Афоризмы и тайные речения Бодхидхармы

Торжественное великолепие гор Суншань, что в провинции Хэнань, лучше всего созерцать ранней весной и поздней осенью. Весной все здесь дышит свежестью и ароматами первоцветов, журчание ручьев оживляет молчаливый покой древних гор. Осенью посредине темно-зеленых сосен начинают ярко алеть и золотиться клены – на закате кажется, будто солнце бросает горсть золотого песка на ветви деревьев. Это место уединенных медитаций, место, где черпали вдохновение поэты и художники многих поколений.

Именно сюда, как гласят предания, в VI в. откуда-то «с Запада» явился удивительный человек могучего телосложения, с суровым взглядом, всклокоченной бородой и густыми бровями – именно таким рисуют его канонические изображения. Тогда о нем почти никто не знал, равно как и не знали, что ему суждено стать первым патриархом одной из самых великих духовных традиций в мире, основателем крупнейшей школой буддизма, называемой по-китайски Чань, по-японски – Дзэн. Звали его Бодхидхарма (по-китайски – Дамо, по-японски – Дарума), что означало «Учение о просветлении». Поселился он в пещере неподалеку от знаменитого ныне монастыря Шаолиньсы и начал проповедовать удивительное учение о достижении просветления.

Учение Чань возникает на стыке буддизма Махаяны («Большой колесницы») и китайского даосизма. Буддийские школы созерцания существовали еще в Индии (например, школы, основывавшие свою проповедь на «Ланкватара-сутре»), а многие индийские наставники просветления через созерцание приходили в Китай еще в III–IV вв. Но в истории прославился лишь Бодхидхарма, хотя в момент своего прихода в Китай из Индии он не считался ни патриархом, ни самым выдающимся учителем. Само же учение Чань в Китае начало процветать с эпохи Тан в VI–VII вв. в период расцвета всей китайской культуры, а свой завершенный вид приобретет в Х—XI вв. Ранние учителя созерцания, как индийские, так и китайские, именовали свое учение отнюдь не Чань (что в ту пору просто обозначало созерцание как таковое), а «Школа Колесницы Единого» (санск. Экаяна, кит. Ичэн) – это должно было подчеркнуть, что школа сторонится догматических споров и объединяет в себе всю духовную мудрость.

Сегодня в мире – миллионы последователей учения Чань, или Дзэн. Монахов среди них немного, Чань превратился в самый открытый, «светский» вид буддизма. И хотя лишь немногие из поклонников учения «об очищении сознания через созерцание» действительно посвящены в тайные практики, популярность Чань превзошла, пожалуй, многие другие виды восточных духовных практик. К тому же Чань оказалось самой «практичной» школой буддизма, которая не только не проповедует полный уход от мира, но, наоборот, утверждает, что только через поступки, через практические деяния можно испытать свой духовный опыт.

Китайский практицизм позволил безболезненно связать воедино чань-буддизм с боевыми искусствами ушу, традиционным врачеванием, участием в государственных делах. И даже сегодня нас может поразить то, что чаньские последователи в современном Китае могут находиться на административных постах, например, возглавлять военные училища, лечебницы или заниматься бизнесом. Главное – сохранять свое состояние сознания в чистоте и не быть привязанным к материальным объектам этого мира.

Чань продемонстрировал абсолютную неразрывность практической деятельности и мистической составляющей всей нашей жизни, что и было выражено в знаменитом тезисе, приписываемом Бодхидхарме, «Единство деяний и принципа».

О сути Чань спорят, пишут сотни книг, пытаются самостоятельно дать трактовки изречениям известных мастеров. Уже вне Китая и Японии возникают западные «великие учителя» Чань, которые собирают вокруг себя последователей и оказываются почти несвязанными с китайскими истоками данного учения. Как ни странно, все это не является ни сектантством в негативном смысле этого слова, ни прямым искажением древнего учения: ведь Чань как раз требует «высвобождать сознание», и лишь от самого человека зависит, насколько он готов следовать заветам древних учителей или все же поддаться искушению создать какой-нибудь «свой Чань».

Бодхидхарма является ключевой и при этом, пожалуй, самой загадочной фигурой не только школы Чань, но и всей буддийской традиции Китая. Он превратился в символ чань-буддизма, стал фигурой скорее знаковой, нежели воплощением некогда жившей реальной личности. До сих пор практически в каждой монашеской келье можно встретить изображения Первопатриарха, при этом особо предпочитают знаменитую картину, где Бодхидхарма на бамбуковом стебле переправляется через море – символ того, как Наставник преодолел «море незнания» и принес свою мудрость людям.

Статус Бодхидхармы вообще достаточно странен, и формально его место на иерархической лестнице буддизма находится не очень высоко. Обычно высоко ценятся восемнадцать ближайших учеников Будды – архатов (кит. «алохань», или «лохань», досл. «обладающий заслугами»), непосредственно слушавших его наставления и являющихся наиболее почитаемыми в буддизме. Число «восемнадцать» стало сакральным для буддизма (впрочем, это связано и с небуддийской традицией Китая), в частности, на алтаре размещается восемнадцать предметов, в небольших монашеских четках – восемнадцать бусин и т. д. Зал 18 архатов с их скульптурами можно встретить практически в любом буддийском монастыре, однако существуют и другое количество архатов – обычно называют число 125 или 250, Бодхидхарма входит в число 250 архатов, что, по буддийским понятиям, хотя и подчеркивает каноничность его личности, все же не свидетельствует о ее первоочередной важности.

Бодхидхарма переправляется через море на бамбуковом стебле. Стела во дворе монастыря Шаолиньсы, XV–XVI вв.

Но в чаньских общинах происходит как бы «инверсия» святости: Бодхидхарма, не находясь на высших ступенях буддийской святости, становится центральной фигурой поклонения. Во многом это объясняется чисто исторической логикой развития китайского буддизма: Будда представляется существом крайне отдаленным, возвышенным над обычным человеком. Происходит «отрыв» божества, вознесение его в предельно высокие и далекие от человека сферы – этот процесс можно без труда проследить, следуя за всеми изгибами буддийской истории. Более значимыми становятся образы тех, кто осуществляет прямую связь между божественным и профанным – и именно здесь актуализируется образ Бодхидхармы. Бодхидхарма, который не является ни бодисаттвой, ни даже ближайшим из архатов, становится Патриархом крупнейшего мирового буддийского учения – учения Чань, или Дзэн. Роль архатов несколько в другом, это величайшие проповедники, распространяющие и толкующие учение Будды, своеобразные каналы, по которым благодать будд и бодисаттв доходит до человека.

Скульптура Бодхидхармы среди архатов в монастыре Шаолиньсы

Загадка Бодхидхармы остается и по сей день: практически все, что написано и рассказано о нем, может быть подвергнуто сомнению. Действительно ли он просидел девять лет в медитации лицом к стене? Создал ли шаолиньское боевое искусство? Написал ли он несколько «тайных трактатов», что передал ученикам? Кому завещал свое учение? Куда он ушел? Да и существовал ли он вообще?

Конечно, многие последователи Чань не задаются такими вопросами: в конце концов, Бодхидхарма – это символ духовного упорства и чистоты, и все, что рассказывается о нем – скорее предмет веры, чем исторических доказательств. Бодхидхарма – центр всей духовной традиции Чань, воплощение ее необузданной мудрости, тайной духовной практики и непривязанности к этому миру.

Итак, сначала посмотрим, что нам рассказывают легенды. Попутно напомним, что для того состояния сознания, в котором живет Китай на протяжении многих веков, для той буддийской традиции, которая здесь возникла, историческая реальность значительно менее важна, чем предания о ней. Ведь именно предания передают само ощущение сакрального, само отношение людей к произошедшему. А произошло ли это на самом деле – уже не важно, ведь предания просто «вещественным» образом оформляют психический настрой людей, их отношение к действительности.

Итак, для последователей Чань предание о Бодхидхарме – не историческое повествование, а особый тип отношения к действительности как к пространству, где живут великие мудрецы. Легенда гласит, что этот индийский миссионер прибыл из Индии в Китай, около 520 г. или 527 г., и после долгих странствий пришел в провинцию Хэнань, где и поселился в районе гор Суншань. Это была пора расцвета буддизма, время прихода в Китай десятков паломников и миссионеров из Индии, которые могли по разному трактовать основные постулаты, пользовались разными текстами, да к тому же и говорили на языке, абсолютно отличном от китайского. Полного перевода буддийского канона «Трипитаки» с санскрита и пали на китайский язык в ту пору еще не существовало, а то, что было переведено, оказывалось не очень точным переложением, а порою и вовсе искажало первоначальный смысл. Особую трудность представлял перевод ключевых буддийских терминов на китайский язык, таких как, «дхарма», «нирвана», «сатори», «карма» и многие другие. Все это, естественно, создавало немалый сумбур в головах у китайских последователей буддизма. Китайские школы в ту пору были невелики, их последователи жили в невысоких горах небольшими общинами, чаще всего даже не в монастырях, а просто в поселениях. Именно такой буддийский Китай и застал Бодхидхарма – Китай, обладающий самыми разнородными сведениями о буддизме, занимающийся самыми разными, порою абсолютно неупорядоченными практиками созерцания, очень верящий различным переводам индийских буддийских сутр, даже не задумываясь над тем, сколь ошибочен может быть такой перевод.

Бодхидхарма посещает город Лоян, беседует с правителем царства Лян У-ди и, наконец, пораженный абсолютным непониманием пути достижения буддийской благодати, поселяется в священных горах Суншань, неподалеку от монастыря Шаолиньсы (Молодого леса). Проповедовал он передачу знания вне слов, исключительно «от сердца к сердцу».

Как гласит предание, Бодхидхарма был поражен тем, что китайские монахи столь трепетно верят сутрам, не понимая даже их смысла и, самое главное, не занимаясь истинной медитацией – а ведь только она может очистить сердце и пробудить состояние Будды внутри человека. Он попытался объяснить монахам глубинную суть буддизма, «открыть им взор Дхармы», но то ли это показалось монахом слишком сложным, то ли из-за того, что Бодхидхарма не мог свободно говорить по-китайски, он оказался не понятым. И тогда этот буддийский патриарх удаляется на вершину одной из гор гряды Суншань – Ужу (Гора пяти пиков).

Заснеженный Шаолиньсы. По преданиям, именно таким увидел его Бодхидхарма (худ. Ань Гоянь)

В высокогорной пещере он просидел в медитации лицом к стене девять лет, доказывая, что для просветления нет необходимости читать сутры или размышлять над речениями Будды, но следует лишь «вглядываться внутрь себя». Так он положил начало традиции сидячего созерцания как основного способа очищения собственного сердца. И хотя традиция медитации (дхианы) и раньше была широко распространена в буддизме, ни в одной школе она не рассматривалась в качестве ключевого метода. Бодхидхарма, таким образом, становится первым патриархом Чань и вводит в монашеский обиход несколько важнейших постулатов. Прежде всего, в качестве основного вида практики он рассматривает медитацию лицом к стене (би гуань – «взирание на стену»), а в качестве базовой концепции просветления – концепцию «Сидя здесь, непосредственно стать Буддой», то есть непосредственное, необусловленное никакими вспомогательными методами или молитвами воплощение себя как Будды.

Вход в пещеру, где по преданию Бодхидхарма провел девятилетнюю медитацию лицом к стене. Внутри пещера высотой 7 метров и глубиной 3 метра. Вполне возможно, что именно она и служила прибежищем наставника в течение многих лет

Бодхидхарма медитирует лицом к стене в пещере (худ. Хоу Си)

Сам же Бодхидхарма удалился куда-то на запад, и следы его затерялись. Оставил он после себя действительно богатое духовное наследие и прежде всего учение Чань – учение о достижении просветления и очищения сознания через сидячую медитацию. Перед уходом он оставил несколько трактатов, где объяснял суть своего учения, а также экземпляр «Ланкаватара-сутры». Монахам монастыря Шаолинь, рядом с которым он провел последние годы в Китае, он оставил два трактата: «Ицзиньцзин» («Канон изменения в мышцах») и «Сисуйцзин» («Канон об омовении спинного мозга», или «Канон об очищении самого сущностного»). Списки этих трактатов (на самом деле значительно более позднего происхождения) разнятся от школы к школе. Ему же приписывается и основание целого направления шаолиньского ушу, в частности, комплекса «18 приемов архатов» (то есть прямых учеников Будды), который включает восемнадцать классических приемов боя. Этот комплекс вместе с системой его боевого применения до сих пор входит в практику шаолиньских монахов и последователей этой традиции.

