В минуты трепетных терзаний
К Вам чувством искренним пылал
И в мир таинственных желаний
Я Вас, сударыня, позвал.
Но, видно, Господу угодно
(К нам, грешным, Он предельно строг)
Что вместо жизни полноводной,
Он выбрал для меня острог.


— Да уж, задачка с двумя неизвестными, — недовольно пробормотал следователь Травкин, склонившись над письменным столом, и усиленно потер подбородок.

Так было всегда, когда его охватывало крайней степени волнение.

Среди небрежно разбросанных серых папок, белых листов бумаги и прочей бумажной необходимости, что создает на столе любого следователя тот нужный только ему, на первый взгляд хаос, а фактически порядок, лежало письмо.

Судя по вензелю и печати, статус этой, исчерченной аккуратным, почти женским почерком, бумаги был весьма значимый. Травкин медленно, проглатывая букву за буквой вчитывался который раз в содержимое письма, пытаясь найти между строк скрытый смысл. Брови его недовольно хмурились.

В кабинете следователя — небольшой комнатке цокольного этажа — несмотря на утро, царил полумрак и было холодно. Небольшое окошко под потолком и тусклая лампа на столе не давали нужного освещения. Спертый воздух кабинета был пропитан табачным дымом. Травкин, устало протер глаза и слегка откинулся на спинку стула. «Что за напасть?! — мысленно спросил он сам себя. — Дома от супруги покоя нет, все пилит, как та лесопилка, грозит разводом. И на работе не лучше. Мало мне бандитов всех мастей, так теперь еще и „политику“ подкинули. И ладно бы незнакомые какие, так нет же, извольте граф Суздалев и, тьфу ты — ну ты, Николай Иванович Билый. И еще это директива, составленная сердобольным полковником с вензелем государевой канцелярии. И, что прикажете мне теперь делать?!»

Травкин мысленно рассуждал сам с собой, но разумного решения не находилось. «Дело то плевое, господа присяжные, рассыпается как — то здание без доказательной основы, — продолжил мысленно Травкин. — Ан нет. Вынь да положь доказательства, да такие, чтобы комар носа, стало быть не подточил. Сатрапы!»

Следователь негромко выругался. И начал усиленно мешать холодный чай в серебряном подстаканнике: «За безупречную службу». Из такого можно и без сахара пить. Большой палец привычно потер выпуклого двуглавого орла.

То ли за то, что на него повесили это дело, то ли за то, что жизнь человеческая в империи российской теряла ценность год от года. Травкин достал папиросу, нервно дунул в мундштук, закурил, пуская клубы едкого дыма дешевого табака. Надев монокль, вновь склонился над письмом.

«...необходимо и весьма важно...доказательства против задержанных...дабы впредь не повадно было...в самый короткий срок... Флигель-адъютант, полковник...»

— Чтоб вас там, — Травкин поморщился и зашелся в турбекулезном кашле. Едкий дым коснулся глаза. Следователь поднялся и потянувшись на цыпочках, открыл окошко. Шум улицы наполнил кабинет звуками. Где -то извозчик по чем зря костерил лошадь, цокот женских каблучков пролетел мимо, свисток городового отозвался эхом.

«Может тоже лучше в городовые? — спросил сам себя Травкин — Ни клято, ни мято. Свисти себе и будь здоров. А тут...Ааа!»

— Пичугин! — следователь, затушив остаток папиросы, позвал одного из дежурных полицейских. Тот не отозвался. — Шалтай-балтай! — рассердился Травкин и рявкнул еще раз. — Пичугин!!!

Тишина.

— Да, что за блажь?!

Сонная муха звонко ударилась о стекло и снова тревожно загудела, набирая высоту.

— И здесь все приходится делать самому! — Травкин, с досадой в голосе, подошел к двери, приоткрыл ее. — Есть кто живой?! — крикнул он громко. В пустом коридоре голос его зазвучал словно из рупора. На окрик отозвался тот самый Пичугин, запихавший в камеру предварительного заключения мелкого воришку.

— Виноват, господин титулярный советник! — приложив руку к голове, выпалил полицейский, вытягиваясь во фронт и стараясь выглядеть молодцом.

— Ааа, — отмахнул рукой от него Травкин. — Вот что, веди ко мне графа Суздалева. Скажи на допрос, к следователю.

— Рад стараться, господин титулярный советник!

— Да где вас таких берут, — вполголоса выругался следователь.

Травкин на секунду задумался и зная характер Пичугина, этого здорового амбала, любящего помять бока всем без разбора нарушителям и преступникам, добавил:

— И поаккуратнее с ним. Без своих излюбленных штучек! Граф все же!

— Да я ж...так...ничего! — сконфуженно отозвался полицейский. — Я с понятием. Пылинки буду с их сиятельство сдувать. Аккуратно доведу!

— Пылинки не надо. — Следователь нахмурился. — Знаю я твое «ничего»! Чтоб мне без шуток! Иначе сам по этапу пойдешь! Не дыши в его сторону, понял?! — строго прервал Пичугина титулярный советник. Полицейский молча кивнул и исчез в повороте коридора.

