Несмотря на ранний час, студенческий двор был полон движения и голосов. Повсюду мелькали оживлённые лица, слышались смех и восклицания, и ничто не омрачало торжественный день, который означал начало учебного года.
Итан, в отличие от большинства своих сверстников, не разделял подобного энтузиазма. Он находил их эмоциональность не более чем излишней демонстрацией чувств, не имеющей под собой ничего подлинного. Радость толпы он воспринимал назойливым фоном, от которого разум стремился укрыться. Его охватило смутное ощущение того, что всё это совершенно не его. Зачем он здесь? Студенческая жизнь не для него. Типичное обязательство, очередной пункт в списке задач, который нужно выполнить.
Внутри полицейской академии голоса усилились, и студенты, бегающие из стороны в сторону, теперь напоминали суматошных муравьёв. Всё казалось каким-то абсурдным фарсом. Группы, время, аудитории, пары и прочие даты превратились в набор цифр и букв, лишённых смысла. Длинные, однообразные списки предметов не вызвали интереса.
Толчок.
Какой-то парень, пробегающий мимо, случайно врезался в спину Итана, нарушая его личное пространство. Он обернулся.
— Прости, чувак, не хотел!
Взгляд Итана скользнул по абитуриенту, оценивая степень угрозы. Убедившись в её отсутствии, он промолчал и с равнодушием вернулся к изучению расписания. К сожалению, ему пришлось слишком долго жить в состоянии опасности, чтобы довериться случайностям и неумышленным столкновениям.
Не желая вовлекаться в студенческий переполох, он сделал снимок расписания и отошёл к стене, разглядывая первокурсников, сбивающихся в группы. Обсуждалось, вероятно, всё, что полагалось обсуждать в первые дни учёбы. Итан слушал, не вслушиваясь. Он не искал в обрывках слов ничего полезного, и тем более не искал никого знакомого. Не найдя причины оставаться, он намеревался покинуть вестибюль, как вдруг заметил интересную особу, стоящую в центре особенно оживлённой компании.
Девушка выделялась на фоне остальных высоким ростом, а короткие каштановые волосы, небрежно падающие на лоб, умышленно неукрощённые, подошли бы для визитной карточки. У неё будто бы не было необходимости стараться, чтобы оказаться замеченной. Сначала она показался Итану уж слишком энергичной и активной, с широкой заразительной улыбкой, которую он счёл одновременно милой и глупой. Её голос не досаждал, не был громким, и, что самое главное, не раздражал. Незнакомка рассказывала что-то с такой увлечённостью, что все вокруг засмеялись, а Итану вдруг стало тоскливо. В груди больно кольнуло и проигнорировать это чувство он не смог.
В незнакомке он увидел того человека, кто когда-то заменял весь мир; того, кто однажды рассмешил его в самый тоскливый час ночи; того, кто зашёл так далеко, что оставил свой след в сердце навсегда.
Того, кого он потерял.
Он скучал по заразительному смеху, по склонности творить абсурдные вещи, скучал по запачканным шоколадом губам, которые всегда сжимались в улыбку.
Рядом с незнакомкой стояла симпатичная девушка. Она болтала без умолку, но для Итана её слова оставались пустым звуком. Весь мир поблек. Весь, за исключением одной фигуры.
Он нахмурился, стараясь подавить волнение, которое, по всей логике, не имело права на существование. Сам факт того, что он позволил себе задержать внимание на другом человеке, показался ему неловким. Зачем?..
Эта девушка совершенно не была похожа на того, кого Итан утратил. Ни чертами лица, ни поведением, ни манерами. Она был обыкновенной, и всё же... В том, как она общалась с окружающими, было нечто, что усилило чувство потери, которое Итан столь старательно скрывал даже от самого себя. Нет, ничего особенного здесь нет. Обычная ловушка памяти, которая...
Незнакомка подняла глаза.
Итан вздрогнул.
