Ричард Матесон Акт исчезновения

Приведенные ниже записи взяты из школьной тетради, обнаруженной две недели назад в кондитерской в Бруклине. Рядом с тетрадью стояла недопитая чашка кофе. Владелец кондитерской заявил, что к моменту обнаружения им тетради в заведение никто не заходил по меньшей мере три часа.

Суббота, раннее утро

Мне не следует этого писать. Вдруг Мэри увидит? Что тогда? Конец, вот что, пять лет жизни псу под хвост.

Однако я обязан зафиксировать происходящее. Я слишком долго занимался писательством. Мне не будет покоя, пока я не запишу все на бумаге. Я должен изложить факты и освободить разум. Только это так сложно — все упростить, и так легко все усложнить.

Вернемся на несколько месяцев назад.

С чего все это началось? С ссоры, разумеется. Должно быть, их были тысячи с тех пор, как мы поженились. И всегда по одному и тому же поводу, вот в чем ужас.

Деньги.

— Речь идет не о вере в твои писательские таланты. — говорила Мэри. — Речь идет о счетах и о том, оплатим мы их или нет.

— Счетах за что? — говорил я. — За жизненно необходимые вещи? Нет. За вещи, которые нам даже не нужны.

— Ах, не нужны! — И дальше в том же духе.

Господи, жизнь без денег совершенно невозможна. Никто не сможет так жить, деньги — это все, когда у тебя есть хоть что-нибудь. И как я могу спокойно писать, вечно переживая о деньгах, деньгах, деньгах? Телевизор, холодильник, посудомоечная машина — и за все это до сих пор не выплачен кредит. А еще кровать, которую она присмотрела…

Но, несмотря на все это, я — я сам — с упорством идиота продолжал усугублять ситуацию.

Зачем мне понадобилось убегать из дома тогда, в тот первый раз? Мы поссорились, это точно, но мы ссорились и раньше. Тщеславие, вот в чем дело. После семи лет — семи! — писательской деятельности я заработал своими произведениями триста шестнадцать долларов. И я по-прежнему подрабатывал по вечерам на паршивой работе, занимаясь за полставки машинописью. И Мэри приходилось работать там же вместе со мной. Видит бог, у нее было полное право жаловаться. Полное право настаивать, чтобы я согласился на целый рабочий день в журнале, место, которое неоднократно предлагал мне Джим.

Все зависело от меня одного. Немного везения, верный шаг, и все разрешилось бы. Больше никакой вечерней работы. Мэри могла бы сидеть дома в свое удовольствие, как и следовало. Один верный шаг, и все.

Но я сделал неверный. Господи, у меня голова идет кругом.

Я ходил развлекаться вместе с Майком. Мы, два кретина с остекленевшими глазами, познакомились как-то с Джин и Салли. И встречались с ними несколько месяцев, отмахиваясь от того очевидного факта, что ведем себя как полные идиоты. Отдавались новым ощущениям. Играли в дурацкую игру в поисках совершенства.

И вот вчера вечером мы, двое женатых мужчин, отправились с ними в их клубный дом и…

Смогу ли я признаться? Я боюсь или слишком слаб? Дурак!

Прелюбодей.

Как же можно смешивать подобные понятия? Я люблю Мэри. Очень люблю. Однако же я все равно сделал это.

И чтобы уж совершенно все усложнить: мне это понравилось. Джин прелестная, понимающая, пылкая, просто воплощение утерянных идеалов. Это было чудесно. Не могу сказать, что не было.

Но как же плохое может быть чудесным? Как жестокость может вселять радость? Все это порочно, запутанно, сложно и лико.

Суббота, день

Она простила меня, слава богу. Я больше никогда не стану видеться с Джин. Все у нас теперь будет хорошо.

Этим утром я пришел и сел на кровать, Мэри проснулась. Она посмотрела на меня, потом на часы. Она плакала.

— Где ты был? — спросила она голоском маленькой девочки, который появляется у нее, когда она напугана.

