Знакомьтесь, Атмагеддон!

Утро началось рано. Когда я открыл глаза, на экране всё ещё мерцала туристическая программа, перелистывая страницы индивидуальных Атманов – с их обезличенными фотографиями и диагностическими картами, похожими на заученные строки чужого, забытого дневника. Вокруг цвела тьма, однако каким-то необъяснимым образом я знал, что скоро рассвет. Монитор работал бесшумно и совершенно независимо от моей небритой, невыспавшейся персоны. Лица мелькали одно за другим, анкетные данные сменялись с механической безысходностью. Я брезгливо поморщился и бросил взгляд на сноску внизу экрана. Сноска вещала, что ублюдков сегодня прибавилось немного – всего несколько миллионов голов. Эта цифра могла бы порадовать основателей Туристической программы, но лично мне, сидящему в одиночестве, было глубоко наплевать.

Отхлебнув сому из горлышка грязной бутылки, заляпанной моими липкими пальцами, я с трудом поднялся с кушетки, словно мертвец из гроба. Сел в обшарпанное кресло перед экраном Программы и отсалютовал этому задолбавшему меня техническому чуду дрожащей от таблеток рукой.

Затем сделал ещё один смачный, продравший горло глоток.

Рядом со мной светился только экран компьютера, всё остальное скрывала тьма, плотная, вязкая, словно болотная жижа. Энергетической мощности атомных станций, тех, что ещё агонизировали под землёй, хватало только на поддержание жизни в туристических Куполах. Поэтому я экономил как мог: не включал свет, не пользовался бойлером и электронным клозетом, не следил за орбитальными зондами и состоянием атмосферы. Плевать, господа, – это значит плевать.

Таков был мой суточный распорядок: три раза в день – дешёвые концентраты и бесценная сома, два раза в день – порнуха, раз в день – прогулка на свежем воздухе по кольцу криокамеры. Вот и весь план на оставшиеся дни жизни.

Помню, когда Программа только началась, всё было гораздо жёстче и хуже. Например, банка с рыбным дерьмом, которое господин Али упорно именовал «мясом тунца», обходилась мне в половину суточного оклада – безумно, абсурдно дорого, если учесть, что в сутки я работал по пятнадцать часов, снимая мозговые датчики с землекопов, что дохли на рытье котлованов для Куполов сотнями голов в день.

Я помню, как всё начиналось, – господи, как же давно! Помню тот первый год работы Программы. Первый год великого нового счастья. И последний год счастья старого…

***

Мы с Гури лежали на той самой кушетке – потрёпанной, прогнувшейся под тяжестью наших тел и наших надежд – в съёмной, маленькой социальной квартирке в Ормузде. Я помню это ясно, будто случилось вчера.

Её длинная стройная ножка, тёплая, но гладкая как полированный мрамор, покоилась у меня на груди. Точёной коленкой – прямо под подбородком. Я ласково гладил её бедро – мягкое и живое, – а она, склонившись надо мной упругими грудками, нежно перебирала мне волосы.

– Компания «Параматма», господина Али, – сказала она своим мягким, бархатным голосом, и я зажмурился от наслаждения, ведь глубина её речи всегда завораживала меня и пьянила, будто глоток доброй сомы. – В новом сезоне они открывают программу для молодых семей, ты не слышал?

– Нет, не слышал, – ответил я и прильнул губами к её чудесной груди – дышащей, знойной, впитывая жар и запахи её кожи. – К чему это нам?

Нога соскользнула вниз, словно змея, ускользающая из рук, и Гури поднялась надо мной как Кали в минуту гнева. Вонзив в меня взор своих чёрных, сверкающих бездной глаз.

– Но это же бессмертие, Бхагаван, – голос её звучал теперь укоризненно. – Неужели ты не хочешь жить вечно? Господин Али – меценат, самый бескорыстный человек на нашей прекрасной планете. Говорят, он создал эту программу специально для молодёжи, чтобы дать шанс таким вот как мы – юным, бедным, малоимущим. Неужели не понимаешь?