В груди шевельнулось трудно поддающееся описанию чувство. На очень краткий миг ему показалось, что утраченное вновь обрело форму в знакомых ямочках, отразилось в чужой улыбке, в цвете глаз. Как будто частичка того, кого он потерял, всё ещё существовала в мире, несмотря на его убеждённость в обратном.
Итан не отвёл глаз, и негласное приветствие друг друга, когда вы понимаете, что встреча ещё непременно произойдёт, превратилось в абсурдное соревнование - кто же первый уступит? Он лелеял надежду, что если девушка отведёт глаза, всё развеется, чувства уйдут, и он вновь обретёт внутреннюю невозмутимость. Но в глубине души он знал, помнил - подобные встряски не проходят бесследно.
Улыбка незнакомки угасла, и она замолк, прерывая рассказ.
— Дани! — выкрикнула девушка рядом с ней. — А дальше что?
— Дальше?.. — нахмурившись переспросила она и вновь умолкла.
На лице Итана отразилась ухмылка. Редко кто мог удержать с ним зрительный контакт настолько долго. Большинство людей смущались под его взглядом, чувствовали себя неуютно или просто отворачивались. Он кивнул ей в знак признания, некий молчаливый жест уважения, а затем отступил от стены и спокойно развернулся, направляясь к боковому выходу. Он не собирался тратить больше времени на ненужный обмен взглядами, но внутри ему хотелось, чтобы она пошла следом, и они познакомились.
Что-то в ней всё-таки было…
Несмотря на то, что Итан уже несколько дней находился в кампусе, он почему-то так и не добрался до своей комнаты в общежитии. Всё это время он скитался от одной гостиницы к другой, останавливаясь на ночь в случайных местах. Возможно, так проявлялось бессознательное сопротивление перед принятием новой жизни. Его скромное имущество состояло всего из одного рюкзака с самым необходимым: несколько комплектов одежды, ноутбук, книга, пара тетрадей и гигиенические принадлежности. Он не питал надежды, что комната послужит новым домом. Он нигде не останавливался надолго.
Его ожидал типичный для общежития интерьер, две кровати по обе стороны, письменный стол и небольшой шкаф. Однако, его сосед уже успел обустроить свою половину.
Слева от двери стояла аккуратно застеленная кровать с тёмно-синим покрывалом, на стене над ней висели несколько постеров с известными мотогонщиками, а на столе лежала стопка книг, среди которых Итан заметил пару научных изданий и роман на иностранном языке. В углу находилась миниатюрная лампа и небольшое растение в керамическом горшке. Очевидно, человек, живущий здесь, был довольно интеллектуален и ценил порядок. Это радовало. Значит, жизнь могла пройти без особого дискомфорта, а, возможно, он даже сможет сосуществовать с тем, кто разделяет некоторые его взгляды.
Итан подошёл к своей половине, поставил рюкзак у ножки кровати и сел, упёршись локтями в колени. Несколько секунд смотрел в пол. Разбирать вещи не хотелось, но всё же пришлось. Когда постельное бельё было сложено, полотенца спрятаны в шкафу, а кружка и прочие мелочи заняли свою полочку, пришло время небольшого прозрачного пакетика, который уже выглядывал из кармана рюкзака. После клиники, переездов, и людей, которых вечно приходилось терпеть, травка оставалась единственным способом отключить шум в голове. Все говорили, что со временем станет легче.
Время шло.
Легче не становилось.
Он достал бумагу, скрутил косяк.
Щелчок зажигалки.
За окном кто-то крикнул, внизу хлопнула дверь. Всё, что касалось реальности, отодвинулось на задний план. Стало тише.
Рука опустилась на живот и замерла. Там, под футболкой, красовался шрам, пересекающий бок. Стоит сказать, что их было много, но конкретно этот, грубый и неровный, значил слишком много. Отвратительный подарок отчима. Хотелось бы забыть прошлое, отогнать воспоминания, которые издевались над изможденным разумом...
— Итан, закрой глаза! — раздался в сознании шёпот матери. Она пыталась уберечь его от того, что должно было произойти с минуты на минуту. — Не смотри!
Тогда Итану было шесть лет. Конечно, он не послушался.
