— Мы очень мало знаем об этих удивительных творениях магов древности. О том, как они вырастают, отчего оживают и что заставляет их погибать. Но можем догадываться. Потому что три Замка возродились на наших глазах, за какие-то пару десятилетий. Оставшиеся пять пепелищ Замков роз находятся в разных частях Королевства Ледяных Островов, считаются государственным достоянием, и поэтому Король приказал огородить их высоким забором, не пускать чужаков и вандалов, установить надежную охрану. И вот теперь… был разработан план, направленный на то, чтобы возродить и их тоже.
Джен восторженно прошептала что-то рядом, но я не расслышала.
— В рамках этого плана Его величество повелел провести особое состязание среди студентов Академии пурпурной розы!
Она постучала по кафедре небольшой коробочкой, которая лежала перед ней рядом с письмом.
— Тише, тише! Терпение, мои дорогие — мы наконец-то подбираемся к самому интересному! По косвенным признакам мы можем заключить, что Замки роз очень чувствительны к людям, которые приходят к ним. Причем не просто к людям — их эмоциям, их внутренней сути. Эти удивительные Замки сами выбирают себе хозяев, и верно им служат. Нужно лишь, чтобы правильный человек попал на пепелище в правильный момент, и тогда возможно — только возможно! — произойдет столь нужное нам всем совпадение. Из пепла возродится новый Замок, когда его хозяин найдет на пепелище семечко, которое сможет посадить. Просто согнать толпу народу и заставить прогуляться по пепелищу не выйдет — это уже пробовали, эффекта никакого. Нужно создать особый момент и особую эмоциональную привязку. И снова мы вступаем на зыбкую почву предположений. По опыту предыдущих чудесных воскрешений… Замки реагируют на любовь.
С моих губ невольно сорвалась горькая усмешка. Но потом я задумалась. В этом определенно что-то было! Замок ледяной розы ожил, когда в нем появилась моя мама — и окончательно расцвел, когда они с отцом стали парой. Семечко Замка пурпурной розы попало в руки нашего Короля, когда он встретил свою суженую. Тете Эмбер семечко того самого, скрытого Замка янтарной розы досталось тоже в тот момент жизни, когда ее сердце расцветало и узнавало все краски жизни. Вскоре после… ее первого поцелуя, о котором она рассказывала нам с Джен с такой счастливой улыбкой, что мы только вздыхали, переглядывались и молча завидовали.
— Учитывая все сказанное, было принято следующее решение! В Турнире Семи замков, как его предложено называть, примут участие влюбленные пары из числа тех, кто учится в нашей Академии. Пары, рискнувшие на этот шаг, пройдут строгий отбор и ряд испытаний, призванных выявить сильнейшую по совместимости и магической одаренности. Пусть это состязание станет стимулом к тому, чтобы каждая из пар-участниц раскрыла весь свой потенциал, а участники лучше узнали свою половинку. Именно поэтому заранее не объявлялось о Турнире. Чтобы никто не мог сговориться по меркантильным соображениям. Замки роз крайне чувствительны ко лжи! Они ценят чистые эмоции, настоящие чувства.
Она мягко улыбнулась, и мне показалось, что нам с Дженни. Да, она прекрасно помнит наших родителей! Вот бы кто с легкостью победил в таком состязании. Но у них уже есть свой Замок.
— Итак, внимание! — она подняла высоко в сморщенной руке конверт, глаза ее остро блеснули. — Кто готов прямо сейчас заявить о том, что они — влюбленная пара, которая примет участие в состязании? Победители получат право попасть на пепелище, и быть может, именно им улыбнется удача. Они найдут там семечко, из которого смогут вырастить собственный Замок роз, источник подлинной магической силы. Его величество обещал, что такой Замок останется в собственности победителей при условии, что будет служить на благо всему Королевству, — и даже сможет наследоваться, как всякое родовое имущество! Поэтому это должна быть сильная любовь — настоящая, такая, которую эту пара пронесет через всю жизнь. Конечно, мы понимаем, что за несколько дней, что все вы знакомы, трудно было найти свою половинку и убедиться в серьезности отношений. Для этого вам и будет дано время в течение Турнира — чтобы испытать прочность чувств. И разумеется, хотя бы один человек в паре, а желательно оба, должны быть достаточно сильными магами, чтобы стать достойными хозяевами магического Замка. Итак — мы ждем ответа прямо сейчас. Кто из вас примет участие в состязании?
Не описать словами тот океан взволнованных шумов, который прокатился по рядам штормовыми валами. Леди Темплтон, кажется, вовсю наслаждалась всем происходящим. Перекрикивая шум, она снова повысила голос:
— Хорошенько подумайте, прежде чем подходить ко мне со своей парой! Испытания будут очень сложными, и возможно опасными! Их пройти смогут только настоящие влюбленные, поэтому очень не советую вызываться тем, кто не уверен в искренности чувств избранника.
В моих мыслях снова промелькнула едкая ирония. Какая еще искренность чувств за те несколько дней, что все мы провели в Академии? Да и вообще… Разве могут быть какие-то прочные чувства за несколько дней… только притворство. Те, кто сейчас выйдут — просто притворщики, которые хотят получить собственный Замок роз. Поэтому из этой затеи ничего не выйдет. Замки роз не проведешь — они чувствуют людей. Чуют фальшь за версту.
— Мы готовы попробовать.
Вот даже не сомневалась ни на секунду. Из середины зала прямиком к Леди Ректор прошествовал Джереми Коул, ведя за руку зардевшуюся Рыжую. Они поднялись на возвышение, остановились перед Леди Темплтон.
— Джереми Коул и Матильда Милтон — благодарю за решительность!
Старушка приветливо им кивает, а потом достает из коробочки и повязывает им на запястья две одинаковые ленты желтого цвета. Просит отойти и встать дальше, к стене.
— Кто следующий? Ну же, не стесняйтесь!
С немалым удивлением я увидела, как слегка неуклюже с первых рядов поднялся Малкольм Медведь. Повернулся к блондинке с льняными косами, с которой и так сидел рядом, и, краснея, подал ей руку. Она покраснела еще сильнее, когда его руку приняла.
— Малкольм Дуглас и Мэри-Энн Смит!
Леди Ректор провозгласила их имена и повязала на запястья синие ленты.
— Кто еще?
Я сжала кулаки, впившись в ладони ногтями, когда со своего места вскочила Солейн.
— Солейн Эв готова приять участие в состязании!
— И с кем же?.. — удивленно спросила Ректор.
Та оглянулась, завертела головой… а потом сдернула со своего места сидевшего позади парнишку-менталиста.
— Вот с ним!
У того лицо было… обалдевшее. Но он тут же закивал, соглашаясь. Парень был меньше ростом Солейн на полголовы. И смотрел на нее с явной опаской. Мда уж.
— Ты, как там тебя? — прошипела она парнишке, тот шепнул что-то в ответ.
— Солейн Эв и Гордон Годдингтон согласны принять участие в Турнире Семи замков! — еще раз уверенно выпалила Сол.
Леди Ректор колебалась пару мгновений, изучая их странную пару… а потом лукаво улыбнулась и кивнула. Им достались зеленые ленты.
Четвертой парой были не знакомые мне ребята — он и она высокие, стройные и темноволосые. Кажется, бытовики, и оба из-за моря, из Арвенора. Они гордо продемонстрировали всем белые.
— Кто еще? У меня осталось не так много лент, так что решайтесь. Но думайте как следует, чтобы вас не настигли последствия вашего решения! А то вдруг мы решим и правда поженить всех участников, независимо от выигрыша.
Ее глаза светились хитринкой, но я не рискнула бы утверждать, что это действительно шутка. От этой дамы всего можно ожидать.
И тем не менее, реплика определенно возымела эффект — желающих больше не нашлось.
Пока длилась пауза, я окинула взглядом преподавательский стол. Леди Ректор нигде не озвучивала, что преподавателям запрещено участвовать. И хотя говорилось, вроде бы, только о студентах… Но разве Замкам роз главное — не чувства? Наш Король тоже студентом не был, когда получил свое семечко Замка пурпурной розы.
Олав сидел хмурый, как туча. Я перевела взгляд на сестру. Джен — с совершенно отсутствующим видом. Гиблое дело.
Леди Ректор все тянула и тянула паузу… как будто чего-то ждала. Ее внимательный взгляд то и дело царапал меня, прогуливался по студенческим рядам. Наконец, она вздохнула и как-то осунулась. Прикрыла морщинистые веки, будто столь долгие речи порядком ее утомили.
— Ну что ж… Раз только четыре влюбленные пары решились на то, чтобы участвовать в Турнире Семи замков… Хотя я надеялась, все же, что будет чуточку больше… Пожалуй, пора. Раз больше никто…
С громким стуком распахнулась дверь.
Мне показалось, зрение обманывает меня. Этого ведь просто не могло быть. Ни в каком из существующих миров.
Через весь зал по проходу уверенным шагом шел воин. На этот раз на нем был длинный черный плащ с воротником из серого меха, похожего на волчий. Но под ним… под ним конечно же виднелась голая грудь. Босой, как всегда. Бессовестно красивый и невыносимо самоуверенный. Остановился прямо напротив Леди Ректор. Снова закрыл мне обзор своей преступно широкой спиной и плечами.
Я сжала кулаки сильнее, вцепилась в тонкую ткань платья на коленях. Тряхнула головой, чтобы не поддаться постыдной слабости и не дать пролиться предательской слезе.
Радостный голос старушки полился мне в уши:
— Ай-яй-яй, молодой человек — как не стыдно опаздывать! Вы все прослушали!
— Я успел услышать и понять достаточно. И очень надеюсь, что еще не опоздал.
Он не обернулся ко мне, только стоял неподвижно и напряженно.
— Вы хотите добавить еще участников в список пар?
— Да. Морвин Эрвингейр и Эмма Винтерстоун.
Шум и шепот снова прокатились по рядам. У меня перед глазами потемнело. От гнева.
Я медленно встала с места, и зал умолк.
Обычно я говорю очень тихо. Но сейчас даже мой тихий голос был слышен неожиданно громко.
— Простите, леди Темплтон, но это невозможно. У Морвина Эрвингейра уже есть невеста, и поэтому…
Он прервал меня жестким тоном:
— У Морвина Эрвингейра больше нет невесты. Я повторю еще раз. Морвин Эрвнгейр и Эмма Винтерстоун!
А потом резко обернулся и нашел меня взглядом. И я задохнулась и растеряла все слова от того, что было в этом взгляде.
Шепот Джен совсем рядом:
— Если ты сейчас же не встанешь и не пойдешь к нему, я тебе никогда не прощу, Улитка Старшая!
Я вздрогнула. Сестра запустила в меня потихоньку тетрадкой. Попала, между прочим, в локоть! Нашла-таки доступные методы физического воздействия.
А потом все соображения как-то ушли на второй план. Состязания, замки, погода, магия… Я вдруг просто поняла, что невыносимо, смертельно, до боли на кончиках пальцев соскучилась. Пусть все катится в тартарары, но мне физически необходимо сейчас быть рядом.
Словно во сне я поднялась со своего места и в молчании, что царило в зале, прошла мимо заполненных рядов. Стараясь не обращать внимания на полный раздражения, злой взгляд Солейн, Коула, на десятки других мне в спину. Остановилась, дичась, на положенном метре от человека, снова пришедшего из моих грез бередить душу, и посмотрела ровно перед собой, чтобы скрыть смятение, которое рождал во мне единственный взгляд, который теперь имел значение — пристальный, огненный, достающий до самого сердца.
Морвин молча потянулся ко мне, схватил дрожащую руку своей, лихорадочно-горячей, и решительно притянул ближе. Плечом к плечу, по-прежнему глядя на меня, не отрываясь.
Пораженные разговоры в зале. Улыбка леди Темплтон.
— Итак, милая Эмма, вы согласны участвовать в состязании?
Меня хватило только на то, чтобы кивнуть, по-прежнему с опущенными глазами. Я боялась и не решалась посмотреть на него. И заглянуть в свою собственную душу, где сейчас бушевал настоящий ураган, — сметающий на своем пути любые логические аргументы и доводы рассудка о том, что мне нельзя его прощать, нельзя ему верить, нельзя снова будить этот едва уснувший вулкан, который в прошлый раз чуть не поглотил меня и не уничтожил, нельзя… его любить. Но…
Он крепко-крепко сжал мою слабую, безвольную ладонь. Словно убеждая, что годы, когда меня нельзя было никому касаться, остались позади. Словно говоря без слов, что на этот раз меня больше не отпустит.
Что рядом с ним любое «нельзя» обращается в «можно».
Леди Ректор вытащила со дна коробки и повязала нам на запястья пурпурные ленты.
Глава 37
Я была так сильно оглушена и сбита с толку происходящим, что даже не заметила, как зал постепенно опустел.
А мы просто стояли на том же самом месте, и Морвин все крепче сжимал мою руку, словно боялся, что я убегу. Но я была совершенно измотана и обессилена нервным напряжением и всеми событиями прошедших дней. В уши будто ваты натолкали, в голове гудит, перед глазами пелена… Наверное, надо было послушать Дженни и хоть изредка впихивать в себя что-то, кроме пары ложек каши.
Очнулась, когда обнаружила себя крепко прижатой к его груди. Морвин укрыл меня полами своего плаща и осторожно гладил по голове. Говорил глухо:
— Моя маленькая хрупкая девочка… Все хорошо теперь будет.
Я, наконец, поняла, что дрожу, и что напряжена так, словно все внутри натянуто гитарной струной — тронь и порвется с печальным жалобным звуком.
Медленно-медленно я отогревалась в тепле его рук и успокаивалась, переставала дрожать.
Мы долго стояли молча там же, где получили свои ленты — на возвышении у преподавательской кафедры. Замок пурпурной розы пригасил свет и мягкие тени укутали нас, смягчая напряжение, исцеляя взбудораженные нервы. Только лилово-фиолетовый сумрак — сквозь витражи стрельчатых окон.
Морвин не торопил меня, не говорил ни слова и ни о чем не спрашивал. А я, наконец, осознала — и его возвращение, и то, что теперь он свободен, и его молчаливое признание, когда он объявил нас одной из влюбленных пар, участвующих в Турнире семи замков. В сердце загорелся согревающий огонек, от которого теплая волна прокатилась до кончиков замерзших пальцев на ногах. Как будто душа возвращалась в тело.
