— Я запрещаю тебе встречаться с этим молодым человеком! Поняла? За-пре-щаю! — голос Надежды Августовны сорвался на крик.
— Подожди, Надя… Не волнуйся, — вмешался Юрий Сергеевич. — Люсенька, пойми главное! Дело не в том, что парень решил посвятить жизнь спорту, а…
— Нет, именно в этом вся беда! Он ей не пара! — красная от волнения, перебила Надежда Августовна.
— Меня удивляет другое, — осуждающе глянув на жену, сказал Юрий Сергеевич. — Учится он где-нибудь?
— Работает… В будущем году будет поступать в физкультурный, — тихо ответила Люся.
— А поступит или нет — еще вопрос! — взорвалась Надежда Августовна. — Нет, Юра, ты только послушай! Девочка через три года окончит университет, этот — собирается поступать… на физкультуру!.. О чем вы разговариваете, хотела бы я знать? На какие темы?
— Действительно, Люся — какие интересы вас объединяют?
— Отвечай папе! Или он тоже «ничего не понимает»?
— Я люблю его! — неожиданно громко сказала Люся с властной отцовской интонацией.
— Что такое?! — остолбенела Надежда Августовна.
— Люблю! — подтвердила дочь и, бросившись на стул, заплакала.
Ночью в комнате родителей состоялся семейный совет.
— Девчоночья блажь. И больше ничего. Издержки юности, — заметил Юрий Сергеевич, задумчиво постукивая пальцами по телефонному столику.
— Эти издержки могут дорого обойтись! — кипела Надежда Августовна. — Девчонка потеряла голову!
— Не шуми, Надя… Хоть раз, как старший друг, ты пыталась поговорить с Люськой? Объективно выяснить — что представляет этот парень, каков его характер, наклонности, планы?
— Она ничего не отвечает. С Люсей невозможно найти общий язык!
— Потому что ты сразу обрушиваешься на нее… Честно признаться, я также не в восторге от ее увлечения. Но, насколько нам известно, Люся не относится к чрезмерно влюбчивым натурам.
— Это меня и пугает! То девчонку из дома не выгонишь, никто из мальчиков, видите ли, ей не нравится! Вдруг — пожалуйста… Футболист! Знаешь, я твердо убеждена: чем больше сил человек отдает спорту, тем больший ущерб наносится уму… и чувствам!
— Ну, это уж ерунда.
Наступило молчание.
— Короче, девочка начиталась всяких книжонок, насмотрелась кино и телефильмов о спортивных суперменах… И нашла своего героя! — резюмировал Юрий Сергеевич, нашаривая на столике сигареты, хотя обычно в спальне не курил. — Ты, пожалуй, права. Эту историю следует прекратить.
Заседание в институте закончилось поздно. Юрий Сергеевич со своим заместителем вышли на улицу. Вечер был прохладен. Под напором мечущегося ветра деревья шумели о чем-то своем, непостижимом людям…
— Пешком пройдемся, Михаил Степанович? — предложил директор.
Осмотрительный заместитель вперился в небо.
— Ничего, не размокнем…
В облаках таились отсветы невидимых звезд. На асфальте пугливо метались сухие листья. Фонари и светильники в синем сумраке горели особенно ярко.
— Воля ваша. Начальству положено подчиняться, а я человек дисциплинированный, — согласился Михаил Степанович, удобней подхватывая увесистый портфель.
Занятые своими мыслями, они шли по широкой улице, которая убегала к скверу, осыпанному множеством огней.
…И вдруг, словно прорвав свод небес, обрушился тяжелый ливень. Асфальт сразу стал темным и засверкал, будто облитый нефтью. Редкие прохожие кинулись в укрытия. Из водосточных желобов начали низвергаться пенистые водопадики…
— Что я говорил? Вот вам прогулочка! — вроде бы даже со злорадством воскликнул Михаил Степанович.
Мимо кенгуриными прыжками проскакал парень в замшевом пиджаке и залатанных джинсах. Следом за ним, прижимая к сердцу белый кулек, просеменил толстый старик, прикрывающийся уже намокшим зонтиком.
— Есть ведь запасливые люди!.. Или даже спят с зонтом? — засмеялся Юрий Сергеевич.
Михаил Степанович бросил на него неодобрительный взгляд, ибо, очевидно, мысленно упрекал себя в том, что не столь предусмотрителен, как они.
Неужели всего десятки минут назад на этих скамейках сидели, а по аллеям, сейчас заваленным мокрыми листьями, прогуливались люди? Летели сплошные струи дождя. На асфальте горело холодное желтое зарево. И особенно пустынным казался сквер из-за бесчисленных светильников, которые раздольно освещали скамьи и газоны, затопленные водой…
Внезапно из боковой аллеи вышел невысокий парень с девушкой на руках, крепко обхватившей его шею. Девушка с головой была укрыта пиджаком, а парень, казалось, только что вылез из реки — насквозь мокрая рубашка облепила его спину и сильные плечи. В озаренном разливом света безлюдном сквере, неторопливо бредущий под ливнем по влажному асфальту, казался он Иваном-царевичем, после долгих скитаний отыскавшим свою Василису Прекрасную…
— До чего хорошо! — негромко произнес Юрий Сергеевич. — Это же стихотворение наяву!.. Простите, Михаил Степанович, вам не приходилось носить на руках собственную судьбу?
— Завидую вашей нестареющей душе, — брюзгливо отозвался тот. — Лично я считаю — лучше бы они бежали каждый собственными ногами. Чтобы меньше промокнуть.
Юрий Сергеевич с нескрываемым сожалением глянул на него.
— Вот как?.. Несомненно — это было бы практичней.
Они скоро догнали парня. Он оглянулся, и Юрий Сергеевич встретился с его глазами, которые сияли счастьем. То, что испытывал в эти минуты этот рыцарь в сочащихся водой туфлях и с прилипшими ко лбу прядями мокрых волос, объяснять не требовалось! В таком состоянии для человека нет ничего невозможного и недоступного, дали перед ним ясны даже в самую мрачную непогоду, ибо состояние это определяется коротеньким и бесконечным словом — любовь…
Взгляд Юрия Сергеевича остановился на поджатых ногах Василисы Прекрасной, обутых в коричневые «танкетки». Резко остановившись, он проводил влюбленных долгим взглядом.
В комнату Люся вошла молча.
За окном город тонул в густеющих сумерках. А в чистом небе, над полоской зари, острым голубым кристаллом сверкала звезда.
— Дочь, можно с тобой поговорить? — шагнув к ней, спросил Юрий Сергеевич.
Люся с удивлением глянула на отца.
— Слушаю тебя, папа.
— Как его зовут?
Глаза девушки вспыхнули радостью, потому что лицо отца сказало ей все.
— Пусть приходит к нам, — сказал он и положил руку дочери на плечо.
Молча смотрели они на сверкающую в небе голубую звезду — древнюю, как мир, и вечно юную, известную всем и каждый раз открываемую заново, таинственную, непостижимую и прекрасную, как сама человеческая любовь…