Алая летопись Средиземья (перевод древних рукописей)

Алая обложка, жёлтые листы:

Буквицы, заставки, дивный слог, стихи.

Символы и руны, описи земель —

Перед нами сказка приоткрыла дверь.

Многое неясно: знаки и слова;

Многое забыто, ведь прошли века.

Карты неизвестны, разный алфавит.

Чем же эта книга так к себе манит?

Говорят сказанья: о войне колец,

О великих битвах, чистоте сердец,

Витязях бесстрашных, хоббитах смешных

И о светлых эльфах, орках очень злых,

Колдунах могучих, магии опасной,

О соблазне тёмном и беде ужасной.

Искушенье властью, силой, волшебством,

Мощные заклятья в злате непростом.

Бурная эпоха, страшная война,

Полная страданий светлая страна.

Алые преданья буквами горят,

Раскрывают тайны, правду не тая.

О народце смелом книга говорит,

Что когда-то было – всё в себе хранит.

О сердцах отважных, что, на смерть идя,

Дружбу сохранили, не щадя себя.

Ярости, и страхе, и святой любви,

Что в войне тяжелой люди сберегли.

Слабости, отваге, о добре и зле

Алые преданья рассказали мне.

Из глубин далёких к нам идёт сказанье,

Алая обложка, древние преданья.

Сказка в назиданье, что во мгле веков

Мир спасли от смерти дружба и любовь.

Тайна книги древней летопись лежит,

Предлагает в сказку новый путь свершить.

Вначале было темно, но вот отступила мгла,

Вдали возник огонёк из музыки света, тепла.

Начало времен, всё сокрытое мраком,

А где нет любви, там нет лада-порядка.

Но в сумраке вечном и холоде льда

Разлилось свеченье и музыка шла.

Так Арда когда-то являлась на свет,

И начался нашей вселенной разбег.

В мелодии дивной, чудесной, прекрасной,

Явленье шло образов чистых и ясных;

Творилась гармония в облике сфер,

Лёд мглы начал таять, круг мира теплеть.

То ключ мирозданья и корень основ

В едином творенье и песнях богов.

Мелодия света, волшебные ноты,

В них всё, что словам неподвластно:

Картины чудесные, чувства, и формы,

И символы в образах ясных.

В процессе творения в вечности той

Рождались горячие звёзды.

И каждая цветом играла своим,

Являлись мечтания, грёзы…

Так начиналась предтеча эпох,

Из музыки свет разливался,

Чудесные звуки, ритм и тон,

И мир так наш дольний рождался.

А в музыке чары и радуги цвет…

Но кто же играл и на чём?

Далёкие очень видения те

С истоков теченья времен.

Великая музыка в мире звучала,

И светом волшебным она засияла.

Сначала музыка была – единого творенья,

что воплощалась в хоре душ, Айнуров дружном пенье.

Айнуры – дети мирозданья, в едином хоре первозданном,

Из музыки, от их тепла, шло и рождение цветка.

В журчанье вод, мерцанье звёзд, мечтаньях и стремленьях,

В виденьях музыки добра сны воплощало время.

И образы рождали лик, и расцветало семя

Цветка вселенной – Огнь-Любви , Единого творенья.

Но шла мелодия одна наперекор всему,

Хранила тень, певец один, и воспевал он тьму.

Играл он музыку свою, она была неясной,

И для вселенной всей живой была она опасной.

Мелькор – Айнур, могучий, сильный, талантлив,

хоть нетерпелив.

Он был красив, один из лучших, но много зла принес он

в мир.

Не мог понять основу, смысл, творенья замысел и срок,

Свой голос, место в дружном пенье, не принял он,

пришёл порок.

И в чудной музыке из света возник ужасный диссонанс

Шла против хора тень Мелькора, и ритм прервался,

тон угас.

Мелодия его души была непостижима,

И он нарушил лада хор, а музыка ранима.

И хоть звучание его по-своему прекрасно,

Но против всех пошёл певец, был дух его опасным.

Прервалось многое потом, нить жизни исказилась.

Та, что когда-то в музыке Айнуров воплотилась.

Но хор Айнуров дружен был, и воплотилось пенье.

Творец – великий дирижёр, из музыки свеченья.

Из музыки видение прекрасное возникло,

Пока что хрупко, дивный сон и тайною сокрыто.

И чист и юн был лик её, полна добра и света,

Возникла Арда – мать-Земля, прекрасная планета.

И часть Айнуров светлых душ, мир этот полюбив,

Остались в нём хранить его, себя в него вложив.

На грани мира засиял волшебный Валинор,

Свет музыки, что прозвучал, хранится там с тех пор.

Валары – души мира они звались теперь,

Природные стихии – вода, огонь и твердь,

И воздух – буйный ветер, деревья и металл.

В природе первозданной их дом – весь мир наш стал.

И океана волны, гром – грозные раскаты,

Леса, озёра, горы, речные перекаты.

И голубое небо, поля полны цветов

(Их омывает дождик, идя из облаков);

И мостик семицветный из радуги-дуги

С земли идёт до неба: коль веришь – то иди.

И переливы света, журчанье родника,

И птиц перекликанье, и шелест тростника.

А ночью звёзды светят, сверкают в вышине,

Желания, сны-тайны – в серебряной луне.

А утром зареница и солнышка рассвет,

Круговорот природы, покой и вновь разбег.

А на цветах и травах живой водой роса,

В зеркальном отраженье небесная краса.

Жизнь музыкой воспета и ей посвящена.

Творению природы мелодия дана…

Леса, озёра, горы, прекрасные цветы,

Услышали звук флейты, хранителей красы.

И птицы щебетали, приветствуя приход,

И радовались травы, дул тёплый ветерок.

Природа радости полна – то шли её созданья:

Чисты, прекрасны и юны, чей путь был в созиданье.

Красивы девы, и сыны, прекрасные собою,

Защитники природы всей, с ней связаны душою.

В их душах свет и чистота, и радовались жизни,

Родились с музыки живой хранители Отчизны.

Так мир, что в музыке возник, услышал песни

эльфов,

С природы брались ноты струн, и правда в них

воспета.

Перворожденные они, бессмертны и юны,

Природой были рождены – и с ней они дружны.

В больших горах высоких, чьи пики ввысь стремятся

И утопают в облаках, что в синеве роятся…

Внутри в подземных копях, где жилы руд сверкают,

Где тайны самоцветов глубины недр рождают…

Мелодия текла, играли самоцветы:

Сапфиры, и рубины (в них тоже жизнь воспета),

Серебряные реки и жилы золотые,

Алмазы и опалы, в них звуки есть живые.

Звучали песни гор, и их услышал мир.

Из недр рождались звуки тех, кто тайны гор хранил.

Раздался молоточков весёлый перестук,

Подгорные старатели по наковальням бьют.

Так появились гномы, подгорные творцы,

Великие искусники, златые кузнецы.

Немного хоть упрямы, но очень добродушны,

И бороды большие, и камни им послушны.

Огонь живой подземный хранят и берегут

И из простого камня шедевры создают.

А гномы жар из Арды используют в труде,

Огонь земли во благо и помощь им в беде.

И недра познают, земля им помогает,

Они её хранители и корни гор скрепляют.

Великие старатели, подгорные творцы

Камней дел ювелиры, златые кузнецы…

Вибрация вселенной, какое-то движенье.

То новая мелодия и новое рожденье.

Живой и любопытный, слегка испуган чем-то,

В душе есть много граней, но он стремится к свету.

И хоть и неуверенно, но сделан был тот шаг.

Так было изначально, вы верьте – было так.

Создание небес, единого творенья,

Возникший в теме музыки Айнуров дружном пенье.

И боязно немного, ведь ново все кругом:

И шелест леса, шепот трав, и месяц за холмом,

И волн морских стенания, и громовой раскат.

Как непонятен мир вокруг, а нужно сделать шаг.

Но интересно, что там есть, и очень любопытно

Познать, постичь и все объять, и смелость в нем

возникла…

И вот, преодолев себя, он полностью проснулся,

Решился он на первый шаг и миру – улыбнулся …

И хоть и неуверенно, тот выбор сделан был,

Но он преодолел себя, свой страх он победил.

Так появился в Арде впервые человек,

Явивший в жизни мира, свой самый первый век.

Стремится мир весь познавать, творит и созидает,

Страдает, но идёт вперёд, порой в любви сгорает.

И боль на сердце, грусть, тоска, но он идёт вперёд,

И к правде и к огню-любви, мечтам его полёт.

Звучала в музыке эпох та заданная тема:

«Свой путь у эльфов и людей с момента сотворенья».

Великий дар был людям дан в мелодии эпох —

Познание в мечтаньях и силе сотворцов…

Но не только Айнуры Арду полюбили,

И не только музыка души породила.

И другие области есть за гранью мира,

За стеной Добра и Зла, в глубине эфира…

Слишком много тайн сокрыто в пелене эпох,

Тайна музыки рожденья, жизни первый вздох…

Много сущностей иных во вселенной были.

Звуки, блики, ноты, сны… Мысли в песнях плыли….

Как на самом деле звались? Это неизвестно.

Лишь название «Майары» сохранилось в песнях.

Души Арды и иные сущности вселенной

Жили, созидали в мире с первых дней творенья.

Мелькор – он видел по-другому, мечтал всё сделать

под себя.

Чтоб двигалось его всё волей, вставала для него заря.

Мелодия его души была непостижима,

Другому места просто нет, и тень она хранила.

Но души – Арды были крепки, мир расцветал

в тиши веков.

Природу воспевали эльфы, хранили гномы корни гор.

А люди познавали тайны, надеясь, веря и любя,

И ошибаясь, умирали, но всё ж всегда вперед идя…

Он музыку играл свою, и воспевал он тьму

И своеволием своим весь мир втянул в войну.

И сила в песнях тьмы была, и многие стихии

Пошли к нему и пели с ним, губя основы мира…

И выбор был – и выбор дан, и сделан в одночасье,

И разделился мир тогда, пришло войны несчастье.

Прекрасный, чистый, ясный лик из музыки виденья,

Но стало полем страшных битв то светлое творенье…

И его прозвали эльфы «Черный супостат»,

Моргот стал теперь Мелькор, главный миру враг.

Много страшной нечисти мраком породилось,

В чёрной музыке из мглы образы явились.

Тролли-великаны из земной породы

Выходили по ночам, и дрожали горы.

Огры – людоеды, Варги – волки злые,

Гидры и химеры, много тварей было…

Из пленных эльфов колдовством враг вывел

расу орков,

Злых и страшных гоблинов, порочных и жестоких…

Но все из порождений мрака боялись солнечных

лучей.

Жгло нечисть солнце золотое, исчадья Нави

жгло сильней.

Обращались в камень тролли, гоблины слабели,

Оборотни исчезали, растворялись тени.

Эльфы тьме не покорились, встали на борьбу,

Светлые их души неподвластны злу.

Но вражду посеял враг, начались раздоры,

Отдалялись друг от друга эльфы, люди, гномы.

Хоть со злом боролись ясные мечты,

Но другое пониманье света, доброты…

Также часть людей Мелькор к черноте склонил,

Поклонялись злу они, пели песни тьмы.

Много гномов с царств подгорных эльфов

невзлюбили.

Началась вражда у них, войны часто были.

И множество духов и сущностей разных тогда

обратилось к нему.

Их облики стали черны и ужасны, и мир весь

втянулся в войну…

Клубится дым, огонь из туч, и небо на глазах темнеет,

Ужасный свист в ушах стоит, сердца от страха

цепенеют.

Из песен чёрных род их создан, и сила бездны тьмы;

И страшен первый вылет их, и яростью полны.

И вихрь всё сметал со склонов, а смерть в огне текла.

Так мир узрел полёт драконов, и вскрикнула Земля.

Вставала алая заря, и был багровым свет,

Весь мир менялся на глазах, ужасен был рассвет…

Сила в разрушенье их, а не в созиданье,

Вздрогнула Земля вокруг, хрупко мирозданье.

И вылез пращур всех драконов, земля дрожит

под ним,

Не может он летать, ползёт, дракон из бездны тьмы.

Он взглядом мог убить своим иль усыпить на время,

Зачаровать и подчинить Мелькора злое семя.

Ломал он скалы, жёг леса, всю жизнь губя вокруг,

Король драконов – Чёрный Змей, Великий Глаурунг.

И текли, текли ряды огненных драконов,

Множество подвидов их в небе серо-чёрном:

Золотистых, тёмно-красных, бронзовых, зелёных,

И коричневато-жёлтых, синевато-тёмных.

Чешуя их крепче стали, крылья велики,

Ряд за рядом вылетали, всё текли, текли…

Чёрные драконы в небе, их полёт в огнях,

Самых злобных из всей расы, ненависть в глазах.

И поднялись стихии, вспучился океан,

И молнии сверкали, ярился ураган.

Валары – души мира – все встали как один.

И билась Жизнь со Смертью, Добро со Злом из Тьмы.

И вышли Лекари Лесов, древовики сильны,

Но было много троллей, бессчетны орки тьмы.

Орлы из древней расы большой величины

Летели на драконов, хоть силы не равны.

И Торондор-воитель, бесстрашный царь орлов,

Могучее их племя, и был тот бой суров…

Тряслись основы мира, стонала Арда вся,

Природа погибала, страдала мать-Земля.

Но тут впервые в мире из музыки веков

Мелодия звучала, и сила в ней творцов.

Повстречались вместе на исходе лет

Девушка из эльфов, витязь – человек.

Есть забытая сага об этой любви.

Угольками мерцает на звёздном пути…

Встретились в буре войны

Двое сердец на заре.

Обнял эльфийскую деву

Витязь – простой человек.

Нежный раскрылся бутон

Их ярко-красной любви,

Позволил им грань пройти

По нити белой мечты.

Вместе они навсегда —

Новая музыка шла.

И в белоснежных нотах

Нет ни крупицы зла.

Тайна живая есть,

Что музыка чистой любви

Может звучать во вселенных

И созидать миры.

Белые крылья мечты,

Красный бутон любви.

«Эру эль Арда Ра…»

«Свет в дольний мир приди…»

И человек был витязь, а девушка из эльфов,

Что встретились друг с другом среди огня и пепла.

И дева эльф, и смертный муж, пройдя все

страхи мира,

Воззвали к сущему тогда, за грань они приплыли…

«Арда Ра Тир Эль-Луэнь… Мэлон миэль Эа…»

И внимал весь мир словам кроткой Лучиэни.

«Жива – Правда – Лада. Свято! Свято! Свято!

Просыпайся, солнышко! Враг пришел заклятый…»

Лучиэнь и Берен обнявшись стояли,

Песня их живая устремлялась в дали.

И разверзлись небеса, гром пронзил весь мир,

Из вселенной помощь шла свет Огня-Любви.

Что случилось? То словами и не описать

И законы мирозданья можно изменять.

Из-за Сущего шла помощь и огонь кипел.

Мир на грани был разрыва, страшно гром гремел!

Человек и эльф обнявшись стояли,

И звучала музыка, устремляясь в дали…

В зиме веков был страшный бой,

Боролась Жизнь со Смертью.

Отсчёт последний – гнев богов, эпох, тысячелетий.

Горят леса, кипит вода, всё в пламени кругом.

Земля горит, она дрожит и ходит ходуном.

И всё в дыму, и всё в огне шло миру разрушенье.

В бою сошлись Добро и Зло, дрожало Жизни Семя.

Кипел огонь, и тёк металл, менялся лик Земли.

Был битвой гнева назван бой, в нём Свет и Тьма

слились.

И билась Жизнь со Смертью, и яростен тот бой,

Хоть победила Правда, но страшною ценой.

Но Моргот был низвергнут, за грань отброшен был,

Во тьму, за бездну мира, в тот мрак, что он любил…

Впервые с основанья вздохнул весь мир спокойно,

И ожила Земля, но ей всё ж было больно.

Но раны матери-Земли залечивало время,

А мир, что выжил в той войне, назвали Средиземье.

Окончилась эпоха, её сокрыло время,

И началась другая, что следом шла за первой.

Хранили эльфы память, в веках оберегали,

И Правду, славу предков, потомки почитали.

А мир преображался от ужасов войны,

Стирая понемногу все чёрные следы.

Был в стороне от Средиземья огромный материк.

Людские страны жили дружно, Великий Нуменор

возник.

И новой древности эпоха, златого времени разбег,

То эра мощи Нуменора, расцвет людей, великий век.

И взлёт науки и культуры, стремление всё познавать,

И постигать все мира тайны, мечтать, творить и

созидать.

Величие людского духа, был назван золотым тот век.

Звучало гордо в мирозданье простое слово – Человек…

Под стягом Древа Жизни семь звёзд ковша сияли.

Флаг эры Нуменора, он гордо реял в славе.

А мудрецы-учёные при помощи наук

Все тайны постигали, меняя мир вокруг.

И гений человечества взлетел, парил в выси,

И претворялись в жизнь все светлые мечты.

Но воды времени текут сквозь глубь тысячелетий,

В забвение уходит столь многое на свете…

Правая рука Моргота – Гортхаур Саурон.

Облик принимал любой, но морок был в нём.

Был талантлив, смел, умён мастер Саурон,

Добровольно сдался он, Светом был прощён.

А раскаянье ведь свято, говорит преданье,

Что от глубины души было покаянье.

Но гордыня в нём взыграла, чернота взошла,

Заструилась незаметно, в душу заползла.

Не смирился и не принял, и пришёл порок.

Он не понял зов любви, тёмных снов Морок.

Жажда власти, месть души, обретенье силы

В нём взыграли Майар Тёмный, одинок он в мире.

Он был один из непокорных, таинственна его стихия,

И был красив, и духом гордый, но он возжаждал

власти в мире.

Не принимал его звучанья, свою мелодию творил,

Его душа боль тьмы хранила, он очень духом был

раним.

И был на стороне Моргота, и выжил в битвах

страшных лет,

И хоть прощен тогда был Светом, раскаялся,

но мира нет.

В душе его тьмы много граней, тень духа затаила мрак.

Восстал он снова против Света, и стал всему он миру

враг.

Принял облик он прекрасный, обратился к эльфам,

Помощь предложил свою для защиты Света.

Не оправился ещё мир от разрушений,

Много красоты погибло в годы зла, лишений.

Творились в мире Кольца высоким волшебством.

В кругу струилась сила (он замкнут ободком).

Их раньше было много, всё пробы мастерства,

Магические кольца – творенья колдовства.

Лесные и речные, для дома-очага,

Для магов, следопытов, ученья, ремесла.