— С Майком, — сказал я. — Мы всю ночь пили и трепались.

Она еще секунду смотрела на меня. Потом медленно взяла мою руку и прижала к своей щеке.

— Прости меня, — сказала она, и слезы навернулись ей на глаза.

Мне пришлось прижаться к ней головой, чтобы она не видела моего лица.

— О, Мэри, — произнес я. — И ты меня прости.

Я так и не рассказал ей. Она значит для меня слишком много. Я не в силах ее потерять.

Суббота, вечер

Днем мы пошли в «Мебельный магазин Манделя» и выбрали новую кровать.

— Мы не можем ее себе позволить, милый, — сказала Мэри.

— Ничего страшного, — сказал я. — Ты же знаешь, что старая никуда не годится. Я хочу, чтобы моя девочка спала как королева.

Она радостно поцеловала меня в щеку. Попрыгала на кровати, как развеселившийся ребенок.

— Ой, смотри, какая мягкая! — сказала она.

Все было прекрасно. Все, кроме новой стопки счетов, пришедшей с сегодняшней почтой. Все, кроме моего нового рассказа, который не желает начинаться. Все, кроме моего романа, который отвергали уже пять раз. «Берни Хаус» должен взять. Они уже долго его держат. Я очень на них рассчитываю. Разные мысли приходят в голову, пока я пишу. Все время приходят. Все чаще и чаще у меня появляется ощущение, будто я сжатая пружина.

Что ж, Мэри довольна.

Воскресенье, вечер

Новые неприятности. Очередная ссора. Я даже не понял, из-за чего. Она дуется. Я закипаю. Я не могу писать, когда расстроен. И она это знает.

Мне хочется позвонить Джин. Она хотя бы интересуется моим творчеством. Мне хочется послать все к черту. Напиться, спрыгнуть с моста — все, что угодно. Неудивительно, что дети счастливы. Жизнь им кажется простой. Иногда хочется есть, иногда холодно, иногда пугает темнота. Вот и все. К чему утруждать себя и расти? Жизнь после этого делается слишком сложной.

Мэри только что позвала меня ужинать. Есть мне не хочется. Мне даже не хочется оставаться дома. Может быть, попозже я позвоню Джин. Просто сказать «привет».

Понедельник, утро

Черт, черт, черт!

Мало того, что они держали рукопись три месяца. Это было бы не плохо, вовсе нет! Но они залили все страницы кофе и прислали мне отпечатанный на полоске бумаги отказ, приклеенный к титульному листу. Я готов их убить! Хотелось бы мне знать, понимают ли они, что делают?

Мэри увидела бумажку.

— И что теперь? — спросила она издевательским тоном.

— Теперь? — переспросил я.

Я старался не взорваться.

— Все еще считаешь, что можешь писать? — спросила она.

И я взорвался.

— А они-то, конечно, истина в последней инстанции? — бушевал я. — Они имеют право выносить окончательный приговор моему творчеству?

— Ты пишешь уже семь лет, — сказала она. — И ничего не происходит.

— И буду писать еще семь, — сказал я. — Сотню, тысячу!

— Значит, ты не согласишься на работу в журнале Джима?

— Нет, не соглашусь.

— Ты сказал, что возьмешь ее, если с книгой ничего не выйдет.

— У меня есть работа, — заявил я, — и у тебя есть работа, все идет как надо и будет идти так и впредь.

— Только мне впредь этого не надо! — отрезала она.

Она может меня бросить. Плевать! Все равно мне все это осточертело. Счета, счета. Писанина, писанина. Отказы, отказы, отказы! А добрая старая жизнь все коптит, возводит свои миленькие мозголомные сложности, словно идиот, громоздящий башню из кубиков.

Ты! Тот, который правит миром, который вертит вселенную. Если там, наверху, меня кто-нибудь слышит, сделайте этот мир попроще! Я ни во что не верю, но я отдал бы… что-нибудь! Если бы только…

Но какая разница? Мне уже на все наплевать.

Вечером позвоню Джин.

