Звук звенящей тишины

Было громко. То есть не как в обычной жизни, громкой может быть музыка, играющая в автомобиле, проезжающем мимо тебя. И не как на стройке, где тысячи звуков пиления, сверления, человеческих голосов, сварки и ругани сливаются в один огромный шум.

Было громко, как бывает только на войне. От треска автоматов, разрыва гранат, от биения своего сердца, бухающего то вверх, то вниз. От безмолвного жеста Бати, указывающего направление.

Мы штурмовали это здание. Поднимались вверх по идущей в небо лестнице. Это лестница соединяла как будто два мира. Мир неба, до которого нам надо было дойти и мир земли.

Мы штурмовали небо. Сидящие в этой блочной многоэтажке не хотели нас пускать в него, в небо.

Они отстреливались, пуская в нас сотни смертоносных, горячих как угольки пчел.

Они кидали с высоты гранаты, раскрывающие свое нутро со смертоносными ядрами.

А мы шли. Мы шли вперед. Перед нами стояла задача. Дойти до неба.

И мы брали, брали каждый этаж этой башни. Сидящие в ней говорили на нашем, чуть испорченном языке. Но мы понимали их мягкий, немного певучий голос. А ругательства были у нас одинаковыми. Только используемые ими необычно. То есть в непривычных нашему уху оборотах.

Они не хотели уступать нам это здание. А мы должны были взять его. Невзирая на потери, взять.

И мы шли. И лестница постепенно окрашивалась кровью. А потом на кровь оседала пыль. И пятно крови становилось мокро серым, сначала серым, а потом просто мокрым.

Погиб мой друг. Он погиб буднично, как и буднично жил. Вот он шел впереди, а потом упал. Тело его было неподвижно, а рука билась в агонии. И якорь на его руке дрожал, и чайки.

Я подошел. Приподнял его голову. На его лице не было крови. Крови не было, а смерть была. Его смерть.

Я положил его на ступеньки.

И вдруг стало тихо. Так тихо, как там не бывает. Еще минуту назад я видел, как наверх, обгоняя меня, бегут люди. В их руках были автоматы, и они бежали мимо и что-то кричали. Сверху, снизу и с боков слышалась стрельба.

А теперь стало тихо. Я встал, и прижимаясь к стене пошел наверх. Я слышал звук своих шагов и слышал свое тяжелое дыхание. И я боялся, что не успею.

Я понимал, что рядом, скоро увижу, скоро догоню, ушедших вперед.

Но их не было. И я дошел до последнего этажа. И открыл дверь, ведущую на крышу. Вышел на нее. Это была плоская крыша. С небольшим ограждением по периметру.

И на ней не было никого. Ни живых, ни мертвых.

Я развернул флаг, который нес с собой и прикрепил его на антенну. Надо мной кружил Бес-пилотник и я помахал ребятам.

Они опустили его ниже, а потом подняли вверх, показав, что поняли меня.

И Бес-пилотник улетел. Я подошел к краю крыши и посмотрел вниз. Вокруг были остатки стройки, лежали кирпичи, лежал цемент, лежали огромные блоки перекрытий. Валялись разбитые тачки и стояла сгоревшая техника. Валялись трупы рабочих и солдат. Наших солдат и чужих.

Я посмотрел в небо и меня окутал звук звенящей тишины, и на мгновенье мне открылась иная лестница, лестница в Небо.

А вечером в новостях, как мне сказали потом, показали меня, мой, наш флаг над крышей.

И бегущая строка, вслед за ведущим сообщила, что поселок Вавилонская Башня наш.