Академия чёрной магии

1

До недавнего времени мне эгоистично казалось, что моя жизнь пошла прахом, когда мама привела в дом широкоплечего, похожего на шкаф мужчину и заявила, что совсем скоро мне предстоит звать его папой.

До того знаменательного вечера мы жили вдвоём, поскольку, как мама рассказывала, мой настоящий отец, услышав про беременность, испарился. Мне та жизнь нравилась, и я не испытывала ни малейшего желания впускать в наш маленький тесный мирок чужого и весьма габаритного мужчину.

Загвоздка состояла в том, что я видела: этот огромный мужчина относился к моей миниатюрной маме с искренним трепетом и обожанием. Что это, если не любовь? В его присутствии мама расцветала. И я научилась вопреки всему вешать на лицо улыбку, сверкающую, как неоновая реклама и такую же бессмысленную.

Отчим меня недолюбливал, но мы оба держались нейтрально-доброжелательно ради мамы. Куда хуже ко мне относилась сухопарая дама лет шестидесяти, его мать и единоличная, согласно документам, владелица загородного коттеджа, куда мы все и переехали. Для меня навсегда останется загадкой, зачем и, главное, как моя мама продала однушку, где мы обитали до её свадьбы.

Прахом моя жизнь пошла через четыре дня после счастливого школьного выпускного.

В конце мая я отпраздновала совершеннолетии, летом получила аттестат о среднем образовании. Я собиралась поступать в институт.

Отчим вёз маму в кино или театр, не знаю. Грузовик протаранил их, вылетев из-за угла. Мама погибла мгновенно. Отчим за жизнь боролся три дня. Я просидела в больничном коридоре вместо вступительного творческого конкурса на специальность журналист. Да, я его всё же полюбила. Он умер, ни разу не приходя в сознание.

Дни до похорон слились для меня в серый смазанный кисель. Не могу их вспомнить. А похороны были больше похожи на праздник, чем на последнее прощание. Море ярких и приторных цветов, парадно-траурные пустые речи и чёрные костюмы.

Жирная точка в моей жизни была поставлена аккурат тогда, когда люди потянулись прочь с кладбища. Ко мне подошла мать отчима и осторожно отвела в сторону.

– Вика, ты уже девочка взрослая, поэтому и говорить буду как со взрослой.

– И? – мне было невдомёк, чего хочет эта щепка, как я про себя её звала.

– То, что мой сын был женат на твоей матери, не делает нас родственниками.

Я кивнула. Хоть в чём-то мы согласны.

– Больше в коттедж ты не приедешь.

– Что?!

– Ты услышала. И да, избавь меня от рассуждений о том, где тебе сиротинушке жить. Не мои трудности.

– Но в доме как минимум вещи моей мамы.

– Все драгоценности и одежду ей покупал мой сын. Они не её. Если ты претендуешь на что-то, обратись в соответствующие инстанции. Суд, например. Прощай, Вика. Прощай навсегда.

Она развернулась и пошла прочь, а я так и осталась стоять с открытым ртом. Сказанное я понимала, а осознать не могла. Я так и осталась стоять одна на обезлюдевшим кладбище.

Очнувшись, медленно вернулась к могилам родителей и зарыдала как никогда. Словно лопнули разом все нити, что привязывали меня к этому миру, к жизни. А когда слёзы кончились, внутри поселилась удивительная пустота. Больше мне не было ни грустно, ни больно. Мне стало безразлично. Я коснулась рукой каждой могилы в знак прощания и побрела прочь. Мне казалась, что им хорошо вдвоём. Я со своим горем нарушала их покой.

Я вышла с кладбища и отстранёно отметила, что денег у меня при себе нет, есть только паспорт, который утром попросила взять мать отчима. Десятка, обнаруженная в кармане не в счёт.

Увидев сквер, я свернула в него и села на одну из лавочек, обняв себя руками и опустив голову к коленям. Наверное, погибать, едва окончив школу, должно быть обидно. Но я по-прежнему ничего не чувствовала. Нет, суицидальных мыслей у меня не было. Я не планировала кидаться с моста или ринуться под колёса в знак протеста. Просто объективная оценка перспектив: смерть от голода. Опускаться до побирушки или того ниже я не собиралась.

У меня не осталось ничего кроме гордости. Её не отдам.

Я так и сидела в оцепенении, краем сознания отметила, что где-то кто-то удивлённо воскликнул, словно увидел чудо из чудес. Потом были шаги. Неизвестный остановился рядом со мной и заговорил с лёгким акцентом:

– Леди, простите, но я вынужден вас потревожить.