Эти предания вошли во все буддийские каноны, стали классической версией рассказа о Бодхидхарме. Мифологическое сознание сделало из одного, причем полулегендарного человека, центр сразу нескольких традиций. Обратим внимание: Бодхидхарме приписывается создание всей традиции Чань («Первопатриарх чань-буддизма»), создание шаолиньских боевых искусств, создание новых методов укрепления здоровья и развития внутренней энергетики и многое другое. Он оказывается ключевым звеном в развитии целого ряда традиций и причудливым образом замыкает на себе как индийскую, так и китайскую линии «передачи истины».

Итак, что же мы действительно знаем об историческом Бодхидхарме, о человеке, но не о мифе? Прежде всего, попытаемся посмотреть, когда же впервые появляется он в исторических хрониках.

Разобраться в этом весьма нелегко. Ведь описание священножительства Бодхидхармы, его агиография – одни из самых богатых в буддийской литературе. Правда, при внимательном рассмотрении большинство источников практически в точности повторяют друг друга, и реальное разнообразие легенд и преданий в данном случае крайне невелико.

Самые ранние источники сразу же показывают, что Бодхидхарма не имел прямого отношения ни к Шаолиньскому монастырю, ни к становлению традиции Чань – и то, и другое существовало еще до него, а сам Бодхидхарма, возможно, никогда и не появлялся в районе гор Суншань.

Горы Суншань удивительно красивы и издревле считались местом паломников и отшельников

Большинство хроник сходится на том, что Бодхидхарма действительно был третьим сыном одного из правителей южных царств Индии. Скорее всего, Бодхидхарма происходил из благородной касты воинов-кшатриев; по другим предположениям, он принадлежал к священнической касте брахманов, по третьему – он все же принадлежал к воинам-кшатриям, но выполнял священнические обязанности. В любом случае, все хроники сходятся на том, что он был человеком благородного происхождения. Есть также уже современные предположения, что он принадлежал к роду правящей династии Палава и жил в столице – г. Канчипураме.

Самым ранним из дошедших до нас источников, который упоминает некоего миссионера Бодхидхарму, являются «Хроники монашеских общин-сангхар Лояна» («Лоян цюэлань цзи»), составленных в 547 г. Ян Сюаньчжи, известным переводчиком санскритских текстов на китайский язык [10, 1000в]. С момента прихода Бодхидхармы прошла лишь пара десятков лет, а поэтому именно этот текст должен передавать историю Бодхидхармы ближе всего к реальности. Весь отрывок, связанный с Бодхидхармой, лапидарен и удивителен, поэтому имеет смысл привести его полностью:

«В ту пору пришел сюда некий монах из западных районов по имени Бодхидхарма, персидского происхождения из Центральной Азии. Совершил он путешествие по диким окраинам Китая. Видел он золотой диск, что был помещен на самой вершине пагоды монастыря Юннинсы, в котором отражалось солнце, а лучи озаряли облака на небе, колокола на колокольной башне раскачивались под порывами ветра, отражаясь эхом от небес. Он совершил молитву перед храмом и воскликнул: “Прожил я на этой земле уже 150 лет, прошел через многие страны. Наверное, не найдется такой земли, где бы я не побывал. Но даже в Индии не найдется ничего подобного этому храму. И даже в отдаленных чертогах Будды нет такого”. Он вознес молитву и молитвенно сложил руки».

И вот первая неожиданность: практически никаких подробностей мы здесь не встречаем, Бодхидхарма перечисляется лишь как один из многочисленных проповедников, приходящих в ту пору из Индии в Китай. Он не именуется ни «патриархом», «ни основателем Чань», ему не приписывается никаких подвигов, например девятилетнего сидения в пещере. Судя по крайне поверхностному характеру упоминания Бодхидхармы в тексте «Хроник», в ту пору этот миссионер ничем не запомнился составителю трактата. Ни о какой его проповеднической деятельности здесь речи не идет, и даже не упоминается само учение Чань. По сути, рассказ о Бодхидхарме является лишь «фоном» для описания одной из самых красивых пагод храма в городе – Лояне – Юннинсы (Вечного покоя). «Хроники» гласят, что Бодхидхарма был поистине восхищен видом этой пагоды и провел несколько дней перед ней, молитвенно сложив руки. Поскольку Лоян находится в нескольких десятках километров от Шаолиньсы, то это в какой-то мере подтверждает пребывание Бодхидхармы в этом районе, точнее – в районе священных гор Суншань. Не сложно заметить, что хроники на удивление спокойно, если не сказать равнодушно, отнеслись к приходу человека, которому, следуя легендам, суждено было стать патриархом крупнейшего учения китайского буддизма.

За стенами монастыря Шаолиньсы монахи впервые стали практиковать учение Бодхидхармы

Столь малое говорит о многом. Прежде всего о том, что некий монах Бодхидхарма действительно приходил в Китай, причем в район гор Суншань. Итак, приход Бодхидхармы – это не легенда, хотя никаких других подробностей мы не встречаем. Во-вторых, судя по самому отношению «Хроник» к этому проповеднику, он не имел никакого отношения ни к созданию новой школы Чань, ни к Шаолиньсы. Обратим внимание, что сам текст представляет собой подробное описание тех монашеских школ, которые существовали вокруг Лояна, и их учителей. Но Бодхидхарма именно как лидер школы даже не упоминается!

Тем не менее, несмотря на все неясности этого пассажа из «Хроник монашеских общин-сангхар Лояна», он позволяют установить сравнительно точную дату прихода Бодхидхармы в Лоян. Никакого точного упоминания даты пребывания Бодхидхармы в Лояне в «Хрониках монашеских общин-сангхар Лояна» нет. Однако ее можно вычислить из упоминания о том, что Бодхидхарма молился перед пагодой Баота (Драгоценная пагода) монастыря Юннинсы. Известно, что эта пагода была построена в 516 г., а в 528 г. там разбили военный лагерь. По ряду сведений, пагода позже была разрушена сильным ураганом в 534 г. [64, 171–172]. Таким образом, можно считать, что Бодхидхарма побывал в Лояне между 516 и 528 гг., что, в общем, соответствует канонической дате прихода Бодхидхармы в Шаолиньский монастырь (520–527).

И все же, несмотря на лапидарность этого пассажа в «Хрониках», здесь мы встречаем несколько весьма интересных подробностей о Бодхидхарме. Прежде всего, в них говорится, что Бодхидхарма был монахом из Центральной Азии (!) и что ему было пятьдесят пять лет.

Столь точное указание на возраст не удивительно – это придает особый историзм фигуре буддийского проповедника. Значительно большую загадку представляет странное упоминание в «Хрониках» того факта, что Бодхидхарма был миссионером из Центральной Азии. Причем здесь Центральная Азия, ведь традиция гласит, что он пришел из Индии? Обычно под Центральной Азией подразумевались Персия, ряд царств вдоль Шелкового пути, однако не ясно, то ли Бодхидхарма происходил из Персии, то ли просто его путь пролегал через Персию – китайский текст допускает оба этих толкования. Поразительно и то, что здесь ни слова не говорится об Индии, точнее о Южной Индии, поскольку во всех более поздних источниках упоминается, что Бодхидхарма был выходцем именно из этого региона, нередко даже указывается родной город патриарха – Мадрас.

На всех традиционных изображениях Бодхидхарма выглядит совсем не похожим ни на китайца, ни на жителя Индии. Может быть поэтому появились предположения, что он был выходцем из Центральной Азии? (Скульптура Бодхидхармы в пещере, где он провел девятилетнюю медитацию)

Однако в тексте Ян Сюаньчжи дословно говориться о Бодхидхарме как о «Босы го ху-жэнь» – «Варваре, из страны Персов». Неужели Бодхидхарма действительно был персом? По-другому текст трактовать просто невозможно. Есть предположение, что Бодхидхарма происходил из рода династии Палава (III–IX вв.), которая, возможно, была индо-иранского происхождения.

А может быть, это вообще путаница – Ян Сюаньчжи пишет вообще совсем о другом Бодхидхарме, отсюда и такие противоречия в его описаниях?

Здесь можно высказать несколько предположений. Возможно, Бодхидхарма, стремясь обойти горную гряду Гималаев и неприветливое Тибетское плато, что лежит сразу же за грядой, намеренно отправился из Южной Индии через всю страну на северо-запад, где, в конечном счете, и вступил на территорию Персии и современных Пакистана и Афганистана. Именно оттуда он, повернув на восток, вошел на территорию Китая, прошел ее практически насквозь, пока не добрался до современного Лояна. Но в этом случае проповедник должен был пройти 6–8 тысяч километров, что, учитывая немалую опасность путешествий в ту эпоху и колоссальное расстояние, кажется маловероятным. К тому же такой маршрут представляется крайне неразумным, если вообще позволительно говорить о «разумности» полумифологической личности.

Вообще маршрут Бодхидхармы через Центральную Азию представляется вполне логичным: он шел точно вдоль Шелкового пути, скорее всего мог передвигаться вместе с караванами, это было намного безопаснее, чем странствовать в одиночку.

Может быть, Центрально-Азиатское происхождение Бодхидхармы объяснимо ошибкой древнего переписчика, связанной с тем, что проповедник пришел откуда-то с Запада? Не случайно Бодхидхарму называли «пришедшим с Запада» (си лай). И хотя под «Западом» Китай традиционно подразумевал именно Индию, здесь требуется сделать несколько уточнений.

С эпохи Хань в лексикон китайских правителей приходит выражение «Си юй» – «Западные края», или «Западные земли». Под этим выражением подразумевались обширные территории, лежащие к западу (а не к юго-западу, как Индия) от империй Цинь и Хань. В I–V вв. здесь существовало несколько десятков городов-государств, среди них Хотан, Яркенд, Лоулань и другие. Города-государства, располагаясь в оазисах, жили в основном за счет обслуживания пролегавшего здесь Великого шелкового пути, по которому везли не только шелка, но и железо, одежды, пряности, лаковые украшения, имбирь и многое другое. Эта одна из основных торговых и культурных трасс Древнего мира начиналась от столицы Китайской империи города Чанъань и заканчивалась на территории Римской империи.

Сам облик Бодхидхармы, происходившего по легенде из юга Индии, мало чем отличался от тогдашних жителей Туркестана, не случайно и у индийских шраманов и у обитателей бассейна реки Тарим китайцы отмечали окладистые курчавые бороды, большие носы и т. д. Отсюда характеристика Бодхидхармы как «бородатого чужестранца» явно указывает на его некитайское происхождение, на его явную непохожесть на тогдашних жителей района гор Суншань.

Ряд городов-государств в бассейне реки Тарим и в Туркестане, через которые, возможно, проходил Бодхидхарма, равно как и десятки других индийских паломников, испытали буддийское влияние еще в I–III вв. Здесь особую популярность приобрела одна из школ Хинаяны – Дхармагуптака (досл. «те, которые защищают Дхарму», то есть буддийское учение). Эта школа была основана в 210 г. до н. э. монахом Дхармагуптой, а ее расцвет приходится на I–III вв. Школа возникла в результате раскола по поводу характера даров более раннего направления Махишасаки: часть отколовшихся монахов считали, что дары следует приносить исключительно Будде, но не монашеской общине (сангхе), в результате чего заслуги монаха (пунья), совокупность которых в конце концов и приводит к просветлению, возрастают в сотни раз. Они делали основной упор на медитативную практику как основу достижения просветления и носили темно-красные одежды.