Я приподняла лицо и робко посмотрела ему в глаза. Кажется, он давно этого ждал… с беспокойством.
Чтобы справиться с неловкостью, я сказала первое, что пришло в голову.
— Твоя невеста жива хоть?
— С чего такие вопросы? — улыбнулся он, и тревога рассеялась в его взгляде, словно тучи очистили небо.
— Ну… просто фраза «У Морвина Эрвингейра больше нет невесты»… прозвучала слегка двусмысленно.
— Жива, жива! — улыбка его стала шире. — А вот как я жив остался и убрался подальше от ее гнева целым и невредимым, до сих пор удивляюсь. Я уже говорил тебе, наши женщины тренируются наравне с мужчинами. Так что у Иланны очень тяжелая рука.
Я от души стукнула его кулачком в грудь. У меня, может, не легче, если как следует рассердить!
— А если серьезно? Ты же мне говорил что-то насчет… ритуального брака. — Я с трудом заставила себя проговорить эти несколько горьких слов. — И что Верховный маг Храма не может от него отказаться.
— Верховный маг не может, — подтвердил Морвин, перехватывая мою руку и целуя костяшки пальцев. Я вздохнула — нет, видимо, моя рука для него недостаточно тяжелая все-таки. А потом до меня дошел смысл его слов.
— Ты же не хочешь сказать…
— Именно. Я больше не Верховный маг Храма Великого Пламени. Подумаешь — полжизни потратил на то, чтобы подняться от самых низов и должности младшего послушника до ученика самого Настоятеля, а потом и его преемника. Чего не сделаешь ради одной маленькой упрямой Ледышки. Еще и дерущейся, к тому же.
Говоря это, он улыбался. И в глазах… была щемящая нежность.
Я задохнулась от переполняющих чувств, и, застеснявшись, снова спрятала лицо у него на груди.
— Даже не знаю, что сказать. Мне теперь как-то стыдно. Ты правда прошел такой длинный путь?
Морвин обнял меня покрепче, удобно устраивая подбородок на моей макушке.
— Я сирота, Маэлин. Для оборванного парнишки из самых грязных трущоб Диамара попасть в Храм Великого Пламени было величайшей удачей в жизни.
— Сирота?..
— Моя семья погибла при извержении вулкана. На меня… просто не подействовал жар его лавы, и я остался невредим. В семилетнем возрасте мне довелось видеть, как превращается в пепел все, что я знал и все, кого любил.
Я застыла как изваяние и забыла дышать. К горлу подкатил ком, на глаза навернулись слезы. А он просто спокойно продолжал свой рассказ.
— В те годы только начинались Кары. Никто не знал, куда бежать и что делать — народы, населяющие мой мир, слишком привыкли к безбедному существованию. Никому не было дела до одинокого мальчишки, окружающие были растеряны и озабочены собственным спасением. Но в Храмы по-прежнему принимали всех. Всех, у кого был дар, разумеется. Их четыре, в разных концах Дорегнатара. Каждый посвящен одному из самых могучих первоначал, на которых зиждется бытие. Храм Великого Пламени, Храм Великой Воды, Храм Великого Древа и Храм Хаоса. Во главе каждого стоит маг — самый сильный, в совершенстве овладевший мастерством своей стихии. Главами храмов становятся только мужчины. А вот жрицами Великой Матери — женщины.
— Иланна — жрица Великой Матери? — вспомнила я. Он кивнул.
— Да. Считается, что Дорегнатаром должен править достойнейший из достойных — правитель, соединяющий в себе благодать Матери и силу одной из стихий. Поэтому на трон Империи всходит тот, кто рожден в ритуальном браке. У нас нет наследственной монархии, после смерти одного правителя власть переходит другому Избранному. Жрицу, достойную зачать Дитя, заранее избирает жребий. После этого жрица сама выбирает одного из Верховных магов храма, кого считает подходящим… для этой великой миссии. Естественно, мне и в голову не приходило отказываться, когда Иланна назвала меня. Отказ — несмываемое оскорбление и неслыханный скандал, такое в истории случалось всего пару раз. К тому же, когда готов на все ради корки хлеба, начинаешь понимать, какая глупость все эти «чувства».
Я вся сжалась, и он успокаивающе погладил меня по спине.
— А потом вдруг встречаешь перепуганную девчонку с огромными глазами, которая даже по деревьям лазать не умеет, и все твои убеждения летят к такой-то матери.
Он взял меня за подбородок и заставил поднять лицо. Внимательно посмотрел в глаза.
— Прости за то, что скрыл наличие у меня невесты. Я хотел принять решение, когда вернусь обратно в свой мир. Сначала я должен был тебя как следует узнать. Ты не согласна, что было бы слишком большим безумием рушить всю свою жизнь после короткого знакомства, когда всего лишь пару минут погрел кое-чьи замерзшие ножки? Хотя наверняка очаровательные ножки, не сомневаюсь.
Я невольно ответила на его улыбку, но тут же закусила губу.
— Но… как же ты теперь?
Он пожал плечами.
— Верховный маг не мог отказаться от этой «великой чести», так что я перестал быть Верховным магом и с чистой совестью ушел. Иланна рвет и мечет, но даже она не может меня заставить. Так что я теперь весь твой, Ледышка.
И что-то было такое в том мурлыкающем тоне, каким он это сказал, и в том, как его горящий взгляд скользнул по моему лицу до губ и ниже, что я поняла, что начинаю задыхаться.
— А… что же будет дальше? Ты больше не вернешься в свой мир?
Я не хотела, но мой вопрос прозвучал с надеждой и почти жалобно.
— Пока не знаю. Давай не будем загадывать наперед, Ледышка? Я не люблю строить далеко идущих планов. Чем подробнее план и чем раньше произнесешь его вслух, тем больше он идет наперекосяк. У нас с тобой будет еще один очень важный разговор. Но не сейчас. А сейчас довольно разговоров!
Наши взгляды встретились — как переплетаются пальцы влюбленных после долгой разлуки.
С замиранием сердца я ждала повторения того безумного, обжигающего, сводящего с ума поцелуя.
Но в этот раз он коснулся моих губ с невероятной, пьянящей нежностью. Осторожно, бережно, почти робко. Словно мы начинали все с чистого листа сейчас. Словно оставляли позади все, что было раньше. Словно это и есть наш первый поцелуй — трепетный и невинный, как лепесток розы…
Был невинный.
Сначала.
Секунд десять, не дольше.
Потом мы снова сорвались в головокружительную пляску мучительно-дерзких прикосновений. Все-таки, мы действительно слишком долго не виделись. Ну или виновата была я, когда, сама от себя не ожидая, прикусила его нижнюю губу — так зла была за то, что бросил меня одну и заставил пережить такое!
— Эй, молодежь! А ну-ка прекратили непотребства и бегом марш из лекционного зала! Мне его запирать пора!
Я отпрянула от Морвина, как ошпаренная, и осмотрелась. В дверях стоял тот самый усатый толстячок в оранжевом сюртуке и желтых клетчатых брюках, что встречал меня и Дженни когда-то на воротах Академии — мистер Пим, наш «проректор по хозяйственной части». Завхоз, то есть. И посматривал на нас очень неодобрительно.
Переглянувшись и едва сдержав смех, мы с Морвином взялись за руки и подчеркнуто невозмутимо покинули помещение. Было странно видеть на наших соприкасающихся запястьях одинаковые ленты — но было в этом что-то ужасно милое. Особенно мило пурпурная шелковая ленточка с ажурным золотым замочком смотрелась на крепком запястье моего брутального широкоплечего воина.
Чинно-благородно мы шли по коридору метра два, не больше.
Потом Морвин снова впечатал меня в ближайшую стену, прижимая всем телом, и жадно набросился. Я, задыхаясь, вцепилась ему в волосы, постанывая от удовольствия — так приятно было их прикосновение на кончиках моих голодных пальцев.
И мы снова совершенно забыли, где находимся.
— Что за безобразие!! Вы это видите, Джиневра?! Никакого стыда, и это посреди учебного дня!
Когда визгливый голос мадам Оскотт ворвался мне в уши, я не стала снова отпрыгивать. Некуда было. Морвин даже не шелохнулся, а когда тебя прижимает к стене такая тяжелая туша, особо не попрыгаешь.
— Аврора, помилуйте — вы так ведете себя, что и не скажешь, что уже давно замужняя дама! — с затаенным самодовольством возразил голос старушки Леди Ректор. — То, чем занимаются наши дорогие конкурсанты, называется подготовкой к состязанию! И я не вижу в этом ничего безобразного. Напротив, очень… вдохновляющее зрелище. Хотя и согласна, что нашей сладкой парочке пора бы уже отправляться на занятия, пока не прозвенел гонг.
Я высунулась осторожно одними глазами из-за широкого плеча, когда Морвин все-таки пустил мои горящие губы, и тяжело дыша уткнулся лбом в камень.
— Простите, леди Темплтон! — пискнула смущенно.
Она погрозила мне пальцем:
— И не забудьте! Подготовка подготовкой, но двери башен будут по-прежнему запираться на ночь! Так что не слишком увлекайтесь.
И хихикнув как девчонка, Леди Ректор утащила за собой дальше по коридору побагровевшую Аврору Оскотт, у которой от возмущения, казалось, скоро пар из ушей пойдет.
— Послушай, Ледышка, — шепнул Морвин, когда обе дамы скрылись из глаз, и в его взгляде снова заплясали бесовские огни. — Как думаешь — может просветить почтенную старушку, что этим можно заниматься не только в спальне, не только ночью и эм-м-м… не только на горизонтальных поверхностях?
— Морвин!! — зашипела я возмущенно и шлепнула наглую лапу, которая украдкой погладила меня по бедру. Лапа неохотно убралась, хотя и недалеко — теперь она удобно устроилась на моей талии.
— Извини. Просто я слишком соскучился по тебе, Ледышка! — ответил он неожиданно серьезно. — А ты по мне?
Я вздохнула и вместо ответа сама потянулась к его губам.
Когда через много-много долгих минут я поймала себя на том, что уже не сгоняю лапу, где бы она ни прогуливалась, — поняла, что нужно срочно поворачивать нашу беседу в более деловое русло.
— П-подожди! Хватит отвлекаться. Давай… давай лучше обсудим нашу тактику и стратегию на предстоящий Турнир!
Морвин оторвался нехотя от выцеловывания моей шеи и пробурчал что-то неразборчиво под ухом.
— Ч-чего? — переспросила я, млея.
— Мр-р-р… Я говорю — расскажи мне теперь хоть, во что я там ввязался? Что еще за Турнир?
Глава 38
— Ты… издеваешься, да?
Нет, не издевается.
Кое-как, с пятого на десятое, то и дело теряя нить разговора и попутно отбивая поползновения лап, которым, кажется, было не так уж и интересно, что я там рассказываю — у них было занятие поинтересней, — я пересказала речь Старой Леди.
— Ты меня вообще слушал? — вздохнула я обреченно, уворачиваясь от очередной попытки куснуть меня за ухо.
— Да-а…
— Насчет Турнира понял, или мне в третий раз повторить с начала?
— Понял, понял. Теперь хотя бы ясно, вот это что такое нам нацепили, — усмехнулся Морвин, ловя меня за руку и целуя запястье под лентой. — А то я уж думал, может, браслеты брачные. Кто их знает, что за обычаи в вашем странном мире.
— А если б это были они? — смутилась я. Пользуясь моим секундным замешательством, наглые лапы покрепче за меня ухватились, чтоб неудобно было уворачиваться.
— А если б это были они, у меня появились бы веские причины, чтобы прямо сейчас прогулять занятия и нарушить все и всяческие старушкины правила.
Нет, я правда очень сильно крепилась все это время, чтобы не краснеть. Но это уже был перебор! Чувствуя, как горят уши, я сделала строгий вид и вздернула подбородок.
— Сейчас будет первый гонг! Нам пора. Занятия пропускать нельзя! Ни по каким причинам!
— Это ты сейчас так говоришь! Разубедить бы тебя… — проворчал Морвин, но лапы, все же, разжал. — Ну ладно. Когда у моей Ледышки такой серьезный вид, поневоле проникаешься. Идем! А куда?
По-хорошему, мне бы сначала в дамскую комнату, привести себя в порядок. Я представляла, что за видок у меня сейчас. Но времени и правда не было, поэтому, кое-как приглаживая на ходу волосы одной рукой — другая по-прежнему была цепко схвачена — я направила наши шаги в сторону нужной аудитории, а сама попыталась упорядочить мысли в голове. Кажется, сейчас математика с Авророй Оскотт — хуже не придумаешь. Как на зло, мысли были совершенно не об учебе.
— Кстати, а как ты смог вернуться? У тебя оставались еще лепестки?
Морвин покачал головой.
— Нет. Но это было и не обязательно. Для перемещения достаточно любого предмета из твоего мира. Ну а я же отсюда уходил в местной одежде. Хоть какой-то с этих неудобных тряпок толк оказался. Так что в этот раз переместился прямиком к вашей кастелянше. Надеюсь, ее не хватит удар. Не бойся, я на нее не падал! Этот способ перемещения между мирами я берегу исключительно для тебя.
Я смущенно улыбнулась.
— Понятно… а… а что это за «Кары», о которых ты говорил? Вы так извержение вулкана называете?
— Не только, Ледышка. К сожалению, не только. Это началось много лет назад, я тогда маленький еще был. Никто не знает причин, никто не знает, как справляться с этой бедой… просто наша природа в один далеко не прекрасный день сошла с ума. Да к тому же появились…
Он нахмурился.
— Кто? — поторопила его я.
— Давай это тоже потом. Не хочу омрачать такой чудесный день.
— Но ты хотя бы можешь сказать — погодные катаклизмы, которые сотрясают материк Арвенора… не может быть в них что-то общее с этими вашими Карами?..
— Не знаю, — он посмотрел на меня очень серьезно и чуть сильнее сжал мои пальцы. — Но очень надеюсь, что нет.
Я замолчала, погрустнев. Как-то не радужно.
Морвин склонился ко мне и коснулся носом кончика уха.
— Еще вопросы есть? Давай, Ледышка, отвлекай меня получше — а то каждый раз, как я вижу очередной полутемный коридор…
Я закатила глаза.