«Понимаю», – подумал я. И шумно втянул воздух носом, пытаясь впитать в себя её запах, её гнев и её надежду.

– Меня волнуют завтрак и чашка сомы, моя милая Гури, – воскликнул я, хотя знал, что она терпеть не может, когда я упоминаю свой наркотический морс. – А вовсе не вечная жизнь. И больше всех этих глупых программ, больше нашего «прекрасного мира», и даже больше бессмертия, я хотел бы сейчас – тебя.

С этими словами я улыбнулся и взял её за лодыжку.

Она игриво оттолкнула мою руку – нежная ножка, тонкая, как стебёк лотоса, ускользнула от грубых пальцев. Гури прищурилась, потом приоткрыла губы – полные, влажные, словно бы ждущие поцелуя. Взгляд её вдруг стал хитрым и ласковым. Но, в то же время, пронзительным, как клинок. Я весело рассмеялся – ведь я знал это выражение её очаровательного лица. Когда она так смотрит лишь на меня – именно так. Сейчас Гури попросит о чём-то важном. Попросит – и я не смогу отказать

– Стоимость одного Атмана, – произнесла она вдохновенно, как пророчица, глядя мне прямо в глаза, – снижена господином Али всего до двухсот тысяч рупий. Если взять десятитилетний кредит в банке Дели… мы сможем выкупить – один Атман на двоих.

Я воздел вверх руки, соглашаясь с её желанием.

«Мы сможем выкупить один Атман на двоих», – звучали её слова.

Разумеется, моя красавица не ошиблась.

Нас было двое, но спустя месяц, мы выкупили лишь один…

***

Гулять в виртуале я начал очень давно, пожалуй одним из первых в Делийском султанате, благодаря своей весьма удачной профессии сетевого чандала. Первые версии виртуальных реальностей появились в кремниевой долине на Шри-Ланке давным-давно – почти пол века назад. Но только в день моего выпуска из Университета Мумбаи – хотите верьте, хотите нет, по всем телеканалам с сияющими лицами сексапильных пропагандистов официально объявили о создании полноценной виртуальной реальности – глобальной и безграничной.

Новая «Туристическая Программа» – именно так, из двух слов и с заглавной буквы, – объединяла все сетевые ресурсы в единый гигантский конгломерат. Впервые я столкнулся с её прообразом ещё на первом курсе, в самом начале профессионального обучения. Мне было тогда восемнадцать. На голову надели шлем, посадили в неудобное кресло. Любезный доктор Чаван, преподаватель, что вёл семинары по сетевому мониторингу, предложил расслабиться и спокойно закрыть глаза. Уверенная рука ассистента подвела электроды к вискам, чей-то палец нажал на ввод. В тот день мой электронный Атман впервые отправился в рай…

После открытия электромагнитной синхронизации, позволяющей передавать компьютерные сигналы непосредственно в мозг человека, а не через видеообразы мониторов и звуковые сигналы наушников, мы смогли отказаться от грубых перчаток, имитировавших тактильный контакт, звуковых шлемов и экранов-очков, рисующих искусственный мир перед глазами. Виртуальная реальность внезапно стала частью нашего разума!

С самого первого посещения, она казалась мне настоящей, – истинным, подлинным раем, Эдемом, божественными полями. Суть была в том, что львиная доля виртуальных пространств, создавалась когда-то на основе великих творений человеческого духа – произведений литературы и кинематографа, однако сейчас превратилась в огромные игровые поля.

То были миры Уэльса и Андерсена, Библии и Хаггарда, «Звёздных войн» и древних «Упанишад». Где можно было стать кем угодно – царём, демоном, божеством, спасителем человечества или же проще – маньяком с кровавым ножом в ночи.