Бодхидхарма пересекает море на стебле с монашеским посохом в руке. Стела XVII в. из коридора стел монастыря Шаолиньсы

Соприкосновение Бодхидхармы со школой Дхармагуптаки представляется вполне вероятным. Возможно, именно этим и объясняется «странный» характер диалога между индийским паломником и правителем царства Лян У-ди, куда явился Бодхидхарма. Бодхидхарма отказался признавать заслуги У-ди на ниве поддержки буддизма («нет здесь ни заслуг, ни добродетелей» – «у гун у дэ»), поскольку дары приносились монашеским общинам, но не самому Будде. Обратим также внимание на то, что Дхармагуптака, равно как и учение Чань, делало основной упор именно на медитативную практику (дхиану) в качестве единственно реального пути достижения освобождения.

Итак, вполне возможно, китайские источники, говоря о приходе Бодхидхармы из Центральной Азии, а затем «с Запада» имели в виду первоначально одно и то же – район Восточного Туркестана и бассейна реки Тарим. Позже постепенно понятие «Запада» и «Западного рая» стали соотносить с Индией. Например, Сюаньцзан в своих «Записях о путешествии в западные страны в период Великая Тан» («Датан сию цзи», 646 г.) описывает более сотни различных царств и местностей. Здесь под названием «Си ю» – «Западные районы» подразумевается как Индия, так и многочисленные царства вдоль Шелкового пути в Синьцзяне и Центральной Азии.

Как можно заключить из этого самого раннего источника, где упоминается Бодхидхарма, в VI в. этот проповедник отнюдь не рассматривался как основатель нового направления буддизма. Более того, здесь ни слова не говорится о сути его буддийской проповеди, что косвенно свидетельствует о том, что именно как проповедник он не оставил в ту пору заметного следа.

Другое упоминание о Бодхидхарме того же времени встречается в коротком предисловии, написанном монахом Таньлинем (506–574) к трактату «О двух проникновениях и четырех действиях», в которых и излагается практика раннего учения Чань. Ничего не указывает нам на то, что трактат составлен Бодхидхармой или написан на основе его наставлений. Но Таньлинь ясно приписывает его составление Бодхидхарме – отсюда мы и узнаем о том, что проповедовал и кем был Бодхидхарма. Отсюда уже начинается классическая версия его жизни: Таньлинь пишет о Бодхидхарме как о монахе с «юга Индии» (здесь уже – никакого иранского происхождения!).

Позже малозначимый факт присутствия Бодхидхармы в Китае начинает век от века обрастать подробностями, которые должны были очеловечить фигуру некого буддиста, который в сущности не оставил о себе практически никаких воспоминаний.

Следующий по времени трактат относится к 645 г. (вторая редакция – 667 г.), то есть был написан через столетие после «Хроник монашеских общин-сангхар Лояна». Речь идет об одном из самых известных трактатов по истории китайского буддизма «Продолжение жизнеописаний достойных монахов» («Сюй гаосэн чжуань», 645 г.), чье авторство приписывается монаху Даосюаню [18, с. 551в]. В них впервые упоминается о ряде ключевых моментов в вероучении, что принес Бодхидхарма, нигде не встречавшихся ранее и ставших позже классикой чань-буддизма. Там указывается, что Бодхидхарма приносит в Китай учение о «четырех деяниях», осуществление которых позволяет постичь истинную суть дхианы. Указал он и путь к этому – медитация, заключающаяся в молчаливом «созерцании стены» (бигуань).

Здесь без труда можно заметить некоторую трансформацию образа Бодхидхармы. Так, в «Продолжении жизнеописаний достойных монахов» также упоминается о том, что Бодхидхарма восхищался пагодой монастыря Юннинсы, однако именно здесь мы впервые встречаем «индийскую версию» происхождения патриарха, ставшую позже канонической. Его путешествие через Центральную Азию перестает упоминаться, а сам образ Бодхидхармы обрастает биографией, весьма характерной для индийских миссионеров того времени.

Именно отсюда мы впервые узнаем, что Бодхидхарма был сыном одного из индийских правителей. Постигнув глубины учения «Большой колесницы», то есть Махаяны, он отправился с проповедью в Китай. По морю он прибыл в Южный Китай (Наньюэ – земли Южных Юэ), который тогда управлялся династией Сун (420–479), во главе которой стоял в ту пору правитель Лю. Затем он направился в Лоян – столицу династии Северная Вэй (386–534). Исходя из этих дат, становится вполне возможным предположить, что ко времени канонической даты прихода патриарха в Шаолиньсы, то есть к 520 г., Бодхидхарма действительно перебрался на Север Китая.

Первый ученик Бодхидхармы – Хуэйкэ, ставший вторым патриархом Чань. Здесь он изображен в буддийских одеждах старшего монаха. Но до сих пор идут споры: ему ли Патриарх передал свое учение? Стела из монастыря Шаолиньсы, XII в.

Здесь же упоминается и его первый ученик – Хуэйкэ, о других же последователях Бодхидхармы хроники молчат.

После этих «Хроник монашеских общин-сангхар Лояна» упоминания о Бодхидхарме надолго пропадают из китайских источников. Появляются они уже значительно позже, почти через два столетия. Но в любом случае во всех этих трактатах Бодхидхарма выступает как один из многочисленных учителей медитации – выдающийся, яркий, но отнюдь не первый и тем более не единственный. Его именуют здесь «наставником дхармы» (фа ши) – как и большинство индийских, а затем и буддийских наставников того времени, и никто не говорит о нем как о Патриархе, или Первопатриахе чань-буддизма. Впервые Первопатриахом его начинают именовать в середине VII в., то есть больше, чем через сто лет после его прихода в Китай. Первым это, вероятно, делает монах Фажу (638–689), который был прямым учеником пятого патриарха Чань – мастера Хунжэня (601–674).

В увлекательном сборнике биографий «Продолжение жизнеописаний достойных монахов» («Сюй гаосэн чжуан», 645 г.), составленном монахом Даосюанем, мы впервые встречаем то, что можно считать началом новой традиции духовной практики, которая и привела, в конечном счете, к уникальным чаньским методикам. Даосюань проводит четкое различие между классическим методами созерцания-дхианы, которые в ту эпоху были представлены мастером Сэнчоу (480–560), и чаньской практикой «созерцания стены» (бигуань), начало которой было положено Бодхидхармой.

Даосюань не отдавал предпочтение ни одной из этих систем. Он лишь заметил, что они соотносятся между собой как два типа истины (эр ди) – абсолютная и относительная, и сравнил эти два типа медитации с двумя крыльями одной птицы и двумя колесами повозки. Но даже такого тонкого знатока буддийской мудрости, как Даосюаня, поразила сложность той традиции, которая была представлена Бодхидхармой. И он прямо признался, что его учение «труднопонимаемо».

В своем законченном виде жизнеописание Бодхидхармы появляется в известном буддийском сочинении «Хроники из Зала патриархов» («Цзу тан цзи», 952 г.). Таким образом, понадобилось почти 400 лет, чтобы образ малоизвестного монаха Бодхидхармы не только оброс мифологическими подробностями, но и приобрел вполне человеческие живые черты. Появляются диалоги Бодхидхармы, записи его бесед с учениками, описание его похождений – в общем, все то, что должен иметь реальный патриарх. У него появляется и учитель – в его качестве выступает известный индийский монах Праджнятара, который считался 27-м патриархом индийского буддизма. Как следствие, сам Бодхидхарма может уже в полной мере претендовать на роль 28-го буддийского патриарха. Здесь же повествуется, что Бодхидхарма проделал долгий путь из Индии в Китай, путешествовал три года, пока не достиг Китая в 527 г. во время правления императора династии Лян У-ди. Здесь же излагаются и две параллельные версии ухода Бодхидхармы: по одной он был отравлен и погребен на горе Сюнэршань, что к западу от Лояна, а по другой – на самом деле отправился на запад, к себе домой, где его и встретил один из официальных посланников правителя, монах Сунъюнь. После вскрытия могилы действительно оказалось, что она пуста.

Вообще, вокруг смерти Бодхидхармы – множество загадок. Прежде всего, когда это могло случиться? «Хроники из Зала патриархов» (952) утверждают, что Бодхидхарма умер, когда ему исполнилось 150 лет. Как гласит упомянутый трактат, Бодхидхарма покинул двор правителя Лян в 527 г., поселился в горах Суншань, неподалеку от Лояна, там же, где располагается и Шаолиньсы. После этого он «просидел в медитации лицом к стене в течение девяти лет, не говоря ни слова». Таким образом он мог умереть никак не раньше 536 г. Можно приблизительно установить и верхнюю границу: скорее всего он умер не позже 554 г., если исходить из его встречи с монахом-чиновником Сунъюнем, за три года до падения династии Вэй. Но все это действительно может иметь смысл только в том случае, если принять подобные рассказы за исторические свидетельства.

Существует множество версий и вокруг того, умер ли Бодхидхарма или «ушел на Запад», то есть вернулся в Индию. Самая правдоподобная утверждает, что он был отравлен недругами. С первых месяцев своего пребывания в Китае Бодхидхарма встретил сильное неприятие своей проповеди. Речь шла не столько о гонениях на буддизм – как раз само буддийское учение в ту пору получило поддержку и в северных, и в южных областях Китая, через которые проезжал Бодхидхарма, – а о серьезных противниках, которые выступили против самого патриарха как сильного конкурента. Его несколько раз пытались отравить, об этом неоднократно упоминают «Записи о передаче светильника». В разговорах с чиновниками и своими последователями Бодхидхарма говорит, что его «пытались отравить уже пять раз», и это становится одной из причин его отъезда из Северного Китая.

Cтела в монастыре Шаолиньсы с медитирующим Бодхидхармой. На ней – стихотворение известного ученого и поэта Хуан Тинцзяня, основателя крупнейшей поэтической школы Китая

Противостояние буддийских школ между собой в ту пору не было редкостью, многие наставники спорили за право быть принятыми при дворе, получать знаки императорской милости, принимать пожертвования, строить монастыри. Бодхидхарма, безусловно, представлял собой серьезного соперника. Он не стяжал, не стремился к власти. Не отрицая милостей правителя, он не стремился к накоплению, к тому же его статус заслонял собой многих других буддийских учителей. На него, как утверждают «Записи о передаче светильника», было совершено пять покушений, и, наконец, шестая попытка отравления оказалась удачной. Хотя Бодхидхарма знал об отравлении, он ничего не сделал, чтобы предотвратить его, поскольку «понимал, что миссия его уже выполнена, а Дхарма передана последователю».

Вот как рассказывают о его последних днях «Хроники из Зала патриархов» (952):

«В те времена двор правителя разрастался с каждым днем, и даже достойные монахи испытывали немалую ревность друг к другу, и уже не будучи способными обуздать свои амбиции, подсып?ли яд в пищу своим соперникам. Великий наставник, зная об этом, принял отравленную пищу, но яд не нанес ему вреда. Однако Бодхидхарма, понимая, что недруги не оставят попыток его отравить, обратился к Хуэйкэ со следующими словами:

“Я пришел сюда, чтобы проповедовать Дхарму. И мне удалось передать ее вам, а поэтому мне не имеет больше смысла оставаться здесь – я должен покинуть вас”. Сказав это, он собрал своих учеников и еще раз изложил им основы своего учения. Затем он принял отравленную пищу и вскоре умер...»

Известны и имена предполагаемых убийц: это китайский наставник дисциплинарных правил винаи Гуантун и известный индийский проповедник и переводчик Бодручи, который прибыл в Китай раньше Бодхидхармы и, естественно, видел в нем соперника. Якобы однажды их догматический спор оказался столь яростным, что эти двое бросились с кулаками на Бодхидхарму, а потом и замыслили убить его.

Патриарх Бодхидхарма в одиночестве возвращается в Индию. Изображение в коридоре стел монастыря Шаолиньсы, XII в.

