Змеев сын. (Ёжка на грани-2)

— Ты обещал оживить моего отца, их воинов.

— Я знаю.

Их разговор крутился у нее в голове. Она снова и снова обдумывала каждое слово и снова и снова не могла понять — сделает ли он то, что обещает? Или это просто ложь, которую он по привычке говорит ей, и которая прекратится сразу, как только она родит ему сына?

— Я держу свое слово.

Да, о том, что Змей держит свое слово, ходили легенды. Вот только как он его сдержит? О том, как именно Змей держит свое слово, тоже ходили легенды. Что, если он и впрямь оживит их, и тут же сожжет дыханием чудища? Что, если ожив, они станут кукелями, как эта девчонка из соседского княжества?

Есения, которую все почему-то называли Ежкой, девчонка из соседнего княжества… ну то есть, княжна соседнего княжества… ходила кукелем отчасти по Марьиной вине, но Марья старалась об этом не думать.

И о том, что Змей как-нибудь плохо оживит отца и братьев, нельзя думать. Надо думать о хорошем. И Змею внушать хорошие мысли… Так Марья и делала с тех пор, как оказалась здесь пленницей, а стала любимой женой… Вот только эта девчонка из соседнего княжества …

Стоп. Приказала себе Марья Стоп. И улыбнулась, помахала рукой Саиду, тащившую здоровенную корзину, плетеную на их басурманский манер, в Фролов шатер.

Улыбаться всем. Быть милой с каждым. Кто знает, кто, когда и как из них пригодится.

— Я оживлю их сразу, как только закончу войну, — говорил Змей. — Ладно, ладно, сразу, как закончу войну в этой части мира. Пятнадчать княжеств, из которых лишь шесть чего-нибудь стоят. Я закончу с ними, и выполню свое обещание. Зачем мне лишние помехи сейчас?

— А потом…

— А потом наш с тобой сын сядет на княженье, и ты будешь помогать ему, пока он слишком мал. Мне надо знать, что никакие соседи не смогут быть вам помехой. Что соседи станут твоими подданными. Подданными нашего сына. А значит, нашими. Понимаешь?

— Я не понимаю. Я не понимаю, почему ты не закончишь войну в один день? Почему ты не обратишь в камень каждого, кто встанет против тебя? Как сделал это уже… — она запнулась. И твердо добавила, — с моими родными и близкими?

— Я оживлю их, сказал же, — раздражённо рыкнул он.

— И все же? Ведь это было просто.

— Ты слишком много болтаешь женщина. Он нахмурился. Ты должна открывать рот только для того, чтобы кричать о своей любви ко мне.

Он грубо развернул ее, задрал юбку, схватил за волосы и… Остановился.

— Нет. Я больше не могу этого делать. Ты носишь моего сына.

Он оставил ее, отошёл, сел в задумчивости на ложе.

Марья оправлялась, спешно напоминая себе, что она — княжна русская, хоть и жена змеева. И будет княгинею, а то и царицею, если он не обманывает ее. Чресла разочарованно ныли, ожидая его мужского, горячего, жёсткого. Змеева. И не получая его.

— Ты вернёшься в лагерь, — твердо сказал он. И будешь там с прочими женами, покуда не родишь.

— И тогда мы снова будем вместе? — робко спросила она.

Он молчал.

— А почему ты не предлагаешь мне сжечь их огнем? Твоих соседей? Их ополчение? «К чему эти бои, к чему лить кровь своих?» С чудищем я всесилен. Потому, что ты надеешься оживить их потом, да, княжна Марья? Княжна русская . ты все ещё княжна русская!

— Мне нужны подданные, а не камни в полях, — нашлась Марья.

— Ты больше не будешь задавать вопросов. — наконец, произнес он, — и не будешь болтать того, что не твоего ума дела.

Он произнес это четко и ясно, тоном, не допускающим возражений

— Я…

— Ты будешь помалкивать.