Переходя из одной виртуальной вселенной в другую, – а они множились в те дни как саранча, – я смотрел на прекрасные, красивейшие места, населённые удивительными созданиями. Дни и ночи я бродил по бескрайним просторам полей и лесов, пересекал широкие моря и полноводные реки, одолевал джунгли и прерии, гулял по средневековым цитаделям и городам, путешествовал, открывал тайны, и чувствовал себя взрослым. Я любил чудных женщин и дрался с отчаянными врагами – правда, большинство из них было ботами, но, клянусь, они не отличались от настоящих.

А дальше... появились независимые Атманы.

***

Разумеется, изначально, мировое правительство в Дели признало их незаконными. Когда несколько могущественных богатых старцев, перезаписали себя в виртуал, приняли яд, а затем объявили о правах на собственное имущество из Сети, их хотели стереть, уничтожить, как сломавшиеся программы. Но дело закончилось как обычно – ведь деньги решают всё. Чиновники отказались от взяток, но адвокаты «сетевых мертвецов» оплатили услуги продажных СМИ. Свершилась настоящая революция: раздутая телевизионщиками истерия быстро охватила толпу, которой неожиданно объяснили, что Туристическая Программа предлагает не только удивительные развлечения – но подлинное бессмертие…

Ужас подкрался внезапно, накрыв нас тёмною простыней. Подкрался – и обрушился своей тяжестью. Сначала за запись Атмана и сохранение его после смерти в Программе – брали баснословные суммы, доступные только избранным. Однако вскоре, когда народное недовольство, словно грозовая туча, нависло над правительством, протесты против заоблачных цен на бессмертие вынудили чиновников взять монополистов за горло. И всё решительно изменилось. Возможность купить Атман – то есть создать копию «себя» в виртуальном мире – оказалась доступной для всех. И фантастически вожделенной!

Миграция в ничто – началась.

Сначала в электронный мир отправились старики и смертельно больные люди – без атмана стоявшие на краю пропасти. Это казалось естественным, ведь бессмертие в виртуальном мире изначально задумывалось – специально для них. В тот первый год Туристическая Программа принесла много счастья, спасла потерявших надежду, дала возможность жить и работать тем, кто готовился умереть.

Однако уже второй год Программы получился совершенно иным. За пенсионерами, волна за волной, в глубины нереальной реальности устремились крепкие и здоровые люди – бесконечным потоком, рекой в миллионы душ. Женщины и юноши, девушки и мужчины.

Новая волна беглецов уходила в сеть не ради спасения жизни, а чтобы чувствовать себя красивее и моложе, научиться летать или силой мысли вызывать пламя. Сдвигать горы руками и не дышать под водой. Всё это оказалось возможным для электронных атманов, ведь основой виртуальных миров были старые добрые игры и кинофильмы.

Тела «сбежавших» некоторое время хранились в медицинских центрах в состоянии анабиоза, но быстро старели и угасали. Удивительно, но, оказавшись ненужными, человеческие организмы стремительно изнашивались даже в самых идеальных условиях. Впрочем, смерть физического носителя в реальном мире не огорчала электронных мигрантов, ведь их виртуальная жизнь от этого не менялась.

Третий год действия Туристической программы стал подлинной катастрофой. Когда три четверти человечества, словно мотыльки на костёр, устремились в искусственный рай – власти попытались закрыть программу. Но «нескопированные» избиратели, жаждущие своей очереди в вечность, подняли массовый бунт. В результате невероятных усилий всех ведомств, концентрации оставшихся финансовых ресурсов и помощи армии на четвёртый год планету покрыли Системные Купола – гигантские, похожие на исполинские раковины, полностью автономные сооружения, совмещённые с атомными реакторами, спрятанными в глубине земли. Там разместили мощные серверы, хранящие виртуальный мир и его сбежавших в пустоту обитателей…