Стоя на крыльце, он видел всё ясно, слишком ясно.
Люди, искажённые злобой, ворвались во двор, хватая его отца. Он видел лезвия ножей, блеск стали под фонарями. Видел, как они вонзаются в тело отца с дикой силой, снова и снова. Видел, как белоснежная рубашка покрывается багровыми пятнами, точно акварель на белоснежной бумаге.
Мать кричала и плакала, но не двигалась, парализованная ужасом. Один из убийц, откинув нож, пошёл в их сторону.
— Нет! — выкрикнула она, заслоняя собою Итана. — Детей не трогать!
Её попытка защитить сына не остановила душегубов. Один из них бесцеремонно оттолкнул женщину в сторону, и она упала на землю с истошным криком, из-за чего Итан тут же развернулся и помчался в дом, не оглядываясь. По его лицу текли слёзы, ему было страшно. Он бежал так быстро, как только мог, слыша позади топот преследователей. Возможно, ему стоило бежать не внутрь, а куда-нибудь по улице и звать на помощь, но он не мог бросить сестру.
Ворвавшись в её комнату, он сразу же закрыл дверь на щеколду и быстро принялся строить баррикаду, наваливая на дверь стулья и любые предметы, которые смог найти под рукой. Люди по ту сторону уже начали выбивать дверь.
— Итан… — сестра сонно потёрла глаза. — Что происходит?
Он повернулся к ней и прислонил палец к губам, давая понять, что сейчас необходимо полное молчание. Её глаза, расширенные от страха, метались между ним и дверью, на которую сыпались безжалостные удары. Она собиралась что-то сказать, но Итан подбежал к ней, обнял за плечи и прошептал:
— Анна, лезь под кровать, и сиди там очень-очень тихо.
Она раскрыла рот, видимо, чтобы возразить или задать вопрос, но тут же передумала, подчиняясь указаниям. Итан отошёл от её кровати как раз в тот момент, когда его баррикада развалилась. С громким хряском дверь поддалась, и мужчины ворвались в комнату.
Итан застыл на месте. Детский страх вторил о том, что надо бежать, кричать, спасаться, но он не двигался, готовый защищать сестру любой ценой. К его счастью, душегубов отвлёк яростный крик снизу:
— Прекратите пугать детей!
Те переглянулись и отступили в стороны. Быстрые шаги, доносящиеся из коридора, приблизились, и совсем скоро в комнату вошел высокий мужчина средних лет, с тёмными волосами, зачёсанными назад. Его кожа была загорелой, на теле красовался строгий костюм, который совершенно не подходил окружающей разрухе.
— Меня зовут Робин, — представился он и подошёл к Итану, присаживаясь перед ним на корточки. — Не бойся, они не причинят тебе зла.
Итан не вымолвил не слова, пожирая глазами мужчин, покорно стоявших у дверей.
— Мне жаль, что тебе пришлось увидеть убийство. Это... неправильно. Никто не должен видеть такое в твоём возрасте. Так произошло, потому что твой папа очень плохо повёл себя. Он сделал ошибку и поплатился за неё.
И хотя Итан снова ничего не сказал, его сопротивление обстоятельствам было столь очевидно, что Робин, при всей своей выдержке, не смог сдержать усмешки. Он поспешил вернуть лицу выражение показного сочувствия.
— Твою маму, Натали, никто не тронет, можешь не волноваться. Я очень её люблю и хочу, чтобы вы поехали со мной, в новый дом.
Он говорил с тем убеждением, которое взрослые нередко используют в разговоре с детьми, полагая, что добрые слова достаточно весомы, чтобы затушевать дурные обстоятельства. Но Итану не было свойственно принимать заверения на веру, его растили не так, как остальных детей.
Из-под кровати осторожно показалась Анна. Тонкие плечи вздрагивали от сдерживаемого плача, глаза широко распахнулись в испуге. От сна не осталось и следа. Робин, заметив движение, наклонился и протянул руку:
— Всё хорошо, милая, — сказал он, — можешь выйти, не бойся.