По сути, перед нами несколько версий смерти Бодхидхармы, сведенных внутри одного трактата, – и отравление и мистический уход. Но есть и другие. Например, еще одно описание смерти наставника встречается в «Продолжении жизнеописания достойных монахов» (645), причем не в биографии Бодхидхармы, а в разделе, посвященном его ученику Хуэйкэ. Здесь говориться, что Бодхидхарма умер на берегу реки Ло (Лобиньхэ?). Эта местность была известна как место казней, что, в частности, позволило предположить, что Бодхидхарма мог быть казнен во время одного из многочисленных восстаний, которыми был отмечен конец правления династии Вэй [100, 117–121]. Этой же версии о том, что Бодхидхарма умер в 536 г. на берегу Лобиньхэ, придерживается и нынешний настоятель Шаолиньсы Ши Юнсинь [112, 1–2].

После смерти патриарха в монастыре Динлинсы (сегодня Кунсянсы) в его честь была возведена памятная пагода. Примечательно, что в ту пору она была поставлена не в Шаолиньсы, и это говорит о том, что предания о прямой связи наставника с этим монастырем появились уже значительно позже.

Традиционно считается, что тело патриарха было сожжено на горе Сюнэршань (Медвежьего уха), что неподалеку от Шаолиньсы. Но предания утверждают, что существовал и некий гроб, куда должны были положить тело Бодхидхармы, – именно его открыли после того, как один из монахов сообщил, что через три года после смерти Бодхидхармы он встретил патриарха в предгорьях Гималаев. Гроб оказался пустым, и там лежала лишь одна кожаная сандалия. С другой сандалией в руке Бодхидхарма разгуливал по горам, когда его встретил монах.

Эта история распространилась на уровне народных преданий, которые нашли свое отражение в «Хрониках уезда Дэнфэн» – того уезда, где располагается Шаолиньсы. Составление хроник было завершено в 1530 г., хотя большинство записей относятся к более раннему периоду. «Чаньский учитель Бодхидхарма во времена правителя царства Лян У-ди из Западных земель (то есть из Индии. – А. М.) переправился на лодке через море и достиг города Цзилиня (то есть Нанкина. – А. М.). В беседе с У-ди он не нашел согласия и поселился под пиками Укунфэн (Укуншань), что в горах Суншань. Просидел лицом к стене девять лет и передал Дхарму Хуэйкэ, после чего скончался. На рубеже правления Вэй и Сун (то есть VI–X вв.) посланник, направленный в Западные земли, по возвращении повстречал Бодхидхарму на Памире и увидел, что тот нес в руке лишь одну сандалию, а затем стремительно удалился. Вернувшись, чиновник доложил об этом случае, могилу вскрыли и обнаружили там лишь одну сандалию!» [8, 32].

Бодхидхарма с полулунной алебардой и соломенной сандалией в руках – один из символов учения Чань. Скульптура из «Зала шести патриархов» монастыря Шаолиньсы

Вообще, эта сандалия – в одних версиях соломенная, в других кожаная – стала одним из символов Бодхидхармы. На классических портретах он обычно изображается с одной сандалией в руке. Народные версии гласят, что именно на сандалии он переправился через моря из Индии. Догматическая трактовка говорит о другом: сандалия – символ того челна, который перевозит людей через океан грехов и страданий. И именно этот челн, это учение о спасении, и принес Бодхидхарма людям. Уйдя из жизни, он оставил учение своим последователям. Но учение является тайным, сокрытым от глаз любопытных – в этом символ сандалии, найденной в гробу Бодхидхармы.

Но в мистическом мире Бодхидхарма продолжает свой путь, он несет свет учения дальше. Поэтому тот, кто встретит его в своих медитациях или видениях, увидит сандалию в его руке.

Знаменитая пещера, где Бодхидхарма провел девять лет, до сих пор сохранилась недалеко от вершины горы Укунфэн (Пяти пиков) в той части гор Суншань, которые называются Шаошишань – Горы малого убежища. Пещера представляет собой грот глубиной семь и шириной три метра. Местом поклонения пещера стала достаточно поздно, не раньше XI в., что косвенно свидетельствует и о позднем характере легенды о «созерцании стены». В 1104 г. по приказу императора перед пещерой были сооружены небольшая арка и мощеная площадка, в 1604 г. арка была перестроена (она сохранилась и до наших дней), на ней начертаны три иероглифа «Убежище сокровенного молчания» (Мо сюань чу).

В частности, по одному из преданий, перед тем, как поселиться в пещере, индийский миссионер остановился в небольшой кумирне чуть выше монастыря Шаолиньсы, приблизительно в 1,3 км от него. Там, на стене храма он начертал надпись, которая сохранилась до сих пор. Сегодня это место названо «Обитель первого патриарха» (Чуцзуань) и на его территории, ныне огороженной стеной, располагается женский монастырь. По преданию, именно здесь останавливался Бодхидхарма, когда часто совершал переходы с гор Суншань в город Лоян и обратно. Все эти надписи относятся к периоду Северная Сун, к тому же сама постройка была сооружена в 1125 г. Точно также большинство надписей на стелах на территории Шаолиньсы относятся к Северной Сун, либо к эпохе Мин (1368–1644). Среди них – знаменитая надпись, сделанная известным каллиграфом Цай Цзиншу «Пагода сидящего лицом к стене».

«Пагода сидящего лицом к стене», надпись, сделанная известным каллиграфом Цай Цзиншу

Вообще, культ Бодхидхармы внутри Шаолиньского монастыря начинается не раньше начала XI в., то есть одновременно с созданием канонической версии «передачи светильника», изложенной в «Записках о передаче светильника, составленных в годы Цзиньдэ», а своего апогея он достигает к XVI в. В 1531 г. на территории Шаолиньсы сооружается ныне одно из самых почитаемых мест монастыря – «Зал стоящего в снегу» (Лисюэ тин), названного так в память о втором Патриархе Чань Хуэйкэ, который, по преданию, простоял несколько дней на коленях в снегу, умоляя Бодхидхарму передать ему суть учения. В зал было помещено знаменитое изображение Бодхидхармы, которое, по легенде, отпечаталось на стене пещеры, перед которой тот сидел в медитации. Камень был бережно вырезан из стены и размещен на подставке у левой стены зала. Если лучи света падают на него сбоку, то на камне действительно можно разглядеть изображение сидящего монаха с сурово насупленными бровями и курчавой бородой.

Не меньший интерес, чем сами легенды, представляет собой иконография Бодхидхармы. Все изображения, дошедшие до нас, можно условно разделить на две группы. На первой группе изображений перед нами предстает Бодхидхарма в виде традиционного для Китая буддийского монаха: лысым, без бороды, с характерным сиянием вокруг головы, в традиционных монашеских одеяниях, состоящих из ритуальной красной накидки (знак китайских монахов высшего посвящения) и рясы. На другой группе изображений Бодхидхарма предстает перед нами в виде традиционного индийского монаха: с черной курчавой бородой, обычно крайне сурового вида, в распахнутом халате. И та, и другая традиция иконографии появляются в XIV в. и, по сути, отражают двойственность представлений о Бодхидхарме: как о китайском патриархе Чань и как об индийском патриархе буддизма. Примечательно, что «китайский» Бодхидхарма обычно изображается мирно сидящим в медитации, в то время как «индийский» Бодхидхарма чаще всего яростен и неудержим в своей мудрости, он преодолевает море на соломенной сандалии или на стебле бамбука (символ преодоления «моря грехов и страданий») или стоит, грозно подняв монашеский посох.

С этим стеблем бамбука связано распространенное предание. По легенде, когда Бодхидхарма узнал, что правитель У-ди хочет видеть его, он, будучи в тот момент на юге Китая, решил отправиться на север. Для этого ему было необходмо пересечь бурную реку Янцзы, но нигде он не мог найти даже утлого челна, чтобы переправиться на другой берег. Внезапно он неподалеку увидел пожилую женщину, которая собирала бамбук, и Бодхидхарма попросил у нее лишь один стебель. Затем осторожно положил этот стебель на воду, вступил на него – и стебель перенес его на другой берег. Все были поражены, но лишь один Бодхидхарма знал, что женщина, которая дала ему этот стебель, на самом деле была Бодисаттвой Авалокитешварой, которая специально явилась в этот момент, чтобы помочь Бодхидхарме распространить учение. Смысл этого предания в чаньской трактовке таков: если человек действительно искренне захочет сделать великое и доброе дело и даже если у него не будет на это физических сил, к нему всегда на помощь явится бодисаттва.

Портик перед пещерой Бодхидхармы, сооружен в 1603 г.

Девятилетнее сидение Бодхидхармы в пещере (или перед пещерой) стало благодатной почвой для появления многих мифов и преданий, подчеркивающих абсолютный покой сердца (аньсинь) патриарха, что на уровне обыденного сознания и воспринималось как истинное Чань. Например, существует предание о том, что мелкие птицы даже свили гнездо на плече у Бодхидхармы, а он и не пошевелился, что символизирует не только его полную умиротворенность, но и абсолютную природную естественность. Примечательно, что эта история и сегодня широко распространена в районе гор Суншань и в монастыре Шаолиньсы.

Спустившись вниз после девятилетнего пребывания в пещере, Бодхидхарма поселился в небольшом храме, названном в честь него Чуцзуань – «Обитель первого патриарха». Вид из пещеры Бодхидхармы, на переднем плане – Чуцзуань, ныне – женский монастырь

Сколько времени провел Первопатриарх в горах Суншань? Как ни странно, даже по этому поводу в преданиях нет согласия. Классическая версия гласит, что девять лет он просидел в «созерцании стены», а затем еще несколько лет (обычно речь идет о четырех, пяти или шести годах) наставлял двух своих учеников – Даоюя и Хуэйкэ (по другой версии – лишь одного Хуэйкэ). В других преданиях говорится о десятилетнем сидении. А вот трактат «Записи о передаче драгоценности Дхармы» («Чуань фабаоцзи») говорит, что два ученика Даоюй и Хуэйкэ в течение шести лет следовали за Бодхидхармой, но ни словом не упоминается его знаменитое девятилетнее «созерцание стены». Одни предания говорят, что Бодхидхарма поселился в пещере, по другим – он жил то ли в Шаолиньсы, то ли неподалеку от него, третьи утверждают, что он больше времени проводил в Лояне при дворе правителя, хотя приходил медитировать в горы Суншань.

«Зал стоящего в снегу» на территории монастыря Шаолиньсы, названный так в честь второго патриарха Чань – Хуэйкэ. Первоначально он назывался «Зал Первопатриарха», но после пожара и новой постройки в 1511 г. был переименован. Именно там находится камень с изображением Бодхидхармы из пещеры

Многих в предании о Бодхидхарме смущает масса мифологических подробностей, которые не позволяют в полной мере поверить во всю эту историю. Ну, как же можно сидеть девять лет не вставая лицом к стене? Как может так случиться, что на стене отпечаталось изображение Бодхидхармы? Но здесь следует отделить народные легенды, которые всегда расцвечивают действительность сказочными подробностями, от буддийских исторических преданий, в которых при ближайшем рассмотрении оказывается множество вполне правдоподобных деталей, не имеющих никакого отношения к мифам.

Но почему во всех источниках о Бодхидхарме фигурирует именно девятилетнее сидение? По-китайски число «девять» (цзю) звучит также как и слово «долгий», не случайно нередко китайцы желают своим друзьям «двух девяток», то есть «долгого-долгого» долголетия. А поэтому девятилетнее созерцание Бодхидхармы лицом к стене не стоит воспринимать как точное указание на некий отрезок времени, но как упоминание о том, что патриарх действительно очень долго медитировал.

Эта цифра стала священной в чань-буддизме, так многие ученики проводили со своими учителями именно девять лет, тем самым как бы в иной проекции повторяя медитативный опыт Бодхидхармы. Возможно, что в первоначальном варианте речь шла не о «девятилетнем сидении», а лишь о «долгом сидении» лицом к стене, что значительно ближе к реальности.