Понедельник, день

Я только что ходил звонить Джин, договориться насчет субботы. Мэри в субботу собирается в гости к сестре. Она не заговаривала о том, что я должен поехать вместе с ней, а сам-то я об этом уж точно не заикнусь.

Я звонил Джин вчера вечером, но телефонистка на коммутаторе в клубном доме «Стэнли» сказала, что Джин вышла. Я решил, что смогу дозвониться днем ей на работу.

Поэтому я пошел в кондитерскую на углу узнать номер. Наверное, я уже успел об этом упомянуть. Я звонил ей довольно часто. Но до сих пор как-то не удосуживался запомнить номер. Какого черта, ведь есть же телефонные книги.

Она работает в журнале, который называется «Руководство по дизайну» или «Руководство дизайнера», что-то в этом роде. Странно, этого я тоже так и не запомнил. Наверное, никогда особенно не задумывался о сути.

Хотя я прекрасно помню, где расположено ее издательство. Я заходил туда несколько месяцев назад, когда приглашал ее на обед. Кажется, в тот день я сказал Мэри, что иду в библиотеку.

Так вот, насколько я помнил, телефон конторы Джин помешался в верхнем правом углу нечетной страницы справочника. Я смотрел его дюжины раз и всегда его находил.

Но не сегодня.

Я отыскал слово «руководство» и кучу начинавшихся с него названий. Но все они помещались в левом нижнем углу четной страницы, то есть в совершенно противоположном месте. И я так и не смог отыскать ни одного названия, которое бы показалось мне знакомым. Обычно, наталкиваясь на название ее журнала, я думал: «Ага, вот оно». После чего смотрел номер телефона. Сегодня не произошло ничего подобного.

Я искал и искал, водил пальцем по листу, но не мог найти ничего похожего на «Руководство по дизайну». В итоге я остановился на телефоне «Журнала дизайна», однако меня не покидало ощущение, что это совсем не тот номер, который мне нужен.

Я… я допишу это позже. Мэри только что позвала меня обедать, ужинать, черт его знает. В общем, на главную трапезу дня, поскольку мы оба работаем по ночам.

Несколько позже

Обед был отличный. Мэри, могу поклясться, здорово готовит. Если бы еще мы не ссорились. Интересно, умеет ли готовить Джин.

В любом случае, еда немного подкрепила меня. Я в ней нуждался. Я несколько перенервничал из-за этого телефонного звонка.

Я набрал номер. Ответил женский голос.

— «Журнал дизайна», — произнесла секретарша.

— Я хотел бы поговорить с мисс Лейн, — сказал я.

— С кем?

— Мисс Лейн.

— Минутку, — произнесла она. И я уже знал, что это не тот номер. Каждый раз, когда я звонил раньше, женский голос произносил: «Соединяю» — и сейчас же соединял меня с Джин.

— Как, простите, вы сказали? — переспросила она.

— Мисс Лейн. Если вы ее не знаете, должно быть, я ошибся номером.

— Наверное, вам нужна мисс Пейн.

— Нет, нет. Обычно, когда я звонил, секретарь всегда сразу знала, о ком идет речь. Я ошибся номером. Извините.

Я повесил трубку. Я был здорово раздражен. Я столько раз видел этот номер, и вот пожалуйста.

Теперь я не могу его найти.

Естественно, сначала я решил не оставлять это дело просто так. Я подумал, может быть, в кондитерской старый справочник. Поэтому я дошел до аптеки. В аптеке был точно такой же справочник.

Ладно, придется позвонить ей вечером с работы. Но ведь я хотел встретиться с ней после обеда, чтобы наверняка договориться на субботу.

Я тут прямо сейчас кое-что понял. Та секретарша. Ее голос. Это был тот же самый голос, который отвечал мне в «Руководстве дизайнера».

Однако… О, я сплю.

Понедельник, вечер

Я позвонил Джин домой, пока Мэри выходила из конторы, чтобы принести кофе.

Я сказал телефонистке на коммутаторе то же самое, что говорил ей дюжины раз.