Мда. Чувствую, меня ждут веселые времена. И я на себе как следует прочувствую, что такое соскучившийся огненный маг.
Математика прошла в грозовом напряжении. Мадам Оскотт едва сдерживалась, чтобы не спустить на нас с Морвином всех собак. Что было неудивительно, учитывая, что в этом предмете он оказался полный ноль — не знал ни единой формулы и абсолютно не желал решать никаких уравнений. При этом с легкостью складывал и умножал в уме совершенно невероятных размеров числа — так, что я только поражалась и завидовала. Но математичку это не впечатляло, а только усиливало раздражение — как и его небрежная поза и постоянные попытки меня отвлечь.
В общем, до конца занятий я еле дотерпела. Тем более, что долгожданный гонг возвестил начало обеденного перерыва — а за время моих страданий аппетит у меня накопился отменный, и кажется, организм теперь вознамерился усиленно наверстывать упущенное.
Но моим планам не суждено было сбыться — едва мы вышли из аудитории, как наши с Морвином ленты засветились, и на нежном шелке проступили золотые буквы. Кажется, бытовики превзошли самих себя! Нам пришло послание о том, что всех участников ждут в кабинете Леди Ректор.
Это было очень уютное место. Старомодный письменный стол с резьбой завитушками, вместо строгого директорского стула — мягкое кресло розового плюша. Диванчики у стен, бордовые шторы в цветочек, пасторальные пейзажи на стенах.
Дополняли интерьер ясли с сеном в углу, которое старательно общипывала олениха Леди Ректор.
А на чайных столиках нас уже ждали дымящиеся чайные чашки и вазочки с печеньем. Вот только к нему никто не притрагивался — все участники состязания сидели, словно кол проглотили, и нервничали, потому что хозяйка находилась тут же за своим столом и молча, очень внимательно нас разглядывала.
Ну как, все. Один отдельно взятый турист из другого мира непринужденно поглощал печенье, рассевшись удобно рядом со мной. Видимо, у него дома такой еды не было.
Джереми Коул с соседнего слева диванчика сверлил его негодующим взглядом, очевидно еле сдерживаясь, чтобы не высказать все, что думает о его варварских манерах. Сол, сидевшая справа, буравила нас не менее испепеляющим взглядом, потому что даже поглощая печенье, Морвин не забывал надежно прихватывать меня за талию, временами поглаживая большим пальцем через ткань. В этом перекрестье взглядов я чувствовала себя как бабочка, приколотая к подушке десятью иголками, сразу во все места. Хорошо хоть, ее пара — мальчик-менталист — сверлил глазами не меня, а печенье.
— А ну быстро меня тоже обнял! — прошипела ему Солейн. Неслышно, как ей показалось.
— Э-э-э… а разве можно? — удивился он.
— Ты же мой парень! Конечно можно! — процедила она с такой злостью, что на месте парнишки я бы от нее бежала, куда глаза глядят.
А он расплылся в улыбке, а потом положил руку ей на коленку.
Сол аж подскочила на месте.
— Т-ты что себе…
Гордон вдруг внимательно-внимательно на нее посмотрел поверх очков… а потом взял за руку и уверенно усадил обратно.
— Честно сказать, я даже и не мечтал о такой… в высшей степени необычной девушке.
Повисло молчание. Косясь на остальных, Сол вцепилась в его ладонь ногтями и зашипела как разъяренная кошка:
— Не смей копаться в моей голове! Только попробуй! Я тебе…
Он поудобнее взял ее под руку.
— Что ты, что ты! Даже не думал. Просто между влюбленными парочками не должно быть секретов. Ты же хочешь, чтобы мы выиграли этот Турнир?
Сол затихла и перестала метать в него молнии из глаз.
— Кстати о Турнире! — бодро встряла в беседу всеслышащая старушка. А еще говорят, что у пожилых людей слух страдает!
В последующие полчаса она в подробностях рассказывала нам, как рада, что мы приняли участие в Турнире, и как желает нам всем удачи, и как много трудностей нам предстоит, но она верит, что…
Наконец, когда вазочка с печеньем уже опустела, она подобралась к самому главному. Первое испытание.
— На первом испытании мы проверим, насколько хорошо вы знаете свою пару.
— Что это значит? — нервно переспросила рыжая Матильда.
— То, что я сказала, то и значит, — усмехнулась хитрая старушенция.
— Может, будут какие-то подсказки? — раздраженно добавил Джереми.
— Только то, что я сказала, — повторила леди Темплтон. — Можете идти!
Весь вечер я провела в комнате за решением бесконечных задач по математике, которыми нас со зла загрузила Аврора Оскотт. Попутно отвечая на тысячу вопросов, которыми меня закидывала Дженни. Она легкомысленно отмахнулась от математики, сказав, что и без того скоро вылетит из Академии с такими успехами в магии, так что не видит смысла сушить мозги математикой.
И тут раздался стук в дверь.
— Улитка Старшая, иди ты открывать! Мне лень. Я вообще засыпаю на ходу, — зевнула Дженни, рассеянно листая учебник по анимагии, который она выпросила у кого-то из девочек.
Один из минусов быть старшей сестрой — младшенькая вечно тебя эксплуатирует. Хотя, казалось бы, по логике должно быть наоборот. Но магическое заклинание «ты-же-старшая» почему-то плавно перетекает с необходимости следить за младшеньким и подавать ему пример хорошего поведения, на всю твою жизнь.
Я послушно потащилась к двери. И кто это на ночь глядя?..
— Для разнообразия я решил не падать на тебя сверху, а зайти как приличный человек.
— У тебя странные понятия о приличиях! — пробурчала я рассерженно и втащила Морвина поскорее в комнату. — Ты в таком виде через всю женскую башню шел?!
Снова в одних штанах, непонятно как держащихся. Я, конечно, обожаю его узорами любоваться — но не тогда, когда на них одновременно пялится вся женская половина Академии!!
— Ой, Морвин, привет! А я как раз собиралась пойти к подружкам поболтать!
Дженни легко вскочила с кровати и подхватила учебник.
— Ты же говорила, что хочешь спать?! — накинулась я на нее. Ну почему у меня такое чувство, что вокруг — одни заговоры? Нет, не зря мама с папой назвали Дженни в честь Джиневры Темплтон!
— А мне уже перехотелось! — подмигнула она и в секунду скрылась с глаз, прочно прикрыв дверь напоследок.
— Я говорил, что обожаю твою сестру? — Морвин непринужденно прошел в комнату и поставил передо мной на стол картонную коробку, перевязанную бечевкой.
— Ты время видел?
Я почему-то начинала нервничать.
— Видел. Еще целый час до закрытия женской башни. Не паникуй, Ледышка!
Он скептически осмотрел мою кровать, укрытую сиреневым стеганым покрывалом. А потом улегся прямо на нее, скрестив босые ступни на низкой досочке напротив изголовья, а руки заложив за голову. На моей, между прочим, подушке! Мечтательно вздохнул и прикрыл глаза.
— И почему в башне девушек кровати мягче? Не понимаю, что за несправедливость!
Я, наконец, отбросила перо, которое сжимала в руке все это время.
— Что-то я не поняла. Ты сюда спать пришел, что ли?!
Он приоткрыл один глаз и бросил на меня косой взгляд, от которого по телу немедленно побежали мурашки.
— Не совсем. Ты коробку-то открой! Зря я, по-твоему, кухарок ваших обаял?
Посматривая на него недоверчиво, я все же потянула за краешек бечевки. Сняла крышку…
В коробке были пирожные. Настоящие произведения искусства с воздушным разноцветным кремом. Джен будет в восторге.
— Ох. Спасибо тебе, огромное… вот только знаешь, я не слишком люблю сладкое.
Теперь на меня с удивлением посмотрели сразу оба глаза.
Я уже приготовилась рассыпаться в извинениях, он же так старался… но Морвин просто-напросто привстал на одном локте, потянулся и быстренько вытащил коробку из моих рук.
— Ну и отлично! А знаешь, Ледышка, я сразу решил, что мы идеальная пара. Великолепно друг друга дополняем.
И наглый огненный маг принялся с феноменальной скоростью расправляться с содержимым коробки. Я в полном шоке следила за этим процессом. Каждого пирожного ему было на один укус. Не даром мне показалось, что среди них в коробке были подозрительные пустые места.
Да-а уж… Вряд ли наша Леди Ректор рассчитывала на такой эффект от своего совещания! Видимо, в мире у Морвина и правда маловато сладостей.
— А по поводу того, зачем я здесь… — он отложил пустую коробку, облизнулся и перевел взгляд на меня. — Ты плохо слушала старушку, Маэлин? Первое испытание будет на то, насколько хорошо участники в паре знают друг друга. Вот я и пришел, чтоб мы узнали друг друга получше.
Глава 39
Повисло молчание, в котором с моей стороны уж точно проскальзывали напряженные нотки. С его стороны молчание звучало… предвкушающе.
Я вдруг поняла, что чувствовали бедные пирожные перед тем, как их слопали.
Во взгляде огненного мага заплясали плутовские огни. Он иронично приподнял одну бровь.
— Ледышка, ты покраснела. Что за мысли в твоей голове? Расскажешь?
— Мысли о математике! У меня еще задач много непрорешанных… — пробормотала я. Подобрала ноги и закрылась от него учебником.
Морвин фыркнул и продолжил внимательно меня разглядывать, подперев голову рукой.
— Ну тогда тебе явно пора передохнуть! У тебя от твоей математики нездоровый вид. Щеки красные, глаза горят… так и заболеть недолго!
— Н-не пора.
— Если ты переутомишься, как будешь участвовать в этом дурацком Турнире? Мне кажется, тебе надо прилечь! — продолжил издеваться наглый огненный маг, уже в открытую посмеиваясь над моим смущением.
— Н-не надо!
Морвин изучал меня еще пару минут, пока я старательно делала вид, что читаю условие задачи в старом потрепанном фолианте, который раздала всем Аврора Оскотт в качестве «единственного нормального учебника по математике, изданного за прошедшие два века».
— Ледышка, а если начистоту — я не пойму, ты боишься меня, что ли?
Я отложила книгу и бросила на него робкий взгляд.
— Да нет, что ты! Просто… ты с тех пор, как вернулся… слишком быстро ломаешь мои привычные границы. Не то, чтобы мне это не нравилось… но вот сам представь — чтобы бы ты делал, к примеру, если бы всю жизнь просидел в панцире, как я, а потом объявилась шикарная девушка и стала тебя зажимать в каждом подходящем углу?
Огненный маг расплылся в совершенно возмутительной улыбке.
— Я? Радовался подарку судьбы и наслаждался.
Да уж. Зря решила проводить аналогии. Вспыхнув, я отвернулась и потянулась снова за учебником.
Быстрым броском Морвин подался вперед и схватил мое запястье.
— Не надо. Можешь не прятаться. Шучу, шучу, я все понял! Правда. Приторможу. Вообще-то, я действительно пришел поговорить. Просто не удержался — ты слишком милая, когда краснеешь.
Под его теплым, понимающим взглядом мои страхи и нервозность растаяли без следа. Я ответила на улыбку, чувствуя, как сердце бьется все сильнее и сильнее.
— И вообще, если хочешь, пообещаю, что тебя сегодня и пальцем не коснусь — можешь перестать дергаться!
Я неуверенно кивнула.
Но когда он послушно убрал руку и откинулся поудобнее на моей подушке, неожиданно осознала, что уже скучаю по этому прикосновению. Ну вот что мне с собой делать!!
Ладно, раз сказала — значит, сказала. Теперь обратной дороги нет.
— О чем поговорим? — кисло спросила я, поворачиваясь к нему всем телом и обнимая спинку стула. А могла бы сейчас кое-кого другого обнимать, дуреха! Вот сама на себя теперь и пеняй.
— Да о чем угодно! Я думаю, для первого испытания любая информация сгодится. Так что рассказывай о себе все, что хочешь. Что ты любишь, что не любишь, про семью, про детство, любимый цвет, любимая книга, любимое чего там… цветочки-лепесточки… мне все интересно!
— Ты что, правда будешь выслушивать всю эту белиберду? — недоверчиво спросила я.
— Угу! Только если я ненароком засну, растолкаешь. Что не исключено — больно у тебя постель удобная. Ну, или можешь лечь и поспать рядом, я подвинусь.
— Морвин!!
— Что? Спать можно и просто так. А ты о чем опять подумала? Ай-яй-яй, что за развратниц набирают в эту вашу Академию!
Я закрыла лицо ладонями и рассмеялась.
Невыносимый огненный маг! И чем я такое чудо заслужила?
Прочистив горло, я принялась рассказывать.
Рассказывала долго. Он внимательно слушал, иногда задавал уточняющие вопросы — и я поняла с удивлением, что ему и правда интересно. Это было очень странное чувство. И очень приятное.
А потом у меня началась ломка.
Я осознала, что до зуда на кончиках пальцев хочу к нему прикоснуться.
После того, как столько бесконечных, одиноких лет мои руки касались лишь неживых предметов, если не считать Светлячка, у них, кажется, развилось тактильное голодание. Потребность трогать, ощущать на коже тепло, чувствовать жизнь и бьющийся в тебя пульс чужого тела — его тела! — она вдруг обрушилась на меня так, что в глазах потемнело.
Я запнулась и замолчала. Сосредоточиться было совершенно не реально.
Морвин помолчал пару секунд тоже, а потом медленно поднялся и сел ровно на кровати. Посмотрел на меня пристально, слегка прищурясь, и спросил подозрительно:
— Что?
Я судорожно перевела дыхание, не отрывая от него напряженного взгляда. Наверное, чтобы победить в Турнире, нам ведь нужна полная откровенность друг с другом?
— Ты меня сейчас убьешь. Мне хочется несовместимых вещей.
— Та-ак. Я весь внимание! И чего же тебе хочется?
Его вкрадчивый голос отозвался где-то у моего позвоночника и эхом — вниз. Я собралась с мыслями и заговорила, осторожно подбирая слова.
— Я… все-таки тоже ужасно соскучилась по тебе. Умираю, как хочу… к тебе прикоснуться. Просто прикоснуться, ничего такого! Но боюсь, что если это сделаю… ты перестанешь сдерживать тот кипящий огонь, который я вижу в твоих глазах, и который вот-вот выплеснется на меня.
— Правильно боишься, Ледышка.
