Золотая пыльца - 1

Одеяло толчками поползло вниз. Солнце еще толком даже не пробивало через задернутые шторы. Ефим на миг открыл глаза и попытался снова укрыться, но его собака Симка упорно тащила его на себя, подергивая.

- Фу! - скомандовал он, но пес, старый уже подслеповатый вельш-корги, увидев, что хозяин проснулся, подошел к нему, к изголовью кровати, с трудом встав на задние лапки, потянувшись облизал лицо и завилял хвостом.

- Ни Симон, ну дружище, - попытался Ефим уговорить домашнего любимца, хотя уже понимал, что вставать придется. Конечно, его десятилетний старичок был псиной очень воспитанным, терпеливым, но если уж ему под утро приспичило, то значит дело действительно очень серьезное, а сделать его дома где-нибудь в уголке пес по причине своей крайней собачьей воспитанности ни в коем случае не мог. Ему было стыдно, неудобно, категорически невозможно.

Опустил ноги с кровати Ефим обернулся назад. Его подруга Софи мирно спала, подвернув ногу и тихонько сопела, будить ее и посылать гулять с собакой не хотелось. Девушка мулатка, бросившая ради него подиум, была невероятно мила даже во сне. Обычно спящие люди похожи на покойников, пусть и храпящих, как живые, а иногда и пукающих, но вся разумность, а иногда и милота у них куда-то улетучивается, оставляя только грубую телесность.

А вот двадцатилетняя Софи Моретт, с которой они жили в одном доме уже больше года и расставаться не собирались, была невероятно мила всегда. Быть может потому, что годилась Ефиму по возрасту в дочери, да что там в дочери, почти во внучки, в его пятьдесят три бодрых и неутомимых года.

Ему захотелось потянутся к ней и поцеловать, но оказалось, что, также как и собаке что-то требуется -мочевой пузырь за ночь переполнился.

Симка тихонько взвизгнул, поторапливая.

- Д-да, мой хороший, уже идем, - успокоил его Ефим и, поднявшись с кровати, потянулся к спортивным брюкам. Собака не спеша поковыляла к двери из квартиры и остановилась там на коврике.

Надев брюки, Ефим поискал глазами поводок, повспоминал, где он мог быть и, выйдя в прихожую, обнаружил его висящим на привычном месте - на вешалке. Симка снова жалобно взвизгнул, ему было явно невтерпеж.

- Ну милый мой, мне тоже надо, разреши? – попросил Ефим, - я быстро.

Собака в ответ только тихонько, коротко, но жалобно гавкнула.

- Ладно, - произнес Ефим, смирившись, - пойдем, только быстро, договорились?

Он надел куртку, сунул босые ноги в кроссовки, взял висящий рядом с дверью ключ, а также специальный пакет с совочком для уборки за собакой, открыл входную дверь перед этим мельком взглянув на свое отражение в зеркале. Оттуда на него посмотрел в ответ худощавый брюнет с кудрявыми, некогда черными, а теперь полуседыми волосами, которые принято среди собачников называть «соль с перцем» и отросшей за ночь щетиной на щеках, которая, начинаясь под майкой, жадно тянулась к самым глазам, тоже иссиня-черным.

И вообще по виду Ефим Яковлевич больше походил на какого-нибудь бразильца, а вовсе не на московского уроженца, поскольку от природы темнел лицом и прочими частями тела, загорал, как ему казалось, даже от света простой электрической лампочки, а не то, что от жаркого солнца. Где-нибудь на морском пляже он за считанные дни буквально чернел как негр.

Его нынешняя квартира на Этенбахгассе в швейцарском Цюрихе находилась на третьем этаже старого дома, оборудованного, однако, современным лифтом, на котором они и спустились. Ефим вежливо поздоровался с консьержкой:

- Hallo, Frau Martha!

Та с улыбкой отозвалась:

- Hallo, herr Hoffman!