Усмехнувшись этим диким, словно вырванным из чужого сна воспоминаний, я снова припал к бутылке с наркотической сомой и поморщился от её жгучей крепости. Сома называлась «Бабур», и стоила неприлично дорого в том старом, давно канувшем в лету мире. В каком-то смысле этот бесценный эликсир достался мне в наследство от Человечества. Когда последний правительственный чиновник, словно тень, сбежал от меня в виртуал, он швырнул мне связку ключей от последних хранилищ. В нашем Куполе было много складов – разнообразных, огромных, лопающихся от золотых слитков и топлива, оборудования и консервированной еды – однако теперь я оказался последним, кому они остались нужны.

– Теперь всё твоё, Бхагаван, – произнёс беглец с ехидной ухмылкой, сверкнув мутными, но счастливыми глазами. – Наслаждайся, пьяница, наслаждайся!

Я грубо отшил его, но он не обиделся, лишь оскалился, как довольный хищник, и растворился в воздухе. Впрочем, обидеться он не мог – ведь там, куда они все уходили, и куда не мог уйти я, было слишком чудесно, чтобы вспоминать о плохом.

На складах я не нашёл ни мяса, ни фруктов, ни овощей – только бесконечные ряды стеллажей с концентратами, что, впрочем, было вполне объяснимо: учитывая полное отсутствие землепашцев на нашей милой планете.

Зато таблеток и морса я нашёл вдоволь. А зря.

– У вашего мужа острое неврологическое расстройство, – говорили мои лечащие врачи черноволосой Гури, чьи глаза, подобные бездонным озёрам, ещё не осознавали всей глубины этой катастрофы. – Он трудоголик, его постоянно мучает бессонница, он не может расслабиться, не умеет отдыхать. У феномена крайне неприятное объяснение. В височных долях головного мозга мы наблюдаем закупорку некоторых второстепенных нейронных каналов. Это совсем не опасно, но ему нельзя находиться в Программе более трёх-четырёх часов. Пребывание в состоянии Атмана попросту убивает вашего мужа. Он один из немногих людей на планете, у которых есть противопоказания к виртуальной реальности: с его мозга нельзя снять копию, его невозможно перезаписать. Единственными способами расслабиться для мистера Бхагавана являются алкоголь и химические наркотики.

– Зато он меня любит, и у него водятся деньги, – беспечно махала рукой моя Гури, ещё ничего не понимая. – Вы знаете, по итогам прошлого года, мой Бхагаван был признан лучшим сетевым чандалой штата Мумбаи-Прадеш. Мой муж – прекрасный работник!

Врачи кивали и улыбались.

***

Вспоминая тот день, я тоже киваю и улыбаюсь – механически, как поломанный робот, давно утративший свою цель. Коновалы, обнаружившие у меня патологию нервной системы, мигрировали в Программу уже очень давно и растворились в её бескрайних просторах. Время от времени я захожу в их личные виртуальные вселенные и наблюдаю за тем, чем занимаются эти высокообразованные животные. Основная масса обывателей почему-то корчит из себя богов: трахает всё живое и мочит ботов в брызгах крови и потрохов.

Очнувшись от путешествия по былому, я отрываю взгляд от экрана и вижу, что уже рассвело. Тьма отступала всё это время, но постепенно и незаметно, как кобра, скользящая по траве. За размышлениями и едой я не успел заметить, что пурпурный рассвет, прекрасный во все времена – с человеком и без человека, чарующий дивными красками и опьяняющий хмелем жизни, – цветёт вокруг алым, пылающим маревом. В этих почти кровавых оттенках, первые лучи солнца, пробивающиеся сквозь тьму, проникают в мою неубранную каморку.

Внизу, за стеклами, лежит пустая, пугающая земля. Безлюдные просторы без границы и без конца простираются перед моими очами из одного бесконечного края мира в другой. Ядерные реакторы, спрятаны глубоко под землёй, и девственные леса с их неистовыми дикими тварями, подступают к самым стенам моего Купола.

