Золотой пион

— Госпожа! Маленькая госпожа!

Меня трясли, били по щекам. Затем — кто-то с силой надавил мне на грудь. Больно! Как же мне больно! Я пыталась вдохнуть — и никак не могла. Хотела закричать – но из горла вырывался лишь сдавленный хрип. Наконец, изо рта полилась вода. Как ее было много… Я наконец сделала вдох, и легкие тут же взорвала дикая боль. Я сдавленно захрипела, судорожно хвастаясь руками за горло, за грудь — словно это могло помочь мне. Наконец открыла глаза. И — ослепла от невероятно яркого солнца.

— Госпожа! Маленькая госпожа! — кто-то усадил меня к себе на колени, легонько начал стучать по спине. Я снова закашлялась, съежилась в мокрый дрожащий комок. Меня тут же во что-то укутали, обняли, стали ласково гладить по голове. Наконец, проморгавшись, я увидала перед собой красивую девушку, что глядела на меня с явным испугом и беспокойством.

«Надо же, китаянка. И одежда такая странная,» — подумала я. Чихнула. Глаза были полны слез, потому мерцание солнца не позволяло мне разглядеть больше.

— А-Шао , как ты, моя маленькая госпожа?! И когда только успела свалиться в пруд, да так наглотаться воды, глупая?! Я же всего на секундочку отвернулась! Как же сильно ты всех нас напугала! Если госпожа узнает… — запричитала она, растирая мои ледяные ладошки. Ладошки?! Я замерла, разглядывая свои руки – руки, которые совершенно никак не могли мне принадлежать. Крошечные-крошечные, и — невероятно белые. Да и я вся была невероятно мала. Неужто… Неужто я стала ребенком?! Но как так вообще могло произойти?! Кем же я стала?! И где оказалась?!

Я утерла глаза рукавом и огляделась. Первое что бросилось в глаза — здания, чьи широкие крыши проглядывали из-за цветущих кустарников и деревьев. Совершенно непривычные взору, они были выполнены в традиционном китайском стиле и поражали своей красотой и изяществом.

Следующее — одежда женщин, что меня окружали. Мало того, что все они имели азиатскую внешность с выраженным эпикантусом, так ещё и были одеты в традиционные ханьфу — такие, какие я видела обыкновенно в дорамах — молочного цвета, с вышитыми золотой нитью цветами. Черные словно воронье крыло волосы были убраны в замысловатые прически, украшенные драгоценными, сияющими в солнечных лучах, шпильками. Женщины, от самых юных, то тех, чьи виски уже успела припорошить седина, были очень красивы: с правильными чертами лица и белоснежной кожей. Все это столь сильно походило на сон, что я изо всех сил решила укусить себя за руку.

— Маленькая госпожа! Что вы творите! — в ужасе воскликнула девушка, что крепко обнимала меня. Я разжала зубы и задумчиво уставилась на след от зубов, что теперь украшал мое тонюсенькое запястье и ныл. Странное дело — я вполне ощущала боль. Разве во сне такое возможно?!

— Что здесь происходит! — вдруг раздался громкий пронзительный крик. Женщины тут же попадали на колени и склонили головы до самой земли. Я вздрогнула всем телом и испуганно сжалась в комок. А когда меня вдруг подхватили на руки — всхлипнула и зажмурилась, дрожа то ли от страха, то ли от холода.

— Ах вы негодницы! Что вы сотворили с моей славной дочуркой?! С моим бесценным цветком?!

«Дочуркой?!» — я открыла глаза и уставилась на женщину, что держала меня на руках. Ее тонкое лицо было искажено от гнева, угольно-черные брови сведены к переносице, а темные глаза метали молнии. Одета она была роскошно, словно императрица: золотое ханьфу, покрытое сложнейшей вышивкой, золотые замысловатые шпильки и серьги, украшенные крупными драгоценными камнями, переливающимися в лучах солнца. Однако от нее исходила столь жуткая смертоносная аура, что мне более всего на свете захотелось оказать от нее как можно подальше. А лучше всего — проснуться в своей кровати, в окружении любимых книг.

— Госпожа Цзинь, помилуйте! — заголосили женщины, на коленях подползая к ней все ближе и ближе, и подобострастно целуя край золотого ханьфу, — это вышло случайно… Маленькая госпожа заигралась с золотыми карпами и упала в пруд.

— Случайно?! — прорычала госпожа Цзинь, передавая меня в руки высокой женщины со строгим лицом, что смиренно стояла подле нее, — вы, бестолковые дуры, чуть не утопили моего ребёнка! И ещё имеете наглость просить вас помиловать?! Не дождетесь! Где эта мерзавка Мао-Мао, которой я доверила свой драгоценный цветок?!

