Зубы и Законы

Грохот паровых машин врывался в сознание как адвокат в суд — шумно, настойчиво и с полной уверенностью в своей правоте. Марк Волков — теперь уже не совсем Марк и совершенно не Волков — медленно приоткрыл один глаз, затем второй, и обнаружил, что мир стал значительно ниже.

Точнее, он сам стал значительно выше.

Потолок над головой украшали медные трубы причудливого плетения, по которым с деловитым шипением путешествовал пар. Трубы переплетались между собой, как металлические лианы в джунглях прогресса, время от времени испуская облачка белесого пара через искусно выполненные клапаны в виде драконьих голов. Странные светящиеся кристаллы размером с куриное яйцо, заключенные в медные оправы, обеспечивали освещение явно не от "Мосэнерго". Свет был теплым, с легким голубоватым оттенком, и пульсировал в такт с каким-то невидимым ритмом.

Марк поднял руку и обомлел. Зеленая, мускулистая, покрытая мелкими шрамами, с венами, которые выступали под кожей как горные цепи на карте. Пальцы были толще и длиннее, чем он помнил, а ногти... ногти больше напоминали когти хищника. Каждый палец двигался с несвойственной прежнему телу силой и точностью.

— Ну охренеть, — произнес он вслух и испугался собственного голоса.

Низкий, с характерным рычанием, словно где-то в глубине горла сидел недовольный лев. Голос звучал так, будто его обладатель всю жизнь курил самые дешевые сигареты и запивал их промышленным спиртом. А когда он попытался выразить удивление посильнее, обнаружил, что во рту торчат небольшие, но вполне заметные клыки — не вампирские, а скорее волчьи.

Значит, это не белочка, — мрачно подумал Марк, ощупывая новую физиономию массивными пальцами. И даже не сон после корпоратива в "Праге".

Лицо... бывшее лицо теперь напоминало результат скрещивания человека с носорогом при участии талантливого скульптора. Широкая челюсть, выступающие скулы, нос с горбинкой, который явно пережил несколько переломов. Над бровями красовались небольшие костяные выросты — не совсем рога, но определенно не человеческие украшения. А уши... уши стали заостренными и подвижными, как у кота, только размером с блюдце.

Воспоминания нахлынули, как повестка в суд — внезапно и малоприятно. Автокатастрофа на Садовом кольце, когда он возвращался из очередного заседания по делу о банкротстве. Странный туман, который окутал разбитую машину. И голос — не мужской, не женский, скорее механический, как у автоответчика из будущего — обещавший "работу по специальности в мире, где честные юристы на вес золота".

Что ж, похоже, его специализация теперь — "орочье право".

Марк — теперь официально Грак Железнозуб, согласно документам на прикроватной тумбочке из полированного дерева с медными накладками — встал с кровати и тут же ударился головой о люстру. Хрустальные подвески зазвенели протестующе, а сама люстра закачалась, как корабль в шторм.

Его новое тело требовало отдельного изучения техники безопасности. Рост увеличился как минимум на полголовы, а мускулатура... мускулатура была такой, что любой посетитель спортзала повесился бы от зависти. Но это были не бодибилдерские горы мышц, а рабочая сила — жилистая, функциональная, предназначенная для драки и тяжелой работы.

Грак попробовал пройтись по комнате. Каждый шаг отдавался по деревянному полу гулким стуком — видимо, вес тоже прибавился существенно. Ноги стали шире, ступни больше, а походка... походка теперь напоминала движения тяжелого танка по пересеченной местности.

В голове откуда-то сидели знания местных законов, будто он готовился к экзамену всю жизнь. Не просто поверхностные сведения, а глубокое понимание правовой системы со всеми ее нюансами и подводными камнями.

Законы Паровой Империи — основополагающий документ, написанный сто лет назад императором Максимилианом Первым Паровым. Хитроумный свод правил, где каждая статья имела по три толкования в зависимости от того, кто ее читал.

Кодекс Магических Ремесел — регулировал все, что касалось использования магии в промышленности. От банального освещения кристаллами до сложных паровых автоматов с магической начинкой.

Устав о Расовых Привилегиях... Последний документ был особенно "радостным" — согласно ему, орки относились к "гражданам третьей категории" с ограниченными правами. Они могли работать, покупать недвижимость, но не могли голосовать, занимать государственные должности выше определенного уровня и свидетельствовать против граждан первой категории (людей) в суде. Примерно как бывшие судимые, только от рождения.

