Адская машина

Виктор Леденев

Адская машина

Пролог.

Энский аэродром военно-транспортной авиации. 1 мая 1968 года.

Автобус медленно подъехал к КПП. Дежурный офицер покосился на задернутые эанавесками окна и потребовал освободить салон.

-- Вы что, на пляж приехали? Выйти всем и проходить через КПП. Бегом, марш!

В автобусе никто не шелохнулся. Дежурный начал медленно багроветь, но спас его от преждевременного инфаркта посыльный из штаба. Дежурный прочитал записку и махнул рукой.

-- Проезжайте.

Автобус и следовавшая за ним грузовая машина медленно покатили вдоль аэродрома. Грузовик направился к стоявшему на рулежной дорожке пятнистому АН-12, а автобус проехал дальше и встал перед одноэтажным зданием. Из автобуса с рюкзаками военного образца неторопливо вышли люди и пошли к зданию. Ничем особенным они не отличались, разве что одинаковой одеждой: на всех были полотняные брюки китайского производства и белые тенниски. Старший, с аккуратной черной бородкой, что-то негромко сказал и ребята согласно кивнули...

Славка был любопытен от природы и нагловат по воспитанию. Поочередно подергав подряд почти все ручки дверей в коридоре, он обнаружил комнату отдыха, со стареньким телевизором в углу. Славка поманил к себе Павла и они тихо вошли в комнату, аккуратно прикрыв за собой дверь. Пока Славка включал телевизор, Павел удобно устраивался на стульях, положив гудящие ноги повыше. Наконец появилось полуразмытое изображение -- на Красной площади шел парад войск. Славка удовлетворенно крякнул, уселся рядом, задрал ноги и закурил. Они сидели молча и думали каждый о своем.

Идиллия была прервана самым грубым образом. Славка даже поморщился. Какой-то майор, привлеченный звуками парада, ворвался в комнату и к своему удивлению обнаружил двух типов (в гражданском!), которые заняв непотребные позы, смотрели телевизор. Но этого мало -- никак не прореагировали на появление старшего офицера. Майорская глотка взревела сама по себе.

-- Встать! Это что за безобразие?

Славка подчеркнуто аккуратно стряхнул пепел в спичечный коробок, а Павел зачем-то достал и надел темные очки. Глотка заревела на полтоны выше.

-- Встать! В самоволку собрались?

Славка покосился на Павла.

-- Мы в самоволку?

Павел мгновение подумал и кивнул.

-- Точно, исключительно про своей воле.

Майор оцепенел от такой наглости -- они еще и признаются!

-- Так, а чем здесь занимаетесь?

Славка опять повернулся.

-- Я -- курю, а ты?

-- Я -- ничем, а что?

-- Да вот, майор спрашивает.

Майор взревел еще выше на пару тонов.

-- Как вы разговариваете со старшим офицером!

Славка даже не улыбнулся и строго спросил Павла.

-- Ты с кем-нибудь разговариваешь?

Павел так же строго ответил.

-- Ни с кем. Это с нами грубо разговаривают.

-- Да? А я и не заметил, думал это в телевизоре.

Майор дернулся к выключателю телевизора, но его кисть угодила на пути в стальной капкан -- Славка перехватил ее в сантиметре от экрана.

-- Парад ведь, сам Главнокомандующий на трибуне, нельзя его не слушать.

Майор потирал занемевшую кисть и нервно, но тихо осведомился.

-- Отправитесь на губу, если вы такие умные, там вас научат уму разуму. Где ваше начальство?

Славка и Павел радостно ткнули пальцами -- там! Правда, при этом они показали в разные стороны, что окончательно расстроило майора и он выскочил из комнаты. К дежурному по части он ворвался, как полутонная бомба.

-- Вызови-ка наряд, надо тут забрать пару субчиков на губу.

-- Кого забрать? Но здесь дежурный понял, о ком идет речь и улыбнулся.

-- Не горячись, майор, это же ребята из спецгруппы Шмелева, помнишь, они у нас парашютную подготовку проходили?

-- Шмелева? Это те? А куда они?

-- Не положено, но так и быть -- во Вьетнам.

Майор замолчал. Дежурный подполковник опять усмехнулся.

-- Что, не показались они тебе?

-- Да какие-то грубые...

-- Ты уж говори прямо -- не грубые, а опасные. Ты ведь это хотел сказать? Не дай Бог встретиться с таким где-нибудь в джунглях, а?

Майор пожал плечами. Подполковник прав, опасны и очень. Не хотелось признаваться, но именно чувство опасности не покидало майора во время его дурацкого разговора с теми парнями. Он понял, как им было наплевать на него, на его крики, угрозы... Идиот, он им губой грозил.

Невеселые размышления майора прервал крик в коридоре.

-- Группа Шмелева на выход!

Славка и Павел без помех смотрели телевизор. Парад закончился и из телевизора доносились шумы праздничной площади.

-- Братский привет народу борющегося Вьетнама! Ура!

Сейчас включаем репортаж нашего корреспондента из Ханоя.

...Народ Вьетнама борется, его не сломить никакими бомбардировками. Американские империалисты используют Вьетнам, как полигон для испытаний новых бесчеловечных видов оружия: напалм, шариковые и фосфорные бомбы обрушивают американские летчики на головы мирных жителей...

...В последнее время участилось применение бомб и мин замедленного действия. Они взрываются порой через несколько суток после бомбардировки или по радиосигналу с другого самолета, когда прозвучали отбои воздушной тревоги и люди покидают свои убежища. Гибнут дети, старики, женщины...

-- Группа Шмелева на выход!

Офицеры подошли к окну. Одинаково одетые парни столпились вокруг командира. Тот, самый наглый, посмотрел на окно и, как показалось майору, подмигнул ему. Разговор был коротким и они, набросив РД на одно плечо потянулись к самолету.

Моторы уже прогревались, грузовые люки закрыты -- все снаряжение уже в самолете, оставалось погрузиться самим...

Павел поднялся последним. Еще раз через руку летчика посмотрел на эту, хоть и далекую от его родной Беларуси, но все равно родную землю. Дверь безжалостно отгородила его и оставалось только посмотреть через мутный иллюминатор, как она стремительно убегает из-под крыла самолета. Вот колеса оторвались от нее и с глухии стукои убрались в чрево дюралевой птицы.

Ты уже за холмом...

Маленький голубой вездеход медленно плыл по привычной грязи поселка. Человек за рулем так же привычно вел машину по раздолбаной колее по привычке именуемой местными жителями дорогой. У неказистого здания с пышной вывеской "Сберегательный банк" вездеход взревел натруженным мотором в последний раз и заглох. Человек достал из-за сидения синюю спортивную сумку и, оставив ключ зажигания в замке, шагнул в жидкую грязь.

В помещении сбербанка росли фикусы, было спокойно и даже уютно. Человек виновато посмотрел на свои грязные сапоги, не решаясь оставлять следы на вымытом полу. Его появление вызвало оживление, из двери за стеклянной перегородкой выплыла заведующая.

-- Здравствуйте, Павел Алексеевич! Небось вклад решили оформить?

-- Здравствуйте, нет решил все деньги получить...

-- А что ж не книжку? Как говорится, удобно и выгодно, да и процент нынче повысили.

-- Долго объяснять... Выпишите все сразу...

-- Наверное машину решили новую покупать, "Волгу"?

-- С меня пока и этой хватает...

Молоденькая кассирша заполняла документ и с интересом прислушивалась к разговору. Скрипнула дверца сейфа и кассирша вынула оттуда груду денежных пачек. Пересчитывая их, по-детски вздохнула:

-- Сроду таких денег не видала...

Заведующая усмехнулась.

-- Как эта не видала? Вон их там полный сейф.

-- Так то разве деньги... Так, наличность... А тут столько деньжищ одному... сразу...

Заведующая незаметно вздохнула. Она тоже считала, что столько много денег у одного человека быть не должно, но что тут поделаешь... А кассирше притворно строго попеняла:

-- Ты считай внимательней, ошибешься -- век не расcчитаешься. Да и Павла Алексеевича задерживаешь. Может он торопится... Может он подарки молодой жене сделать хочет.

Человек посмотрел на толстуху почти с ненавистью, но сдержался. Подписал документы, пересчитал пачки, сбросил их в сумку.

-- Спасибо, до свидания, -- и не удержался, -- пролетарии финансовые...

Кассирша прыснула, заведующая строго на нее посмотрела и набрала телефонный номер.

Другая кассирша, постарше, укоризненно покачала головой.

-- Смеешься, а ведь он правильно сказал: мы и есть пролетарии за гpоши в месяц. А он свои получил, кровные... Ты знаешь, как он это лето горбатил с этими бычками? Вот возьми сама, поишачь и ты получишь...

Заведующей эти разговоры, видимо, надоели -- сколько раз можно об одном и том же.

-- Хватит, поговорили... Вы лучше итог подбейте, конец месяца скоро...

Тут, наконец, ей ответили и толстуха деловито заговорила в трубку:

-- Ефим Семеныч? Это я, Карпова из Крисвят... Не надо сегодня инкассатора, Лемешонок все деньги получил. Да, все до копейки. Как это не уговаривала? И так и этак... Нет, так не уговаривала, у него жена молодая... Значит договорились, у нас вывозить нечего -- после Лемешонка одна мелочь в кассе...

До свидания.

На другом конце провода Ефим Семенович покачал головой и набрал номер, явно междугородный. Роман Васильевич? Ох, опять не узнал, богатым будете... Что?

Не только. Это точно, жируют сволочи. Помните, я вам про нашего

фермера рассказывал? Да есть у нас... Лемешонок. Так вот он сегодня все получил, наличными! Никаких, говорит, сберкнижек... Во, кулак! Как чего рассказываю? Вы ж просили позвонить... Не просили? Ну, это я так, к слову... Простите... До свидания...

Слегка обескураженный Ефим Семенович удивленно посмотрел на телефонную трубку и снова покачал лысой головой. Впрочем, качал он зря -- информация даром не пропала...

У здания правления колхоза припарковались все возможные в небольшом поселке средства передвижения -- от обычной лошади до несуразно большого К-700. Голубой вездеход втиснулся между тракторным прицепом и агрономовским "москвичем". Павел Алексеевич хлопнул изо всех сил дверцей, но она не закрылась. Он собрался повторить и... заметил оставшуюся на переднем сиденье синюю сумку. Усмехнулся, взял сумку и еще раз загрохотал дверцей. На сей раз она послушно эакрылась. Он рассмеялся и пошел к высокому крыльцу, счистил с подошв налипшую грязь. Чувствовалось, что здесь он человек не чужой. Так оно и было. Проходя по коридору он задержался взглядом на табличке на одной из дверей. "Главный механик Лемешонок П.А.", снова усмехнулся и привычно прошел к кабинету председателя. Постучал и, не дожидаясь ответа, вошел.

Председатель поднялся, протянул через стол руку.

-- Здравствуйте, Павел Алексеевич, давненько у нас не были. Слышал, удачно сдали бычков?

-- Уже донесли? Удачно, не жалуюсь...

-- Не обижайтесь, не донесли... Просто вы на виду у всех, вот все все и знают...

-- А я и не обижаюсь, бабий телефон работает всегда исправно... Не только бабий...

-- Вас здесь, заметил, уважают, хоть я здесь человек новый... Жаль, что нам не пришлось вместе поработать. А то ведь все в наших руках, возвращайтесь. Там даже табличку не сняли...

-- Нет, и не стоит об этом. Я по другому делу... Николай Иванович, трактор не продадите?

-- Все деньги решили заработать? Шучу... Пожалуй, продам! Тот, который вы в третью бригаду отправили.

-- Так это ж ломачина! Как он до сих пор ходит, не знаю. Еще я его собирался списать...

-- Не списали и хорошо сделали, теперь самому пригодился... А у вас руки золотые, он у вас еще попашет и посеет...

-- Да не пахать мне на нем. Надо телятник оборудовать по-настоящему, сами знаете, сарай сараем... Хоть и за такой спасибо.

-- Ну, телятник не ахти, но все-таки такие деньги принес?

Павел Алексеевич во время всего разговора сидел, почти не поднимая головы и сосредоточенно разглядывая полировку стола. Потом резко поднялся и спросил:

-- Николай Иванович, все спросить у вас хочу... Вы здесь человек новый, но ведь и о вас местный телефон весточки доносит. Например, что вы ярый противник и аренды, и фермерства, и, вообще, частной собственности... а скажите, почему вы мне не показываете на порог, не ссылаетесь на всякие инструкции, не отказываете... Даже трактор собираетесь продать...

-- Все очень просто, уважаемый Павел Алексеевич. Потому и не отказываю, потому и продаю, что я против этой фермерско-арендно-частной затеи. Вы -человек в районе заметный и раньше были, а теперь и вовсе. Шутка сказать -первый в районе, а может и в области фермер! Все смотрят, как у вас дела пойдут? И выжидают. Начни я вас зажимать, все симпатии моих колхозников на вашей стороне будут. Не помоги я вам -- скажут бюрократ, чинуша, ретроград, а вас жалеть будут и помогать...

Николай Иванович разволновался. Видно было, что готовился он к такому разговору, вынашивал аргументы и теперь ждал реакции на свои мысли. Лемешонок молчал. Не дождавшись ответа, председатель неожиданно резко продолжил.

-- Ничего путного из этого самого фермерства в нашей стране не будет и не может быть. Не наше это, не родное. Мы уже пробовали всякие заокеанские методы, где они сегодня?

Нет, мешать я вам не буду. Я подожду, пока вы сами себе шею не свернете на виду у всего района. Вот тогда и посмотрим, кто еще захочет фермерствовать. Вы лучше всех продемонстрируете мою правоту, а не свою. Уверен, пока вам просто везет, но у везения есть и оборотная сторона -зависть. Она тоже будет работать на меня, так что и в случае вашей удачи я в накладе не останусь...

Лемешонок медленно встал.

-- Может вы и правы. Я ведь над теориями не думал. Просто делаю обыкновенное крестьянское дело и хочу заработать деньги. Разве в этом есть что-нибудь плохое? А за откровенность спасибо. Я и сам не люблю темнить, а тут просто не мог понять вас, вот и спросил. За трактор еще раз спасибо. Завтра съезжу погляжу его еще разок и оформим все, как надо. Деньги у меня есть...

Председатель проводил Лемешонка и у самой двери нерешительно тронул его за рукав.

-- Да, вот еще что... Звонила директор из школы, на сына жаловалась, писать куда-то собирается... Вы бы зашли сами...

-- Зайду.

Телефонный марафон продолжался. Теперь в него включились аппараты классом повыше, да и хозяева выглядели так же элегантно и дорого. Разговоры были деловыми и короткими. Все знали, что надо им и чего хотят от них, потому вопросов не возникало.

