Ветер с моря всегда пах солью и чем-то еще — чем-то гниющим, древним, как будто само время разлагалось на этих берегах. Городок прижимался к скалам, словно боялся, что волны однажды смоют его в океан. Узкие улочки, вымощенные булыжником, блестели от вечной сырости, а дома, тесно прижатые друг к другу, казались старыми моряками, которые слишком много видели и слишком мало говорили. Трещины на их стенах, будто шрамы, рассказывали истории о штормах и одиночестве, а запах мокрой древесины и ржавого железа пропитывал воздух, смешиваясь с криками чаек, что кружили над крышами, как вестники дурных новостей. Сквозь щели в ставнях пробивались тонкие лучи света, пыль танцевала в них, медленная и ленивая, пока где-то вдали не раздавался низкий гудок парохода, напоминая, что мир за пределами этих скал все еще жив.

Марк стоял на набережной, кутаясь в поношенный плащ, шершавый от соли и времени. Его взгляд скользил по горизонту, где небо и вода сливались в серую мглу. Холодный ветер кусал кожу на щеках, и он невольно сжал в кармане старую монету — гладкую, стертую, как его прошлое. Он приехал сюда не по своей воле — точнее, по воле обстоятельств, которые сам же и создал. Десять лет назад он был другим: молодой купец с горящими глазами, с кораблем, полным шелка и специй, и с семьей, что ждала его в порту большого города. Но один неверный выбор — довериться партнеру, чья улыбка скрывала нож, — и все рухнуло. Корабль сгорел в доках, долги выросли, как плесень на сырых стенах, а жена, не выдержав позора, ушла, оставив лишь записку и сломанные часы, что он до сих пор носил. Стрелки замерли на двенадцати — в тот миг, когда его жизнь пошла под откос. Теперь он здесь, в этом забытом богом городишке, где, как шептались в портовых кабаках, можно найти Золотое Яйцо. Легенда гласила, что оно исполняет любое желание. Марк не верил в сказки. Он верил в удачу, в шанс, в то, что иногда мир подбрасывает тебе кость, и нужно лишь успеть ее поймать.

Он повернулся и пошел по улице, шаги отдавались эхом от стен, мокрый булыжник скользил под ногами. Впереди маячила таверна "Ржавый якорь" — приземистое здание с облупившейся краской и вывеской, что скрипела на ветру, как старуха, жалующаяся на боль в костях. Дверь застонала, когда он толкнул ее, и внутри его встретил запах: сырость, прокисшее пиво, пот и что-то металлическое, как кровь. За стойкой стоял хозяин, толстый мужчина с красным лицом и маленькими глазками, что блестели, словно мокрые камни. Его пальцы, толстые и волосатые, перебирали тряпку, которой он протирал стойку, хотя та давно не знала чистоты.

— Комнату на ночь, — сказал Марк, бросая монету на дерево. Она звякнула, прокатилась и замерла.

Хозяин поймал ее, поднес к свету фонаря, прищурился. — Старая монета. Откуда?

— Не ваше дело, — голос Марка был резким, как удар ножа о камень.

Хозяин хмыкнул, но ключ протянул. Металл был холодным, шершавым, с запахом ржавчины. Марк поднялся по лестнице, что трещала под его весом, словно старая лодка перед штормом, и вошел в комнату. Маленькая, с кривым окном, за которым море дышало, выбрасывая соленые брызги на стекло. Он сел на кровать — пружины скрипнули, как протест, — и достал сломанные часы. Повертев их в руках, он убрал обратно в карман. Они не шли, но он носил их не для времени. Чтобы помнить.

Стук в дверь заставил его напрячься. Рука скользнула к ножу на поясе, пальцы сжали рукоять. — Кто там?

— Это Наташа, — голос был тихим, но твердым, как сталь, звенящая под молотом.

Он открыл дверь. На пороге стояла девушка, высокая, с волосами цвета воронова крыла, небрежно собранными в пучок. Ее глаза, серые, как штормовое небо, смотрели с вызовом. Она вошла без приглашения, шаги легкие, но уверенные, и села на стул у окна. Ветер за стеклом выл, бросая капли дождя, что барабанили, как пальцы по столу.

— Ты искала меня? — спросил Марк, закрывая дверь.


— Нет, — она скрестила руки. — Я искала того, кто ищет Золотое Яйцо.

Он прищурился, стараясь не выдать удивления. — И что же?

— Я знаю, где оно, — Наташа посмотрела в окно, где море бушевало, разбиваясь о скалы. — Но тебе понадобится помощь.