Отлично, — подумал Грак, разглядывая себя в зеркале из полированного металла. Я юрист, который сам нуждается в защите от дискриминации. Это даже символично.

Зеркало отражало существо, которое явно не вписывалось в стандартные представления о служителях Фемиды. Широкие плечи, мощная шея, руки, которые могли сломать человека пополам. И в то же время — умные глаза, в которых читались годы изучения законов, сотни проведенных дел, тысячи часов работы с документами.

Часы на стене — сложный паровой механизм с множеством шестеренок и стрелок — показывали половину восьмого утра. Минутная стрелка двигалась с характерным тиканьем, а секундная подрагивала от вибрации парового двигателя. Через полчаса его ждали в Канцелярии Городской Коллегии Адвокатов на Викторианской площади.

Первый орк-юрист в истории должен был получить свое первое назначение по "целевому договору" — бюрократический эвфемизм для "отработай пять лет за бесплатное образование, а потом посмотрим, оставим ли тебя в живых".

Одежда, висевшая в шкафу, была пошита явно на заказ — костюм из добротного серого сукна, белая рубашка с высоким воротником, галстук цвета металлик. Все размеры точно подогнаны под новое тело. Кто-то явно потрудился над его трансформацией основательно.

Обуваясь, Грак обнаружил, что его ноги теперь требуют ботинок на два размера больше. Кожа была мягкой, с металлическими пряжками вместо шнурков — видимо, завязывать шнурки такими лапищами было бы проблематично.

Выйдя из дома — небольшого двухэтажного здания из красного кирпича с коваными балкончиками, — Грак обнаружил, что живет в том, что местные называли Нижним районом. Не в смысле социальной деградации, а в буквальном — район располагался в низине между холмами, где стояли заводы и фабрики.

Новохромоград просыпался под симфонию индустриального прогресса. Паровые гудки разной тональности — от тонких писклявых на текстильных фабриках до мощных басовитых на металлургических заводах — создавали утреннюю мелодию. Лязг механизмов, шипение пара, ругань рабочих и погонщиков паровых дилижансов создавали неповторимый городской саундтрек.

Воздух был плотным, насыщенным запахами угля, металла, машинного масла и чего-то еще — магии. Она пахла озоном и корицей одновременно, будто в воздухе постоянно происходили маленькие грозы приправленные пряностями.

Улицы были замощены булыжником, но не абы как, а с умом. Между камнями проложили медные желобки для стока воды и конденсата от паровых машин. В некоторых местах из-под земли поднимались трубы, через которые выходил излишек пара от подземных коммуникаций.

Грак шагал по булыжной мостовой, изучая реакцию прохожих на свою персону. Каждый его шаг отдавался гулким стуком, а подошвы с металлическими набойками высекали искры из камней.

Реакция была... показательной.

Первым мимо проехал паровой омнибус — чудо инженерной мысли на восьми колесах, с трубой, торчащей из крыши, и рекламными плакатами по бокам. "Эликсир бодрости мистера Румфеля — заведи себя с утра!" — обещал один из плакатов, изображая улыбающегося господина с роскошными усами, который поднимал бутылочку с дымящейся жидкостью.

Кондуктор — худощавый человек в форменной фуражке с медными позументами — заметив Грака, демонстративно закрыл дверь прямо перед его носом. Паровые тормоза зашипели, омнибус дернулся и поехал дальше, окутывая Грака облаком пара с запахом угля.

На тротуаре группа рабочих-людей в замасленных комбинезонах расступилась, освобождая ему дорогу с таким видом, будто он нес бубонную чуму в особо крупных размерах. Некоторые даже зажали носы, хотя Грак был уверен, что пах он вполне прилично — мылом с запахом сосны и табачной отдушкой.

— Смотри, зеленый идет, — шепнул один из них своему товарищу, человеку с лицом, изборожденным шрамами от искр. — Небось в армию записываться. Или в гладиаторы.

— Нет, — возразил второй, поправляя кожаный фартук, — видишь, портфель несет? Наверно, по делам каким. Может, долги собирает для кого-то из богатых.

— А может, сам должник, — добавил третий с усмешкой. — Идет извиняться перед кредиторами.

Грак усмехнулся, слушая их рассуждения. Если бы знали, что я собираю не долги, а юридические прецеденты.

У витрины табачной лавки "Дым отечества" он остановился, изучая свое отражение в полированном стекле. Широкие плечи, мощная челюсть, небольшие рога над бровями — классический орочий набор для запугивания должников. Но в глазах все еще читался интеллект юриста, привычка анализировать и взвешивать. Получалось довольно необычное сочетание — примерно как увидеть слона в балетной пачке.