Я не отреагировала.

– Леди, – тон стал более требовательным. И моей руки осторожно коснулись. Я резко подняла голову и дёрнула рукой так, что стоявший передо мной мужчина лет тридцати отступил. Я смотрела на него с ненавистью. Несправедливо, наверное, срываться на прохожем, проявившим участие, но он разрушил такое сладкое ничто, в которое я погрузилась, сев на лавочку.

– Леди, простите, – вновь заговорил он, ни сколько не смущаясь моей реакцией.

– Скажите уже чего вам надо и проваливайте, – знаю, грубо, но сейчас мне всё равно. А этот нахал расцвёл улыбкой, словно я призналась в большой и чистой любви к нему до гроба.

– Леди, вы в магию верите?

– Чего? – я опешила.

– В магию верите? – повторил он. Больной? Сектант?

И тут я его рассмотрела. Пепельный кучерявый блондин с водянистыми глазами. Одет в серую обтягивающую водолазку и чёрные брюки со стрелкой. На мизинце левой руки крупный квадратный перстень. А на правое плечо за одну лямку накинуто нечто среднее между портфелем и мешком. Он улыбнулся ещё слаще и продемонстрировал ровные белые зубы.

– Удовлетворены осмотром?

– Валите, а?

Он сел на мою лавку, но надо отдать должное, оставил между нами хорошую дистанцию и руку на спинку скамейки закидывать не стал.

– Леди, лично я убеждён, что проблема существования магии решается также как проблема существования зелёных человечков на Луне.

Моей реакции он не дождался, поэтому продолжил рассуждать:

– Можно с пеной у рта доказывать, что жизни на Луне не существует, но достаточно, чтобы какой-нибудь луноход изловил всего одного зелёного человечка, и проблема решена ровно до тех пор, пока какой-нибудь особо мудрый муж не докажет, что это вовсе и не человечек, а жаба пупырчатая не вовремя на космодром заскочила.

Я против воли улыбнулась. Эмоций в этой улыбки не было ни капли. В душе по-прежнему царила пустота. Но рассуждения меня позабавили.

– Леди, вы согласны, что с магией всё обстоит также? Она либо есть, либо нет. И достаточно одного её проявления, чтобы признать существование волшебства.

– Допустим.

– О, леди! Ваш голос пленяет сильнее, чем пение Сирен.

Я вновь стала замыкаться в себе, и блондин поспешил исправиться.

– Вы согласны получить доказательства?

– А вам что за печаль?

– Я маг, в Академии писал магистерскую по перемещениям между мирами, точнее между нашей Нозаной и вашей Землёй. Работу я защитил, и остался экзамен: доставить в Академию добровольца с Земли.

– И в качестве доказательства вы предлагаете перемещение.

– Да.

– Почему вдруг из семи миллиардов обитателей планеты вы предлагаете это мне?

– Мимо проходил, – усмехнулся блондин. – Правда. Я собственно ради Исторического музея в городе появился. А вы – у вас дар. Вы не просто заглянете на Нозану, а сможете выучиться магии сами. Освоите перемещения – будете гулять между мирами.

– Заманчиво, – я действительно так подумала, ведь лучше в академию пойти, чем пополнить ряды людей без определённого места жительства. – Только кто меня примет?

– А мы заключим договор. Вы даёте согласие на перемещение и встречу с моей комиссией, а я беру на себя заботы о вас до вашего зачисления. Если зачисление не состоится, я выплачиваю вам компенсацию, скажем десять тысяч долларов, и обеспечиваю возврат сюда. В случае поступлениями я выдаю вам эту сумму в эквиваленте Нозаны.

Думать мне было лениво, жить хотелось, и я медленно кивнула. Блондин расцвёл и тут же полез в рюкзак. Наверное, боялся, что передумаю. Оттуда он извлёк плотную чуть желтоватую бумагу, перо и принялся строчить.

– Ваше имя? Не беспокойтесь, знание имени не даст мне ничего в плане магического воздействия. А то слышал я ваши сказки.

– Виктория.

Он продолжил писать, а потом протянул мне договор:

– Ознакомьтесь.

Читала я внимательно. Всё то, о чём говорили. Подвоха я не нашла. Только мельком отметила, что зовут блондина Оран и что он упорно обходится формулировкой «академия, где я состою», избегая писать её название.

– Всё верно.

Он тут же достал второй пергамент и переписал текст на него.

– Сравните, леди. После подписания исправить будет нельзя.

– Всё верно, – повторила я.

Оран уколол пером палец и поставил кровавый оттиск в нижней части каждого листа, после чего протянул перо мне. Я повторила за ним.