И лекарям умелым им раны заживлять,

Для воинов отважных – им силы прибавлять…

Но то всё были пробы высокого искусства,

Как посохи и жезлы, мечи, что сами бьются,

Волшебные плащи, для скорости ботинки,

И силы пояса, и шапки-невидимки….

Вещей чудесных много, их всех не сосчитать,

А мастера стремились творить и созидать.

А Саурон знал много, великий чародей,

Задумал Кольца Власти, чтоб сделать мир прочней.

Отдать их самым лучшим, достойным из достойных,

Отважным из отважных, душевным, мудрым, добрым.

Чтобы народы мира в союзе прочном жили,

Дружили и любили, мечтали и творили.

Он очень много знал, умением делился,

Могуч, красив и горд… Но черён был он в мыслях.

И вот тогда в забытой дали,

В прекрасной сказочной Остранне,

Творились Кольца волшебством,

Чтоб созидался мир добром.

Прекрасный край, леса – дубравы,

Эльфийская страна Остранна,

Сковали эльфы-мастера,

Три с самоцветами Кольца.

Рубин в одном был ярко-красный,

В другом сияющий алмаз,

И голубой сапфир прекрасный —

Цвет моря и небесных глаз.

А гномам для царей подгорных,

Искусным мастерам пещер,

Сковали Семь Колец волшебных

Властителям глубоких недр.

Без самоцветов были Кольца,

Но в каждом выбито из них

Семь рунных знаков царских гномов,

Семь тайных символов святых.

А Девять золотых Колец без всяких украшений

Ковали в горне для людей, дел – мастера волшебных.

Чтобы скреплять основы мира, стереть следы

былой войны,

Ковались в чарах Кольца Силы для упрочения земли.

И для познанья, для свершений творились Кольца

волшебством,

Великих чар-дел мастерами, чтоб созидался

мир добром.

Три самоцветных для природы, чтобы расцвёл

зелёный мир,

А Семь колец – подгорным гномам, им корни

гор крепить, хранить.

А Девять – людям Средиземья, им познавать

и защищать,

Стремиться и творить с мечтою, на подвиг смелый

вдохновлять…

Но в это время, в кряжах дальних, на склоне Роковой

Горы,

Одно Кольцо безмерной силы сковал Гортхаур

Властелин.

Вулкан кипел, швырял камнями, и лава из него текла,

И тучи пепла – чёрных стаи… Так зарождалась Мощь

Кольца.

Кольцо Одно без украшений, лучится золото в огне.

Огромный труд и чар свершений… Но мощь его

черпал Он в тьме.

Вложил в него, всю жажду власти, чтобы владеть

и всем, и вся,

Одно Кольцо – КОЛЬЦО ВСЕВЛАСТЬЯ.

И снова вздрогнула Земля…

Много чар вложил Гортхаур в главное Кольцо.

На огне сверкнула надпись, и сочилось зло.

Запечатана она в огненной горе,

И заклятье Саурон рек в багровой мгле:

Три – эльфам,

Семь – гномьим подгорным царям,

Девять – храбрым, могучим людским королям.

Одно Всевластное кольцо

Д ля Властелина мира.

Н ароды мира в цепь скуёт

О дин источник силы.

На мгновение сверкнула и от глаз ушла,

Скрылась тайна надписи в золоте Кольца.

Задрожало Средиземье – сила есть в словах,

Раздаются в мирозданье и звучат в веках.

Огромный труд, и знания, и часть своей души

Вложил в Кольцо златое во мраке Огнь-горы.

Возжаждал майар Саурон всевластья над всем миром,

Всех подчинить, повелевать лишь волею единой.

Усиливало мощь в сто крат владельца своего

Единое Всевластное и тёмное Кольцо;

И знало тайны мыслей и помыслы владельца,

И в душу проникало созданье чародейства.

А все другие Кольца – лишь звенья Одного,

Единой Чёрной Цепи, что мир весь обовьёт.

По замыслу Морока скреплялись навсегда

И подчинялись мощи Всевластного Кольца.

Так волю всех народов сломить задумал враг,

В своих их обратить рабов и всем повелевать.

Вулкан шлёт рокот из глубин – огонь Орудруина,

Дрожит земля, пришла беда – Кольца златая сила.

Чёрный край – страна Мордор, грозные вулканы,

И клубы из-под земли, смертный яд, туманы.

А Саурон воздвиг у гор великую твердыню,

Большую крепость Барад-Дур, оплот военной силы.

На главной башне красный глаз – Всевидящее Око,

За Средиземьем всем глядит создание Морока.

Творенье чар и колдовства за всеми наблюдает,

Народы в страхе стали жить – ведь Саурон всё знает.

Прознали эльфы-мастера – обмануты они

И сохранили три Кольца, от глаза отвели.

А Саурон-Гортхаур стал покорять народы

И стал вести войну, весь мир лишать свободы.

В огне войны Остранна, и Мория закрылась,

И многие народы Мордору покорились.

И вновь сгустились тучи над светлым миром Арды.

И снова в Средиземье боролась Кривда с Правдой.

Но в мощи с Нуменором никто не мог сравниться,

Оттуда прибыл флот, взят Саурон в темницу.

И плыли корабли и в воздухе летали,

И чар тех в Средиземье не ведали, не знали.

Гортхаур-Саурон, приняв прекрасный облик,

Предстал перед судом Совета Нуменора.

Кольцо его изъяли, и он покорен был,

Но знал дождётся мига, за всё всем отомстит.

Правители и маги, князей великих цвет,

Учёные и судьи собрались на совет.

Сначала слушали доклад учёных-мудрецов,

Исследовали люди Единое Кольцо.

В научном центре главном, столице Нуменора,

Кольцо то изучали и чар его основы.

Руководитель научного центра «Нуменора»:

«Лежит Кольцо златое, зашкалило приборы,

Такого вещества не знают в Нуменоре.

В сём золоте Кольца другая вся структура,

И в чарах волшебства иная магитура.

Энергии текут, есть связь с незримым миром,

Воздействует на психику, на волю давит сильно…»

Второй учёный:

«Усиливает все процессы организма,

И силы придаёт, и расширяет мысли.

Великий инструмент стихии направляет,

Воздействует на мозг и старость отдаляет.

Но как и почему? Ещё нам неизвестно.

Научных фактов мало, познать же интересно…»

Третий мудрец:

«Мы постигаем мир вокруг, у нас науки-знания,

Но всё ж не можем всех постичь законов мироздания.

Расскажет пусть волшебник сей про чары Средиземья

И артефакту этому какое применение…»

Ар-Паразон, верховный правитель Нуменора,

Взяв слово, начал суд, и рёк он Саурону:

«Гортхаур-Саурон, мы знаем твоё имя,

Записано у нас всё в летописи мира.

Ответь перед судом Совета Нуменора,

Что это за кольцо, в нём какова основа?

Зачем ведёшь войну и губишь ты народы?

Наш справедливый суд, но приговор суровый…

Правдивый же ответ решит судьбу твою,

Смягчится наказанье, коль скажешь ты суду!»

А Саурон покорно встал и речь перед судом держал:

«Великий Совет! И ты, о властитель!

Я зла не таю и чист в своих мыслях.

Я вверг Средиземье в войну-истребленье,

Но были благими мои побужденья.

В раздоре земля, согласья не видно,

И много народов в невежестве диком.

От эльфов и гномов ведь помощи нет,

Им всем далеко до людских зол и бед.

Из яда болот гнильё прорастает,

Земля вся трясётся, в вулканах страдает.

И множится нечисть, темнеют леса,

Поветрие мора несут небеса…

Я создал из самых благих побуждений

Сей чар инструмент – Кольцо управленья,

Чтоб люди из дикости вышли своей

Сплотить Средиземье, чтоб мир стал прочней.

Ведь даже вся помощь из Нуменора

Не может поднять и сплотить все народы…»

Ар-Паразон:

«Не можем пока мы, но в царстве своём

Есть счастье у нас, и мы мир познаём.

Хоть много проблем и у нас в этом мире

И много в науках еще не открыли,

Но в Средиземье ведём мы работу,

И просвещаем. В том наша забота.

А эльфы и гномы – союзники нам,

Темнишь Саурон, в словах есть обман…»

Саурон:

«Великий властитель, ты знаешь не всё…

Всё далеко не так в нашем мире,

А то, что ты знаешь, искажено,

К бессмертию ключ ведь вы не открыли.

Ещё ведь не знаешь, откуда вот так,

Что эльфы бессмертны и не стареют,

А гномы выносливей эльфов, людей

И чарами лучше земными владеют.

А также кем это заведено

И что изменить всё это возможно…

Могу рассказать вам и всё показать.

Я друг Нуменору, все это несложно».

Ученый:

«Процессы старения мы изучаем.

Война изменила структуру земли.

И биоритмы теперь не такие.

Во времени меньше, чем раньше, текли»

Князь Элендил:

«Не верьте Саурону, я ведь потомок эльфов,

Никто о том не знает, что эльфы не бессмертны.

И так же погибают в кровавых войнах злых,

И отстояли правду в боях с врагом из Тьмы…»

Ар-Паразон:

«Мы знаем твою речь, бессмертья не бывает.

И что такое вечность? Ведь всё же истекает.

Но также знаем то, что эльфы не стареют,

Живут они в веках и тайнами владеют…»

Дискуссии и споры так начались в суде,

А майар Саурон насмешливо глядел.

Посеял он разлад, а золото искрится,

Блестит Одно Кольцо, притягивает мысли.

Отложили суд на время, и оно текло.

А Кольцо Одно блестело, и сочилось зло.

Много из князей и больших учёных

Приходили, говорили с Сауроном тёмным.

Тайно обсуждал вопросы в комнате отдельной

Сам правитель главный с чародеем древним.

Ар-Паразон поддался мороку Саурона.

Не зная, что погибель принёс тем Нуменору.

Вынес приговор такой «справедливый суд»:

«Нуменору Саурон впредь не враг, а друг»,

И в совет правитель ввёл майара Саурона;

Ввёл новые порядки и новые законы.

И стал он советником главным, учил, подбирая людей,

А тёмное знание крепло, кольцо ж притаилось во мгле.

И тайные чёрные школы опутали весь Нуменор,

Как злой паутиной паучьей, и сеяли в мире раздор.

Там были предатели люди, кто тьму и морок воспевал,

Как опухоль гнойную язвой, порок и разврат расцветал.

От Моргота чёрное знанье сочилось по каплям из мглы,

И тьму воспевали те люди, и к мраку их мысли текли…

Власть во вред народу, власть во имя тьмы,

И надежды гасли, умерли мечты.

Подозренья, слежка, каждый за себя,

К творчеству стремленья гасли, как свеча.

Кто не согласен – в тюрьмы, им пытки там терпеть,

Кровавые шли жертвы, и воспевалась смерть.

Но не все поддались тьме, ей на службу шли.

Были чистые сердца, светлые мечты.

Князь Элендил, собрав свой флот и сплотив народ,

Отплыл прочь из Нуменора, к солнцу, на восток.

В Средиземье он приплыл, в гавани прибрежные,

Форпосты там Нуменора были порубежные.

Там основались княжества Арнора и Гондора

И сохраняли славу и знанья Нуменора…

Ар-Паразон с войсками остался в Нуменоре.

Вокруг всё было в смуте, раздоры шли в народе.

Саурон не торопился, думал о другом,

К войне великой, страшной готовил Нуменор.

Ар-Паразон собрал совет, и Саурон вёл речь,

И стали чёрные слова в людские души течь:

«Отступников накажем мы, но это всё потом.

Всё это мелочь, наша цель – волшебный Валинор.

Хранятся тайны мира там, и ключ к бессмертью

эльфов.

И власть над сущим, всем и вся, все связи на планете…

Великий, вечный Валинор от взоров всех закрыт.

Незримой тайной пеленой от мира он укрыт.

Завеса чар лежит на нём со времени начала,

Лишь эльфы могут в нём бывать, у них там есть причалы…

Хочу спросить я вас, совет так где же справедливость,

Что эльфы знают тайны все, за что им эта милость?…

Кольцо откроет нам врата, проход сквозь

чар преграды.

И покорим мы Валинор, там будет нам награда…

Покажем миру мощь свою, все чудеса науки.

Возьмут по праву сущее людей великих руки…»

Совет поддался, он решил: поход на Валинор!

Пусть вечен он, но мощь свою покажет Нуменор!

Хитрей Моргота и мудрей Гортхаур-Саурон.

И что Мелькору не далось, то взял мороком он.

Началась эпоха страха, Время смерти, царство мрака.

Все силы Нуменора, военная машина

Готовились к войне, великая гордыня.

Достижения науки, техники и знания

На войну шли, на машины, снаряженье армий.

Вместо гордости – гордыня, вместо долга – сила,

Жажда власти над вселенной, покоренье мира.

Человек подвластен тени, сумраку, обману,

Заморочить так легко, коль в душе есть рана.

Превозносит он себя, а к другим презрение,

Зависть, мол, тому даётся, я ж то не умею.

Те достойны быть рабами, ведь живут как звери,

Мы ж умнее во сто раз, многое умеем.

Вот соседям хорошо, а у нас не очень,

А могли бы поделиться с нами, между прочим.

Человек не замечает многих недостатков

У себя, а у других видит много всяких.

Также человек раним, и ему не сладко,

Мысли тяжкие приходят, и на сердце шатко.

И в сознании текут: «Вот зачем всё так?

Отчего на свете горе? Как унять разлад?

Отчего стареют люди, смерть приходит к ним,

Может быть, не так хорош дольний этот мир?

Коль избыточны сомненья, мнительность сильна.

Коль есть место подозреньям, заползает тьма.

В мире почему всё так? Нас же не спросили.

Боль, страдания, болезни, нет в нём изобилья.

Коли рана есть в душе, то на сердце вскоре

Заползают тени, сумрак, лихо, страх и горе.

Страхи, мнительность, вина в людях от незнания,

Не открылись, значит, люди мирозданию.

Заползает в сердце мрак, тени вьют гнездо,

Коль в душе агрессия, ненависть и зло…

Все закрыты двери мира, и мечты прошли,

Творчество исчезло, нет в сердцах любви…»

Затенён был Нуменор и готов к войне,

Переделать дольний мир под себя хотел.

И пришло предупрежденье, грозовой раскат.

В тучах молнии зарницы, грозных волн накат.

А Саурон, надев Кольцо, величественно встал.

Стал слушать речь его совет, пред ним затрепетал

И порывы ветра волосы трепали,

И зарницы за спиной страшно полыхали.

«Нам преграды ставят, испугать хотят,

Будто нашаливших маленьких котят.

Людям в руки не дают знаний и надежды.

Делают рабов из вас, так, как было прежде.

Трусов страхом подчиняют, отдают приказы.

Заповеди издают, рабские наказы.

Эльфы все предатели, в слугах у стихий,

У Валаров вечных, древних мощных сил…

Неужели люди, духом что свободны,

Подчиняться могут слугам Валинора?

К вящей славе Нуменора всю возьмите власть,

Чтоб стихии на колени к вам смогли упасть!

Быть войне и быть борьбе, пламени пожара,

Мощь покажет Нуменор, сломим мы Валаров.

И бессмертье обретёте, силу мироздания,

В руки вам ключи дадутся от дверей познания…»

Ярость, ненависть, вражда в людях воспылали.

«Смерть Валарам! Быть войне!» – люди закричали.

Снова речь вёл Саурон, призывал к войне,

А Кольцо Одно блестело на его руке:

«Чтобы Валаров вечных людям победить,

Жертвоприношение нужно совершить.

Несогласных будет ждать казнь на рассвете.

Наказанье за вину – то закон на свете.

Всех мятежников казним с членами семей,

С корнем вырвем дух смутьянства, их казним детей…

Так гласят Законы Мира: «Коль пошёл на власть,

На порядок данный свыше, то тебе пропасть…»

Магия крови сильна, кровь Нуменора священна.

Сердце – источник, родник, вечная тайна Вселенной.

Но ещё остались люди смелые в совете,

Выступили против Зла, стали они вместе.

Одурманены мороком, но не шли ко злу,

Хоть в тумане мысли, тянутся к Добру.

Но было слишком поздно, совет склонился к Злу,

Собрал майар людей, что воспевали тьму.

И земля покрылась кровью, смута запылала.

Тень накрыла Нуменор, тьма затрепетала.

Вставали люди на борьбу, был страшен гнев народа,

Заполыхала смута в Великом Нуменоре.

Молнии из стали, огненный металл,

Из оружий дальних смерть кругом текла.

Дым столбом, клубами, пламя до небес.

От имперской стражи нет спасенья здесь.

Взрывы страшной силы, рушатся дома,

И горят деревни, сёла, города.

Искорёживало души государство мрака,

Подминало под себя власть железной хваткой.

Объявил Ар-Паразон: «Надо выступать!

Покорим мы Валинор, будем воевать.

Справимся со смутой мы тогда легко,

Коль получим силу мира, будет мощь на всё».

И военная машина начала движение,

Тронулись в поход армады, в путь без промедления.

В тёмном океане шли армады Нуменора,

Словно призрачные тени чёрного похода.

Серый океан стонал, молнии сверкали,

Ветер, нёсся ураган, волны бушевали.

Как в далёкую эпоху с Морготом войны,

Затрещало мирозданье, в волнах шли валы.

Хрупок мир, и грань тонка, мир легко разрушить.

Всё сплетение небес, нити жизнь нарушить.

Содрогнулось мирозданье, пошатнулся небосвод.

Небеса разверзлись на людской весь род.

И открылись все вулканы, лава потекла.

Раскалились камни, к миру смерть пришла.

И горячий пепел, огненные молнии,

Пламя из глубин с хлопьями огромными.

И громадные валы, с гору высотой,

Города сметали в бездну, прочь с земли, долой.

Сгинули армады все, и сомкнулись волны,

А Кольцо Одно надолго поглотили воды.

Канул в воды Саурон, но дух его остался.

И долгими веками он снова собирался…

Разорвался мир вокруг, рушились вершины.

Воды города смывали, заливали нивы.

Из вулканов лава шла, в трещинах земля.

Пепел зажигал леса, обжигал поля…

И вспучился Океан, серый, беспощадный,

Небо со Землёй смешалось, как с времён начала.

И огромный материк весь ушёл под воду,

И сомкнулась бездна, бушевали волны…

Содрогнулась Арда, задрожала вся,

Под угрозой жизнь была, как и вся Земля.

Изменилось вся она после катаклизма,

Чёрные и страшные шрамы появились.

То в природе раны матери-Земли,

От страданий, зла и войн чёрные следы.