— И вот что с этим делать, я не знаю, — растерянно призналась я, пряча взгляд под ресницами.
Снова молчание — тягучее и густое, как мед.
— Зато я знаю.
Я выглянула из-под ресниц. У Морвина было очень загадочное лицо, в уголках губ блуждала подозрительная улыбка. На какую очередную авантюру я только что напросилась?
— Давай сделаем так, Ледышка! Я просто посижу неподвижно, и пообещаю тебе клятвенно, что даже не шелохнусь без твоего разрешения. Ну, чтобы ты точно не боялась, что я на тебя наброшусь. А ты можешь трогать меня, сколько тебе заблагорассудится. Против не буду. Скорее наоборот.
Пока я в смятении кусала губы, он поджал под себя скрещенные ноги, а кисти рук расслабленно положил на колени. И закрыл глаза.
Неподвижное каменное изваяние. Воплощенная мужественность и сила. Прекрасная скульптура, по какому-то удивительному капризу судьбы очутившаяся на моей скромной девичей постели.
Я осторожно поднялась с места, отодвинула стул.
— Ты странно как-то сел.
— Это моя любимая поза для медитации. Не приставай! Я же должен как-то… добиться абсолютного спокойствия и невозмутимости. Чтобы не нарушить обещание. Если хочешь, научу тебя потом так же — как только ты решишь, наконец, избавиться от этого недоразумения, которое называешь одеждой. Приступай уже!
Я ничего не ответила, и он тоже замолчал.
По комнате медленно плыли сиреневые тени. Светящиеся искры магии копошились на потолке, как светляки. Умный Замок постепенно делал свет глуше к вечеру.
Осторожно, едва дыша, я подходила ближе и ближе… и наконец, остановилась совсем рядом.
Мое сокровище. Все мое. Осталось решить, что с этим сокровищем делать — чтобы сердце не разорвало от переизбытка чувств.
Я тихонько присела на пол на коленях, робко потянула руку. Коснулась его левой ладони. Морвин даже не шелохнулся — и ритм глубокого дыхания не изменился. Только ресницы плотно закрытых глаз слегка дрогнули. Но я и без того знала, что он сейчас особенно остро ощущает эти осторожные прикосновения — как и я.
Хотелось жмуриться и мурлыкать от удовольствия — так приятно было дотронуться до его большой горячей ладони. Суховатая кожа, мозоли от меча, глубокие линии — линия ума, линия сердца, линия судьбы… Я невесомыми, словно крылья бабочки, прикосновениями очертила их все.
Перебралась чуть выше. На запястье под кожей — вены. Как сильно бьется сердце! Наверное, почти так же, как мое сейчас. Осторожно веду кончиками пальцев выше — по предплечью к локтю и выше, огибая красивый рельеф. Приходится немного приподняться, чтобы коснуться твердой линии плеча, провести по ключицам — все смелее и смелее, с головой бросаясь в пьянящее чувство свободы и… доверия.
В сумерках узор на его груди разгорался все ярче. Тени легли на лицо.
Я положила обе руки ему на грудь и вздрогнула от того, как приятно было ощущение тепла, хлынувшего мне в кожу с пульсирующего огненного узора.
— Эмма, освободи меня от обещания.
Все-таки не выдержал! Процедил сквозь стиснутые зубы, не открывая глаз.
Я улыбнулась торжествующе.
— И не подумаю! Ты довольно надо мной издевался. Знаешь, что я пережила по твоей милости, пока тебя не было? Теперь моя очередь.
Хмелея от собственной смелости, подалась вперед и коснулась носом его шеи, вдохнула запах.
— Эмма!
Провела кончиком носа ниже, едва касаясь… легонько поцеловала ключицу.
— Р-р-р…
Легла щекой ему на грудь и прислушалась к рваному, гулкому ритму, с каким билось его сердце так близко.
Понятия не имею, к чему бы это все привело — но раздались шаги за дверью. Пока еще далеко, в коридоре — и они, без сомнения, приближались.
Я со вздохом сожаления поднялась с колен и отошла на всякий случай подальше. Повернула ручку и немного приоткрыла дверь. Надо заготовить пути к отступлению.
— Морвин! Можешь…
В два прыжка он оказался рядом и обрушился на дверь, припечатав ее ладонями по обе стороны от моего лица. С громким стуком она захлопнулась обратно. Надо мной нависало два метра разъяренного огненного мага. Замок совсем уже погасил свет, намекая, что пора баиньки. Судя по всему, этот самый огненный маг был с ним солидарен.
Я распласталась по двери, тяжело дыша и вцепившись раскрытыми ладонями в доски.
— А теперь моя ответная месть.
Ничего больше не говоря, Морвин опустил голову и зубами расстегнул верхнюю пуговицу на моем платье.
Прямо под моей спиной раздался громкий стук.
— Эй, голубки-и! Там кастелянша пришла, башню закрывать. По приказу ректора делает обход и проверяет, чтоб никого посторонних в комнатах не было. Вы это… открывайте уже, что ли!
Следом за первой пуговицей отправилась вторая, а потом третья.
Снова стук.
— Хм. Я, конечно, могу ее задержать, но вряд ли надолго! Так что… вы бы лучше и правда закруглялись.
Задорный голос Джен, которая едва удерживалась, чтобы не захихикать, все-таки достучался до нашего затуманенного сознания. Морвин застыл и только тяжело дышал мне в ключицу. А потом хриплый шепот обжег мою кожу, покрытую испариной.
— Н-небо, Маэлин… Хорошо, что уже темно… Завтра мне придется долго выбивать из себя напряжение на тренировках. Надеюсь, ваш парк переживет.
Решительно отодвинув меня в сторону, он скрылся в темноте за дверью.
Я бросилась к постели и укрылась с головой — кутаясь в его запах, путаясь в мыслях, прижимая ладони к груди, где на коже еще горели его поцелуи.
— Не спрашивай! — глухо пробормотала я, когда Джен вошла в комнату на цыпочках.
Глава 40
Спала я из рук вон плохо. Мне было жарко, душно, неудобно, а круговерть мыслей и воспоминаний в голове никак не желала успокаиваться. Не добавлял душевного равновесия и тот факт, что занятия на завтра отменили, потому что первое испытание Турнира было назначено уже на девять утра. Время нынче дорого, чтобы тянуть, да к тому же организаторы посчитали, что чем более спонтанными будут результаты, тем ближе к истине.
Наконец, комкая одеяло и глядя распахнутыми глазами на то, как медленно светлеет в комнате, я поняла, что есть единственный способ успокоить мои взвинченные нервы.
Поэтому, когда первые золотые солнечные лучи брызнули на стены, я как мышка тихо вылезла из постели. Наскоро привела себя в порядок, волосы сколола в аккуратную прическу шпильками. На минуту зависла перед платяным шкафом — и вытащила из него в конце концов вместо формы платье, в котором приехала в Академию. Светло-голубое, с коротким рукавом, отороченным нежным кружевом… но самое главное — на нем не было никаких пуговичек!
Правда, взамен в наличии имелся вырез — хоть и довольно скромный, но он там был. Это, конечно, несколько хуже, чем застегнутый под самое горло воротник школьной формы… но определенно значительно лучше, чем пуговички!
Если принять во внимание, что в день, когда Морвин в буквальном смысле свалился мне на голову, пострадала одна пуговица, наши валяния по крыше закончились плачевно сразу для двух, а вчерашняя подготовка к Турниру — уже для трех… и на этой мысли меня снова бросило в жар… то тенденция налицо, и ее срочно нужно переломить. Потому что, если так пойдет дальше, пуговички на моем платье закончатся еще быстрее, чем терпение одного настырного огненного мага.
Которого я умру, если не увижу прямо сейчас.
Наша кастелянша, по счастью, просыпалась рано, и в шесть утра женская башня уже была снова открыта.
Мои атласные туфельки с подошвой из мягкой кожи едва слышно шлепали по каменным плитам. Пурпурные розы лениво и сонно перемигивались со стен бледным светом.
Где-то на втором этаже хлопнули двери. Надо же, кто-то еще просыпается в такую рань!
Я зажмурилась на секунду, выбежав на высокий порог Академии пурпурной розы, поднесла ладонь к глазам, чтобы взглянуть на то, как рассветное солнце пробирается меж ветвей. Как изменилось здесь все за те несколько дней, что я провела в своих страданиях, не видя и не слыша ничего вокруг! Это словно заснуть и проснуться в новом мире. Зеленом первой яркой зеленью, буйно идущей в рост; шумном — перекличкой опьяневших от радости птиц; душистом — запахами весны, что уже не робко выглядывает из-за плеча зимы, а уверенно и властно завоевывает ее бывшие владения.
И если я правильно поняла, кое-кто мне вчера проговорился, что собирается «сбрасывать напряжение» на тренировках в этом самом парке.
Никакого подозрительного шума не слышалось, поэтому я просто пошла вперед наобум, по наитию. Внутреннее чутье вело меня безошибочно, словно в грудь вставили компас.
А может, просто сердце билось все быстрее и быстрее по мере того, как я приближалась к эпицентру своего существования.
Когда это случилось? Как могло произойти так быстро? Как вышло, что каждый день обретает цвета и каждое мгновение дышится вольнее, когда он рядом, — а без него все пусто и серо, и словно выцвели все краски мира? Я не знала. Но судя по тому, как решительно и безжалостно он сам кроил и перекраивал свою собственную жизнь, чтобы быть рядом со мной, наши эпицентры совпадали в одной точке.
Я сбросила туфли и пошла босиком по мокрой траве, чтобы подкрасться незаметно.
За деревьями, в стороне от главной аллеи, Морвин стоял ко мне спиной на небольшой поляне… очень странно стоял. На одной ноге, вторую поджав как цапля. Руки распростерты в стороны под прямым углом, и загорелую кожу на рельефе напряженных мышц золотит рассвет. Сам неподвижный как дерево.
Я осторожно отвела в строну мешающие ветви рододендронов, все в тугих бутонах, вот-вот взорвущихся цветом, и на цыпочках двинулась дальше — медленно-медленно, изо всех сил пытаясь не дышать. Солнце было на моей стороне — тени падали за спину и не должны были обнаружить меня раньше времени. Что там еще? Ага, ветер. Ветер тоже дул правильно — в лицо, относя мой запах так, чтобы не спугнуть дичь…
Мне очень быстро напомнили, кто тут дичь, когда Морвин резко развернулся и одним прыжком пересек мой путь. Тут же сграбастал в охапку, хищно улыбаясь.
— Ай! Уйди! Ты весь мокрый! — взвизгнула я, смеясь.
— Ты теперь тоже. Так что без разницы.
Сердце предательски екнуло в груди и сладко заныло где-то в животе, когда я подумала, что он может захотеть продолжить с того места, где мы остановились вчера — но Морвин только легонько чмокнул меня в губы и выпустил.
— Не отвлекай, Ледышка. Иди лучше, сядь вон на том бревнышке!
Я послушно села, куда было велено, и принялась наблюдать за тренировкой. Цаплей он больше не становился, зато в ход снова пошел меч, что был заботливо прислонен к соседнему дереву.
Молниеносные, резкие, едва заметные глазу движения — и с тихим свистом многострадальное дерево лишалось то веточки, то листка… я подумала — хорошо хоть благоразумные птицы давно с него убрались.
— А ты чего, собственно… приходила? Учти, у меня еще час минимум… по плану, — спросил он между делом, не глядя на меня и как-то по-хитрому поворачивая меч в правой руке, делая круговые движения запястьем.
— Ну… — я поерзала на бревне и бросила на Морвина косой взгляд. — Я подумала, что тоже хочу узнать тебя получше.
— А вообще-то… могу и раньше закончить! — с энтузиазмом ответил огненный маг и меч как-то подозрительно быстро отправился обратно в ножны.
Тяжело дыша, Морвин уселся рядом, бесцеремонно сдвинув меня к краю и прижимаясь плечом, хотя места на бревне было еще предостаточно. Попутно самым наглым образом обследовав глазами содержимое моего декольте, в результате чего я поняла, что, собственно, все мои старания были напрасны, и на свидания с ним я могу надевать что угодно с равным результатом.
— Ваша мода не безнадежна! — вынес вердикт нахал, а потом быстрее, чем я придумала, как возмутиться, подтянул все же взгляд выше и перехватил мой. — Итак? Какие будут мысли — как именно за оставшиеся пару часов ты собираешься узнавать меня получше?
— Ты неисправим! — констатировала я. — Просто расскажи что-нибудь!
— Скучная ты. И что же тебе рассказать? — вздохнул опечаленный маг.
— Что угодно! Я почти ничего не знаю ни о тебе, ни о твоем мире. Ну… расскажи, например… о своем мече! Мой отец может часами рассказывать о любимом оружии. Наверняка тебе тоже есть, что порассказать.
— Ничего особенного, — пожал плечами Морвин. — Правда, уверен, что любое оружие твоего папочки сломается о мой меч, как деревяшка. Как-никак, сталь, закаленная в священном огне Храма Великого Пламени! Ковал его сам, соединял разные сорта стали — более прочные и более вязкие. Брусок после ковки разрезается поперек, снова куется в горне, и снова разрезается. И так слой за слоем, триста раз. В результате узор на клинке неповторим и прихотлив, как рисунок на пальце человека.
— Как сложно. И красиво.
— Не вздумай трогать без меня — порежешься. Что еще тебе интересно?
Я задумалась.
— Ты рассказывал, что учился в Храме. Вас там учили управлять огненным даром?
— В том числе.
— А как ты стал Верховным магом огня?
— После смерти моего учителя, Рагнора Красноглазого. Старик учил меня больше десяти лет… его не стало год назад. Никто не ожидал, что в последние минуты жизни он назовет преемником меня — слишком молод, — печально улыбнулся Морвин, и тень легла на его лицо. Кажется, он очень любил старика.
— Мне жаль… наверное, он был для тебя как семья… — я осторожно положила руку Морвину на локоть и вздохнула. Мы помолчали пару минут, пока он мыслями блуждал в прошлом. — Ну а… черное пламя на твоей коже? Оно откуда? С рождения?
Он покачал головой.