По-немецки Ефим неплохо говорил с детства, потому что учился в школе с углубленным языком. Благодаря музыкальному слуху ему удавалось улавливать языковые интонации и здесь в Швейцарии он не то, что выдавал себя за берлинца, просто имитировал берлинское произношение, что доставляло ему определенное лингвистическое удовольствие.

Они вышли во дворик, и Ефим посмотрел на свою собаку. Та, отбежав на пару метров, стала примериваться. Покрутившись, пес сделал по-маленькому, подняв ноги на стену дома.

- И все? – спросил у него Ефим, подозревая, что на этом утренняя прогулка не кончится. И верно, Симка, а точнее по паспорту Симон, посеменил из дворика на улицу. Мужчина, вздохнув поплелся за ним. Было по-утреннему прохладно, проезжая часть и тротуары - практически пусты, только где-то за пару домов хлопнула дверца припаркованной машины.

Ефим повернул за собакой в сторону Линденхофштрассе и не спеша пошагал за ней. Симка явно направлялся к его любимому скверику, где он любил делать свои дела. Пес семенила трусцой, время от времени на хозяина оглядываясь. Фима нес в одной руку большой пакет с совочком внутри и рулоном других пакетиков - для сбора отходов симоновой жизнедеятельности.

Когда они почти подошли к небольшому скверу близ реки Лиммат, которая несла свои воды из Цюрихского озера, прячась за старинными домами, стоящими на самой набережной, в кармане как-то странно звякнул телефон. Он вынул трубку, продолжая присматривать за собакой, не глядя нажал на иконку с зеленой трубочкой, сказал: «Хеллоу», но - никакого ответа не последовало. Равнодушно сунув смартфон обратно в карман, Ефим пошел дальше за собакой, которая, добежав до долгожданной травы, стала вертеться и, в конце концов примостилась, высунув язык от усердия.

Ефиму и самом не помешало бы облегчится, он ведь так и вышел с полным мочевым пузырем. Фима даже осмотрелся по сторонам, но не решился - на сквер выходили окна домов, да и редкие в этот утренний час прохожие могли увидеть. Когда собака закончила и с улыбкой посмотрела на него, он вытащил из пакета все, что необходимо и сгреб новоявленную кучку в полиэтиленовый пакетик.

Ну вот, теперь можно было с чистой совестью возвращаться домой и там самому наконец сходить в туалет, как это и полагалось приличному европейцу.

- Симка, домой, - скомандовал он по-русски. По-немецки собака не понимала, хотя вообще они могли общаться без слов - одними глазами.

Выйдя на утреннюю прогулку примерно на полтора часа раньше, чем выходили обычно, Симка, сделав свои дела, тем не менее захотел сделать их обычный кружок по району, пройдя под мостом, потом налево, еще раз налево и домой к его мискам и коврику. Он уже успела привыкнуть к этому маршруту. Раньше, в Москве они гуляли по более длинным маршрутам, но здесь, в исторической части Цюриха, было тесновато, много машин. До и сама собака уже немолода, хотя променад по-прежнему любила.

Ефим вытащил поводок, нацепил его на ошейник, и они приготовились перейти совершенно пустую улицу, на которой, пока хозяин с собакой гуляли, появилась только одна единственная машина, черный «Мерседес» с затемненными окнами. У авто горели габаритные огни, внутри кто-то явно находился, но Фима совершенно не обратил внимания на это обстоятельство и спокойно шагнул на проезжую часть, вслед за семенящей впереди собакой на поводке. И тут он услышал, как в тридцати метрах справа взревел мотор и по брусчатке зашуршали шины, «Мерседес» с пробуксовкой рванул вперед.

Остатки утреннего сна мгновенно улетучились. Сердце замерло и потом стукнуло с утроенной силой. Ефим рванул вперед за собакой, схватил ее и что есть силы, как кенгуру скакнул вперед, он даже ничего не успел подумать, сделал это повинуясь то ли инстинкту, то ли интуиции. Тут же почувствовал, как сзади ударило порывом ветра и раздался визг тормозов.