Так, охваченный гордыней, пал Великий Нуменор.

Помните об этом люди! Люди, помните о том!

За годом год прошли столетья, за веком век – тысячелетья.

Эпоха новая пришла, нас в Средиземье привела,

И новый времени исток, и сказ ведёт нас на Восток.

Сохранили честь и славу люди с Нуменора.

Расцветали княжества Арнора и Гондора.

Серебряная гавань – морской открытый град.

Там княжество эльфийское и реял славный стяг:

В бескрайнем синем небе полёт крылатой птицы.

Лебедь белоснежный вдаль, на закат стремится.

Правитель в этом граде был прозван Корабел,

Там флот заморских эльфов, их западный предел.

В таинственной долине – Дом светлого Элронда,

Раздол край ясных эльфов (в гостях у них как дома),

За Синими горами с восточной стороны

Кветлориэн волшебный загадочной страны.

Живут в нём эльфы Света, радушные к гостям,

И князя Селеборна всегда найдёте там.

На Севере, за Мглистым, лесные эльфы жили,

В краю Зеленолесье (дома их в чаще были).

О землях же востока почти что неизвестно,

Там разные народы слагали миру песни.

Живущие там люди творят свою судьбу,

Ошибки совершают, но всё ж идут к добру.

И говорят, часть эльфов в те земли уходило,

Подлунные, ночные – но… то давно всё было…

А к северо-востоку лежит Роханион,

Южнее долы Руна, где горный шёл разлом…

Но были и народы, и было их немало,

Что воспевали тьму, там рабство процветало.

Ангмар – у гор туманных, там царствовал колдун,

Чёрный маг могучий, воспевавший тьму…

К югу от Гондора пиратский был Умбар,

И чёрных нуменорцев там развевался флаг.

Дальше шли пустыни, Харадримов земли,

Но харадцев множество, не одно лишь племя.

В северном Хараде смуглолицый люд,

В южном с тёмной кожей племена живут.

Много чернокнижников с Нуменора там,

Поклонялись культу смерти, демонам-божкам.

А к северо-востоку от земель Гондора

Степи пролегали, вольные просторы.

Звали Мустангрим тот край, плоскогорья, долы,

И Великий Андуин нёс свои там воды.

В степях меж горных кряжей и у реки Великой

Народ обосновался, отважный и открытый.

Статные и храбрые, с волосами русыми.

Глаза небесно-синие, и не слыли трусами…

Возможно, предки их с равнин Роханиона,

Но Мустангрим теперь навеки стал их домом.

Река начиналась с севера, дальше текла на восток.

Множество мелких речушек слились в единый поток,

На тысячи вёрст протянулась, порой не видны берега,

От востока огромной лентой спускалась на юг река.

Через Гондор протекали воды этой реки,

И к морю они стремились, через всё Средиземье текли.

И на её берегах много народов жило,

У реки, что давала всем жизнь, много названий было.

Тысячи речек сливались в могучий водный поток,

И эльфы пропели имя: Андуин, великий исток.

На берегу Андуина стояла столица Гондора,

«Звёздная цитадель» – Осгилиат Белый город.

Тогда большинство строений из белого камня были…

В красивых, открытых градах свободные люди жили.

Арнор и Гондор процветали и знания миру несли.

И слава о светлых народах неслась до края земли.

И уважали культуру других племён и народов,

И с эльфами жили в дружбе и привечали гномов.

Конечно, не всё шло гладко, и войны по миру шли…

Но нечисть теснили люди, и к свету их мысли текли.

Высшие эльфы Света с волшебных земель Валинора

Жили ещё в Средиземье и созидали природу.

Их предводитель в то время был Гиль-Гэлад, воитель,

И он помогал людям, их друг и светлый учитель…

Часть своей души вложил он в золото Кольца.

Был хозяин Одного – чёрной цепи зла.

По крупицам дух собрался, и сочилось зло.

Сохранилось в Арде ведь властное Кольцо.

Воплотился в Средиземье, снова майар в мире.

И бессмертный Саурон, и непобедимый.

Но образ черён стал его, жуткий и ужасный,

И теперь он навсегда с ликом тем остался.

И стал он звать своё Кольцо, и чёрный зов его,

И дрожь прошла по всей земле, до самой бездны вод.

Девять дней шёл страшный шторм. Океан стонал.

В тучах молнии сверкали, ветра ураган…

И к хозяину Кольцо из-под вод тянулось.

Шло на чёрный зов оно, в глубине проснулось.

Обладало своей волей Властное Кольцо,

Чаянья, страданья, мысли – впитывало всё.

Понимало тень души, как её раскрыть,

Чтоб любую волю в мире колдовством пленить.

Всё усиливало чувства, придавало силы

И невидимость давало в зримом дольнем мире.

Увеличивало мощь своего владельца,

Продлевало жизнь ему тайной чародейства…

И выбралось Одно с глубин, из бездны океана.

И вернулось к Саурону. Как? Никто не знает.

Лишь известно, что в том месте, где нашлось Кольцо,

Беды страшные прошли, там являлось зло.

И убийства и несчастья в том краю прошли.

Слишком много тёмных чар в золоте текли…

И не думал ведь никто, что он воплотится

И Кольцо из бездны вод снова возродится…

Но беда является ведь всегда нежданно,

Тихо, словно тать, крадётся, как болезнь в рану…

Злато он своё добыв, силу вновь обрёл.

Пробуждал и собирал чёрное всё зло.

Но теперь расскажем мы о судьбе Колец

Трёх эльфийских, про семь гномьих, девяти людей…

Так по замыслу Морока мощь его Кольца

Подчиняла все другие – чёрной цепью зла.

Эльфы вышние прознали, сами чародеи,

Их же Кольцами тремя зло не овладело.

Силы от природы брали, с ней они дружили

И леса, луга и реки знали и любили.

Души светлые у эльфов, тянутся к добру.

Власть не жаждали над миром, неподвластны злу.

И для помощи природе Кольца создавали,

Для познанья, постиженья, сохраненья яви.

Бились с Морготом еще в древнем Средиземье,

И со злом сражались насмерть в тяжкое то время

Их поработить не смог майар Саурон,

И войну на истребленье с ними начал он.

Гномов тоже Саурон подчинить не смог.

Был выносливый и крепкий маленький народ.

Не сломило их Одно, не поработило…

Но вползла в их души тьма, златом развратила.

Друг на друга шли войной древние роды,

И закрылся Казад-Дум, в нём полно беды.

Жажда злата и наживы, стали гномы злы.

Подозрительность и зависть в души их втекли.

И сокровища копили, их в пещеры клали,

Воевали из-за них, каждый день считали.

Обирали руды, подчистую всё —

Жилы истощались, пробуждалось зло.

Мифрил волшебный так исчез – серебряный родник

Руда дороже злата, из Арды он возник.

Исконно чистым серебром был назван он тогда,

Земною кровью был Мифрил, священная руда.

Последние драконы со всех далёких гор,

В огне полёт их страшен, и яростен их взор.

Скалы в пламени, дыму, и горели горы.

И в пещеры прорывались страшные драконы.

Погибали гномы и в огне сгорали,

Их подгорные доспехи даже не спасали.

Огонь драконий непростой, в нём всё почти горит.

Магическое пламя, оно крошит гранит.

Так пробудились драконы, и вылетел выводок их,

И рушили царства у гномов, на золото

нюх у них был.

Но известно, род подгорный дал драконам бой.

Тайное оружье было – гномий громобой.

Уничтожили драконов, натиск их отбили,

Хоть и дорогой ценой, гномы победили.

Запустели царства гномов, многие в руинах,

Их история осталась в сказах и былинах…

Но всё ж драконы страшные (хоть этого не знали)

В войне жестокой с гномами их от беды избавили.

Драконы, смерть в огне неся, на злато прилетали

И в страшных схватках с гномами царей их поедали…

Итак, кольца четыре из царственных семи

В огне драконьем сгинули, расплавились они.

А истории страницы дальше так гласят:

«Гномьих три Кольца последних отобрал майар».

Всё же точно неизвестно, правда то аль нет,

Горы тайны сохраняют, не дают ответ.

Но гномы всё ж избавились от чёрной цепи зла,

Исчезла и пороков дурная пелена.

И вновь свободны гномы, хоть мало их родов,

Но мир был создан прочный: «Союз Великих Гор».

Эльфы хранили Правды закон, и гномы от рабства

ушли,

Не смог их народы подмять Саурон… Зато получилось

с людьми.

Светлые эльфы часть мира природы, гномы

из горных корней,

А в человеке много неясно, трудно постичь людей…

Лучшие из лучших древних королей

Получили Кольца – девять из людей.

И народы их окрепли, царства возвышались,

Но гордыня в них взыграла, в душах растекаясь…

Кольца им давали власть, чары управленья,

Но Всевластное – Одно. Власть – Одна, нетленна.

Обрели могущество люди – короли,

Но их души изменились и ко злу пришли.

И подавляя других, творя вокруг произвол,

Не заметили люди – в их души проникло зло.

И сами стали рабами, звеньями чёрной цепи,

Хозяин один над ними, их мысли во тьму притекли.

И кольценосцев назвали – Чёрные Духи, Назгулы.

А смерть тела их взяла, а души – одно затянуло.

И войны чёрные прошли по миру Средиземья.

И мир вокруг весь задрожал, и забурлило время.

Остранна вся была в огне, у гномов был разлад,

И возвышались царства тьмы: Кханд, Умбар, Ангмар.

Люди в страхе жили, подчиняясь силе,

Доносили друг на друга, в рабстве тяжком были.

Но даже в тёмных царствах не все мирились со злом.

И шли восстания в странах, с трудом их давил Саурон.

И создан был союз в раскидистой дубраве.

В священном месте был скреплён Великий Ряд,

миг славы.

Союз великий был скреплён священной древней клятвой.

И на войну пошли полки, что шла с врагом проклятым.

А Три Эльфийские Кольца в войне той помогали,

И радость в душах потерять в беде всем не давали.

Воскликнули люди: «Хоть сами поляжем,

Но нечисть в клочки разнесем!»

А эльфы сказали: «Пусть реют знамена,

На Мордор в поход мы пойдём!

Трубите рога, созывайте на битву,

Да здравствует Светлый Союз!

Хоть тёмная сила течёт от Морока,

Но цель наша свята, не трусь!»

И пламя войны по земле запылало

Забытые битвы веков.

И люди и эльфы совместно стремились

Избавить весь мир от оков…

Стонала земля, окрасилась кровью,

Огнём подымалась заря,

Бесстрашно и доблестно бились герои,

Коль гибли, то гибли не зря.

Последняя битва у стен Барад-Дура —

Забытых тех смутных времен.

И вышел Он сам, чтобы выкрасть победу,

Лик страшен, и навь была в нём.

Разящие стрелы и те отклонялись,

Не брали стальные мечи,

Огромную силу Кольцо придавало,

К всевластью давало ключи…

Сверкало Одно нестерпимо и ярко,

И надпись горела на нём.

Лучилось во тьме, и чары пылали

Златым и смертельным огнем.

И храбро сражались эльфы и люди,

За правду сражались они.

А дым был кругом, всё вокруг застилая,

И всюду горели огни.

И тысячи стрел разят без пощады,

И с рунами светят мечи.

И доблесть светилась в сердцах у героев —

Та страшная битва в ночи.

Но пал Гиль-Гэлад – всеэльфийский владыка.

Он был Сауроном сражён.

Великие гибли, и тьма ликовала.

Да, падший майар был силён…

И ужас и горе, рукой Саурона

Сражён был и пал Элендил.

Отважно он бился, со тьмою сражаясь,

За правду святую погиб…

Случайно иль нет, но удар Исильдура

По пальцу пришёлся врага.

А меч заискрился, и раскалился,

И вмиг обломился тогда.

Нарушены были чар всех все связи,

И вспыхнул тут сам Саурон.

От тела осталась лишь горсточка пепла,

Ветрами был дух унесён.

И скрылись его кольценосцы во мраке,

И месть затаили во тьме.

И вздрогнули горы, вниз камни летели,

Огонь клокотал в глубине.

С почётом, как героя, хранили меч с той битвы,

Хоть остриё сломалось, остался он великим.

И поднял Исильдур Кольцо, и дивный свет мерцал

(В нём мощь была разлита, великих чар накал).

Горела надпись ярко, к себе приворожила,

Был зачарован Исильдур, одно его пленило.

Мощь власти чувствовал в себе и чары управленья.

Знал: люди будут исполнять любое повеленье.

«Да как же так? – князь эльфам рёк. – Трофей

Великой Битвы!

Он будет память этих дней. И ведь всё зло разбито!

Враг Саурон повержен. Кольцо досталось мне.

Я нахожу в нём прелесть, в златом его огне.

Досталось мне по праву! Добыто мной в бою!

Я ради государства его себе возьму!

Со мною страны расцветут Арнора и Гондора.

Я воссоздам величие эпохи Нуменора!»

Разрушен Барад-Дур, все укрепленья срыты,

Назгулы же ушли, затихли, были скрыты.

С тех пор летели годы, и люди забывали,

О том святом Союзе, о доблести и славе.

И изменялся Исильдур, Кольцо его меняло,

Он мрачен стал, суров, угрюм, и тьма в нём нарастала.

Любил повелевать и не сносил упреков.

Друзья не узнавали, король их стал жестоким…

Князь ехал в княжество Арнор восточною дорогой,

Вдоль берегов большой реки, а рядом были горы.

Но в Средиземье зло не спит, копило тайно силы,

И орки собирались, их орд немало было.

И неожиданно совсем, не ждал никто засады,

Напали орки на отряд, и с ними варгов стаи.

Летели стрелы, кровь лилась, и лязгали мечи.

Но орков тьма, и на волках, и помощь не найти.

Почти никто не уцелел, пощады не просил,

И бились храбро воины, все из последних сил.

А Исильдур крушил волков, сверкал великий меч,

И головы сёк орков, летели они с плеч.

Меч выбит варгом бешеным (застрял в его он шее).

Но, подхватив секиру, король стал биться ею.

И ранен был, и изнемог, и бросился к воде,

Надел Кольцо, невидим стал, поплыл он по реке.

А волки чуяли его, завыли, зарычали,

Но не могли его достать, и орки не видали.

Но тут Кольцо «случайно» взяло и соскользнуло,

Ушло оно на глубину, тем выдав Исильдура.

Погиб князь Исильдур, убили его орки.

В спине торчали стрелы, как чёрные иголки.

Лишь несколько дружинников с той выжили ночи,

И сохранили меч они, и к эльфам принесли…

Кольцо же так и не нашлось, хоть многие искали.

Теченьем, видно, унесло в неведомые дали.

И тайну Одного глубины вод хранили…

Кольцо запряталось на дне, в глубоком чёрном иле…

И шли века, менялось время, ход вечности творя,

И многое забыто было, что забывать нельзя.

А мир всё изменялся, и многое ушло.

И не осталось тех, кто знал, всё время занесло.

История сменилась волшебною легендой,

Легенда превратилась в миф, тот – в сказ о Средиземье.

Прошло тысячелетье, не много и не мало,

А время всё текло, зло силу набирало.

И вновь случилось это, собрался снова Он.

Дух чёрный воплотился, бессмертный Саурон.

Он не спешил на этот раз, копил тихонько силы.

Зло собирал, Кольцо искал везде, где беды были.

И ждали возвращения в преддверии его,

Назгулы мощь копили и воспевали зло.

Хозяин их вернулся, и силы тьмы воспряли,

И вновь сгущались тучи над светлым миром Арды…

И вот в цветущем крае, что звался в старых песнях

«Прекрасным Миром Арды, густым Зеленолесьем»,

На юге древней пущи обосновался враг.

Построил замок Дул-Гулдур ужасный некроман.

Задумал северо-восток себе он подчинить

И светлым людям силы не дать объединить.

А в это время в Мордоре чёрные Назгулы,

Собирали силы зла к стенам Барад-Дура.

Барад-Дур отстроили, тёмную твердыню.

Ждали повелителя и копили силы.

Окреп у Мглистых гор Ангмар, и в нём Колдун царил.

Самый сильный из Назгулов тот, что тьму любил.

А в глубинах гор туманных собирались орки,

Свое царство основали, с ними были Волки.

И ведь никто не ведал, что возродился вновь

В мире Чёрный Властелин, майар Саурон.

Знали: лихо объявилось вдруг в Зеленолесье,

Зло росло, и край прозвали Тёмным Лихолесьем.

Некроман на юге пущи прочно основался.

Но вот кто? Откуда? Как он прозывался?

А Саурон же не спешил, притягивал всё зло….

И звал во тьме свое Кольцо: «Вернись ко мне! Одно!»

Окрепший Северный Ангмар, копивший тайно мощь,

Напал внезапно на Арнор, никто не смог помочь.

Ударили совместно и орки Мглистых гор,

И с Варгами у них был кровный договор.

В Ангмаре чёрной магией на битву притянули

Много разной нечисти, огров и горгулей,

И подчинили кобольдов, а с гор спускались тролли,

И создавали големов, как в чёрном Нуменоре.

Некромантия в ходу, истязали пленных,

Муками питали нежить, армию из тлена.

Вызывали духов тьмы, злобных и ужасных,

Из глубин багровой тьмы магией опасной…

Великий град Ануминас разрушен был дотла,

Горели веси, города, а помощь всё не шла.

И вот град севера – Форност – был осаждён врагами.

Колдунами, нечистью, чёрными войсками.

Арнорская столица пощады не просила,

На стены вышли все, их боль одна сплотила.

С Раздола эльфы светлые поспешно быстро шли.

И даже гномы вышли, чтобы людей спасти…

В Серебряную Гавань, в эльфийский древний порт,

Пристали корабли, гондорский мощный флот.

Ужасный штурм Форноста, и стал забытым он.

Ведь очень мало горьких саг о времени о том.

Все бились до последнего и славу заслужили,

И множество врагов под стены положили.

Когда враги прорвались, то в городе шла битва

За каждый дом и улочку, и всюду кровь разлита.

И вот столица пала, а помощь всё не шла,

Но устояла цитадель и тем людей спасла.

Не успели эльфы к граду, хоть и быстро шли,

Но внезапный бой врагу дали по пути….

Арьергард был уничтожен армии громадной,

Но с главной силой подошёл колдун – король Ангмара.

Нарастала ярость битвы, погибали эльфы,

Храбрые герои, мало их на свете.

Но тут поспели гномы в последнюю минуту,

У них был громобой, и были с ними люди.

Арнорские дружины с окраин подоспели.