За стеклом витрины красовались коробки с табачными изделиями — от простых сигарет до изысканных трубочных смесей. Одна из коробок была украшена портретом орка в военной форме с подписью: "Табак Генерала Грома — для настоящих воинов". Видимо, среди орочьего племени тоже были знаменитости.

— Простите, господин, — обратился к нему пожилой гоблин, стоявший рядом со стопкой газет. — Вы случайно не тот самый орк-юрист, о котором в "Индустриальном Вестнике" писали?

Гоблин был совсем небольшого роста, даже по гоблинским меркам, с кожей цвета старого пергамента и ушами, которые торчали в стороны, как крылья летучей мыши. Одет он был в потертый пиджак с заплатами и шляпу, которая явно помнила лучшие времена.

— Увы, это я, — кивнул Грак, доставая из кармана мелочь — медные монеты с изображением императора в паровой короне. — Грак Железнозуб, к вашим услугам. Хотя услуги мои теперь больше юридические, чем силовые.

Гоблин просиял, показав редкие, но крепкие зубы.

— Ну и дела! А мой внук все говорит — дед, хочу в школу для людей поступить, хочу инженером стать. А я ему — куда тебе, мол, нашему брату место только в механических мастерских да на фабриках. А теперь вот... времена меняются! Может, и он когда-нибудь...

— Меняются, — согласился Грак, принимая свежий экземпляр "Индустриального Вестника". — Правда, не всем это нравится.

Газета была отпечатана на хорошей бумаге, с четкими фотографиями, сделанными с помощью магических кристаллов. Его упоминали в заметке на третьей странице: "Сегодня в Коллегии Адвокатов приступает к работе первый представитель орочьей расы. Данный прецедент вызвал живые дискуссии в юридическом сообществе".

Дискуссии, судя по всему, были действительно живыми — настолько, что еле дышали. В сопутствующих статьях высказывались разные мнения: от "это начало конца цивилизации" до "давно пора давать равные возможности всем разумным существам". Большинство комментаторов сходились на том, что "это интересный эксперимент".

Эксперимент, — мысленно фыркнул Грак. Я для них подопытная крыса в костюме.

Здание Городской Коллегии Адвокатов возвышалось среди дымящих фабричных труб как аристократ среди рабочих — элегантно, надменно и с явным ощущением собственного превосходства. Пятиэтажное здание из красного кирпича с белыми известняковыми украшениями выглядело как дворец, случайно заблудившийся в промышленном районе.

Медные украшения — резные листья, геральдические животные, абстрактные узоры — покрывали фасад, как драгоценная инкрустация. Витые лестницы из черного металла вели к массивным дубовым дверям, украшенным барельефами с изображениями весов правосудия, мечей и книг.

Над главным входом красовался девиз: "Fiat Justitia Ruat Caelum" — "Да свершится правосудие, хотя бы небеса обрушились". Буквы были выбиты в мраморе и инкрустированы золотом, которое сверкало в лучах утреннего солнца.

Все кричало о солидности, традициях и нежелании что-либо менять. Особенно нежелании впускать в свои священные стены орков в адвокатских мантиях.

Швейцар у входа — человек средних лет в форменном сюртуке, украшенном золотыми галунами, — оглядел Грака с видом энтомолога, изучающего особо экзотическое насекомое. Его усы были закручены в идеальные спирали, а монокль поблескивал на золотой цепочке.

— По какому вопросу? — поинтересовался он тоном, который ясно подразумевал, что правильный ответ — "ошибся адресом и сейчас уйду".

— Новый сотрудник, — ответил Грак, протягивая пачку документов в кожаной папке. — Общественная адвокатура.

Швейцар изучил бумаги с таким выражением лица, будто они были написаны на древнеэльфийском языке исчезнувшими чернилами. Он поднес к глазам монокль, покрутил документы, подержал их на свет, принюхался.

— Хм... все печати на месте... подписи выглядят подлинными... — проговорил он с глубоким сомнением в голосе. — Проходите. Лифт направо, третий этаж. Только... только ведите себя прилично.

Паровой лифт оказался чудом инженерной мысли и предметом гордости здания. Медная кабина с витыми решетками, украшенная гравировками судебных процессов прошлых веков, поднималась с характерным пыхтением. Паровой двигатель, спрятанный где-то в подвале, работал настолько плавно, что подъем больше напоминал полет воздушного шара.

