— Ты уверен, Кость?
— А то!
Они перескочили через покосившийся низкий забор, сложенный из необработанных еловых досок.
— Дед Аким же злючий!
— Тс-с-с, — Костя приложил палец ко рту и нахмурился.
Бордовые ягоды рябины и нескошенная трава у стен бирюзового домика. Облупившаяся краска свисала тонкими бесформенными клочками, напоминая слоистую горную породу.
Резные наличники, почерневшие от времени. Распахнутое окно.
— А окно чего открыто? Он точно не дома?
— Подержи! — проигнорировал он вопрос.
Светка подхватила футбольный мяч и посмотрела на него с сомнением.
— С мячом полезем?
Парень отмахнулся и, ухватившись за нижний наличник, запрыгнул на подоконник.
— Тьфу, заноза, — сплюнул он от досады, подув на указательный палец правой руки, — залезай уже.
Внутри тихо. Потемневший от времени ковёр, круглый столик на одной пухлой ножке с кружевной скатертью. Зеркало в тяжёлой деревянной раме. Пахнет дедовой стариной.
— Оно в погребе?
— Ага.
Костя огляделся и почесал затылок.
Светка отправилась на поиски в соседнюю комнату.
— Кольцо, Кость. Это оно самое? — донеслось оттуда.
Квадратный люк с металлическим кольцом пришлось с пыхтением открывать вдвоём. А внизу — чернота.
— Я мячик всё-таки тут оставлю, — пробормотала Светка.
Костя уже спускался, скрипя по ступеням крутой лестницы резиновыми подошвами сапог. Внизу в полутьме, на узких полках литровые банки с малиновым вареньем и трёхлитровые — с солёными огурцами. И на них ровный и мягкий слой пыли.
— Оно точно здесь? — прошептала Светка, боясь потревожить магическую тишину.
— Да здесь, здесь. Фонарик бы.
Костя шарил рукой между банок и почему-то натужно пыхтел.
— Как выглядит-то хоть?
— Не знаю, говорил же. Маленькое, наверное, железное. Постой...
Он выудил из-за дальней банки с помидорами что-то треугольное и узкое. В темноте Светка не разобрала.
— Наверх! — радостно скомандовал он.
Присев на низкую скрипящую кровать, Костя вертел в руках треугольный кусок из цельного лёгкого и светлого металла. Может, алюминий?
— А чего...
— Помолчи уже, — перебил Костя. Дай разобраться. Нужно кнопку найти или рычажок какой-нибудь.
Он, нахмурив брови, поводил пальцем на гладкой поверхности.
— Ага, вот, нашлось!
Он указал на еле заметное углубление в одной из вершин треугольника.
— Ну что, чего хочешь?
— Морожное?
— Не, это слишком просто. Давай футбольное поле прям тут, возле дома!
— Чего хочешь? — передразнила его Светка, — вот прям футбольное поле хочу. Девчачье. Конечно!
Костя отмахнулся и жамкнул указательным пальцем в углубление. А потом поморщился: заноза дала о себе знать острым уколом боли. Они подбежали к окну и отдёрнули в стороны шторы с маками.
— Ого! — восторженно прокричал Костя и присвистнул.
И действительно, вместо русского поля с тимофеевкой и цветами цикория, в десяти метрах от окна взгромоздилось новёхонькое — футбольное. Аккуратно выстриженный газон с ровной разметкой, недырявая белоснежная сетка на воротах и три яруса сидений.
— А морожное будет? — с надеждой спросила Светка, равнодушно разглядывая стадион.
— Да какое уж тут морожное?! Бери выше. Чего прям хочется до коликов, невозможного такого?
— Морожное с клубникой, в вафельном стаканчике. А лучше два. Нет, три!
— Ну ты и занозина. Во, придумал!
Костя прокручивал в руках треугольник и мечтательно вещал:
— Паровоз. Не электрический, а настоящий, на угле. Сами поведём! И рельсы прям до центра, Маковки.
И тут же справа от стадиона возникли рельсы, а на них — чёрный паровоз с красной звездой на дымовой коробке.
Они резво вылезли через окно и подбежали к кабине.
— Труба маловата, — Костя оглядывал своё новое приобретение оценивающе. — И гудок. На цепочке такой. Во, теперь круто.
Большой красный рычаг, какие-то непонятные вентили и остывший котёл.
— И как он заводится? — Костя опять почесал затылок, — Ладно, пусть будет машинист, дядька с большими усами.
Дядька покорно возник и засуетился, схватив лопату. От котла сначала веяло приятным теплом, но очень скоро жар стал невыносимым, а Светке от этого просто невыносимо захотелось мороженого.
— Погнали в вагончик. Наш, большой, со столом из красного дерева и мягкими большими диванчиками — уверенно проговорил Костя, смахивая сажу со щеки.
В вагоне и правда было очень и очень уютно.
— Чего язык проглотила-то?
Светка демонстративно отвернулась к окну и стала глядеть на пробегающий мимо луг с редкими островками лип и осин.
— На тебе мороженое твоё, не бухти. Скучно вот так, по рельсам, медленно, и обзор маловат. Полетели!
И паровоз, с лязгом и искрами оторвавшись от рельсов, взмыл в небо. Облака обволакивали стёкла, оставляя на них маленькие капельки, а паровоз всё нёсся, выше и выше, в космос, к неизведанным мирам. А внизу, под железными некрутящимися колёсами, под облаками, мать рыдала у искорёженной лады, обнимая тела сына и дочери. В груди Кости навечно застрял металлический треугольный осколок, и безжизненные пальцы сжимали игрушечный чёрный паровозик с огромной трубой. Ротик Светки был перепачкан клубничным мороженым. Эх, как она его любила! А чуть поодаль, в траве, отброшенный кошмарным ударом аварии, скучал новенький футбольный мячик.