ЗВЕРЬ.
Я смотрю в темноту, я вижу огни.
Это где-то в степи полыхает пожар.
Я вижу огни, вижу пламя костров.
Это значит, что здесь скрывается зверь.
Я гнался за ним столько лет, столько зим.
Я нашел его здесь, в этой степи.
Слышу вой под собой, вижу слезы в глазах.
Это значит, что зверь почувствовал страх.
Nautilus Pompilius
Восемь закутанных в черные саванны человек несли по улицам прячущегося в ночи города большой закрытый паланкин. Их никто не видел – древняя, страшная магия хранила носильщиков от посторонних глаз. Мимо проезжали автомобили, сверкая горящими глазами фар, проходили спешащие в собственные лабиринты пустоты люди, а в нависающей над крышами трясине неба бесновалась обнаженная в своей жестокости воронья стая. Все это отдавало обостренным психозом, которым был поражен исполинский человеческий муравейник, населенный беспечными эфемерными мотыльками, способными забывать о скорой гибели. Несущие паланкин были не такими – они вообще не принадлежали к роду человеческому, презирая двуногих обитателей двухмиллионной клоаки. Под капюшонами невозможно было разглядеть лиц, но вот один из носильщиков поднял склоненную голову к полной луне и что-то пролаял на пугающем, нелюдском языке. Капюшон упал ему на плечи, и холодным мерцающим созвездиям в запредельной вышине открылась рогатая железная маска, по которой ползали трупные черви. Они выталкивали свои жирные толстые тельца из щелей на месте носа и рта, оставляли на металле влажные следы и вновь скрывались под маской. Остановившись при звуках жуткого голоса, остальные носильщики опустили паланкин на землю и тоже откинули капюшоны. Все они были в абсолютно одинаковых масках, напоминающих одновременно лики демонов и морды хищных тварей. Дверь паланкина открылась, и наружу выбралась высокая костлявая фигура, одетая в такой же ветхий саван, что и у существ в масках. Из длинных рукавов высунулись, словно худые суставчатые насекомые, гниющие кисти с длинными когтистыми пальцами, отбросившие капюшон. Голова чудовища была гладко выбрита и покрыта сочащимися гноем язвами, она выглядела как череп, с которого облезают клочья плоти. Когда кожи существа коснулся лунный свет, стало видно, что оно двулико – второе лицо располагалось на затылке. Оно корчилось в уродливых гримасах, скалило желтые клыки, с обвисших губ бежала пузырящаяся желтая слюна. Тварь сделала несколько шагов вперед и покинула скрытый карман пространства, в котором оставалась невидимой вместе с носильщиками паланкина. Она вышла в ночь, поглотившую город, и оказалась во дворе безобразного многоэтажного дома, растянувшегося вдоль улицы, словно упавший на бок мертвец. Тварь замерла, ее ноздри расширились, впитывая ароматы многоэтажных трущоб, пытаясь различить среди них сухой, колючий запах охотников. Пока что ей это не удалось – существа с темной стороны Луны еще не вошли в город, а это значит, что до поры до времени здесь было безопасно. Населяющие это место разумные полуобезьяны не могли причинить вред пришельцам – как и большинство созданий, обитающих на этом уровне реальности. Чудовище посещало многие планеты и планы бытия, и до сих пор его могущество нигде не подвергалось сомнению. Значит, и здесь все пройдет без неожиданностей.
Вместе с носильщиками оно вошло в подъезд и стало подниматься по лестнице, ища тот самый скрытый, потайной этаж, где они могли оставаться недосягаемыми для посторонних глаз. На площадке между седьмым и восьмым этажами они остановились, и Двуликий провел по стене шестипалой ладонью. Тьма, пожравшая внутренности кирпичного саркофага, озарилась гнилостным свечением, и откуда-то из каменной утробы пришел низкий мощный гул, вскрывший стену дома. Проход замерцал радужной мембраной, позволяя существам в саваннах и их предводителю Двуликому войти в потаенную область, куда невозможно проникнуть с иных уровней реальности, не обладая особым знанием. Здесь их никто не мог побеспокоить, что и требовалось Двуликому вместе с его свитой.
Это не было комнатой и даже пространством в привычном смысле слова. Со всех сторон к вошедшим протянулись чешуйчатые щупальца, растущие из висящих в воздухе исполинских глыб угольно-черной смолы или чего-то, сильно похожего на нее. Это вещество находилось в непрерывном движении, как и лицо на затылке Двуликого, оно так же корчилось и пузырилось, выбрасывая вовне все новые и новые отростки. Поверхность под ногами идущих медленно вздымалась и опускалась, точно спина невиданного зверя. Двуликий поднял руку, и все остановились, подчиняясь жесту. Второе лицо чудовища скукожилось, сморщилось и забормотало что-то невнятное, не похожее на привычный человеческий язык. Закружился черный вихрь, звезды в небесах превратились в глаза бессмертных тварей, личинок утративших имена богов, щупальца защелкали пробившимися из-под шкуры клювами, и вокруг рабов Двуликого вырос целый лес из менгиров, освещаемых красным солнцем. Двуликий оскалился обоими ртами и захохотал, его смех напоминал одновременно радость гиены и шакала. Вслед за ним зарычали, захихикали остальные существа.
Красный карлик посылал им иссушающий жар, и не было от него спасения.
