Звезда

В небесах луна блистает,

Прорезая сумрак туч -

Словно в иней облекает

Землю лунный яркий луч!

В серебристом том сияньи,

И нема и холодна,

Жизнь дает в воспоминаньи

Часу прошлому луна -

И сама, не зная муки,

Держит в памяти своей

Все печали, все разлуки,

Все рыдания людей...

Ли Бо (701-762)

Перевод: Аракин Я. И.

Туман стелился над причалом Уитби, скрывая корабли. Деревянные посудины медленно подкрадывались к берегу, будто морские хищники, учуявшие жертву. Слышался только хриплый скрип канатов да редкий всплеск воды о сваи. Я стоял на краю причала и смотрел, как очертания кораблей проступают из белесой мглы, один за другим, словно из иного мира.

В душе, возможно, я уже знал: эти люди прибыли не ради учтивого визита. Каждый их взгляд, каждое движение говорило о цели, которой я ещё не мог постичь. Но, может быть, я просто был слишком ослеплён блеском нового оборудования, которое они привезли. Латунных сфер, оптических труб и сложных часов, о которых я прежде лишь читал в старых журналах Королевского общества.

Матросы, кутаясь в плащи, жались у борта, растирая озябшие руки. Их дыхание клубилось в воздухе, смешиваясь с туманом, и весь корабль казался живым существом, усталым, но настороженным.

Когда же судно коснулось причала, всё переменилось: китайцы задвигались по палубе мгновенно, точно пчёлы в улье. Ни крика, ни суеты, лишь короткие команды на чужом языке и ровные, уверенные движения. Даже их поклажу разгружали не как товар, а как нечто священное. Среди ящиков с моим оборудованием я заметил другие: тёмные, тяжёлые, без единой метки. С ними обращались особенно осторожно, двое мужчин несли каждый боками, словно внутри находилось нечто хрупкое.

Несколько раз я ловил себя на мысли, что хочу спросить, что в них лежит. Но всякий раз, как приближался к этим ящикам взглядом, рабочие словно невзначай меня заслоняли, точно оберегая свою тайну даже от случайного наблюдателя.

Я был так поглощён разгрузкой, что не заметил, как кто-то подошёл ко мне вплотную. Лишь когда туман дрогнул рядом, я обернулся. Передо мной стоял молодой китаец. Лицо у него было бледно-синеватым от холода, пальцы сжаты до белизны. Он дрожал всем телом, будто ветер проходил сквозь него, а не мимо. Этот китаец повторял слова всё быстрее, почти что повиснув у меня на рукаве. Его дыхание рвалось короткими рывками, пальцы дрожали так сильно, что ткань пальто сминалась в его кулаке.

— Шуй… шуй… ц-цин, сяншэн— он судорожно втягивал воздух.

— Ц-ц-цин… ш-шуй…

Эти слова он повторил ещё раз и ещё. Я открыл рот, пытаясь понять, что же он хочет, но рядом вдруг появился тихий, мягкий голос:

— Он… просит воды.

Я обернулся.

Передо мной стояла юная китаянка, слишком тонкая, слишком хрупкая для этого порта и ветреного, забытого всеми Уитби. На ней висела огромная, явно чужая тёплая одежда: рукава закрывали пальцы, ворот вылезал почти до щёк, а вся она казалась потерянной внутри этого нелепого кокона. И всё же лицо её было безукоризненно спокойным и белоснежным, словно фарфор. Только темные наблюдательные глаза выдавали напряжение.

Она чуть склонила голову.

— Простите его, — произнесла она мягко. — В шторме мы потеряли запас воды. Он… очень… — она запнулась, будто сортируя слова, — очень страдает от холода.

Китаец снова повторил:

— Шуй цин, сяншен!

Тогда я сунул руку в карман пальто, нащупал плоскую, уже тёплую от тела флягу бренди и протянул её ему. Он взял её обеими руками, словно священный сосуд, и вцепился в неё так, будто считал, что она может его оживить. Первый глоток заставил его закашляться от крепости, глаза казалось сузились ещё больше, и он замер, потрясённый незнакомым вкусом и теплом, которое сразу разлилось по его горлу, а после поспешил вернуть мне флягу, вежливо кланяясь.

—Английский напиток. Помогает согреться. — объяснил я в ответ на пораженный взгляд китаянки.

— Вы… живёте здесь? В… Ут… Уит-пи?.. — она моргнула, слегка растерявшись перед холодом и суетой порта.