-- Сема, привет! Стой и не возникай: нашлась для твоей бригады работа... Да, клевая работенка, кусков на двадцать зеленых. Да не бухти ты... Завтра соберешь своих. Много не надо, троих хватит.. Сам придешь... Ну, смотри, тебе виднее.

Звонок был долгим и противным. Исходил он из желтого телефона-трубки, которая валялась на полу в маленькой прихожей однокомнатной очень неухоженной квартиры. Двое в постели ни за какие коврижки звонка слышать не желали, изо всех сил пытаясь продолжить поздний утренний сон. Наконец, парень не выдержал, сел на постели с закрытыми глазами, так же, не просыпаясь, накинул на себя простыню на манер римских патрициев и, все еще не открывая глаз, побрел к телефону.

-- Привет... У тебя что, крыша поехала? В такую рань звонить... Иди ты со своим полднем. У меня -- утро и притом раннее... Ясно, не один... Ну не с бабушкой же ... А кто ее знает, то ли Света, то ли Лера...

Женщина открыла глаза и прислушивалась к разговору. Последняя фраза парня побудила ее к действию. Простыню забрал для себя парень, потому она пошарила взглядом по царившему вокруг беспорядку, выискала в нем смятое полотенце и использовала его в виде нижней части купальника.

-- Меня, между прочим, зовут Вероника. Ну и надрался ты вчера, имя забыл...

-- Сема, ее зовут Вероника! Нет, рыжая... Ну ладно, во сколько и где? В "Витязе"? Буду...

Парень попытался повесить телефон на стенку, но не смог и снова опустил на пол.

-- Какие мы обидчивые, подумаешь... Мамы родной имя позабудешь... с такого бодуна. Пива не осталось?

Вероника сняла с вешалки свою сумку и достала две банки датского пива.

-- Ух ты! Да ты девочка что надо...

Парень быстро открыл банку и надолго к ней приложился. Вытер пену с губ и великодушно протянул другую банку Веронике. Она молча отстранила руку и пошла на кухню, откуда вскоре послышалось шипение газовой горелки и перезвон посуды. Парень покосился в ее сторону и вновь занялся пивом, одновременно собирая свою одежду.

На кухню он вошел уже в майке и джинсах, швырнул пустые банки в переполненное мусорное ведро и с удивлением уставился на стол. На нем аппетитно шипела яичница и распространял аромат свежезаваренный кофе.

-- Ну, ты девушка, даешь! Это ж надо!

Не тратя больше слов на комплименты, парень принялся за еду. Вероника все в том же наряде сидела напротив и медленно потягивала горячий кофе. Парень покончил с яичницей и теперь с интересом ее разглядывал.

-- Да-а... Ты девочка в порядке... Ну и грудь у тебя, все бы отдал, не жалко!

-- Все не все, а магнитофон вчера обещал и то же самое говорил про грудь.

-- Маг? Тебе? Да, здорово я вчера нажрался. Ничего не помню. А тебя я где наколол?

-- В кабаке... Ты там еще с каким-то парнем был, белый такой...

-- Это Стас... Надо будет ему брякнуть, может еще что расскажет веселенькое обо мне вчерашнем... А магнитофон... посмотрим. Его заработать надо.

Вероника с готовностью встала.

-- Нет, с любовью пока покончено, дела. Ты вот что, подваливай сегодня вечером, часам к одиннадцати. Хотя нет, черт его знает, когда приду, а вдруг задержусь на службе, сверхурочно останусь поработать. Ударно, так сказать...

Вероника фыркнула.

-- Ты только на дом свою сверхурочную работу не бери, кровать узкая, не поместимся!

Парень с явным одобрением еще раз посмотрел на нее и рассмеялся.

-- Точно, не телка, а клад. Таких еще у иеня не было. С юмоpом. Ладно, оставайся здесь. На телефон не отвечать, дверь не открывать, убрать все и быть в полной боевой.

Вероника вскочила, улыбнулась и шутливо отдала честь по-военному...

К школе Леиешокок ехал, не отрывая глаз от дороги и не отвечая на приветствия знакомых. Ему казалось, что уже весь поселок знает с звонке директора и его разговоре с председателем. Школа стояла на краю поселка, на небольшом пригорке. Вездеход круто повернул и въехал во двор. Лемешонок со злостью посмотрел на синюю сумку и вскинул ее на плечо. Эта яркая спортивная сумка в сочетании с грязными сапогами и мрачным видом произвели неизгладимое впечатление на директора школы, сухопарую женщину неопределенного возраста. Директриса брезгливым тоном начала выкладывать все, что ему меньше всего хотелось бы услышать о своем сыне. Павел умел отключаться в нужную минуту и переходил на, как он сам называл это, автопилот, реагируя, однако на конкретные действия директрисы, но практически не воспринимая ее гневной речи. Он думал о том, что пора, наконец, заняться сыном серьезно. Это уже не блажь, не юношеские выходки, срывы и глупости. Водка -- это серьезно. Видимо, она и послужила причиной, что Алешку отчислили из университета, а не те придиры-преподаватели, о которых он прожужжал ему уши... Жена тоже об этом ни звука. Потому и согласилась, наверно, чтобы сын пожил с ним. И вот за год второй настоящий запой. А то, что это запой, он не сомневался. Повидал. Да и сам в шестьдесят девятом... Он даже покрутил головой, отгоняя то жутковатое прошлое. На директрису его покручивание головой подействовало, как допинг. Она взяла на два тона выше и запела о том, что в семье, где нет моральных устоев, где главное -- побольше заработать денег, где взрослый человек берет в жены женщину ненамного старше сына, и думать нельзя о высоких нравственных ценностях и, уж конечно, таким людям нельзя доверять воспитание детей. Леиешонок смотрел, как ее рот в паузах между тирадами сжимается в куриную гузку и усмехнулся.

-- Все правильно, нельзя. Вот и не будем. Где он?

Автоматически зафиксировав ответ, повернулся и, не прощаясь, пошел по лестнице вверх. Директриса заспешила за ним. Поднявшись на последний этаж, Лемешонок жестом остановил ее и зашагал к двери класса.

В шестом "А" царило веселое безделье. Кто, пользуясь случаем, сдувал домашнее задание, кто просто развлекался, как мог. Двое мальчишек сосредоточенно и молча боролись в углу, другие с интересом за этим наблюдали. Девочки болтали, прихорашивались, пробовали губную помаду.

Появление в дверях Павла Алексеевича вызвало переполох, который быстро сменился любопытной тишиной. Лемешонок взглянул на сына, спящего за столом. Над учительской прической потрудились девчата -- ее украшал бантик, о пиджаке позаботились представители противоположного пола -- на спине учителя красовались три знакомые буквы... Мгновенно оценив обстановку, Лемешонок подошел к сыну, сорвал бантик, -- кое-как затер надпись и взвалил Алексея Павловича, Алешку, учителя, сына -- на плечо. Класс молчал.

Девочка на третьей парте уткнулась в ладошки и заплакала... Леиешонок увидел в конце коридора маячившую директрису, повернул к черному ходу и вынес бесчувственное тело сына во двор. Поглядывая на окна школы, Павел Андреевич погрузил сына на переднее сиденье, забросил в машину сумку и пристегнул сына ремнем...

В ресторане было довольно шумно. Оркестр барабанил что-то тяжелое и не очень вразумительное. Впрочем, слова никого здесь не интересовали, все предпочитали действовать. Молодежь танцевала каждый за себя, несколько посетителей постарше -- парами. Остальные за столиками беседовали, перекрикивая оркестр не совсем трезвыми голосами, и глазели на танцующих.

За этим столиком было спокойно. Мужчина в хорошем костюме не спеша расправлялся с отбивной. Трое молодых парней ели не так элегантно, но со здоровым аппетитом и поглядывали на бутылки коньяка и водки, стоявшие в центре стола, пока не тронутые.

Мужчина отодвинул тарелку, бросил на нее смятую салфетку, окинул хозяйским взглядом ресторан и лишь после этого обратил внимание на соседей по столу.

-- Я ведь, Сема, вас всех собрал не потому, что тебе не доверяю. Наоборот! Тебя и сам шеф уважает, но... Перебираешь ты... В последний раз что было? Это слава Богу, что клиент выжил и никуда заявлять не стал. А если б помер? Тогда не только на тебе, на нас всех "мокруха" повисла бы.

-- Если б заявил, вот тогда бы и была "мокруха". А так пусть живет, еще деньги зарабатывает.

-- Вот об этом я и толкую. Тебе, Сема, до лампочки, что на тебе столько статей висит, а я за тебя все-таки боюсь.

-- Что это вы такой заботливый стали? Не хотите -- без вас обойдусь...

-- Какой самостоятельный! Тебя без нас на другой день загребут и дадут на всю катушку. Кто знает, может и на вышака наскребут, ты ведь темнить любишь. Даже я не все твое знаю...

-- А вам и не надо знать.

-- Дерзишь, Сема, я бы на твоем месте не стал... О тебе же забочусь. Потому вас всех позвал, чтобы предупредить: никакой "мокрухи", никаких утюгов, никакого грабежа. Хватит, пока. Пусть уляжется немного ваше шумное поведение. Но работа есть работа и ее надо кому-то делать. Короче, есть клиент на двадцать тысяч "баксов". Мужик из Крисвят, на Браславских оэерах. Места чудные. Отдохнете, позагораете и поработаете.

Отвернувшись от Семена, мужчина в костюме обратил внимание на двух других парней, словно только сейчас их увидел.

-- Как твоя тачка, Стас? В порядке? Отлично. Вот и ты к приличному делу будешь допущен, на равных. Хватит тебе шлюх развозить...

Мужчина улыбнулся и почти отечески потрепал Стаса по льняным волосам. Улыбка сошла, как по заказу, с его лица, когда он повернулся всем корпусом к третьему парню, который привычно постукивал ребром ладони по краю стола. На нем и в ресторане была все та же утренняя майка и джинсы.

-- А тебе я вот что скажу, Шварцнеггер. Брось ты свои штучки. Мне майор сказал, что ты за неделю три раза чуть не погорел за свои драки. Руки чешутся -- иди в секцию, на конкурс красоты, хоть на чемпионат мира по бодибилдингу, но эти пьянки и драки каждый день по поводу и без повода -кончай. Будешь тянуть срок за мелкое хулиганство. Последний раз говорю. Всем сразу. Никакой самодеятельности, делать только то, что сказано и не больше. Ну, а теперь можно и по маленькой...

Верзила, по прозвищу Шварцнеггер, или попросту Шварц, разлил коньяк. Мужчина с видом знатока посмотрел его на цвет и пригубил рюмку. Ребята выпили без церемоний. Мужчина допил коньяк и встал.

-- Дальше вы без меня продолжайте. Как выйти на мужика, сообщу после. Контрольные звонки каждый день в двадцать три ноль-ноль. Гуд бай, орелики.

Семен проводил его мрачным взглядом и передразнил:

-- В двадцать три ноль-ноль! Как выйти -- сообщу! Не деритесь! Не фулюганьте! Водку не пьянствуйте! Тьфу, шестерка, а корчит короля... Наливай, Шварц, поехали!

Лемешонок сидел за кухонным столом и пил чай. Жена, Светлана, просматривала заголовки газеты и ждала, когда он закончит свое традиционное чаепитие и можно будет убрать со стола и идти спать. Из комнаты иногда доносились храп и стоны спящего сына.

Жена отложила газету.

-- Надо же, в такой день напился...

Лемешонок поперхнулся горячим чаем, разлил его, чертыхнулся.

-- В какой такой день? А в другие дни можно? Какой такой особенный день?

Он понимал, о каком дне говорила жена, сам ждал его, чтобы придти домой, небрежно вывалить на стол перед сыном и женой эти пачки денег и душевно потолковать о планах, о будущих подарках, покупках... Да мало ли о чем можно помечтать в такой день. Вот он пришел и что же? Вместо торжественной встречи дома -- все, как обычно, в машине -- пьяный сын... И вся радость от этих денег уплыла, растаяла.

-- Ты знала, что он так пьет? Без меня, пока я на ферме?

-- Знала, не знала... Какая разница? Все равно его не переделаешь, поздно. И нечего из себя Макаренко или Кашпировского разыгрывать. Ему не педагогика или внушение нужно, а больница. Пусть лечат.

-- Значит знала... Меня неделями дома не бывает, а ты ... хоть бы сказала.

-- Сказала бы, а ты раз-два, поговорил с ним и -- готово! Пить бросил. Ты лучше в сарай загляни, сколько там посуды.

-- А может и ты ему компанию составляла?

-- Составляла... не часто, правда... А что делать вечерами-то? До поселка пять километров, кроме телевизора и посмотреть некуда -- деревья, сараи, грязь... У него хоть водка есть, а у меня что? Сижу здесь не жена и не холостячка. А ты в последние месяцы раз в неделю приедешь чуть живой и спать.

И опять Лемешонок понимал, что жена права, что это не жизнь, о которой он мечтал, и о которой говорил Светлане перед женитьбой. Эх, pебята, все не так. Все не так, ребята!

Светлана замолчала, тоже задумалась и думали они, как видно, об одном и том же: как получилось, что сидят они за одним столом, спят в одной постели, а живут как бы в параллельных мирах и общаются только па случаю. Светлана в который раз упрекнула себя в том, что в последнее время любовь и уважение к мужу все чаще уступают место неожиданной злости и раздражительности. Правда, это быстро проходило и она снова была мягкой и доброй, как всегда. Сегодня у нее было с утра приподнятое настроение, но пьяный Алексей все перевернул... Снова ощутив раздражение, она оставила посуду невымытой и молча ушла из кухни.

Павел Андреевич жадно курил. Сигарета попалась дрянная, все время гасла и он, со злостью ткнув ее в пепельницу с надписью "Сайгон", неожиданно громко сказал:

-- Завтра, все завтра!

Утром Алексей чувствовал себя плохо, хуже не бывает. Похмелье не было для него новым ощущением, но то, что он начисто забыл, как вчера попал домой и что вообще произошло во всей второй половине вчерашнего дня звенело в нем громкой тревогой. Организм желал пива или хотя бы чего-то мокрого. Алексей встал, прислушался. Отец и мачеха, как он называл про себя Светлану, видимо, еще спали. За окнами начинался рассвет и в кухне было достаточно светло, чтобы не зажигать свет. Кружка воды несколько ослабила великую сушь и слегка прояснила мозги.

Вспыхнувшая спичка заставила его вздрогнуть -- в дверях стоял отец.

-- Ну и нервы у тебя, спичкой напугать можно... Садись, потолкуем, пока одни.

Алексей налил еще одну кружку воды, поставил перед собой и присел. Отец подошел к шкафчику, далеко запустил туда руку и извлек недопитую четвертинку. Как ни хотелось Алексею опохмелиться, ни на что на свете он не хотел сейчас этой водки, которую отец вылил в стакан и поставил на стол.