Уже потом народная традиция стала трактовать «долгое сидение» как «девятилетнее сидение», а когда это предание вошло в письменные источники, например в «Записи о передаче светильника», то там уже зафиксировалось число «девять». Точно также народная молва говорила о «недвижимом сидении лицом к стене», из чего потом был сделан вывод, что Бодхидхарма в буквальном смысле девять лет не вставал и не выходил из пещеры. Но как раз в буддийских преданиях нет прямого упоминания об этом, здесь все реальнее: Бодхидхарма в течение долгого времени (возможно девяти лет) жил в небольшом горном ските, где занимался долгой медитацией. Все становится на свои места, предание обретает вполне реальную основу.

Тем не менее «долго-девятилетний» период чаньской практики стал нормой для учеников, устанавливая некий предел обучения, после которого способный ученик, слушая наставления истинного учителя, должен достичь просветления. В этом смысле весьма примечателен диалог между учеником духовного лидера Северной школы Чань «постепенного просветления» Шэньсюя, некого Чжичэна и Патриарха Южной школы Хуэйнэна. Чжичэн признается: «Я учился у Великого учителя Шэньсюя в течение девяти лет, однако так и не достиг просветления. Сегодня же, услышав Ваши слова, Преподобный, я познал изначальное сердце» [13, 167]. По сути, эта фраза – явный намек на то, что Шэньсюй – не истинный учитель, ведь он не смог привести талантливого ученика к просветлению за девять лет.

Учителя Чань не только сумели сформировать великое учение – они сумели еще и глубоко запрятать его суть так, чтобы простым «любопытствующим странникам» было невозможно пробиться через внешне красивую, но абсолютно неправдоподобную ширму. А за ней, за этой красочной ширмой, как и принято в Китае, скрывается самое главное: вторая, или «тайная», линия передачи учения.

«Что это за тайная линия передачи?» – спросит читатель. Не то же ли это самое, что и знаменитый чаньский принцип, говорящий о том, чтобы не посвящать в знания людей из внешнего круга – «людей внешнего пути» (вайдао)? Нет, речь идет совсем о другом, и чтобы понять эту тайну, надо постичь саму суть передачи китайской «истинной традиции».

Китайский духовный трактат – всегда особого рода тайнопись, причем тайнопись, на первый взгляд, открытая для всех. Подавляющее большинство буддийских и даосских трактатов не только опубликованы ксилографическим (а сегодня и типографским) способом, но и получили широкое распространение в библиотеках монастырей, в домах чиновников, а ныне – и в электронном виде. Какая же тайна здесь может быть? Ведь это не каббала, где важен каждый знак, не метафорическое изложение европейских мистиков-алхимиков.

Давайте вспомним, о чем говорит традиционная версия передачи учения Чань: первый Патриарх Бодхидхарма передал патриаршество своему первому и единственному ученику Хуэйкэ, который и понес его дальше. Но вот что пишет в предисловии к «Речениям Бодхидхармы» монах Таньлинь: «В ту пору лишь два шрамана (то есть бродячих монаха) – Даоюй и Хуэйкэ, несмотря на свой ранний возраст, сумели доказать искреннюю решимость следовать учению Первопатриарха. На их долю выпала удача повстречать Наставника Дхармы, и они следовали Бодхидхарме в течение многих лет. Они с трепетом обратились к Учителю с просьбой наставить их и полностью восприняли его учение».

Три патриарха Чань (справа налево): 2-й Патриарх Хуэйкэ (487–593), 4-й Патриарх Даосинь (580–651), 6-й Патриарх Хуэйнэн (638–713). Однорукий Хуэйкэ держит трактаты, переданные ему Бодхидхармой, – символ сбережения знания

Вот как! У Бодхидхармы было, оказывается, два ученика – Даоюй и Хуйкэ! Причем Даоюй называется первым, а в Китае порядок имен очень важен. Значит, он был либо старше по возрасту, либо считался более опытным в буддийских учениях. Примечательно, что они вместе пришли к Бодхидхарме и оба «полностью восприняли учение», то есть получили полную передачу знания. А поскольку Даоюй идет в перечислении первым, то... Неужели? Теоретически, именно он и должен был стать вторым патриархом или, по крайней мере, руководителем школы. Но упоминания о нем крайне редки – по загадочным причинам он был вымаран со страниц истории, хотя, как видим, посвященные монахи знали не только о его существовании, но и о том, что он обучался у Первопатриарха и даже считался старшим. Вот именно здесь и появляется «тайная передача» – истинная линия развития Чань, передачи всей полноты мудрости и методики управления сознанием пошла по линии Даоюя, а не Хуэйкэ. Хуэйкэ в этом случае оказывается «внешней линией», равно как и все патриархи, последовавшие за ним.

Дословно имя «Даоюй» означает «Образованный в Дао», «Просвещенный в Пути».

Каноническое изображение Хуэйкэ из «Зала шести патриархов» Шаолиньсы. Современная копия, воссозданная по скульптуре XIII в.

По сути, перед нами несколько традиций. Одна говорит, что у Бодхидхармы был лишь один прямой ученик – Хуэйкэ, другая же гласит, что их было по меньшей мере два – Даоюй и Хуэйкэ, причем именно Даоюй был старшим. Третья традиция утверждает, что таких прямых учеников было четверо: Хуэйкэ, Даоюй, Даофу и монашенка Цзунчи. Именно у этих четырех перед своим уходом Бодхидхарма спросил, в чем суть Чань. Трое ответили точными и мудрыми фразами – и Бодхидхарма одному сообщил, что у «тебя моя кожа», другому – «у тебя моя плоть», третьей – «у тебя мои кости». Хуэйкэ же не стал ничего говорить, он ответил легким поклоном на вопрос, о котором рассуждать просто бессмысленно. И именно ему Бодхидхарма сообщил: «У тебя мой спинной мозг» – то есть суть. Учение-дхарма и ряса, то есть патриаршество, согласно этой версии, были переданы именно Хуэйкэ.

Правда, многие комментаторы и чаньские учителя считают, что в действительности никому Бодхидхарма так и не передал свое патриаршество в полной мере. Он был недоволен своими ближайшими учениками, о чем и свидетельствует его последний диалог с четверкой ближайших последователей, об этом можно подробнее прочитать в примере чаньских наставлений «Кости и плоть Бодхидхармы». Хуэйкэ оказался просто лучшим из худших, но он вряд ли был достоин воспринять всю суть Чань.

А, возможно, истинное знание было передано Бодхидхармой не Хуэйкэ, а кому-то другому. Мнение об «обманном знании» оказалось распространено весьма широко, вероятно, уже с IX в., фактически с момента завершения формирования общих основ Чань. В частности, трактат «Чуань фабаоцзи» («Записи о передаче драгоценности Дхармы») именует «созерцание стены» и «четыре типа деяний» просто «временными и частными методами той эпохи», которые «ни в коей мере не соответствуют тому, что проповедовал Бодхидхарма» [116, 356].

Все это отражает и тот факт, что вокруг патриаршества Чань сразу же возникли споры, формальные лидеры, которые получали одобрение двора (тогда он располагался в г. Лояне в провинции Хэнань) и даже именовались «государственными наставниками» (гоши), не совпадали с реальными духовными лидерами Чань. Последние активно сторонились всяких государственных постов и официальной деятельности, были не привязаны ни к карьере, ни к формальным должностям.

Не ясно, и сколько учеников было у Бодхидхармы, сложилась ли вокруг него большая школа или это было лишь несколько человек? Жили они в монастыре или в ските в горах? Таньлинь (VI в.) в своем предисловии к трактату «О двух проникновениях и четырех действиях» говорит, что у Бодхидхармы было два прямых ученика, «Записи о передаче светильника» – четыре.

Ваза из Шаолиньского монастыря, на переднем плане – Бодхидхарма, за ним стоит Хуэйкэ

Да и вообще, существовала ли действительно некая «линия патриархов», по которой и передавалось учение? Первым эту линию «выстраивает» монах Фажу (638–689), который был прямым учеником пятого Патриарха Чань Хунжэня (601–674).

Дело в том, что истинная традиция может передаваться только по прямой линии, от учителя к ученику, от «сердца к сердцу» путем непосредственного общения с наставником. О ней нельзя прочитать в трактатах. Так образуется идея о «линии патриархов», причем в данном случае патриарх (цзу) выступает не как «главный буддист», но как критерий абсолютного просветления, живущий рядом с обычными людьми. Патриархи существовали и в индийском буддизме, хотя вокруг того, насколько верна линия патриаршества, описанная в трактатах, до сих пор идут яростные догматические сражения. Поскольку китайский буддизм на первых порах «подражал» индийскому, такая же линия должна была возникнуть и в Китае.

Преподобный Ши Суси, последний из великих патриархов традиции Чань, бывший настоятелем Шаолиньского монастыря. По преданиям, именно ему перешла «тайная традиция» Бодхидхармы

Фажу первым пытается выстроить линию патриаршества, но здесь надо учитывать по крайней мере две тонкости: во-первых, эта линия касается только той школы, к которой принадлежал сам Фажу, другие школы ее могли и не признавать; во-вторых, ниоткуда не следует, что «линия патриархов» вообще существовала до этого момента. Просто Фажу надо было оправдать абсолютную истинность той традиции, к которой принадлежал он сам. И по сути, он выстроил в ряд тех учителей, к школе которых он сам и принадлежал. Уже потом именно эта линия закрепилась в традиции, в частности, она вошла в основополагающие трактаты истории Чань «Хроники из Зала патриархов» (X в.) и «Записи о передаче светильника» (XI в.). Бодхидхарма в соответствии с этой линией передачи является и 28-м Патриархом индийского буддизма и первым Патриархом буддизма Чань. Это как бы связывает воедино две традиции, а то направление буддизма, которое пошло от Бодхидхармы, может вполне претендовать на самую глубокую и истинную историю – ведь вся эта линия восходит к самому Будде! За Бодхидхармой уже выстраивается ряд китайских Патриархов: Хуэйкэ, Даосюань, Сэнцань, Хунжэнь и знаменитый 6-й Патриарх Хуэйнэн. По преданию, он завещал больше не продолжать линию патриаршества, поскольку учение Чань уже столь широко распространилось, что не может быть сохранено лишь в одной школе. Но устная чаньская традиция нередко гласит, что тайная линия патриаршества все же продолжается, просто она оказалась специально сокрыта в соответствии с важнейшим принципом «не передавать учение вовне», то есть вне посвященных школы. А это значит, что прямые наследники Бодхидхармы живут среди нас. Среди них чаще всего называют великих наставников монастыря Шаолиньсы.

Явился ли Бодхидхарма основателем учения Чань? Конечно же нет. И в догматическом, и в историческом смысле учение Чань существовало задолго до него. Он был всего лишь одним, безусловно, выдающимся учителем, который проповедовал особый тип практики – практики медитации.

Что же такое Чань с точки зрения сухой теории? Это особый путь к просветлению через медитацию, очищение своего сердца и обнаружение состояния Будды внутри себя. Как следствие этот путь базируется на том, что личный опыт человека, его подвиг внутреннего очищения ставится несравнимо выше, чем чтение трактатов, сутр – то, что так высоко ценилось в классическом буддизме.

По преданиям, Бодхидхарма оставил в монастыре Шаолиньсы для своих последователей специальные медитативно-гимнастические упражнения, а чуть позже из них родилось внутреннее искусство «Восемь отрезов парчи» (Изображение на стеле Шаолиньсы)

Даже во времена Бодхидхармы эта теория была не нова: ее активно проповедовал ряд учителей, которые базировались на основных постулатах «Ланкаватара-сутры» (кит. «Лэнцзя абодоло баоцзин», яп. «Рюга-кю»), поэтому они и именовались «учителями Ланкаватары». Бодхидхарма был одним из них, хотя эти наставники не образовывали единую школу, они нередко спорили между собой, но все сходились так или иначе на том, что просветление или даже очищение сердца возможно только путем медитации, причем медитации как пассивной – например сидячей, так и активной – через особого рода деяния.