— Наставник во время инициации ученика дарит ему частицу своей магии, и тогда первые линии узора протягиваются под кожей. Он необходим, чтобы лучше управлять силой. Крохотное пламя, новорожденное! И только от тебя зависит, каким ярким оно сможет стать. Сколько силы в тебе с рождения — это не все, это даже не полдела. Остальное достигается упорным трудом, изматывающими тренировками, сложными битвами с опасными противниками. Ты уже видела там, в Храме — победитель забирает огонь побежденного.
— Да, я видела. Никогда не забуду это зрелище, — тихо проговорила я, и черные извивы линий снова притянули мой взгляд. — У тебя половина тела этим узором покрыта. Ты никогда не проигрывал?
Огни под кожей в свете яркого солнечного утра горели совсем приглушенно. И все-таки я чувствовала там, в глубине, жаркую пульсацию магии, бегущие по рисунку искры — словно кровь по венам, словно медленно-текущая лава дремлющего вулкана.
Морвин усмехнулся и боднул меня плечом.
— Что ты, Ледышка! Конечно, проигрывал. Нельзя научиться побеждать, не научившись сначала проигрывать. Ты не узнаешь вкус победы, если не поймешь, как подниматься после поражений. Не научишься держать крепко меч в руке, если он станет выпадать из твоей ослабевшей ладони всякий раз, как на лестнице совершенствования тебе будет встречать противник сильнее тебя.
— Ты же это не только про меч сейчас, да?
— Конечно. Рагнор этот принцип исповедовал всю жизнь. И умер как всегда мечтал, от старости. Я видел, как бледнел его узор и исчезал, когда его могучий дух покидал дряхлое тело.
Я слушала, как завороженная. И погрузившись в философско-созерцательное состояние как-то пропустила момент, когда Морвин резко поменял настроение. Чтоб ему — и его кипучему огненному темпераменту!
В темных глазах заплясали искры, улыбка зажглась на краешках губ.
— А впрочем, последнее поражение в битве случалось со мной лет в семнадцать, помнится. С девушками в том числе.
— Хвастун! — пробурчала я, изо всех сил сдерживая ответную улыбку.
Магия этого дивного утра, наполненного хрустальной прохладой, выкрашенного нежнейшей пастелью и молчаливо-притихшего, как-то странно на меня действовала. Наполняла тело легкостью, и заботы отходили на второй план. В конце концов… мы ввязались в Турнир совершенно случайно. Морвин не расслышал толком, ну а я — просто встала и пошла к нему, когда позвал. Потому что не могла не пойти. И поэтому… какая разница, признают нас идеальной парой на этих дурацких испытаниях или нет! Мое сердце уже выбрало.
— М-м-м… нравится мне этот твой взгляд, Ледышка!
— Какой еще взгляд?! — спохватилась я и напряглась.
— О, примерно такой, каким ты спину мою пожирала, когда в первый раз подглядывала из своего мира.
Я вскочила, краснея, и уставилась на него гневно:
— Глупости какие ты говоришь! Не было такого!
— Как скажешь! — подмигнул мне нахальный огненный маг с отвратительно самодовольным выражением лица.
Сидеть рядом дальше и служить мишенью для поддевок расхотелось.
— Спасибо за интересный разговор! Узнала много нового. Теперь точно не засыпемся на испытании. Пойду я, пожалуй, на завтрак, не стану тебе мешать…
Морвин поднялся с бревна, потянулся за мечом с деланно-расслабленным видом — а потом я сама не заметила, как оказалась схвачена за руку. И вот уже иду куда-то через парк, который становится все гуще, подол моего чудесного голубого платья мокнет в высокой траве, босые ноги снова как ледышки, и я вообще не понимаю, почему куда-то подевались все слова и вместо того, чтобы забрать у него руку, я иду молча и радуюсь.
— По твоей милости моя тренировка на сегодня и так загублена. Так что пойдем, хочу тебе кое-что показать!
В самой глубине парка, куда вряд ли заглядывают когда-нибудь садовники, цветет персиковое дерево. На тонких голых ветвях — буйство розовых лепестков, светлых по краям и пурпурно-ярких в серединках. Запах сводит с ума.
Говорят, что персиковые деревья слишком не приспособлены к жизни в умеренном климате. Иногда расцветают до времени, и нежный цвет год за годом опадает от неурочных заморозков, так и не дав плодов. А иногда плодов бывает сразу столько, что тонкие ветви ломаются под тяжестью и падают на землю, калеча дерево.
На секунду колет страх — что же будет дальше с нами? С нашей странной, против любых правил, тайком расцветшей любовью? Не погибнет ли она, как этот цвет, от чужого северного ветра, от зависти и ревности окружающего мира, не упадет ли в грязь под тяжестью собственных плодов?
Не знаю. Просто пытаюсь выбросит посторонние мысли, как он учил, и радоваться жизни здесь и сейчас — ведь здесь и сейчас мы вместе, и не существует больше ничего вокруг.
— Спасибо, что показал мне это чудо! — шепчу тихо, боясь нарушить волшебство, которым полнится это место. Всего лишь лет двадцать назад здесь был пустырь, голое пепелище после гибели предыдущего Замка пурпурной розы. Как быстро исцелилась земля! Сколько доброй магии пропитало ее, чтобы выросла такая красота.
— «Спасибом» не отделаешься! — коварно проговорил огненный маг мне в самое ухо, подкравшись.
Я не успела опомниться, как оказалась прижатой спиной к тонкому искривленному стволу персикового дерева, к его еще прохладной и влажной после ночи черной коре. Хрупкие ветви дрогнули и словно зазвенели розовыми лепестками над нашими головами — укрыли чудесным пологом от любых чужих глаз, от целого мира.
— Теперь моя очередь, Маэлин! Предлагаю на тех же условиях, чтоб честно. Как там было вчера? Ага… Стой смирно, не шевелись и молчи!
— П-погоди! Это что значит — не шевелись и молчи?! — я встрепенулась и уперлась ладонями ему в грудь. — Ты что собрался делать?!
— Как что? Справедливость восстанавливать. Для этого и увел тебя подальше — с аллеи нас видно точно не будет, не беспокойся. После вчерашнего издевательства я заслужил компенсацию, не находишь? Или что — тебе можно, а мне нет? Какая ты несправедливая и вредная, Ледышка! — выговаривал мне огненный маг с детски-обиженным выражением лица, потихоньку подгребая меня к себе поближе.
— Я не вредная! Я… предусмотрительная! — запальчиво возразила я. — Знаю тебя — вот так вот пойдешь навстречу… исключительно ради восстановления справедливости… а потом не успеешь оглянуться, как окажешься в траве и опоздаешь на Турнир!
Морвин улыбнулся шире, все больше напоминая кота, который подбирается к сметане. Пространства для побега между нашими телами уже практически не осталось.
— Что ты, Ледышка! В траве сейчас мокро и грязно. Я бы с тобой ни за что так не поступил! Я бы тебя заботливо отнес к себе, в теплую постельку.
Я вспыхнула и не нашлась с ответом. Отвела взгляд. Это было уже слишком.
Он смотрел на меня пару мгновений пристально, а потом вздохнул, взял в ладонь мои озябшие пальцы и осторожно их поцеловал, ничего больше не говоря и не торопя. Знает, гад, чем меня взять. Нежностью.
— Ну ладно, ладно! — сдалась я. — Но у меня будут дополнительные условия ко вчерашнему! — поспешно добавила, как только увидела огоньки энтузиазма, мигом загоревшиеся в его взгляде. Нужно срочно себя обезопасить! Во избежание.
— Я весь внимание. И какие?
— Так и быть, постою молча и шевелиться не буду, как ты вчера… но никаких чтоб поцелуев! А то знаю я тебя, мигом забудешь про все условия.
— Договорились, — нехотя согласился Морвин. — Но предупреждаю, сама же и пожалеешь. Еще что?
— Еще… — я смутилась, но продолжила. — Во-вторых, строго запрещается трогать участки тела, закрытые одеждой!
Вот это я очень предусмотрительное правило придумала. Получается, ему и остается только меня за ручку подержать или по щечке погладить. В крайнем случае, за ухо подергать. А это я как-нибудь переживу без остановки сердца.
Морвин закатил глаза, показывая, что он думает обо всех этих моих правилах.
— В-третьих, — разошлась я, воодушевленная. — Ничего не расстегивать, не снимать, не отрывать от одежды… и не отрезать… и… и не делай, не делай такое разочарованное лицо! Я знаю, ты давно покушаешься на длину моих замечательных платьев! Что еще…
— Небо, Маэлин! Неужели будет еще в-четвертых, в-десятых и в-стотысячных?!
— А что мне прикажешь делать?! Я же должна предусмотреть все, что тебе может подсказать твоя извращенная фантазия!
Морвин издевательски фыркнул.
— Тебе надо было идти в законники учиться! Глупости, Ледышка, можешь дальше не ломать мозги.
— Это почему еще?!
— Потому что у тебя-то не такая извращенная фантазия, как у меня! Ты все равно не предусмотришь всего. Что-нибудь да придумаю, — он издевательски подмигнул.
Но прежде, чем я, вспыхнув, решила было окончательно, что это плохая идея — поддаваться на его провокации, он поспешно добавил:
— Шучу, шучу! Иди-ка лучше сюда! Снова мерзнешь.
Легко приподняв за талию, он снова поставил меня босыми заледеневшими ногами на ступни своих ног. Поделился теплом своего тела.
Туше.
— Так и быть, твоя взяла! Понадеюсь на твою совесть. Вдруг она все-таки притаилась где-то в недрах твоего организма, хотя с виду и не скажешь, — смирилась я и закрыла глаза.
И мир уплыл куда-то за горизонт. Тьма за прикрытыми веками не была абсолютной — пронизанная солнечными лучами, трепещущими тенями ветвей, она казалась тонкой пеленой, наброшенной на мои глаза, чтобы спрятаться от окружающего мира и не думать больше ни о чем, кроме обнимающих меня рук и мужчины рядом.
Вдруг понимаю, что это на самом деле была отличная идея. Потому что хотя вчера мои пальцы утолили голод после стольких лет жесткой тактильной диеты — но я вся от такого долгого сидения под панцирем голодна не меньше. Моя кожа так же жаждет прикосновений, а каждая клетка просто кричит о том, что ей тоже это нужно как воздух — его тепло, его нежность, его руки и губы.
Прерывистый выдох рядом.
— Знаешь, Маэлин… когда я думаю, что никто, кроме меня, не касался даже твоей руки… держаться очень трудно. Но ради тебя я держусь. Так что не бойся ничего рядом со мной! И все же не смогу бороться с искушением — хотя бы маленькую сладкую месть за вчерашнее я заслужил. Так что стой смирно, Маэлин — и не вздумай шевелиться! — чтобы остатки моего самоконтроля не полетели в пропасть. Я помню о твоих правилах. Но они тебе не помогут.
Дрожь по телу. Дрожь предвкушения.
Горячая рука уверенно берет мое левое запястье
— Что там было первое? Ага, ладонь.
Начинаю очень и очень быстро согреваться, когда чувствительной кожи на ладони касается сначала его жаркое дыхание. Кто, ну кто, спрашивается, меня вчера надоумил линии на его ладони пересчитывать?! Вот он теперь тоже пересчитывает. И обводит. Языком.
Пульс на запястье прижигает колючим и терпким поцелуем.
Двигается дальше и выше — до мурашек, до нестерпимого желания обнять и прижаться всем телом, забыть обо всех и всяческих правилах! Но я тоже держусь. Нельзя ведь, чтобы у меня оказалось меньше силы воли, чем у него.
Останавливается на самой границе, где плечо чуть прикрыто тонкой тканью короткого рукава. Едва ощутимо прихватывает кружево зубами, тянет и тут же отпускает — прежде, чем у меня появится основание заявить о нарушении.
Прокладывает дорожку жарких, нетерпеливых поцелуев вдоль линии моего декольте. Ах, и как я могла забыть! Я же только губы запрещала целовать. Зацелованные, поцарапанные отросшей за ночь щетиной ключицы и слегка прикусанная шея были мне заслуженной карой за такую забывчивость.
Губы целовать я запретила, да. Но кто сказал, что нельзя рядом? И он напомнил мне о еще одной моей оплошности, целуя так близко, что я сама грубым образом нарушила запрет двигаться — приоткрыла губы и подалась к нему… но он великодушно сделал вид, что не заметил моей досадной оплошности.
Сладкая пытка продолжилась.
Ведь нельзя было только целовать! Он сорвал цветок и дрогнувших в напряженном ожидании губ коснулось дразнящее, щекочущее прикосновение нежных лепестков. Провел легонько по верхней, очертил контур нижней, оставляя на коже аромат персика.
Про волосы тоже ничего не говорилось. Я глубоко вздохнула, когда сильные пальцы нырнули в мою полурассыпавшуюся прическу и принялись одну за другой нетерпеливо вытаскивать шпильки, швыряя их куда-то в траву. Ничего не могла с собой поделать — издала блаженный стон, когда он потянул за волосы на затылке, заставляя поднять лицо, и снова припал поцелуем к шее.
Понятия не имею, сколько времени так прошло. Кажется, Морвин оторвался от меня первый. Кажется, к тому времени я уже забыла обо всем, и все до единого правила вылетели у меня из головы.
Нет у меня все-таки никакой силы воли.
— Пойдем искать твои туфли, Маэлин. Пора возвращаться.
Его напряженный голос вывел меня из забытья.
Распахнув глаза, я едва не ослепла от света. Не знаю, пройдем ли мы испытание, но миссия «узнать друг друга получше» определенно удалась.
— Все, Ледышка, можешь «отмирать» и снова разговаривать. Если в состоянии, конечно, — добавил он чуть более спокойно.
Я встретила взглядом два океана бушующего пламени в его огромных зрачках, затопивших всю радужку.
— Ура. Мы справились! — легкомысленно заявила я. Почему-то было очень весело видеть такое ужасно-сосредоточенное и серьезное лицо у моего огненного мага. — И знаешь, что я думаю?
— Ледышка, давай без очередных… — начал раздраженно Морвин, но я не дала ему договорить.
— Я думаю, что раз уже все, то правила больше не действуют. Поцелуй меня, пожалуйста! Умираю, как хочу целоваться.
От того, чтобы основательно вымокнуть в траве под персиковым деревом, меня спасло только то, что все-таки было бы совершенно безответственно прогуливать первое же испытание такого важного Турнира.
Глава 41
Шпилек моих мы так и не нашли. Туфель, если честно, тоже. Так что до Академии мой огненный маг нес меня, зацелованную до полуобморочного состояния, на руках — чтоб ноги не мерзли.