— Не могли бы вы соединить с квартирой мисс Лейн?

— Да, сэр, одну минутку.

Последовала долгая пауза. Я начал терять терпение. Но тут трубка снова ожила.

— Как, вы сказали, ее фамилия? — переспросила телефонистка.

— Мисс Лейн. Лейн — повторил я. — Я звонил ей сюда неоднократно.

— Я еще раз просмотрю список жильцов, — сказала она.

Я еще немного подождал. Потом снова услышал ее голос.

— Прошу прощения. Но в списке нет никого с таким именем.

— Но я же звонил ей по этому номеру много раз.

— Вы уверены, что набрали правильный номер?

— Да, да. Уверен. Это же клубный дом «Стэнли», верно?

— Да, верно.

— Ну так туда я и звоню.

— Даже не знаю, что вам ответить, — произнесла она. — Все, что я могу сказать: я совершенно уверена, что у нас нет ни одного жильца с такой фамилией.

— Но я же звонил сюда вчера вечером! Вы сказали, что ее нет дома.

— Прошу прощения, я не помню.

— Вы уверены? Совершенно уверены?

— Ну, если хотите, я еще раз просмотрю список жильцов. Но в нем нет такой фамилии, я совершенно точно знаю.

— И никто с такой фамилией не съезжал от вас в последние дни?

— У нас уже год нет свободных квартир. В Нью-Йорке, знаете ли, не так-то просто найти жилье.

— Знаю, — сказал я и повесил трубку.

Вернулся обратно за стол. Мэри пришла из аптеки. Сказала мне, что мой кофе уже остыл. Я сказал, что звонил Джиму поблагодарить за заботу. Убогая ложь. Теперь она снова заведется.

Я выпил кофе и немного попечатал. Но я не соображал, что делаю. Я изо всех сил старался привести мозги в порядок.

Должна же она где-нибудь найтись, думал я. Я же знаю, что все это мне не приснилось. Я знаю, что не мог придумать все те сложности, которые держу в тайне от Мэри. И я знаю, что Майк и Салли не…

Салли! Салли ведь тоже живет в «Стэнли».

Я сказал Мэри, что у меня болит голова и я схожу за аспирином. Она сказала, что аспирин должен быть в мужской уборной, в шкафчике. Я сказал, что там такой аспирин, который я терпеть не могу. Я все больше увязаю во лжи!

Я почти бегом добрался до ближайшей аптеки. Разумеется, я не хотел снова звонить с рабочего телефона.

На мой звонок ответила та же телефонистка.

— А мисс Нортон дома? — спросил я. — Салли Нортон.

— Минутку, пожалуйста, — сказал она, и я ощутил, как все мои внутренности сжались.

Она всегда сразу же узнавала имена давних жильцов. А Салли с Джин жили в этом доме не меньше двух лет.

— Прошу прощения, — сказала она. — В списке не значится никого с таким именем.

Я застонал.

— О господи!

— Что-то случилось? — поинтересовалась она.

— Ни Джин Лейн, ни Салли Нортон здесь не живут?

— Так это вы звонили сюда только что?

— Да.

— Слушайте. Если это какой-то розыгрыш…

— Розыгрыш! Вчера вечером я звонил вам, вы сказали мне, что мисс Лейн вышла, спросили, не хочу ли я что-нибудь передать. Я отказался. И вот я звоню сегодня вечером, а вы утверждаете, что у вас нет никого с такой фамилией.

— Прошу прошения. Не знаю, что вам сказать. Вчера вечером было мое дежурство, но я не помню, чтобы разговаривала с вами. Если хотите, могу соединить вас с управляющим.

— Нет, не стоит, — сказал я и повесил трубку.

После чего набрал номер Майка. Но его не было дома. Трубку взяла его жена, Глэдис, она сказала мне, что Майк отправился в кегельбан.

Я был несколько взбудоражен и сморозил:

— С парнями?

— Да, надеюсь, что так, — ответила она несколько высокомерно.