Школа отнюдь не называлась «Чань», это было обозначением одного из видов монашеской практики: можно было возносить молитвы, читать сутры, а можно было практиковать «цзочань» – «сидеть в созерцании». Уже позже под «Чань» стало подразумеваться отдельное направление буддизма.

Долгое время у того учения, что передал Бодхидхарма, даже не было самоназвания. Примечательно, что в «Стеле Хуэйкэ» монаха Фалиня, где впервые рассказывается о встрече Бодхидхармы со своим единственным продолжателем Хуэйкэ, речь идет о «школе Дхармы умиротворения сердца» (аньсинь фамэнь). В китайском варианте «Ланкаватара-сутры» просто говорится о «Школе единой колесницы с Юга Индии» [11, цз.4]. Кстати, именно так – «Школа единой колесницы» (Ичэн цзун) – несколько раз именуется учение Чань в «Сутре Помоста шестого патриарха», чем как бы подчеркивается то, что Чань уравнивает «Малую колесницу» (Хинаяну) и «Большую колесницу» (Махаяну).

Вообще во многих средневековых текстах понятие «Чань» (либо как метод медитации, либо как название школы) является синонимом «Школы Ланкаватары» – «Лэнце-цзун». Скорее всего именно так и называлось направление, которое проповедовал Бодхидхарма.

Что же такое «Ланкаватара-сутра»? Это одно из центральных произведений буддизма Махаяны, настолько же известное, настолько и мистическое по своему внутреннему смыслу. Содержание сутры делает упор на то, чтобы в момент медитативного состояния человек смог бы устранить всю двойственность своего восприятия, разрушить стену между собой и внешним миром, между отдельными вещами и всей вселенной. В связи с тем, что текст делал основной упор именно на медитацию, он стал считаться одним из основных трактатов школы Йогачары, или школы «Только сознания», которая также принадлежит к направлению Махаяны.

Полное название этого произведения – «Саддхана Ланкаватра-сутра» («Сутра о появлении Благого Закона на Ланке»), она датируется приблизительно IV в., хотя некоторые части сутры возможно появились раньше. Сутра содержит в себе наиболее полное изложение учения направления Махаяны о медитации. По преданию, сутра содержит записи речений Будды на мистической горе Ланке. Традиционно считается, что сутра содержит каноническое изложение школы виджнанавады («Учение о сознании»).

Сутра относится к одной из девяти классических категорий палийских писаний (анга), называется «ведалла» на пали или «вайпулья» на санскрите, которая включает учение, изложенное в канонической форме катехизиса. В частности, под эту категорию подпадают такие известные произведения, как «Сутра Лотоса», «Праджнапарамита-сутра» и другие.

Всего существовало по крайней мере четыре перевода «Ланкаватара-сутры» на китайский язык, причем все они заметно различались друг от друга по объему. Первый был сделан Дхармараксой в 412–433 гг., но не дошел до нас. Второй перевод в 4 цзюаня, ставший позже основным, был осуществлен Гунабхадрой в 473 г., третий – Бодхиручи в 513 г. в 10 цзюаней, четвертый – Сиксанандой в 704 г. в 7 цзюаней. Все три последних перевода сохранились и включены в китайское издание «Трипитаки» (соответственно тт. 670, 671, 672).

Долгое время «Ланкаватара-сутра» оставалась центральным текстом чань-буддизма, чаньское предание гласит, что ее принес из Индии Бодхидхарма и посвятил в ее смысл лишь своего первого ученика Хуэйкэ (487–593). После своего ухода (по другим версиям – после смерти) Бодхидхарма оставил Хуэйкэ этот трактат, обратившись к нему, как передают «Записи об учителях и учениках Ланкаватары» со следующими словами: «Я взираю на земли Хань (то есть на Китай. – А. М.) – они должны получить эту сутру. Справедливый человек, что сумеет совершать поступки, опираясь на нее, сможет достичь освобождения от мира» [12] .

Более поздние дописки пытались объяснить столь существенную роль «Ланкаватара-сутры» в проповедях патриархов. Например, «Хроники из Зала патриархов» («Цзу тан цзи») содержат пассаж, где чаньский наставник Мацзу говорит, что именно Бодхидхарма принес «Ланкаватара-сутру», и поэтому она столь важна для него.

Чань-буддизм как по форме, так и по содержанию явился развитием тех идей, которые содержала «Ланкаватара-сутра». Слова не могут ни создать реальность (как полагали некоторые школы буддизма), ни адекватно ее отразить. Ими нельзя выразить глубинную сущность, они лишь замутняют непосредственное, прямое отражение реальности. «Ланкваратара-сутра» выражает эту мысль, в частности, через диалог между Буддой и его учеником: «Будда обратился к Махамати: “О, Махамати, когда ты хочешь познать все вещи, как внешние, так и внутренние, знай, что они созданы лишь твоим сердцем (разумом), отдели себя от шумов, умиротворись и усни, и прозрей все различные аспекты своего сознания”» [85, 117]. Об этом же неоднократно говорит и Бодхидхарма в своих проповедях.

Первый из четырех цзюаней сутры так описывает эту концепцию: «Три мира – лишь наше сердце» (сань цзе вэй синь). Это значит, что весь видимый и невидимый мир сводим к нашему сердцу или душе. Позже она легла в основу школы Вэйчжи цзун («Школа Только сознания», VII в.), которая восходила к классической буддийской философии виджнянавады (V в.). Весь мир, который нас окружает, все явления, люди и другие существа, то есть «три мира», изначально заключены в нашем сердце. Даже сам Будда, точнее его природа, его внутренняя суть, также живет в нашем сердце, душе или сознании (синь). А отсюда же существует «только сердце» (вэй синь), учитывая, что под китайским понятием «сердце» подразумевается совокупность всей психической и духовной деятельности человека. Таким образом следует постигать «только сердце».

Концепция «только сердца» базируется на ряде четко сформулированных постулатов, в основном относящихся к гносеологии буддизма, к самой природе Знания: «пять способов [получения Знания], „три самоприроды“, „два типа наличия и отсутствия Я“. „Пять способов“ (у фа) подразумевают пять путей постижения нашего бытия и включают деяния и явления (ши у), понятия (гай нянь), размышления (сы вэй), истину (чжэнь ли), мудрость (чжи хуэй). „Три самоприроды“ (сань цзы син) предполагают три этапа, через которые проходит человек, очищая изначальную природу или свое изначальное сердце на пути к освобождению: самоприрода суетных (иллюзорных) мыслей (ван сян цзы син), когда человек еще не способен избавиться от желаний, иллюзий и раздражающих мыслей; самоприрода постижения первопричин (юань ци цзы син), когда человек уже понимает взаимосвязь вещей и явлений, их исток и свое место, но еще не способен достичь окончательного освобождения; и реализованная самоприрода (чэн цзясин). Последний этап и является моментом просветления.

Сегодня изображения Бодхидхармы, переправляющегося через море в Китай, как символа «передачи истины через море незнаний» помещаются перед алтарем многих чаньских последователей и шаолиньских монахов

Наконец, «два самоотсутствия» (эр у во) подразумевают отсутствие «Я» как такового (у-во, досл. «не-я»), так и отсутствие дхарменного не-я (фа у во). Последнее означает, что человек даже не является сгущением, скоплением мельчайших частиц дхарм – он лишь нечто, произведенное сердцем-душой самого человека, его сознанием.

Другой важной концепцией «Ланкаватара-сутры» становится тезис о «сокровищнице Воистину пришедшего» (жу лай цзан). Она гласит, что все сущее, все люди имеют свой исток в мистическом теле Татхагаты (то есть Будды), и как следствие все в равной степени обладают «природой Будды» (фо син), ничем не отличаясь от него. А это значит – каждый способен достичь состояния Будды, что именовалось «единая истинная природа» (тун и чжэнь син).

Природа Будды, и как следствие природа каждого человека, изначально чиста и пустотна, лишь иллюзии, страсти могут замутнить ее: «Хотя само-природа и чиста, пыль может осесть на нее, и поэтому она может видеться нам как нечистая» [11, 481]. Благодаря потенциальной пустотности нашей природы, весь внешний мир, наполненный вещами и явлениями, представляется иллюзорным.

Осознание «единой истинной природы», внутреннее самоочищение и избавление от иллюзий вели к «возвращению к истине» (гуй чжэнь), то есть к изначальному, нерасчлененному видению мира, к возвращению в «сокровищницу Воистину пришедшего». Как следствие вся практика Ланкаватары, а затем и чань-буддизма была направлена на «очищение сердца от пыли мира», для этого и использовалась сидячая медитация, которая приобрела в Чань традиционный вид созерцания лицом к стене – «созерцания стены» (би гуань).

«Ланкаватара-сутра» объясняет, что существует четыре типа созерцания-Чань. Первый – это «Чань, которому следуют глупые люди», то есть чисто механическое занятие медитацией, не дающей плодов очищения. Под глупыми людьми или под глупцами здесь подразумеваются, прежде всего, шраваки (слушающие), то есть те, кто слышит слова Будд и бодисаттв, может их повторить, но не способен ни осознать их, ни следовать этим наставлениям. Более высокий этап представлен «Чань взирающих на все за и против» (гуань чаъи чань), то есть людьми, находящимися в расчлененном, двойственном состоянии сознания, не способными понять единую суть всех вещей и явлений. Затем следует «Чань тех, кто находит опору своим сознанием в чувственном» (чань юань жу чань), то есть людей, преодолевших влияние внешнего мира на себя, но еще опирающихся на свои чувства и переживания. И лишь четвертый тип созерцания может считаться истинным – «Чань Воистину пришедшего», то есть при котором последователь идентифицирует себя с самим Буддой и достигает освобождения от всех мирских условностей.

Таким образом, «Ланкаватара-сутра» устанавливает приоритет интуитивного знания над книжным, начетническим, ставя во главу угла опыт личного мистического переживания. Это находит свое отражение в концепции противопоставления «проникновения через школу» (цзун тун) и «проникновения через слова» (шо тун). «Проникновение через школу» подразумевает постижение именно глубины истины и «пробуждения» (у), требует игнорировать чисто вербальные объяснения, письменные тексты, ведущие лишь к иллюзии достижения знания и просветления. Прежде всего необходимо «самому почувствовать мир духовного» (цзы цзюэ шэн цзин), но не просто услышать или прочитать о нем.

Тезис «не опираться на письмена» (бу ли вэнь цзы), восходящий к «Ланкаватаре-сутре», мы позже встречаем в проповеди Бодхидхармы и других чаньских патриархов. Более того, нередко подчеркивается, что великие чаньские наставники были вообще безграмотны, что как бы указывало на предельное выражение «игнорирования письмен».

В не меньшей степени чань-буддизм перенял и тезис о первейшем значении личного опыта, говоря о необходимости само-пестования (цзы сю), само-пробуждения (цзы у), само-исправления (цзы чжэн).

«Ланкаватара-сутра» явилась буквальным техническим пособием по медитации. Тем не менее, тот подход к осмыслению медитации, который предлагал Чань, заметным образом отличался от способов Ланкаватары, о чем мы скажем несколько ниже.

Якобы в эти ворота Шаолиньсы вошел Бодхидхарма, чтобы передать монахам новое учение о созерцании. Но ничего не подтверждает тот факт, что Первопатриарх вообще когда-то появлялся в этих местах

В «Ланкаватара-сутре» были заложены в сжатом виде практически все те аспекты, которые затем получили особое развитие в Чань. Там мы встречаем и учение о «только сердце» или «сердце-основе», то есть о «Будде внутри себя». Концепция «внезапного просветления» (дунь у) также имеет корни в индийском буддизме. Например, спор о «постепенном» и «внезапном», на основе которого произошло затем разделение на южную и северную школу чань-буддизма, мы встречаем в «Ланкаватара-сутре».