Их семьи хоронились у гномов, в копях древних.

Ангмар был остановлен, разгромлены враги.

И люди, гномы, эльфы к победе вместе шли.

Враг был еще силён, и шли к нему резервы,

Ангмарский чародей лишь отошёл на время.

Множество орнорцев прятались в лесах

И действовали храбро во вражеских тылах…

И вот пришли войска из княжества Гондора,

Аданские дружины великого народа.

Волхвы и чародеи, Верховный с ними Маг,

Глава Совета Светлого – могучий Саруман…

И долго шла война, велась уже в Ангмаре.

В краю у чёрных колдунов, у кряжа гор Туманных.

В бою последнем той войны, у каменных столбов,

Сражались дунаданы с онгмарским колдуном.

Вся пала вражья армия, остался он один.

Но главный кольценосец великий воин был.

Никто его не одолел, сумел он убежать…

На чёрном колдовском коне к Мордору ускакать.

Так горькая прошла война, Арнор был разорён…

Форност стоял в руинах, не возродился он…

Несколько селений лишь остались от Арнора,

Лишь крупицы былой славы древнего народа.

На юге битва началась – пришёл Харад с войной,

И орды чёрные текли волною за волной.

Но Гондор сумел отбиться, дал врагам отпор,

Харадримцы отступили до Изгарных гор.

Но пока харадцы наступали с юга,

Так кочевники с востока налетели вьюгой

На народы севера чёрною стеной,

Языги и вастаки огромнейшей ордой.

Но у града Эсгарот дан отпор был злу,

Разгромили люди грозную орду.

Лесные эльфы жили на севере, у пущи,

Уничтожали нечисть в лесах своих дремучих.

Но расползалось зло, и эльфы отступали.

Откуда шло оно, они не понимали.

Гнили дерева, и зло в корнях копилось,

И пауки огромные внезапно появились.

И расползались топи и чёрные круги.

Лесные духи местные из тех краёв ушли.

А нечисть собиралась, в чащобах расплодилась,

И часть лесных созданий ко злобе обратилась.

Тогда все полагали, что зло всё от Назгулов.

И сгинуло Одно Кольцо, все в бездну затянуло…

Хоть Саруман на пущу внимательно глядел,

Но всё же в Лихолесье врага не углядел.

А Саурон затих и отводил все взоры,

Великим магом был: могучим, хитрым, чёрным.

В южном Лихолесье бушевала буря.

В ярости был Саурон (выстояли люди).

Весь Ангмар повержен, Север устоял,

План разрушен полностью, Он не ожидал.

Чёрный Властелин в злобе был бессильной,

Ох, как нужно здесь Кольцо, соберёт Он силы.

Он искал и звал Кольцо, чёрный зов его.

Ночью тени глас несли: «Ты моё Одно!

Покажись из темноты! Будь опять со мной!

Господин зовёт тебя! Здесь хозяин твой!»

Девять дней шёл ураган, девять страшных дней.

И Кольцо зашевелилось глубоко на дне.

Стояла в Средиземье огромная гора,

Названье – «Одинокая» (отдельная она).

Там было царство гномов, давно они в ней жили,

И предков почитали, и родину любили.

Пылали горы, тёк огонь, и плавился металл,

Летел Дракон Могучий Смог и пламя изрыгал.

Ворвался Смог в пещеры и гномов погубил,

Потом он к людям полетел – град Эсгарот спалил.

Вода в ручье вскипела, и всё туман покрыл.

Дракон же город рушил, всё жёг, и всех крушил.

Как сталь, крепка его броня, не пробивают стрелы.

А вот в огне драконьем почти что всё горело.

И не пробьёт и магия драконью чешую.

Веками он растит её, могучую броню.

Не многие успели спастись и убежать,

И всё пришлось им бросить, дома свои терять…

Селенья запустели, Смог часто вылетал,

Палил деревни, ел коров, поля вокруг сжигал…

Облюбовал он гору под новое жилище,

Обширные пещеры, там золота с излишком.

Ограбил также Смог людей, казну их разорил.

Драконы-златолюбцы, их род таков уж был…

Но вот, всё золото собрав в одной большой пещере,

Ужасный Смог на нём заснул, лишь годы вдаль летели…

Драконий сон волшебный, мерцающие дали,

Веками может длиться, глубокая в нём тайна.

Златой и дивный этот сон, и в нём дракон витает,

Какие тайны мира он где-то постигает?

В это время Саурон силы собирал,

Орков северных и варгов в армии сбивал.

И к вастакам слал гонцов, призывал их орды.

Пал могучий Эсгарот, и погибли гномы.

Но случайность подвела, был сражён дракон,

Этого не мог предвидеть даже Саурон.

Царь гномов, Торин Дубощит, прошёл к горе с отрядом,

Проснулся Смог от сна тогда весь в гневе беспощадном.

На Долгом озере стоял большой красивый град,

Давно построен был людьми (дракон в то время спал).

И вылетел с горы Дракон и в небо устремился,

Увидел он Озёрный Град и очень разъярился.

Но озеро не смог поджечь, и люди устояли.

Не испугались люди, из луков всё стреляли.

Уж всё в дыму и всё в огне, могучий был Дракон,

И множество поджёг домов, и вдруг сражён был он.

Одна-единственная брешь драконьей чешуи —

Чешуйка расшаталась и выпала с брони.

Он новую чешуйку не отрастил ещё

И не заметил щели, ему не до неё…

Последней из колчана, единственной стрелой

Сразил дракона воин Бэрд, для всех он стал герой.

И вот гора свободна, ужасный пал Дракон.

На дне большого озера теперь валялся он.

Все орки севера гурьбой оскалили клыки,

Пошли богатства забирать, их стаи велики.

И мчались на больших волках, страшных и ужасных,

В их пастях жуткие клыки, огромны и опасны.

И звались варгами они, свирепыми волками,

На них садились гоблины и были седоками.

Но гномы с эльфами союз на время заключили

И древнюю свою вражду в той битве позабыли.

И были рати от людей, повёл их Бэрд на бой,

Отважный, храбрый воин и не кривил душой.

И битва разгорелась у той большой горы,

И люди, гномы, эльфы сдружились с той поры.

Но всем казалось, дружба та внезапно оборвётся,

На поле боя лягут все, и так она прервётся.

И злые полчища врагов стекались у горы,

Но тут пришли на помощь гигантские Орлы.

И в сказах написали: пришел Медвежий Род,

А подвигам героев неведом был и счёт.

И дрогнула вся нечисть, и прочь она бежала.

И в топь загнали гоблинов, их больше не видали.

Практически весь север очищен был от орков,

Злодеев и убийц, ужасных и жестоких…

Битвой пяти воинств сражение назвали,

В ней эльфы, люди, гномы плечом к плечу стояли.

А Саурон всё звал Кольцо, но все тогда узнали,

На юге пущи некромант построил Чёрный Замок.

И вот туда пробрался один из светлых магов —

Отважный Гэндальф Серый, неугомонный странник.

В краях Гондорских южных маг звался Митрандир,

Вестник Средиземья, а он таким и был…

Пробрался в логово врага и главное узнал:

В Чёрном Замке Саурон, снова враг воспрял.

Еле-еле маг ушёл, чудом уцелел,

После этого похода Гэндальф поседел.

Разработан тайный план Белого совета:

Уничтожить Чёрный Замок, сжить врага со света.

И, собрав в кулак все силы, эльфов, дунаданов,

Неожиданным ударом был захвачен замок.

Был разгромлен Дул-Гулдур, предан разрушенью.

Но, сумел уйти майар, избежал он мщенья.

Он прорвался сквозь осаду. Как? Никто не знал.

Даже сам глава совета, Белый Саруман.

В Барад-Дур он ускользнул, и в Мордор убрался,

И теперь открыто там вновь обосновался.

И Кольцо своё Он звал, страшен зов его.

Разносили тени ночью: «Покажись Одно!»

Саурон жестокий Кольцо своё искал,

Звал, притягивал его, мыслью призывал.

И Кольцо, учуяв зов, властный и знакомый,

Потянулось из глубин страшной силой тёмной.

Жило маленькое племя у брегов реки,

Невысокого росточка, мир свой берегли.

Двое братьев как-то раз, взяв с причала лодку,

Занимались ловлей рыбы на реке глубокой.

Деагорл и Смеагорл звали этих братьев,

На свою беду, нашли золото Всевластья.

Клюнула большая рыба, сделала нырок

И ушла на глубину, мощный взяв рывок.

Деагорл свалился в реку, вылетев из лодки,

И ушёл под воду, не успев и охнуть.

Но пловец он был отменный, отпустил он леску,

Вдруг на дне блеснуло что-то, то Кольцо приметил.

Зачерпнул в свою ладошку вместе с тёмным илом

И наверх быстрей поплыл, где светло и мило.

Выбрался на берег – золото искрится,

Манит и дурманит блеск, тем Кольцом пленился.

Смеагорл подплыл на лодке, подбегает к брату,

Испугался за него, всё ли с ним в порядке?

Смотрит – дивное колечко, блеск его чарует.

Даже руки задрожали, золото волнует.

«Подари его ты мне! – просит воровато. —

Ведь прелестное колечко, снилось мне когда-то….

У меня же день рожденья, буду рад подарку.

Очень я его хочу, удружи ты брату!»

«В день рождения вчерашний, рад ты был подарку,

Это же кольцо моё!» – брат ответил брату.

«Ах ты гадкий! Как же так!» – Смеагорл взъярился,

И он в горло Деагорлу словно зверь вцепился.

Снова смерть из-за Кольца в дольний мир пришла,

Снова чёрная завеса тенью проросла.

Скрыл своё он злодеянье, заходили волны,

Тело брата Деагорла поглотили воды.

Имя невзлюбил своё (ненавистно слово),

И забыли Смеагорла, стал для всех Горлум он.

Начал делать пакости родичам своим

И носил с собой колечко, был всегда он с ним.

Воля слабая его для того Кольца,

Подчинила Смеагорла сила волшебства.

Злобно он урчал – Горлум, пакостничал всем,

Наловчился воровать вскоре он затем.

Он пытался унижать тех, кто был слабее,

Оттого и невзлюбили мелкого злодея.

«Почему же нас не любят? Почему Горлум?» —

Бормотал себе под нос, «прел-л-лесть почему?»

А сородичи терпели, хоть несносно с ним,

Изменился, стал угрюмым, хитрым, мрачным, злым.

Но раскрылось преступленье, подлое то зло,

Имя предано позору, выгнали его.

Шёл изгой в ночи один, страшное лицо,

Бормотал: «Горлум…. О прел-л-лесть… Почему? За что?»

Солнца стал бояться, стал его жечь свет,

Также невзлюбил луну и зари рассвет.

И ушёл под горы, в глубину пещер,

Скрылось золото Кольца, потерялся след.

И столетья промелькнули – Властное Кольцо

Продлевало жизнь изгоя, и сочилось зло.

В озеро подземное капает вода

Ручейками, родничками, очень холодна.

Сталактиты, сталагмиты в лабиринтах недр,

Темнота, не проникает ясный солнца свет.

Он питался сырой рыбой, видел в темноте,

Стал он страшным, ловким, хищным в глубине пещер.

Был на озере подземном остров небольшой,

Логово своё Горлум там себе нашёл…

Миг настал – Кольцо решило, что уже пора,

И покинуло «случайно» друга навсегда.

Соскользнуло, закатилось, затерялось в яме,

Притаилось и лежит с острыми камнями.

Предало колечко друга, в яму забралось,

Скоро вздрогнет мир, узнав, что оно нашлось.

Но « случайно » в этой яме подобрал Кольцо

Не лихой поджарый орк, а малыш смешной.

Кто же это? Кто есть он? Толстенький такой.

Человечек небольшой, маленький герой.

Человечек смелый – иль не человечек.

Тайну этого народца сохраняла вечность.

Называлось существо хоббитом из Шира,

Добродушный и смешной, улыбался мило.

Звался Бильбо, Бильбо Торбинс, толстоват немного,

Но проворный молодец и с душою доброй.

Что случилось, не входило в замыслы Кольца,

Мир пытался защититься от истоков зла.

Сохраняла Арда чары – света и тепла,

И ещё сияли в ней огоньки добра.

Так случилось в одночасье: судьбы всего мира

Завязались на пушистых хоббитах из Шира.

Стал народец небольшой ключевым звеном

В теме изначальной «О борьбе со злом».

А они, о том не зная, жили не тужили,

Веселились и смеялись, пели и дружили.

А рассказ весь наш пойдёт в сущности о них,

О народце хоббитах и о жизни их.

Семь поселений хоббитов начали исход,

Покидали край родимый, все пошли в поход.

Бросив старые истоки, опустело Семиградье,

Корни новые пустили на холмах, в зелёном крае.

Пережив годины бедствий и нашествие волков,

Грозный гнев дикой природы из нетронутых лесов

В битве гоблинов разбили, отстояли край родной

И теперь спокойно жили, дорожили тишиной.

Дорогой ценой досталась битва у холмов,

Но живут теперь свободно у густых лесов.

Их никто не знал бы в мире, если не война,

И поспать они любили в кресле у окна.

Привилась у них привычка: трубки закурив,

Дымом выпускать колечки – спорт такой у них.

Хоббиты спокойный, добрый, милый род,

Песни, игры и веселье их любил народ.

Биты, салки и пятнашки, догонялки и лапта,

Игры фишками (как шашки) летопись нам донесла.

Но любимая игра прививалась с детства,

Прятаться умели все, стар и млад, все вместе.

Прятки – очень древний спорт, от врагов всех средство,

Обучение велось сразу с малолетства.

Ну а домики свои хоббиты любили,

Строили их под землёй, под холмами жили…

Хоббиты – народец древний, неприметный, тихий,

Прятаться умеют с детства, слух у них завидный,

Острый глаз, не любят спешки, правда толстоваты,

Но проворные они, ловки малышата.

И смешны и добродушны, любят в норках жить

(Обустроены ведь норы, как их не любить).

В предначальную эпоху род их появился.

Но когда? Никто не знает, как он в мир явился.

Только эльфы сохранили древние преданья,

О себе, о гномах, людях, их воспоминанья.

Но о хоббитах ни слова, временем сокрылись,

Прятаться они умели, словно растворились.

Незаметны хоббиты, их не замечали.

Жили дружно, не тужили, не было печали.

Это маленький народец, меньше даже гномов,

И покушать они любят часто, вкусно, много.

Лица полные, открыты, ясные, румяные,

Любят шутки и веселье, песни очень славные.

Розовые пальчики – ловкие, проворные,

Многие ремёсла знают и не ходят в обуви.

Незаметны хоббиты, быстры и легки,

И совсем им не нужны боты – башмаки.

То отличие их всех, от других народов,

Что не нужно для ходьбы мастерить им обувь.

Ножки шёрсткой зарастают, твёрдые подошвы

(Не морозит их зима, словно мех у кошки).

По траве, и по камням, и по всем дорожкам

Ходят, босиком шагают, и не больно ножкам.

Есть обычай интересный – шесть раз в день покушать,

Но особенно они сказки любят слушать.

Хоть не любят приключенья, на подъём не скоры,

Но волшебные сказанья слушать все готовы.

Любят всё о мире слушать, о далёких землях,

Глазки их горят при этом, любопытно племя.

И танцуют до упаду, пляски, песни, смех,

Шутят, водят хороводы, праздник – так у всех.

Память предков сохраняли, чтили, берегли,

Дорожили, поминали и огни им жгли.

До исхода с Семиградья жили все родами,

И остались в памяти древние названья:

Беляки (иль Русаки), Струсы, Лапитупы,

Основные их роды, главные их группы.

Лапитупы – домоседы и не любят перемен,

Хоть ступни у них большие, но ведь двигаться – зачем?

Струсы – хоббиты шустры, ловкие, проворные,

Быстро прячутся и строят норы потаенные.

Беляки же любопытны, песни их известны.

С эльфами дружили раньше, всё им интересно.

Но у хоббитов, у всех, мех растёт на ножках,

Очень мягкий и густой, тёпленькая шёрстка.

Цвет волос на головах (он один у всех) —

Тёмно-русые кудряшки (как грибов посев).

Где же жили? Почему начали поход?

Кто расскажет, как, зачем их ушёл народ?

Не любили вспоминать, знать, пришла беда,

Да и всем им полюбилась новая страна.

Говорили: «Тень пришла на леса и долы,

Стали Лихолесьем звать вольные просторы».

Жили раньше на востоке, помнят то они,

О прародине своей память сберегли:

Чтоб традиции сберечь, отстоять свободу,

Тронулись они на запад, в тёмные те годы.

И известно, что в столице княжества Арнор

С представителем народца князь вёл разговор.

В граде Форност (он же Северн) Аргелеб Второй

Заключил союз о дружбе, прочный договор.

На окраинах Арнора есть лесная сторона,

Хоббитам понравилась новая страна.

Требовалось с них не много, лишь мосты чинить,

И гонцов сопровождать, лад о дружбе чтить.

Отгорожены от мира, жили своей жизнью,

И забыли вновь про них и про их Отчизну.

Стала зваться Шир страна, или Хоббитания,

Сохранила летопись древние названия…

Снова времена лихие, в край пришла беда,

С Чёрным княжеством Ангмар началась война.

Царство чёрных колдунов северный Ангмар,

Некромантов, колдунов мрачная страна.

А в союзе орды орков с тёмных Мглистых гор,

Как бельмо им на глазу светлый был Арнор.

Царство северный Ангмар возле Мглистых гор,

Боль народа, злато в войнах расцветал так он.

В царстве чёрных колдунов казни – развлеченье,

Травля и бои людей, норма – рабства бремя.

Должность палача в почёте, пытки, наказанья,

Беспощадно бьют, калечат, требуя старанья.

Тысячи рабов в цепях трудятся до пота

В рудниках, каменоломнях, грязная работа.

Колдунам нужна прислуга, чтобы развлекаться

Или просто для того, чтобы издеваться,

Для познанья тёмных сил изучать страданья,

Чёрной магии наука в той стране призванье.

Некромантия в ход шла, пленных истязали,

Для войны войска, машины спешно снаряжали.

А в отрогах Мглистых гор нечисть расплодилась,

Орки, огры, волколаки, тролли появились.

И Арнор был разорён, кровь по всей земле,

Много эльфов полегло, гномов и людей.

Гибли города и веси, женщины и дети,

Не щадили никого, в том Ангмар в ответе.

Тысячи людей в цепях в муках погибали,

Орки, тролли Мглистых гор пленных пожирали.