Лифтер — молодой человек в форменной фуражке и с лицом, на котором еще не высохли следы юношеских прыщей — всю дорогу пялился на Грака, будто тот был говорящей обезьяной из бродячего цирка.

— Третий этаж, — объявил он дрожащим голосом, когда кабина остановилась. — Общественная адвокатура. С-с-счастливо оставаться.

— Спасибо, — сказал Грак, выходя из лифта. — И не волнуйтесь, я не кусаюсь. По крайней мере, в рабочее время.

Лифтер побледнел еще больше и торопливо закрыл за ним дверь.

Коридоры Коллегии гудели деловыми разговорами, как улей в медовый сезон. Адвокаты в дорогих костюмах из лучших тканей, с золотыми цепочками карманных часов и печатками с фамильными гербами, обсуждали дела на суммы, от которых у простого смертного поседели бы волосы и пожелтели зубы.

— ...и тогда я сказал судье: "Ваша честь, мой клиент не может быть признан виновным в мошенничестве, поскольку его магические способности находятся в пределах естественных для его расы..."

— ...сумма иска составляет сто тысяч золотых паровых, плюс компенсация морального вреда...

— ...завод остановился из-за забастовки, но по контракту мы не несем ответственности за форс-мажорные обстоятельства...

Клерки в синих форменных жилетках носились с папками и стопками документов, как муравьи с крошками после пикника. Их лица выражали ту особую смесь усталости и важности, которая свойственна людям, знающим секреты, но не имеющим власти их использовать.

Секретарши в элегантных платьях с множеством пуговиц и рюшечек щебетали о последних новостях высшего света — кто женился, кто разорился, кто получил новый титул от императора за выдающиеся заслуги в области паровой инженерии.

Появление Грака произвело эффект разорвавшейся бомбы в библиотеке. Все разговоры стихли одновременно, как будто кто-то повернул невидимый рычаг. Головы повернулись в его сторону, глаза уставились, и в воздухе повисла тишина, которую можно было резать не только тупым, но и острым ножом.

— Смотрите, это тот самый... — начал кто-то шепотом.

— ...орк-юрист. Говорят, даже экзамены сдал по всем правилам...

— ...интересно, как он книги читает, или ему картинки показывают?

— ...а вдруг он сорвется прямо в зале суда? Представляете скандал...

— ...слышал, что его специально натаскивали. Какой-то эксперимент...

Грак усмехнулся про себя, продолжая идти по коридору. Если бы они знали, что я читаю не только книги, но и между строк. И что я сдавал экзамены, когда они еще в штанишках бегали.

Один из старших адвокатов — щеголеватый тип лет сорока пяти в костюме, который стоил больше, чем средняя годовая зарплата, — даже не попытался скрыть презрение. Его жилет был расшит золотом, а часы с цепочкой явно сделаны лучшими мастерами империи.

— Ну вот, теперь и зверей к нам пускают, — произнес он достаточно громко, чтобы все слышали. — Что дальше, гоблинов в Высокий суд назначат? Или кентавров в прокуратуру?

Что-то горячее поднялось в груди Грака. Не просто гнев — это было что-то более первобытное, более опасное. Желание схватить наглеца за дорогой галстук, поднять над головой и объяснить правила хорошего тона самым наглядным способом. Мышцы напряглись, зубы сжались.

Стоп, — остановил он себя, делая глубокий вдох. Ты не на арене гладиаторов. Ты в храме правосудия. Действуй соответственно.

— Простите, — обратился Грак к щеголю с самой вежливой улыбкой, какую только мог изобразить, — а вы случайно не специализируетесь на делах о клевете? Потому что у меня может скоро появиться для вас работа. Причем высокооплачиваемая.

Адвокат покраснел до корней волос и поспешно отвернулся. Окружающие прыснули от смеха, и напряжение в воздухе немного спало. Несколько младших клерков даже кивнули Граку с одобрением.

— Хорошо сказано, — шепнул один из них другому. — Может, не такой он и дикий, этот орк.

Кабинет номер 23 располагался в конце коридора, где заканчивались мраморные панели с золотыми завитушками и начиналась простая деревянная обшивка. Разница была разительной — словно попал из дворца в обычную контору.

Табличка на двери из потертой меди гласила: "Х. Бронсон, руководитель отдела общественной адвокатуры". Под табличкой кто-то приклеил небольшую записку, написанную от руки: "Здесь защищают тех, кто не может себе позволить защиту".

