Зубная фея

Глава 1: Город, который не спит

Лето в Нью-Йорке — это джаз бетона и стали, исполняемый под аккомпанемент гудков такси и смеха, вырывающегося из открытых окон. Воздух дрожал от жары, даже ночью, когда неоновые вывески Тиме-Сквер окрашивали асфальт в цвета радуги. Кондиционеры, высунувшиеся из окон как металлические языки, гудели в унисон, но их усилия тонули в липком мареве. По улицам струились запахи уличной еды — карри, хот-догов и карамели, смешанные с дымом сигар и ароматом цветущих каштанов в Центральном парке. На Бруклинском мосту влюбленные целовались, снимая селфи на фоне Манхэттена, а в переулках Сохо художники-граффитисты оживляли стены портретами забытых богов.

Но за этим фасадом, среди трещин в стенах старых домов и под лестницами элитных лофтов, существовал иной мир. Мир пыли, теней и тихой магии.

Глава 2: Лилу — та, кто дарила улыбки

Зубная фея Лилу была крошечной, ростом с ладонь ребенка, но её аура затмевала даже огни Эмпайр-Стейт-Билдинг. Её крылья, прозрачные, как лепестки орхидеи, мерцали перламутром, оставляя за собой шлейф серебряной пыли. Волосы цвета лунного света сплетались в косу, украшенную жемчужинами из застывших слез радости. Одежда её шилась из паутинок, вытканных пауками-долгожителями, и меняла цвет в зависимости от настроения — чаще всего нежно-голубой, как утреннее небо.

Лилу обожала детей. Не только за их молочные зубы, которые она аккуратно забирала, оставляя под подушками монетки с гравировкой созвездий. Она собирала их смех, запечатывая его в крошечные аметистовые флаконы, и лечила этим эликсиром кошмары взрослых. Её домом был старый фонарь на крыше здания в Гринвич-Виллидж, где свет её сердца заменял лампочку. Каждую ночь она пробиралась в комнаты через щели в рамах, обходя умные колонки и камеры нянь, словно танцуя вальс с опасностью.

«Спокойной ночи, ангелочек», — шептала она, касаясь лба спящего мальчика, чей зуб она только что взяла. Ребенок улыбнулся во сне, а Лилу, прижав ладошку к груди, почувствовала, как её крылья вспыхнули ярче.

Глава 3: Ночь, когда треснуло зеркало

Всё пошло не так в доме на 5-й авеню, где жила девочка Эмили. Её комната напоминала музей игрушек: куклы Барби в платьях от кутюр, роботы с ИИ и гигантская кровать в форме кареты. Лилу, пролетая мимо розового единорога на полке, потянулась за зубом, спрятанным под подушкой с принтом «Холодного сердца». Но край её крыла задел книгу — старый том «Сказок братьев Гримм», забытый на краю кровати.

Книга рухнула на пол с грохотом, будто гром среди ясного неба.

«Обнаружен неопознанный звук. Включено ночное освещение», — загудел голос умной колонки. Комната залилась слепящим синим светом. Лилу вскрикнула, метнулась в сторону, ударившись виском об острый угол кованой спинки кровати. Удар. Треск. Теплая струйка крови потекла по щеке.

Она замерла, дрожа. Кровь. На её руках. Кровь. Феи не истекают кровью. Их раны затягиваются звездной пылью. Но эта алая капля, упавшая на розовую простыню, была слишком реальной.

«Нет, нет, нет, это не я, это не может быть я...» — бормотала она, тыча пальцами в рану. Но кровь не останавливалась. В ушах звенело. Голос колонки продолжал бубнить что-то о вызове полиции.

Я умру. Я исчезну. Они найдут меня. Выбросят в мусор, как старую игрушку.

Её крылья свернулись, как опаленные листья. Перламутр потускнел, сменившись серым, как пепел после пожара. А потом... боль исчезла. Вместо неё в груди разлилась густая, сладкая ярость.

«Хорошо, — прошептала она, глядя на окно, где отражалась уже не она. — Если я должна быть монстром... то буду им».

Глава 4: Рождение Тени

Лилу больше не пряталась. Она вламывалась. Её крылья, теперь напоминавшие рваные черные полотна, хлопали, как паруса корабля-призрака. Платье стало цвета запекшейся крови, а жемчуга в косе заменили крошечные черепа, вырезанные из зубов. Её глаза, раньше светившиеся, как фонарики, теперь были два уголька в пустых глазницах.

Но главное — её магия. Раньше она забирала только те зубы, что были отданы добровольно. Теперь, если под подушкой не находилось «дара», она вырывала их сама. Щипцы из кости дракона (подарок от старого друга-гоблина) впивались в десны, пока комната не наполнялась детскими криками.

«Кхорн жаждет!» — рычала она, строя алтарь на чердаке заброшенной церкви в Бруклине. Зубы склеивались в пирамиду, увенчанную зеркалом, в котором мерцало нечто с клыками и рогами. Каждую полночь Лилу танцевала вокруг него, распевая гимн на языке, которого не знала даже сама:

«Кровь на камне, крик в тиши,
Кхорн, прими дары души!
Плоть — обертка, боль — закон,
Трещина в мирах зияет,
Зубом в бездну путь сверкает!
Мы — тень, что гложет солнце,
Ты — царь, чей трон в оконце.
Кхорн! Кхорн! Время платить!»

Дети Нью-Йорка начали исчезать. Сначала по одному. Потом десятками. Родители шептались о маньяке, полиция искала следы, а Лилу... Лилу смеялась, сидя на шпиле Крайслер-Билдинг. Её новый друг, Кхорн, шептал ей, что скоро врата откроются.

И она верила.

Эпилог: Город, который боится спать

Нью-Йорк больше не был прежним. Родители ставили железные решетки на окна, а под подушки клали не зубы, а перцовые баллончики. Но Лилу была повсюду: в скрипе половиц, в шепоте кондиционеров, в тенях от неоновых букв.

Она стала легендой. Страшной сказкой.

И где-то в глубине алтаря из зубов, зеркало Кхорна треснуло. Сквозь трещину что-то дышало. Что-то ждало...