Его смех был коротким, сухим, как лязг замка, что не открывали годами. — И какая цена?

— Цена всегда одна, — она пожала плечами, но в ее движении была усталость. — Жизнь.

Марк молчал, перебирая монету в кармане. Ее взгляд пробивал его насквозь, заставляя чувствовать себя голым. — Почему ты мне помогаешь?

— Потому что я тоже ищу его, — сказала она. — И мне нужен кто-то, кто не боится крови.

Он кивнул, понимая, что в этом городе никто не делает ничего просто так. — Хорошо. Но знай: я не герой. Не спасаю принцесс. Не верю в счастливые концы.

Наташа улыбнулась — тонкая, грустная улыбка, как трещина на стекле. — Я тоже. Мы похожи.

Они сидели молча, ветер бился в окно, словно хотел ворваться внутрь. Но впускать его нельзя — он принесет только холод.

Наутро город проснулся под серым небом, тяжелым, как мокрое одеяло. Улицы шептались: скрип телег, шорох шагов, далекий лай собаки. Марк и Наташа вышли из таверны, запах утреннего тумана смешивался с дымом костров, что жгли рыбаки у причала. Она вела его к старому маяку на краю скал — его тень падала на воду, как сломанное копье. Каменные ступени, покрытые мхом, были скользкими, холод пробирал через подошвы. Внутри пахло плесенью и чем-то сладковатым, гниющим. Половицы скрипели под ногами, и каждый звук отдавался в груди, как удар сердца.

— Оно здесь? — спросил Марк, голос глухой в тесном пространстве.

— Не совсем, — Наташа подняла фонарь, свет выхватил паутину и ржавые цепи на стенах. — Это путь.

Она толкнула дверь в подвал, и вниз повеяло сыростью, запахом земли и моря. Спуск был узким, стены липкие от влаги, и Марк чувствовал, как духота сжимает горло. Внизу их ждал коридор, вырубленный в скале, с каплями воды, что падали с потолка, звеня, как монеты. Наташа шла впереди, ее дыхание было неровным — не от страха, а от чего-то другого. Может, предвкушения.

— Ты не спросил, зачем мне Яйцо, — сказала она вдруг, не оборачиваясь.

— А ты не спросила, зачем оно мне, — он шагал за ней, нож в руке дрожал от сырости.

Она остановилась, свет фонаря упал на ее лицо. — Мне не нужно спрашивать. Я вижу. Ты хочешь начать заново. Стереть прошлое.

Марк сжал челюсти. — А ты?

— Я хочу отомстить, — ее голос стал тише, но тяжелее. — За брата. Его убили из-за этой проклятой штуки.

Он кивнул. У каждого своя боль. Коридор закончился пещерой, где море врывалась через трещину в скале, волны рычали, разбиваясь о камни. В центре, на выступе, лежало оно — Золотое Яйцо. Не больше кулака, но сияющее, как солнце в тумане. Марк шагнул вперед, но Наташа схватила его за руку.

— Подожди, — ее пальцы были холодными. — Там ловушка.

Он заметил: тонкие нити, почти невидимые, тянулись от Яйца к стенам. Шаг — и что-то бы рухнуло. Может, потолок. Может, их надежды.

— Как его взять? — спросил он.

— Нужно отвлечь, — она достала нож, лезвие блеснуло в свете фонаря. — Один из нас рискует.

— Я, — сказал Марк, не думая. — Ты знаешь больше. Если я умру, ты все равно дойдешь.

Наташа посмотрела на него, и в ее глазах мелькнуло что-то новое — не благодарность, но уважение. — Не глупи. Мы сделаем это вместе.

Они работали быстро: Марк тянул нити, чувствуя, как камень дрожит под ногами, а Наташа подбиралась к Яйцу, ее руки дрожали, но не от страха. Когда она схватила его, пещера загудела, волны ударили сильнее, и потолок начал осыпаться. Они побежали, камни падали за спиной, пыль забивала легкие. Выбравшись наружу, они упали на мокрую траву, Яйцо лежало между ними, теплое, несмотря на холод вокруг.

— Что теперь? — спросил Марк, кашляя.

— Теперь выбираем, — Наташа сжала Яйцо в руках. — Одно желание. На двоих.

Он посмотрел на нее, на море, на город, что дышал своей тоской. — Ты первая.

— Нет, — она покачала головой. — Вместе. Или никак.

Марк кивнул. Они знали: что бы ни выбрали, это изменит все. Ветер выл, унося их слова, а Яйцо блестело, как обещание, которое могло стать проклятием.

Загрузка...