Грак постучал в дверь — три коротких удара, как учили в юридическом институте.

— Войдите, — раздался усталый голос.

За массивным дубовым столом, покрытым царапинами и пятнами от чернил, сидел человек средних лет с усами в стиле "отставной капитан" и глазами усталого идеалиста. Перед ним лежали горы документов, аккуратно разложенные по стопкам с этикетками: "Срочные дела", "Дела на рассмотрении", "Дела в архив", "Дела безнадежные".

Рядом дымилась трубка с табаком, который явно не продавался в обычных лавках — слишком сложный аромат, с нотками ванили и корицы. На стенах висели дипломы, портреты знаменитых юристов и одинокая фотография — мужчина в адвокатской мантии рядом с женщиной в свадебном платье.

— Значит, вы наша новая сенсация, — сказал Бронсон, не поднимая глаз от бумаг. — Грак Железнозуб. Имя звучит... внушительно. И несколько устрашающе.

— Хармонд Бронсон, полагаю? — Грак сел на предложенный стул, который издал протестующий скрип под его весом. — Приятно познакомиться с человеком, который защищает справедливость.

— Справедливость — громкое слово, — хмыкнул Бронсон, наконец подняв глаза. — Мы здесь скорее латаем дыры в системе. Большие дыры, маленькими заплатками. Иногда успешно, иногда не очень.

Он внимательно оглядел Грака, изучая его лицо с профессиональным интересом.

— Прямо скажу, мистер Железнозуб — ваше назначение сюда вызвало... бурное обсуждение. Одни говорят, что это прогресс и символ новой эпохи. Другие — что это конец цивилизации и начало хаоса. Третьи просто делают ставки в букмекерских конторах, сколько дней вы продержитесь.

— А на что ставите вы? — с любопытством спросил Грак.

— Я не играю в азартные игры, — усмехнулся Бронсон, затягиваясь трубкой. — Слишком много в жизни видел, чтобы верить в случайность. Но если бы играл, поставил бы на то, что вы нас всех удивите. В ту или иную сторону.

Он открыл ящик стола и достал папку, перевязанную красной ленточкой.

— У меня для вас есть дело. Простое, но показательное. Гоблин по имени Зик Шестеренка — имя, кстати, самовыбранное, при рождении его звали как-то совершенно невыговоримо. Обвиняется в краже медных деталей с фабрики "Коггинс и сыновья".

Грак принял папку, чувствуя ее вес. Документы были плотными, официальными, с печатями и подписями.

— "Простое" дело редко бывает простым, — заметил он. — В чем подвох?

— Умно, — одобрил Бронсон. — Подвох в том, что Зик утверждает — он брал детали по устному распоряжению мастера. А мастер это категорически отрицает. Классика жанра — слово гоблина против слова человека.

— И обычно в таких случаях выигрывает...

— Человек. Почти всегда, — Бронсон затянулся трубкой, выпуская кольцо дыма. — Традиции, понимаете ли. Но у нас есть секретное оружие.

— Какое?

— Вы. Орк, защищающий гоблина — это уже само по себе заявление. Политическое, социальное, юридическое. Судья Торнтон, который будет вести дело, старой школы. Он не любит перемен, но он честен и не терпит ложь в своем зале.

— Когда суд?

— Завтра в два часа дня. И, мистер Железнозуб... — Бронсон серьезно посмотрел на него. — Это больше, чем просто дело о краже медных деталей. Это тест. Для вас, для меня, для всей системы. Если вы выиграете, это откроет дорогу другим. Если проиграете...

— Если проиграю, буду первым и последним орком-юристом в истории, — закончил Грак. — Понятно.

Городская тюрьма встретила Грака запахом пара, сырости и человеческого отчаяния. Здание из серого камня с маленькими окошками, затянутыми железными решетками, выглядело мрачно даже по стандартам пенитенциарной архитектуры. Над главным входом красовалась надпись: "Отчаявшиеся, оставьте надежду".

Кто-то из заключенных имел чувство юмора — под официальной надписью мелом было написано: "Или хотя бы деньги на взятки".

Тюремщик на входе — человек с лицом, которое видело слишком много горя и слишком мало радости — изучил документы Грака с профессиональным скептицизмом. Его форма была изрядно потрепана, а ключи на поясе звенели при каждом движении.

— Орк-адвокат, — проговорил он задумчиво, почесывая седую бороду. — Это что, новая мода? Или кто-то из богатых развлекается?