— Уитби. — Я кивнул. — А вы… вы та самая, Чжан Вэй, чьи письма я получал последние месяцы? Ваш английский впечатляет.

Она кивнула, чуть опустив глаза:

— Я Ли Фэй. Чжан Вэй мой господин. Вы получали письма от его имени, написанные моей рукой.

Я снова кивнул, наблюдая, как она осторожно поправляет рукава своего огромного пальто, словно пытаясь не задеть что-то вокруг.

— Значит, вы прибыли вместе с ним… — начал я, — и вся эта поклажа привезена по его поручению?

Она кивнула, мягко, почти незаметно:

— Да… всё для наблюдений. И… — она запнулась, будто подбирая слова, — для особого дня. Мы чтим традиции. В том числе и чужие.

Я заметил, как её взгляд мельком останавливается на ящиках с темным покрытием, которые выгрузили матросы.

— Понимаю, — сказал я осторожно, — тогда, вероятно, мне придётся осмотреть оборудование. Надеюсь, оно не слишком сложное для меня.

— А вот и сам господин Чжан. — Ли Фэй повернулась ко мне спиной и застыла в поклоне.

Матросы уже стояли по обоим краям причала, закончив с разгрузкой, когда с палубы корабля сошёл он.

Низкий, но широкоплечий мужчина, с величавой осанкой. Его поступь была медленной и уверенной. В отличие от всех остальных, которые дрожали под пронизывающим ветром, Чжан Вэй казался невозмутимым: морозный бриз, туман, шум волн и скрип канатов почти не касались его. Даже пальто, тяжёлое и тёмное, нисколько не скрывало его спокойствия, казалось, природа затихла от его шагов.

Ли Фэй осталась в поклоне, спина прямая, плечи напряжены. Когда Чжан Вэй тихо фыркнул и махнул рукой, будто отметив недостаточно низкий поклон, она слегка дернулась, опуская голову ещё ниже. Я заметил короткий, едва уловимый взгляд, молнией метнувшийся из-под ресниц, и кулаки, тихо сжатые под рукавами.

Внезапно дрожь пробежала по телу, когда я осознал, что слишком долго смотрю на китаянку. А плоское лицо Чжан Вэя тем временем оказалось почти вплотную ко мне. Его взгляд, холодный и неотрывный, словно пытался читать все мои мысли. Я почувствовал, как мои ноги становятся хлыпкими, будто их подрезали. Шумно втянув воздух, он чуть склонил голову и плюнул на землю перед моими ногами, едва заметно, но с полной ясностью знака.

Мне не хватило времени даже опомниться и отреагировать, как Чжан Вэй что-то коротко бросил мне в лицо на китайском. Резкий, угловатый звук, почти что приказ. Он обошёл меня, будто обходят лужу или камень на дороге. Ли Фэй задержалась на полшага, прислушиваясь к его словам, и тихо перевела:

— Он хочет, чтобы вы показали особняк.

Она не смотрела на Чжана, только мимо него, туда, где в тумане тускло горели огни ночного Уитби. Взглянув на неё в этот момент, мне подумалось, что за её спокойным фарфоровым лицом живут собственные тайны.

***

Особняк на холме встретил нас скрипом старых ступеней и запахом сырого камня. Дом был тяжёлый, продуваемый ветрами, с высокими узкими окнами, которые казались скорее наблюдателями, чем украшением. Коридоры тянулись вглубь. Тёмные балки и потускневшие картины делали его похожим на застенчивого хозяина, не привыкшего к людям. Слуг у меня не было, и большую часть времени я жил на крыше, среди приборов обсерватории. Но к приезду гостей дом, насколько мог, был приведён в порядок.

Свита Чжан Вэя расселилась без лишних слов, будто дом лишь ждал их прихода. Ли Фэй распределяла комнаты быстро и уверенно; Чжан выбрал самую холодную из всех, даже не спросив моего совета. Их корабли ушли уже на следующий день, растворившись в тумане так же бесшумно, как и появились. И вот я остался один на один с людьми, занявшими мой дом, как тени, пришедшими из иного мира.

К вечеру небо расчистилось и я поднялся к куполу обсерватории. Это место всегда ощущалось роднее всего. Приборы, оптические трубы и шкалы, которые я так берёг, блестели в тусклом свете свечей и фонарей. Одноместная растрёпанная кровать у дальней стены и рабочий стол с хаосом бумаг создавали мой собственный уют.