# # #
Замок высился над Болотом Сна как указующий перст, иззубренный коготь или дряхлый, рассыпающийся скелет – с последним его роднил исполинский череп селенита, лунного великана-циклопа, венчающего главную башню. Когда-то подобные монстры заселяли всю темную сторону земного спутника, однако несколько веков назад их раса практически вымерла, а последних живых представителей, скрывающихся на дне лунных морей среди мрака и смертоносного холода, вырезали переселившиеся с Земли храмовники. Они заселили опустевшие гигантские строения, превратив их в укрепленные крепости, с помощью хранимого за семью печатями тайного знания установили внутри привычную земную гравитацию и углубились в непонятные посторонним наблюдателям исследования черной воронки небытия, зависшей над их головами. Космос манил храмовников своей непознаваемостью, они поклонялись ему как развоплощенному гению, чудовищному Князю Мира, произвольно раскинувшему на своих просторах семена разума и жизни. Луна, на которой они обитали, не была привычной и скучной земной луною, но являлась ее отражением, странным и страшным двойником из кривого зеркала, на котором существовала пусть слабая, разреженная, но все же пригодная для дыхания атмосфера. Эта луна одновременно присутствовала в более чем сотне планов бытия, и повсюду на ней громоздили свою каменную плоть жуткие замки, внутри которых скрывались тени и демоны. Луна не в силах была удержать свою тонкую прослойку атмосферы, чьи клочья безжалостно вырывались и уносились в открытый космос, потому стоящий на балконе замка храмовник носил не только доспехи, но и дыхательную маску, похожую на рыло вепря-секача. Сам замок был укрыт кислородным коконом, созданным сумрачным гением храмовников.
Из-за плеч человека торчали рукояти двух гладиусов. Рыцарь глядел вдаль, на вырастающие из земли на горизонте трубы подземных заводов, производящих кислород. Когда-то их построили здесь пришельцы, временно обосновавшись на луне в своем бесконечном путешествии через вселенную, но и после их ухода совершенные механизмы иной цивилизации продолжали выполнять заданную им функцию. Звали рыцаря Номах, и взгляд его сухих черных глаз пронзал бессчетные километры злого черного пространства, глядя на сияющую, точно мокрая брошь в холодной оправе космоса, Землю. Он глядел и видел там, далеко-далеко, как голубую планету медленно, исподволь поражала гниль, гнездясь в похожем на разрытую могилу городе.
За спиной храмовника раздались шаги. Номах обернулся и увидел входящего на балкон Гарда – собрата по ордену, облаченного в такие же доспехи и дыхательную маску. За спиной у него висели два скрещенных акинака. Гард послал ему ментальный сигнал – храмовники давным-давно научились пользоваться телепатией для общения друг с другом. Номах улыбнулся под маской и кивнул в сторону распростершейся на ткани космоса планете.
«- Что ты видишь?» – спросил Гард, подходя к балконным периллам. Он проследил за взглядом Номаха, ощущая разливающуюся вокруг них тревогу.
« - Он пришел» - произнес Номах. – «Мы так долго ждали, что едва не пропустили Его».
« - Вспомни слова Магистра» - сказал Гард – «Не вижу зла, не слышу зла, не изрекаю зла».
« - Мы слишком долго были слепы. Придется за это расплачиваться».
« - Но кто сразится со Зверем? Те, кто прежде противостояли ему, сами давно превратились в чудовищ».
« - Если ради победы над Ним нужно лишиться себя в себе, я готов к этому».
Они смотрели на Болото Сна, эту исполинскую впадину, по дну которой ползали адские твари величиной с дом – напоминающие мокриц создания, служившие некогда предметом охоты циклопам-селенитам. Еще до прихода на луну храмовников эти существа, как и вся небелковая жизнь на темном спутнике, сражались друг с другом и бесконечно пожирали павших, не в силах вырваться из замкнутого круга каннибализма и насилия. Тогда на мокрицах ездили Погонщики-Ублюдки – инсектоиды, крепко держащиеся своими когтями за кремниевый панцирь и посылавшие в тела скакунов электромагнитные импульсы. Они умели сгонять мокриц в стада, перемещаясь на огромных мертвых территориях. Угрозой для них были не только селениты-великаны, но и муравьиные львы – зарывшиеся в лунный грунт чудовища со множеством клешней на концах щупалец, пожиравших все, что попадало в их воронку. Вообще вся богатая лунная фауна находилась в непрестанном состоянии вражды друг с другом, доставляя переместившимся сюда храмовникам серьезные проблемы и мешая элементарному выживанию. К концу второго тысячелетия по земному календарю рыцари надежно обосновались в построенных на костях монстров замках, повсеместно истребляя бродящих по долинам и предгорьям хищников. Однако это были мелочи в сравнении со Зверем, посетившим их родную планету.
Нет, это был не Люцифер. Привычный христианский дьявол с его традиционностью и даже какой-то утонченной цивилизованностью не шел ни в какое сравнение с тем существом, что сейчас обитало в затрапезной столице гибнущей страны. Оно по праву называлось Зверем – ужасом далеких звезд, посетившим Землю как остановку с пересадкой на своем бесконечном пути из ниоткуда в никуда. Зверь не был рожден, у него не существовало родителей. Ходили легенды о его Создателе – безумном Демиурге, выращивавшем в своем Дворце-на-краю-Вечности новых Дьяволов для уничтожения Вселенных. Говорили, будто он пришел из тех областей Мультивселенной, где жизнь объявлена преступлением, а смерть возведена в абсолют. Болтали, что его родина – пространства антиматерии, располагающиеся одинаково далеко от всех упорядоченных областей космоса и являющих собой безобразный всепожирающий хаос. Шептали, опасливо оглядываясь, о местах, где все иное, способных породить нечто подобное Зверю. Правды не знал никто.
«Я должен поговорить с магистром» - заявил Номах – «мне нужно направиться на Землю. Я и только я сумею победить Зверя».
В ментальном поле, установившимся между ним и Гардом, пробежали витальные волны. Похоже, собеседник Номаха не был согласен с его решением.
«Ты уверен, что получишь согласие? – поинтересовался он. – Магистр не отпустит тебя одного».
«Значит, мне придется ему доказать свою состоятельность, чтобы он поверил в меня. Другого выхода у нас нет».
«Я пойду с тобой. Один ты не справишься. Зверь живет уже многие тысячелетия, он повидал таких, как мы. Он знает о смерти все, знает о таких способах убийства, о которых Храм даже не подозревает. Тебе необходим помощник, а лучше несколько. Мы соберем отряд и уничтожим его – раз и навсегда».
Номах ничего не ответил. Он двинулся к выходу с балкона, и Гард последовал за ним.