Мне стало не по себе.

Вторник, вечер

Сегодня вечером я снова звонил Майку. Спросил его о Салли.

— Кто?

— Салли.

— Какая Салли? — спросил он.

— Ты и сам прекрасно знаешь какая, ты, двуличный тип!

— Слушай, это что, розыгрыш? — спросил он.

— Может, и так, — согласился я. — Но давай все-таки поговорим откровенно.

— Давай начнем с самого начала, — предложил он. — Кто такая, черт побери, эта Салли?

— Ты не знаешь Салли Нортон?

— Нет. А кто это?

— Ты никогда не ужинал с ней, с Джин Лейн и со мной?

— Джин Лейн! О ком ты вообще говоришь?

— Так ты и Джин Лейн не знаешь?

— Нет, лично я не знаю, и все это уже не смешно. Теряюсь в догадках, что ты имел в виду под откровенным разговором. Мы с тобой двое женатых мужчин и…

— Слушай! — Я почти орал в телефон. — Где ты был три недели назад в субботу?

Он секунду помолчал.

— Ты имеешь в виду тот вечер, когда мы с тобой устроили небольшой мальчишник, потому что Мэри с Глэдис отправились на показ мод в…

— Мальчишник! И с нами никого больше не было?

— Кого?

— Не было девушек? Салли? Джин?

— О господи, снова началось, — простонал он. — Слушай, дружище, что с тобой творится? Я могу тебе чем-нибудь помочь?

Я ударил ногой по стенке телефонной будки.

— Нет, — прошептал я слабо. — Нет.

— Ты уверен, что с тобой все в порядке? Голос у тебя чертовски расстроенный.

Я повесил трубку. Я и был чертовски расстроен. У меня было такое ощущение, будто бы я умираю с голоду, а во всем мире не осталось ни единой крошки еды, чтобы его утолить.

В чем же дело?

Среда, день

Был только один способ установить, действительно ли исчезли Салли и Джин.

Я познакомился с Джин через парня, с которым дружил в колледже. Он живет в Чикаго, это мой друг Дейв. Именно он дал мне ее нью-йоркский адрес, адрес клубного дома «Стэнли». Естественно, я не стал говорить Дейву, что женат.

Вот так я познакомился с Джин и стал встречаться с ней, а Майк стал встречаться с ее подругой Салли. Вот так все было. Я точно знаю, что так было.

И вот сегодня я написал Дейву письмо. Рассказал ему, что случилось. Умолял его проверить, дома ли она, и сейчас же написать мне, объяснить, что это: розыгрыш или же нелепая череда совпадений. После чего я достал свою записную книжку.

Адрес Дейва исчез из книжки.

Неужели я действительно схожу с ума? Я совершенно точно знаю, что адрес там был. Я помню вечер, много лет назад, когда сам старательно записал его, потому что не хотел потерять с Дейвом связь после колледжа. Я даже помню чернильное пятно, которое посадил, потому что у меня подтекала ручка.

Страница пуста.

Я помню его фамилию, как он выглядит, как он говорит, все, что мы делали вместе, лекции, на которые вместе ходили.

У меня даже сохранилось письмо от него, присланное на пасхальных каникулах, на которые я оставался в колледже. Помню, мы с Майком жили тогда в одной комнате. Поскольку мы были из Нью-Йорка, нам не было смысла уезжать домой, ведь пасхальные каникулы длились всего несколько дней.

А вот Дейв поехал домой, в Чикаго, и оттуда прислал нам очень забавное письмо, спешной почтой. Помню, он, хохмы ради, запечатал его воском и приложил к нему свое кольцо.

Письмо исчезло из ящика письменного стола, где я держал его все это время.

И еще у меня было три фотографии Дейва, которые я снял в день выпуска. Две из них я храню в альбоме. Они по-прежнему там…

Только на них нет его.

Это просто фотографии, где на заднем плане видны постройки кампуса.

Я боюсь смотреть на них дальше. Я мог бы написать в колледж или позвонить туда и спросить, учился ли здесь когда-нибудь Дейв.