– А где чернильница? – спросила я недоумённо. Блондин весело фыркнул.

– Это не ваш древний способ писать. Перо зачаровано и считай что оно вечная авторучка. Итак, договор подписан. Экземпляр мне, экземпляр тебе. Заметила, что бумага из желтоватой стала розовой?

– Да.

– Больше она никаких записей не примет. Договор изменить нельзя. Нарушение его, кстати, ведёт к очень тяжёлым последствиям, он же на крови. Так что в перспективе думай очень внимательно.

– Я во что-то вляпалась, да? – устало уточнила я.

– Да нет, – Оран рассмеялся. – Думаю, мы выполним договор до вечера. Тогда бумага станет серой – тоже неизменяемый текст, но кровь из контракта уйдёт. Я просто объясняю. Сейчас отправимся. Осталась одна формальность.

– Да?

Оран достал ещё один лист и протянул перо.

– Пиши. Справка. Я, Виктория, даю Орану согласие на разовое перемещение меня с Земли на Нозану число по земному летоисчислению, подпись кровью.

– А договора не достаточно?

– Достаточно. Но договор, он, между нами. А справка в архив Академии, чтоб меня в похищении не обвинили.

Подумав пару секунд, я написала требуемую бумажку. На моих глазах жёлтая бумага налилась розовым цветом и вмиг посерела.

– Никаких по ней обязательств, – прокомментировал Оран, резво соскочил с лавки, извлёк из кармана мелок и принялся чертить какие-то закорючки прямо на асфальте. Я наблюдала за сомнительными художествами с умеренным любопытством.

– Любой случайно может нарисовать такие закорючки.

– Ага, – ухмыльнулся Оран. – только они ничего не дадут. Это ещё не магия, а костыль.

– Костыль?

– Да. Если не можешь создать требуемое плетение сам, то сначала его рисуешь, а потом привязываешь свою силу к изображённым линиям, и она принимает нужную форму.

– Ух ты!

– Но я, конечно, пририсую элемент одноразовости, и после нашего перехода картинка исчезнет, а следы магии развеются. Всё, я закончил. Виктория, вставайте рядом.

И я встала. Мы оба шагнули внутрь небольшого круга. Оран победно улыбнулся. Мир дрогнул. Я чуть пошатнулась и мотнула головой. Мы стояли одни в огромном зале. Я посмотрела под ноги. Пол из камня, похожего на мрамор, чёрный с золотистыми прожилками. Я подняла голову. Стрельчатые своды терялись в вышине. Справа и слева были высокие узкие окна-витражи. Сначала я оглянулась за спину и обнаружила массивные двустворчатые двери под стать помещению. Впереди же была широкая лестница с тёмно-бордовой ковровой дорожкой.

– Добро пожаловать в Академию чёрной магии, – сказал Оран и ухмыльнулся.

– Куда? – тупо спросила я.

– В Академию чёрной магии.

Оран схватил меня за руку и потянул за собой, под лестницу. Я настолько ошалела, что даже не сопротивлялась. Под лестницей оказалась дверь, а за ней помещение, на полу которого были круги с закорючками, подобные тому, что Оран рисовал в сквере.

– Там для торжеств всяких и гостей, – ткнул он пальцем в наклонный потолок. А мы коротким путём. Сначала отчитаемся перед комиссией по-быстрому. Потом к ректору тебя устраивать.

Оран втянул меня в один из кругов, и мы снова переместились. Оказались в обычной, богато обставленной приёмной. Оран усадил меня на диван и быстро подошёл к секретарю – молодому человеку в строгом чёрном костюме. Оран щёлкнул пальцами прямо перед носом секретаря, что-то увлечённо строчившего и нас не замечавшего.

– Вызывай комиссию. Нехорошо заставлять гостью с Земли ждать.

– Да-да.

Я с лёгким удивлением наблюдала, как спешно секретарь откладывает перо и достаёт нечто прямоугольное, что, вероятно, служит местным аналогом телефона. Не прошло и пяти минут, как он сообщил:

– Вас ожидают в зале.

Оран сделал приглашающий жест, и мы вошли в помещение. Комиссия из пяти мужчин в строгих черных одеждах расположилась за длинным столом. Почему-то смотрели на меня маги как на белую ворону. Даже хуже.

– Способность к магии? – голос был тихий и неестественно высокий.

– Магистры, – заговорил Оран, – явно наслаждаясь ситуацией. – ваше задание выполнено: коренная жительница Земли добровольно прибыла со мной в Академию. Оран протянул написанную мной справку мужчине, сидящему с краю.