Они шли по внутренним коридорам замка, похожим на внутренности чудовищ, на желудочно-кишечный тракт исполина. Из ниш в стенах на них глядели порожденные нечеловеческим сознанием твари со множеством щупалец, хелицеров, шипов и клыков. Но самой страшной скульптурой был Пыльный Владыка, стоящий в круглом зале глубоко под стенами замка. Именно туда и шли храмовники.
Статуя Владыки покоилась в тени, не освещаемой ни одной свечой. Это был обвитый цепями великан, с ненавистью глядящий во тьму пространства, словно стараясь умертвить этим взглядом нежданных гостей. В отличие от иных скульптур Владыка выглядел почти по-человечески, разве что злоба на его лице не могла посетить ни единого смертного, не уничтожив его. Над головой Владыки висел крест, испускающий алое неоновое свечение. Храмовники встали на колени, и из центра креста в их сторону ударил ярко-алый луч. В мгновение ока он превратился в сидящую на кресле двухметровую фигуру в мантии, чье лицо скрывал глубокий капюшон. В голове рыцарей зазвучал змеиный шепот, переходящий в тысячекратное повторенное эхо.
«Приветствую вас, дети мои, - произнес шипящий голос, - о чем вы желаете побеседовать?»
«Владыка, Зверь на воле, - заговорил, напрягая все свои ментальные усилия, Номах. – Он снизошел на Землю, и теперь кровь и безумие отметят его приход».
«Это уже случалось не раз, - ответил магистр, - и когда-нибудь случится вновь. Его пути неисповедимы и запутанны, как путь крысиного короля. Зло никогда не будет побеждено, оно переживет нас и эту вселенную. Единственное, что нам останется в конце концов – уйти в Мир Дождя, к нашим павшим братьям, где мы обретем покой.»
«Позвольте мне сразится со Зверем, Владыка, - взмолился Номах, - и я уничтожу его к вашей вящей славе».
Магистр молчал. Казалось, темнота бурлящей волной катится к центру зала, выползая из углов и щелей. Номах знал, что здесь, в мире тьмы, на обратной стороне Селены свет никогда не победит, даже если в смертном бою падут все до единого храмовники. И еще он знал, что стоит сражаться. Непременно стоит, даже если война проиграна.
«Гард пойдет с тобой,» - наконец нарушил ментальное молчание магистр.
«Я как раз собирался попросить вас об этом, владыка!» - радостно закивал Гард – «Когда мы можем выходить?»
«Телепорт готов,» - произнес магистр. – «Стоило бы, наверное, послать с вами полноценный отряд, но у меня связаны руки и катастрофически не хватает бойцов. Придется вам действовать вдвоем. Благословляю вас, дети мои – идите и возвращайтесь с победой.»
Голограмма исчезла, и храмовники вновь оказались в одиночестве посреди темного зала. Первым с колен встал Номах, скрипнув доспехами. Он направился к высокой арке в стене, за которой начинался спуск на нижние этажи. Гард шел за ним, включив на шлеме режим ночного видения. Они спускались во мрак, готовые к главной, и, возможно, последней битве в своей жизни. Иллюзий никто из них не питал.
# # #
Зверь стоял у одного из менгиров, его свита расположилась неподалеку. Высоко в кроваво-красных небесах над ним кружили в безумном хороводе Бесы – круглые твари с огромной пастью в полтуловища, напоминающие рыб-удильщиков. Зверь ждал, когда их соберется достаточно, чтобы начать свой крестовый поход против двуногих, заполонивших эту планету. Ненавидящий разумные расы, он доверял лишь инфернальным созданиям, пришедшим или вышвырнутым сюда из Преисподней – безграничного плана бытия, рождавшего дьяволов и безумных богов. Сам Двуликий был рожден далеко отсюда, за многие тысячи световых лет, в ледяном озере посреди мертвого космоса. Он побывал в Пепельных Башнях, всходил на вершины великих хребтов, чтобы увидеть кошмарные дворцы Шиитсов – негуманоидов, поклоняющихся энтропии. Многие тайны открывались ему, позволив стать бессмертным и превзойти могуществом иных богов. Лицо на его затылке кривлялось, второе же было мертво и безжизненно, точно ворота в заброшенный храм. Вдруг его глаза сузились, с их дна поднялось что-то мутное, багровое, словно корка запекшейся крови.
- Они здесь, - глухо произнес Зверь. – Охотники пришли за нами.
Слуги Двуликого зарычали, упав на колени и приняв выжидательную позу. Коготь Зверя указал в их сторону.
- Вы будете сражаться с ними и принесете мне их головы, - проговорил он. – Не возвращайтесь побежденными.
Пальцы Зверя провели по воздуху, будто пытаясь ухватить невидимое эфирное создание, и перед слугами открылся овальный портал – точь-в-точь такой, через который они попали сюда. Склонив головы, существа в масках ступили в него, и когда последний скрылся на другой стороне, проход исчез.
Зверь знал, что победа над его свитой, скорее всего, достанется храмовникам. Ну что ж, пусть попробуют прийти сюда, у него будет чем их встретить. Бесы разорвут их на части, а если нет, он лично вырвет сердце каждому из них. Маневр со слугами служил лишь прикрытием, помогая Двуликому собраться с силами.
# # #
Они шли к городу в ночи, включив режим невидимости в доспехах. Телепорт не перенес их прямиком в нужное место – режим его работы был крайне неточным, а последний из создателей этой технологии давным-давно умер, упокоившись в серебристом лунном грунте. Сейчас Номах и Гард пробирались по тонущему во тьме поселку, ни в одном из домов которого не горел свет. Зацепившись за поваленный проволочный плетень, Номах чертыхнулся и двинулся прямиком через огород, заросший чахлой травой.
- «Подожди» - Гард догнал его, положив ладонь на рукоять акинака, - «кажется, за нами следят».
-«Как они могут видеть нас?» - Номах не остановился, продолжая путь.
-«Не знаю», - эманации Гарда сделались тревожными, изменив оттенок на темно-серый. – «Возможно, это слуги Зверя».
