Звезды в дыму

Очень скоро должно было начаться примечательное астрономическое событие. Если точнее, сорок шесть часов оставалось до того, как можно будет наблюдать особенный звездопад. Это явление должно было обозначиться в воскресенье в полночь.

А в два часа ночи с пятницы на субботу в одной квартире, где всё было заставлено живописными и странными статуэтками, замерли стрелки на серебряных часах в форме звезды, покоившиеся на груди спящей девушки. В тот же миг, Ирина, единственная обитательница той квартиры, резко распахнула глаза.

На дворе было лето и, видимо поэтому, Ира, не заморачиваясь на то чтобы одеться как следует, накинула длинную кофту и прямо в ночной рубашке и тапочках вышла во двор по обе стороны которого чуть освещали мир редкими светлыми окошками две пятиэтажки.

Вечером в воскресенье некий человек ничего и никого не страшившийся кроме пауков попробовал дозвониться своей давней знакомой, Ирине, но она не отвечала на звонки.

Звали его Афон и звонил он Ире по двум причинам.

Во-первых, они договорились этой ночью пойти смотреть на звездопад.

Во-вторых, произошло нечто странное вот только что.

Афон увлекался изготовлением, а также применением по назначению, трубок для курения. И полагал, вроде бы вполне всерьёз, что посредствам этого увлечения ему грозит память в веках.

Вот с этого и образовалась теперешняя ситуации.

У Афона жила птичка, серенькая и неприметная, явно не попугай, а более подробно он и сам не знал, но звал её без затей: «Синица». Хотя явных признаков принадлежности к упомянутому птичьему семейству не наблюдалось, обозначить её так он решил в первый же миг как увидел.

Еще у Афона был и второй объект заботы, декабрист, порядочно цветущий раз в году.

И вот каждый раз как он устраивал свой очередной эксперимент по курению с применением ново изготовленной трубочки имелся обычай выносить на балкон Синичку, туда же на то время отправлялся декабрист.

Сам Афон располагался на диване, и ставил возле себя традиционно приготовленный ройбуш.

А на кухне ставилась заготовка под любимую «хреновинку».

Это блюдо на основании рыбы и хрена Афон сам придумал сам и обозвал.

И вот сегодня вечером определив на балкон кого следовало, подготовив что положено на кухне и уже установив чашечку с ройбушем возле дивана, Афон уже и халат подобающий накинул как отвлечён был от намеченного музыкой.

Звук, извлекаемый из свирели, он признал, тот был ему знаком, и даже парочка свирелей занимала достойное место где-то в его шкафу. Необычным было то, что звук явно шёл от трубки, которую Афон еще и разжечь то не успел, тем не менее, над трубкой поднимался все более плотный дымок.

Призванный из соседней квартиры Раен пожал плечами и не проявил интереса к явлению, но посоветовал позвать Иру, мотивируя это лишь тем, что «у неё же машина, что ей там ехать».

Брат, Раен был вспыльчив и не терпелив по натуре своей. И это касалось всего в его жизни.

Кроме холодного оружия, вот этот предмет, по его мнению, заслуживал бесконечного и беспрестанного созерцания/осознания/понимания. Причём интересовали его все аспекты этой темы; от изготовления до применения. В том числе смена идейных концепций относительно всего этого.

Раен был вспыльчив, но, ради своей мании к холодному оружию, он считал, что с этим следует бороться.

В качестве тренировки терпения и усидчивости, он изобрёл, лично для себя, аж целый метод.

Отрастил длинную челку, она закрывала изрядную часть лба, и окрасил её в ядерно-розовый цвет. Тренироваться в фехтование он ходил в зал с зеркальными стенами, чтобы в процессе тренировок, кроме прочего, наблюдать свою ненавистную челку. К розовому цвету он испытывал те же примерно эмоции что его брат, Афон, к паутине. Паутина не паук, но явное напоминание о нём, не так ли? Так и яркое пятно прямо над глазами заставляло его ощущать себя мишенью, в которую летит пуля, вот такие ассоциации.

Вот теперь Афон названивал Ирине а Раен невозмутимо полировал небольшой кинжал.

Афон посматривал на дымок, струящийся над трубкой, и ощущал нарастающую тревогу.

Познакомились они с Ирой именно в следствии его увлечения курительными трубками, а к этой вот она и вовсе имела непосредственное отношение.

Ира мастерила фигурки. Однажды на выставке в парке он, увидев её работу, очень заинтересовался. Слово за слово, и она призналась почему этим увлекается.

Ира, по её словам, обладала паранормальным виденьем мира, что, собственно, и отражалось в её фигурках. Подле всего на что она обращала внимание ей маячил еще образ статуэтки, который следует разместить рядом, дабы заинтересовавшее её изменилось под стать желаемому.

Это звучало абстрактно, он тогда так и сказал. В ответ она улыбнулась и вылепила фигурку из глины прямо под его недоверчивым взглядом, она сказала, что «это сделает тебя чище, но учти, я никогда не знаю, как это реализуется». Через пятнадцать минут пошёл дождь. После того дня он ни то чтобы проникся восхищением к её дару, но относительно самой девушка проявлял искрений интерес.