Гоблины дошли до Шира, битва там была,

Невысоклики отбились, разгромив врага.

Бандобрас Крол, витязь Шира, главаря сразил,

С пони он ему дубиной голову отбил.

Прозвище у Бандобраса – «Быкобор Храбрец»,

Ростом с гнома был высок добрый молодец.

Хоббиты в Арнор послали лучников отряд,

Доблестно они сражались соблюдая ряд.

Запустел Эриадор, мало поселений,

Не осталось городов, кончилось их время.

Дунаданы – витязи княжества Арнора, —

С эльфами соединившись, берегли природу.

Княжество Арнор погибло в страшной той войне,

А о хоббитах забыли и об их стране.

И прошло тысячелетье, а народ их жил,

Родину, свой край зеленый, очень полюбил.

В Шире много городков, мелких деревушек,

И особенность их всех – холмики-избушки.

По традиции жилища строили в холмах,

Все окошки круглые в хоббитских домах

Дверки тоже в форме круга, так уж повелось,

Всем в уютных домиках хорошо жилось.

Кто был позажиточней, строили «хоромины»,

Их дома звались «смиалы», прочные, удобные.

Много кладовых, гостиных, лазов, тайников,

Дом как крепость, защитит, спрячет от врагов.

Землеройск – столица Шира – город небольшой,

В нём жил староста Совета, толстый и большой.

Очень знаменитый город Землеройск,

По преданию, в нём жил Быкобор Герой.

Уникальный там музей с названием: Мусом,

Диковинками полон, всем открыт был он…

Разные отделы в нём: редкостей чудесных,

Истории, фольклора, музыки и песни.

Над землёй два этажа, под землёй четыре,

Удивительный был домик у народца Шира.

В доме и изба читальня, также склад вещей,

Клубный зал, где собирались с разных областей.

На общественных началах содержался дом,

Но вам надо рассказать, почему Мусом,

Многое в быту не нужно, вещи и старьё,

Но и выбросить ведь жалко, все-таки своё.

И сносили всё в Мусом, чтобы там хранилось.

До тех пор, когда кому-то снова не сгодилось.

Звались вещи те «мусомом», как и сам тот дом,

Совпадение в названьях видно просто в том.

У народца был обычай раздавать подарки,

Древние традиции соблюдались свято.

Правда, многие дарили просто безделушки,

Но ведь главное – вниманье, а не побрякушки.

Передаривать подарки, коль самим не надо,

Хоть местами, но в ходу, и таких немало.

Много разного «мусома», к слову, просто чудо,

Как подарки обошли целую округу.

Несмотря на разности, но народец милый

И сплочённый в дружбе жил, и гостеприимный.

Хоббиты не жадные, покладистые очень,

Уважали труд других в Шире, между прочим.

Дружно помогали тем, кто попал в беду,

Тот обычай самый древний и святой в ходу…

В норке-домике своём хоббит жил смешной,

Добродушный весельчак, полненький такой.

Жил себе, и не тужил, и не знал печали,

Был примерным домоседом, не стремился в дали.

Но однажды в том краю появился странник,

Гэндальф звался – Серый маг, прибыл в летний

праздник.

С длинной бородой по пояс, серый плащ бывалый,

Старый деревянный посох, (в нём чудес немало).

В шляпе с конусом широкой, на лице морщины,

Видно много пережил, в нашем дольном мире.

В Шире его знали – странствующий маг,

Много знал рассказов, былей, притч и саг.

И рассказывал о эльфах, витязях, драконах,

О принцессах, колдунах и подгорных гномах.

Множество историй знал, слушали его,

Уважали и любили, в мир маг нёс добро.

Слушали его часами о героях смелых,

И сердца воспламенялись, в хоббитах горели.

Их манили приключенья, странствия и дали,

Мир огромный и прекрасный раскрывал им тайны.

И маг однажды к Бильбо явился не случайно

И не один, с ним Торин (то гномий царь-изгнанник).

Бесстрашный Торин Дубощит, двенадцать гномов с ним,

Всего тринадцать, значит, их, в числе нет счастья им.

А также был им нужен толковый и умелый

Кладоискатель-взломщик, чтоб был товарищ верный.

И вот по просьбе мага, себе сам удивляясь,

Попал малыш в отряд, на подвиг направляясь.

И на восток пошли они, на страшного дракона,

Тот, что, внезапно налетев, разрушил царство гномов.

А также все пожёг вокруг людские поселения,

И злата, драгоценностей награбил он немерено.

Наворовав сокровища, сложив всё в главной зале,

Он там заснул драконьим сном, на злате, в мрачной славе.

И на восток, к большой горе, шли с вереницей пони:

Бильбо – «Счастливое число» и все тринадцать гномов.

Им много пережить пришлось, и страшный пал дракон.

И гномов из беды не раз спасал малыш смешной.

Он был находчив, смел и храбр, тот хоббит небольшой,

И он волшебное Кольцо в глубинах гор нашёл.

Владелец этого кольца невидимым мог стать,

Простому глазу, коль надел, его не увидать.

Но всё ж владение Кольцом проблем всех не решает,

Лишь смелость, честность и любовь на подвиг

вдохновляют.

И битва страшная была у той горы высокой,

И пал в ней Торин Дубощит, в бою под Одинокой…

Но в стороне оставим те сказы на потом,

О хоббите и о Кольце речь дальше поведём.

Во Мглистых горах, по пути в Глухоманье,

В засаду попал их отряд.

Хоть гномы и маг оторвались от орков,

Но хоббит случайно отстал.

Отстал, заблудился, петлял в лабиринтах,

Забрался в глубь каменных недр,

Кругом сталактиты, и сталагмиты,

И множество тёмных пещер.

Вдруг в яме блеснуло, увидел он что-то, нащупал своею

рукой.

Златое колечко он поднял, дивился подарку, что послан

судьбой.

Всплески, волны с озера и слова несутся:

«Может, с-съесть его нам прелесть, он, наверно, вкусный».

Горлум плыл на плоскодонке из корней подземных,

Что растут в глубинах средь грибов и мхов.

Загребая лапами остров свой покинул,

Хоббита увидел, съесть хотел его.

Он белёсыми глазами видел в темноте,

Стал он страшным, диким, хищным в глубине пещер.

«Кто пришёл к нам, моя прел-л-ессть? Что за существо?

Пусть ответит, прежде чем мы съедим его…»

«Х-хоббит с Шира, Бильбо Торбинс, так зовут меня,

Хоббитания-страна – родина моя.

Ну а вы тогда откуда? Чем живёте здесь?» —

«Мы давно Горлум живём, я и прел-л-есть здесь».

Бильбо обнажил клинок, «Шершень» свой эльфийский

(Коли рядом были орки, в темноте светился).

Горлум присел на берегу, сложив с когтями лапы:

«Хо-б-битсс, сыграй со мной в игру: загадки и разгадки.

Если отгадаешь, прел-л-есть, выход покажу,

Коли нет, то съем тебя, мяс-с-ца погры-з-зу».

Священная игра в загадки и разгадки,

Но ставки тяжелы, условия несладки.

И многие загадки друг другу говорили,

Кругом темно и страшно, на скалах блики плыли.

И озеро мерцало, стояла тишина,

Порой плескалась рыба в пещере Горлума.

И капала вода, по камешкам стекая,

Кап-кап – стучали капли, секунды отмеряя.

Хоббит руку невзначай в карман свой запустил.

«А что в кармашке у меня?» – он вслух себя спросил.

А Горлум подумал, что загадка это,

Три попытки попросил на разгадку эту.

Все потом игр знатоки утверждали так:

«Мол, условия не честны и загадка та».

Но коль взялся отвечать, то ответ держи.

А Горлум, что есть в кармашке, не сумел решить.

Он поплыл на островок за своим Кольцом,

Ведь предательство ему было нипочем.

Страшный крик потряс пещеры: «Пре-л-лессть потерялась!

Мой подарок к дню рожденья! Прел-л-ессть! Моя радость!»

Мыслью страшной шла отгадка, он обратно плыл

И со злобой сам с собою громко говорил:

«Что в карманцах у него? Мерзкий хо-бб-итсс хитрый.

Мою прел-л-ессть он украл! Вор ворюга прыткий!»

Ловкий, хищный стал Горлум в глубине пещер,

Но спасла случайность Бильбо, он Кольцо надел.

Снова крик потряс пещеры, эхо в глубине:

«Пре-л-лессть! Пре-л-лесть ты моя! Ты вернись ко мне!»

К выходу бежал Горлум, поджидать там скрытно,

Хоббит же пошёл за ним, избегая лиха.

Бормотал Горлум в дороге о своём Кольце,

О ворюге Торбинсе, гадком наглеце.

Сел у выхода пещеры караулить Бильбо,

Хоббит пожалел его, в ножны меч задвинул.

Спрятав острый свой клинок, смог он прошмыгнуть

И, на волю вырвавшись свой продолжить путь.

Гномов с магом обнаружил (в помощь ему шли),

Ещё много приключений их ждало вдали.

Всё кончается когда-то, и опасный путь,

Наконец и дом родной, можно отдохнуть.

Но в ночи теперь порой снился дикий крик:

«Гадкий Торбинс, вор-ворюга, ненавидим их!»

И, вернувшись из похода, он по вечерам,

Сидя в кресле вместе с трубкой, путь свой вспоминал.

Вспоминал былое хоббит, трубку раскурив,

За окошко выпуская кольца, зыбкий дым.

Так вот вечерами написал он книгу,

Сказку о походе, сидя у камина.

О хоббите книга: «Туда и обратно»,

Есть тайные руны, рисунки и карты,

Заставки, и буквы, и почерк красивый,

На алой обложке подписано: Бильбо.

В Хоббитании хранятся летописи те,

Сказка Бильбо о походе с гномами к горе.

В Землеройск коль забредёте, будете в гостях,

Вам покажут эту книгу, чаем угостят.

Весть об угощении разнеслась по Ширу,

Сто одиннадцать годков исполнялось Бильбо.

Бильбо Торбинс был хозяин добродушный, щедрый,

С роднёй со всею был в ладах (ну, кроме Лякошелей).

Сородичам, соседям, кто победнее был,

Оказывал поддержку всегда по мере сил.

Жил Бильбо одиночкой, писал, слагал стихи,

Всё не старел, таким же был, а годы всё текли.

К нему порой маг приезжал и очень много гномов,

И даже эльфы, говорят, захаживали в Торбу,

Но Бильбо уважали все, чудачества терпели,

Опять же кроме этих сварливых Лякошелей.

А время шло, текло, и вот пришла пора,

Преемник появился у Бильбо, старика.

Внучатый племянник – юный хоббит Фродо,

Внуком стал для Бильбо, поселился в Торбе.

Фродо сиротой остался с малолетства,

Мама и его отец утонули вместе.

Бильбо – Фродо взял к себе, обучал, растил,

И всему, чего сам знал, он его учил.

Мери, Пин и Фродо с Сэмом – юный «эльф-отряд»,

Кто-то в шутку в Шире обозвал их так.

«Каков твой друг – таков ты сам» – так в Шире

говорили,

Отважные и честные друзья у Фродо были.

Хоббиту сто десять лет, и скоро день рождения,

Приглашал на праздник всех, сделал угощение.

И соседей, и знакомых, близких и родных,

И, конечно же, друзей Бильбо не забыл.

Бильбо знали, он чудак, добрый и богатый,

Обещал своим гостям сам дарить подарки.

И не просто там «мусом», а подарки новые,

Правда, многие, намёком, с юмором, но добрым.

Наконец приехал Гэндальф издали, устал,

Его лично Бильбо встретил, очень долго ждал.

«Гэндальф едет, гром гремит!» – кричали хоббитята,

Везёт хлопушки и огни, смекнули малышата.

За ним бежала детвора, ведь с магом чудеса,

Он разноцветные огни пускает в небеса.

У Торбы гномы с Бильбо повозку разгрузили,

А малышей-озорников к петардам не пустили.

Его знали в том краю – странствующий маг.

Гэндальф Серый, старый странник, хоббитам был рад…

Бильбо вместе с Фродо свитки изучал,

Гэндальф трубочку курил, дым в окно пускал.

Неожиданно явилась, и без приглашения,

Родственница Бильбо – Лякошель-Любелия.

Дверь была открытой, и она с порога

Сразу для начала набросилась на Фродо:

«Приёмыш Брендизайковский, ты с Бильбо подвязался,

Я знаю, охмурить его недавно ты пытался…»

Фродо изумился, слов не находил,

Добрым и отзывчивым юный хоббит был.

Пререкаться он не стал со сварливой бабой,

Вышел в сад, сказав: «Проветриться мне надо».

Бильбо Торбинс проворчал: «Занесла нелёгкая,

Я тебя не приглашал старая плутовка.

Ты чего ругаешься и на Фродо злишься,

Словно на насесте взъерошенная птица?»

Любелия:

«Говорят, оставил ты завещанье Фродо,

и ему передаёшь по наследству Торбу?»

Бильбо:

«Может быть. Тебе-то что? Что тебе с того?

Даже если бы и да, дело не твоё!»

Любелия:

«Он из Брендизайков, из другой семьи,

Кровь Торбинсов фамильную надо нам блюсти.

Всех устоев Шира мы главные хранители,

Мы не суетимся, как речные жители.

И не скачем по границам, словно Брендизайки,

Мы степенный, древний род, не из этой шайки…

Отдавай обратно Фродо в Заячьи Холмы,

В их доме Брендизайками забиты все углы,

Но твой пройдоха юркий как раз не пропадёт,

С роднёю тамошней своей быстрей язык найдёт…»

Словно на диковинку иль редкостного зверя,

Серый Маг, прищурившись, разглядывал Любелию.

И сказал: «Свой тяжкий путь сам всяк выбирает,

По путям-дорогам жизненным шагает.

Накапливать нельзя обиду-лебеду,

Себе же ты накликаешь ужасную беду.

Расплата для тебя же может стать жестокой,

Зависть, сплетни, козни, это всё пороки…»

Любелия:

«Гэндальф, вам должно быть стыдно, вы Маг-искуситель.

Вы раскол несёте в Шир, вы войны любитель.

Из-за вас у нас все беды, все переполохи,

И теряют головы молодые крохи.

Я поеду в Землеройск, к Голове Совета,

Чтобы он потребовал строгого ответа.

Расскажу о ваших кознях я пойду сейчас,

В Шир не пустят больше вас даже и на час…»

Повернулась, хлопнув дверью, в гневе вся ушла,

Бильбо вздрогнув, прошептал: «Старая карга…»

Гэндальф хитро посмотрев, молвил: «Знаешь всё же,

Любелия на тридцать лет, мой друг, тебя моложе.

А ты выглядишь таким же, как тогда в походе,

Упитанным, степенным, румяным и здоровым».

«Ну и что, – промолвил Бильбо, – верен я природе,

Оттого и крепкое у меня здоровье…

А она завидует и всегда простужена,

И отчий милый домик мой просто уж ей нужен…

Да всё хочу спросить тебя: почему же ты

К обращению на «вы» так и не привык?»

Гэндальф:

«Во всех словах, ты знаешь сам, огромное значение,

Не просто так их говорят, у них есть назначение.

“Вы” – это обращение, тогда ты выражаешь,

Когда ты, кто перед тобой, ещё совсем не знаешь.

Тёмен собеседник, неясен он тебе,

Не подпускаешь ты его поэтому к себе.

Но и грубить нельзя никак и быть в пренебрежении,

“Вы” – вежливою формой стало при общении.

Но тут одно есть только но… Я вот веду к тому,

Что лицемерье выканье я к сердцу не приму.

Вы-ть название из ночи, вызывая мглу,

Варги собираясь вместе воют на луну.

И в «у- вы » – печаль и скорбь в этом восклицании,

Но об этом я тебе рассказывал же ранее…

“Ты” – взаимность, в этих буквах – друг, товарищ, брат,

“Вы родной”, – ведь так не скажешь, будет всё не так.

“Вы страна моя родная, вы моя любовь”, —

От такого обращенья стынет в жилах кровь…

А впрочем, милый друг мой, главное в общении

То, что держишь на душе, а не обращение…»

Гэндальф и Бильбо сидели вдвоём, длинные трубки курили,

Два добрых и старых друга о чём-то своём говорили…

Дым в окошко уносился, струйками стекая,

И друзья былое вместе вспоминали…

Бильбо готовился долго к этому дню рождения,

Праздник устроил для всех, а не просто одно угощение.

Шёл в лавки поток заказов: на яства и пития,

Роскошества, вещи разные, без которых никак нельзя.

У деревушки Исторбинки, на обширном зелёном лугу,

Решили сей праздник устроить (который у всех на слуху).

Приглашения Бильбо слал во все концы Хоббитании,

Почтальоны валились с ног, утроились их старания.

На лугу разгружали фургоны, на деревьях висели гирлянды,

Стояли большие столы с едой, и выпивки было немало…

Хоббитятам малым и юным дарились подарки ценные,

Музыкальные инструменты и даже игрушки волшебные.

Бильбо заказывал их задолго до Угощения

В Черноречье, в Подгорном Царстве, аж за год до дня

рождения.

Детишки так поразились, что чуть про еду не забыли,

А вкусностями и сладостями все столы наполнены были.

А хоббитят было много, родители им позволяли

Допоздна оставаться в гостях обычно всегда разрешали.

Пусть веселятся там дети (так хлопотно с ними —

с детьми),

В гостях поедят, порезвятся (а то их потом прокорми).

А вечером началась «огненная потеха»,

Чудесных ракет маг навёз и много хлопушек (для смеха).

Гэндальф в том мастер великий, в фейерверках знаток

он был,

И хоббитов малых пушистых маг Серый очень любил.

В свете сверкающих брызг летали Жар-птицы в небе,

В сиянье огнистых струй дивно в полёте пели.

Ярко-зелёные брызги, как листья весенних деревьев,

В голубоватом сиянье живых ручейков теченье.

В факельных искромётах фонтаны огня и света,

Средь разноцветных вспышек ввысь взлетали ракеты.

В гоблинском громобое, в цвете шипящих искр,

Картины в небе явились грозных далёких битв.

Багровые тучи низверглись ливнем тёмного пламени,

Казалось, волны струились во вражеском яростном

знамени.

Но навстречу такому ливню – эльфийские молнии света,

Серебряных стрел поток, средь них большая ракета.

Стрелы, столкнувшись с ливнем, в созвездия обратились,

А ракета птицею белой, лебедью светлою взвилась.

Лебедь летела на запад средь россыпи звёзд золотых,

В Шире не видели раньше дивной такой красоты.