-«Как они узнали о нас…» - начал было Номах, но тут раздался гулкий выстрел. Пуля ударила в грудь храмовника, швырнув его на землю. Доспех выдержал, однако перед глазами Номаха все поплыло. Гард выхватил клинки, бросившись на скрывающегося во тьме стрелку. Вторая пуля просвистела у его виска – видимо, нападавшему не мешала их маскировка. А затем из густого бурьяна поднялась огромная сутулая фигура, похожая на гориллу длинными руками и утопленной в плечах головой. За ним шли еще двое, один был вооружен широким мясницким топором, другой двумя полуметровыми тесаками.
- Рубите мясо! - прохрипел державший в руках ружье, и его подручные накинулись на Гарда. Храмовник всю свою жизнь совершенствовался в искусстве убийства, он сражался с самыми разными тварями на арене лунного замка, однако сейчас что-то мешало ему, превращая воздух в густой липкий кисель. Нападавшие двигались грубо, в их ударах сквозила страшная животная сила. Топор ударил в плечо Гарда, оставив на нем глубокую зарубку, тесак скользнул по ребрам, высекая искры из доспеха. Следующий удар пришелся на шлем, бросив Гарда на колени. Падая, он увидел на волосатой груди противника пентаграмму, испускающую едва заметное зеленоватое свечение. Безумная троица, поджидавшая их в зарослях сорняков, использовала какую-то примитивную магию, замедляющую движения рыцарей и сводящую на нет их реакцию. Топор вновь поднялся, готовый рассечь шлем Гарда, а вместе с ним и голову, когда из мрака сияющей в лунном свете полосой вырвался гладиус и отсек врагу руку. Кровь хлынула на забрало Гарда, спустя долю секунды раздался дикий вопль. Номах ударил рукоятью клинка в лицо искалеченного противника, отшвырнув его в сторону, и в то же мгновение прозвучал еще один выстрел. На этот раз пуля попала в наплечник Номаха, он зашатался, но сумел устоять на ногах. А потом все залило гнилостным изумрудным светом, Гард ощутил дикую головную боль и потерял сознание.
Очнулся он связанным, лежащим на земляном полу в каком-то сарае. Доспехов на нем не было, рядом лежал обмотанный веревками Номах. Гард попытался пошевелить головой и скривился от адской боли. С трудом он сумел разглядеть дальний угол сарая, где в беспорядке были свалены их доспехи и оружие. Веревки впились глубоко в плоть, кисти и лодыжки онемели. Попытавшись сесть, Гард едва не закричал.
За дверью раздались шаги. Открылась створка, и внутрь с мощным фонарем вошел обезьяноподобный стрелок, за ним двигалась напавшая на храмовников парочка. У одного правая культя была перебинтована набрякшей кровью тряпицей.
- Как самочувствие? – прохрипел тот, что нес фонарь. В электрическом свете его лицо было мертвенно бледным, на низкий, скошенный лоб падали свалявшиеся черные волосы, лицо наискосок пересекал глубокий шрам. Когда он говорил, Гард видел в его пасти черные, лишенные эмали зубы. – Очнулись? Хорошо. Сейчас будем вас разделывать.
- Пап, дай мне начать! – прорычал за его спиной один из мужчин – тот, что сохранил обе руки. – Они покалечили Еноха! Слушайте меня, - повернулся он к пленникам, - мы будем вас резать медленно, не один и не два дня. А после наварим из ваc супа и наделаем шашлыков. Мы сожрем вас, понятно, мясо?!
Он был огромен, широк в плечах, но при этом сутулый, а на спине проступал горб. Гард смотрел в его блестящие влажные глаза и видел там мертвую, холодную бездну, от края до края выжженную безумием.
- Каннибалы, - прохрипел он.
Стрелявший в Номаха радостно оскалился и склонил голову.
- Меня зовут Лука, - произнес он. – А это мои сыновья – Енох и Савва. Они будут жрать вас живьем.
- Я убью вас, - прохрипел Гард. – Всех вас.
Он сосредоточился и почувствовал, как энергия течет сквозь него, наполняя витальные лакуны. Сейчас ему нужен был огонь, очистительное пламя, сжигающее все на своем пути.
- Харууллах! – выплюнул Гард сквозь стиснутые зубы, испепеляя путы на запястьях и щиколотках. Лука еще только наводил на него двустволку, а храмовник уже швырнул в него файербол величиной с кулак. Сгусток чистейшей полыхающей плазмы ударил людоеда в грудь, сжигая светящийся зеленью медальон. Лука упал на колени, выронив ружье, глаза его остекленели. Гард почувствовал дикую слабость во всем теле – пирокинез всегда отнимал много сил. Вскочив на ноги, храмовник бросился к валявшемуся на полу оружию, подхватил акинаки и развернулся к противникам. Савва был уже рядом, его тесаки со свистом рассекли воздух, но Гард легко отразил удар. Однорукий Енох подбирался к нему сбоку, занося топор. Однако прежде чем он успел ударить, Гард крутанулся на месте, вонзив один акинак в горло Саввы, а второй – в грудь Еноха.
- Ну, и кого вы теперь будете жрать? – поинтересовался храмовник, вырывая оружие из ран противников. Перешагнув через дергающиеся в агонии тела, он подошел к Номаху, перерезал его путы и несколько раз встряхнул его.
- Очнись, брат, все кончено, - проговорил Гард. Он был слишком слаб, чтобы использовать телепатию, поэтому изъяснялся как все земные варвары, с помощью голоса. Номах застонал, веки задрожали, он с трудом открыл глаза.
- Как… Как они сумели это сделать? – спросил он – видимо, на ментальное общение у него тоже не хватало сил.– Это… магия?..
- У одного из них был талисман Зверя, - ответил Гард. – Возможно, он помогал им, зная, что мы идем. Нужно поторопиться, пока не пришли другие.
- Все равно мы не успеем,- откашлявшись, произнес Номах. – Нам не опередить их.
- Тогда будем сражаться, – пожал плечами Гард. – Это все, что нам остается.
Номах скривился, усмехнулся. Улыбка у него вышла невеселой.