-- Ты что, батя...

Павел прикурил погасшую сигарету и, не глядя на сына, жестом показал, пей.

Не сводя с отца глаз, Алексей, разрываясь между стыдом и желанием выпить, все-таки залпом опрокинул водку и жадно припал к кружке с водой. На отца он старался не смотреть. Павел сделал несколько затяжек и поднял голову.

-- Ты запомни эту водку...

Что-то незнакомое в тоне отца прервало начавшуюся было легкую эйфорию и он вдруг понял, скорее просто почувствовал, как даются сейчас слова отцу. Павел смотрел на сына прямо, но тот ощущал, что взгляд отца проходит сквозь него и видит сейчас на его, Алешку, а что-то совсем иное, известное только ему одному.

Я ПОМНЮ вкус той гнусной вьетнамской водки под названием "лиамой", ведь выкушал почти полную бутылку, и вкус тех переспелых бананов, которыми пытался уничтожить отвратительный ее вкус и запах. Помню ту жару и ручьи пота, лившиеся под рубашкой не переставая...

Вчера нас вывезла из джунглей "вертушка": двоих мертвых и трех полуживых. Мертвые уместились в картонной коробке от апельсинов, завернутой в полиэтилен. Эдька уже был в госпитале, а мы со Славкой напились... Славка уже лежал под кустиком, вздрагивая во сне и продолжая держать за горлышко глиняную бутылку из-под водки. Видимо во сне ему казалось, что у него в руке граната и он никак не хотел с ней расставаться.

Через час мне полагалось дать полный отчет о том, что произошло позавчера, а я сидел и пил с другом Славкой, которому позавчера тоже повезло. Что я мог рассказать? А ничего! Олег и Володя колдовали над этой сукой ракетой, за которой мы охотились уже две недели и, наконец, нашли. Целенькую, не разорвавшуюся, как большинство из них, с диким грохотом и смертью в ста пятидесяти метрах вокруг себя. Тепленькую, только слегка покореженную, скорость-то у нее будь-будь... Славка и Эдик были запасными, подменить, если надо. У меня был сеанс связи с базой. А потом эта сука рванула. Эдик вылез и сидел на краю укрытия, ему и досталось. Славка, как обычно, дремал в ожидании, что его разбудят и позовут к этой самой американской сволочи с красивыми надписями на боках и черт те чем внутри. Взрывной волной меня приподняло вместе с рацией метра на полтора и шмякнуло об землю. Ни рации, ни мне ничего не сделалось, а вот от ребят и той суки осталась только воронка...

Что писать? Как мы собирали то, что от них осталось? Как ждали "вертушку", видя, что Эдька без госпиталя и врачей долго не протянет? Они и сами все знают: не мы первые, не мы последние...

-- Ты запомни эту водку... Я ее тебе дал не на похмелье, хотя и для этого тоже, уж больно жалко выглядишь, прямо какая-то каша-размазня... Последняя это твоя водка, пока я живой... для тебя. Будешь продолжать, считай, что я для тебя помер. Что я о тебе думать буду -- мое дело. Теперь слушай: в школу ты пойдешь только за расчетом, нет больше такого учителя Алексея Павловича Лемешонка. Захочешь -- снова он будет, а пока есть подсобный рабочий Лемешонок А.П. Бери бумагу, пиши...

Алешка ошарашено взял протянутый лист бумаги, совершенно запутавшись, попытался искать авторучку, хлопая себя по голым ногам и груди. Отец усмехнулся и дал ему ручку.

-- Пиши. Генеральному директору арендного хозяйства "Путь к капитализму" господину Лемешонку П.А. от тебя заявление и так далее, как там обычно пишется... Так, подсобным рабочим... с окладом... сто условных единиц в месяц. Подпись.

-- Ты что, батя?

-- Заладил, батя, батя... Давай подпишу. Вот так. Работать будешь.

Павел Алексеевич подмахнул заявление и прихлопнул его ладонью.

-- Все, кончилась твоя нищая свободная жизнь. Отныне ты и рабочий класс, и крестьянство, и трудовая интеллигенция. И мой работник. Все, как положено. В голове у Алексея все перемешалось: вчерашняя пьянка, ожидание разговора с отцом, ругани, скандала, возможный отъезд в город, к матери и еще многое другое, чего он даже не мог осмыслить своей похмельной головой. И рядом было какое-то успокоение, словно после долгой дороги он присел и увидел то самое место, куда так трудно шел. Он рассмеялся.

Рассмеялась и Светлана, уже несколько минут стоявшая в проеме двери, и слышавшая конец этого неожиданного разговора.

-- А меня на работу не возьмешь, хозяин? Хотя бы в качестве жены или, на худой конец, любовницы...

Алексей радостно и умоляюще посмотрел на отца. Вот это жизнь начинается!

-- Берем?

Павел взглянул на жену весело и, продолжая игру, взял со стола еще лист бумаги и авторучку.

-- Только вот на какую должность... Любовницей будешь на общественных началах. Это, так сказать, твоя благотворительная деятельность. Женой тебе положено быть по закону... А нигде не сказано в законе, что ты должна содержать в порядке двух мужиков. Поэтому учреждаем должность домоправительницы с соответствующим окладом в... тpи сотни у.е. -- все-таки правительница, а не какой-то там разнорабочий!

Павел Андреевич подмигнул сыну. Алексею от выпитой водки и всего того сказочного, что происходило, было уютно, как бывало только в детстве...

Павел вспомнил, что сын еще ничего не знает о деньгах, которые так и остались лежать в машине, встал и вышел во двор.

Светлана захлопотала у плиты, забыв, что она даже не накинула халат, а так и хозяйничала в одной ночной рубашке. Алексей невольно залюбовался ею и впервые подумал, что отец здорово правильно поступил, женившись на этой красивой женщине. Внешностью сравнивать ее с матерью он не стал, -- мать была намного старше, а вот характер материнский он знал отлично -- истеричка и зануда, хоть и нехорошо так думать о матери, но все-таки подумал, хотя и с оговоркой.

Наконец все шло так, как хотелось Павлу Андреевичу. Он вошел на кухню с синей сумкой, рванул молнию и на стол посыпались толстые пачки... Светлана с улыбкой наблюдала за этим большим ребенком, а у сына вдруг обнаружилось полное исчезновение божественного дара речи.

Павел протянул по одной пачке каждому и, смущаясь своей щедрости, сказал:

-- Это просто подарок... или аванс, как хотите... Так сказать, не подотчетные деньги. На что хотите, на то и тратьте. Ваши, личные, а вот что купить для дома, для семьи, давайте об

Светлана хотела засунуть пачку в карман и обнаружила, что халат ее остался в спальне. Смутившись, она быстро вышла. Алексей, обуреваемый любовью ко всему миру, посмотрел ей вслед.

-- А славная у меня мачеха... я хотел сказать, извини, славная у тебя жена, папа.

Светлана надела не халат, как обычно, а нарядное платье. Увидев ее, мужчины вдруг обратили внимание и на себя: батюшки, трусы, какие-то грязные тренировочные штаны, майки... Отец и сын, не сговариваясь, кинулись прочь из кухни под заливистый смех Светланы.

Держа в руках любимую чашку с чаем, Павел Андреевич продолжал обсуждение будущих покупок.

-- Так, Алешка, с предметами быта и хозяйства покончили. Что бы такое купить для души, необычное и чтоб для всех с пользой?

Алексей, замирая от возможного отказа, робко предложил:

-- Давай видик купим... Какие фильмы смотреть будем! Не то что по ящику. Ты таких, наверно, сроду не видел...

Павел Андреевич слегка помрачнел.

-- Всякие я видел...

Он посмотрел на жену, прочел на ее лице и поддержку просьбы Алексея и ее собственное, светланино, желание иметь дорогую игрушку.

-- Решено, купим видик. Капиталисты мы или кто?

Алексей, все еще не веря в удачу, взглянул на улыбающуюся Светлану, на отца, и осторожно сказал:

-- Только дорого...

Но Павлу Андреевичу было сейчас наплевать на деньги. Лучшей наградой ему были светящиеся, добрые лица жены и сына. А что еще нужно человеку...

Валерий Петрович, которого Семен презрительно называл шестеркой, кем-кем, но шестеркой не был, это уж наверняка. Маска полублатного деляги очень помогала н разговорах с такими костоломами, вроде Семы. Имени его настоящего они не знали, да и о месте работы тоже. Он для них вроде мальчика на побегушках при могучем и всезнающем шефе. Пусть так и думают, дебилы. А маскировочка, ох, как нужна Валерию Петровичу. Что ни говори, а у него опасная и рисковая работа и все из-за контактов с такими подонками, как Сема. Но и без них никуда... Самому что-ли потрошить клиентов? Нет уж, увольте. Его дело -- исключить по возможности риск засыпаться, как чуть было не случилось из-за этих кретинов. Пытать клиента вздумали! Взяли у него два куска, да побpякушек на столько же, так нет же -- еще пару лишних шмоток захотелось... Из-за этого барахла чуть не погорели. Жлобы.

Гнев Валерия Павловича был искренним: у него был врожденный дар подлеца, который в любой грязной истории чувствует себя чистым и непорочным, заранее приготовив для себя оправдание. На работе он был тем, кем и значился в штатном расписании его довольно высокопоставленного учреждения -- этаким полусредним руководителем, добродушным и приветливым холостяком, объектом пристального внимания женщин. Валерий Петрович не оставался равнодушным к ним, но жениться не торопился. С женщинами был галантен и даже игрив, а когда душа требовала чего-то неординарного, звонил Стасу и тот привозил ему девочек на выбор. После придирчивого отбора, Валерий Петрович сообщал своему коллективу, что отбывает по делам, грузился в стасову "девятку" с двумя победительницами конкурса красоты и отбывал на дачу. Через день он появлялся в своем кабинете слегка усталый, но неизменно добродушный и внимательный.

В деле с этим богатеньким мужичком Валерий Петрович особых трудностей не видел, однако и лезть напролом не собирался. Этим костоломам все равно, когда и за что они сядут, а Валерий Петрович сидеть очень не хотел и не собирался. То, что костоломы его не продадут, он не почти не сомневался: и в зоне им захочется жить нормально, а кто поможет, как не он. Да и срок дадут не вечный, если конечно, на мокрое дело не пойдут. А Сему трудно удержать в рамках... Валерий Петрович даже передернулся, вспомнив семины "забавы". За убийство менты начнут носом землю рыть. А когда своя шкура на этих идиотах дымиться начнет, тут они и его, Валерия Петровича, сдадут как миленького.

Потому и ломал он сейчас голову, как заставить этого мужичка молчать. Как-то замазать его надо, хоть на чем, но замазать... Да и фамилия у него знакомая какая-то, вроде слышал где-то... Валеpий Петpович применил испытанное средство -- стал обзванивать подруг... Заглядывая в заветную записную книжку, он привычно набирал номера телефонов и так же привычно врал что-то ласковое и ни к чему не обязывающее. Потом вдруг прекратил это занятие, вспомнил!

Валя! Она-то ему и нужна. Валерий Петрович вдруг отчетливо вспомнил как полгода назад Валя знакомила его с эффектной женщиной среднего возраста и та просила помочь ее сыну-оболтусу, которого выгоняли толи из университета, толи из политеха... Валерий Петрович тогда высоко оценил маму, что-то, как всегда пообещал, но делать ничего не стал, просто забыл про неудачного студента, а вот мамочка в его памяти осталась. Валерий Петрович достал другую записную книжку, полистал... Вот, есть! Лемешонок Инна, телефон, адрес... Даже адрес оставила, предусмотрительная.

Валерий Петрович сгоряча чуть не набрал нужный номер, но остановился и задумался. Нет, ему лично в это дело лезть сейчас не стоит. Надо с Валей поговорить...

Валентине было за..., но она об этом не очень распространялась. Здоровье в порядке, спасибо зарядке -- этот пионерский лоззунг она возвела в принцип и все силы бросила на поддержание отличной формы души и тела. С душой обошлось, как нельзя лучше, а тело... Тело тоже пока не подводило. Правда, требовало очень много усилий, времени, но игра стоила свеч. Холить его и следить за ним нужно было ежеминутно, иначе я кончусь, как женщина, так считала Валентина. Слово у нее с делом не расходилось и звонок Валерия Петровича застал ее в утренней ванне. В ней предписывалось быть еще полчаса и Валентина не стала прерывать заботу о здоровье даже ради такого приятного звонка. Благо телефон предусмотрительно стоял рядом.

-- Валюша... дорогая, просто праздник -- услышать тебя, эолотце... Что поделываешь?

-- Сижу в ванне.

-- Где-где? Да... хотел бы я быть сейчас рядом с тобой...

-- Так в чем дело, бери машину и приезжай.

Валерий Петрович замялся, начал было врать про занятость, но потом решил, что по телефону он ничего толком не узнает и кроме припадка ревности (а чего ревновать, что он, муж ей, что ли?) он ничего не приобретет. Нет, надо так делать, чтобы эта дуреха и позже ни о чем не догадалась. Слушая ее болтовню, он вспомнил двух последних девочек и вздохнул -- на какие жертвы приходится идти... Но, по привычке наскоро придумал оправдание -- зрелый плод всегда слаще.

-- Валюша, меня не нужно уговаривать. Бросаю все, гори оно пропадом, и бегу к тебе.

Лемешонок с сыном стояли у автостанции и курили, прислушиваясь к неясным объявлениям дежурной. Автобус явно запаздывал. Оба чувствовали себя неловко в этой ситуации, когда уже все сказано, обговорено и делать больше нечего, только ждать. Павел Андреевич прервал паузу и пошел все повторять сначала. Сын досадливо поморщился, но промолчал.

-- Проведешь разведку, что, где и почем. Список у тебя есть. Со спекулянтами не связывайся, походи лучше по магазинам. Всех обзвонишь, кого я тебе дал, они -- люди солидные, помогут, есть возможности. Не забудь про тракторный, может они мотоблоки прямо на заводе продают. Матери дашь денег, скажешь, что скопил.

-- Да не возьмет она.

-- Дурень ты, от меня не возьмет, а от сына возьмет, если не проболтаешься, откуда деньги... В общем, завтра, послезавтра жду домой, не болтайся зря.

Наконец, "Икарус", окутанный черными клубами дыма, подкатил к площадке. Леиешонок грубовато хлопнул сына по спине и подтолкнул к автобусу...

Валентина умела принимать дорогих гостей. Валерий Петрович в белом купальном халате расхаживал по ее квартире, прихлебывая чай из дорогой сервизной чашки.

-- Помнишь, Валюша, ты меня знакомила как-то со своей подругой? Лина или Инна?

Валентина насторожилась.

-- Что, на науку потянуло?

-- Да нет, нет, не волнуйся -- меня это не касается, не мой вкус... А что, ученая что ли?