Но самый коронный номер в честь Бильбо на угощении

Маг приберёг под конец как подарок ко дню рождения.

Задумал весь Шир удивить и своего добился,

Исполинский огненный столб в дыму к небесам

устремился.

Склубился в дальнюю гору, вершина её разгорелась,

И полыхнула огнем, и в грохоте разлетелась.

Но это ещё не всё. Из огненного вулкана,

Вылетел страшный змей, как настоящий прямо.

Золотисто-алый дракон, до ужаса, как живой,

В его вертикальных зрачках, ярости было с лихвой.

С бешеным рёвом и свистом, снижаясь, сделал три круга,

Пасть изрыгнула огонь, вздрогнули все от испуга.

Многие пали ничком, чуть не лишившись речи,

А дракон, пронёсшись как вихрь, взорвался вдали

над Приречьем.

Наконец, хорошо откушав, все ждали главную речь,

Традицию эту древнюю старались в Шире беречь.

Правда, немного боялись, а вдруг эта речь надолго,

Понесёт околесицу Бильбо, он стихов и сказов знал много.

Но, как говорится, «подкушав», все хоббиты задобрели,

Настроены благосклонно и сами речи хотели.

«Разлюбезные мои Торбинсы и Кролы,

Дорогие Булкинсы, Ройлы, Ейлы, Пойлы.

Драгоценные Поскоки, Глубокопы милые,

Брендизайки смелые и Барсуксы сильные.

Лежебоки Толстобрюхлы, Бобберы большие,

Благодуи добрые, Дудстоны смешные.

Уж конечно Лякошели и тихони Граббы,

Мудрые Дороднинги, ну и Шерстопалы…»

Старый хоббит пожилой речь прервал внезапно:

«Шерстолапы кличут нас, ты не прав, однако»

Он, конечно, Шерстолап, лапищи мохнатые,

Взгромоздил на стол ножищи очень волосатые.

«Да, конечно, Шерстолапы, – согласился Бильбо,

Рад приветствовать вас всех, с вами очень мило!»

Раздались хлопки и крики: «Ну ещё бы!», «Браво!» —

Рады были все концу краткой речи славной…

Заиграли инструменты: трубки, дудки, флейты,

Кто во что горазд: в гусельки, свистелки.

Молодые хоббиты в весёлый пляс пустились:

Туки, Кролы, Брендизайки в танце закружились.

Одна пара танцевала всем на удивление,

Молодёжный танец просто загляденье.

Юный Многорад (из Кролов) со своей подружкой

На столе весёлый танец начали меж кружек.

То ещё один обычай хоббитов из Шира —

Специально ставить столы гостям большие,

Чтобы можно было устроить представление,

Песню спеть иль станцевать всем на восхищение.

Хорошенькая Мелирот (семейства Брендизайк)

С колокольцами плясала ловко ладно, в такт.

Бильбо Торбинс возмутился, речь его прервали,

То, что захотел сказать, досказать не дали.

Трижды прогудел в трубу, чтобы гул пресечь,

Он внимание привлёк и продолжил речь:

«С особою целью я всех Вас собрал, и даже с тремя,

не с одной».

Все гости насторожились, знали, что Бильбо чудной.

«Во-первых: хочу вам сказать, что счастлив всех

видеть сегодня.

Прожить сто одиннадцать лет среди вас было мне

спокойно.

Эти года для меня были конечно счастливыми,

Немногих из вас я помню, но хоббиты все вы милые.

Правда, добрую половину вдвое хуже я знаю, чем надо,

Худую же половину вдвое меньше люблю, чем знаю…»

Сказано было сильно, но не очень-то и понятно.

Задумались многие хоббиты, так уж ли речь приятна?

«Во-вторых, чтобы все были рады вместе сегодня со мной

Угощению в день рождения, что сотворил я с душой.

И в-третьих, – продолжил Бильбо, и гости сразу

притихли,

Слишком уж голос был странный, и даже звуки все стихли. —

С прискорбием вам объявляю и говорю – бывайте!

Шир навсегда покидаю… Я исчезаю… Прощайте!»

Гости притихли, замолкли, как сговорились, разом,

И также все вместе заговорили, заголосили сразу.

Никак не могли понять: что это было такое?

Только что был на столе – и на тебе, место пустое.

Кто осуждал проделку, а кто-то и восхищался,

Но много было из тех, кто колдовства боялся.

Единственный из всех, так это хоббит Фродо,

В молчании печальном не вымолвил ни слова.

Он понял неожиданно, что любит дядю Бильбо,

И осознал, что навсегда уходит тот из Шира…

Бильбо в дом свой заскочил, в Торбе появился,

Сняв Колечко золотое, снова проявился.

Взял мешок заплечный (заранее набитый),

Плащ дорожный старый, свёрток перевитый.

Сам в костюм походный был уже одет,

А волшебное Колечко положил в конверт.

Неожиданно из кресла Серый Маг поднялся,

Как всегда, и в нужном месте снова оказался.

«Дурацкую затею ты выкинул, мой друг,

Растревожил всю родню и многих ввёл в испуг.

Болтать об этой выходке все в Шире вскоре будут,

И девяносто девять дней не стихнут пересуды…»

Старый хоббит Бильбо ничуть не удивился,

То что Серый Маг внезапно в доме появился.

«Пускай болтают болтуны, мне нужен отдых, Гэндальф.

Я слишком долго ждал его, уж переждал наверно.

Я, Гэндальф, очень постарел, хоть это и не видно,

Но кости ноют у меня порою очень сильно.

Мол, сохранился хорошо, соседи говорят,

Во мне же утомление, скажу я не тая.

Ты понимаешь, Гэндальф, я тонкий стал претонкий,

Как будто истончаюсь, как лёд весною ломкий.

Не вижу радость в жизни, боязнь чего, не знаю,

И я пугаюсь этого, себя не понимаю…

Хочу я тишины вдали от всех соседей,

В звонок чтоб не звонили, на ухо не галдели.

И книгу нужно дописать, есть окончанье ей:

«Жил весело и счастливо он до скончанья дней».

Гэндальф с Бильбо не сводил пристального взгляда:

«Отдохнуть, пожалуй, тебе и вправду надо…»

Бильбо сказал, вздохнув: «Оставил я Фродо всё.

На столе лежат все бумаги, он о них не знает ещё».

Гэндальф спросил: «Всё оставил? Как мы с тобой говорили?

И Колечко своё золотое? Ты помнишь об этом, Бильбо?»

«Конечно, – ответил Бильбо, – в конверте лежит на столе…

Странно, – он вдруг запнулся, – оно осталось… при мне…»

Гэндальф, взглянув на Бильбо, мягко ему сказал:

«По-моему, нужно оставить его, ты знаешь об этом сам».

«Ну и что?» – Бильбо стал раздражённым и гневно

взглянул на мага. —

Это моё Кольцо! Моё! И моё по праву!

Мне не хочется с ним расставаться. Я же нашёл его.

Пришла моя прелесть ко мне. Меня отыскало само».

«Конечно, конечно, – спокойно рек маг, – вот только чего

ты злишься?

Не понимаю, зачем волноваться, не вижу причин

сердиться…

Волшебные Кольца и вещи с подвохами часто бывают,

Порою бывает и так, что владельцев самих изменяют…

А прелестью ведь однажды называли уже Кольцо,

И в этом не ты был первым, когда подобрал его».

Бильбо вскричал сам не свой, тёмен лик его стал,

Исказилось в гневе лицо, хоббит клинок достал.

«Кольцо моё, и только! Оно досталось мне!

А ты же хочешь, Гэндальф, забрать его себе!»

У мага сверкнули глаза: «Я тоже могу рассердиться,

Ты в гневе не видел меня, я очень могу разозлиться».

Привстал маг, руку воздел, и выросла тень его,

Воздух вокруг зазвенел, в конверте сверкнуло Кольцо.

Внезапно опомнился маг, на кресло устало присел,

А Бильбо попятился и задрожал, голос его осел:

«Гэндальф, прости меня, но это Кольцо же моё.

И не своровал его я, оно подкатилось само…»

Маг тихо и мягко сказал: «Ты мне всегда доверял.

Я тебя вором не называл, и сам не грабитель же я.

Поверь мне, как прежде, оставь Кольцо, и сердце

свободным станет.

Его волшебство даже меня, признаюсь, немного пугает…

Отдай его Фродо, в Торбе оставь, за Фродо же я присмотрю,

Возможно, все страхи твои от Кольца, привязки твоей

к нему».

Бильбо пожал плечами: «Гэндальф, возможно ты прав,

Раздарить побольше подарков на праздник хотел я сам.

Наверно так будет легче, ведь обещал я себе,

А коль обещал – выполняй, а то тогда быть беде.

Кольцо достанется Фродо в придачу к вещам и дому,

Но я совсем задержался, пора уходить из Торбы».

Сказав всё это Бильбо, схватил большой мешок

И сделал шаг к дверям, поправив ремешок.

«Кольцо осталось у тебя», – раздался голос мага, —

Ведь ты его не вынимал из своего кармана».

Бильбо вынув конверт из кармана, хотел положить на стол,

Внезапно дрогнули пальцы, конверт полетел на пол.

Гэндальф, подхватив конверт, к бумагам положил,

А Бильбо передёрнулся, от гнева не остыл.

Но то мгновенье было, он улыбнулся мило,

Преобразился весь и выглядел счастливо.

Выпрямился, произнёс: «Пора, дорога ждёт». —

И вместе с Серым Магом он вышел за порог.

«Ох, неужели снова в путь куда глаза глядят? —

Блеснули слёзы на глазах: – Прощай, мой добрый маг».

«Не прощай, мы свидимся, так-то лучше будет,

Хоббит мой бывалый и, пожалуй, мудрый».

Во всём Шире памятным стало угощение.

Долго убирали луг после дня рождения.

Убирали стулья, длинные столы;

Разбирали вывески, ящики, шатры;

Уносили мусор, вилки и тарелки,

Кадки со цветами, рюмки и салфетки;

Сумки позабытые, яркие зонты,

Свечки, целые петарды, бусы и ключи;

И нетронутые яства (были и такие!).

Это уникальный случай для народца Шира.

Множество досталось детям: шариков, фонариков,

Хоббитят на луг сбежалось много очень маленьких.

Только выпили по кружке ароматный чай,

Съели лишь по паре кексов, в дверь опять стучат.

Прекратился грозный стук, но в окошке вскоре

Голова возникла Мага, поглядев на Фродо.

«Что-то Фродо Торбинс сильно возгордился,

Коль друзей уж на порог не пускать решился».

Фродо к двери побежал, и открыл ему,

Гэндальф всё же в комнату не пошёл к нему.

Маг сказал: «Твой дядя всё тебе рассказывал,

И Колечко золотое он тебе показывал.

Но Колечко то, не только, чтобы исчезать,

Может, есть другие свойства, нужно их узнать.

Да и многие владельцы сказочных предметов

Склонны к разным измененьям, знаешь ты об этом.

Мало ли что может быть, что я сам не знаю,

А Кольцо меня пугает, я не понимаю…

Просто не болтай о нём, спрячь его подальше,

А пока прощай, дружок, вспоминай почаще…»

Маг всегда любил загадки, Гэндальф весь такой,

В ночь ушёл широким шагом, помахав рукой.

Второе исчезновение старого Бильбо Торбинса

Хоббиты все обсуждали, слухов ходило множество.

Маленьким хоббитятам вечерами, сидя у камина,

Рассказывали родители о похождениях Бильбо.

Про то, как хоббит отважный сражался с огромным

драконом,

О битвах с ужасными орками, про царство подгорных

гномов.

О приключениях Бильбо истории сочиняли,

На все лады говорили и новое добавляли.

Исчезал с треском и блеском, появлялся с грудой

сокровищ

Бильбо Торбинс хоббит из Шира, победитель

страшных чудовищ.

Так постепенно, с годами, слагались легенды и мифы,

О приключениях хоббита волшебная сказка возникла.

Подлинные события затёрлись с течением времени,

А сказка жива и доныне, помнят её поколения.

Любимый сказочный хоббит стал Бильбо Торбинс из Шира,

А может, на самом деле всё это когда-то было?

А время шло, по Ширу ходили слухи разные

О том, что надвигается на мир война ужасная.

На Средиземье тень ползёт, бушуют где-то битвы,

И гоблины плодятся, и зверствуют бандиты.

Умнее тролли стали и вылезают чаще,

Оружие у них не то, что было раньше…

Однажды как-то под вечер стук знакомый раздался в дверь,

Это был Серый Маг, конечно, в гости к Фродо приехал

теперь.

Вечер летний, но прохладный, сели у камина.

Весело дрова трещали, им уютно было.

Фродо видел, как встревожен старый Серый Маг.

Первый раз таким казался (будто рядом враг).

Фродо заварил траву, мятную, душистую,

Пирожки принёс на тарелке чистой.

Серый Маг поправил кресло, грустно улыбнулся,

Трубку закурив свою, дымом затянулся…

«На заре второй эпохи в нашем мирозданье,

Создавались Кольца Власти в сказочной Остранне.

Их творили в Средиземье эльфы-мастера,

Чтобы сохранять весь мир от пороков зла.

Дух великий и могучий, майар Саурон

Ликом был красив и светел, но морок был в нём.

Воспылал он жаждой власти, мир весь подчинить.

Все живое на Земле чтоб поработить.

Многое умел и знал тёмный Саурон,

Был великим чародеем, сильным колдуном.

Предложил он эльфам сам сделать Кольца Власти,

Государства чтоб окрепли и унялись страсти.

Он секретами делился, эльфам помогал,

Много знал, но черён в мыслях, затаил обман.

Сотворил в стране вулканов Главное Кольцо,

В глубине Ородруина выковал его.

И вложил в него все думы, часть своей души,

Чары, помыслы, надежды в жерле Огнь-горы.

Был теперь с Кольцом навечно связан воедино

И питался его мощью, чёрной, мрачной, сильной…»

А огонь горел в камине, маг всё говорил,

Рассказал про гибель царств, словно сам там был…

Фродо любопытным был, сказки, притчи, были

Много слушал он от Бильбо, сидя у камина.

Да и Гэндальф, приезжая, много говорил,

Добродушный Серый Маг хоббитов любил.

Фродо:

«Но я думал, что Кольцо сгинуло навеки,

Лишь остались кольценосцы, зло неся по свету».

Гэндальф усмехнулся: «Многолико зло,

и бывает, очень ловко прячется оно.

Саурон восстал из мёртвых, дух его окреп,

Но копил он силы втайне много-много лет…

И не может что-то просто взяться и пропасть,

Мир наш очень непростой, в нём любовь и власть.

Воедино связаны сотни тысяч судеб,

Радость есть, счастливый смех, но и слёзы будут.

И непросто, к сожаленью, уничтожить зло,

А труднее созидать, сохранять добро…

Подумай Фродо – как Кольцо, сплетенье тысяч чар,

Возьмёт и потеряется, как бусинка в кустах?

Так просто не бывает, не исчезает зло,

Лишь свет в душе способен рассеивать его…

Не смогут сокрушить Кольцо ни сталь и ни огонь,

Оно неистребимо, попробуй его тронь.

Ни чары не возьмут Кольцо и ни горнила гномов,

Бессильны острые мечи, не сплющит тяжкий молот.

Лишь в недрах Огненной горы, в огне глубин земли,

Расплавится Одно Кольцо, но как туда пройти?..

А часть души Морока в Одном заключена,

Колдун с Кольцом Всевластья весь связан с ним сполна.

Возможно, он и знал, что снова возродится,

Уж коль погибнет сам и с ним беда свершится.

Ведь в злате смысл власти, все чары и вся суть,

Бессмертие даёт Кольцо, в нём мощь течёт, как ртуть.

Искушение громадно, злато искушает.

Кто откажется от власти? Даже я… Не знаю…

И воплотился Саурон, и в мире объявился,

Часть духа ведь его в Кольце, он снова возродился.

И по крупицам, не спеша, накапливает силы

И ищет он своё Кольцо, уж шарит взор по Ширу.

Коварный подготовил план, пошли на это годы,

Он в нём намеревается все затенить народы…

Единой малости ему всего лишь не хватает:

Кольцо Всевластья не при нём, и он его желает».

Фродо:

«Раньше, Гэндальф, очень много нам ты говорил,

Но конец всегда хороший в твоих сказках был».

Гэндальф молвил: «На секунду дай своё Кольцо,

Просто я хочу проверить в злате кое-что…»

Фродо протянул конверт, Гэндальф взяв, вздохнул,

Встал и бросил в жар камина, там огонь вспорхнул.

Фродо дернулся к огню, Гэндальф удержал:

«Неужели ты за ним? Хоть я это знал».

А дрова в огне трещали, загудело пламя,

И колечко в углях золотом сияло.

«Но зачем палить его? – Фродо изумился. —

Очень милое колечко, прямо всё лучится». —

«Не сгорит оно в камине, – Гэндальф так сказал

И щипцами из углей он кольцо достал.

«Фродо, ты, дружок, не бойся, руку протяни.

Ведь оно и не нагрелось, на его, возьми».

Фродо руку протянул, вздрогнул, взяв Кольцо,

Удивился, но не хладу, тяжести его.

И, к изумленью Фродо, огнём сверкнуло злато

И надпись запылала в нём, и нестерпимо ярко.

Фродо:

«Что это всё обозначает? Кольцо вот это, что тогда?

Чья рун начертанная тайна? Кто это сделал и когда?»

Гэндальф:

«Мордорский колдовской язык, звучит он очень плохо.

Боюсь я сам произносить, хоть защищён неплохо».

Гэндальф на кресло, поёжившись, сел.

И голос как будто другой, и хладно и властно

Звучали слова, и маг стал какой-то чужой:

«Рун вязь – это Он, надругал и попрал.

Её изувечил, в кольце написал.

Сие же заклятье с тех древних времён,

Когда в самой мощи был Он – Саурон.

И эльфы бессмертные помнят не все

Ту тёмную тайну, предания те…

Три – эльфам. Семь – гномьим подгорным царям.

Девять – сильным, могучим людским королям.

О дно – суть, великий владыка Мордора.

Д ля управленья своим произволом.

Н ет воли, чтоб это кольцо не сломило.

О но есть Всевластье, в одном лишь вся сила.

Едва последний звук затих, камин заполыхал,

А за окном вдруг ветра шквал и гром прогрохотал.

И вздрогнул тут старый испуганный Маг, нельзя было

это читать.

Ведь слово священно, в нём мысль и знак, вселенную

может пронзать.