— Го-Госпожа, — девушка, что до этого меня обнимала, приподняла голову. Ее темные глаза блестели от слез, что ручейками стекали по белоснежным щекам, — эта недостойная заслуживает самого серьезного наказания!

— Как хорошо, что ты это понимаешь, — фыркнула госпожа Цзинь. Раздался свист, и лицо девушки пересекла узкая и длинная алая полоса. Пронзительно вскрикнув, она спрятала лицо в ладонях.

— Ну может порка научит тебя быть внимательнее?! – проговорила госпожа Цзинь, вновь замахиваясь небольшим хлыстом, что держала в руке. Его кончик с противным свистом рассек воздух, и руки Мао-Мао обагрились кровью. Следующий удар пришёлся уже по запястьям, разрывая молочную, расшитую золотом ткань.

— Госпожа, прошу извинить мою дерзость, – вдруг проговорила женщина, что держала меня, — а-Шао сильно промокла и вся дрожит. Позвольте мне унести ее в покои и пригласить лекаря, дабы он осмотрел нашу маленькую госпожу?

— Что…Что это такое?! — вдруг вскричала госпожа Цзинь, дёргая Мао-Мао за разорванный окровавленный рукав и обнажая запястье, на котором мерцали крупные жемчужины, — сознавайся, девка, откуда у тебя этот браслет?!

— Мне… Мне подарил его брат, — еле слышно прошептала Мао-Мао, потупив взор.

— Брат?! Тот, что владеет лавкой?! Или тот, что рыбачит?! И откуда у них взялись деньги на столь дорогой подарок?! Отвечай, когда тебя спрашивают! И смотри мне в глаза! — госпожа Цзинь крепко дернула ее за волосы, приподнимая окровавленное лицо.

— Тебе не хорошо, мадам Цинь? — спросила женщина, держащая меня на руках, у совсем юной девушки, что в немом ужасе наблюдала происходящую сцену. Одной рукой она накрыла свой рот, словно боясь, что из него ненароком может вырваться крик. Другим — поглаживала свой чуть округлившийся живот, что уже явно проглядывал через широко скроенное ханьфу.

— Да, Мадам Ли, — всхлипнула мадам Цинь, — простите, я стала совсем уж чувствительной в последнее время.

— Девочка… Все знаки указывают, что ты носишь под сердцем девочку, — неожиданно мягко улыбнулась госпожа Ли, — возвратимся вместе в покои. Госпоже Цзинь сейчас не до нас.

— Раз ты не в состоянии присмотреть за моей дочерью — значит, глаза тебе не нужны, дрянь! Принесите мне угли! Обещаю, я сделаю так, что больше никто не сможет без отвращения взглянуть на твое уродливое лицо! — кричала госпожа Цзинь, обрушивая на рыдающую Мао-Мао бессчётные удары хлыста.

Более всего меня поразило то, что никто так и не пришел на помощь несчастной девушке. А чуть позже, уже подходя к дворцу, украшенному резьбой и позолотой, я увидала парочку слуг, что несли в руках дымящийся котелок, с раскаленными до бела углями…

— Так значит, маленькая госпожа упала в пруд? — спросил мужчина средних лет, что внимательно ощупывал мое запястье. Мне уже сменили промокшую одежду да белоснежную рубаху, спускающую почти до самых пят, и такие же штаны. Поначалу, увидав лекаря я было напряглась — совсем не хотелось оголяться на глазах у этого совершенно незнакомого мне мужчины. Однако тому оказалось достаточным проверить мой пульс на запястье — пусть он и делал это долго и крайне внимательно.

— Да, служанки не уследили. А маленькой госпоже так нравится играть с золотыми карпами, вот она вечно и лезет к воде, — ответила мадам Ли. Она поспешила закрыть окно, когда снаружи послышался дикий крик, переходящий в животный вой.

— Полагаю, виновница уже понесла наказания…, — задумчиво проговорил лекарь, а после, широко улыбнувшись, проговорил, — с нашей маленькой госпожой все в порядке. Отдыха и обильного горячего питья будет вполне достаточно. А пока, а-Шао, выпей пилюлю. Она придаст тебе сил.

Я послушно проглотила небольшой беленький шарик, а затем запила прохладной водой из пиалы, что поднесла к моему рту мадам Ли. Лекарь положил мне ладонь между лопаток, и я ощутила тепло, что из груди неспешно начало переливаться по всему телу.

— Отдохни, моя маленькая госпожа, — проговорила мадам Ли, поглаживая меня по голове.

«Какой странный сон», — подумала я, когда меня по самую шею укутали в легкое одеяло из самой нежнейшей ткани. Я широко зевнула — глаза слипались сами собой. Сквозь накатывающую дрему я слушала нежную песню, о затерянном среди тысяч дорог путнике, и его прекрасной возлюбленной, что он никак не мог отыскать — песнь, что заглушала крики, доносящиеся из-за окна.