-- Кандидат наук и разведена. Квартиру ей муж оставил отличную.

-- Опять ты... Не об этом речь... И не обо мне. Есть у меня паpнишка один, молодой еще. Вот он и запал на нее. Может, ты его помнишь.

-- Еще бы не запомнить, прекрасно помню. Зовут Анатолием.

Валерий Петрович на секунду опешил -- давно уже он позабыл его настоящее имя: все Шварц да Шварц... А она запомнила. Вот они, женщины...

-- Точно, Анатолием. Он, понимаешь, увидел нас тогда с этой твоей Инной и не дает мне проходу -- познакомь, говорит, меня с ней...

-- Ну, ты даешь, Валера! Тебя, значит, на молоденьких тянет, а его на тех, кто постарше. Не дурачки, я гляжу, вы оба...

-- Что ты, Валюша, не за себя ведь прошу, за своего молодого дpуга.

Валентина уже набирала номер.

-- Инночка, привет. Как поживаешь? Все скромничаешь... Да уж знаю, сорока на хвосте принесла. Людей с ума сводишь, а сама в кусты Как кого? Есть один такой. Меня просит перед тобой похлопотать, чтоб не отвергала... Нет, молодой, красивый... Какие шутки? Ладно, короче, подруга: к семи часам будь готова, приведу тебе / принца. Все, никаких вопросов, пока. Ты доволен?

-- Прелесть ты моя, Валюша...Иди сюда.

"Луноход" Лемешонка лихо отмеривал километры дороги от райцентра. Проводив сына, Павел Андреевич торопился засветло заехать в третью бригаду, посмотреть на трактор. На машинном дворе он привычно пошел к месту, где могла стоять машина. Вблизи стало ясно, что трактор доживает последние дни. И даже не дни, а часы. У трактора деловито возились два мужичка, явно стараясь снять с него все, хоть мало-мальски полезное.

Лемешонок молча понаблюдал за работой, не выдержал и поинтересовался:

-- В расход, значит, трактор пускаете?

Один из мужичков покосился на него и не ответил: был занят скручиванием передней фары. Она, видимо, приржавела от хорошего ухода и не поддавалась. Механизатор еще раз попытался снять ее и вновь неудачно. Фара стояла мертво. Мужичок выругался и с размаху саданул по ней гаечным ключом, брызнуло стекло...

-- Зачем же так? -- вырвалось у Лемешонка.

-- Все равно продавать какому-то кулаку... А тебе-то что?

-- Мне... ничего.

Павел Андреевич повернулся и пошел к воротам. Рядом с его. вездеходом стояла серая "Волга", явно не председательская, а сам председатель махал ему рукой с крыльца мастерской. Лемешонок нехотя откликнулся и так же нехотя направился к крыльцу.

В небольшой комнатке, где Павел Андреевич частенько раньше собирал механиков, за замасленным столом по-хозяйски расположился незнакомый человек. Председатель, Николай Иванович, протянул руку, поздоровался. Человек за столом молчал и выжидающе смотрел на Лемешонка.

-- Ну, посмотрели трактор?

-- Посмотрел... на то, что от него осталось. Думаю, да завтра не останется ничего. Не буду я его брать.

Председатель засуетился.

-- Как же так, не будете? Я и приказ подписал: продать вам трактор, даже счет выписали...

-- А вы вот им, -- Лемешонок кивнул в сторону трактора-, счет и отдайте. Пусть они за все и платят, а я не буду.

-- Так ведь такие же деньжищи! Как же так, Павел Андреевич, я же вам поверил. Куда ж я этот трактор теперь дену?

-- И я вам повеpил, что покупаю тpактоp, а не металлолом. Вот вы его туда и денете, откуда счет такой взяли... Мне трактор был нужен, а не куски железа. Отдайте школьникам на пионерскую колонну... Только колеса снимите, а то во "Вторсырье" засмеют.

Мужчина за столом грозно прокашлялся, Николай Иванович испуганно затих.

-- Так это и есть твой фермер, Николай Иванович? Прыткий... Ты что же ты председателя подводишь, а? Он трактор списал, оценил, провел по всем документам, а ты не хочешь брать. Нехорошо.

Настроение у Павла Андреевича было какое-то умиротворенное после утреннего разговора с сыном. Он даже не очень расстроился, увидев, как раскулачивали трактор, глупое положение председателя. Его все это просто забавляло. Даже хамский тон неизвестного начальства его не задел за живое.

-- Хорошо, не хорошо, а покупать не буду. Это когда я у вас на службе был, меня можно было заставить покупать для колхоза всякую дрянь по вашим разнарядкам, а теперь я сам решаю, на что свои деньги потратить.

Лемешонок отвернулся к председателю.

-- От вас, честно скажу, не ожидал. Сами ведь говорили -- играть честно.

Начальство взбеленилось.

-- Какая такая игра? Что он мелет? Я что, с тобой в игры сюда приехал играть? Он, видите ли, не купит трактор... Купишь, как миленький, куркуль недобитый. Я тебя в порошок сотру, если начнешь ерепениться. Дают -- бери, бьют -- беги, так гласит народная мудрость?

-- Николай Иванович, кто это? При мне вроде таких психов в районе не было?

На начальство тяжело было смотреть, но Павел Андреевич спокойно подошел к столу и очень внятно произнес:

-- Ты все очень правильно говоришь: и недобитый, и куркуль, и когда дают, беру, а бьют -- бегу. Только зря ты себя умным считаешь, а меня за дурака держишь. Это пусть тебя твои подхалимы хоть гением кличут, мне не жалко. Только меня ты не учи, хватит, научился. И не грози меня в порошок стереть -- меня мировой оплот капитализма самой современной техникой в порошок стирал, да притомился. Так что не пугай меня, начальник, очень тебя прошу, а то ночью спать плохо буду.

Председатель посматривал на начальство, виновато разводил руками, мол, вот такой невоспитанный, грубый у меня фермер попался, но в разговор не встревал. Начальство, вспомнив о своем государственном достоинстве, несколько поостыло.

-- А что это вы мне грубите?

-- Это я-то вам грублю? А кто здесь только что на людей старше себя орал, грозил, оскорблял? На председателя, как на мальчишку цыкал?

Председатель опять развел руками: стоит ли обращать внимание на такие мелочи...

-- Ладно, покричали и хватит. Я вам скажу без лишних эмоций: поздно вам кулаками махать. Я теперь вольный. И не потому, что законы о земле и об аренде вышли. Я сам свою волю почувствовал и ничего вы со мной больше не сделаете. Разорите, землю, ферму-развалюху отберете? Это вы сможете... Только через полгода, год я снова силу наберу, а у вас ее, думаю, с каждым днем поменьше будет. Скоро мы все на равных говорить будем, вот как сейчас я с вами, Или не нравиться? Завтра, ну, послезавтра много появится таких, как я, вольных. До свидания, Николай Иванович и вы, господин хоpоший, не знаю вашего имени-отчества...

Начальство не ответило, но головой все-таки кивнуло. Павел Андреевич усмехнулся и вышел.

Веронике явно понравилось у Шварца, как он предпочитал себя называть. По утрам они, как обычная молодая семья, сидели, завтракали на кухне. Поесть Шварц любил и потому сейчас в его примитивных мозгах оформилась простенькая, нехитрая мысль, что девчонка, пожалуй, пусть поживет еше: готовить умеет, в доме порядок навела... А надоест, кому-нибудь сплавлю или сама уйдет. Когда и как все произойдет, Шварц не знал и знать не хотел. Он неторопливо наслаждался едой и видом классной девочки, сидящей напротив. Прекрасно, чего еще желать: и жратва, и пиво на похмелье, и баба под рукой... Такой расклад Шварцу нравился. Пусть поживет.

Телефонный звонок прервал его приятные мысли. С первых слов Валерия Петровича его настроение было безнадежно испорчено. Он тоскливо покосился на Веронику и чуть не закричал в трубку:

-- А почему я? Пусть Сема идет или Стас со своей тачкой... Опять я! Мне эти старые бабы во где сидят...

После этого Шварц замолчал и продолжал выслушивать наставления Валерия Петровича молча, но с видом оскорбленной невинности... Закончив разговор, чуть не треснул трубкой по стене, но, видимо, пожалел импортный телефон и просто бросил его на кровать.

Вероника с интересом ждала разъяснений. Поняв, что их не избежать, Шварц пожаловался:

-- Друг просит развлечь его знакомую... Этого еще не хватало. Небось опять мымра какая-нибудь...

-- А ты и развалюх обслуживаешь? Выходит мы с тобой коллеги?

У Шварца с юмоpом было плохо, но даже он понял, на что она намекнула и бpосился на Веронику с перекосившимся лицом. Она испугалась...

-- Что ты, что ты... Я неудачно пошутила, прости.

Анатолий остановился, пришел в себя, плюхнулся на табурет. Хоть медленно, но все-таки сообразил, что Вероника права, просто он никогда не задумывался над такими вещами... Сколько раз он ублажал этих потрепанных дур, возил их куда-то, водил в рестораны, даже танцевал с этими развалинами, с тоской глядя на молодых девчонок, которые лихо отплясывали рядом. Но так было надо для дела, так приказывал или просил, какая разница, Валерий Петрович. Впрочем, очень скоро эти женщины, исчезали, к его большой радости, но потом опять раздавался звонок, как сегодня, и снова надо было надевать костюм, галстук и изображать робкого влюбленного молодого человека. Тьфу! Шварц со злостью плюнул через всю кухню. Вероника присмирнела и робко поглядывала на Анатолия, прикидывая, сейчас ей придется убираться из этой хаты или немного погодя, после постели... Анатолий думал о своих обидах вслух.

-- Дрючит, как родной. Что я ему, проститутка какая?

Вероника чуть не хмыкнула, но вовремя удержалась от комментариев.

-- Я мастер спорта по дзюдо... был. У меня три курса физкультурного, я даже книжки читаю. Меня можно было и по другому... Со мной можно и по другому...

Взгляд Анатолия остановился на Веронике, которая преданно глядела на него.

-- Вместо тебя -- мымру! Ой, подохну от смеха. Ну, да ладно, не боись, у меня это не надолго. Покалякаю, может в кабак с ней потащусь, но вечерком буду здесь, поняла? Чтоб все было, как вчера. Сходишь за жратвой, вот тебе деньги, и больше из дому ни-ни. Выпивку я привезу.

Инна готовилась к приему гостей. На столе стоял букет цветов, на газовой плите весело свистел чайник. Из встроенного в секции бара появились бутылки коньяка и сухого вина, хрустальной резьбой засверкали фужеры...

На звонок в прихожей Инна пошла не торопясь, по дороге успев еще раз придирчиво осмотреть себя в зеркале.

Валя картинно стояла в дверном проеме, позади, с огромным букетом, ослепительно улыбался Анатолий, по прозвищу Щварценеггер.

-- А вот и мы, принимай, подруга, гостей... Знакомься: Анатолий, сотрудник и доверенное лицо моего Валеры.

Анатолий постарался изобразить еще одну улыбку -- точь в точь, как у своего знаменитого прототипа.

Инна, болтая с подругой, внимательно рассматривала обещанного принца. И все больше убеждалась, что принц пришел отменный. Высокий, с мощной мускулатурой, приятным, хотя и туповатым лицом. Она нисколько не верила а басню Валентины о влюбленном молодом человеке, но ей было сейчас наплевать на это. Ее редкие любовные приключения не выходили из привычного круга преподавателей, научных сотрудников, чаще всего ее возраста и старше. Теперь она сравнивала их тщедушные фигурки, дряблые мышцы, отвислые животики с этим великолепием молодости. Сравнение было явно в пользу Анатолия.

Пустой, необязательный разговор перескакивал с одного на другое, с каждой выпитой рюмкой становился все непринужденнее. Анатолий, приготовившийся было преодолевать отвращение к очередной "мымре", увидев Инну, воспрял духом. Она выглядела не старше тридцати пяти и была такой милой и аппетитной, что уже через несколько минут Шварц забыл об утренних стенаниях.

Звонок в дверь вызвал приступ веселья -- еще гости, гуляем! Инна пошла открывать дверь и вернулась с растерянным лицом. Позади нее стоял и с любопытством оглядывал гостей Алексей.

-- Знакомьтесь, это мой сын Алексей... Вот приехал из Крисвят... Это мои друзья, Валентина Львовна... Анатолий...

-- Алексей, сын вот этой прекрасной дамы. Мама, ты сегодня просто великолепно выглядишь! А что это вы здесь празднуете?

Валентина пришла на помощь.

-- У нашего друга Анатолия сегодня важный день. Он..он...получил премию за одно очень ценное изобретение.

-- Так вы инженер? Замечательно! Надо выпить за технический прогресс.

Алексей с размаху плеснул коньяку в первый попавшийся бокал, выпил и застыл с пустым бокалом в руках. Он выпил! Хотя еще полчаса назад, по дороге от вокзала домой он не один раз повторял себе, что никаких выпивок не будет, он человек слова и отца не подведет! И что же? Не успел войти домой, как уже бокал коньяка... Он растерянно поставил бокал, поймал тревожный взгляд матери.

-- Извините, я как-то некстати.

Смущения Алексея Шварц не заметил, зато сразу засек, как жадно тот выпил коньяк. Это было ему знакомо. Сам он выпить умел, но очень часто видел, как напивались другие: быстро и неуиело. И этот из таких, решил Шварц. Но что было делать в этой ситуации, когда сын испортил завязавшийся было контакт с мамулей, Шварц придумать не мог. Надо было посоветоваться с Валерием Петровичем. Извинившись, он прошел к телефону в прихожей и, прикрыв дверь, набрал номер.

-- Это я, Шварц. Тут ее сын приехал. Нет, ничего такого не было... Не успел. Так что мне делать?

Валерий Петрович тоже не знал, но, в отличие от Шварца, умел думать.

-- Вот что, к дамочке не приставай при сыне, будь джентльменом, а сына вечером утащи куда хочешь: пей, гуляй, бабу ему найди, но никуда от себя не отпускай. И держи меня в курсе, я подумаю, что делать.

Повеселевший Анатолий вернулся в комнату. Алексей, слегка захмелев от выпитого, рассказывал о своих планах на сегодня и завтра. Увидев Анатолия, обратился к нему.

-- Вот вы мне наверняка поможете, а то эти женщины... Видик я хочу купить, не посоветуете что брать? Да и к машинам надо пpицениться...

-- Видик, ого! А деньги есть, хоpоший видик и стоит хоpошо, а уж пpо машину я и не говоpю... .

-- Есть... не у меня, правда, у отца.

-- Вот не знал, что у вас муж богатый человек.

-- Мы в разводе... Я и сама не знала, что он вдруг разбогател...

-- Не разбогател, а заработал. Отец, как он себя называет,-- вольный фермер. Почти год вкалывал и получил...