Я едва успел устроиться за телескопом, когда лёгкий скрип ступеней объявил о чьём-то приближении. На площадку поднялась Ли Фэй, словно стараясь быть незаметной. Плечи её были сжаты от холодного воздуха обсерватории, а из одежды виднелось лишь изысканное китайское одеяние. Она остановилась, сжимая в руках коробку со свечами. Чуть склонив голову, она замерла на месте, словно прислушиваясь к каждому шороху вокруг.

— Господин Чжан велел составить вам компанию и… — она на секунду запнулась, подбирая точное слово, — наблюдать за вычислениями.

—Это лишнее. Мне вполне достаточно света звёзд для работы. — сказал я, но взгляд сам скользнул к свечам. Они выглядели не так, как обычные: тонкие, тёмно-бордовые, с золотыми иероглифами, вытянутыми в одну вертикальную линию.

Ли Фэй покачала головой.

— Не для света, господин астролог. — Она придвинула коробку ближе, будто предлагая убедиться самому. — С каждым днём граница между мирами тоньше. Мы слышали о вашем древнем празднике умерших… и, возможно, это поможет защититься от тех, кто приходит с другой стороны.

—Я не верю в призраков и оживших мертвецов, это не научно. Но должен признать, судя по примитивным календарям, записям, легендам и моим личным расчётам, древние знали о положении звёзд больше, чем можно представить. Некоторые даты действительно необычны по своим свойствам...

Пока я вел свой монолог, Ли Фэй молча аккуратно расставила свечи по площадке обсерватории. Тонкие бордовые свечи с вертикальными золотыми иероглифами казались почти живыми в её руках. Она зажгла первую, затем вторую, третью… Пламя мягко отбрасывало тёплый свет на холодные стены, отражалось в её внимательных глазах, а воздух наполнялся едва уловимым ароматом воска и терпкой смолы.

— Не могу согласиться, — тихо сказала она, словно продолжая свои мысли. — Культуры Востока построены на общении с духами. Мы почитаем их, уважаем, боимся…

— И вы тоже их боитесь? — спросил я, оборачиваясь к ней.

— Я ими восхищаюсь, — ответила Ли Фэй, чуть наклонив голову. — Их свободой, независимостью от бренных тел, страданий, боли. Только представь: вечность, где никто тебе не указывает...

Она на мгновение осеклась, взглянув на меня.

—Простите за мою неучтивость, я увлеклась.

—Ничего... - проронил я, — Не думал, что у жены такого вельможи есть причины думать о страданиях и боли.

— Чжан не мой супруг. — произнесла Ли Фэй, и в её голосе дрогнула лёгкая стальная нотка, словно каждый звук приходился с усилием. — Я служу ему с тех пор, как он сиротой забрал меня с улиц Сучжоу, родного моего города.

Я замолчал и поднял взгляд к телескопу, прислонённому к холодной стене. Ветер завыл за оконными ставнями, гнал по крыше сухие листья и шуршал среди голых ветвей, словно шёпотом спорил с миром. Осеннее небо было тяжёлым и низким, тусклые облака медленно катились через лунный свет, заслоняя звёзды. В воздухе витал запах сырой земли и опавшей листвы, влажный и острый, пробирающий до костей. Каждое дуновение заставляло заново шевелить лёгкую ткань одеяний, а холод словно точил мысли, делая их яснее. С каждым мгновением ясность небесного свода исчезала, наблюдать стало невозможно.

— Похоже, звёзды сегодня от нас ускользнули, — пробормотал я, всматриваясь в завесу туч, стелившуюся по небу. — Но я уверен: все расчёты, необходимые вашему господину, мы успеем выполнить в срок.

Ли Фэй стояла в тусклом свете свечей, которые вдруг оказались весьма кстати. Пламя мягко отражалось в её чёрных, внимательных глазах, обрамлённых длинными ресницами. Она словно выжидала, раздумывая, как поступить дальше.

— Всё же можете остаться, госпожа Ли, — продолжил я, чуть смягчив тон. — Так уж сложилось, что вы единственный человек, чьё общество мне приятно.

Я откупорил новую флягу с бренди.

— Не желаете согреться?

Девушка слегка склонила голову, её глаза внимательно следили за моими движениями. Когда я протянул флягу, она на мгновение остановилась, словно оценивая не только напиток, но и сам жест. Осторожно взяв сосуд в руки, она сделала маленький глоток, поморщилась. Лёгкий румянец на щеках выдал внутреннее потрясение, но она не позволила себе ни слова удивления, ни слабости.