Он обернулся на машину и увидел, как оттуда выскакивает какой-то мужчина с повязкой на лице, точнее натянутым на нос платком-арафаткой. В первое мгновение Ефиму хотелось его как следует отругать, но он зразу понял, что делать этого ни в коем случае не следует, а надо попросту уносить ноги. Что он и сделал, бросившись вперед на лестницу, ведущую вниз.

Побежал он не в сторону своего дома, а просто прочь от опасности. Мохнатый коржик у него на уроках посмотрел на него недоуменно, но быстро понял, что происходит что-то незапланированное.

Однако убежать далеко не удалось, буквально через несколько шагов Фима словно бы напоролся шеей на какое-то препятствие и повалился навзничь, причем случилось это на лестнице и он, упав на спину, больно ударился затылком о ступеньку так, что как говориться из глаз искры посыпались, досталось и спине отчего перехватило дыханье. Зато собака на руках не пострадала. Однако, упав Ефим невольно ослабил держащие четвероногого друга руки, тот начал барахтаться, в потом лаять.

Но встать сам Фима не смог. И вздохнуть тоже, потому что на его шее оказалась удавка.

«Это что у вас тут какая-то секта тхугов душителей?» - пронеслось у него в голове. Он читал в детстве книжку Конан Дойла, в которой был рассказ про них. Впрочем, вспоминать перипетии сюжета явно был в данный момент неуместно. Он попытался засунуть пальцы под веревку, но ничего не получилось. Тогда он стал молотить кулаками, пытаясь достать самого душителя и, кажется, у него даже получилось это сделать, но удавка, к сожалению, совершенно не ослабла.

Симка лаял рядом, потом завизжал, видимо и ему досталось.

«Его-то за что?» - с возмущением подумал Фима, лихорадочно пытаясь вздохнуть. Хотя за что досталось среди белого дня, или ясного швейцарского утра ему самому - он тоже практически не понимал. Ему никто не угрожал, не о чем предупреждал. Наверное, перепутали его с кем-то?

А тут еще, помимо всего прочего, вдобавок ко всем этим неприятностям он обделал штаны, в которые полилась теплая жидкость из переполненного с утра и так и не освобожденного в нужный момент мочевого пузыря. Фима захрипел, захлопал ртом, как рыба, выброшенная на берег, лихорадочно заколотил ногами и руками и наконец потерял сознание, в глазах померкло, наступила темнота…

…И тут же все прекратилось. Никакой боли в затылке от удара головой о старые швейцарские ступени, никакой возни над твоим лежащим телом, никаких мокрых штанов. Все тихо, спокойно и даже мягко, причем не только под ним, но и - на нем. Он открыл глаза, пощупал руками, что это на его животе такое тепленькое и мягкое? Сначала подумал, что это кошка, а затем приподняв голову и скосив туда глаза увидел, что это кутенок. Небольшой щенок, который спал у него на животе и вот сейчас тоже открыл глаза и зыркнул не него.

Рядом раздались какие-то смутно знакомые голоса:

- Яшенька, ну я тебя умоляю, мне же тоже на работу, а еще нужно Фимочку разбудить, - не очень громко проговорила за его дверью какая-то женщина, чей голос он, впрочем, узнал мгновенно, ведь это был мамин голос.

- Хватит баловать парня, эта твоя гипертрофированная опека ему уже давно не нужна, будильник есть, сам встанет прекрасно. Ну что тебе стоит, погладь мою рубашку, - говорил кто-то явно голосом фиминого отца.

Его собственное сердце колотилось точно так же, как минуту назад, когда какой-то неизвестный душитель набросил ему сзади удавку и, повалив на землю, принялся убивать. Ну да его убивали. Неужели убили? Этого еще только не хватало. Интересно как там Софи? А ведь сегодня вечером он должен был участвовать в важном аукционе. Проклятье!

Он машинально погладил щенка по мягкой шерстке. Тот зевнул и обнюхал его руку.