-- Алексей, тогда я могу сказать, вам просто повезло -- один мой знакомый, тоже... изобретатель привез недавно из Штатов видик с жуткими навоpотами и хочет толкнуть. Я с ним переговорю, а с вами давайте встретимся часа через два и все обсудим.

Анатолий стал прощаться, заторопилась уходить и Валентина. Инна с сожалением пошла их проводить до дверей.

-- Вы уж помогите сыну, он такой непутевый. И меня не забывайте: сын приехал и уехал, а я опять одна останусь...

Алексей сидел за опустевшим столом и рассматривал бутылку с коньяком. Выпить еще хотелось. Решившись, он налил довольно много и залпом выпил. Инна успела заметить, как он поставил фужер и быстро сунул в рот попавшуюся под руку закуску.

-- А ты все еще пьешь? Мало тебе всего, что натворил: из университета выгнали, на работу только в деревне взяли. И там пьешь, с отцом на пару? Алкоголики несчастные.

-- Ты что, мать. Отца-то за что, ведь он же совсем не пьет, ни капельки, даже по праздникам. А что он пил разве?

-- А то как же. Только он хитрый был, если выпьет -- приходит домой поздно, когда ты уже спишь... А после своего Вьетнама почти каждый день раньше двенадцати домой не являлся...

-- Какого Вьетнама, мать? Он что, там работал? А мне никогда не рассказывал.

-- Еще бы, это у нас запретная тема в доме. Не работал он там, а воевал. А потом молчал. Сядет, уставится во что-нибудь и молчит. Напьется, навеселится и опять молчит. Сутками мог молчать. Они там секретные какие-то были. Он потом много лет под присмотром находился. Ко мне приходили, если, мол, расскажет что-нибудь или по пьянке начнет болтать, сообщите.

-- Кто приходил? Кому сообщать?

-- Кому, кому... маленький что ли?

-- И ты... сообщала?

-- Ну, туда я не ходила, я отцу своему рассказывала, он ведь там работал... А уж он pешал...

-- А бате что-нибудь за зто было?

-- Не знаю, мы разошлись, надоели мне эти переживания...

-- Ну, родители, вы даете! До двадцати двух лет сын дожил, а ему только сейчас такие вещи pассказывают...

Алексей, возбужденный от коньяка и всего услышанного, неpвно ходил по комнате. Инна убирала со стола грязную посуду, не замечая, какое впечатление произвел ее рассказ на сына. Она думала о своем.

Сын прошел в свою бывшую комнату, оглядел привычный интерьер, сел на диван. В спортивной сумке до сих пор лежали его кеды, спортивный костюм, какие-то тетради, фотографии... Он вытряхнул в шкаф вещи, положил бумаги в стол, перекинул через плечо пустую сумку. Достал из кармана пачку денег, разорвал бандераль, отщипнул солидную стопку купюp и сунул в куртку. Остальные деньги положил в комнате матери в туалетный шкафчик.

-- Я пошел, мама. Отец столько поручений надавал, ужас! Я ведь теперь его заместитель... По магазинам надо успеть, на завод. И с Анатолием договорились встретиться, обещал помочь человек.

Мать с трудом оторвалась от воспоминаний о прошлом и будущем, устало посмотрела на сына.

-- Я тебе ничего и не говорю, все равно, как горох об стенку. Приехал, называется! Полчаса побыл и побежал... Как отец... Иди на все четыре стороны, иди к нему, он тебя научит... Знаешь, сколько он крови мне попортил, сколько нервов это мне стоило...

Ее холеное лицо преобразилось, сейчас на нем было хорошо знакомое сыну выражение ненависти -- накрашенные губы тряслись, руки сжались в кулаки... Алексей досадливо дернулся: все это он видел столько раз! И ушел, хлопнув дверью.

Город принял Алексея, как ветхозаветный отец своего блудного сына. Шумом, кипением жизни на улицах, веселой толчеей в троллейбусах, привычной деловитостью метро, даже очередями в мага- ' зинах Алексей наслаждался. Он был порождением города, его маленькой составной частицей и почувствовал это с новой силой, когда, выполняя поручения отца, отправился по многолюдью знакомых с детства улиц. Он вспоминал, как в поселке невозможно было пройти куда-нибудь незамеченным, разве что в темноте... И сейчас он упивался своей анонимностью, -- он был сам по себе, никому до него не было дела и это давало ощущение свободы.

Женщины проходили мимо нарядные и удивительно красивые. Алексей впервые заметил, как много красивых женщин в его родном городе и ему вдруг непреодолимо захотелось с кем-нибудь познакомиться, посидеть за столиком в летнем кафе над речкой, проводить домой в прохладных сумерках... Чего еще ему захотелось, Алексей уточнять не стал, только блаженно улыбнулся.

Город, принявший его, как родного, и пачка денег в кармане сыграли с ним злую шутку -- он окончательно потерял чувство барьера -- сейчас ему казалось, что он может все и все ему дозволено. Из головы начисто вылетели слова отца, которые казались ему сейчас надуманными и ненужными.

Где жил Семен, никто из его приятелей не знал. Его уголовное прошлое не было для них секретом, но что за ним числилось, они могли только гадать -сам Семен никогда не рассказывал об этом. Да и после зоны было, видимо, что-то серьезное, что не позволяло Семену маячить на виду у милиции. Изредка приходил в ресторан, пил много, не пьянея, любого шума избегал. Если Шварц затевал драку, Семен линял без разговоров. Поначалу это казалось Шварцу просто трусостью, но когда они побывали вместе в делах "по изъятию ценностей", как говаривал сам Семен, Анатолий убедился, что Семен безудержно жесток с жертвами, не останавливаясь ни перед какими уловкаии, чтобы добиться своего. После последнего дела, когда Семен пытал "клиента" горячим утюгом, Шварц стал даже его опасаться. То, что он был сильнее и мог одолеть Семена в любой драке, сомнений у него не было, но не было и сомнений в том, что может получить от дружка и выстрел, и нож в спину. Оружия Шварц не признавал, разве что нунчаки, но это так, для забавы что ли... А вот в том, что у Семена есть пистолет, хотя никогда его не видел, он был уверен.

Семен вышел на связь с Валерием Петровичем сам, а вот Стаса пришлось искать по городу. Анатолий взял такси и поехал по точкам, где он мог быть. Стас-шмаровоз был приятелем почти всех проституток города, умудрялся помнить их имена, клички, адреса и был незаменим для Валерия Петровича, когда его гостям или просто нужным людям вдруг требовалось женское тепло и нежные руки... В остальное свободное время Стас торговал помаленьку и числился в таксомоторном парке, обслуживая в основном своих подружек. Больших денег это не давало, но Стаса не очень привлекали денежные дела с большим довеском в виде многих лет лишения свободы и он жил спокойно, балансируя на грани закона и не задумываясь над будущим. Да и зачем было о нем думать -- девочки были очаровательны , а жизнь -- прекрасна.

Стаса Шварц отыскал у гостиницы "Интурист". Он сидел в валютном баре, где пока было пустовато -- клиенты стасовских девочек мотались по городу в автобусах и рассматривали достопрпримечательности. Увидев Шварца , Стас замахал рукой , приглашал его к столику, где он сидел с двумя шлюхами голливудского класса. Шварц подсел к столику, выпил какой-то коктейль, назначил время встречи и быстро ушел, оставив Стаса попивать кока-колу в компании его девиц.

После разговора с начальством Лемешонок ощущал и удовлетворение и тревогу. Вовсе не был он уверен, что ему никто не сможет помешать, что вместо настоящей работы он не будет заниматься тяжбами, собиранием бумаг, переживать нашествия различных комиссий. Всю эту бюрократическую мясорубку он хорошо знал, не раз сталкивался в своей жизни. И опять-таки не был уверен, что победит тот, кто прав, а не тот, кто имеет власть. Обдумывая ситуацию, он и не заметил, как подъехал к дому.

Светлана возилась во дворе, готовила корм для свиней. Павел вышел из машины, изо всей силы, по давней привычке, хлопнул дверцей. Она не закрылась. Зная норов машины, Павел покрутил головой и не стал повторять операцию закрывания строптивой дверцы. Подошел к жене обнял ее сзади, поцеловал в шею. Светлана обернулась к нему и, высоко держа испачканные руки, приподнялась на цыпочки, чмокнула мужа в щеку. Павел сбросил куртку и стал помогать жене -- понес задавать корм свиньям в сарае. Работая, он не переставал размышлять. В том, что приезжее начальство теперь в покое его не оставит, он не сомневался, да и позиция председателя может перемениться -вместо нейтралитета начнется война. Павел вздохнул, вот войны-то ему как раз и не хотелось... Надо бы с кем посоветоваться. Вот только с кем? Как ушел с должности, сразу обнаружил, что друзей среди тех, с кем столько лет тащил колхозный воз, так и не нажил. Был, правда, Василь, друг надежный, проверенный временем и делом...

Павел поставил пустое ведро, потянулся и весело сказал Светлане, которая уже мыла руки у колонки:

-- Давай-ка, домоправительница, поесть хозяину и зксплуататору трудового народа, а то у него мысли насчет дальнейшего порабощения трудящихся плохо шевелятся...

Светлана ушла в дом накрывать на стол, а он присел на крыльце, закурил. Точно, к Василю ехать надо обязательно, рассказать. Он не любил просить друзей, обременять их своими заботами, берег это лишь на самый безвыходный случай, а тут, видно, такой случай и пришел. Павел почти фиэически ощущал ту ненависть, которую излучал приезжий начальник и понимал, что нажил врага, если не на всю жизнь, то, во всяком случае, надолго.

За ужином Павел Андреевич был необычно весел и добр, даже нежен с женой. Светлана удивлялась такому поведению мужа, но открыто боялась зто показать. Ей было приятно и радостно ощутить себя любимой и она смотрела на мужа смущенно, словно опасаясь спугнуть его настроение.

После ужина произошло еще одно невероятное для Светланы событие. Павел помог убрать посуду, снял с нее домашний фартук и псвел в комнату. Оба кресла Павел вытащил с привычных мест и поставил посередине комнаты, включил телевизор и галантно предложил жене:

-- Прошу. Давай-ка посмотрим, что там на белом свете делается, а может и кино какое хорошее покажут, а?

Светлана позабыла, когда муж смотрел телевизор, а чтобы вместе с ней! Это было невероятно. Она уселась в кресло, Павел поближе подвинул другое и обнял ее за плечи...

Алексей стоял в назначенном месте и поглядывал по сторонам, поджидая своего нового знакомого. Кое-какие покупки он сделал, в основном, подарки для отца и его жены. Легкий хмель от выпитого днем коньяка давно прошел, и Алексей боролся с желанием заглянуть в какой-нибудь бар и опрокинуть пару-другую стопок... Все равно бросаю пить, утешал он себя, надо бы напоследок помянуть свое неприглядное прошлое...

Неподалеку заскрипели тормоза и Алексей увидел Анатолия, который махал ему рукой из приоткрытой двери белой "девятки". Развалившись на заднем сиденье, Алексей чувствовал себя заправским прожигателем жизни.

Анатолий обратился к светловолосому парню за рулем:

-- Поэнакомься, Стас, это Алексей -- сын моей хорошей знакомой Инессы Васильевны.

Стас не оборачиваясь протянул руку ладонью вверх. Алексей хлопнул по ней своей и рассмеялся. Стас насмешливо спросил:

-- Наш человек?

-- Наш, наш, Стас, не сомневайся. Надо бы ему помочь -- классный видик хочет приобрести. И машину пpисмотpеть... Сечешь?

-- Сделаем, Шварц. Отчего же не помочь. У тебя деньги с собой, а то бы сразу и забрали?

-- Нет, не взял. Я и не думал, что так быстро... Скоро привезу. А сегодня я просто так, проветриться при ехал. Может, выпьем где?

-- Правильно мыслишь, Шарапов! Стас, поехали в "Юбилейку"...

В баре было уже многолюдно и швейцар не пускал внутрь стайку парней и девиц, указывая на табличку " Мест нет". Шварц, а за ним Алексей со Стасом прорезали толпу. Швейцар, увидев знакомые лица, бросился открывать двеpь. Алексея он попытался задержать, но Стас похлопал его по плечу:

-- Это наш человек, Хасаныч... Он с нами...

Парни и девицы завистливо поглядели им вслед и снова принялись уговаривать неприступного Хасаныча.

Официант быстро освободил для друзей столик, выгнав двух девиц, которые начали было выступать, но заметив, что столик для Стаса, стихли и перешли к стойке. И как раз вовремя -- в бар ввалились два вдребезги пьяных финна и буквально наткнулись на них. Приняв это, очевидно, за подарок судьбы, финны повели на чудовищной смеси языков соответствующий торг и скоро ушли в гостиницу, прихватив с собой девиц и несколько бутылок водки.

Алексей с восторгом оглядывался кругом -- скромных денег, выдаваемых матерью в годы его былого студенчества, хватало на выпивку, на не в таких шикарных местах! Его уделом были простенькие кафешки или рестораны и сейчас, разглядывая посетителей, он чувствовал себя как за границей...

На столе скоро появились бутылки коньяка и "кока-колы", которую не спеша попивал Стас, а Шварц и Алексей с каждой рюмкой проникались друг к другу все большей симпатией.

-- Ты мне сразу понравился, и мать у тебя будь здоров, но ты... Сразу видно -- свой человек.

-- А ты -- мне! Давай выпьем за такое совпадение... Ты знаешь, Толя...

-- Раз ты мне друг, зови меня Шварц, как все...

-- Точно, ты на Шварцнеггера похож, я по видику видал... Слушай, а это все интердевочки?

-- Нет, они и за рубли тоже, да и без рублей...

-- Еще бы, тебе, да за плату... У тебя их пруд пруди, наверно?

Шварц рассмеялся и хлопнул по плечу Стаса.

-- Я что... Вот Стас у нас главный по телкам. Покажи, какую -- и сейчас заберем... Кстати, чего это мы здесь киснем? Захватим все с собой и быстро валим на мой флэт. Черт подери, там же меня Вероника заждалась!

-- Так вот куда она залегла, а я-то ее второй день ищу. Тут ее старый клиент из Польши объявился, всю плешь переел -- дай ему Веронику, сроду, говорит, такую грудь не видал...

Шварц сделал недвусмысленный жест рукой:

-- А вот это он не хотел? Ты ему меня покажи, может ему легче станет. А она пусть у меня пока покантуется.

-- Мне-то что, пусть... Значит, на тебя не надо.. Ладно, вы идите укомплектуйтесь и к машине, а я о телках позабочусь.-- Он подмигнул Алексею,-- Мы-то с ним пока холостые.

У стойки бара Шварц выбирал закуски, выпивку, сигареты, а Алексей хвастливо демонстрируя деньги, расплачивался с барменои. Они слегка задержались с покупками и у машины их уже ждал Стас с двумя девицами. Шварц уселся на привычное место впереди, а Алексей между двух веселых девиц...