Но что ж теперь делать, коль вышло уж так? Ведь то,

что ушло, не вернуть.

Опомнившись, бедный напуганный Маг лишь смог

только тяжко вздохнуть.

И маг вздохнул: «То самое, Единое Кольцо,

Лежит в твоей ладошке, Всевластное Одно».

А надпись потускнела и в глубину ушла,

Как будто бы и не была на золоте кольца.

«Гэндальф, как же ты узнал? – воскликнул хоббит

Фродо. —

И как в пещере горной валялось как простое?

И почему ты Бильбо о нём не говорил,

И мне лишь только вот теперь всё это сообщил?»

«Я был в Гондорских землях, в белокаменном

славном граде,

И изучал там свитки о временах тех дальних.

И я нашёл древний текст, который все позабыли,

Он меж томов был засунут, заложен в тяжёлые книги…

Писал текст сам Исильдур после недавней победы

И то Кольцо описал, от которого все в мире беды.

“Я нахожу в нём прелесть”, – описывал так Кольцо,

Струится мощь в нём, чары, досталось лишь мне оно.

Когда его я поднял, то думал, оно обожжёт,

Но холод в злате струился и до сих пор в нём течёт.

На злате горели чары, сияла надпись на нём,

На пальце врага сверкала златым нестерпимым огнём.

Сейчас тускнеет та надпись, почти что совсем не видна,

Но тайну Кольца Всевластья хранят глубины огня…

Я не могу с ним расстаться, но и долго носить не могу.

Невидим я для других, но словно вхожу во тьму.

Вокруг лишь серые краски, когда его надеваю,

И кажется мне теперь, что постепенно таю.

Наверное, только враг не мог из глаз исчезать,

Он в нашем и сумрачном мире мощь свою мог черпать…»

Гэндальф дальше продолжил: «Надпись в огне родилась,

А значит, Огонь лишь может её проявить для глаз…

На пальце надпись виднелась, так как давало всю мощь,

Врагу отдавало все силы, чтобы в битве ему помочь».

Гэндальф, выбив трубку, дальше продолжал:

«Здесь Кольцо, беды страшнее я не ожидал.

Коль наденешь ты Кольцо, станешь невидимкой,

Но начнешь тихонько таять, растворяясь в дымке.

Рано или поздно, добрый ты иль злой,

Будет Чёрный Саурон властен над тобой.

У Кольца своя есть воля – тёмная и властная,

Взоры может отводить, мысли слать опасные.

И Кольцо бывает также меньше или больше,

Тяжелее или легче, коль само захочет.

И Всевластное само стало страшной силой,

Опасайся ты его, Фродо, друг мой милый».

Гэндальф вздохнув, продолжил: «Огромная в нём опасность,

Кольцо себе подчиняет, любую чувствует слабость.

Его надевать опасно, оно изменяет личность,

Коль воля твоя слаба, ты станешь рабом безличным…»

«Но не Бильбо, я надеюсь» – Фродо перебил.

«Ты теперь его Хранитель, – маг проговорил, —

А я только что убедился, что это Кольцо – оно,

Единое, Всевластное и вражеское Одно…

А как нашлось оно, то долгая история,

Хотя я знал, конечно, Кольцо то непростое…

Огромная сила струилась, злату её не скрыть,

А Бильбо стал изменяться, обманывать и хитрить.

И всё не старел мой друг, мои подозрения крепли,

Я стал искать Горлума, мне помогали эльфы…

Но самое ведь плохое – Саурону известно о том,

Что Кольцо находится в Шире и ждёт нас встреча с врагом.

Горлум вылез с глубин, не мог ведь жить без Кольца,

Хоть солнце и жгло его, искал его без конца.

Горлум пробрался в Мордор, неважно, случайно иль нет,

И там его Око пытало, и дал он на всё ответ.

Око нашло его раньше и в Мордор его забрало,

И враг о Кольце узнал, о том, что нашлось Одно…

«Ты-то, как узнал об этом?» – Фродо перебил.

«Горлума, – ответил Гэндальф, – ворог отпустил.

Не по жалости, конечно, Горлум как ищейка,

Чует, тянется к Кольцу, связан с ним навеки.

Некоторые области для врага незримы,

Даже Оку Саурона всё необозримо.

Души затенённые лихо примечает,

Но у тех, кто светел, зло не замечает.

Отряды дунаданов край здешний охраняют,

И даже в Шир пути они оберегают.

Но всё ближе взор врага, ищет он Кольцо,

И шпионов очень много, близится к нам зло.

Ищет Саурон, проглядывает земли,

И шпионы у него всюду в Средиземье.

У врага их много, птицы, звери разные,

Тени в них проникли, злом они заразные…

Вопрос во времени уже, когда враг Шир найдёт,

И кольценосцев он тогда девятерых пришлёт».

«Жалко, Бильбо эту тварь не убил тогда, —

Фродо высказал в сердцах, – просто очень жаль».

Гэндальф отвечал: «Хоть и жалость сила,

Чувство сострадания охватило Бильбо.

Добрый сердцем хоббит, как и ты, и я,

И по всей земле сияют огоньки добра.

Коли много маленьких огоньков души,

Мрак уйдёт навечно, сгинет зло из тьмы.

И у всех существ есть в мире миг предназначения,

Всё взаимосвязано, каждое движение.

Коль нарушишь ты у мира хоть одну частицу,

Можешь изменить свой путь, цепь своих событий.

В каждом из живущих огонёк горит,

Свет добра вселенной всяк в себе хранит.

Даже коль в душе остался только уголёк,

Можно добротой раздуть снова огонёк.

Осуждать на смерть легко, а трудней целить

И от скверны, лиха, злобы, душу излечить.

И поверь мне также, сердцем это чую,

Что Горлум сыграет роль добрую иль злую».

Фродо изумлённо слушал, Гэндальфу внимал,

Магу верил и слова к сердцу принимал.

«Эльфы, – Гэндальф продолжал, – Горлума нашли,

Весточку об этом, мне быстро донесли…»

Фродо к Магу сделал шаг, руку протянул,

Хоть не просто это сделать стало так ему:

«Возьми Одно! Возьми Кольцо! Его даю тебе.

Ты знаешь сам, что нужно делать. Возьми его себе!»

Отшатнулся Гэндальф: «Не искушай меня.

О, как же я хочу Кольцо, но знаю я себя.

Хочу Кольцо, но не возьму, с собой не совладаю,

Я силу власти обрету, но и рабом я стану.

Рабом страстей своих и чувств, рабом своих терзаний,

Ведь много в мире изменить хотел бы я в мечтаньях.

Я добрых защищал людей, всё светлое начало,

От злобы чёрной уберег, но мрака здесь начало.

Ох, как бы крепко всех пригрел своей рукою сильной.

Не искушай меня, малыш, мой друг, мой Фродо милый…»

Фродо сам не свой сидел, был ошеломлен,

В теле чувствовал усталость, груз повис на нём.

Но внезапно подскочил, вспомнил он о Шире,

Так сошлись на хоббите судьбы всего мира.

Выдалось ему тягостное бремя,

Но избрал свой путь малыш правильный и верный.

«Гэндальф, видно, мне придется отвести беду,

Унести Кольцо из Шира, но куда, к кому?

Помоги и подскажи, что теперь с ним делать?

С ним куда отправиться и кому доверить?»

Приподнялся Гэндальф: «Фродо, друг мой милый,

Удивлялся я всегда хоббитам из Шира.

Восхищаюсь вами – маленький народ

И росточком меньше гномов, но велик ваш род.

Тихие, как травы, мягче почек древ,

Но являете вы волю крепче, чем у всех.

Помогаете друг другу, духом вы сильны,

Сострадание в сердцах, свет из глубины.

Бедный Бильбо, старый друг, так и не узнал,

Что за страшное Кольцо он тогда достал.

Ведь ушёл из Шира Бильбо, чувствуя усталость,

Напряженье нарастало, убирало радость.

В безотчётном страхе был каждый день его,

И ещё совсем немного, вверх взяло Одно.

Постепенно он менялся, но не изменился,

Таял, но сопротивлялся, не развоплотился.

И оставил сам Кольцо, главное ведь это,

Что душа его свободна и стремится к свету.

Бильбо подобрал Кольцо, вижу в том просвет,

А не гоблин, и не гном, и не человек…

Хоббиту досталось это не случайно,

В мире нет случайностей, в этом тоже тайна…

Всё взаимосвязано в нашем дольнем мире,

И не просто так Кольцо оказалось в Шире…»

Маг осёкся, и к окну подбежал он скоро,

Руку запустил в кусты, дёрнул вверх – готово.

Сэма прихватил за ухо, громко тот визжал,

Маг втащил его в оконце и к столу прижал.

«Что подслушивал здесь, Сэм, маленький шпион,

Чем же подкупил тебя тёмный Саурон?»

Сэм:

«Не подсушивал, ну что вы, здесь сушить не надо.

Саурона же, поверьте, я и знать не знаю.

Я за садом тут смотрю, подстригаю травку.

За цветами я слежу, были чтоб в порядке».

Гэндальф разозлился, посох приподнял,

«Сэмиум, ты не глупи, – грозно приказал, —

Ты не строй мне дурака! Быстро отвечай!

Долго ты сидел в кустах? Слышал что? Узнал?

А не то тебя я вмиг, превращу в съедобный гриб!»

Сэм:

«Фродо, ты скажи ему… Не предатель я.

Мы же с детства ведь с тобой добрые друзья!»

Фродо успокоил: «Гэндальф Серый шутит,

В гриб не сможет обернуть, лишь – в кочан капусты».

Сжался Сэм: «Ты шутишь? Не смешно мне вовсе.

Я не враг, и не шпион, вы пугать уж бросьте».

Гэндальф мрачно улыбнулся: « Ты совсем не прост.

Ну-ка, быстро отвечай, мне на мой вопрос!»

Сэм сказал: «Да, всё я слышал, мне же интересно,

Любопытно знать о мире то, что неизвестно.

Но про Мордор как услышал, про Кольцо Всевластья,

До сих пор дрожу в коленках от такой напасти.

Вы на ноги посмотрите, шерсть же встала дыбом.

Что подслушал, вы простите, мне, конечно, стыдно!

Я, конечно, виноват, но не слишком много.

Накажите, что уж там, но не очень строго».

Гэндальф усмехнулся: «Сам ты наказание,

Но придётся, Сэм, тебе, выполнить задание.

Я-то вижу, не шпион ты, хоббит любопытный.

Ты хитрец и неуклюж, сердцем всё ж открытый…

Хочешь Фродо ты помочь, коли вы друзья,

К эльфам проводить его, чтобы не скучал?»

Сэм воскликнул: «Неужели мы увидим эльфов?

Чудеса и волшебство! Я готов! Поверьте!»

Гэндальф улыбнулся: «Времени немного.

Собираться надо вам в дальнюю дорогу.

Никому не говорите, выбирайтесь тихо.

Выходите к листопаду, путь пока открытый…

Я ж поеду в Изенгард, в башню сил – Ортханк.

Там правитель Саруман, очень мудрый маг.

Он глава Совета Круга (орден чародеев).

Нужно силы нам сплотить, чтобы тьму рассеять.

Будьте вы всё время вместе, в сборах, поспешите,

Как уехать вам из Шира, сами уж решите.

Доберётесь до Пригорья, в поселенье Брыль,

Там свободные общины, мир про них забыл.

Там я ждать уже вас буду, дальше будем вместе,

Путь по западу тяжёл, Бильбо то известно…

Если ж что… На крайний случай – всё же может быть. —

Вам записку перешлют, как вам дальше быть…

Ладно, это просто к слову, дальше мне внимайте:

В Брыле буду я в трактире, что лежит на тракте.

Пони там изображён, вставший на дыбы.

Там хозяин мой знакомый, много ест еды.

Лавр имя у него, славный и простой,

Добродушный толстый малый, и совсем не злой…

Хоббиты живут в Пригорье, а в сезон торговый —

Ездят разные купцы, въезд туда свободный.

Только имена, друзья, нужно вам сменить.

Фродо будет пусть Подхолмс, Сэм пускай – Пушист.

Главное, не беспокойтесь, Маг не пропадает.

Ведь дороги есть дороги, мало ль что бывает…

Ну, не вешайте носы, други-малыши,

Завтра всё ещё обсудим, вместе всё решим.

Не так страшен Саурон, коли не бояться,

А теперь давайте спать, надо высыпаться».

Взор глубокий, на лице мягкая улыбка,

Хоббитам спокойно стало, Гэндальф – Маг великий.

Если б знали как же больно на душе у мага!

Нужно Шир ему покинуть, ехать к Саруману.

Как оставить их одних? На душе тревожно.

Ведь они же малыши, враг сгубить их может.

Но сдержал себя в руках, чтобы не пугать,

Пожелал им доброй ночи и отправил спать.

Днём же снова всё подробно путь обговорили.

К вечеру уехал Маг. Капал дождь унылый.

Меж горных склонов, в Изенгарде, великой цитадели Света,

Игле Ортханка, Башне Сил, могучий Маг творил, царил.

Он был могучим Магом Белым, хотел понять,

постичь, познать,

Мир Арды он хотел изведать и мудрость миру передать.

Не понял он ответа Света, и обратился он ко тьме,

И в чёрной темени бесцветной просил он помощи у ней.

И та пошла ему навстречу, ведь очень много граней мглы,

И Саруман, забыв о правде, поверил в сладостные сны.

Иллюзий, мара так набравшись, создал себе он свой удел,

По-своему дать людям счастья, взять власть над миром

захотел.

Мечтал о власти и о мире, где нет ни драк, ни слёз, ни войн.

Всё честно будет, справедливо, ведь править всем – его

лишь роль.

Да, мудрый будет в нём правитель, великий Белый Саруман,

И длань руки его великой послужит миру и богам.

Изенгард сам неприступен, но, вершина мастерства,

Башня Белого Совета устремлялась в небеса.

Главный центр – Орден Магов, как игла смотрела в небо,

Ввысь Ортханк стремился, к свету, башне Белого Совета.

Быстро скачет Гэндальф Серый в цитадель Ортханк.

Вот река и мост большой, дальше Изенгард.

Вот въезжает Серый Маг в крепость Сарумана,

Старые узнал места, вот и Башня Магов.

Но не примечает мрачные приметы,

Плотный пелены туман над землёй Совета.

Стелется ну как живой, нет вокруг обзора,

Не природный, колдовской, воли произвола.

Где не должен быть совсем, ведь удел тут магов,

Кучками вокруг дежурят варвары с Дунхарга.

Горцы дикостью страшны и в бою жестоки.

За рекой ряды палаток, чудится, что орки.

Да мерещатся, конечно, за рекой огни,

Сотни, сотни нор-палаток орочьей орды.

Колдовской туман клубится, застилая взор,

Сон наводит, взгляд уводит, отводя обзор.

Где прекрасные сады? Срублены они.

Бьют теперь из-под земли мрачные огни.

Будто в нижних подземельях сотни мастерских,

Создают и днём и ночью для войны клинки.

И везде вокруг отряды варваров с Дунхарга,

Горцы дикие с хребта служат Саруману.

Их царьки, вожди племён, видно помирились

И под руку Белой Длани все объединились.

Горцы сущностью своей хуже даже орков,

Многочисленны, храбры, хитры и жестоки.

Не заметил Серый Маг измененья эти,

В думы погружен свои в поисках ответов.

Рассказал всё про Кольцо Гэндальф Саруману.

Изменился на глазах лик главы всех магов.

«Ты уверен! Наконец! Ха! Нашлось Одно!

К полуросликам попало Главное Кольцо.

Гэндальф Серый, ты не прост, то-то я дивился,

Ты увлёкся тем народцем, что зря уродился.

А ты взял, не прогадал, разыскал Кольцо.

Уважаю! Молодец! Доставай его!»

Гэндальф:

«Невысоклики хранят Главное Кольцо.

Магам с ним не совладать, искушает зло.

Нужно уничтожить лихо, злато Саурона,

Иль забыл о чарах тьмы, гибель Нуменора?»

Гэндальф вздрогнул, и прозрел, и взглянул на мага,

И увидел, как насквозь, думы Сарумана.

Гэндальф:

«Неужели думаешь взять себе Кольцо?

Власть над миром получить и собрать всё зло?»

Саруман:

«Время нового порядка к нам уже пришло,

Время Белого Совета кончилось, ушло.

Радагаст наш, друг зверей, Синий Маг, погиб,

Где волхвы другие все? Орден наш забыт.

Каждый за себя выходит, маги таковы,

Ищут правду в темноте, что вокруг царит.

Постигают тайны мира, смысл бытия,

В чём есть суть земных страданий, и добра, и зла.

Не любовь дела решает, нет её, любви,

Воля магов, твердь законов будут впереди.

Саурон, ведь он не вечен, будь у нас Кольцо,

Мы исправили бы вечность, воплотив добро.

Время сильного порядка, мир, где нет войны,

Преступлениям нет места, дать то мы должны.

Дланью Белой будем строго мир оберегать,

И закон суровый будет, чтоб не воевать».

Гэндальф:

«Глупость всё, ведь не порядка хочет Саурон,

Злом все земли Средиземья уничтожит он.

Слишком много дум и сил он вложил в Кольцо,

Не несёт оно надежды, источает зло.

Страсть затмила разум твой, Белый Саруман,

Жажда власти у тебя – это есть обман.

Бьёт гордыня через край, что же сделал ты,

Сотворили что с тобой чёрные мечты?

В этом новом мире длани, где закон царит,

Главного не будет в мире – чистоты любви.

Где есть власть, там нет свободы, творчества полёт,

Где есть страх, мечте нет места, камнем вниз падёт»

Саруман:

«Знания забыты вновь, слава Нуменора,

Жалкие крупицы лишь в городах Гондора.

Слишком многое погибло в катаклизмах битв,

Очень многое забыто, как всё возродить?

Ты знаешь сам, Маг Серый, круг – символ непростой,

В нём знания вселенной заложены судьбой.

Сверкание денницы в сиянии зари,

Серебряные спицы вращают круг Земли.

Не просто Кольца Власти творились волшебством,

Великий символ силы в явленье непростом.

У новобрачных кольца соединят двоих,

Скрепят их судьбы вместе – любовь благословить.

Круг Магов, Орден Света, союз наш волшебства.

Зал Белого Совета ведь круглый неспроста.

Мы углубляем знанья, свой расширяем круг,

Скажи же, брат мой серый, в чём зло тут? Молви, друг».

Гэндальф:

«Зла тут нету, друг любезный, сам ты знаешь это,

Зло не в том, что круглый зал Белого Совета.