Но прежде чем Анна успела отреагировать, Итан сделал шаг вперёд и встал перед ней, заслонив собой:
— Держись подальше от моей сестры!
Робин не сделал ни шага вперёд, ни попытки приблизиться. Он медленно опустил руку, позволяя Итану сохранить ощущение контроля над ситуацией.
— Ты хочешь защитить её, похвально. Ты храбрый ребёнок. Но, прошу, выслушай меня. Я не враг. То, что ты видел, действительно страшно, и я не жду, что ты мне поверишь сразу. Но я здесь не затем, чтобы причинять вред. — Подняв руки ладонями вперёд, он отступил на шаг назад. — Выбор за тобой, я не настаиваю. Мне важно, чтобы вы были живы и росли рядом с теми, кто вас любит.
В комнату вбежала Натали. По её лицу все ещё катились слёзы, волосы растрепались. Увидев сына, она мгновенно бросилась к нему, прижимая его голову к своей груди и нервно гладя по волосам:
— Мой малыш, мой родной! — шептала она. — Всё хорошо… всё будет хорошо! Прости, что всё так получилось… прости меня.
— Мам, я…
— Не надо слов, — она перебила его и поцеловала в макушку. — Ты смелый, умный мальчик, я так тобой горжусь!
Тем временем Анна, услышав мать, наспех выползла из убежища и побежала к ней. Натали схватила её в объятия так же крепко, как и сына, прижимая обеих детей к себе:
— Золотце моё, Анна… — она целовала то её, то Итана. — Нам надо уйти, сейчас же.
Итан отстранился от матери. Он хотел ответов. Он нуждался в них. Анна посмотрела на Робина, на пугающих её мужчин, на своего брата, а потом снова на Натали:
— Мам, где папа?
— Не сейчас, милая...
— Он мёртв, — выпалил Итан, указывая на мужчин в дверях. — Они его убили.
Маленькие пальчики Анны впились в плечо Натали так крепко, что она тут же с укором посмотрела на сына. Робин повернулся к своим людям:
— Уберите тело.
Те одновременно кивнули и вышли из комнаты, поспешив приступить к своему мрачному заданию. Обернувшись к Натали, Робин добавил:
— Мы теряем время. Забирай детей и пошли.
— Да, да… — она бережно отодвинула дочь от себя и подтолкнула её в сторону Робина, который уже протягивал ей руку:
— Пойдём, малышка. Мы просто выйдем на улицу.
Итан же не двинулся с места.
— Я не пойду! — выкрикнул он, глядя на мать. — Почему мы должны быть с ним? Почему они забрали папу?!
Натали, измотанная и уставшая, подошла к нему и присела так, чтобы их глаза оказались на одном уровне.
— Итти, пожалуйста, сейчас не время для капризов. Я знаю, ситуация ужасна, но мы обязаны уйти. Я всё объясню, только позже.
Он колебался, ему не хотелось потакать матери. Возможно, он бы продолжил стоять на своём, если бы не очередная слеза, стекающая по её щеке. Стоит отметить, что он никогда не выносил её слёз, даже когда вырос.
Свежий воздух не смог подавить запах крови, навязчиво проникающий в носовые пазухи. Ветер не приносил облегчения, только разносил по двору металлическую горечь, увековечивая мучительное воспоминание. Итан видел, как люди Робина несут тело его отца и сжал руку матери крепче. Он не искал в прикосновении безопасности, зная, что её нет. Внутри бушевала злоба. Злило всё, особенно беспомощность.
Робин занял место за рулём. Натали помогла Анне забраться на заднее сидение, а затем подтолкнула Итана, который задержался, чтобы посмотреть в последний раз на окно своей спальни.
Колёса уже раздавили какую-то пластиковую бутылку, а Итан продолжал смотрел на то, что уходило прочь - на крыльцо, на дверь, на оставшиеся следы на земле. Он не понимал, но уже догадывался, что этот момент навсегда останется с ним незаживающей раной, которая будет гноиться и напоминать о себе.