— Скорее эволюция, — ответил Грак. — Мне нужно увидеть Зика Шестеренку.

— Гоблина-воришку? — тюремщик усмехнулся. — Следуйте за мной. И без фокусов — камеры тут под паровым запором, но у меня есть дубинка. И я не боюсь ее применить.

Коридоры тюрьмы эхом отзывались на каждый шаг. Паровые трубы тянулись под потолком, как металлические змеи, периодически выпуская облачка пара через предохранительные клапаны. Из камер доносились голоса заключенных — жалобы на судьбу, попытки петь песни, попытки торговаться с невидимыми богами.

— Я невиновен! — кричал кто-то из камеры номер пять. — Это все подстава!

— А я виновен, но меня неправильно поняли! — отвечал голос из камеры номер семь.

— А я вообще не помню, что делал! — добавлял третий голос.

Зик Шестеренка содержался в камере номер двенадцать — небольшой комнате с койкой, столом и решетчатым окном. Он оказался небольшим даже по гоблинским меркам, ростом едва доходящим Граку до груди. Его зеленовато-серая кожа была покрыта мелкими шрамами от работы с механизмами — порезы от металлических стружек, следы от искр, мозоли от тяжелых инструментов.

Длинные пальцы были испачканы машинным маслом, которое въелось так глубоко, что никакое мыло его не взяло. В глазах читалась смесь страха и той особой обреченности, которая приходит к тем, кого система уже мысленно приговорила.

— Вы... мой адвокат? — спросил он с сомнением, оглядывая Грака. — Первый раз вижу орка в костюме. Обычно ваши в армии служат или в шахтах работают.

— И я первый раз вижу гоблина, обвиняемого в краже того, что он мог взять законно, — ответил Грак, садясь на единственный стул. — Расскажите все с самого начала. И не приукрашивайте — я не судья, я ваш защитник.

Зик нервно сглотнул, потер руки.

— Работаю я на фабрике "Коггинс и сыновья" уже пять лет. Механические игрушки делаем — для детей богатых. Заводных солдатиков, танцующих балерин, паровые паровозики. Хороший я работник, руки золотые, мастер меня всегда хвалил. Даже премию давал на праздники.

— Устроились легально?

— Конечно! Все документы в порядке, налоги плачу, в гильдию механиков записан. Я честный работник, не какой-то бродяга.

— Продолжайте.

— И вот неделю назад, в понедельник это было, приходит ко мне мастер Коггинс — сам хозяин, не кто-то там — и говорит: "Зик, нужно срочно отнести детали в мастерскую через дорогу. Там заканчивают специальную игрушку для сына барона Редмонда. Детали нужны особые, редкие.

Грак кивнул, делая пометки в блокноте.

— А что это была за мастерская через дорогу?

— Там старый мастер Финч работает. Он специализируется на сложных механизмах, которые нам не по зубам. Иногда мы с ним сотрудничаем по особым заказам.

— И вы раньше туда детали носили?

— Раз пять или шесть за последние два года. Но всегда с письменным разрешением. — Зик вытащил из кармана потертый кошелек и показал несколько бумажек. — Вот, все сохранил. Привычка такая.

Грак изучил документы. Почерк был одинаковый — явно принадлежал одному человеку. Печать фабрики, подпись мастера Коггинса.

— А на этот раз письменного разрешения не было?

— Нет. Коггинс сказал — срочно очень, времени на бумажки нет. Мол, клиент на месте, ждет. А я... — Зик опустил глаза. — А я поверил. Дурак я, поверил.

— Расскажите подробнее про тот день. Что еще происходило на фабрике?

Зик задумался, морща лоб.

— Ну... утром была проверка. Приехали какие-то важные люди из городской администрации. Мастер Коггинс нервничал, бегал, всех торопил. Говорил, что нужно показать фабрику с лучшей стороны.

— А новый начальник смены, Гаррисон, он тоже нервничал?

— Гаррисон? — Зик усмехнулся горько. — Тот вообще как на иголках был. Все время кого-то ругал, кричал, что работники слишком медленно работают. А когда увидел проверяющих, сразу зализывать начал.

— Интересно, — проговорил Грак. — А охранник, который вас поймал, он давно работает на фабрике?

— Бринкс? Да он недавно только. Недели три как устроился. Раньше там старый Томми работал, добрый был. А этот... — Зик поежился. — Этот злой. Говорит, что слишком много воришек развелось среди рабочих.