Но я боюсь даже пробовать.

Четверг, день

Сегодня я отправился в Хэмпстед навестить Джима. Я пришел к нему в контору. Он был удивлен моему появлению. Он поинтересовался, неужели я отправился в такую даль только для того, чтобы его повидать.

— Только не говори, что ты решил согласиться на эту работу, — сказал он.

— Джим, — спросил я его, — ты когда-нибудь слышал, чтобы я говорил о девушке по имени Джин из Нью-Йорка?

— Джин? Нет, кажется, не слышал.

— Ну вспомни, Джим. Я ведь рассказывал тебе о ней. Неужели ты не помнишь, когда мы в последний раз играли в покер, ты, Майк и я? И тогда я тебе о ней рассказывал.

— Я не помню, Боб, — сказал он. — А что с ней такое?

— Не могу ее найти. И не могу найти ту девушку, с которой встречался Майк. А Майк утверждает, будто бы вообще не знаком ни с одной из них.

Он, кажется, ничего не понимал, поэтому я объяснил все еще раз. Тогда он сказал:

— Ну и что с того? Два женатика решили пофлиртовать с девицами…

— Они были просто приятельницы, — оборвал его я. — Я познакомился с ними обеими через парня, с которым дружил в колледже. И нечего сгущать краски.

— Ладно, ладно, забудем. Но я-то тут при чем?

— Я не могу их найти. Они исчезли. Я даже не могу доказать, что они когда-либо существовали.

Он пожал плечами.

— И что с того?

Потом он спросил меня, знает ли Мэри. Я отмахнулся от его вопроса.

— Разве я не упоминал Джин в одном из своих писем? — спросил я его.

— Не могу сказать. Я никогда не храню письма.

Вскоре я ушел. Он сделался слишком уж любопытным. Я ясно представил себе дальнейшее. Он рассказывает своей жене, его жена рассказывает Мэри — и катастрофа.

Когда я потом ехал на работу, меня охватило кошмарное чувство, что и сам я являюсь чем-то временным. А когда я опустился на сиденье, мне показалось, что я завис в воздухе.

Мне кажется, я схожу с ума. Потому что я нарочно толкнул одного старика, проверить, видит ли он меня, осязает ли. Он возмутился и обозвал меня неуклюжим болваном.

Я был ему за это благодарен.

Четверг, вечер

Сегодня во время работы я снова позвонил Майку, выяснить, помнит ли он Дейва из колледжа.

Я услышал гудок, затем сброс. Подключилась телефонистка и спросила:

— По какому номеру вы звоните, сэр?

Меня пробрал озноб. Я назвал ей номер. Она сказала мне, что такого номера не существует.

Трубка выпала у меня из рук и грохнулась об пол. Мэри встала из-за своего стола посмотреть.

— Алло, — кричала телефонистка, — алло, алло…

Я поспешно поднял с пола трубку и положил ее на рычаг.

— Что случилось? — спросила Мэри, когда я вернулся за свой стол.

— Уронил телефон, — сказал я.

Я сел, принялся работать, дрожа от озноба.

Я боюсь говорить Мэри о Майке и его жене Глэдис.

Я боюсь, она ответит, что никогда не слышала о таких.

Пятница

Сегодня я заходил в «Руководство по дизайну». В справочном мне сказали, что издательства с таким названием не существует. Однако я все равно отправился в город. Мэри рассердилась на то, что я ухожу. Но я должен был пойти.

Я вошел в здание. Просмотрел список компаний в фойе. И хотя я знал, что не найду в этом списке журнала, я был потрясен, на меня накатила дурнота и чувство опустошенности.

У меня кружилась голова, когда я поднимался на лифте. Было такое ощущение, будто меня уносит куда-то вдаль.

Я вышел на третьем этаже, на том самом месте, откуда как-то раз забирал Джин.

Здесь помещалась текстильная компания.

— Тут никогда не было редакции журнала? — спросил я секретаря в приемной.