Я молчала всю дорогу. Не хотела расплескать счастья. Только крепко-крепко цеплялась Морвину за шею. Вообще, как ни странно, молчали мы оба.
Академия была еще сонной и притихшей — до начала состязаний, кажется, был еще час. В это время все еще только начинают сползаться потихоньку в столовую, а некоторые, особенно закоренелые сони, едва продирают глаза.
Нам не хотелось рушить уединение и идти завтракать, поэтому мы решили просто подняться в лекционный зал на втором этаже, где всем должны были объявить условия первого испытания, ровно в девять. Посидеть тихонько там.
Волнение перед Турниром совершенно меня оставило под наплывом других, более сильных эмоций. А отогретые ноги бодро ступали по лиловым коврам на лестнице и даже по каменным плитам коридоров. Кажется, я начинала понимать прелесть хождения босиком.
Морвин толкнул створки высоких дверей зала, и мы ступили за порог, держась за руки. Остановились на секунду у входа.
В слабо освещенном огромном помещении было пусто, ни единой живой души. Мы первые. Лишь ряды столов и скамей тоскливо убегают вверх амфитеатром, такими сиротливо-покинутыми смотрятся без студентов…
Все окна плотно закрыты, легкие кремовые шторы на стрельчатых витражных окнах задернуты. Было очень душно — слабо пахло болотной тиной и еще чем-то сладким. Но ведь я слышала, когда спешила к Морвину, как хлопнули тяжелые двери на втором этаже — неужели ранняя пташка не додумалась хотя бы форточки открыть, чтобы проветрить?
И тут Морвин нахмурился. Потянул носом воздух, принюхиваясь… И резко дернул меня назад, за себя, выпихнул обратно в коридор.
Я успела только заметить, как с его открытых ладоней, которыми он словно вонзился в воздух перед собой, срываются струи огня. Яростное, неистовое, неукротимое пламя.
Взревела самая опасная и непредсказуемая стихия, выжигая все вокруг. Плавился воздух, и волнами жара шел во все стороны от огненного мага, который закрывал меня спиной.
Моя магия отреагировала сама, окружив меня ледяной сферой — и этот жар почти не касался моей кожи. Под созданным мною куполом медленно падал снег — слишком резкая смена температуры.
Дрогнул и застонал камень стен. С легким хлопком на полу материализовался Тушкан, и принялся с испуганным писком носиться вокруг меня, тоже не решаясь подойти туда, где бушевало пламя.
С нижних этажей к нам уже спешили люди. Громкие испуганные разговоры, кто-то вскрикнул.
От неожиданности и растерянности я просто стояла столбом, не зная, как поступить, только держала наготове свою магию, если придется тушить пожар. Но хотя бы за Морвина я могла не волноваться — если с этим упрямым огненным магом вулкан в детстве не справился, то уж собственная магия вреда точно не причинит.
Но с кем же он там, в конце концов, сражается? Какой самоубийца рискнул напасть… и откуда он взялся в пустом зале?!
Ответ я получила, только когда все уже было кончено. Морвин, тяжело дыша и обжигая раскаленными добела линиями узоров, позволил подойти ближе и коснуться его спины, заглянуть через плечо и посмотреть на то, что осталось от нашего лекционного зала.
Пораженная, я уставилась на почерневший камень стен, закопченные витражи окон, возле которых не осталось и воспоминания о нежных кремовых шторах, на рассыпающиеся углями остовы скамеек и столов… все это было усыпано слоем махрового седого пепла, до сих пор пылающего изнутри искрами огня. Черные хлопья сажи кружились в воздухе и оседали на пол.
Тушкан вспрыгнул мне на руки и закрыл ушами глаза. Я прижала его к груди, машинально погладила пушистое вздрагивающее тельце, успокаивая. Странно, что перепуганный зверек и не думал сердиться на огненного мага за весь этот кошмар, который тот сотворил с главным залом Академии пурпурной розы.
Морвин все еще приходил в себя от резкого выплеска такой мощи и восстанавливал дыхание, согнувшись и уперев руки в колени, поэтому не торопился с объяснениями.
— Что… здесь… произошло?! — воскликнула за нашими спинами ошарашенно Леди Ректор, которая спешила к нам, расталкивая застывших в полном шоке учеников, стоящих плотным полукругом на приличном расстоянии от двери.
— Мне тоже ужасно хочется это узнать!.. — шепнула я, хватая его под руку и прижимаясь щекой к плечу. Так спокойнее. А то что-то поджилки слегонца трясутся. Честно говоря, по объему выпущенного пламени на единицу площади я уж думала, из-под парт как минимум орда монстров выскочила. Но в зале по-прежнему было никого.
Перехватывая меня за талию покрепче и бросая косой «все-потом»-взгляд, Морвин повернулся к Джиневре Темплтон.
— А здесь произошло то, что кому-то не очень нравится идея проведения Турнира. Ну или наоборот, так сильно нравится, что не терпится избавиться от конкурентов.
Я вздрогнула и поискала глазами Солейн. Девушки в толпе не было. Как и ее напарника-менталиста.
Медведь с Мэри-Энн стояли за руку плечом к плечу и тихо переговаривались.
Пара темноволосых черноглазых бытовиков тоже обнаружилась в задних рядах — их смуглые лица с тонкими чертами ничего не выражали, и я позавидовала такому железному самообладанию. Хотя я вообще не видела, чтобы они когда-нибудь привлекали к себе внимание. Очень скромные? Может быть, у них на факультете все такие? Но нет, по профессору Лизетт и вырезу ее мантии не скажешь… Стесняются в чужой стране? Ведь они из тетиного королевства, Арвенора. Или просто не хотят до поры до времени демонстрировать все свои таланты? Темные лошадки, в общем.
Джереми тоже нашелся среди зевак — но он был один, почему-то без Матильды. То ли не очень-то заботится о том, где его пара и что с ней, то ли… есть какая-то еще причина, о которой мы ничего не знаем? Да и вообще, где она ходит накануне такого важного состязания? Сколько вопросов, и ни одного ответа.
Все эти мысли промелькнули в моей голове очень быстро — тревожные, неприятные. Как и вся эта ситуация. Мне хватало одних подозрений в адрес Сол. Неужели теперь придется еще всех и каждого тоже подозревать?
— Избавиться от конкурентов? Почему вы так решили, молодой человек? — ахнула тем временем Леди Ректор.
— Когда я вошел в зал, почувствовал слабый запах ядовитых испарений. Редкое болотное растение, не знаю точно названия, но я его уже встречал. Окна были плотно закрыты, дверь тоже. Если сразу не распознать и как следует надышаться этой дрянью… результат может быть очень плачевным.
— Кто же мог сотворить такое в нашей Академии? — растерянно спросила старушка, обводя присутствующих цепким взглядом.
Морвин пожал плечами.
И тут я вспомнила.
— В шесть утра! Я проходила мимо в шесть утра и слышала, как кто-то хлопает дверью на втором этаже! Уверена, это были те самые двери.
— А что ты сама делала здесь в это время, а — Эмма Винтерстоун? Разве не подозрительно? Может, это ты готовишься устранять конкурентов? — заявил вдруг из толпы Джереми Коул. Мне захотелось как следует ему врезать, но я сдержалась.
— Зачем бы я сама потом пошла туда, если бы это было моих рук дело? Какой же ты, все-таки, Джереми… недогадливый! — фыркнула я, едва сдерживая более точное слово, и его снова перекосило.
— Эмма вообще чуть было первая не полезла в зал, я ее еле оттащил, — лениво добавил Морвин. — А в шесть утра она шла на свидание со мной. Целоваться моей девушке захотелось, имеет право. Есть еще вопросы, полудурок?
Джереми заткнулся, мы с ним оба покраснели, правда, по разным причинам.
— То есть кто-то мог знать, что вы с мистером Эрвингейром встали рано, и возможно первые войдете в зал? — задумчиво проговорила Леди Ректор. — Или же покушение планировалось на всех участников, которые должны были участвовать в состязании… Ох, в любом случае, это кошмар! Требуются срочные жесткие меры.
Она принялась отдавать быстрые и точные приказания. Я позавидовала умению старушки брать себя в руки и руководить в экстренных ситуациях — у меня-то мозги уже сворачивались в трубочку.
Прежде всего, она отправила стайку девчонок собрать всех, кто еще не слышал о происшествии, в холле первого этажа. Всех до единого обитателей Академии пурпурной розы — студентов, преподавателей, обслуживающий персонал. Во-вторых, срочно найти и привести декана Факультета менталистики.
Уже через пять минут толпа взбудораженного народу переместилась на первый этаж.
А напротив нас рядом с Леди Ректор стоял наш декан Менталистики — о-о-очень тучный тип гедонистической наружности, который еле-еле помещался в свою мантию. Никогда еще не видела его вне удобного мягкого кресла собственного кабинета. Ребята-менталисты, которых у нас по пальцам одной руки посчитать, говорят, что они тоже не видели. Особо циничные сплетники еще добавляют, что некоторые книги на его столе — бутафория, в которой он прячет выпивку и закуску.
С мягкой доброй улыбкой мистер Пензервилль обвел присутствующих взглядом и высоким, почти женским голосом толкнул короткую успокоительную речь. Призвал нас не бояться и не стесняться, а подходить к нему по одному. Он всего лишь посмотрит, что они делали этим утром — далеко заглядывать и смотреть, что они ели на ужин, не станет.
— Ты пойдешь? — шепнула я Морвину украдкой. Стало как-то совсем уж нервно. Пензервилль мог узнать наш секрет! И тогда отпуск из другого мира окажется под вопросом. Или… не отпуск? Я, если честно, не очень пока понимала.
— Конечно, пойду! — улыбнулся он краешком губ. — У меня тоже есть один знакомый менталист. Сколько он не пытался, ни разу не смог покопаться у меня в мозгах. Так что я устойчивый. На сегодняшнее утро алиби у меня и так имеется твоими стараниями. А в более глубоких воспоминаниях рыться я не позволю ему при всем желании.
В результате мы с Морвином вызвались первые. Я тоже хотела поскорее — избавиться от подозрений в свой адрес. А то что ни говори, кто первым находит труп, того обычно первым и подозревают. Ну, в читанных мною детективах, по крайней мере.
Пензервилль красивым жестом вскинул маленькие пухлые ладони, сделал несколько пассов в воздухе, зажмурил глаза.
Я прислушалась к ощущениям. Показалось, что коже лица слегка щекотно… больше ничего необычного не заметила.
— Девушка свободна от подозрений! Никакой отравы в лекционный зал она не подкладывала! — радостно сообщил он.
Примерно то же самое, даже еще быстрее, менталист сказал про Морвина.
Один за другим пред светлы очи Пензервилля представали другие ученики Академии, и вот уже их плотный строй все больше рассеивался по мере того, как «чистые» отпускались по своим делам.
Нервозность усиливалась. Кто-то из оставшихся прячет грязные секреты. Кто?
И я по-прежнему не видела нигде Сол. Но кажется, Леди Ректор тоже это заметила, потому что отправила на ее поиски декана факультета Метаморфоз. Тот сверкнул здоровенными кошачьими глазищами, почти полностью обращаясь в огромного кота в мантии. Из-под ее края, кажется, показался кончик рыжего хвоста. Профессор Тонк быстро скрылся в направлении женской башни.
Неужели это действительно она? И поэтому сбежала, когда запахло жареным — в прямом и переносном смысле?
Я упросила Морвина подождать и постоять со мной в сторонке, чтобы узнать, чем дело закончится.
Солейн появилась, когда Пензервилль побывал в голове уже у каждого студента и студентки, у каждого преподавателя и даже кастелянши. Я поразилась — за столь изнеженным телом, оказывается, скрываются недюжинные магические способности! У такого количества человек в мозгах порыться и едва вспотеть — вот это я понимаю, дар. Не хотелось бы, чтоб такой сильный маг когда-нибудь взялся применять его во вред.
— Даже не думайте! Я не позволю никому лезть своими грязными руками мне в голову! — взвизгнула Солейн, когда услышала, зачем ее позвали.
— Но мисс Эв… вы понимаете, что это выглядит крайне подозрительно? — спросила Леди Ректор, остро вглядываясь в нее.
Сол сложила руки на груди и вздернула подбородок. Грива ее черных кудрей чуть не шевелилась от бешенства.
— Сначала найдите доказательства, что это сделала я, а потом допрашивайте на здоровье! Пока у вас таких нет — я невиновна! И как невиновная отказываюсь от подобных унизительных процедур!
Леди Темплтон нахмурилась.
— Из-за этого события мне и так придется уведомить Его величество и подключить к делу Тайный сыск. Не усложняйте, пожалуйста, ситуацию!
Сол краснела, сверкала на всех зелеными глазищами и, казалось, готова была стоять насмерть.
— Леди Темплтон, дайте я с ней поговорю! Я смогу ее убедить, — спокойно встрял вдруг парнишка, что неприметно стоял в стороне все это время, ее напарник. — Мы отойдем на минутку.
— Гордон, я не уверена, что это хорошая идея… — с сомнением протянула Леди Ректор.
— Госпожа Ректор, вы же не думаете, то простой ученик сможет «закрыть» ее от целого декана факультета? — улыбнулся он, поглядев поверх очков. — Просто хочу быть рядом со своей девушкой, чтобы она не волновалась. Скажу ей пару ласковых слов, она и успокоится.
Когда он подошел, Сол зыркнула на него так, что я думала — укусит. Но он решительно взял ее за руку, отвел на пару шагов к стеночке и потянулся к уху. Даже привстал немного, кажется, потому что, все же, у них была разница в росте. Что уж он там ей прошептал — никто не услышал, хотя я незаметно прислушивалась, конечно же.
— Хорошо, я согласна! — выпалила Сол буквально через полминуты.
Ого! Вот это я понимаю, дар убеждения!
Солейн тоже оказалась чиста.
Никто из тех, кто находился в Академии сегодня утром, шагу не ступал в лекционный зал.
Но ведь дверь абсолютно точно хлопала, я слышала!