Грак закрыл блокнот. Картина начинала складываться, но пока была неполной.

— Зик, я займусь вашим делом. Но мне нужно поговорить с несколькими людьми. А вы пока держитесь. И помните — мы с вами сражаемся не только за медные шестеренки. Мы сражаемся за право быть услышанными.

— Вы правда думаете, что поможете? — в голосе гоблина звучала робкая надежда.

— Я не просто думаю. Я знаю, — ответил Грак, вставая. — Завтра в суде все увидят, что справедливость не имеет цвета кожи.

***

Фабрика располагалась в Промышленном квартале, где воздух был настолько густым от дыма и пара, что его можно было жевать. Высокие кирпичные трубы торчали, как пальцы великана, а из окон мастерских доносились звуки работающих механизмов.

Вывеска "Коггинс и сыновья — Механические игрушки высшего качества" красовалась над главными воротами. Рядом висел плакат: "Требуются рабочие! Хорошая оплата! Социальные гарантии!"

Социальные гарантии, — мысленно фыркнул Грак. Интересно, входит ли в них защита от ложных обвинений?

Охранник у ворот — тот самый Бринкс, судя по описанию — оглядел Грака с подозрением.

— По какому вопросу? — спросил он, поправляя дубинку на поясе.

— Адвокат, — ответил Грак, протягивая визитку. — Представляю интересы Зика Шестеренки.

Бринкс побледнел.

— Этого воришки? А чего тут... то есть, зачем вам...

— Мне нужно поговорить с мастером Коггинсом и осмотреть место происшествия. Имею на это полное право согласно статье 47 Уголовного кодекса.

— Но... но мастер занят...

— Тогда подождем, — спокойно сказал Грак. — У меня есть время.

Через пять минут появился сам мастер Коггинс — мужчина лет пятидесяти, с лицом, которое видело лучшие времена. Его руки были в машинном масле, а фартук — в металлической стружке.

— Вы по поводу гоблина? — спросил он без предисловий. — Я уже все рассказал полиции. Никого никуда не посылал.

— Мистер Коггинс, — вежливо начал Грак, — я понимаю, что это неприятная ситуация. Но не могли бы вы показать мне маршрут, по которому Зик должен был нести детали?

— Да нет никакого маршрута! — раздраженно воскликнул Коггинс. — Я же говорю, не посылал я его!

— Тогда покажите мне, где хранятся детали. Чисто для понимания ситуации.

Коггинс нехотя провел его в мастерскую. Помещение было заполнено верстаками, на которых лежали детали механических игрушек. Медные шестеренки, пружины, мелкие болтики — все аккуратно разложено по ящикам.

— Вот отсюда Зик взял детали, — показал Коггинс на один из ящиков. — А я в это время был... — он замялся.

— Где были? — мягко спросил Грак.

— В... в своем кабинете. Документы разбирал.

— А кто еще видел Зика, когда он брал детали?

— Ну... рабочие несколько. Гаррисон тоже был рядом.

— Можно с ними поговорить?

Коггинс явно нервничал.

— Они заняты. Заказ срочный.

— Понимаю. А мистер Гаррисон?

— Гаррисон? Он... он сейчас не здесь. Отлучился по делам.

Грак кивнул, продолжая изучать мастерскую. Что-то здесь было не так. Коггинс явно что-то скрывал.

— Мистер Коггинс, — сказал он наконец, — а не могли бы вы показать мне журнал выдачи деталей? Для полноты картины.

— Какой журнал? — Коггинс побледнел.

— Ну, вы же ведете учет расходных материалов? Это требование налогового кодекса.

— Конечно ведем! Просто... просто он у бухгалтера.

— Прекрасно. Пойдемте к бухгалтеру.

Коггинс заметался глазами, как загнанный зверь.

— Бухгалтер заболел. Неделю уже не приходит.

— Как жаль, — участливо проговорил Грак. — А журнал где хранится?

— В... в сейфе. А ключ у бухгалтера.

— Понятно. — Грак улыбнулся. — А не могли бы вы объяснить, почему вам так не хочется показать мне этот журнал?

— Да что вы такое говорите! — возмутился Коггинс. — Просто нет его здесь!

— Хорошо. Тогда последний вопрос. Скажите, а проверка на прошлой неделе прошла успешно?

Коггинс замер.

— Какая проверка?

— Та, что была в день происшествия. Зик рассказал, что приезжали важные люди из администрации.

— А... да. Обычная проверка. Все в порядке было.