— Возможно, вы правы, — сказал я тихо, — никто из нас не свободен по-настоящему. Даже короли только заложники своих ролей.

Фляга снова перешла в мои руки и я сделал глоток.

—Вы настоящий клад, если понимаете положение дел так чисто. Многие люди живут в иллюзиях. - не знаю почему, но на последних словах я издал вздох сожаления.

—Знания приумножают скорбь. — её голос, напротив, был холоден.

Время словно растянулось и в какой-то момент мы сидели рядом на кровати, передавая друг другу флягу, а разговоры то и дело прерывались лёгким смехом и случайными прикосновениями. Часы уходили незаметно, и с каждой минутой присутствие Ли Фэй становилось всё более привычным, почти естественным, как будто она всегда была рядом, а я просто впервые это понял.

— Знаете, — тихо сказал я, — если говорить с точки зрения точных расчётов, с вами можно говорить честно и о многом. — Мой взгляд задержался на её тонких пальцах, осторожно сжимающих сосуд, и только сейчас заметил синяки на её запястьях. Я тяжело вздохнул, — Вероятно, вы единственная звезда, по-настоящему достойная наблюдений.

Свечи, расставленные по кругу, странно «колыхались» на месте. Пламя слегка наклонялось к центру, и тени, отбрасываемые на стены, как будто пытались проникнуть внутрь круга. Я моргнул, убеждая себя, что это всего лишь сквозняк или трепет света, но что-то в этих колебаниях казалось лишним, слишком живым, слишком осознанным. Каждая тень словно играла собственной жизнью, скользила и удлинялась независимо от предметов, что отбрасывали её. Воздух внутри комнаты казался плотнее, и я вдруг ощутил лёгкое беспокойство, будто кто-то невидимый наблюдает за нами.

И тогда Ли, её лицо приблизилось ко мне, и вдруг она целует меня, лёгко, но решительно. Всё остальное отступило: холодный ветер, тени, расчёты. Только мы, дыхание, тепло кожи и тихий, почти застенчивый смех после первого мгновения. Хватило всего нескольких мгновений, ещё одного поцелуя и лёгкого толчка в грудь, чтобы я упал спиной на кровать. Она, скинув бархатное одеяние, оказалась сверху. Тёплое дыхание касалось моей кожи, мягкие пальцы скользили, словно изучая контуры. Лёгкий смешок срывался с её губ между вдохами, не игривый, а жгучий, свободный, заставляя тело двигаться быстрее, сильнее, жаднее.

***

Я проснулся резко, сердце колотилось, ладони были липки от пота. Тьма комнаты давила, и что-то мелькнуло у стены. Дрожащими руками я зажёг одну свечу, вторую. Пламя вспыхнуло, и тени расступились, словно отступая перед огненной точкой. Комната была пуста. Лишь запах воска и недопитой бренди напоминал о присутствии Ли Фэй, чья подушка лежала смятой и холодной.

Мы с ней не говорили ни о странных тенях, ни о том вечере. Каждый взгляд, каждый жест теперь был тщательно взвешен, как будто она хотела оставаться рядом только настолько, насколько требовалось для переводов и работы. Лёгкая улыбка появлялась лишь в моменты необходимости, а остальное время её глаза скользили мимо меня, словно не задерживаясь ни на секунду, что отягощало мою душу.

Я погрузился в работу, надеясь, что это поможет унять неожиданно возникшее тянущее чувство в груди. Китайцы откуда-то прознали о грядущем параде планет и требовали точные расчёты, даты. Ли Фэй появлялась лишь в те моменты, когда нужно было перевести или уточнить детали, и каждый раз её присутствие ощущалось одновременно необходимым и отстранённым. Я следил за её руками, за плавностью движений, но теперь каждый взгляд на неё отдавался тихой болью, которую я старался заглушить цифрами и формулами.

Ночи стали длинными и холодными. Я сидел за телескопом, вычерчивая линии, сверяя координаты и строя таблицы, а Ли Фэй оставалась рядом, тихо наблюдая за моими действиями. Она не спрашивала, не говорила лишнего, лишь иногда протягивала перо или поправляла свиток, когда я случайно ронял что-то со стола.

Её молчание было одновременно утешительным и невыносимым: я ощущал её рядом всем телом, а разум упорно пытался убедить себя, что это только необходимость. Лишь изредка я мог заметить на её лице ту же пелену печали.