Травкин вернулся к себе в кабинет и, усевшись на стул, приготовился к допросу. Руки хаотично перебирали папки и бумаги, пока он думал над схемой допроса.

— Дозвольте? — в приоткрытую дверь показалась голова Пичугина. — Как приказывали, стало быть, граф Суздалев для допроса доставлен!

Травкин молча махнул рукой: «Заводи!». Дверь широко распахнулась, полицейский посторонился, пропуская в кабинет Суздалева. Мундир на графе, со следами сорванных погон и слегка помятый, был застегнут до последней пуговицы. Стать и взгляд, унаследованные от предков и впитанные с молоком матери, говорили о том, что в этом человеке течет «голубая» кровь.

— Свободен! — коротко бросил Травкин. — Будешь нужен, вызову!

Пичугин отдал честь и прикрыл за собой дверь.

Несколько секунд следователь и граф молча смотрели друг на друга, будто изучая.

— Прошу, Иван Матвеевич, — указывая рукой на стул, стоящий напротив него, сказал Травкин.— Присаживайтесь.

— Благодарю, — сухо ответил Суздалев, не торопясь усевшись на предложенный обшарпанный временем и долгими допросами стул.

Он обвел взглядом кабинет, несколько раз вдохнул спертый воздух и слегка поморщился.

— Ну уж извините, Ваше сиятельство, — заметив реакцию графа, но без тени сарказма произнес Травкин. — Чем богаты. Не в райских пущах знаете ли!

— Да чего уж там! — неопределенно ответил Суздалев и глядя в глаза следователю, добавил. — Мне, знаете ли, и не такое приходилось видеть.

Следователь согласно кивнул:

— Наслышан, наслышан о ваших подвигах. Геройский офицер, спасший своих солдат. Не каждому из офицеров, тем более дворянского сословия, дано быть своим подчиненным отцом. Вас любят солдаты, да и среди офицеров вы значимая фигура.

— Ах, оставьте, господин титулярный советник! — с досадой в голосе ответил граф. — Все в прошлом. Настоящее мрачно, а будущее...- Суздалев замолчал и вздохнув добавил. — Будет ли оно, это будущее.

Травкин сочувственно посмотрел на графа.

«Да, Ваше сиятельство, — произнес он мысленно. — Угораздило же вас встать на пути у Императора». А вслух ответил:

— Будущее, уважаемый Иван Матвеевич, будет напрямую зависеть от того, что вы мне поведаете. Оттуда и поведет дорожка или прямая в светлое будущее или же...- Травкин развел руки, показывая тем самым, что от того, как сложатся обстоятельства, туда и выведет дорога.

— Так что же вы хотите знать, господин титулярный советник? — спросил Иван Матвеевич. Тонкие его пальцы сошлись в замок на коленях. Травкин с трудом взгляд от этих белых и холенных рук.

— Иван Матвеевич, давайте мы с вами сразу договоримся, что вопросы здесь буду задавать я, — парировал Травкин, приходя в чувства. С трудом поборол в себе приступ страха перед вельможей. Складывалось впечатление, что в кабинете главный не он, а арестованный.

— Что ж, извольте! — решительно сказал граф, давая разрешения. Травкин снова поморщился.

— Итак, повторюсь, от того, что и как открыто вы мне все расскажете, будет зависеть и ваша судьба. Интерес к вашей персоне высок, — с этими словами Травкин показал указательным пальцем на потолок.

— О, уважаемый господин Травкин, я прекрасно понимаю откуда дует ветер и чем это все может кончиться! — с легкой улыбкой на губах произнес Суздалев. — Давайте без банальных намеков. Не по чести как-то.

— Вы — правы. Время — золото, — многозначительно сказал следователь и добавил — Итак, начнем.

— Да, — негромко протянул граф. — Золото Империи. Помню, помню. Судя по всему теперь золото пойдет ко дну. — Губы его тронула легкая усмешка, когда он вспомнил слова своего односума, когда тот утверждал, что именно они и есть истинное золото Империи, ее достояние.

— Что, простите? — не понял следователь, отрываясь от бумаг и шурша. Глаза его смотрели поверх листов документов на графа.

— Я о том, что любое золото может легко превратиться в прах. Как говорит мой неподражаемый друг: «Не все то золото, что блестит». — Суздалев задумчиво посмотрел на Травкина. Тот, ничего не поняв еще больше, вида не показал, что смутился, и, не вдаваясь в подробности сказанного, начал задавать вопросы.

— Скажите, Иван Матвеевич! Как вы, боевой офицер, Георгиевский кавалер имеющий боевые награды, будучи не единожды раненным на поле боя, связали свою жизнь с ложей масонов?

Лицо следователя выражало неподдельное любопытство. Ему действительно был непонятен порыв сидящего перед ним человека, овеянного славой, привыкшего с рождения к роскоши и оказавшегося в списках тех, кто напрямую связан с покушением на Императора.