Но она видела, как он смотрит на нее. Огонь пылал в его черных зрачках. Его всегда это заводило — побеждать. Добыча не должна быть лёгкой, но он должен победить — в этом его кайф, Марья поняла это уже давно

Может быть, ей стоило чуть-чуть поиграть с ним,?

— Я сделаю все, что ты хочешь, мой господин. Если и нарушу твои запреты, то только самую малость и она приблизилась к нему, склонилась на колени, глядя на него снизу вверх… и вдруг неожиданно щёлкнула зубами над тем, что мужчины берегут пуще самих себя.

Распалившись, он опять жадно смотрел на нее.

Марья шутливо потянула зубами за край его одежды.

Он взял ее за голову. и отодвинул от себя.

— Нет. Твердо сказал он. Нет. И поверь, ничто не отвратит меня от превращения тебя в кучу пепла, если ты ослушаешься.

И это был их последний разговор. Очень скоро она оказалась в лагере, среди других беременных и не беременных жен.

Первая же попытка обсудить то, как с ними поступили, с одной из девчонок привела к серьезному разговору с Фатимой, старшей женой.

Старшей, но не любимой. Уже. Как и она, Марья?

А потом появилась ещё и эта девчонка. Есения.

И самое ужасное, что за это, за Есению, Марья хотела убить Змея чуть ли не больше, чем за отца и братьев, больше, чем за то, что он враг земли русской, за сожжённые города и села.

больше, чем за отца и братьев.

Но ей нельзя было его убивать.

Змей должен был жить. Он должен был победить и расколдовать тех, кого она любила.

Вот только захотят ли они жить после его победы?

И Марья бродила по лагерю с потухшими глазами, и не могла даже ни с кем поговорить об этом.

Потом. Они придумают, как победить его потом, вместе.

Пока главное — жить.

Ей — выжить. Им — ожить. Как иначе победить Змея? Мертвые не побеждают!

Но разделят ли ее мнение отец и братья… И их воины.

Все не так, не так, как она думала.

А потом она ещё и накосячила с Ежкой, то есть с Есенией.

Она ничего такого не хотела, честно. Этот яд она стащила у звездочета из батюшкиных любимчиков. Этот яд.

Да это и не яд даже! Антиприворотное средство. Средство, чтобы любящий не любил, а хотящий не хотел.

Бывает иногда нужно и такое. Например, если встретиться с теми, кому не можешь отказать, но чьи желания тебе не по вкусу.

Или когда тот, кого ты хочешь, хочет уже не тебя.

Марья схватила зелье в последний момент, когда шла отдавать себя Змею, чтобы спасти родных и близких… Думала, пригодится… Расхочет ее Змей и все, делов то. А отца с братьями и воинов он к тому моменту уже пощадит.

А теперь… Все, все вышло не так!

Она не использовала средство. Не потому что не смогла, а потому что… Не смогла!

Потому, что едва увидев Змея, почувствовав его, уже не могла владеть собой. Она дала Змею все, что ему и было нужно… Дала ему огня. А взамен получила лишь обещания. И сына, сына змеева в своем чреве!

Она знала, что это именно сын. И самое ужасное, что она уже любила его, этот маленький кусочек черного семени, зреюший внутри нее, пожирающий ее силу, ее соки, ее любовь!

Так вот. Яд. И Ёжка, то есть Есения…

Яд должен был всего лишь заставить Змея расхотеть ее. Марья не знала, как это действует. Может, Ёжка покрылась бы прыщами? Или распухла бы? Или стала бы слюнявой и косоглазой? Или превратилась бы в жабу?

Но зелье просто отключило ее. Она стала… Мертвой!

Может, дело в ране, в потерянной Есенией до того крови?

Да черт с ним, пусть бы и так.

Девку выкинули бы из лагеря на съедение волкам. Ну а Марья уж проследила бы, чтоб волки до нее не добрались. Дала бы противоядие, дуреха убежала бы домой к мамке и папке.

Но вмешался Фрол. И все. Все! Пошло не так.