Полностью обескураженная Леди Ректор заверила всех, что руководство Академии непременно расследует это дело. Вдруг имеет место несчастный случай? Или злоумышленники проникли извне? В любом случае, нельзя прерывать Турнир, это еще раз доказывает его важность, поэтому всех участников снова вызовут через полчаса для первого испытания — новое место сбора будет сообщено через ленты на руках. А пока у нас есть время немного передохнуть — только не уходить дальше башен… и привести себя в порядок. На этих словах она выразительно посмотрела на нас с Морвином.
Я проследила за ее взглядом и ахнула. Доприслонялась, называется! Я вся была в саже и копоти. В который уже раз.
— Говорил же, в моем мире одеваются практичнее! — шепнул он, беря меня покрепче за руку. Ни тени раскаяния на лице!
— Ты имел в виду, раздеваются?! — взвилась я, вспомнив длину тряпочек на Иланне. И тут сообразила, что ляпнула.
— Ты сама это сказала! — ухмыльнулся мой нахальный огненный маг, а потом добавил со вздохом: — правда, мы не в моем мире. И учти, Ледышка — до самого состязания я тебя теперь из рук не выпущу!
Я подавила совершенно возмутительное желание ответить «почему только до состязания?». Нет, все-таки, когда я с ним, у меня язык с мозгами прекращают общаться. Вместо этого решила ответить что-нибудь мирно-практичное.
— Пойдем тогда в мою комнату, у меня еще завалялся где-то очищающий камень. Будем нас умывать.
Убедившись, что вокруг никого, я добавила шепотом:
— И ты расскажешь мне, наконец, что на самом деле увидел в зале.
Едва мы добрались до моей комнаты, и я зарылась в шкаф в поисках очищающего камня, как дверь распахнулась снова, и к нам вихрем ворвалась встревоженная Джен.
— Улитка Старшая, с тобой точно все в порядке?!
На проверку менталиста Дженни попала, когда та была в самом разгаре, почти ничего не поняла из того, что произошло, а когда попыталась меня расспрашивать в толпе, я быстренько дала ей понять, что сейчас — не время и не место. Поэтому сейчас в ее глазах горела решимость всю душу из меня вытрясти.
— Точно, точно в порядке! — я стукнула дверцей шкафа и отпихнула подальше одного любопытного огненного мага, который норовил сунуть в него свой любопытный нос.
Он очень скептически посмотрел на круглый сероватый камушек, которым я принялась водить вдоль его чумазой физиономии, убирая следы сажи, но не стал вредничать и безропотно позволил проделывать над ним все эти подозрительные манипуляции.
Джен аккуратно прикрыла дверь за собой и сложила руки на груди.
— Я требую подробностей!
— Мы обе требуем подробностей, — поддакнула я, перемещаясь к плечам.
— Да вы секреты-то хранить умеете? — выгнул недоверчиво бровь Морвин.
— Умеем! — в один голос ответили ему мы с сестрой и переглянулись.
— Я только не поняла, к чему секретность, — осторожно добавила я, любуясь тем, как из-под копоти проявляются четкие линии узора на его груди. — Разве не нужно рассказать все, что мы знаем, Леди Ректор? Ведь речь идет о безопасности…
— Вот именно, Маэлин! — вздохнул он. — Речь идет о безопасности. А сейчас безопаснее будет не открывать все карты и не показывать, что мы знаем. Тем более я не хотел бы, чтобы стало всем известно, что я из другого мира… пока, по крайней мере. Короче говоря, рассчитываю на ваше молчание, девушки. Потому что если все то же самое, что вам сейчас расскажу, придется пересказывать руководству вашей Академии, я не смогу отвертеться от вопросов о том, откуда я это знаю.
— Так, дальше сам! — я смущенно сунула ему в руку очищающий камень и отступила на шаг, оперлась плечом о шкаф. — И хватит темнить уже. Рассказывай. Мы с Джен будем молчать, как рыбы! Правда?
— Угу! — кивнула Улитка Младшая.
— А ты, кстати, сама-то где была? Почему заявилась только к середине? — обернулась я к ней. — Нет, я тебя естественно не подозреваю, просто переживаю. Сейчас лучше быть там, где много народу, Дженни! Я уже просто не знаю, кому можно доверять, а кому нет.
— Я в библиотеку ходила. Найти что-нибудь… про методы развития магических способностей, — потупилась Джен. — Проснулась, смотрю нет тебя, поняла, что ты снова на свиданки бегаешь, а я… мне стало скучно.
Я вздохнула, но промолчала. Сестра говорит мне правду — но не всю. Дожили. Но не устраивать же ей допрос с пристрастием прямо сейчас!
Хватит пока с меня и одного допрашиваемого.
— «Цветы зла».
— Чего?!
— Мы называем их «Цветы зла», — начал Морвин сдержанным тоном, тщательно счищая первым делом копоть с ножен своего меча. — Но это не то, чтобы цветы… больше похоже на грибы или плесень. Они вырастают на Проплешинах — в тех местах, где в наш мир когда-либо проникала злая магия других миров. Это… что-то вроде стихийного бедствия. Отчего появляются Проплешины, мы точно не знаем, только предположения. Как предугадать их появление — тоже не знаем. Не знаем практически ничего, кроме того, что от них бывает много бед, и на месте Проплешин вырастает мерзкая ядовитая дрянь вроде той, что я выжег только что. Одно мы поняли точно после долгих лет изучения — Проплешины не стремятся убить конкретного человека. Это явление разрушительное и слепое, как землетрясение или извержение вулкана. Так что не думаю, что этой дряни был нужен я или даже мы с тобой, Маэлин.
— Но ты сказал, кому-то не выгоден Турнир…
— Я отводил подозрения.
— Все равно странно. Слишком подходящее время, слишком подходящее место… А хлопнувшая дверь в шесть утра?
— Кто угодно мог зайти в шесть утра. Ну хорошо, или есть самый неприятный вариант — кто-то в твоем мире знает похожие чары и решил использовать их во вред. Тогда тем более ни в коем случае нельзя выдавать, что мы с тобой знаем больше, чем сказали при всех. Поняла, Ледышка?
Я кивнула и задумалась.
— А что же нам делать теперь? Я пока поняла только, что ничего не поняла, но все очень опасно и тревожно. Эта пакость же может появиться когда угодно и где угодно снова!
Морвин покачал головой:
— Не совсем так. Это очень мощные чары, наш мир они поражали обычно не чаще раза в год. Главная проблема была — как не дать распространиться уже появившимся Цветам зла, потому что эта зараза очень быстро пускает споры и расползается. А поскольку Проплешины возникали каждый раз в новом месте, не всегда поблизости имелся достаточной силы огненный маг, чтобы все выжечь. В этот раз я, по счастью, успел. Будем считать, что обошлось… пока. И внимательно наблюдать за дальнейшим развитием ситуации. Давай-ка я тебя теперь почищу!
— Я сам-ма… — вспыхнула я и вырвала камень из его рук, заботливо тянущихся к выдающимся частям моего организма.
— Слушайте, ребят… — подала голос Джен. — Слишком информации мало, не находите? Что-то, где-то, когда-то… Мало ли как эта гадость проявляла себя в мире Морвина. Она может совершенно по-другому вести себя в нашем мире! Может, попробуем покопаться в источниках? И это… если ничего не найдем сами, или все станет хуже… я считаю, надо все-таки рассказать леди Темплтон. Слишком серьезное дело.
Морвин смотрел на нее пару мгновений не мигая, пристально, а потом кивнул.
Вот так. Кажется, есть огромный риск, что скоро его инкогнито будет раскрыто. У меня вдруг защемило сердце, и я поняла, что уже скучаю по нашим тайным встречам и секретам. Дальше мы вступаем в сплошной океан неизвестности, и кто знает, что его бурливые воды нам принесут.
Он, кажется, заметил мое настроение, потому что подошел и обнял за плечи.
— Ну вот, теперь ты снова грязный… я-то еще не закончила… — пробурчала я, чтобы скрыть эмоции. — Так и будем целый день по очереди…
Морвин молча поцеловал меня в висок.
— А давайте я снова пойду в библиотеку? — предложила Джен и бочком потянулась к выходу, отводя взгляд. — Поищу про необычные грибы… и плесень. И еще попробую связаться с тетей Эмбер — она прочла кучу книг, офигенно умеет колдовать, и она вряд ли выдаст нас папочке за такие странные вопросы, если хорошенько попросить. Скажу, доклад задали. Плесень как побочный эффект от заклинания — это должно быть достаточно интересно, чтобы хоть где-то кто-то об этом слышал!
И снова дожили. Кажется, за последнее время мы с сестрой словно поменялись местами. Она просиживает дни в библиотеке, а у меня в голове ничего, кроме парней. Вернее, одного отдельно взятого парня.
— Дженни, не надо шастать нигде в одиночку! — спохватилась я, испытывая жгучий стыд перед сестрой за то, что мне так хочется, чтобы она сейчас ушла.
— Не переживай, Улитка Старшая! В библиотеке… даже по утрам бывают люди.
И тут меня осенило.
— Слу-ушай! Раз уж ты взялась играть в детектива… у вас же все равно пока занятия отменили, а на испытание посторонних Леди Ректор не разрешила пускать. Так что времени у тебя навалом. У нас ведь есть в Академии очень умные преподаватели! Вот, скажем, анимаги… они же не только зверей изучают, но и природу вообще. Про растения наверняка тоже знают много интересного! Ты могла бы…
— Да поняла я, поняла, Улитка Старшая… хватит распинаться, — оборвала меня Джен глухим голосом, застыв на пороге и не оборачиваясь. — Я… спрошу у него.
Глава 42
Ленточки прочертило сообщение о том, что всех участников Турнира семи замков ждут в Малом зале для занятий бытовой магией.
Я была заинтригована — в этой части Академии мне бывать еще не доводилось.
Зал был довольно просторный, одна его стена — сплошь зеркальная. Паркетный пол, белый потолок. Цветастая ширма в павлинах и маках делила продолговатое помещение ровно пополам, причем вдоль, а на видимой половине, где зеркала, были расставлены стулья с мягкими спинками. На противоположной стене поверх ширмы можно было разглядеть какие-то манекены, разноцветные маски с прорезями, она вся была задрапирована отрезами цветастых тканей. Профессор Лизетт здесь что — филиал своего модного ателье устроила?
Все участники уже собрались, недоставало только организаторов. Мэри-Энн аккуратно сидела на стульчике, расправив платье, Медведь, кажется, побоялся, что конструкция слишком хлипкая, и говорил ей что-то на ухо, стоя рядом, склонившись. Арвенорцы — поодаль, сидят рядышком, как всегда с невозмутимым видом. Уж бытовикам-то зал должен быть отлично знаком. Надеюсь, это не станет преимуществом в испытании. Джереми болтает со смеющейся Сол и своим другом-менталистом. Рыжая Матильда скучает в уголке с отрешенным лицом. Я решила воспользоваться этим моментом и подсела к ней.
— Привет!
Она покосилась на меня подозрительно и принялась нервно теребить желтую ленту на запястье.
— Я не видела тебя сегодня утром. Прости за нескромный вопрос… а где ты была?
— В туалете сидела. Довольна? — огрызнулась рыжая.
— Так ты что же, вообще проверку менталиста не проходила? — удивилась я.
Матильда прожгла меня высокомерным взглядом своих прозрачно-голубых глаз и не ответила.
— Но если тебе было так плохо, может, надо медикам показаться? А испытание попросим перенести…
— Да что ж ты пристала ко мне, а? — зашипела Матильда, оставляя в покое ленту. — Нашлась сердобольная! Я нервничала! Нервничала, понятно?
— Тебе-то что нервничать? — опешила я от такого напора. — Вы с Джереми красивая пара, оба одаренные, вызвались первые — Коул назвал тебя без колебаний…
— Он просто назвал первую попавшуюся аристократку, — проговорила Матильда, кусая губы. — Ему все равно, с кем. Он меня не любит. Но тебе никогда этого не понять.
Она бросила сердитый взгляд куда-то мне за плечо, а потом отвернулась, показывая, что разговор окончен.
Я даже не стала оглядываться. И так знала, что там, прислонясь к стене плечом в небрежной позе, стоит мой огненный маг. Как всегда, присматривает за мной — где бы я ни находилась. Спиной чувствовала его присутствие.
Продолжать допрос Матильды дальше было бессмысленно. Все равно ведь не проверишь. Возможно, она говорит правду. Но факт остается фактом — рыжая где-то шаталась все утро, опоздала на проверку мыслей, и этого в суматохе никто не заметил.
Ладно… у меня оставались еще кандидаты на допрос.
С дружелюбной улыбкой я пересела к парочке бытовиков, которые держались за руки. На смуглой коже тонких запястий ярко выделялись белые ленты. У обоих было изящное телосложение, серая форма с черной отделкой сидела на них идеально. Темные волосы девушки уложены косичкой-короной вокруг головы, несколько завитков кокетливо выбиваются. Большие черные глаза-омуты похожи на осколки беззвездного неба, узкие губы плотно сомкнуты. Юноша тоже черноволосый — коротко стрижен, подтянут, собран, абсолютно закрыт и понятия не имею, о чем он думает. Красивая пара, гармонично смотрятся. Почему-то подумалось, что они станут самыми сильными соперниками.
— Мы не успели познакомиться! — улыбнулась я, но на мою улыбку никто не ответил. Кажется, они сверхсерьезно подошли к участию в Турнире.
— Эван Рок, Рита Рок, — ответил сухо юноша за себя и за свою спутницу.
— Необычная фамилия. И… одинаковая. Вы однофамильцы? — поинтересовалась я, хотя с языка чуть не сорвалось «женаты». Да ну! Не может быть.
— Обычная фамилия. Распространенная в Арвеноре. У нас половина деревни Роки, — пожал плечами парень. Он говорил с сильным акцентом, слегка растягивая гласные и произнося их гортанно. Девушка по-прежнему смотрела мимо меня и в разговоре участия не принимала.
Наступило неловкое молчание. Меня ни о чем не спрашивали, даже как зовут, и явно не собирались поддерживать светскую беседу.
— А я — Эмма Винтерстоун! Было приятно познакомиться, — стушевалась я и так и не дождавшись ответного «очень приятно», поспешила ретироваться.
Подошла к Морвину и устало прислонилась к стеночке рядышком. На его вопросительный взгляд покачала головой. Пусто.
И как люди умудряются сыщиками работать? Я всего полдня на этой работе, а уже чувствую себя выжатым лимоном.