Павел сидел за столом в квартире Василия Васильевича, директора совхоза, своего старого студенческого друга. На столе было изобилие, которое в последние годы можно увидеть только в деревне: домашние соления и копчености, овощи и фрукты, незатейливо приготовленные, но пленяющие первозданной свежестью и здоровыми ароматами природы...

Выпивки на столе было немного -- в красивой заграничной бутылке была жидкость, но явно собственного приготовления, судя по цвету и травками внутри. Василь знал привычки друга, подливал ему домашнего квасу, а сам время от времени препровождал по назначению миниатюрные рюмки напитка, который, судя по реакции, весьма ему нравился. Павел сочувственно крякал и улыбался -- он тоже знал характер своего друга, неисправимого оптимиста и жизнелюба, большого любителя поесть, да и выпить, в меру, конечно. И сейчас, не спеша пробуя многочисленные деликатесы, о которых горожане и думать забыли, он все время, прикидывая, как ему начать разговор слишком уж он не вязался с добрым настроением этого дружеского застолья.

Неожиданно Василь сам помог ему -- смачно закусив очередную стопку, он хитро прищурился на друга и спросил:

-- Что, припекать тебя начинает?

-- Ну и нюх у тебя! Жареного петуха за версту чуешь...

-- Еще бы! Посиди на этом месте с мое, по телефонному звонку настроение начальства угадывать будешь. Шучу... Просто знаю я наших руководителей -пока ты просто ишачил, никому до тебя дела не было. Все ишачат. А вот деньги получил большие и они мимо них проплыли -- этого не простят... Вот я и вычислил: деньги ты получил, взяток ты не даешь, работать хочешь еще и... ко мне приехал. Значит прижучили тебя на чем-то, а помощи просить ты не любишь, значит, совет тебе нужен умного и тертого человека. А как раз я и есть такой. Выкладывай.

Павел еще раз подивился проницательности друга и облегченно рассказал с председателе, о приезжем начальнике и о сыне...

-- С сыном, думаю, ты правильно поступил. Нянчиться не надо, пусть учится сам думать, как ему жить. А вот что этого борова обругал -- плохо... Паскудный человек. Везде горел, но... несгораемый! И рука где-то наверху имеется. Много пакостей натворить может, а уж тебя слопает, как и обещал.

-- Ну, так уж и слопает...

-- А ты не хорохорься, мужик он с весом. Твой председатель против него щенок, видишь, как сразу оглобли развернул? Тебе железное прикрытие нужно, чтоб всем рот заткнуть. Ладно, держись за мной и ничего не бойся, прикрою. Но для начала скажи мне, что такое экологически чистые продукты питания, знаешь?

-- Что ты детские вопросы задаешь...

-- Это ты так думаешь, что детские, потому как по своей наивности ты думаешь, что эти экологически чистые продукты чернобыльским детишкам идут. Как бы не так! Нынче начальство эти продукты просто обожает, а уж их жены просто в восторге! Прямо, как на Западе. А кто им эти самые продукты в город поставляет? Я. Перевел полкомплекса на это дело и еще мало: раньше только ЦК и Совиин снабжал, а теперь и администрация, м веpтикаль, и народные избранники своей доли захотели -- и республиканские, и областные, и городские... Так что всем им жить хочется и чистые продукты своим, а не чернобыльским детишкам в клюве таскать. Соображаешь? Я им пока молоко и говядину поставляю, а ты будешь телятину. По государственным ценам -- других они знать не хотят. Понимаю, что в убыток тебе, но уж с волками жить, по волчьи выть. Поставишь парной телятинки, не обеднеешь, зато ни один жлоб тебя не тронет. А попробует, ты его мордой в эту телятину...

Василь закончил и вздохнул:

-- Что бы ты без меня делал, щенок безрогий... Завтра с утра договор составим, подпишем, потом я его где надо проведу -- соберу на нем столько "одобрямсов", что никто не подступится. Вот тогда тебя уже голыми руками не возьмешь -- будешь поставщиком двора их величеств, а они тебя тоже не забудут, страсть как любят поговорить о вашем брате-фермере. Ты им живым примером будешь, символом, так сказать, бескорыстного служения государству.

Павел еще раз восхитился умением Василя аналитически разобрать любую проблему на составляющие и тут же находить их решения. За несколько минут он безвыходное, казалось бы, положение превратил в нечто совершено иное: непоколебимо прочную, демагогически неуязвимую позицию. Чудеса, да и только...

Честно говоря, Павлу было стыдно и противно пользоваться такой "крышей", но он был согласен с Василем, что по волчьи выть, если хочешь выжить, придется. И лучше уж вот так, в виде замаскированной взятки, чем унижаться каждый раз при случае и без случая.

-- Эх, брат Паша, не понимаешь ты своего нового положения. Ты теперь -кто? Представитель, хоть и малочисленного, но законного слоя мелких производителей сельхозпродукции. Значит и кто-то навеpху должен защищать этот слой для создания себе имиджа борца за реформы. Ну и Бог с ним. Пусть болтает, что хочет. Он -- свою карьеру, свое место защищать. Вот тут ваши пути и сходятся. Телятина -- она каждому ко двору придется, хоть он коммунист, хоть демократ. Если ты этому самому деятелю домой тушу притащишь, тебя можно и за воротник, а так -- ты на законных основаниях поставляешь продукцию не одному кому-то, а заботишься о здоровье элиты нации. Уразумел? Так что ты герой.

Павлу от этих рассуждений легче не стало, но он понимал правоту друга и не стал спорить. Это был выход и он его принял. Ничего другого в его положении не оставалось.

Вероника встретила компанию, как заправская хозяйка, стала хлопотать, собирая на стол, а Алексей при виде ее совершенно обалдел, не отводя глаз от полуобнаженной груди, которую Вероника и не пыталась спрятать -- свои же. Шварцу это не понравилось. По его лицу было видно, с каким напряжением ему приходится размышлять: устроить скандал он не мог, Валерий приказал войти в доверие, обласкать Алексея, но и Веронику не хотелось отдавать этому деревенскому придурку. Хоть бы Семен пришел скорее, разобрались, что к чему...

Семен пришел вовремя, был неожиданно весел и приветлив, разыгрывая роль старшего товарища. Стас и Анатолий начали подыгрывать ему, обращаясь подчеркнуто вежливо и даже с подобострастием. Семену это понравилось и настроение его поднималось, как на дрожжах. Шварц все еще продолжал соображать, как ему без скандала утихомирить чересчур резвого клиента и не нашел ничего лучшего, как пожаловаться Семену.

-- Не скули, Шварц, все это на один вечер, а там снова Мерилин Монро твоя будет. Только ты скажи ей, чтоб не обчистила его, рано. Все равно наше будет, так напомни ей, что жадность фраеров губила. Он и сам ей отвалит, не боись... А ты в лучшие друзья лезь без мыла. Раз понял, заткнись и делай, что говорят.

Семен рукой отодвинул Шварца в сторону, подошел к столу, разлил коньяк и призвал всех к вниманию.

-- Тост за прекрасных дам! Пить всем до дна, а что самое главное, не скажу... Стас, ты воздержись.

Стас послушно поставил рюмку, а остальные с воодушевлением выпили. Семен закусил, чем попалось под руку, и продолжал.

-- Но у нас возникли разногласия, так сказать плюрализм мнений, кто из вас, девочки, самая-самая. Потому предлагаю провести конкурс красоты -- у нас сегодня дорогой гость, пусть ему и достанется королева. Алеха человек щедрый, королева в обиде не будет. Я правильно говорю, Леха?

Алексей, который и так уже чувствовал себя на верху блаженства, умилился от такого внимания к себе, быстро налил всем еще и заорал:

-- Виват! За будущую королеву!

Вероника и девицы выскочили в другую комнату готовиться к конкурсу, Шварц вытащил магнитофон, подыскивая подходящие случаю записи. Семен что-то коротко сказал Стасу и тот, быстро набросив куртку на плечи, вышел. Усевшись вокруг стола, как настоящее жюри, мужчины ожидали красавиц. Шварц врубил маг и они появились... Одна из девиц оказалась в купальнике, другая использовала в качестве конкурсного наряда коротенькую комбинацию, а Вероника появилась только с купальным полотенцем вокруг бедер, но в шляпе Шварца и туфлях на высоком каблуке. Мужчины заржали и встретили их аплодисментами. Далее все шло по программе...

Девицы, впрочем ничуть не уступающие своим более удачливым товаркам на официальных конкурсах, стали демонстрировать свои прелести. Мужчины с восторгом наблюдали за этим, не забывая о напитках на столе. Семен внимательно следил, чтобы рюмка Алексея не пустовала. Шварц, видимо, смирился, что сегодня Вероника ему не достанется и мучительно соображал, какую из двух оставшихся девиц выберет Семен? Ссориться с ним ему не хотелось, да и наперел знал, что все равно будет так, как тот захочет...

-- Вероника -- королева!

Алексей и не пытался скрыть, что она очень ему нравилась, хоть и соображал, что она по праву принадлежит хозяину квартиры и, уж конечно, мечтать о ней не стоит. Семен бросил быстрый взгляд на Щварца, тот уныло повторил с покорностью, которая так не вязалась с его могучей внешностью:

-- Вероника -- королева...

Семен усмехнулся и обнял Алексея за плечи.

-- Поздравляю короля! Я тоже за Веронику, значит единогласно... Девочки!

Девицы вышли и застыли, ожидая награждения и напустив на себя выражение смущенного целомудрия. Шварц, держа в руке тюбик губной поиады, подошел к ним. Семен встал и тоном заправского конферансье провозгласил:

-- Королева сегодняшнего кира -- Вероника!

Шварц по его команде написал раэмашисто на груди Вероники "Мисс Алеха". Семен продолжал:

-- Второе и третье места поделили Марина и Людмила!

Шварц написал на груди Марины "Мисс..." и замешкался, оглянулся на Семена но, прочтя в его глазах совершеннейшее равнодушие, продолжил :... Шварц". На третьей девице он собрался писать без задержек, когда его остановил голос Семена.

-- Пиши ее на Стаса. Мне такой Бухенвальд не нужен...

Неожиданно резко прозвучал дверной звонок.

-- Открывай, эта моя Семеновна пришла.

Шварц вернулся от двери, за ним линкором следовала девица потрясающих габаритов. Рост, формы и все остальные размеры девицы заставили компанию замереть в изумленном почтительном молчании.

-- Сема! Дорогой!

Девица заворковала сочным басом и Семен расплылся в довольной улыбке -его Зинка произвела фурор! Он осмотрел ее фигуру, покосился на присмиревших девиц и важно проговорил:

-- Знакомьтесь, это моя Зинка. Прошу, Зинуля, к столу.

Алексей, чуть не расхохотался при виде Зинаиды, но в последний момент сообразил, чем это все может кончитьсяя, и вовремя прикусил язык. Когда шум, вызванный появлением Зинки закончился, он вспомнил, что Вероника -- королева и на сегодня он тоже король...

Веронике конечно же польстило избрание королевой ее, а не одной из этих дешевых девиц, но перспектива провести ночь с какии-то неизвестным парнем вместо Шварца ее явно не радовала. Попыталась было кокетливо ему пожаловаться, но Анатолий только прикрикнул, сам раздосадованный тем же, и она отстала. Ну и хрен с тобой! Побалуюсь с мальчиком... для разнообразия. Семен сказал, что у мальчика есть деньги. Тем лучше... И она, не обращая больше внимания ни на Шварца, ни на Семена, занятого своей Зинулей, села на колени Алексею...

Утро было мрачное. Первым проснулся Семен -- его Зинуле надо было спешить в свой магазин, на работу. Она презрительно заглянула в соседнюю комнату, где тяжелыи беспокойным сном спали участники вчерашней попойки и громко рявкнула своим фельдфебельским басом:

-- Пока, королевы!

Деловито вышла из квартиры, напоследок нарочито громко хлопнув входной дверью. Семен покачал головой,-- ну и баба! -- и резко вскочил с дивана.

На кухне еще оставались кое-какие запасы выпивки, Семен выбрал коньяк и залпом проглотил полстакана. Разбуженные Зинулей друзья медленно поднимались, брели на кухню, где уже слышалось шипение чайника. На девиц, похоже, весь этот шум никакого впечатления не произвел и они продолжали мирно посапывать в подушки. Рядом с Вероникой досматривал последние сны Алексей.

Семен молча налил Шварцу коньяка, а Стасу показал на чайник для заварки. Пока тот возился с чаем, молча курили. Наконец чай был готов, Стас разлил черный, как деготь, напиток в чашки. Шварц было потянулся за новой порцией коньяка, но Семен остановил его руку.

-- Потом, не спеши. В общем, так -- едем сегодня же вместе с зтим фрайером. Ты как хочешь его уломай, только не давай ему нажраться раньше времени, он нам там трезвый нужен. Чтоб лучший друг твой был, а мы тоже чернуху лепить будем. И скажи своей сисястой бабе, чтоб не потрошила его сейчас...

Из комнаты уже слышались голоса: Вероника пыталась разбудить Алексея, но тот по-детски прятал голову под подушку и не хотел просыпаться. Вероника подошла к стулу, где в беспорядке лежала его одежда и взяла куртку. Нащупав карман с деньгами, она отсчитала солидную сумму, потом добавила еще несколько купюр и засунула остаток денег обратно.

Свято выполняя указание Семена, Шварц встретил Веронику вопpосом.

-- Сколько он тебе дал?

-- Сотню.

-- А сколько сама взяла?

-- Ты что, Шварцик, не трогала я его бабки...

Семен приподнялся со стула и жестко взял Веронику за подбородок.

-- Сколько взяла? Быстро!

Не дождавшись ответа, Семен отвесил ей две оплеухи и почти ласковым голосом переспросил:

-- Так сколько взяла?

Вероника перепугалась не на шутку, оглянулась на Шварца, который улыбаясь пил чай, и вытащила из лифчика деньги.

-- Вот, все...

-- Умница, моя милая. А теперь положишь туда, где взяла, пока он дрыхнет.

К Семену возвращалось его вчерашнее настроение предвкушения удачи и он продолжал:

-- Воровать грешно, красуля...

-- Ха, а вы, интересно, чем занимаетесь...

Закончить Вероника не успела, Семен ударил ее по настоящему резко и сильно. Прижимаясь к стене, чтобы держаться от него подальше, она быстро выскользнула из кухни...

-- На пользу пойдет, не помрет... Шварц,-- девок гони, эту оставь... для приманки. Обработайте его, обещайте, маринуйте, но чтоб он с нами сегодня поехал. Стас, сколько туда пилить?

-- Если хорошо гнать, часа за три управимся.