# # #
Ночь давным-давно уже должна была закончиться, однако солнце по-прежнему скрывалось где-то за косой линией горизонта, изломанной городской застройкой. Храмовники, привыкшие к лунному мраку, чувствовали, что здесь что-то не так. Они пробирались через бесконечный лабиринт дачных участков, обнесенных сгнившими заборами и опутанных ржавой колючей проволокой, они пытались выйти на дорогу, но безнадежно увязли среди ветхих покосившихся строений, покинутых и заброшенных много лет назад. Приборы ночного видения, встроенные в забрала, позволяли им сносно ориентироваться в окружающем мраке, который не разгонял ни единый луч света. Звезды глядели на них с мертвого неба глазами голодных хищников. Отчаявшись выбраться из этого рукотворного хаоса, Гард и Номах бессильно опустились на порог дома с выбитыми стеклами и сорванной с петель дверью. Они сидели спинами ко входу, чувствуя, как кто-то недобро смотрит им в спину. В конце концов Номах развернулся к черному провалу, не в силах больше выносить этот взгляд. И в ту же секунду из темноты выступила огромная фигура, придерживаясь рукой за косяк. Номах сумел рассмотреть ее во всех подробностях: это был высокий широкоплечий человек, одетый в телогрейку и кирзовые сапоги. Его лицо скрывали длинные темные волосы, падающие на лоб неухоженными лохмами. Человек протянул вперед открытую ладонь, и Номах увидел, какая она заскорузлая, с кривыми, похожими на когти ногтями.
- Подайте на пропитание, - произнес мужчина. Номах пожал плечами.
- У нас ничего нет, - ответил он, чувствуя, как в воздухе запахло угрозой. Все это безумное место, этот дрейфующий рядом с городом анклав гнили, разложения и упадка населен чудовищами, принявшими обличие людей, натянув их маски.
- Неправда, - ощерился незнакомец. – У вас есть плоть и кровь. Поделитесь ими, и, может быть, уйдете отсюда живыми.
Номах потянулся за мечами, но тут незнакомец взвыл – так, как не мог выть ни один зверь на свете. Земля вокруг дома осветилась, заходила волнами, и из нее наружу полезло… Номах вначале даже не понял, что это такое. Там были огромные ладони с глазами на тыльных сторонах и ртами на внутренних, похожие на сухопутных осьминогов клубки кишок, хлопающая складками человеческая кожа, напоминавшая сырую алую простыню, передвигающиеся на паучьих лапах мужские и женские торсы с широкой щелью пасти от груди до пупка, головы с торчащими из шей пучками змеиных хвостов… За всю свою жизнь храмовники повидали множество чудовищ, но сейчас даже у них под панцирями по телу поползли мурашки.
- «Уходим!» - ментально просигналил Номах, и рыцари бросились прочь, подальше от этого паноптикума нечисти. Оглянувшись, Гард увидел, что просивший у них на пропитание незнакомец бежит за ними во главе сонма чудовищ, широко расставив руки, будто собираясь обнять беглецов.
- «Бежим к вон той башне!» - надрываясь, прокричал в эфир Номах, надеясь, что их преследователь не обладает телепатией. Вместе с Гардом они бросились к старой водонапорной башне, напоминавшую рассыпающуюся под собственным весом колонну. Дверь давным-давно была выбита, и, вбежав внутрь, храмовники поднялись по железной лестнице на площадку, обнажив клинки. Слышно было, как за стенами что-то шуршит и чмокает – видимо, это хрустели влажные суставы монстров. Потом внутрь вошел вызвавший тварей колдун – поверх одежды его обвивали пульсирующие синюшные кишки, с которых свешивались гроздья глаз, а лицо по-прежнему скрывали грязные свалявшиеся волосы.
- Сдавайтесь, - спокойным тоном проговорил он, словно предчувствующий победу полководец. – Я заберу ваше человеческое мясо, но подарю вам бессмертие. Вы станете частью моей свиты – это чести удостаивается далеко не каждый, поверьте.
- Да пошел ты, - сплюнул вниз Номах. – Если мы так тебе нужны – подойди и возьми нас.
- Возьму, - кивнул головой колдун. – Обязательно возьму. И, поверьте мне, это будет больно, ОЧЕНЬ больно.
Он отступил к стене, издав громкий гортанный звук, и тут же через дверной проем в башню хлынула волна пришедших из ночных кошмаров шизофреника существ. Они скакали, подпрыгивали, ползли, оставляя скользкий след, и все это совершалось в гробовом молчании, будто твари родились немыми. Первым по лестнице к храмовникам пополз безногий торс, из паха которого торчал пучок обрывков позвоночных столбов, а голый мозг располагался в дыре на груди. Мощные мускулистые руки легко втаскивали урода по ступенькам, и когда он поравнялся с рыцарями, Гард рубанул наотмашь, рассекая спину ползуна. Он ударил раз, второй, третий, но на место дергающегося в агонии монстра уже ползло нечто совсем невообразимое – сплошные зубы, растущие как попало прямо из живого мяса, и десяток слюнявых челюстей на вытянутых, словно щупальца, сухожилиях. Оно прыгнуло на храмовников, но гладиусы Номаха рассекли его пополам, обдавая доспехи кровью. Колдун тем временем стоял возле стены и что-то шептал – в общей суматохе слов было не различить. По лестнице тем временем поднимался, отталкиваясь пучками длинных многосуставчатых пальцев, исполинский желудок, шаря перед собой толстым хоботом. Гард сделал выпад, оставив на хоботе глубокую зарубку, но это не остановило чудовище. Обливаясь кровью, оно продолжало ползти, а за ним двигались другие, и было понятно, что скоро они сомнут храмовников, задавив их тупой безжалостной масс ой.
- «Нужно убить колдуна» - мысленно произнес Гард, отбиваясь от очередного страшилища.
- «Попробую пирокинез» - ответил Номах.
- Харууллах! – вскрикнул он, метнув соткавшийся из пустоты огненный шар в стоящего позади своего чудовищного воинства шамана. Однако произошло странное: колдун взмахнул в воздухе скрещенными пальцами, и шар развеялся, выбросив напоследок сноп рыжих искр.