— И что проверяли?

— Ну... технику безопасности. Условия труда. Обычные вещи.

— И никаких нарушений не нашли?

— Никаких! — слишком быстро ответил Коггинс.

Грак кивнул и направился к выходу.

— Спасибо за беседу, мистер Коггинс. Увидимся завтра в суде.

— Да, конечно... — растерянно пробормотал мастер.

Мастерская через дорогу разительно отличалась от фабрики Коггинса. Если та была похожа на улей, то здесь царила атмосфера уютной лавки древностей. Старинные часы тикали на стенах, а на полках стояли удивительные механические устройства.

Сам мастер Финч оказался древним гномом с седой бородой и очками-лупами на носу. Он возился с каким-то сложным механизмом, состоящим из десятков шестеренок.

— О, орк в костюме! — воскликнул он, не отрываясь от работы. — Редкое зрелище в наши дни. Чем могу помочь?

— Грак Железнозуб, адвокат, — представился Грак. — Хотел бы поговорить с вами о Зике Шестеренке.

— А, бедолага! — покачал головой Финч. — Хороший мастер, золотые руки. Жаль, что так вышло.

— Вы знаете Зика?

— Конечно! Он мне детали несколько раз приносил. Работы у Коггинса иногда требуют особых механизмов, которые я делаю. Взаимовыгодное сотрудничество.

— А на прошлой неделе он приходил?

Финч задумался.

— Нет, не приходил. А должен был?

— Он утверждает, что нес вам детали по поручению мастера Коггинса.

— Странно, — пробормотал гном. — Никто меня не предупреждал. И заказов от Коггинса сейчас нет.

— А когда в последний раз был заказ?

— Месяц назад. Механизм для музыкальной шкатулки. Сложная работа, три недели делал.

Грак записал это в блокнот.

— Мастер Финч, а вы не знаете, есть ли у мастера Коггинса какие-то проблемы? Финансовые, например?

Старый гном поправил очки.

— Ну... слухи ходят разные. Говорят, что дела идут не очень. Конкуренция усилилась, заказов меньше стало. А тут еще эти проверки...

— Проверки?

— Да, из администрации приезжают, все вынюхивают. Налоги проверяют, условия труда, соблюдение законов о труде разных рас. Некоторые фабрики уже закрыли из-за нарушений.

— А фабрика Коггинса?

— Пока держится. Но Коггинс нервничает сильно. Даже к знахарю ходил, настойку от бессонницы покупал.

Грак поблагодарил гнома и вышел на улицу. Пазл медленно складывался. Фабрика в трудном положении, проверки, нервный хозяин, новый охранник... А в центре всего этого — честный гоблин, который стал козлом отпущения.

Вечерняя подготовка

Вернувшись в свой кабинет, Грак разложил все собранные материалы на столе. Дело становилось все интереснее.

С одной стороны — Зик Шестеренка, честный рабочий с безупречной репутацией и документами, подтверждающими его добросовестность.

С другой — мастер Коггинс, который явно что-то скрывал, нервничал и не мог внятно объяснить свои действия.

Между ними — Гаррисон, новый начальник смены, который не любил "зеленых" и исчез именно тогда, когда его показания могли бы прояснить ситуацию.

А еще — Бринкс, охранник, который поймал Зика и который тоже работал на фабрике всего несколько недель.

Слишком много совпадений, — думал Грак, разглядывая схему событий. Новый охранник, новый начальник, проверки, финансовые проблемы... А в центре всего этого — удобный козел отпущения.

Он взял чистый лист бумаги и начал составлять план защиты. Завтра в суде ему предстояло не просто доказать невиновность Зика, но и показать, что система правосудия может работать справедливо, независимо от расы обвиняемого.

Что ж, — усмехнулся Грак, затачивая перо. Время показать этому городу, что орк может быть не только силой, но и мозгами. И что справедливость — это не привилегия, а право.

За окном сгущались сумерки, а паровые фонари зажигались один за другим, освещая улицы Новохромограда. Где-то в тюрьме сидел напуганный гоблин, надеясь на чудо. А в элегантном особняке, возможно, мастер Коггинс не спал, размышляя о том, как выкрутиться из неприятной ситуации.

Но здесь, в небольшом кабинете общественной адвокатуры, орк в костюме готовился к бою. Не с мечом и топором, а с законом и логикой. И этот бой мог изменить многое — не только для одного гоблина, но и для всех тех, кто привык считать правосудие недоступной роскошью.