-- Гнать ты будешь, когда в ралли Монте-Карло участвовать будешь, если доживешь... Значит четыре часа... Приехать надо к вечеру, но не поздно, чтобы часа за полтора все закончить и по первой темноте слинять. Я пошел, еще кое-что захватить надо, а вы тут без меня. Но чтоб все, как договорились. Валера будет звонить, скажи, что завтра едем, незачем ему все знать...

Павел Андреевич тоже любил густой чай и пил его из большой кружки, чтоб не приходилось доливать... Светлана, пользуясь отсутствием Алексея, сидела рядом в пpозpачной ночной рубашке и внимательно читала договор, привезенный Павлом от друга.

-- Так ведь почти задаром будем мясо отдавать... На Комаровке телятина в три раза дороже нарасхват идет, а тут за гроши...

-- Ишь ты, считать учишься! Точно, часть задаром отдавать будем, зато все остальное продадим так, как захотим. Для того и договор этот заключил. Пусть теперь председатель подергается, я ему в зубы эту бумагу. Тут же печати управления делами самого президента, это же охранная грамота! Да у него от одних подписей на договоре глаза на стол упадут. Я теперь его этой бумагой давить буду...

Павел Андреевич довольно посмеивался, представив себе рожу председателя, когда тот увидит Бумагу! Светлана с уважением посмотрела на документ, протянула его мужу. Он допил чай, встал.

-- Спасибо, хозяюшка, пора и по делам... Сегодня так и быть, выходной день сделаем, Да и Алешки еще нет. Отдыхай, а я в район смотаюсь днем, Надо кое-с кем потолковать насчет торговли на рынке, не самим же стоять...

-- А почему бы и не постоять? Им же платить надо?

-- Совсем хозяйкой становишься, Светик? Ладно, посмотрим. Хочу, чтоб не канителиться с продажей -- или оптовика искать или придется поискать помощи среди старых знакомых.

-- Когда ждать-то тебя?

-- Потерпи немного, а я к вечеру буду. Кстати, может и Алешку встречу...

Проснувшись с больной головой в чужой квартире Алексей чувствовал себя весьма неуютно. Он пытался вспомнить все, что было вчера и, как ни странно ему это показалось, вспомнил почти все: бар, ресторан, выборы королевы, ночные ласки Вероники и даже то, как он, вскочив среди ночи, разбрасывал деньги по постели. Бр-р-р...

Из кухни послышалось пение Вероники:

-- К нам приехал в гости Леша, Леша Палыч дорогой!

В комнату торжественно входила Вероника, держа в руках поднос с полно налитым фужером коньяка и бутербродом. За ее спиной улыбались Стас и Анатолий.

-- Ах, Леша, Леша, Леша,

Леша, пей до дна!

Шварц и Стас подхватили:

-- Пей до дна, пей до дна!

Почти растроганный таким вниманием, Алексей выпил коньяк не задумываясь. Вероника со смехом вытащила его из постели:

-- Пора вставать, ваше королевское величество!

На кухне, стараниями Вероники, уже был относительный порядок и на столе опять были и выпивка и еда. Алексей твердо решил больше не пить -похмелился и хватит. Предстоящая встреча с отцом в пьяном виде? Ни в коем случае, а этот коньяк выветрится до вечера...

Благие намерения его, однако, были вскоре позабыты, хотя пил он с осторожностью, не как вчера. Стас, опасаясь, как бы Шварц не испортил все дело, первым завел разговор о поездке.

-- Ты вчера о видаке толковал, так все уже на мази -- привози бабки и видак твой. "Панасоник" со всеми пpибамбасами почти даром...

Алексей задумался -- с отцом он толковал о другой сумме... Но хмель уже сделал свое дело да что там, согласится отец.

-- Заметано.

-- Только хозяин просит деньги побыстрее, сам знаешь, такие вещи не задерживаются. Опоздать можем, кто-нибудь даст побольшеон его и вдует. Это уж нам, по дружбе, такую цену дал... Завтра не можешь бабки привезти?

-- Завтра? Трудно будет, с автобусами не получится: один рано уходит, другой -- поздно. Вот, если бы послезавтра?

Шварц включился в игру.

-- Послезавтра будет поздно. Мы ж деловые люди: надо человеку помочь -всегда пожалуйста, но если обещали бабки завтра, извини...

Стас сделал вид, что сосредоточенно думает, потом взглянул на Алексея.

-- Все в порядке. Я завтра свободен, махнем сегодня на моей тачке, приглашаю: такси подано! Поедем, поглядим на твои хваленые озера, а то ты вчера, как Сенкевич выступал: какие у нас места, какая природа! Вот и посмотрим, какая природа, заодно и дело сделаем.

У Алексея захватило дух, вот это ребята! Ради него готовы на все! И он полез целоваться. Стас шутливо его оттолкнул.

-- Ты свою королеву целуй...

-- А она тоже с нами поедет?

-- Нет, у нее дела здесь, -- Стас опередил радостное согласие Вероники.-- Семен с нами поедет, давно собирался на природу съездить. Вот придет -- тогда и двинем, а пока пей, закусывай или иди с королевой... попрощайся, когда еще такую увидишь...

Павел Андреевич ходил по рынку, расспрашивал цены, особенно на мясо, останавливался у прилавков, где продавали зерно, корма. Здесь же, в углу у забора, собралась небольшая барахолка. Милиционер, уныло бродивший по рынку, старался не смотреть в ее сторону и лишь заслышав скандал между двумя цыганками, не поделившим покупателя, нехотя направился на шум. При виде милиционера цыганки мгновенно стихли и он, не доходя до места, снова лениво отвернул в другую сторону. Павлу приглянулась красивая шаль. Он вертел ее в руках неловко, как всякий мужчина, покупающий что-либо для жены или любимой женщины. Толстая спекулянтка, разбитная баба, буквально выдернула из толпы покупательниц симпатичную молодую женщину, ловко накинула ей на плечи шаль.

-- Смотрите, гражданин, это же чудо, а не шаль! Если жена не будет довольна такой шалью, так она у вас дура, а не жена, и вам надо искать другую. Поверьте мне, таки лучшего подарка вам не найти даже в Одессе, откуда я привезла эту чудную вещь. Это же Индия, а не что-нибудь...

Павлу нравилась вещь и он улыбался, глядя на смутившуюся молодую женщину, перебиравшую пальцами бахрому шали -- было видно, что ей хотелось тоже получить такой подарок... Не торгуясь, он сунул деньги спекулянтке и пошел к выходу с рынка, посматривая на часы.

Светлая "девятка" легко шла по шоссе, уверенно обгоняя попутные машины. Стас вел машину с видимым удовольствием, с той долей небрежности, свойственной профессионалам. Алексей на этот раз сидел на переднем сиденье и вслух восторгался мастерством Стаса.

-- Здорово ты его прижалl Видал, как он кулаком махал?

Семен недовольно пробурчал сзади:

-- Прижал... Сказано было -- не гнать, вот и хиляй потихоньку.

Стас неохотно сбросил скорость, покосился на Алексея, поймал в зеркале его сочувственный взгляд, пожал плечами.

Он был почти профессионалом -- в армии два года сидел за баранкой, потом отцовская машина, старый "москвич", теперь вот эта красавица. Придя со службы, увлекся автоспортом, участвовал в гонках, мечтал пересесть на "формулу", а потом как-то незаметно для себя самого превратился в того, кто он сейчас есть -- извозчика при шлюхах. Он не строил иллюзий насчет себя, понимал, что никакой спорт не даст ему этих легких денег, что там придется и рисковать, и пахать, как негр, и проигрывать. Вот последнего-то он и не переносил. Не любил вспоминать, что именно из-за проигрыша в последних гонках он и забросил спорт. И где-то очень глубоко сидела в нем все-таки мечта вернуться на трассу, хоть и понимал, что это всего-навсего только мечта и ничего больше. А действительность -- вот она: он везет на грабеж и жертву, и грабителей. Вдруг, усмехнулся своим мыслям: почему везет грабителей, а сам-то кто? Так что везет он только жертву, а грабители едут сами...

Впрочем, сам виноват, этот деревенский пpидурок... Обрадовался, друзей нашел... Нет, Стас никогда бы так не поступил...

Дорога успокаивала, навевала дремоту. Семен тихо посапывал на могучем плече Шварца, да и тот поклевывал носом. Алексей пытался проверить, сильно ли от него пахнет спиртным -- дышал в ладошку и нюхал. Стас заметил и усмехнулся.

-- Что, папочка за пьянку взгреть может?

Алексею нравился этот спокойный парень и неожиданно для себя вдруг разоткровенничался с ним.

-- Отцу слово дал, не пить больше, а вот видишь... Он у меня сам не пьющий, ни грамма в рот не берет, даже по праздникам.

-- Что, и никогда не пил?

-- Да мать говорит -- пил, еще как. После Вьетнама.

-- Работал там, наверно, тракторы продавал? Я по телику видел, там наши тракторы вовсю пашут.

-- Нет, мать говорит, воевал он там. Только давно это было, в шестьдесят восьмом что ли... Я и сам до вчерашнего дня не знал, вот приеду, расспрошу.

При упоминании о Вьетнаме Стас покосился на друзей, слышали? Но они оба сладко похрапывали, навалившись друг на друга.

Машина въехала на улицы райцентра, замелькали узкие улицы. Стас изящно припарковал машину у неказистого кафе. Семен и Шварц проснулись и слегка очумело оглядывались по сторонам -- где мы?

-- Нет, пока еще не приехали. Сколько еще осталось, Леха?

-- Рукой подать, тридцать два километра, полчаса лету.

Семен недовольно проговорил:

-- А чего тогда встали, гони дальше.

-- Пить захотелось. Вот попьем кваску и дальше двинем.

Хлопнули дверцы и все четверо гуськом потянулись к бочке с квасом. Пили с наслаждением холодный квас и разглядывали городок, куда их занесла грязная работа. Городок был старинный и удивительно тихий. Вдали синело озеро, по улицам, как на юге, бродили отдыхающие в легких сарафанах и шортах.

-- Ты гляди, Сема, как в Сочах! Что у вас тут море, что ли?

-- Моря нет, зато озеро какое! Вот сейчас поедем, сами увидите. А у нас, в Крисвятах еще больше озеро. И моря никакого не надо.

-- Ну, насчет моря это ты брось заливать, но места здесь клевые...

Алексей уже сидел в "девятке", когда в переулке мелькнула машина, очень похожая на отцовскую. Он даже привстал, чтобы получше разглядеть, но похожая машина уже исчезла за поворотом.

-- Увидел кого? -- от Семена не укрылось беспокойство Алексея.

-- Да нет, показалось...

-- Креститься надо, когда кажется,-- ответил банальностью Семен. -Погнали, Стас...

Алексей не ошибся. Это была машина Павла Андреевича. Он pешил заглянуть к знакомому еще по старой работе бывшему завмагу. Хоть очень близкого знакомства между ними не водилось и раньше, он все-таки хотел потолковать с Львом Сергеевичем о делах. Не верилось, что бывалый торгаш сидит дома и выращивает помидо- 'Ф pы...

Дом утопал в зелени. Бетонные дорожки аккуратно расчерчивали двор. В глубине двора за домом был еще один, поменьше, нечто вроде флигеля. Во дворе Павла Петровича никто не встретил, даже собаки не было видно. Он постучал и косяк открытой настежь двери. Из глубины дома послышались шаги и на веранду вышла девушка.

-- Здравствуйте, вы к папе, наверно?

-- Да,да, Лев Сергеевич дома?

-- Дома, только он в бане. Да вы проходите туда,-- и она показала в сторону сада. В это время во флигеле приоткрылось окошко и вместе с клубами пара оттуда донесся знакомый голос самого Льва Сергеевича.

-- Софочка, кто к нам пришел? Позови его сюда...

-- Это я, Лев Сергеевич. Лемешонок. Узнаете?

-- Ха, Павел Алексеевич, вы хоть и редкий гость, но старый Лев все помнит. Софочка, дай тапочки и свежее полотенце гостю. Идите ко мне, слава Богу, пришел человек, который кое-что понимает в бане...

Улыбающаяся Соня подала Павлу полотенце и тапочки, он переобулся, сбросил куртку.

-- Идите в ту дверь...

Баня не уступала тем персональным, в которых Павлу случалось бывать. Дерево, кафель... Из парной вывалился распаренный Лев Сергеевич, завернулся в простыню и застонал от удовольствия.

-- Хорошо! И скажите, каким счастливым ветром вас занесло ко мне, да еще в такой момент? Я же говорю, сам Бог послал вас. Я помню, как мы с вами однажды парились в Беловежской пуще, помните?

Павел Андреевич помнил, как они оказались вместе в какой-то дурацкой делегации по не менее дурацкому обмену опытом, который свелся к выяснению того, кто больше выпьет... У Льва Сергеевича свои люди были везде и эти люди отвезли их в Беловежу попариться в бане, привести здоровье в порядок перед отъездом домой. Он рассмеялся.

-- Помню, Лев Сергеевич... Да и у вас банька не хуже той правительственной.

-- Лучше, потому что в эту баньку только хорошие люди ходят. А туда разные... Моя Маша уехала в город, а меня и попарить некому. Раньше сын парил, теперь Маша...

Павел разделся, натянул на голову вязаную шапочку и шагнул в парную. Посидел на полке, оглядывая интерьер. Да, славная получилась банька, в отличие от других -- очень уютная. Приятно попариться в такой... Он был слегка озадачен, к чему бы такая приветливость Льва Сергеевича, ведь близкими друзьями они никогда не были? Ладно, разберемся... Думать не хотелось, приятная истома охватывала тело, расслабленность всех мышц и мыслей отодвигала все проблемы куда-то далеко-далеко...

После парной Павел пил чай с Львом Сергеевичем в предбаннике. Соня принесла самовар, тарелку печенья, свежую клубнику...

-- Маша, вы же знаете мою Машу, женщина не слабая, ей пятьдесят лет и девяносто килограммов, но это женщина... И париться она тоже любит, но это все не то, как говорил покойный Аркадий Исаакович.

-- Какой Аркадий Исаакович? -- не понял Лемешонок.

Лев Сергеевич снисходительно покосился на него.

-- Аркадий Исаакович Райкин, великий артист.

Лемешонок слегка смутился.

-- Да я никогда его отчества и не знал -- Аркадий Райкин, и все... В общем, и театром-то никогда не увлекался, даже в студенческие годы, все больше в кино... Потом и совсем некогда стало, сами знаете, а сейчас и вовсе...

-- Бычков надо растить, мясо сдавать по хорошей цене, так?

-- Нет, Лев Сергеевич, для вас секретов нет, вы такой же, как и раньше.

-- Лучше. Раньше мне работа мешала все знать, все-таки какое-то время я был в магазине... А теперь я свободный человек и свое природное любопытство удовлетворяю полностью. Знаю, почем мясо сдали и кому, -- сразу скажу, не советую больше, -- и что скоро вас душить начнут, тоже знаю. И не говорите мне, что вы приехали к Льву только затем, чтобы попарить его старые кости н попить чайку.