Тот внимательно прочитал написанный мною текст, передал справку соседу, а сам с легко угадываемой злостью кивнул:

– Задание признано выполненным.

Оран поклонился, мне он не дал и слова сказать: подхватил под руку и уволок за собой.

– Эти индюки очень не хотели давать мне степень магистра и решили задать невыполнимое, по их мнению, задание. А я справился, – он счастливо рассмеялся.

– Так они теперь меня…

– Очень и очень не любят, – подтвердил Оран, – а ректор ещё больше невзлюбит. До сих пор ни одна женщина не обучалась в стенах Академии.

– Что?!

Оран только руками развёл и улыбнулся. Он втащил меня в очередную приёмную.

– Ректор в курсе? – с ходу спросил он у секретаря, двойника предыдущего. Разве что лицо круглее и волосы темнее.

– Ага.

– Доложи.

Секретарь посмотрел на нас с сомнением, но требуемое выполнил. И сразу же получил согласие.

Дверь ректорского кабинета распахнулась, и мы с Ораном вошли в кабинет.

Ректор оказался смуглым мужчиной лет сорока, с короткими очень тёмными волосами, слегка горбатым носом и маленькими пронзительными глазками. Он смотрел на нас, на ухмылку блондина, которая становилась всё шире, и хмурился.

– Поздравляю с магистерской степенью. Диплом вручит та же комиссия в течение получаса. Зачем ты привёл землянку ко мне в кабинет, Оран?

– Благодарю. Землянку зовут Виктория.

– И?

– Вы же видите, что у девушки очень сильный дар. Согласно Уставу Академии, любой обладатель дара, выразивший желание учиться в Академии, подлежит зачислению. Вот Виктория и выразила.

Я хотела замотать головой, мол, верните меня обратно, и не смогла: руку кольнуло, а Оран кинул на меня весёлый взгляд и одними губами обозначил слово договор. И я поняла, что влипла. Потому что у ректора было такое лицо, словно ему предлагают сесть на диету с главным блюдом – салат из живых червей в очень остром соусе.

– Уставу?

– Да, – безмятежно откликнулся Оран.

– Виктория, вы хотите у нас учиться?

Весь вид ректора говорил, что лучше мне отказаться. Да я и без его угрожающего вида не хотела в чёрные маги. Но от уколотого пальца вверх по руке разливался неприятный жар, и я сказала:

– Хочу.

Ректор откровенно скривился, но, удивительно, возражать и переубеждать даже не попытался.

– Виктория, вы приняты. Ваш куратор скоро подойдёт и вам поможет. На этом всё.

Мы вышли из кабинета, и Оран вновь усадил меня на диван. Ни слова не говоря, он сел рядом, достал очередной лист бумаги и принялся строчить, после чего поставил кровавый отпечаток на бумагу и протянул её мне.

– Что это?

– Финансовые обязательства. Обналичить можно в любом банке. Посмотри на свой экземпляр договора.

– Серый.

– Договор исполнен.

– Ясно, – и я решила спросить. – Оран, а почему я понимаю язык и письменность. Сама пишу.

– Составная часть перехода. Условно говоря, знание языка – это некая константа и каркас. А какую оболочку натянуть не имеет значения. На Земле был русский, здесь наш язык. Если бы ты знала два языка, то и в нашем мире тебе было бы доступно знание двух.

– О как.

Говорить, что я училась в гимназии и сносно болтаю на английском и испанском, то есть, включая родной, у меня в активе три языка, я не стала.

– Вас ожидает приёмная комиссия, – подал голос секретарь.

Оран поднялся.

– Виктория, прощай. Вряд ли мы увидимся. Сразу после получения диплома я отбываю изучать запрещённые миры. Они не хотели меня туда допустить, подумать только, – он хихикнул.

– Эй, а я?

– Обязательства сторонами исполнены. А вообще, да, тяжело тебе, единственной девушке среди парней будет. У нас женщины магией не владеют и потому на вторых ролях в обществе. Рожают, обед готовят. Образование, и то ограниченное, только самые знатные получают. Прощай!

Он снова хихикнул, помахал мне и вышел за дверь. Секретарь склонился над бумагами настолько, что демонстрировал затылок. Для меня старается, поняла я. Да, я снова осталась одна. В чужом враждебном мире, сам факт существования которого мне только предстоит осмыслить, как и существование магии. Наверное, я не реагировала так спокойно, если бы не безразличие, не отпускавшее меня после ухода с кладбища.

Плюс был только один. Мне перепали десять тысяч долларов в местном эквиваленте.