Учителя Ланкаватары

Что же оставил после себя Бодхидхарма, какое учение он проповедовал? Именно в «Продолжении жизнеописаний» мы впервые встречаем ответ на этот вопрос. Даосюань упоминает, что Бодхидхарма передал Хуэйкэ четыре свитка «Ланкаватара-сутры» [18, 551б]. Именно отсюда берет свое начало версия о раннем Чань как о «традиции Ланкаватары». Важно заметить, что ни о каком «отказе от письменных знаков» в передаче учения, ни о концепции долгой медитации здесь речи еще не шло, ибо образ Бодхидхармы, как символа всего чаньского учения, только начинал складываться.

Много ли было в VI–VII вв. учителей Ланкаватары? Точно ответить на этот вопрос сложно. Дело в том, что практически всех наставников, которые так или иначе проповедовали созерцание и «учение о сердце» как об истоке всего сущего, принято было называть «учителями Ланкаватары».

К наиболее ярким учителям Ланкаватары относятся прежде всего Даосинь и Хунжэнь, названные позже соответственно четвертым и пятым чаньскими Патриархами, основавшие школу в горах Дуншань, откуда и пошло выражение «Дхарма с гор Дуншань» (дуншань фа). В их проповеди было немного новшеств относительно традиции Ланкаватары, они ревностно придерживались текста Сутры и прямо указывали на это. Так Даосинь говорил: «Когда я говорю о Дхарме, то всегда опираюсь на “Ланкаватара-сутру” и считаю, что самое основное в ней – это сердце Будды».

Традиция «Ланкаватара-сутры» была продолжена и позже начала проповеди Хуэйнэна в начале VIII в. Ее последователями стали сторонники так называемой северной школы Чань во главе с Шэньсюем.

Вся линия учеников и последователей Бодхидхармы принадлежала к этим «учителям Ланкаватары». Например, пять первых чаньских Патриархов (Бодхидхарма, Хуэйкэ, Сэнцань, Даосинь и Хунжэнь), а также последователи нескольких боковых ветвей описаны в знаменитой хронике «Записи об учителях и учениках Ланкаватары» («Лэнцзя шицзы цзи», 720 г.). Эта хроника рассказывает о тринадцати наставниках, принадлежащих восьми поколениям, среди них Гунабхадра, Бодхидхарма, Хуэйкэ, Сэнцань, Даосинь, Хунжэнь, Сюаньцзэ (ученик Хунжэня), Хуэйань (ученик Хунжэня), Пуцзи, Ифу (оба – ученики Шэньсюя, основателя северной школы Чань), Цзинцзюэ (ученик сначала пятого Патриарха Хунжэня, затем Шэньсюя), Хуэйфу. Как видим, таких учителей, что проповедовали созерцание, было немало.

Несколько раньше в 713 г. появляется труд «Предисловие к записям о передаче драгоценной Дхармы» («Чжуань фа юй цзи бин сюй») в один цзюань, обнаруженный в библиотеке Дунхуана. Там также приводится список учителей Ланкаватары, но в более сокращенном и несколько измененном виде: Бодхидхарма, Хуэйкэ, Сэнцань, Даосинь, Хунжэнь, Фажу (ученик Хунжэня), Шэньсюй. Там же говорится и о ранней практике учителей Ланкаватары: «Они созерцали стену и следовали четырем деяниям» (би гуань цзи сы син). По сути, «созерцание стены» и «четыре деяния» и являются основными заповедями, которые оставил своим ученикам Бодхидхарма, до сих пор это является ключевой практикой всех чаньских монахов. Как видим, Бодхидхарма представлял именно буддийскую ветвь Ланкаватары.

И конечно же он не был ни первым, ни единственным в своей проповеди в Китае, до него существовало по крайней мере несколько известных индийских учителей, которые уже создали в Китае свои школы на основе Ланкаватары.

В чем же заключалась необычность такой проповеди «очищения сердца, не опираясь на письмена»? Заметим, что индийские и ранние китайские школы буддизма провозглашали возможность достижения нирваны лишь в результате многочисленных перерождений и накапливания благой кармы посредством добрых поступков, что должно было выступать эхом безмерной милости и сострадания Будды, который спасает всех людей, независимо от их веры и социального положения. Но столь отдаленная перспектива спасения оказывается в Китае уже не очень убедительной. Прагматизм китайского мышления выдвигает иной принцип, ставший одним из ключевых в Чань, достижение освобождения (то есть просветления) «здесь и сейчас», «в этом теле», без дополнительных перерождений лишь благодаря внутреннему подвижничеству и самоочищению в совокупности с благодатными мирскими делами. Не сложно уловить всю привлекательность этого тезиса, обещающего «прижизненное спасение». Но в то же время данный принцип как бы «сжимал» все предыдущие перерождения до размеров одной человеческой жизни и требовал более активного стремления, абсолютного внутреннего подвижничества в равной степени далекого как от аскетизма старых школ, так и от неумеренной «естественности жизни» китайских даосов.

Гигантская 12-метровая статуя Бодхидхармы, воздвигнутая на пике Ужу в 1995 г.

Школа Чань начиналась именно как сообщество монахов, следовавших традиции, изложенной в «Ланкаватара-сутре» [11] , а первые учителя, приходившие из Индии с проповедью Дхианы, были наставниками Ланкаватары. В частности, знаменитый Бодхидхарма, которого традиция назвала первым Патриархом Чань, являлся, по сути, одним из многочисленных наставников Ланкаватары, приходивших в Китай из Индии в V–VI вв.

Многие средневековые авторы полагали, что Бодхидхарма принадлежит именно школе Ланкаватары – никто его до XI в. не именовал Первопатриархом Чань. Так знаменитый трактат «Записи об учителях и учениках Ланкаватары» («Лэнце шицзы цзи») монаха Цзиньцзюэ (683–750) упоминает среди «учителей Ланкаватары Бодхидхарму, хотя и вскользь. „Среди всех тех, кто практиковал сидячее созерцание, был Наставник Бодхидхарма, который также растолковывал основные положения Ланкаватара-сутры. Эти наставления были собраны в книгу в двадцать-тридцать страниц и именовалась «Учение Бодхидхармы“.

Итак, как видим, Бодхидхарма практиковал сидячую медитацию, а свою проповедь основывал на «Ланкаватара-сутре».

В реальности же учителей Ланкаватары, делавших особый упор на медитацию (дхиану) как на основной, а порой и единственный способ достижения просветления, было в Китае несколько десятков, причем практически до VIII в. Бодхидхарма отнюдь не был признан в китайском буддизме явным лидером этого направления. До этого времени значительно выше ценились другие учителя, в частности, один из первых переводчиков «Ланкаватара-сутры» на китайский язык Гунабхадра (394–468).

Гунабхадра в ранний период Чань еще до создания канонической истории этого учения ценился никак не ниже, если не выше, чем сам Бодхидхарма. В частности, существует предание, что именно Гунабхадра, возводя помост для посвящения в районе монастыря Фасинсы, предсказывает, что на этом месте через 170 лет получит посвящение «живой бодисаттва» – и действительно, именно здесь через предсказанный срок, по преданию шестой чаньский Патриарх Хуэйнэн получил посвящение. Этот эпизод содержится в предисловии Фахая к «Сутре Помоста» (VIII в.) и в ряде более поздних источников. Таким образом истинность прихода Хуэйнэна в этот мир как шестого патриарха Чань подкрепляется не авторитетом Бодхидхармы, а другим наставником традиции Ланкаватары – Гунабхадрой. Скорее всего именно Гунабхадра и стал основоположником первой большой школы китайского Чань.

Более того, многие хроники называют именно Гунабхадру первым официальным Патриархом Чань. В частности, «Записи об учителях и учениках Ланкаватары» («Лэнцзя шицзы цзи») считают первым Гунабхадру, вторым – Бодхидхарму, третьим – Хуэйкэ и т. д.

Примечательно, что само чаньское патриаршество здесь определяется чисто по формальному признаку – через передачу самого текста «Ланкаватара-сутры», что указывает на то, что первоначально чань-буддизм воспринимался именно как школа, изучающая этот текст. В связи с этим не кажется странным, что ранние школы Чань считали своим основоположником именно Гунабхадру как первого переводчика «Ланкаватара-сутры» на китайский язык.

О первом чаньском проповеднике Гунабхадре известно не многое. Лишь «Жизнеописания достойных монахов» («Гаосэн чжуань»), монаха Хуэйюаня (497–554) и «Продолжение жизнеописаний достойных монахов» («Сюй гаосэн чжуань») сообщают нам, что он был выходцем из центральной Индии и последователем направления Махаяны. В двенадцатый год под девизом правления Юань-цзы, то есть в 436 г., он прибывает на юг Китая, в Гуанчжоу. Путешествие Гунабхадры в Китай сопровождалось немалыми чудесами, в частности, когда он вышел на лодке в море, внезапно стих ветер и его судно не могло двигаться дальше, а вскоре кончилась и пресная вода. Гунабхадра и его попутчики были обречены на мучительную смерть. И тогда Гунабхадра сотворил в своей душе молитву и принес покаяние, и тотчас подул ветер и люди были спасены «благочестием Гунабхадры». В Китае Гунабхадре была устроена торжественная встреча несколькими известными монахами, а наместник Чэ Лан сделал представление императору о прибытии знаменитого индийского проповедника.

С тех пор Гунабхадра жил под личным покровительством императора, и это в немалой степени способствовало распространению учения о созерцании и «очищении сердца». Последователями Гунабхадры становятся не только монахи, но и многие аристократы, военачальники и уездные правители, а вскоре он был приглашен императором для перевода ряда классических трудов на китайский язык, в том числе и «Ланкаватара-сутры». Перевод этой сутры был осуществлен, как гласят хроники, в округе Даньян, при Гунабхадре постоянно находились более семисот последователей (вероятно приходивших к нему в разное время), запись производилась не самим Гунабхадрой, а одним из китайских монахов со слов индийского миссионера. Гунабхадра и его помощники «то и дело прерывались, чтобы обсудить спорные места и полнее передать смысл оригинала».

Вероятно, Гунабхадра не мог свободно говорить по-китайски, поэтому некоторые места в «Ланкаватара-сутре» давались в трактовке. Предание передает, что индийского миссионера очень беспокоил тот факт, что он не мог свободно читать проповеди по-китайски. И тогда во сне ему явился человек в белом облачении и велел ни о чем не беспокоиться. Затем он отсек Гунабхадре голову и тотчас приделал новую. После этого Гунабхадра проснулся со спокойной душой – на следующий день он мог свободно говорить по-китайски.

Гунабхадра обладал удивительным даром предвидения и предсказал несколько заговоров, спася императора от врагов. В сильнейшую засуху Гунабхадра своими молитвами сумел вызвать дождь и спасти людей от голода. В другой раз Гунабхадра узнал, что монахов одного из монастырей мучили ночные кошмары, им являлись духи. Тогда Гунабхадра воскурил благовония и начал обряд заклинания духов, сказав: «Ваше нынешнее обличие происходит от предыдущих перерождений. Я возведу монастырь, буду совершать ритуальное хождение и принесу покаяние. Если пожелаете остаться здесь, то станьте добрыми божествами и хранителями монастыря. Если же не сможете сделать этого, то изберите другое пристанище». И вскоре монахи монастыря увидели во сне, как духи числом в тысячу с поклажей перебираются в другое место. [18, 552б; 36, 189–193].

Этот примечательный эпизод экзорсизма вообще характерен для первых школ Чань, когда еще сильны были традиции раннего буддизма, позже духообщение уходит из Чань, поскольку контакты с духами ассоциировались с «неправильным учением» или, как говорил шестой Патриарх Хуэйнэн: «Да не обрящете убежища на пути внешнем, ложном и полном злых духов-гуй».

Гунабхадра вошел в историю как один из основных переводчиков, переложив на китайский язык более тысячи свитков-цзюаней самого различного содержания, однако чаньская традиция почитает его именно как переводчика «Ланкаватара-сутры». Связь Гунабхадры с Бодхидхармой – ныне общепризнанным первым Патриархом Чань, нигде не прослеживается, скорее всего эти два индийских проповедника никогда не встречались. Однако ряд авторов, опираясь на туманные намеки в «Записях об учителях и учениках Ланкаватары», считают, что Бодхидхарма мог обучаться под руководством Гунабхадры в неком монастыре Гуансяосы [93, 20]. Вероятность этого крайне мала, поскольку Гунабхадра умер в 468 г., а Бодхидхарма мог прийти в Китай не раньше 510 г.

