AD FONTES!

(Афины, Иерусалим, Рим)

Тезисы

1. Одна из самых серьезных опасностей нашей эпохи охарактеризована выдающимся христианским эссеистом XX столетия К. С. Льюисом как «хронологический снобизм», что означает некритическое приятие чего-либо просто в силу принадлежности к интеллектуальной моде нашего времени. Во избежание этой опасности — умственно замкнуться в сегодняшнем дне, — мы вынуждены постоянно оживлять в уме, воображении и душе память о корнях европейской культуры, христианской по своей сути и происхождению (также и в некоторых аспектах, которые могут казаться скорее секу-лярными или нейтральными по отношению к вере как таковой!)

Боевой клич гуманистов былых времен «Ad fontes!» [к источникам] должен стать сегодня нашим девизом.

2. «Что общего между Афинами и Иерусалимом?» Этот вызывающий вопрос некогда задан был Тертуллианом (De praescriptione haereticorum [7]). Афины означали философию, мирскую культуру ума, Иерусалим — веру. К этим символическим именам городов мы должны добавить третье имя — Рима, олицетворяющее государственный порядок и закон. Что до полемической направленности изречения Тертулли-ана, несомненно, что любой аналитический взгляд на европейскую культуру прошлого и настоящего должен признать некие реальные контрасты и напряжения между греческой, библейской и римской культурными традициями, равно как и между общими принципами, которые выражены символическими образами трех городов. Напр., изучая Ветхий Завет целесообразно сосредоточиться на уровне его самотождественности, который бл. Иероним назвал Hebraica veritas (в противоположность чрезмерной эллинизации). Но не менее, а даже более мы должны чувствовать и внутреннюю необходимость, с которой все три составляющих образуют единство: «Что Бог сочетал, человек да не разлучает» (Мф. 19:6). Напр., некоторые предложения «деэллинизировать» христианскую веру, исходившие в разные периоды от некоторых либеральных протестантов, суть именно попытки разорвать то, что Бог и история соединили вместе — и навсегда.

Недаром даже внутри иудаизма как такового не только философские интерпретации веры, наподобие тех, что мы находим у Филона или Ибн-Гебироля, но даже такие весьма своеобразные феномены, как мистицизм Каббалы, были бы невозможны без импульса «Афин». Для христианской культуры как целого это верно a fortiori.

3. Если мы рассмотрим, напр., корни самого центрального понятия европейской ментальности, идеи личности, мы с необходимостью должны будем учесть каждую из трех парадигм: понятийный язык Библии и древнееврейской традиции, который ставил сильное ударение, особенно в некоторых мистических контекстах, на личных местоимениях, таких как «я» и «ты»; римскую традицию изучения законов, которая придавала существительному persоnа нравственный и юридический смысл, преодолевая прежние коннотации ритуальной маски, слишком существенные, напр., для греческого irpoocoTiov; греческую философскую культуру, которая окружала обычаи и правила рефлексией и обсуждением, давая возможность римским юридическим понятиям преобразовываться для неюридического употребления. Напр., преп. Максим Исповедник (f 662), великий богослов человеческой Личности Христа (и непосредственно человеческой личности как таковой!), руководствовался в своей мысли прежде всего, без сомнения, своей верой, укорененной в Библии, то есть «Иерусалимом»; однако нельзя упустить из виду того факта, что его обучение в молодости (во время подготовки к службе первого секретаря императора Ираклия) включало изучение римского права; наконец, безусловно, импульсы, полученные от «Иерусалима» и «Рима», прошли существенную переплавку в греческой философской культeре, типичной почвы греческой патристики, то есть «Афин»; таким образом, каждая из грех компонент оказывается совершенно необходимой для целого. Очень характерно, что при возникновении европейского «персонализма» только их взаимодействие обеспечило условия его существования. Я полагаю, что этот пример особенно показателен, ибо понятие личности играет центральную роль в европейской аксиологической системе, так что без этого понятия данная система ценностей вообще невозможна.

4. Осмелюсь процитировать слова великого русского выразителя христианского гуманизма:

«La dissoluzione della relegeone deve (...) considerarasi come un sintomo infallibile dell'eslinzione della memoria in quella data cerchia.il cristianesimo solo (...) ha la forza di far rivevere la memoria ontologica delle civilta alle quail si sostituisce; tanto che la cultura Christiana (che ё la cultura greco-latina nei suoi due aspetti, dell'Oriente e dell'Occidente) riveste necessariamente il carattere universale (...)

L'Anamnesi universale in Christo — ecco dunque la mira della cultura umanistica cristiana: che tale e la premessa storica dell'Apocatastasi universale...»

(Viaceslav Ivanov, Lettera ad Alessandro Pellegrini sorpa la "docta pietas", 1934).

[«Разложение религии должно быть признано непреложным симптомом истощения памяти в данном кругу. Одно лишь христианство (...) в силах возрождать онтологическую память цивилизаций, которые она собою заменяет, и потому христианская культура (т. е. культура греко-латинская в обоих своих видах — восточном и западном) по природе своей всемирна (...)

Вселенский Анамнезис во Христе — вот, значит, цель гуманистической христианской культуры: потому что такова историческая предпосылка осуществления всемирной соборности...» (итал. текст и русск. перев. в: Вячеслав Иванов, Собрание сочинений, т. III, Брюссель, 1979, ее. 442,445; в последней фразе «Apocatastasi universale» скорее надо перевести не «всемирная соборность», а «всемирный Апокатастазис» или «всеобщее Восстановление»).]

«La memoria ontologica» [онтологическая память] — «L'Anamnesi universale in Christo» [вселенский Анамиезис но Христе]: обе формулы — наилучшие девизы наших будущих усилий.


Загрузка...