А потом, уже спустя некоторое время после первой встречи, ему пришло в голову попросить её создать нечто что позволит ему в свою очередь сделать очередную трубку такой которая сможет пережить века заодно с именем создателя. Для них обоих это стало навязчивой шуткой, однако стремление у него и правда было, и глиняную фигурку в форме обычной пятиконечной звезды Ира для него сделала.

Так и не дозвонившись Ире Афон пошел на балкон за Синичкой и декабристом. Зелёные листья растения тревожно обвисли, а Синичка выглядела пришибленной, но Афон отчего то решил, что на балконе им не стоит оставаться. В небе уже были видны звёзды.

Вернувшись в комнату, Афон отхлебнул остывший давно напиток, пряный аромат и кислый вкус пришлись очень кстати. Правда и вкус и запах совершенно не соответствовали ожидаемому, и это вдруг в свою очередь усилило щемящее чувство тревоги.

В дверь позвонили, Афон открыл, не спрашивая кто там. На пороге стояла Ирина.

Молча она прошла в комнату, а он за ней следом. Афон от Ириного вида несколько опешил, девушка выглядела совершенно не реально, но он сходу не смог осознать суть и причину своего впечатления.

От Иры по комнате струилось звёздное сияние, она встала посреди помещения овеваемая струями дыма. Афон осознал, что дым невероятно быстро стал очень густым, и заполним всё помещение пряным ароматом, и что музыка свирели звучит уже как многоголосие, а не один инструмент.

Раен поднялся на встречу девушке отведя в сторону переливающееся серебряным огнем лезвие.

- Не знаю почему, у меня ощущение что я снова в лаборатории, - сказала Ира.

Афон словно бы проснулся.

Раен сидел у окна и полировал небольшой кинжал.

Ира сидела подле Афона на диване и рассказывала о том, что ненавидела свою трёхлетнюю работу в химической лаборатории, она и оказалась то там что бы убедить себя «что не так страшен черт, как его малюют», ибо с детства её мучило убеждение, что весь мир того гляди погибнет от перенасыщения химикатами.

Афон на миг опешил, и, просто рефлекторно, бросил взгляд туда, где мгновение назад дымила трубка и откуда разливался по комнате звук свирели.

Трубки там не было, он встряхнул головой, под взгляд подвернулась глиняная звездочка. Она лежала на самом краю тумбочки у дивана.

Синичка, которой положено было быть в клетке, порхнула к звёздочке и толкнула её с краю, звёздочка неестественно медленно полетела вниз, при этом Афон успел осознать, что на полу лежит разбитый горшок из-под декабриста, а самого растения не наблюдается.

— Звездопад начался, — донеслось пронизанное раздражением замечание Раена. Ира, кажется, вскрикнула.

Афон сейчас не видел ничего кроме глиняной звезды, овеянной волнами пряного дыма, она летела в пространстве неведомо куда, а за ней следом срывались (с неба?), пронзительно яркие, но очень маленькие звёздные пылинки. В звуки свирели вплеталось имя, его собственное.

А потом звезда раскололась от того, что в нее ударился серебряный клинок.

Афон снова очнулся.

Ира сидела на диване напротив и с тревогой смотрела на него.

Раен в двух шагах перед ним сметал в савок что-то из-под тумбочки возле дивана.

Афон встал на ноги, пристально оглядел брата и подругу и спросил, вероятно их обоих:

— У меня галлюцинации?

Его вдруг обожгло осознание что его брат и девушка ведут себя как одна компания, а вот он как будто бы…

Его смятение и подозрения, видимо, странным образом стали очевидны в миг и Ире и Раену, потому что они как-то понимающе переглянулись, а потом Ира сказала:

— Это не то, что ты думаешь, я сейчас всё объясню.

Но она не спешила ничего объяснять. Она встала и взяв его за руку потянула к балкону. Раен шёл следом.

Все трое встали возле перил, Раен чуть позади.

Ира достала откуда-то из кармана глиняную трубку, повертела в руках и протянула Афону.

Тяготясь смятением и растерянностью Афон принял у нее из рук предмет вроде бы собственного изготовления. Трубка не источала дым или музыку, но держа её в руках Афон ощущал себя на краю пропасти.

Впервые, за всю свою взрослую жизнь, он подумал, что с завтрашнего дня стоит бросить курить.

— Такие как ты время от времени приходят в этот мир, и когда это случается, рядом появляется ещё и брат, или друг, хранитель того, кто рождён что бы призвать или отвести дым. Дым существует с тех пор, как существуют звезды и, время от времени, он на время скрывает их свет. Хранитель будет рядом с тобой до конца звездопада, за это время ты должен решить для чего ты здесь.

Афону как-то не понравилось услышанное и он хотел было вернуться в комнату откуда донеслось встревоженное щебетание Синички, но когда он обернулся то увидел, что над проёмом балконной двери нависает изрядный кусок паутины. Он вздрогнул и резко оглянулся назад.

Ира достала глиняную звёздочку и бросила её в небо, и, можно решить что в ответ ей, то одна то другая искорка полетела от темно-синего небосвода словно бы соскользнув с покатого стола.

А когда звездопад закончился Ирина вернулась в пустовавшую двое суток квартиру. Всё также в ночной рубашке и домашних тапочках, нисколечко не потрёпанных, как если бы она лишь на миг шагнула в подъезд и тут же вернулась.

Сбросив длинную вязаную кофту, она сняла с цепочки серебряные часы в форме звезды которые снова тикали как ни в чём не бывало.