— Скучно жить, знаете ли, стало. Нет привычного на войне куража. Хотелось чего-то освежающего, — голос графа звучал монотонно, с долей безразличности.

— Так влюбились бы!

— Не помогло! — сказал, как отрезал граф.

— Помилуйте, Суздалев, — следователь неосознанно назвал графа по фамилии и тут же поправился. — Иван Матвеевич, есть множество способов чтобы освежить, как Вы выражаетесь, свою жизнь. Но не связывать себя с организацией, запрещенной в Российской Империи! Поймите, я сейчас пытаюсь понять в первую очередь как человек! — Травкин положил руку на область сердца, показывая тем самым свое полное расположение к задержанному.

— Не стоит, господин титулярный советник! Что сделано, того не вернешь. За ошибки, как и по картежным счетам граф Суздалев привык платить! — голос его зазвучал с нотками легкой надменности. — Что вы знаете о чести, господин следователь?

Травкин посмотрел на слегка наклонившегося к нему сияттельного лица и нахмурился, напоминая:

— Вопросы здесь задаю я!

— Помню. — Граф приподнял подбородок и посмотрел на следователя несколько свысока. Травкин остался равнодушным к порыву задержанного.

— Хотите откровенно?! — продолжил титулярный советник. — Что касаемо меня, то лично я вам симпатизирую и не вижу никаких крючочков, чтобы зацепиться за ваши действия и направить их против вас. Не нахожу и доказательств Вашей вины, а высасывать из пальца, не в моих правилах. Все под Богом ходим. Но... — Тут Травкин несколько раз постучал по столу указательным пальцем и повысив голос продолжил. — Тут лежит писулька с канцелярии самого Государя с требованием найти то, чего нет. А именно, доказательства вашей вины! Понимаете, какая каша заварилась!? А теперь представьте, какой запах будет у этой каши! Полетят не только погоны! — Травкин почти перешел на крик. Ему было жаль Сцздалева и он рад был бы помочь, но граф сам не шел на контакт, продолжая играть в героя, а над ним, как следователем, висел дамоклов меч в качестве приказа из канцелярии Императора.

— Господин титулярный советник! — невозмутимо ответил Суздалев. — Я более чем уверен, что все это — простое недоразумение. И вскоре все разрешится. Я — боевой офицер, спасший жизнь Государю, вы же знаете об этом не хуже меня! В чем мне сознаваться? В спасении монаршей особы?! В том, что я состою в ложе? Так. Кто в ней не состоит? Разве только что ленивый. Это модно сейчас!

— Я в ней не состою.

— Удивительно, — съехидничал Иван Матвеевич. — Написать рекомендации? Да вы не тушуйтесь, господин титулярный советник. Рекомендательные письма — это на века. Без них никуда.

— Дорогой, Иван Матвеевич. — Травкин попытался как можно мягче выразить свои мысли. — Вы не слышите или не хотите меня слышать. Речь идет о покушении на Государя, в котором первую скрипку играли сами масоны! Ваши доводы о спасении Императора совершенно не учлись им самим. К тому же, кому как не вам знать, что ваша кузена — фаворитка Александа III, а ваша любовь к ней, для монарха нашего, как красная тряпка для быка. Когда Его Величество в ревностных чувствах, то его гнев не знает границ! Неужели мне нужно Вам все это разжевывать!? Ваше будущее на данный момент — это в лучшем случае каторга лет на двадцать пять. Вам это понятно?!

Суздалев изменился в лице.

Прежнюю гордость сдуло как ветром, но он не потерял чувство достоинства.

— Я принимаю удар судьбы таким, каков он есть! Я не привык прятаться за спины. А уж тем более, когда речь идет о любимой мною женщине! Между прочим вы сами мне советовали в кого- нибудь влюбиться! Это была роковая любовь! Я не мог удержаться!

— Это всё ваша скука. Нашли в кого влюбляться! Что?! Мало достойных барышней?!

— Но такая: одна!

— Ага, потому что она любимая фаворитка императора. Может, вас именно это заинтересовало, господин Суздалев? Такая ведь интрижка по вам? При чем здесь красота вашей кузины?! Когда можно походить по краю ножа. Но соскочить то с него не получилось!!! Вляпались по полной!!!

— Я устал, -голос графа зазвучал будто из подземелья, лицо его стало бледным. Вся мимика говорила о том, что разговор не имеет смысла. — Я устал. — вновь повторил он. — Потрудитесь распорядиться, чтобы меня сопроводили в камеру!

Травкин с сочувствием посмотрел на задержанного.

— Что, ж! Ваше право, — следователь покачал головой и внезапно, спокойным голосом спросил. — Есть ли какие пожелания? Все ли вас устраивает?

— Все, как нельзя лучше, учитывая мое положение! — произнес Суздалев, встав на ноги, одернул мундир и кивнул головой.

— Пичугин! — раздался голос следователя. На этот раз дверь отворилась сразу и на пороге показался полицейский. — Сопроводи!

— Слушаюсь, господин следователь!


Загрузка...