Таких куполов на планете всего четыре. Один для Джайпура, один для Харбина, один для Детройта и один для Москвы. Они наполнены сложной техникой, соединённой переплетением проводов между собой и огромным реактором в подземельях. В каждом Куполе живут миллиарды электронных людей и около тысячи спящих тел, на случай стихийных бедствий или технических сбоев. Статистика сносок, которые я просматриваю каждый день, сообщает, что нас уже четыреста миллиардов. Не плохо, учитывая, что в начале Программы, на планете жило в сотню раз меньше людей. Сейчас дети не рождаются здесь – человечество размножается в виртуале, и электронные родители учат своих электронных детей ходить по электронным полям. Люди-атманы живут новой, возможно, более сочной и яркой жизнью...

Но жизнь эта – не для меня.

Я снова пью и снова рассматриваю бутылку. Мне нужна смелость, чтобы исполнить задуманное. Сома вдыхает в меня отвагу, капля за каплей. С каждым глотком мне кажется, что слова про четыреста миллиардов – это ещё одна ложь. Я стою здесь один на вершине огромного купола, и только хмельной рассвет улыбается мне с небес.

Один! И четыреста миллиардов атманов, подвластных клавишам под моей грязной рукой.

Ровно месяц назад, мне написала моя любимая Гури.

«Как дела, дорогой?» – очень мило спросила она. Пять лет меня никто так не звал, и лучше бы – не звал никогда.

«Прости! – продолжала она, поблагодарив за кредит и бессмертие. – Я так долго не отвечала, потому что была занята. Ты знаешь, мой Бхагаван, искусственные вселенные невероятно прекрасны… Но у этого есть обратная сторона. Ты болен, мой дорогой, и мы не можем встречаться более, ибо нескольких часов, которые ты можешь провести в Программе за одни сутки, слишком мало для настоящей любви... Ты знаешь, мой Бхагаван, четыре года назад, я встретила здесь – другого...»

Другого, повторяю я про себя. Четыре года назад.

Я делаю последний глоток и с яростным криком, швыряю пустую бутылку в прозрачный внешний витраж. Бронебойное стекло выдерживает, разумеется, ведь конструкция куполов необычайно надёжна – стекло не пробьёт даже пуля.

Однако, я ведь не пуля, а последний человек на Земле. Поэтому я хищно скалюсь, затем бешено хохочу. Когда я сдохну от старости, четыре купола – хранители Человечества – будут работать по-прежнему, и четыреста миллиардов Атманов продолжат путь бессмертных полубогов по своим виртуальным мирам.

Но среди них – не будет меня.

И тем более – меня с ней.

Говорят, чувство юмора есть показатель разумности.

Ложь!

Показатель разумности – это способность решать технические задачи.

Там, на складе, помимо допинга и консервов, я нашёл строительную взрывчатку – для котлованов, в которые лили фундаменты Куполов.

В моем кармане радиостанция. Она работает через спутник и настроена на четыре беспроводных детонатора, подключённых к динамитным цепочкам, что обматывают серою паутиной помещения реакторов во всех четырёх Куполах. Я устанавливал их целый месяц, путешествуя по огромной планете на пустом подземном метро. Никто не вышел из виртуала, чтобы встать у меня на пути. Четыреста миллиардов Атманов даже не знают о приближении своей смерти.

Я закрываю глаза, чтобы не видеть бескрайние просторы окружающей меня пустой и дикой планеты. Люди предали эту реальность, она ответит им тем же.

В висках моих бешено пульсирует сома, разум стискивает тупыми когтями бессонница.

«Прощай, моя милая Гури», – шепчу я в пустоту и нажимаю на кнопку.

Пол подо мной вибрирует и взлетает.

Четыреста миллиардов атманов отправляются к дьяволу в ад.

Это кара, говорю я им всем.

Это – Атмагеддон.