- Вы трупы, - произнес он, и хотя его лица не было видно из-за спадающих волос, Номаху почудилось, что он усмехается. – Я не убью вас сразу, вначале вытащу все жилы и выкачаю кровь, а затем превращу в своих рабов. Мой хозяин, Двуликий, будет доволен.
- Так ты служишь Зверю, тварь, - оскалился Номах, выставляя перед собой клинки. – Скоро его голова будет висеть на стене лунного замка Ордена, и для твоей там тоже хватит места.
- Моя голова не покинет плеч, - заявил колдун. – А вот твоя очень скоро с ними распрощается. Убейте их уже наконец! – рявкнул он на тварей, и те задвигались, засуетились, кинулись к лестнице, готовые разорвать храмовников на части. И тогда Номах, отступив назад, рванулся к краю площадки и прыгнул, пронесшись над кошмарным воинством шамана, метнув ему в грудь гладиус. Описав изящную дугу, меч вонзился в тело колдуна, и тот с удивлением воззрился на него. Номах упал прямо посреди сонмища чудовищ, рубя гладиусом направо и налево, отсекая щупальца, фаланги, многопалые конечности и шипастые когти. Ему на помощь бросился Гард, наступая на спины монстров, но поскользнулся и упал, оказавшись моментально погребным под неповоротливыми, безобразными тушами. Их скученность и неуклюжесть мешала быстро разделаться с храмовниками, но было понятно, что долго в таком темпе рыцарям не продержаться. Бросив в строну шамана быстрый взгляд, Номах увидел, как тот вытаскивает из груди гладиус, на лезвии которого запеклась черная жидкость. Было видно, что рана ничуть не повредила колдуну. И тогда, собрав последние силы и чувствуя, как трещат мышцы и сухожилия, Номах кинулся вперед, выламываясь из моря хищной, голодной плоти, существующей вопреки всем жизненным канонам и правилам. Храмовник сумел улучить момент и, оказавшись рядом с колдуном, рубанул его по шее лезвием меча, начисто снося голову. Та упала на бетонный пол и покатилась, волосы разметались в стороны, и лишь теперь Номах смог увидеть истинное лицо своего неуязвимого противника. Человеческим у шамана был только рот, все остальное представляло собой хаотично пузырящуюся массу, постепенно замедляющую свое волнообразное движение, словно воды умирающего моря. Шаман был мертв, и его свита, утратив контроль, больше не интересовалась храмовниками. Она поползла к выходу из башни, чтобы потом зарыться в землю на заброшенных дачных участках и ждать, пока новый хозяин не призовет их.
Гард привалился к стене башни и устало сполз по ней вниз.
- «Почему ночь никак не заканчивается?» - спросил он. – «Почему не наступает рассвет?»
- «Зверь наслал великую тьму на город», - почти нараспев мысленно продекламировал Номах. – «Она уйдет только с его смертью».
- «Значит, нам нужно поторопиться», - проговорил Гард. – «Ты чувствуешь его?»
- «Да, он прячется в городе, в складке пространства, куда никто не сможет проникнуть без его ведома».
- «Придется нанести ему незапланированный визит» - мысленно ухмыльнулся Гард. – «Пойдем, время не терпит».
Они двинулись прочь от башни, а над их головами раскинулся смоляной океан слепых небес, где углями поблескивали страшные, чуждые человечеству звезды. Безотрадный пейзаж вселял глухую, чугунную безнадежность, но страх не проникал в души храмовников – на протяжении многих десятилетий они сражались с тварями из иных миров и планов бытия, и бесконечная битва стала единственным смыслом их жизни. Грязные пятна повседневности раскрашивались в багровые тона, когда мечи рыцарей вспарывали шкуры обитающих в Бездне Диких Титанов, или рубили химер-вампиров на спутниках Железной Звезды. Правда, на этот раз им попался особенный противник, способный в случае поражения рыцарей стереть их орден с лица Вселенной. Но храмовники не боялись смерти: гибель – всего лишь новый виток существования, а перерождение сущностей продолжается бесконечно, и, может статься, что во время очередной инкарнации победа все же будет за ними. Бой вечен, время движется по кругу, не останавливаясь ни на миг. Все, что происходит сейчас, уже имело место в далеком прошлом и еще не раз вернется в будущем, так что любой крах или поражение не ставят окончательную точку в истории. Конец никогда не наступит, и храмовники отлично об этом знали. Именно поэтому страх не владел их сердцами.
# # #
Храмовники наконец-то преодолели хаос дачной застройки и вышли на ведущее к городу шоссе, когда заметили впереди вереницу фигур, бредущих им навстречу. Их было восемь, все укутанные в черные саванны, прячущие кисти в широких рукавах. Казалось, печальное, испачканное антрацитом небо хохочет над двуногими насекомыми, ведущими на земле свои бесконечные бессмысленные битвы. Полная луна злобно скалилась, подмигивая безымянному земному ужасу, и ее грязная плотоядная песнь разносилась над впавшим в кому городом, выдергивая зачарованных космическими ритмами обитателей кирпичных гробниц из теплых постелей. Песнь эта придавала силы рабам Зверя, и, завидев впереди храмовников, они обнажили костяные клинки, вырезанных из клыков блуждающих между звезд Пожирателей Материи, рожденных Большим Взрывом и обреченных погибнуть вместе со Вселенной, когда энтропия наконец-то погасит последнюю искру света.
- «Они не дадут нам пройти» - произнес Гард. – «Они станут насмерть, защищая своего господина».
- «Им же хуже» - ответил Номах. – «Мы обезглавим каждого из них и принесем головы Владыке».
- «Не думаю, что он будет рад такому подарку» - мысленно улыбнулся Гард.
- «Готовься» - послал сигнал храмовнику Номах, вытаскивая из ножен гладиусы.