Передача самого экземпляра текста, и, как следствие, учения, изложенного в «Ланкаватара-сутре», символизировала собой передачу истинной традиции Чань. Поэтому Гунабхадра и выступал в качестве «основоположника» традиции. Какой-то экземпляр текста «Ланкаватара-сутры» попадает к Бодхидхарме, возможно, это и был перевод, сделанный Гунабхадрой, во всяком случае история ничего не говорит о том, что Бодхидхарма сам делал какие-то переводы. Этот текст он и передает Хуэйкэ. Хуэйкэ, ставший вторым Патриархом, передает учение Сэнцаню (ум. 606), тот – четвертому Патриарху Даосиню (580–651). Пятым Патриархом становиться Хунжэнь (601–674), а затем школа Чань разделяется, как гласит традиция, на два направления: северное, во главе которого стоял Шэньсюй (670–762), и южное, духовным лидером которого был Хуэйнэн (638–713). Оба они претендовали на титул шестого Патриарха, поскольку являлись учениками Хунжэня, но традиция признала шестым Патриархом именно Хуэйнэна, отдав первенство учению о «внезапном просветлении» в противоположность «постепенному просветлению» Шэньсюя.

О чань-буддизме написано очень много, поэтому нередко кажется, что ничего уже действительно тайного в нем нет: надо просто заниматься постоянной практикой и тогда можно прийти к очищению сердца и озарению сознания. Но вот вопрос – какой конкретно практикой надо заниматься? Даже рассуждения о необходимости «сидячей медитации» (цзочань) сами по себе ни о чем не говорят: существует множество способов медитации, много методов концентрации, сотни методик, которые сопровождают медитативную практику. То есть чань-буддизм – это еще не медитация и тем более не рассуждения об «освобождении сознания», «неопосредованном знании» и многом другом, о чем так любят писать западные авторы.

Бодхидхарма в виде путника, переправляющегося через море, стоит рядом с Буддой. Изображение из монастыря Шаолиньсы

Прежде всего, чань-буддизм – не письменная традиция, ни одна методика не изложена ни в одной книге. Но как же многочисленные трактаты, повествующие о деяниях мастеров, наставления известных учителей, в том числе самого Бодхидхармы? Обратим внимание: ни один из этих трактатов не излагает методику, не описывает ни в подробностях, ни в общих чертах методов медитации пестования собственного духа. В этом воплощается первый принцип, завещанный учителями Ланкаватары и самим Бодхидхармой: «Учение не передается вовне и не опирается на письмена» (цзяо бу вай чуань, бу ли вэнь цзы). Таким образом, в учении Чань может существовать лишь устная, прямая передача вне текстов и записей. И это значит, что тот, кто стремится к чаньской мудрости сегодня, равно как и в древности, должен искать посвященного учителя – иного выхода нет. А еще одно означает, что подавляющее большинство книг о «дзэнской медитации» – не более чем обман, настоящий наставник никогда не будет описывать это, да к тому же и публиковать массовыми тиражами.

В чем заключалось раннее учение о созерцании, которое передавал Бодхидхарма? В общем плане на этот вопрос ответить не сложно, поскольку Бодхидхарма был одним из проповедников традиции Ланкаватары, которая в основном опирается на «учение о сердце» (синь), изначальная чистота которого и есть состояние «буддовости» (фо син). Значительно менее известно, какие же конкретные методы передавал Бодхидхарма и другие индийские проповедники того времени.

Здесь существуют, по меньшей мере, два ключевых вопроса, непосредственно касающихся раннего периода Чань, которые всегда были весьма актуальны для последователей этого учения: что непосредственно передал первый патриарх своим ближайшим ученикам и насколько точно это знание было воспроизведено в последующих поколениях.

В состояние просветления можно проникнуть двумя способами, причем их следует применять параллельно: через «осознание принципа» (ли жу) и через «практические действия» (син жу). «Принцип» (ли) здесь понимается как получение теоретических наставлений от своих учителей и осмысление их, в том числе и через медитацию, «практические действия» или «поступки» предполагают осуществление чаньских принципов на практике, в том числе и в качестве проверки духовной крепости, стойкости и приобретенного опыта. Именно поэтому Чань всегда рассматривается как некий «практический» буддизм, не привязанный собственно к монастырскому житию. Последователями Чань становились поэты и чиновники, эстеты и императоры, мастера чайной церемонии и ученые.

Таким образом под «двумя проникновениями» подразумевались два параллельных пути, которыми человек достигает внутреннего очищения: через духовный принцип (ли), то есть через созерцание, и через деяния (ши). Четыре типа действия включают «воздаяние за [творимые тобой] обстоятельства», «следование обстоятельствам», «отсутствие желаний» и «пребывание в соответствии с Дхармой». В предисловии к трактату, написанном монахом Таньлинем, приводятся слова Бодхидхармы, кратко излагающие суть его учения: «Умиротворите свое сознание, предавайтесь практическим делам, пребывайте в соответствии с естественным порядком вещей, прибегайте к способам просветления, – все это и есть метод „Большой колесницы“, который ведет к умиротворению сознания и позволяет избежать любых ошибок

Чаньская традиция достаточно коротко определяет изначальную суть учения Бодхидхармы, сформулированную им в четырех базовых постулатах: непосредственно указывать на сердце человека (чжи чжи жэнь синь), взирая на собственную природу, становиться Буддой (цзянь син чэн фо), не опираться на письмена (бу ли вэнь цзы), не передавать учение вовне (цзяо вай бе чжуань). Это и есть четыре основных действия – «сы син». Первый принцип учит, что не нужно никаких дополнительных методик, сложных рассуждений или теоретических построений, чтобы очистить свое сердце. В человеке уже изначально присутствует все, чтобы достичь просветления, надо лишь отбросить все сомнения и мысли, лишь замутняющие наш чистый разум. Это и есть «непосредственное указание на сердце» или сознание человека. Каким же образом достичь этого? Об этом второй принцип: «взирать на собственную природу» или практиковать особый тип медитации.

Медитирующий Бодхидхарма. Стела на центральной аллее монастыря Шаолиньсы

Практической основной для осуществления этих принципов является сидячая медитация, причем не любая, а имена та, которая именуется «созерцание стены» – гуаньби. Народная традиция и популярные изложения связывают это с преданием о том, как сам Бодхидхарма в течение девяти лет в неподвижности созерцал стену. На самом деле это слишком упрощенное, к тому же не совсем правильное толкование. «Созерцание стены» – это особого рода медитативная методика, суть которой связана с тем, что сердце должно уподобиться недвижимой, непоколебимой стене. Сердце или сознание человека оказывается не подверженным ни влияниям внешнего мира, ни чувствам и ощущениям, которые поднимаются изнутри – так и достигается полное очищение и умиротворение сознания. Известный чаньский наставник Цзунми писал: «Бодхидхарма наставлял людей в том, чтобы через созерцание стены умиротворять сердце. И тогда снаружи прекращаются все причинно-следственные связи, внутри же сердцу не за что зацепиться. И когда сердце становится подобно глухой стене, можно вступить на Путь. Так разве не в этом заключается истинный путь сидячей медитации?» [26, цз. 2].

В XII–XIV вв. у Бодхидхармы в Китае находится множество подражателей, среди чаньских монахов считалось особой «модой» ходить в одеждах, наподобие тех, что изображались на канонических портретах Бодхидхармы, носить в руках тяжелый посох и даже одну сандалию в руках. От эпохи к эпохе культ Бодхидхармы становился все значительнее, правители воздвигали ему памятные стелы, приказывали закладывать храмы и переписывать книги, которые содержали его наставления.

Приблизительно к XII–XIII вв. на уровне устной традиции закрепилась легенда, что именно Бодхидхарма принес в монастырь Шаолиньсы знание практики боевых искусств, а также особых тайных методик развития внутренней энергии – «Ицзиньцзин» («Канон изменения в мышцах») и «Сисуйцзин» («Канон омовения спинного мозга»). Последний трактат был утрачен, все более поздние его версии оказывались подделками. А вот традиция «Ицзиньцзина» передавалась монахами Шаолиньсы из поколения в поколение в виде тайного посвящения. По сути, она включает два вида практики: чаньскую медитацию и 12 гимнастических дыхательных упражнений на развитие внутренней энергии. Вид упражнений тайным не считался и даже был опубликован в трактатах XVII в., а вот сами разъяснения о том, как надо их выполнять, на чем концентрировать внимание, как очищать сознание во многом до сих пор составляют тайну.

Скорее всего в действительности «Канон изменения в мышцах» был написан в 1624 г. монахом Цзынином с гор Утайшань, причем монахом даосским, а не буддийским. Хотя текст, как видим, был составлен в 1620-х гг., самая старая копия этого трактата, дошедшая до нас, относится к 1827 г. Чтобы подчеркнуть его древность, к нему были дописаны два предисловия – генерала Ли Цзина династии Тан (VII–VIII вв.) и знаменитого воина и генерала Ню Гао династии Северная Сун (XII в.). Именно в XVIII–XIX вв. он пришел в монастырь Шаолиньсы и начал там связываться с неким «завещанием Бодхидхармы». Таким образом по этой версии Ицзиньцзин не имеет прямого отношения к Бодхидхарме. Однако сама Шаолиньская традиция предлагает другую версию: Бодхидхарма действительно оставил после себя учение, которое передавалось внутри шаолиньского братства под названием «Канон изменения в мышцах». А чтобы запрятать его еще глубже и «не передавать вовне», по Китаю была пущена другая версия этого трактата.

Чаньский наставник Ши Дэцянь – один из современных патриархов Ицзиньцзин – выполняет упражнения, «завещанные Бодхидхармой»

Но, так или иначе, весь период позднего средневековья и нового времени Шаолинь жил под знаком символа Бодхидхармы. Многие боевые упражнения монахов до сих пор связаны с именем этого патриарха: «Бодхидхарма переправляется через море» (упражнения с мечом), «Бой с посохом Бодхидхармы» и многие другие.

Сегодня Бодхидхарма стал символом Шаолиньсы и вообще всей чаньской традиции. Увы, в том числе и коммерческим символом

Время берет свое: сегодня Бодхидхарма не только символ чань-буддизма и шаолиньской традиции, но и вполне раскрученная «торговая марка». Сегодня под этим именем в Китае продаются различные «чудодейственные отвары», лечебные средства, минеральная вода, лапша быстрого приготовления. Для того, чтобы придать особую значимость многим книгам о чаньской традиции, многие буддийские труды именуют «наставлениями Бодхидхармы», хотя Патриарх едва ли что-то сам написал, и даже устная традиция приписывает ему лишь три—четыре коротких текста.

Провинция Хэнань и особенно уезд Дэнфэн, где располагается монастырь Шаолинь, буквально переполнен символами Бодхидхармы – увы, связанными в основном с торговлей, а не с духовной практикой. Здесь можно купить «точную копию посоха Бодхидхармы», копию одежд Бодхидхармы и множество других, столь же «аутентичных» товаров. Небольшими скульптурами Бодхидхармы украшены даже крыши телефонных будок неподалеку от Шаолиньсы. На первый взгляд может показаться, что вся традиция истинного духовного знания Бодхидхармы ушла в прошлое, и сегодня осталась только профанация и коммерция, а также небольшая группа наиболее стойких последователей в монастырях. Но это лишь внешняя мишура вокруг чань-буддизма, и кажется, что первый Патриарх насмешливо смотрит на все это через пространство времени.

В провинции Хэнань изображения Бодхидхармы можно встретить везде, даже на телефонных будках

И все же знаменитый принцип «не передавать учение вовне» остается по-прежнему основой для сохранения духовного знания и обучения последователей в чаньской традиции. А это значит, что путь Бодхидхармы как на этой земле, так и в мистическом пространстве духа продолжается и по сей день.