Наконец, в зеркальный зал подошли преподаватели, наше «жюри» конкурса на сегодня, как я догадалась. Разумеется Леди Ректор, следом за ней Петтифи, а еще Тонк и… Аврора Оскотт. Вот уж кого мне видеть хотелось в последнюю очередь! Позже всех прибежала запыхавшаяся мадам Лизетт со своей очаровательной улыбкой, родинкой и ямочками на щеках. Они заняли места за столом в торце помещения, и у меня сложилось полное ощущение, что сейчас будет экзамен.
— Нет-нет, не сюда! — заявила вдруг леди Темплтон, когда увидела, что Морвин усаживает меня на свободное место, а сам садится на соседний стул.
Мы переглянулись. Леди Ректор продолжила:
— Для первого испытания просьба юношей уйти за ширму! Вы ни в коем случае не должны видеть своих дам.
С недоуменным видом парни послушались. Я совсем перестала что-либо понимать, когда оставшимся сидеть девушкам выдали по стопке бумаги, исписанной мелким почерком через строчку, и самопишущему перу.
— Каждый из преподавателей Академии получил задание поучаствовать в разработке самых сложных и заковыристых испытаний, чтобы мы выбрали без сомнений идеальную пару! — бодрым голосом продолжила леди Теплтон. — А первое вам — лично от меня!
Энтузиазм старушки и ее самодовольный вид начинали меня пугать. Да еще нервировало это зеркало дурацкое через всю стену, в котором отражалась пятерка девушек в серой форме с разным цветом воротничков. Еще больше нервировало то, что я не могу видеть Морвина за чертовой ширмой. Парням, кстати, никаких бумажек не раздавали!
Я вчиталась в надписи. По мере прочтения брови мои ползли вверх.
Они что, серьезно?!
— Милые барышни, прошу вас в ближайшие полчаса не издавать ни звука! Кто попробует вслух произнести то, что написано у них на листке, шепотом, бормотанием или еще каким-либо образом дать понять напарнику, что именно вы читаете или пишете — будет немедленно исключен с этого Испытания!
— Но там же какие-то глупости! Детская белиберда! — подала голос Матильда. — Мы такой ерундой в младших классах занимались!
— А я попрошу вас отнестись к заданию со всей ответственностью! — возразила оскорбленная в лучших чувствах Леди Ректор и нахмурила подкрашенные бровки. — Потому что имейте в виду — пара, которая сегодня покажет наихудший результат, будет отсеяна!
Мда уж. Как-то стало не до шуток. Кто бы и с какими мотивами ни пришел на конкурс, оставаться в числе неудачников совершенно не хотелось.
— Итак, если у вас больше нет вопросов, начинаем! — просияла Леди Ректор, которая, по всей видимости, своей задумкой довольна была весьма-весьма, аж светилась. — Правила просты. Девушки, вы должны в ближайшие полчаса очень быстро ответить на каждый вопрос из списка, которые вам раздали. Не задумывайтесь, пишите первое, что в голову взбредет! Отвечайте максимально честно! Помните, что от этого зависит успех. Вопросы у каждого свои, они не повторяются. Затем мы соберем записи и зададим вопросы вслух юношам. Посмотрим, сумеют ли они угадать ваши ответы, и узнаем, насколько хорошо они знают свою пару. Именно для этого нужна ширма — чтобы у ваших кавалеров не было соблазна подсмотреть, что вы пишете. Всем понятны условия? Тогда начинаем!
И она хлопнула в ладоши.
Я еще раз уставилась в список вопросов у меня на коленках.
Нет, она что — действительно серьезно?!
Нет, сначала вопросы были еще ничего. Ну, возраст там, например, цвет глаз, любимый цвет, любимое животное… но кажется, Леди Ректор сначала так бдительность усыпляла, потому что под конец разошлась до того, что читая ее вопросы я попеременно то краснела, то бледнела, то кусала губы, то зачеркивала написанное по многу раз, оставляя безозразные кляксы… В итоге все-таки вспоминала, что на вопросы надо отвечать честно, иначе ничего не получится, и скрепя сердце выцарапывала на бумаге верный ответ.
И лучше даже не представлять, что все вот это будут спрашивать сейчас еще и у Морвина. А он должен будет угадать, что я ответила, и тем самым доказать, что хорошо меня знает. Да еще и при всех! Стыдоба какая.
Особенно долго страдала я над двумя вопросами.
Один из них звучал как «Ваше любимое занятие?». Сначала я написала «лазать по деревьям». Потом поняла, что это не то. Морвин очень быстро меня раскусит и ответит правильно — у него-то ни стыда, ни совести! И тогда у нас получится расхождение, а это путь к проигрышу. Нужна абсолютная честность. Чтоб ей, этой Леди Своднице! Небось хихикала, когда вопросы составляла.
В общем, я в сердцах в очередной раз исчеркала страницу, и вместо лазанья по деревьям написала кое-что другое.
Предпоследний вопросец тоже был тем еще издевательством. Но в ответе на него я не колебалась ни секунды.
А самая большая подстава случилась на последнем. Над ним я зависала минут десять, наверное — пока нам не приказали сдавать бумажки. Только тогда я «отмерла», торопливо записала ответ и, стараясь даже не задумываться о последствиях, крепко-крепко зажмурилась и быстренько вложила бумаги в протянутую ладонь Леди Ректор. Быстренько — чтоб не давать себе повода передумать, отобрать бумажки и снова все исчеркать.
Потом началась мука.
Я сидела как на иголках и давила в себе желание подойти и выхватить свою анкету обратно из цепких старушкиных рук.
Наша с Морвином очередь была последней. Ширму так и не убрали, и мы с девочками просто сидели и слушали, как Леди Ректор зачитывает те же самые вопросы нашим парням, а они пытаются угадать, что же мы написали.
Кто-то отвечал быстро и наобум, часто ошибаясь, как Джереми. Он даже перепутал цвет глаз Матильды! Все-таки она правильно боялась — кажется, Коул был не слишком внимателен к своей паре и совершенно не знал, что она за человек. Кто-то задумывался надолго, а потом давал в основном правильные ответы, как Медведь. Эван Рок отвечал спокойным голосом, будто ему было все равно и он совершенно не волнуется, но тоже большую часть правильно. Абсолютно точно угадывал все, что касается внешности, прошлого, привычек, но иногда путался, если надо было представить, как твоя пара поступит в той или иной ситуации. По всей видимости, Рита Рок действительно была очень закрытым человеком, как и ее парень, так что даже ему не всегда удавалось точно ответить, например, о чем она мечтает или какой ее главный страх.
Хуже всего ситуация была у Сол с ее «парнем», который узнал, что он ее парень, всего лишь пару дней назад. Все-таки, Старая Леди мудро предусмотрела, что менталист может начать жульничать, поэтому и поставила ширму. Без прямого зрительного контакта менталисты мыслей не читают, это нам на общих лекциях еще в начале семестра говорили.
В общем… бедняга Гордон, запинаясь, буквально тыкал пальцем в небо. Даже с цветом глаз Солейн бубнил и мямлил, так что Сол аж подскакивала с явным намерением уйти к нему за ширму и накостылять — он намеревался, кажется, назвать какой-то другой, но потом быстро исправился и выдавил-таки из себя «зеленый». Только тогда она успокоилась и уселась обратно на свое место, иначе первая семейная ссора с битьем посуды об голову своей «половинки» случилась бы уже сегодня. Но в целом ясно было, что выступление Гордона совершенно провальное, примерно на одном уровне с Джереми.
Вот так, слушая весь этот бредовый спектакль из-за ширмы, я кое-как справлялась с подступавшим волнением, которое скручивало внутренности в тугой комок. И аж подпрыгнула на стуле от неожиданности, когда Леди Ректор торжественно провозгласила, сияя от удовольствия:
— А теперь — Морвин Эрвингейр! Ваша пара — последняя. Прошу! Я задам вопросы из анкеты мисс Эммы Винтерстоун, а вы должны угадать, что именно она ответила.
Я переплела пальцы, стиснула их в жесте отчаянного волнения и прижала к губам.
Самое интересное, что, кажется, это одна я только переживала, как сумасшедшая, и сердце заходилось в бешеном стуке — а этому заразе хоть бы хны! По-моему, он еще и удовольствие получал от процесса. Отвечал спокойно, даже с ленцой, уверенно, быстро, не задумываясь. Шутил, подумать только!
Да, мы с ним, конечно, готовились. В те недолгие минуты, когда не занимались всякими непотребствами под персиками. Я немного рассказывала о своей семье, о доме. Любимый цвет, например, ему несколько раз повторила, сидя на бревне в парке и указывая на небо, чтоб не забыл. О питомце своем домашнем тоже говорила. Но в остальном…
Леди Ректор придумала действительно хитрые вопросы. Таких я не предполагала. И по всему получалось, что он действительно очень хорошо успел меня изучить.
Ответ за ответом — почти идеальное попадание.
Даже там, где я колебалась, он выдавал правильный вариант практически без усилий. Особенно там, где я колебалась! Сколько нервов мне стоило, например, признаться в том, какое мое любимое занятие… да еще при всех… но зараза улыбчивая — и я даже через ширму почувствовала его самодовольную улыбку — в первую же секунду ответил: «Целоваться».
Хорошо, все-таки, что я не стала притворяться и про деревья выдумывать.
Вопрос о моем прозвище тоже дался ему легко… и я не смогла сдержать счастливой, как у дурочки, улыбки, когда он неожиданно принялся объяснять при всех, почему именно «Ледышкой» он меня называет. Это было… очень мило. Сол бросала на меня взгляды, полные жгучей зависти, но мне было все равно. Сердце пело от радости.
А вот дальше…
В конце были самые сложные вопросы — неудобные, такие, до которых мы сами еще не добирались наедине друг с другом. А может, даже наедине с самим собой.
И вот это все Леди Сводница заставила сказать таким дурацким способом! Мне хотелось под землю провалиться от смущения. Даже Морвин вдруг растерял свой добродушно-ироничный тон, и в голосе его я услышала что-то совершенно новое, серьезное и… как будто даже он волновался, пытаясь угадать, что же именно я ответила.
Наконец, отзвучал последний вопрос.
И тишина.
Аврора Оскотт сидела с кислой физиономией, Леди Ректор, напротив — с радостно-сияющей, остальные, кажется, были слегка смущены. Как будто присутствовали при откровенном разговоре двоих, которого никто не должен был услышать.
Правильно!! Потому что и не должны!!
Потому что все это нам следовало сказать друг другу наедине, и совершенно точно не при таких обстоятельствах!
Я почувствовала, что начинаю краснеть и закипать. Вскочила с места, чтобы спросить, можно ли быть свободной…
Как вдруг Леди Ректор покачала головой:
— Еще не все, милая Эмма! Присядьте-ка. У нас есть небольшой сюрприз. На этом первое испытание не заканчивается! Мы ведь должны теперь узнать, насколько хорошо своих кавалеров знаете вы, девушки? А иначе будет несправедливо!
Я выдохнула и принялась мысленно считать до десяти. Что еще она там придумала, эта старая интриганка?!
— Второе испытание было идеей мадам Оскотт. Помогали в осуществлении наш мастер-метаморф мистер Тонк и мадам Лизетт. Итак, сейчас ширма будет снята, и каждая из вас увидит пятерых одинаковых юношей! Совершенно одинаковых. Наброшенная иллюзия каждой из вас будет говорить, что перед вами ее собственный парень — только в количестве пяти штук. Задание простое — вы должны узнать, который настоящий. Можно наощупь, можно разговаривать — но молодые люди ни в коем случае не должны отвечать. Всем понятно?
— Э-э… Леди Темплтон! — подняла руку Солейн. — А вам не кажется, что Эмма здесь легко смухлюет? К кому она физически сможет подойти, тот и будет ее парень.
Она снова метнула в меня зеленую молнию из красивых миндалевидных глаз.
Аврора Оскотт встрепенулась:
— Вы совершенно правы, милочка! Но мисс Винтерстоун так наглядно показала нам, что они со своим огненным магом идеальная пара, которой плевать на все и всяческие правила и приличия… Не думаю, что это испытание окажется для нее сложным! Поскольку организатор этой части я, то чтобы уравнять шансы остальных, предписываю мисс Винтерстоун угадывать… дис-тан-ци-он-но! Она не должна подходить к юношам ближе, чем на метр. Когда решит — только в таком случае пусть и подходит. У нее будет только одна попытка. Уверена, что Эмма великолепно справится!
Вот же мстительная гадина. Обе они.
Я повернула голову влево.
Ширма исчезла по хлопку ладош Лизетт Монтерье.
Передо мной в шеренгу выстроились пять Морвинов. Сол в этот момент должна была увидеть пять штук Гордонов, Мэри-Энн — пять одинаковых Медведей и так далее. И сейчас девчонки все пойдут к ним, чтобы каждого по очереди…
Мое раздражение достигло точки кипения, успешно ее преодолело, и я готова была уже шипеть на окружающих раскаленным паром.
Прежде, чем хоть кто-то из моих соперниц очухался, я сделала быстрый шаг вперед.
— Я буду первой! Не хочу, чтобы моего парня лапали всякие.
Увидев ужасно самодовольную ухмылку на лице одного из «Морвинов», я уверенно преодолела оставшиеся метры, схватила его за руку и потащила на выход. Он не слишком сопротивлялся.
— Мисс Винтерстоун! — закудахтала Петтифи. — Куда же вы? А как остальные барышни будут угадывать?!
— Не знаю! Мистера Тонка попросите, пусть тоже встанет в строй! — раздраженно ответила я, поскорее утаскивая свою добычу. Пока они тут еще чего-нибудь не придумали.
Едва за нами закрылась дверь, Морвин утащил меня в ближайший боковой коридорчик потемнее и применил свой любимый прием «протарань стену Замка несчастной спиной бедняжки Эммы».
— Я… правильно ответил? — спросил он чуть позже, с трудом отрываясь от моих губ и сжимая руки крепче на талии.
— На какой вопрос? — задыхаясь, уточнила я. Из вредности, просто, чтобы не признаваться, что на самом-то деле правильно он ответил на все. Даже те, в которых сомневался. Подтверждения которым теперь с таким нетерпением и затаенным беспокойством ждет в моих глазах.
— Скажем, на предпоследний?
— Да… — тихо выдохнула я, глядя на него из-под ресниц.