серый асфальт, шагающий куда-то деловитый голубь. Леша неверяще распахивает глаза — вот, прямо на берегу озера, проступают сломанные качели его двора. Вот турник, согнутый когда-то давно пьяными отморозками из училища. Вот сгнившая соседская девятка, что стоит у гаражей уже, наверное, лет сто. Вот облупленные скамейки, потрескавшиеся тротуары, одинаковые пятиэтажки. Сложенные из тумана, зыбкие и блеклые, как вытащенное в реальный мир сновидение.

Целый двор распускается перед озером, вырастает как из открытой книжки с объемными картинками. Невольно отпустив велик, Леша ступает вперед, чтобы рассмотреть получше. Клумбы с чахлыми цветами бабы Раи, от которых она вечно отгоняет кошек и соседских детей. Каждый цветок ежесекундно движется и перетекает, отсвечивая красным и желтым. Хотя насчет цвета уверенно сказать нельзя — если смотреть краем глаза, то все разноцветное, а если в упор, то сразу понятно, что это всего лишь черный дым, прикидывающийся чем-то другим.

Хлопает дверь Лешкиного подъезда, и наружу вываливается толстый мужик в трениках и майке. Тоже собранный из тумана, как и все здесь. Черты лица бесплотны, зыбки и едва уловимы, но не узнать их невозможно.

— Папа! — Леша невольно подается вперед, но тут замечает в руках отца охотничье ружье.

— Марш домой! Сколько повторять!

Совсем как в тот день.

Леша осматривается. Вот лица Димы, Миши, Антона и Вальки — испуганные, как в тот день, они мелькают тут и там, то проступая совсем близко, то сливаясь со стенами соседних домов. Из окна на втором этаже выглядывает любопытная молодая девушка. Как в тот день. Даже бродячий кот, едва не попавший папе под ноги, тоже удирает совсем как в тот день.

Папа не успокаивается:

— Быстро, я сказал! Тебе что было велено? Чтоб в шесть дома, как штык! А щас сколько?

Черные слюни брызжут из его черного рта и тают в воздухе.

Сглотнув подступивший к горлу ком, Леша медленно отступает. Папы не может быть здесь, как раз из-за того дня. Тогда все изменилось, резко и бесповоротно, и Леша стал жить вдвоем с мамой, и она с тех пор вообще старается не вспоминать, что у нее есть муж.

И все же папа тут, повторяет все, что орал в тот день прошлым летом, когда в очередной раз напился и додумался схватить ружье, чтобы попугать сына.

— Щас сорок минут седьмого! — продолжает. — Сорок, мать твою! Я тебе что, не авторитет?

Сейчас скажет, что собственный отец заставлял его по два часа стоять на горохе.

— Мой батя, между прочим, меня за такое на горохе стоять заставлял! По два часа, понял?

И какое везение, что дед не дожил до Лешкиного рождения.

— Тебе охереть как повезло, что он подох еще когда ты не родился!

Лица друзей так и плавают, сливаясь с окружением. Все подвижное, дома то и дело теряют очертания, чтобы тут же их восстановить, любопытная девушка теперь в окне сломанной девятки, голова кота покачивается на стебле в клумбе бабы Раи.

Только папа остается ясным и четким. Не переставая орать, он поднимает ружье и делает вид, что целится в Лешку. И совсем как в тот день Лешка ощущает горячую струю, сбегающую по ляжке. Совсем как в тот день тело парализует от вида сдвоенного дула, направленного прямо в лицо. А нутро сжигает стыд, что Валька увидела, как он обоссался.

Это сейчас Лешка знает, что папа, конечно, не выстрелит. Знает, что мама, увидев все, вызовет полицию, и они заберут папу. И что Валька потом притворится, будто не заметила мокрых шорт, да и вообще отвлеклась и все пропустила. И что даже Мишка не будет припоминать и смеяться, а уж его-то хлебом не корми.

Но в тот день Леша не смел двинуться, мысленно прощаясь с остатком лета и обещанным мамой новым велосипедом. Даже понимание, что очередной учебный год не наступит, ни капли не радовало.

И теперь все те чувства возвращаются, повторяясь точь-в-точь. С одним лишь исключением: Лешка знает, что папа не выстрелит. Только почему-то это совсем не притупляет страх.

— Я тебя размажу, щенок! — ревет папа.

Он не выстрелит.

— Будешь знать, как на старших болт класть, понял?

Не выстрелит.

— Понял, спрашиваю?

Но в этот раз все по-другому. Папин жирный палец давит на крючок — спокойно, неторопливо, буднично. Осознав, Леша не успевает закричать.

Звук выстрела похож на удар битой по пустой железной бочке. Рассыпаются по песку багровые брызги, взлетают птицы с веток в лесу. Ветерок в считанные секунды развеивает черный туман, вымывая из воздуха бесплотные образы.

Опустив руки, женщина неспешно возвращается в озеро.