— На моей памяти не было, — сказала она. — Правда, я здесь работаю всего три года.

Я отправился домой. Сказал Мэри, что заболел и сегодня вечером на работу не пойду. Она сказала, ладно, тогда она тоже не пойдет. Я отправился в спальню, чтобы побыть одному. Я стоял на том месте, куда мы собирались поставить новую кровать, когда ее привезут на следующей неделе.

Вошла Мэри. Нетерпеливо потопталась в дверном проеме.

— Боб, что происходит? — спросила она. — Неужели у меня нет права знать?

— Ничего, — ответил я.

— Прошу тебя, не надо так говорить, — сказала она. — Я же знаю, что что-то происходит.

Я пристально посмотрел на нее. Потом отвернулся.

— Я… мне нужно написать письмо, — сказал я.

— Кому?

Я взвился.

— Это мое личное дело, — сказал я.

После чего сказал ей, что письмо Джиму.

— Хотела бы я тебе верить, — сказала она.

— Это еще что такое? — возмутился я.

Она посмотрела на меня долгим взглядом, после чего развернулась.

— Передавай Джиму привет от меня, — сказала она, и голос ее дрогнул.

От того, как она это произнесла, меня передернуло.

Я сел и написал Джиму письмо. Я решил, что он сможет помочь. Слишком отчаянное положение, чтобы заботиться о конспирации. Я рассказал ему, что Майк пропал. Я спрашивал его, помнит ли он Майка.

Забавно. Рука у меня практически не дрожит. Может быть, так обычно и бывает, когда с тобой почти покончено.

Суббота

Сегодня Мэри отправилась печатать какой-то дополнительный заказ. Она рано ушла.

Позавтракав, я взял из металлической коробки в шкафу свою банковскую книжку. Нужно было снять денег на кровать.

В банке я заполнил бланк на снятие со счета девяноста семи долларов. Потом встал в очередь и наконец протянул бумагу и книжку кассиру.

Он раскрыл книжку и, нахмурившись, уставился в нее.

— Вы полагаете, что это весело? — спросил он.

— Что именно весело? — не понял я.

Он толкнул банковскую книжку ко мне.

— Следующий, — сказал он.

Наверное, я закричал.

— Да что с вами такое?!

Краем глаза я увидел, как один из работников подскочил на своем стуле и поспешил ко мне. Женщина у меня за спиной сказала:

— Пропустите меня, пожалуйста, к окошку.

Тот человек подошел и засуетился вокруг меня.

— У вас какие-то неприятности, сэр? — спросил он.

— Кассир отказывается выдавать деньги по моей книжке, — объяснил я ему.

Он попросил мою книжку, открыл ее. После чего поднял на меня удивленные глаза. И заговорил негромко.

— Но ваша книжка пуста, — сказал он.

Я схватил ее и уставился, чувствуя, как колотится сердце.

Книжка была совершенно чистая.

— О боже мой! — застонал я.

— Может быть, мы проверим по номеру книжки, — сказал мне банковский служащий. — Не пройдете ли вы к моему столу?

Но на книжке не было никакого номера. Я видел. И чувствовал, что слезы текут из глаз.

— Нет, — сказал я. — Нет. — Я прошел мимо него и направился к двери.

— Подождите минутку, сэр, — окликнул он меня.

Я побежал и бежал всю дорогу до дома.

Я уселся в гостиной, ждать, когда Мэри вернется домой. И жду до сих пор. Смотрю на чистую банковскую книжку. На строчку, в которой стояли две наши подписи. На графы, куда мы вписывали суммы вкладов. Пятьдесят долларов от ее родителей на нашу первую годовщину. Двести тридцать долларов, выплаченных по страховке для бывших военнослужащих. Двадцать долларов. Десять долларов.

Ничего нет.

Все исчезло. Джин. Салли. Майк. Имена упархивали прочь, а вместе с ними и люди.

Теперь вот это. Что дальше?

Суббота, несколько позже

Я знаю.

Мэри не вернется домой.

