Последний серпантин уперся в шлагбаум, который больше походил на костяшку домино, поваленную ветром времени. Максим заглушил двигатель «Нивы», и тишина обрушилась на него всей тяжестью горного воздуха. Не той благородной тишиной, что бывает в библиотеках, а густой, давящей, в которой лишь ветер выстукивал дрожащие ритмы в растяжках мачт.
Обсерватория «Зенит». На карте это была точка. В реальности — бетонный кокон, прилепившийся к скале, с серым куполом, напоминающим череп гигантского существа. Максим вышел из машины. Воздух был холодным и обжигающе чистым. Он достал из багажника рюкзак с инструментами и коробку с сублиматами. Контракт — три недели. Техническая инвентаризация перед продажей объекта с молотка. Легкие деньги, как ему казалось в городе. Теперь же, под взглядом бесчисленных звезд, проступающих на темнеющем небе, он почувствовал себя бухгалтером, пришедшим описать сокровища забытой гробницы.
Срок контракта истекал 16 августа. "Символично", — мельком подумал он. В день своего рождения подписывать акт консервации последнего места, где он чувствовал связь с космосом.
Его внутренний романтик, тот самый, что в детстве зачитывался «Туманностью Андромеды», с жадным трепетом смотрел на купол. А техник-электронщик в нем скептически хмыкал, оценивая облупившуюся краску и ржавые желоба.
Ключ от главного входа скрипел в замке, как будто протестуя против вторжения. Дверь открылась, выпустив запах столетия — пыли, остывшего металла и старой бумаги. Максим щелкнул выключателем. С потолка, с мучительной неохотой, загорелась люминесцентная лампа, отбрасывая резкие тени на стены, заставленные стеллажами с приборами, покрытыми брезентом.
Его взгляд сразу же нашел главный объект в зале — телескоп-рефлектор Цейс-600. Гигантская, покрытая матовой краской труба на массивной экваториальной монтировке. Он подошел ближе, провел рукой по холодному металлу. «Вот он, — подумал Максим. — Смотрящий в вечность. А теперь — металлолом».
Задача была проста: составить опись, отметить неисправное, упаковать сохранившееся. Но его пальцы сами потянулись к панели управления. «Просто проверю, в каком он состоянии», — оправдался он перед самим собой. Скептик-карьерист молчал. Говорил романтик.
Он обошел зал, нашел щиток с рубильниками. С треском, высекающим искры, он подал напряжение. Лампы на пульте замигали, как сонные глаза. Загудели вентиляторы. А потом он увидел его — в углу, под холстом, скрывался не учетный номер, а мечта. Аналоговый спектрограф «АС-3М», модель семидесятых. Тот самый, с помощью которого когда-то искали гармонию Вселенной в кривых на миллиметровой бумаге.
«Это не в списке, — констатировал техник. — Его списали давно».
«Но он же красавец», — возразил романтик.
Решено. Первую ночь он посвятит не инвентаризации, а ему. Починить спектрограф. Просто чтобы посмотреть, сможет ли он еще уловить голос далекой звезды. Хотя бы один.
Он сдернул брезент. Пыль взметнулась золотым облаком в луче закатного солнца, пробивавшегося через смотровую щель купола. Максим сел на стул, достал отвертку и мультиметр. Работа закипела. А за стенами обсерватории ночь окончательно вступила в свои права, и звезды зажглись — холодные, безразличные и бесконечно далекие. Тишина сгущалась, и теперь в ней явственно слышался скрип поворотного механизма купола — будто «Зенит» медленно, тяжело вздыхал.