- Я что умер? – спросил его хриплым шепотом Фима. Щенок посмотрел на него заинтересованно. Потом ответил что-то вроде «Ням-ням». В этот момент Фима почему-то словно в зеркале увидел себя лежащего глазами щенка, и увидел он полу-подростка, полу- юношу, довольно милого, хотя и с ошарашенным выражением на лице, с темным пушком под носом.

Тут открылась дверь и в комнату вошла мама. Фима, повернув голову на напряженной шее, молча уставился на нее выпучив глаза.

- Ты уже не спишь, зайчик? – ласково спросила мать. – А что это у тебя? Откуда… такая прелесть?

Сказать, что она была удивлена значит ничего не сказать. Мама подошла, погладила Фиму по голове и с огромным удивлением стала разглядывать щенка.

- Ма-ма! – проговорил Фима таким же хриплым голосом.

- Яша, глянь какое тут чудо, - громко позвала мама отца.

- Ну что тут у вас? – спросил, входя отец, в руке у которого была мужская сорочка, мятая после стирки.

Наконец он тоже увидел щенка и разочаровано произнес:

- Собакин. А я уж думал…

- Что ты думал? – переспросила мать.

- Думал… кто-то еще? – ответил отец многозначительно. Мама коротко рассмеялась.

Женщина аккуратно взяла щенка и принялась рассматривать, держа перед собой, а потом ойкнула – ей на тапки полилось.

- Я сейчас все вытру, - прошептал Фима, неуклюже вставая с постели.

- Откуда он у тебя, почему ты вчера не показал? – удивленно и недоумевающе спросила мать.

- Хотел… сделать… сюрприз, - ответил сын.

- Но ты хоть намекнул бы, - укорил отец Яков Исаевич. - Ладно, сюрприз так сюрприз.

Отец тоже усмехнулся и машинально повесил свою сорочку на спинку стула, на котором уже висела фимина школьная форма.

- Теперь главное, что с этим «сюрпризом» делать будем? – стала размышлять вслух мама.

Фима, обрадованный тем, что родители не ругают его спросил:

- Оставим? Да?

Мама продолжала изучать собачку:

- Он такой маленький! И правда прелесть, - она прижала щенка к себе, и тот тут же принялся лизать ее в подбородок.

- Ну как можно от такого чуда отказаться? – подумала вслух мама.

Отец почесал затылок:

- А кормить-то чем? И куда его? - он огляделся, словно впервые увидел фимину комнату. - И как он ночью спал, кстати?

- У меня… в ногах, - соврал Фима. – Он спокойный.

Ему вдруг стало казаться, что вся его взрослая жизнь - ему приснилась. Не было никакой длинной жизни, закончившейся удавкой в Швейцарии. А что было? Откуда вообще взялся этот щенок? Может это Симка? Ведь он сам помолодел, значит и Симка стал щенком!

- Ну, это пока спокойный, - улыбнулась мама, а потом тоже задумалась о главном. - Явно он кушать хочет. Яша, может, у нас есть что-нибудь подходящее?

- Ох! Поищи в холодильнике, - махнул рукой отец. - А я пока… займусь утюгом, а то чувствую, что тебе теперь не до меня.

Щенок, поставленный на пол тут-же тянулся к его ногам, забавно перебирая лапками. Фима присел рядом и начал гладить щенка по мягкой шерстке. Под босой ногой он почувствовал како-то предмет, пошарил там рукой и пальцами почувствовал, что это симкин ошейник, на котором в качестве брелка была подвешена старинная древнеримская монета. Ошейник был отрегулирован на большую, взрослую собаку и видимо соскользнул на пол с тонкой шеи щенка.

- Он очень хороший, правда? - прошептал он, глядя снизу вверх на родителей.

- Хороший, хороший, - повторила мама. - Пойдем на кухню, я тебе дам тряпочку, и ты вытрешь за ним, а мне надо бы папе погладить сорочку, а то еще сожжет ее сам.