Наконец я замер. В руках держал точную дату: ночь с 31 октября на 1 ноября. Я сообщил Чжан Вэю и Ли Фэй цифры, не подозревая, что они приняли это как сигнал.

Несколько дней после этого проходили в ожидании. Ночи были темнее, ветер холоднее, а я всё чаще ловил себя на мысли, что чувствую присутствие Ли Фэй даже там, где её нет. Но в доме царила строгость: она избегала разговоров, ограничиваясь необходимым. И только в ту ночь я заметил странное движение в коридорах: Чжан Вэй, Ли Фэй и несколько слуг покидали свои комнаты. Никто не предупредил меня, никто не объяснил, куда они направляются.

Любопытство и растущее чувство, что что-то вот-вот произойдёт, заставили меня тихо подняться и следовать за ними в тёмную ночь.

Мы шли по узким тропинкам, где ветер завывал сквозь голые деревья, а лунный свет пробивался сквозь редкие облака, разливаясь серебристым пятном на влажной земле. Туман опускался низко, обволакивая ноги и скрывая путь, словно сама ночь решила сохранить тайну. Перед глазами то и дело мелькали силуэты деревьев, а отдалённые шорохи и треск веток создавали ощущение, что лес дышит, наблюдает, будто приветствуя или предостерегая. Через некоторое время мы вышли на поляну. Каменный круг, старый и покрытый мхом, казался совершенно чужим среди осенней листвы и паутины тумана. Между камнями уже были расставлены узкие стеклянные колбы с песком или, может быть, прахом, а чуть поодаль на штативе неподвижно висела огромная линза, ловя и сгущая лунный свет в такое же большое бледное пятно. Тени свечей, принесённых слугами, дрожали, как живые, и сливались с серебристым сиянием. Там стояла Ли Фэй, неподвижная и тихая, а Чжан Вэй сдержанно наблюдал за всем происходящим.

Я прижался к влажной листве в тени кустов, едва дыша. Каменный круг впереди казался маленьким островком света среди тёмного осеннего леса. В его центре стоял Чжан Вэй, сдержанно наблюдавший за подготовкой ритуала. Ли Фэй стояла в стороне. Внезапно её взгляд пересёкся с моим, тёплый, мягкий, как и раньше, но одновременно полный тишины и чего-то невыразимо тяжёлого.

И тут случилось нечто невероятное. Из каждой колбы медленно потянулся слабый, дрожащий свет, едва заметное дыхание, которое постепенно усиливалось, обволакивая пространство серебристой дымкой. Сначала едва угадывались силуэты, едва различимые лица и изогнутые руки, склонившиеся головы, но с каждой секундой они становились яснее, словно души из другой реальности пробуждались к жизни.

И внезапно Ли Фэй, словно пронзённая внутренней силой, рванула вперёд. Она ударила Чжан Вэя в грудь, оттолкнув его с пути, и шагнула в центр каменного круга раньше, чем духи успели полностью проявиться.

Прозрачные фигуры духов, как вуаль, начали сплетаться вокруг неё, невесомые и холодные, но уже ощутимо защищающие её от любого вмешательства. Свет луны сквозь линзу бросал на них серебристые отблески, и казалось, что сама ночь сдерживает дыхание, наблюдая за этим мгновением. И я уже не видел ни бегавших вокруг слуг, ни кричащего Чжан Вэя. Только её в центре круга, среди прозрачных фигур, которые говорили с ней на чужеземном языке.

Девушка протянула ладони к светящимся силуэтам, её голос тихо, но уверенно прокатился по кругу, словно сама ночь прислушивалась к словам. И вдруг ветер, лёгкий сначала, превратился в порыв, обвивая её тело, подхватывая одежду и волосы, словно сама стихия помогала ей раствориться в воздухе. Прозрачные фигуры духов слились с потоком света и тумана, а её образ медленно начал таять, вихрем звёздной пыли стремительно поднимаясь в небо.

Паника, горечь и ужас сдавили грудь, сердце бешено стучало. Сбившееся дыхание заперло крик, а всё происходящее слилось в распадающийся калейдоскоп образов. Только многим временем позже я понял, что все её слова вели к этому моменту. Только позже, когда вернулись корабли, я узнал, что ритуал в лесу проводился с целью загадать желание, которое духи умерших обязаны выполнить. Чжан Вэй с того момента потерял ко мне интерес и уплыл даже не прощаясь.