Я позвонил на работу. Услышал голос Сэма, спросил его, там ли Мэри. Он сказал, что я, наверное, ошибся номером, никакая Мэри здесь не работает. Я назвался. Спросил его, работаю ли у него я сам.

— Кончай разыгрывать, — сказал он. — Увидимся в понедельник вечером.

Я позвонил своей двоюродной сестре, родной сестре, двоюродной сестре Мэри, ее родной сестре, ее родителям. Никто не ответил. Даже гудков не было. Ни один из номеров не работал. А потом исчезли и номера.

Воскресенье

Не знаю, что делать. Весь день я просидел в гостиной, глядя на улицу. Смотрел, не пройдет ли мимо дома кто-нибудь, кого я знаю. Но никто не прошел. Сплошные незнакомцы.

Я боюсь выходить из дома. Это все, что у меня осталось. Наша мебель и наша одежда.

В смысле, моя одежда. Ее шкаф пуст. Я заглянул в него утром, когда проснулся, и увидел, что от ее одежды не осталось даже нитки. Словно по мановению волшебной палочки, все исчезает, словно…

Я только засмеялся. Должно быть…

Я позвонил в мебельный магазин. Они работают в воскресенье. Мне сказали, что у них нет записи о том, что мы заказывали кровать. Не хочу ли я сам зайти и убедиться?

Я повесил трубку и еще немного посмотрел в окно.

Подумал, не позвонить ли тетке в Детройт. Но не смог вспомнить номер. А в записной книжке его больше нет. Во всей книжке ни единой записи. Если не считать моего имени на обложке, вытисненного золотом.

Моего имени. Одно только имя и осталось. Что я могу сказать? Что я могу сделать? Все так просто. Здесь ничего нельзя сделать.

Я смотрел альбом с фотографиями. Почти все снимки изменились. На них нет людей.

Мэри исчезла, исчезли вес наши друзья и родственники.

Забавно.

На свадебной фотографии я сижу один за огромным столом, уставленным угощениями. Левая рука у меня вытянута в сторону и согнута, как будто бы я обнимаю невесту. А вдоль всего стола в воздухе зависли стаканы.

Подняты в мою честь.

Понедельник, утро

Я только что получил письмо, отправленное Джиму. На конверте штамп: «Неверный адрес».

Я хотел перехватить почтальона, но не смог. Тот ушел раньше, чем я успел встать.

Я сходил в бакалею рядом с домом. Бакалейщик меня узнал. Но когда я заговорил с ним о Мэри, он сказал, чтобы я перестал валять дурака, ведь я же закоренелый холостяк и мы оба это знаем.

У меня осталась только одна идея. Это опасно, но придется рискнуть. Придется выйти из дома и отправиться на другой конец города в Управление по делам бывших военнослужащих. Хочу посмотреть, сохранились ли там сведения обо мне. Если да, значит, у них что-нибудь будет о моих школьных друзьях, о женитьбе, о людях, которые составляли часть моей жизни.

Эту тетрадку я возьму с собой. Не хочу ее потерять. Если я ее потеряю, у меня не останется ни единого материального доказательства, способного напомнить мне, что я не сошел с ума.

Понедельник, вечер

Дом исчез.

Я сижу в кондитерской на углу.

Когда я вернулся из Управления, то обнаружил вместо него пустую площадку. Я спросил у мальчишек, которые играли на ней, знают ли они меня. Они сказали, что нет. Я спросил их, что случилось с этим домом. Они сказали, что играют на этом месте, сколько себя помнят.

В Совете никаких сведений обо мне не оказалось. Ничего.

Это значит, что отныне я никто. Все, что у меня осталось, это я сам, тело и одежда на нем. Все документы, удостоверяющие личность, исчезли из бумажника.

И часы тоже исчезли. Просто взяли и исчезли. Прямо с руки.

У них сзади была гравировка. Я помню слова.

«Моему единственному, с любовью. Мэри».

У меня осталась еще чашка ко…

Загрузка...