Вскоре перед щенком оказалась небольшая миска, наполненная молоком.

- Ну-ка, давай посмотрим, как ты будешь лакать, - сказала мама. - А имя-то у нашего нового друга есть?

- Есть, - ответил Фима. – Его зовут… Симон, или Симка.

Он позвал песика:

- Симка, Симка!

Тот повернулся на зов и завилял хвостиком.

Мама улыбнулась, глядя как щенок снова с жадностью принялся лакать молоко, смешно фыркая при этом.

Потом она все-таки вспомнила, что ее ждет папина сорочка, а также то, что ей еще ехать на работу и вздохнув сказала:

- Надеюсь в школу с собой ты его не понесешь? Он конечно тут набедокурит пока нас не будет, но делать нечего.

Мама достала из ванной тряпку и протянула ее Фиме:

– Вытри там, пожалуйста, а я пока утюгом и рубашкой займусь, а то папа у нас как индюк надутый – без свежей рубашки на работу не пойдет.

- Я все слышу, - отозвался папа.

Фима машинально взял тряпку и вытерев сначала пролитое щенком молоко, пошел в свою комнату чтобы убрать лужицу. При этом он думал: «Почему родители так спокойно приняли щенка? Ведь еще вчера ничего этого у них не было, а сейчас этот маленький милый комочек, которого он почему-то назвал Симкой?»

Ну да Симка. Это имя звучало таким родным, как будто он знал его всю свою жизнь, Разве такое возможно? Как будто всплывшая из глубин сознания забытая память.

Вытерев лужицу, он вернулся на кухню и осторожно погладил щенка. Тот лизнул его руку, а потом снова принялся изучать пол, по которому прошел, оставляя мокрые следы. Фима вспомнил странное чувство, которое охватило его с утра – будто его жизнь перевернулась с ног на голову. Чувство никуда не исчезло. И что-то подсказывало ему, что Симка – один из ключей к разгадке.

- Ну что, «сюрприз», беги в ванную, умывайся, а то опоздаешь в школу, - голос мамы вывел Фиму из задумчивости.

Он поплелся в ванную комнату, включил воду, умылся, потом вспомнил про чистку зубов, долго выбирал, вспоминая, свою зубную щетку из трех, стоящих в стаканчике. За это время мама почти закончила глажку папиной сорочки.

Выйдя из ванной, Ефим поднял щенка на руки, и тот начал жалобно поскуливать:

- Не бойся, Симка, – прошептал Фима. – Все будет хорошо.

На душе у него самого было, однако же, было немного тревожно.

Мама наконец догладила отцовскую рубашку. Ее лицо выражало одновременно озабоченность и какую-то нежность. Фима знал, припомнил этот ее взгляд. Он знал, что она, как и он, ее сын, немного растеряна, хотя и старается взять себя в руки.

Для того, чтобы успокоится он сел за кухонный столик и стал завтракать. Щенок смотрел на него снизу вверх.

- Будешь сегодня один скучать, - тихо сказал Фима, жуя омлет и бутерброд с черным хлебом и докторской колбасой, наблюдая сверху ха Симкой, который наблюдал за ним.

- В школу не опаздывай! - напомнила мама уже собираясь уходить. - Мы с папой что-нибудь придумаем. А ты, давай, одевайся и иди, а то опять задержишься и… отправишься в пижаме.

Мама улыбнулась своей шутке, и Фима попытался ей улыбнулся. Отец, вдыхая запах свежевыглаженной рубашки, быстро собрался. Они с мамой наскоро попрощались с сыном и ушли.

- Я, наверное, очень сильно опаздываю! - сказал Фима щенку. – Сиди тут в кухне, жди меня. Если хочешь пописать, писай тут на линолеум, я потом вытру. По комнатам не бегай. Понял?

Щенок кивнул. Или просто дернул головой?

- Правда понял? – удивленно переспросил Фима.

Щенок кивнул два раза и гавкнул.