Чудовища в саваннах набросились на рыцарей скопом, и воздух задрожал от разрезающих его косых лезвий, готовых вспороть плоть словно срезающие спелые колосья на жатве серпы. Мечи в руках храмовников превратились в размытые стальные полосы, успевающие отбивать удары противника, однако не способные причинить ему вред. Клинки путались в безразмерных саваннах, не доставая до тел монстров. Казалось, они были бесплотными призраками, порождениями жутких ледяных звезд, антиподами любой жизни, рожденные как абсолют некробиоза. Их клинки, не уступавшие твердостью и остротой стальным, уже оставили не одну царапину на доспехах храмовников. Но те продолжали бой, и вот уже один из монстров отступил, прижимая к груди хлещущий черной кровью обрубок правой руки. Сжимающая кривой меч кисть лежала на земле. Еще один слуга Зверя замер, поймав грудью акинак Гарда, и медленно сполз под ноги сражающихся. Храмовники побеждали, не получив между тем ни одного ранения. Номах рванулся вперед, вонзая меч в центр рогатой железной маски противника, и тот отшатнулся, срывая ее с головы. Номаху стало тошно от увиденного: по некоему подобию лица были хаотично разбросаны несколько носов, ушей и глаз, а широкая пасть рассекала его вертикальной щелью. Кроме того, сгнившая кожа чудовища была покрыта сочащимися мутной влагой дырами, из которых выползали и в которых прятались трупные черви. Зверь создавал своих подручных из мертвецов, но так и не сумел вдохнуть в них настоящую жизнь, отчего получившиеся кадавры выглядели как слепки гнилой плоти, живущие лишь благодаря вложенным в их тела крупицам магии.
Раб Зверя рухнул в черную пыль, зато остальные еще плотнее насели на храмовников, бешено вращая клинками, пытаясь располосовать лунных рыцарей. К бою присоединился даже раненый однорукий монстр, перехвативший костяной меч левой рукой. Гард и Номах крутились как разъяренные осы, рубя воздух, казалось, одновременно во всех направлениях и не давая противникам сомкнуться, разрубая храмовников на части. Сталь и кость сошлись в смертельном танце, высекая искры, рыцари начинали выдыхаться, пропуская один удар за другим. Пока что доспехи выдерживали выпады подручных Зверя, но это не могло длиться бесконечно. Рано или поздно отточенный костяной клинок попадет в сочленение металлических пластин, и тогда храмовники истекут кровью или сразу рухнут под ноги сражающихся, извиваясь в смертельных конвульсиях. Преимущество в численности давало о себе знать: монстры в масках прикрывали друг друга, не давая Гарду и Номаху ни секунды передышки. Чувствуя, что силы на исходе, Номах неожиданно отступил назад, выпадая из схватки, сорвал с руки латную перчатку и сделал глубокий разрез на ладони. Кровь хлынула сразу, тяжелыми темными каплями падая на землю. Сжав кулак, Номах произнес заученное заклинание использования магии крови. Разрез на ладони засветился багровым сиянием, храмовник брызнул кровью на приспешников Зверя, и попавшие на их саванны капли загорелись черным, жадным огнем, который невозможно было потушить.
Чудовища взвыли, завертелись, пытаясь сбить пламя, совсем забыв о Номахе, из последних сил держащимся на ногах. Он отступил к низкому плетню возле шоссе, ухватившись за него рукой. Рабы Зверя между тем надрывно завывали, слепо размахивая оружием и катаясь по земле, не в силах сбить огонь. Гард, вновь надевший перчатку, добивал их точными ударами акинаков. Сделать это было непросто: монстры были живучими, точно змеи или пауки. Магия крови высосала большую часть сил из Гарда – пошатываясь, он подошел к Номаху, сжимая в руках окровавленные клинки. Неожиданно за его спиной один из слуг Зверя встал на ноги, сжигаемый черными языками пламени. Смотреть на него было страшно: плоть под расползающимися лохмотьями была плотью воскрешенного трупа, наделенного отвратительным подобием жизни. Он бросился на рыцарей, ревя, точно уносящаяся в преисподнюю душа. Номах выступил вперед и вонзил в грудь твари оба гладиуса. Замерев на месте, раб Зверя постоял пару мгновений и рухнул наземь, испустив предсмертный вздох. Остальные чудовища, превращаемые колдовским огнем в прах и пепел, медленно рассыпались черной пылью, оставляя после себя пустые саванны и шлемы. Измученные боем, храмовники уселись рядом, упершись спинами в плетень.
- «Нам нужен отдых» - ментально просигналил Гард. – «Еще один такой бой, и Зверь будет радоваться нашей гибели».
- «Пойдем, подыщем какое-нибудь брошенное жилье» - ответил Номах. – «Отлежимся там, а потом решим, что делать дальше».
Поддерживая друг друга, они сошли с трассы и вновь побрели среди разваливающихся на глазах, тонущих в гнилой почве, щерящихся бездонными провалами окон и дверей жилищ, в которых, казалось, жили выходцы из мертвых, седых от влажного ужаса пространств, но никак не люди. Забредя в одно из таких покосившихся строений, они сбросили там латы, и, по очереди дежуря, провалились в долгий сон, лишенный кошмаров и сновидений.
# # #
Тьма не отступала. Город переродился, он жил теперь иной, извращенной, болезненной жизнью, по его улицам и площадям бродили лунатики с распахнутыми невидящими глазами, а в подворотнях жертв караулили оскалившие клыки плотоядные тени. Среди этих затянутых грязным мраком бульваров, через сырую жуть иномирья, просочившегося сюда сквозь рваные изломы в материи вселенной, шли храмовники, и их шаги отдавались от стен домов неумолимой карой Всевышнего. Они, словно два бессердечных палача, двигались к логову Зверя, держа оружие наготове. Их путеводной нитью был эфирный след, оставленный кошмарным созданием и теперь смердящий, словно недельной давности труп. Для его обнаружения не требовались даже ищейки – оба храмовника, умевшие погружаться в тонкие пространства, чуяли берлогу бессмертной твари, находящуюся неподалеку.
Прятаться и скрываться не имело смысла: Зверь был прекрасно осведомлен об их появлении, особенно после смерти всей своей свиты. Наверняка он уже готовился к встрече, собирая силы для схватки.