-- Не буду, Лев Сергеевич, не буду. Хочу еще партию бычков взять, побольше -- теперь сын и жена со мной работать будут, а вот куда сбывать, чтоб повыгодней -- к вам приехал.

Морщинистое лицо Льва Сергеевича расплылось в довольной улыбке -- нужен еще старик, никуда вы без меня не денетесь... Он хорошо помнил Павла по его старой работе, уважал в нем неподдельную любовь к хорошему делу, его порой излишнюю щепетильность, даже бескомпромиссность.

-- Я знаю , Паша, вас и ценю, что вы хороший работник, но плохой коммерсант. Вы потеряли на своих бычках, я вам скажу, тысяч пять зеленых...

-- Ну и черт с ними...

-- Нет, Паша, с ними теперь не черт, а тот человек, кому вы сдали бычков. Это же дважды два -- у вас нет пяти тысяч, у кого-то они есть! И вы поедете к нему еще раз и снова будет так. Вы хорошо сделали, что пришли ко мне. Кстати, вы были на базаре? Вы поняли, что вам туда нечего лезть без хорошей руки? Вы поняли? Так эта рука -- я. Да, старый Лев еще пока царь зверей, а это же звери, эти самые молодые предприниматели, они делают на грош, а хотят получить три рубля. Мне за них стыдно, Паша... Они думают, что открыли Америку, куда им так хочется поскорее уехать... Я вам помогу, не будем больше говорить за пустое -- как я скажу, так и будет на рынке.

Лемешонок слушал и понимал, что каждое слово этого старика сущая правда и лучше иметь его другом, чем врагом. Друг, это, конечно, сильно сказано, но воевать с ним нет никакого резона, это уж однозначно...

Лев Сергеевич некоторое время пил чай молча, потом неожиданно продолжил с глубокой горечью:

-- Скоро останемся с Машей вдвоем. Сын уезжает, увозит моих внуков навсегда... Дочь тоже не удержишь, говорит, Миша устроится и мне вызов пришлет.

-- А вы почему не поедете с сыном, сейчас многие так делают?

-- Куда мне ехать, Паша? Кому я там нужен? Детям? Для того, чтобы они могли получить на меня пособие? Скажите, кому нужна в Израиле или в Америке моя Маша, если я, не дай Бог, конечно, умру? Не потому я не еду, что моя Маша русская, просто я не хочу быть голым королем на чужой свадьбе. А может быть у человека две родины, скажите, Паша? Если у человека душа не душа, а постоялый двор, может, таки да. Но я останусь тут. Я как тот Беня Крик -мне другой Одессы не надо. Ведь-таки верно?

-- Не знаю, Лев Сергеевич, не судья я вам... Согласен с вами, двух родин не бывает, но только здесь как-то уж больно хитро накручено. Одна родина -- нормальная, где родился и жил, другая -- историческая. Какая важнее, роднее? Не берусь судить, не знаю.

-- Вы умный человек, Паша. Вы не беретесь судить и если бы так поступали все! А то: евреи осуждают меня за то, что я не еду никуда и сижу дома, как будто сидеть в таком доме это уже плохо! Русские называют моего сына чуть ли не предателем, а за что? Он хочет жить там, а не здесь, это что, тоже плохо? Так скажите мне, где теперь хорошо? Я думаю -- дома, он -в гостях: кто прав?

Лемешонок поднял шутливо руки вверх.

-- Сдаюсь, Лев Сергеевич. Вы настоящий философ, и как философ знаете: есть проблемы вечные и пусть вечность их и решает, а мы снова в парную, не возражаете?

-- Ох, умный вы человек, Паша. Еще бы я возражал!

"Девятка" медленно скатилась к берегу озера, еще немного попылила по прибрежной дороге и подъехала дому Лемешонков. Первым из машины выскочил Стас, сделал несколько энергичных приседаний, разминая затекшие ноги. Алексей повернулся к Семену и весело сказал:

-- Приехали, ребята. Вот и наше поместье.

Шварц спросонок соображал плохо, но Семен преобразился. Куда девались его расслабленность и благодушное настроение: сейчас он напоминал небольшого, но опасного зверька, который ищет случая напасть и выбирает, как это сделать выгоднее.

Светлана вышла из дверей сарая с ведром в руке и удивленно рассматривала незнакомых мужчин. Алексей заметил ее удивленное лицо.

-- Светлана, не волнуйся, это мои друзья. Ребята, познакомьтесь с моей мачехой. Прошу любить и жаловать -- Светлана Ивановна.

Удивление Светланы при виде незнакомцев перешло в смущение за свой рабочий наряд. Она кивнула всем, быстро прошла в дом и поманила к себе Алексея.

-- Ты что ж, привозишь гостей, не предупреждаешь... И отца дома нет, он тебя встречать поехал, думал, что ты на автобусе... Кто такие?

-- Я же сказал, друзья. Они видик завтра достанут и пленки, поняла? Ребята что надо, знаешь, как меня встретили!

-- Знаю, до сих пор сивухой несет. Ох, смотри, отец узнает...

-- Ничего, он поймет -- это же в последний раз, на прощанье можно гульнуть. Даже перед смертью исполняют последнее желание, а мы ведь не помираем, а?

Алексей подмигнул Светлане и выскочил во двор. Семен встретил его вопросом:

-- Она что, одна дома? А где отец?

-- Поехал меня встречать с автобуса. Так, автобус приходит через два часа, значит, отец будет через два с половиной. Ну, как у меня мачеха?

Шварц рассмеялся.

-- Ну и батя у тебя: что ни жена, то красавица. Видать и сам мужик будь здоров?

-- Да, отец у меня...

Стас припомнил разговор с Алексеем в машине, о том, что забыл рассказать о нем Семену и Шварцу, хотел было исправить ошибку, но почему-то расхотел. Сейчас, когда они были в гостях у человека, которого через два с половиной часа они собирались ограбить, Стасу снова стало не по себе, словно какая-то невидимая пропасть легла сейчас между ним и этим симпатичным мирным деревенским домом.

-- Ребята, может на озеро махнем, искупнемся?

Шварц было откликнулся, но Семен взглядом приказал помалкивать и громко сказал:

-- Да нет, мы лучше тут посидим, на свежем воздухе, может хозяйка угостит чем-нибудь...

-- Конечно, Семен, угостим... Не каждый день такие гости у нас бывают.

-- Точно, не каждый... А было б неплохо каждый день, да в такой дом, как ты думаешь, Шварц!

Шварц заржал, у Стаса непроизвольно дернулись плечи от циничной двусмысленности Семена. Алексей снова побежал в дом, а Семен, от которого не укрылось движение Стаса, зло и негромко произнес:

-- Что, шмаровоз, дергаешься? Не нравится тебе, я вижу...Это тебе не б..дей возить, тут ручки придется запачкать, если скажу...

Стас не ожидал такой проницательности от этого тщедушного уголовника, как он в душе не переставал звать Семена, и снова пожал плечами:

-- Я так, ничего... Мое дело машина и я свое дело делаю.

-- Ишь ты какой, машина... Нет уж, ты с нами на всю катушку мотать будешь. Сделаешь все, что скажу.

И опять Стас пожал плечами, теперь уже, как согласие со словами Семена -- а что ж, сделаю...

Семен повернулся к Шварцу.

-- Так, теперь достань коньяк, пошли в дои. Много не пить, к бабе не приставать. Тебе, Стас, "кока-кола", сегодня хоть ночью, но уходить будем. Дорогу запомнил до райцентра?

Они вошли в дом. Светлана давно переоделась и собирала на стол снедь из холодильника. Алексей шарил н погребе, доставая соления для закусок. Шварц нарочито бодрым тоном стал восхищаться увиденным на столе. Светлане, чувствовалось, это было приятно. Семен зорко оглядывал помещение, прикидывая, где могут быть спрятаны деньги: так, значит, стенка, шкаф -сюда часто эти идиоты и кладут свои трудовые, под белье засовывают, так, комод старый -- здесь тоже могут быть... Если очень хитрый, может и в погреб засунуть, хотя вряд ли: они ему скоро понадобятся, так что поближе положил... Ха, понадобятся, да поздно будет... Семен снял куртку и повесил на вешалку в прихожей поверх синей спортивной сумки. Шварц тоже разделся и, потирая руки, ходил вокруг стола.

Семен обратил внимание на шкуры кабанов и лосей на полу и на стенах.

-- А что, хозяин охотник?

-- Да, каждый год новые шкуры, скоро уж не знаю и куда девать будем...

-- Как эта куда -- продавать надо. Такие шкуры в городе, если не на стенку, так на сиденья в машины идут -- большие деньги за них люди платят, правда, Стас? -- он подмигнул Стасу и жестом показал -- забрать надо...

Шварц посмотрел, что хозяева заняты и не обращают на гостей пристального внимания, проскользнул в спальню и через несколько секунд появился в проеме двери, держа в руках ружье и знаками указывая на него Семену. Тот, продолжая болтать со Светланой, огляделся и тоже знаками показал: надо спрятать ружье с привычного места. Посмотрел еще раз на Шварца и снова жестом спросил где патроны? Шварц развел руками -- нету! Тогда Семен ткнул рукой в сторону комода -- засунь туда...

Светлана поставила последние блюда на стол, Алексей мыл руки на кухне -- все было готово для дорогих гостей. Шварц, как обычно, занялся бутылкой, налил Семену, себе, Светлане... Алексей неожиданно отодвинул стопку и налил себе "кока-колы'".

-- Мы со Стасом беэалкогольные.

Шварц покосился на Семена, а тот равнодушно бросил:

-- Как хотят, нам больше будет...

Лев Сергеевич провожал гостя. Павел, распаренный и довольный разговором, был в редком для него в последнее время хорошем настроении. Толи под влиянием отличной бани, толи от чего другого, или всего вместе, но будущее в этот вечер пpедставлялось ему просто радужным...

-- Лев Сергеевич, последняя просьба: надо бы хорошей водки купить, мало ли зачем понадобится.

-- И опять вы смотрите в корень, Паша, то есть, как это мало ли зачем понадобится? Это же настоящая валюта, без подделок, Паша! Покрепче любого доллара. Ладно, дам я вам писулечку в магазин, там меня еще помнят и уважают. Сколько?

-- Бутылок пять-десять...

-- Паша, бросьте ваши колхозные штучки -- вы теперь бизнесмен, вас должны здесь знать и знать с хорошей стороны, как подпоpучика Дуба. Напишем -- три ящика. Вам трех хватит? Очень хорошо. И не вздуиайте давать за эту водку что-нибудь лишнее, Паша, не позорьте мои седины. Они получат все с меня, если получат, конечно...

Павел долго прощался со словоохотливым стариком, заскочил в магазин. Записка сотвоpила в магазине маленькое чудо -- обслуживание прошло по высшему разряду. Павел только заплатил деньги, все остальное, включая погрузку аккуратно упакованных ящиков в машину, произошло без его участия. Павел крякнул, увидав впервые своими глазами, как это все делается, сунулся было в карман, но вспомнил последние слова старика и сдержался, только поблагодарил.

К автостанции Павел подкатил как раз вовремя, "Икарус" начинал выпускать из своего чрева пассажиров. Алексея среди них не было. Увидев машину Лемешонка, какой-то пьяненький мужичок подскочил, размахивая трешкой:

-- В Карзюки не подвезешь?

Озабоченный отсутствием сына, Павел коротко отказал и включил стартер. Машина выбралась из узеньких улиц райцентра и понеслась по знакомой дороге домой.

Веселья за столом не получалось. Светлана вела себя сдержанно, как и подобает хозяйке дома, Алексей пил только "кока-колу" и ощущал неприятный холодок внутри, ожидая отца, -- скажет или нет Светлана о том, что он приехал выпивши? Семен пил мало и молча, поглядывая на часы. Один Шварц веселился, как обычно. Ему не надо было ни о чем думать, все уже за него придумали, а теперь эти умники посмотрят на его работу, он покажет им, что такое Шварц. Потом можно будет погладить и эту недотрогу, плевать он хотел, если Семен будет возражать. Предвкушая все эти удовольствия, он и веселился. Стас помалкивал, его напугала догадливость Семена. Яснее ясного он понял, что с этой поездкой и закончится его прежняя беззаботная жизнь...

Павел еще от озера заметил, что в доме светятся все комнаты и удивился: обычно Светлана сидит, ожидая его, перед телевизором, иногда и засыпает даже, не дождавшись. Приехал Алексей, наверно на попутке, решил Павел и прибавил гаэу. Во двор машина влетела непривычно быстро -- Павел едва успел затормозить: на стоянке находилась незнакомая "девятка". Он вышел, в свете фар посмотрел на номер -- городской, потушил фары и пошел в дом. На пороге остановился, разглядывая неожиданное застолье: стол был выдвинут на середину, вокруг стола -- незнакомые люди. Светлана встала ему навстречу.

-- Наконец-то, а то тебя гости заждались. Знакомьтесь, это Павел Алексеевич.

Алексей тоже сорвался с места.

-- Отец, это мои друзья. Я с ними приехал, так что извини...

Павел похлопал сына по плечу, незаметно втянул воздух -- нет, спиртным вроде от него не пахло, бросил взгляд на стол -- вместо рюмки стоял фужер с чем-то явно беэакогольным, на душе полегчало...

-- Друзья моего сына? Рад, душевно рад... Давайте знакомиться.

Семен, весь подобравшийся при виде Павла, процедил:

-- Сейчас познакомимся. Вот он у нас всегда первый руку подает...

Шварц вытер губы скатертью, вяло поднялся из-за стола, медленно повернулся. Павел успел заметить радостно-жестокие глаза и в следующий момент в его животе разорвалась бомба: Шварц ударил правой снизу... Черная боль заставила Павла согнуться и следующий удар показался не таким уж сильным, но он отбросил Павла снова назад. Шварц ударил в грудь, в сердце... Павел стал хватать воздух раскрытым ртом, нечем стало дышать. От следующего удара в челюсть он, все еще держась обеими руками за живот, отлетел к стене и медленно сполз вниз. Из разбитой губы потекла кровь...

Шварц размахнулся для удара ногой, но Семен остановил его.

-- Хватит. Для знакомства хватит, пусть очухается...

Светлана за эти короткие секунды не могла сдвинуться с места от ужаса и только зажала кончик полотенца в зубах, сдерживая готовый вырваться крик. Алексей тоже в оцепенении наблюдал за всем происходящим, но когда отец упал, рванулся к нему. Схватив за руки, Стас попытался его удержать. Алексей вывернулся и бросился к отцу, но на полпути его встретил железный кулак Шварца... Светлана, наконец, пришла в себя и закричала. Семен повернулся.