Внезапно вокруг что-то изменилось. Завыли ненасытные космические ветра, мрак двинулся на рыцарей плотной тяжелой стеной, швырнув их на колени, а затем из свернувшегося жгутом пространства выступил Зверь, ведя за собой стаю голодных Бесов. Их полупрозрачная пузырящаяся шкура напоминала лицо безымянного колдуна, которого храмовники убили в водонапорной башне на дачном участке неподалеку от города. Бесы разевали усеянные рядами клыков пасти, источали дым и смрад, в воздухе за ними тянулся шлейф сгорающей субстанции универсума, падающего наземь липкими черными хлопьями. Не было никаких сомнений в том, что они собираются пожрать храмовников.
- «Вот и свиделись» - ментально просигналил своим противникам Зверь. – «Добро пожаловать на собственную казнь».
Номах ничего не ответил, просто бросился вперед, но один из Бесов пулей пронесся по воздуху и сбил его с ног. Его собратья завертелись вокруг рыцарей в диком, безумном хороводе, постепенно сужая траекторию полета. Они готовились разорвать врагов своего хозяина, несмотря на любое сопротивление. Храмовники понимали это, поэтому стали спиной к спине и завертели клинки в руках, рассекая воздух словно лопастями мельницы. Они понимали, что живым им отсюда не выйти. Их даже уже не интересовало, как Зверь мог призвать Бесов на свою сторону. Они просто готовились к своему последнему бою.
И вдруг висевшая бледной короной над остовом города луна вспыхнула, как ядовитая жемчужина, выпустив вниз луч мертвенного света, ударивший в кружащихся вокруг храмовников Бесов. Это Пыльный Владыка пришел на помощь своим адептам.
Луч одним касанием сжег нескольких тварей дотла, не оставив от них даже углей. Остальные бросились врассыпную и скрылись в охватившем мегаполис кольце тьмы.
Зверь остался один. Он стоял на холодном асфальте, его второе лицо корежилось и гримасничало, а первое оставалось мертвым, вперив в рыцарей жуткий остекленевший взгляд. Когда храмовники двинулись к нему, он выставил руки вперед, и в пальцах его возник сотканный из тьмы посох. Он завертел его, закрутил, составляя в воздухе размытый черный след, а за спиной его развернулись смоляными полотнищами исполинские крылья, мерно подымающиеся и опускающиеся. С них сорвался рой зеленоватых огоньков, похожих на смертоносных светлячков, и рванулся к храмовникам. Номах и Гард отреагировали мгновенно – заклинание огня соткало перед ними огненный щит, о который огоньки разбились, рассыпавшись изумрудной пылью. Одна пылающая искра все же пробила защиту и пронзила плечо Гарда насквозь. Храмовник заскрипел зубами, хватаясь за рану, и в то же мгновение на них налетел черный вихрь, завывающий, как стая голодных людоедов. Жуткий ветер, кусающийся даже через броню, попытался разорвать рыцарей, раскидать их по мостовой, разгрызть их доспехи и, добравшись до теплой беззащитной плоти, превратить ее в кровавый фарш. Пара гладиусов и акинаков рассекала эту гибельную тьму, вспыхивая под луной металлическими отблесками, но до Зверя они добраться не могли. Щупальца мрака оставляли на доспехах храмовников глубокие царапины, удары сыпались на них словно осенний град. И тогда Номах использовал самое сильное заклятие из своего арсенала – Призыв Света.
Он скрестил гладиусы, упал на колени и всем своим существом потянулся к вонзившемуся в небеса светилу мертвецов и волков, всемогущей Луне. Он бросил свое внутреннее естество вперед, в эту безграничную, бескрайнюю пропасть, чуждую людям и иным живым созданиям, чья бесконечность лишает рассудка, а само существование уничтожает любые сути и смыслы. И ответ пришел незамедлительно.
Вначале это было лишь слабое, дрожащее сияние на скрещенных клинках, постепенно набирающее силу и превращающееся в полыхание ослепительно-белого костра, сжигающего материю мрака одним лишь касанием. Затем из этого костра вырвалась вперед блистающая, наполненная холодным огнем пика, вонзившаяся куда-то в центр темного смерча – и тут же раздался страшный, оглушающий, вибрирующий на пределе слышимости крик, словно треснула по швам реальность. Затем вихрь распался, и на мостовую из черного кокона выпал корчащийся, извивающийся в агонии Зверь. Он скреб когтями асфальт, а из груди его хлестала на землю черная дымящаяся кровь. Ослабевший Номах, шатаясь, подошел к нему, нагнулся, взмахнул мечом – и голова Зверя покатилась прямо ему под ноги.
Бой был окончен.
Что-то теплое, липкое испачкало правую сторону доспехов. Номах дотронулся до пятна латной перчаткой, поднял ее к глазам – на пальцах алел сок жизни. Он повернулся и увидел распластавшегося на земле Гарда – руки бессильно вытянуты, судорожно сжимают акинаки, на груди темнеет неровная дыра с рваными краями. Щупальца Зверя дотянулись до него, пока Номах готовил решающий удар.
Храмовник подошел к товарищу, приподнял его голову и снял шлем. Лицо Гарда было бледным, он улыбался – спокойно и умиротворенно.
- «Мне совсем не больно, - произнес он. – Даже странно. Мы победили?»
- «Да, - ответил Номах. Он быстро слабел, силы покидали его. – Этой твари больше нет.»
- «И нас… - телепатически просигналил ему Гард. – Неужели нас тоже не будет?..»
- «Мы подождем помощь, - сказал Номах. – Все хорошо, ты можешь отдохнуть.»
- «Да, - уже совсем беззвучно согласился Гард. – Наконец-то…»
Глаза его остекленели, пальцы разжались. Номах провел по лицу рыцаря пальцами, опуская веки. Он взглянул на восток, где занимался еще совсем слабый рассвет. Солнце гладило лучами истерзанную землю, поливая ее утренним теплом. И почему-то храмовник знал, что даже стоящая рядом за левым плечом смерть будет к ним благосклонной. Иначе и быть не могло.
Он снял шлем и закрыл глаза, подставляя лицо свету.
КОНЕЦ.