Верно это, Кольца Власти сохраняют лад,

Умножают волшебство, магии расклад.

Зло не в этом, речь о том, что Одно Кольцо

Волю подчинит любую, обратит рабом.

Неужели, Саруман, тебе нужно это,

Чтоб боялись все главу Белого Совета?

И дрожали чтоб от страха, сделал что не так,

Доносили, изменяли, ведь всё будет так.

Коль Кольцо Одно пленит, извратит их души,

Волю рабству подчинит, были чтоб послушны.

И тогда не будет в мире творчества свободы,

Коли мощь Кольца Всевластья подчинит народы.

И любовь исчезнет в мире, нужны для неё

Чистота души и смелость, дать мечте полёт…»

Саруман:

«Ты закончил, Гэндальф глупый? Значит, не со мной.

Власть я предлагал тебе, будешь пленник мой».

Поединок магов страшен и не описать,

Проиграл, упал Гэндальф, и не мог он встать.

На вершине Башни Света, в Круге Сил Ортханка,

Заточён был Гэндальф Серый, место то заклято.

В это время распахнулись Чёрные Врата,

Девять всадников несутся в поисках Кольца.

Кони чёрные у них, сами колдовские,

Шибко всадников несут, вороные, злые.

По Торбе пролетела весть, что продан старый дом,

И Лякошели-Торбинсы виновны, видно, в том.

Уговорили Фродо, а он такой наивный,

За небольшие деньги, а дом шикарный, видный.

Возле Зайгорда, за речкой, новый домик куплен,

И к Пригорью это было ближе по пути.

Все друзья собрались справить новоселье

И не ведали, что Фродо в дальний путь идти.

Старая и дружная верная четвёрка,

За столом сидят друзья, разговор ведут.

Заварил Сэм чай, раскурил Пин трубку,

И смотрел на Фродо Мери (их встревожен друг).

«Фродо, – начал Мери, – что повесил нос?»

Очень странным показался, Фродо сей вопрос.

«Значит, ты в поход собрался, – Мери продолжал.

Фродо вздрогнул, этого он не ожидал.

И он вскричал: «Вы что, шпионили за мной?

А ты, Сэм Скромби, клятву дал, что делать мне с тобой?»

«Сэм совсем не виноват, – Мери приподнялся, —

Сэмиум давно уж с нами, только притворялся.

Вины на нём нет никакой, всё началось с меня,

Брендизайки шустрые, ты тоже нам родня.

И видели мы раньше волшебное Кольцо,

Не ведали лишь только, что от врага оно…»

В молчании Мери продолжил: «Однажды иду из трактира,

А передо мною кто-то идёт, это был дядя твой Бильбо.

И тут нам навстречу издалека, вижу, ползут Лякошели.

Идут и ругаются между собой, на всю так округу галдели…

По привычке Брендизайков, – Мери продолжал,

Я на всякий случай спрятался в кустах…

Вижу, Бильбо руку всунул в свой карман камзола,

И исчез, пропал из глаз, выпал из обзора…

Лякошели как прошли, Бильбо проявился,

Я ничуть не испугался, только удивился.

И с тех пор мы вместе с Пином (я ему всё рассказал),

Раскрывали тайну Бильбо, даже ты тогда не знал.

И не скрою, с нами Сэм, главный наш разведчик,

В заговоре мы давно состояли вместе».

Фродо посмотрел на них: «Что мне с вами делать?

Заговорщики, друзья, как теперь вам верить?»

«Как и раньше, – Сэм ответил, – мы же ведь друзья,

И поэтому без нас быть тебе нельзя».

«Фродо, – Пин воскликнул, – нас не проведёшь,

Хитро вокруг пальца ты не обведёшь.

Ты же ходишь сам не свой и совсем уж сник,

Опечаленный и грустный, головой поник…».

Фродо печально на них посмотрел: «Мои дорогие друзья,

Как ни печально, но, наоборот, со мною вам быть нельзя.

Из Хоббитании я ухожу, хоть Родину я люблю,

Но нужно беду отвести от неё, а опасность на каждом шагу.

Это вам не поход за кладом, не прогулка туда и обратно,

Может смерть быть за каждым углом, я, возможно, уйду

безвозвратно…»

«Вот уж удивить сумел, – рассмеялся Мери. —

Корчишь из себя героя ты вполне умело.

Только знаю я тебя такого с детских лет,

Доброго и глупого, другого в Шире нет.

За друга всё готов отдать, вину взять на себя,

Поэтому и любят тебя твои друзья.

И нашу Хоббитанию готов ты защитить,

За Родину не жалко и голову сложить.

Ну что ж, иди в Пригорье, но мы с тобой пойдём,

И знай, что мы поможем, тебе, наш друг, во всём».

Остался Зайгорд далеко, и Норгорд в стороне,

Вокруг холмы зелёные, красиво в их стране.

По тропке вверх они взошли и вместе обернулись,

И неожиданно у всех слезинки навернулись.

С горы, как на ладони всё, их Родина, их Шир.

Когда ещё вернутся в свой тихий, добрый мир?

Устроились на привал, съев сытный походный обед,

В походе на свежем воздухе еды вкусней просто нет.

Сразу сморил Сэма сон, и Мери сопел тихонько,

А Фродо и Тук Перегрин беседу вели негромко.

Пин, зевая, сказал: «Я раньше много бродил,

Но дальше Заводей Серых, я никуда не ходил».

Фродо сказал: «Ты знаешь, Бильбо меня поучал,

О бескрайней дороги жизни, свой сказ для меня повторял:

“На свете дорога всего одна, она как большая река,

Истоки её у двери любой, сама же течёт без конца.

А каждая тропка, как ручеёк, что в главный поток стремится,

Не нужно из дома бездумно идти, ты в этот поток можешь

влиться.

Живо, дружок, окажешься там, куда даже ворон чёрный

Костей бы своих не занёс никогда, опасно идти из дома.

Подумай семь раз, а лучше уж сто, прежде чем

сделаешь шаг”.

То после наших прогулок Бильбо рассказывал так…»

«А я вот так тебе скажу: коль я посплю немного,

Не уведёт в тартарары меня эта дорога, —

Пин очень здраво заключил, устраиваясь спать, —

Нам надо отдых небольшой немножко ножкам дать».

Костёр догорал в ночи, лишь искры в углях мерцали,

Как звёздочки-огоньки небесам от земли сияли.

Фродо:

«Хоббиты, подъём! Смотрите, что за утро!

Прекращайте храп, подымайте брюхи!»

«Что за утро? – Пин спросил, глаз один раскрыв. —

Завтрак в десять мне подайте, чтобы не остыл».

Фродо, сдёрнув одеяло, Пину дал пинок,

Молча после этого отправился в лесок.

Под горою шумел ручей, по уступам журчал каскадик,

В хоббитский целый рост маленький водопадик.

Наполнив фляжки все и небольшой котелок,

Умылись под водопадом, став прямо под бурный поток.

Струя была ледяной, но мыться надо всегда,

Истоки жизни в воде, и освежает она.

Согрелись потом у огня, настроение было чудесным,

Собрались в дорогу дружно, болтали и пели песни…

Местами дорога совсем заросла, мало кто ездил по ней,

Опасно казалось ездить в свете тревожных дней.

Солнце на запад клонилось, ярок прощальный закат,

Лучи деревьев касались, лаская лесной наряд.

Вокруг всё было спокойно, птицы перекликались,

Пели они свои песни, в гнёздах на сон собираясь.

Розово-красная зорька разлила предвечерний свет,

И хоббиты место искали устроиться на ночлег.

Внезапно ветер просвистел, провыл и вдаль умчался,

Затихла жизнь, лес не шумел, как будто испугался.

Угроза ощущалась, в сердцах росла тревога,

Туманом бледным, колдовским заполнилась дорога.

Страх объял друзей, нашло оцепенение,

Всё казалось нереальным, зыбким наваждением.

Что-то приближалось, страшное такое,

Стук копыт глухой раздался сзади на дороге.

Фродо встрепенулся и толкнул друзей:

«Все с дороги в лес, прячемся быстрей».

Под корнями древа тихо затаились,

Как по волшебству, моментально скрылись.

Затаились хоббиты, затихли, словно мышки,

За корнями их не видно и совсем не слышно.

Показался Чёрный Конь (пони не чета),

На коне высокий всадник, сгорбленный слегка.

На нём одежды чёрные, лица его не видно,

Как будто ночь сама всего собой прикрыла.

Чёрный плащ скрывал фигуру, капюшон – лицо,

В тёмных ножнах длинный меч прикрывал бедро.

Казалось, что-то ищет, ловит нюхом запах.

В нём чувствовалась злоба, и стало жутковато.

Фродо охватил ужас безрассудный,

и тут послышались слова извне и с ниоткуда:

«Надень, возьми, прими, и ты получишь силу!»

Откуда-то из темноты такие мысли плыли.

Словно раздвоился хоббит, вёл с собой борьбу,

Тяжело и очень плохо сделалось ему.

«Надеть его мне нужно во что бы то ни стало,

Силу обрести, чтобы жуть пропала».

У хоббита рука чужая будто стала,

Тихо поползла она к тайному карману.

«Гэндальф не велел, да ладно, маг не всемогущий,

Многого не знает сам, как должно быть лучше».

Вот кончиками пальцев рука нашла Кольцо,

Уже сам Фродо захотел надеть быстрей его.

Вдруг ржанье вдали раздалось, и встрепенулся враг,

А хоббит, всю волю собрав, руку стиснул в кулак.

Скрылся Чёрный Всадник, растаял в темноте,

Но малыши не вылезли, прижавшись вместе все.

«Эти чудища страшные, – Мери тихо промолвил, —

Не из Больших Громадин, не из Людского Рода.

Тут люди порой бывают, Громадины Бестолковые,

И в Южном Уделе ходят, но эти другой породы.

Ужас от всадника шёл, дрожь до костей пробрала,

Мне думалось, я упаду, это слуги врага…»

«А ты говоришь, одному – Пин Фродо под бок толкнул, —

Без нас ты бы пропал, съели тебя к утру».

«Ерунду не говори, – Сэм заворчал на Пина, —

Тебя бы съели первого, за то, что ты болтливый».

Фродо сказал: «Выбираемся, нельзя нам здесь находиться,

А то нас учуять могут, всадники эти близко…»

Хоббиты пустились в путь незаметно, тихо,

Быстро ножки их вели, уводя от лиха.

А подступили сумерки, в лесу сгущались тени,

Мерещились опасности им каждое мгновение.

То старая коряга, на всадника похожа,

То ветви от деревьев, на лапы чудищ схожи.

Страхи к ним текли, слышались им вздохи,

Духи леса ночью шутят, шлют переполохи.

Но вот на свободном пригорке друзья наткнулись на дуб

И под корнями древа устроились на приют…

Утром находчивый Мери уже подготовил свой план,

Рискованный, но единственный, его изложил друзьям:

«Нужно уходить обратно, в Заячьи Холмы,

В Забрендии зелёной укрыты будем мы.

Там до Пригорья тайный путь, я знаю, что он есть,

Тропки древние ведут сквозь Вековечный Лес».

Спустившись с высокого склона, хоббиты вышли к низине,

К кромке болотных земель, где кустарник и травы большие.

Жарко и душно было, с запада шла гроза,

Тёмные тучи плыли, заслоняя собой небеса.

Заросли разнотравья были очень густыми,

Гуще, чем виделись издалека (выше хоббитов были).

Пробирались они наобум, тропок и тех не видно,

Кустарник одежды рвал, исцарапались хоббиты сильно.

Под ногами хлюпала почва, рядом с Болотищем шли,

Иногда попадали в ямы (под травою скрывались они).

Сэм оглянулся назад, на зелёный гребень холма,

И там на высоком склоне фигура в тёмном видна.

Смотрела, казалось, вниз, головой в капюшоне водила,

Хорошо, что сквозь заросли леса незаметны хоббиты были.

Затхлая духота стояла в этом лесу,

Гроза собиралась большая, всем было невмоготу.

Пропотели ну хоть отжимай, расцарапаны были все,

Да ещё измазались в глине, спускаясь с обрыва к реке.

По мелководью вброд перешли, огибая густой камыш,

А небеса потемнели, вокруг непривычная тишь.

Голодные и усталые, еле-еле на склон вползли,

Под деревом, измождённые, повалились вповалку они.

Позади непролазный участок, буераки, кочки и ямы,

Колючий терновник, осинник, болотистый край обманный.

А здесь шёл лиственный лес, молодой высокий дубняк,

А среди берёзок и клёнов рос огромный ясень, гигант.

Только под ним прикорнули, разверзлись дождём небеса,

Пронёсся по кронам ветер, и разразилась гроза.

Чёрное небо нависло, ветер взметнул листву,

Жутко вокруг полыхнуло, страшно попасть в грозу.

Гром потрясал небеса, ветер свистел и выл,

Молнии так и сверкали, ливень на землю лил.

Но вслед за гневом природы наступает успокоенье,

Круговорот мирозданья, следует жизни теченье.

Хоббиты под корнями – и огромный бушующий мир.

Действительно, как же мал их добрый и мирный Шир.

Быстро бежали лугом, солнце прожгло облака,

Опускаясь за далью холмов, озаряло поля и леса.

Но тучки опять набежали, накрапывал мелкий дождь,

Ночевать под открытым небом без припасов совсем

невмочь.

Хоть страхи их отпустили, но в сердцах росла

безнадёжность,

Тоскливая неуверенность, какая-то безысходность.

Возделанные поля, по родной стороне они шли,

Вдоль изгороди пройдя, к усадьбе большой подошли.

Пин радостно остановился: «Я знаю, чей это дом,

Смиал Бирюка Большого, мы в нём приют найдём…»

Плыли друзья на пароме по тёмной глади речной,

Рассекали великие воды Ширской реки большой…

Плескалась речная рыба, а в далёкой запруде речной,

Видно, резвилась русалка, мерцая во тьме чешуёй.

И вот уже рядом причал и дорожка на Зайгорд за домом.

Хоббиты заперли цепь, не давая уплыть парому.

Но, взглянув на далёкий берег, всех дрожь пробрала

у колен,

Фонари на столбе осветили зловещую чёрную тень.

Как чёрный живой мешок, колыхалась она у причала,

Казалось, бесилась от злости без звука в тумане кричала.

Мир зыбкий, казалось, двоится, внизу тёк туман речной,

Хоббиты вверх поднимались, оставив паром за спиной.

Наконец, донельзя устав, вышли к высокой ограде,

До Кроличьей Балки дошли, к своей небольшой усадьбе.

К новому домику Фродо, где он новоселье справлял,

Счастливым казался тот день, когда он друзей угощал.

В поход отправляясь к Пригорью, Фродо послал письмо:

«Фредегару Бобберу лично» – подписано было оно.

Толстика Фродо просил за домиком приглядеть,

Коли захочет, пожить, чтобы получше смотреть.

Толстик был добрый друг, Фродо ему доверял,

А безотказный Толстик друзьям всегда помогал.

Толстик, как мячик пушистый, без смеха смотреть

невозможно,

Очень любил чай душистый, со множеством сладких

пирожных.

В баньке потом плескались, отмывая дорожную грязь,

В горячей воде отмокали, мылись не торопясь.

Древний обычай хоббитов с гладкою шёрсткой ходить,

Чтобы чистое тело было, и в свежей одежде быть.

Поддали парку друзья и замурлыкали песню,

Невзгоды смыли с себя, и сразу стало чудесно.

Ужинали на кухне, за столом у большого камина,

Свечи мерцали ярким огнём, ночь обещала быть длинной.

Свой рот приоткрыв, Толстик слушал (про пирожные

сразу забыл),

То ахал, то охал, то ухал (чай тоже его остыл).

Фродо рассказывал кратко: про ворогов в тёмном Мордоре,

(О том, что они там восстали, слухи ходили в народе).

Также сказал про Кольцо: «Мол, у Бильбо было волшебное,

Враг не должен его получить, чары в нём просто

смертельные.

Про засаду на Торной дороге, что устроили злые враги,

Что погоня висит за спиной, все перекрыты пути…

Закончил Фродо словами: «Чужаки уже рыщут по Ширу,

Увести их отсюда нужно, врагов из Большого Мира…»

Дальше продолжил Мери: «Нам в чащу придётся идти.

Сквозь Вековечный лес можно к Пригорью дойти».

Узнав об этом решении, Толстик взмахнул руками:

«Идти по древнему Лесу, надо же быть дураками…

Там страшные есть места: низины, где бродят кикиморы,

И тёмные пустоши есть, там многие путники сгинули…

Но вот что сказать я забыл, здесь крутился чужак

подозрительный,

Вынюхивал что-то, искал, весь чёрный и омерзительный.

Я не знаю, как вам помочь, но поверьте, помочь хочу…

Но не пойду я в лес и вас туда не пущу».

«Милый Толстик, – прервал его Фродо, – не найдут нас

в дебрях враги,

А оставаться нельзя, сам видишь – в Шире они…»

План у друзей был таков: Толстику быть в доме Фродо

И, одежды его надев, притворяться как можно долго.

Пусть думают все соседи, издалека поглядев,

Что вернулся сюда Фродо Торбинс, что здесь у него

много дел.

О том, что их план для Толстика опасным может сказаться,

Тогда, в ночном разговоре, никто не сумел догадаться…

А Толстику стало спокойно, все страхи ушли его прочь,

В Лес идти он боялся, но рад был, что сможет помочь.

Толстик:

«Только бойтесь отклониться к югу от реки,

Можете попасть на плеши – Ведьмины Круги.

Коль на них попали, будете плутать,

Раз за разом к тем местам выходить опять».

Утром, чуть свет, собравшись, уложив все припасы в мешки,

По дорожке Кроличьей Балки друзья к городьбе пошли…

Толстик друзей провожал, советы давав по дороге,

А Пин, обернувшись, сказал: «Тебе же опасно быть в доме.

Не завидую я тебе, а вдруг ждёт встреча с врагами?»

А Толстик в ответ: «А я вам, не встретит вас Лес пирогами».

Стояла недобрая ночь, туман вперемешку с мраком,

Хлад разгонял народ прочь, глухо в Кроличьей Балке.

Толстик Боббер сам не свой, было ему страшновато,

Весь уже был никакой, всё неуютно как-то.

Ночь становилась темней, а Толстик не мог уснуть

И вот услышал вдали копыт глухой перестук.

Ветер прошёлся по листьям, возникли чёрные тени,

Три тёмных пятна зловещих тихо приблизились к двери.

Толстик дома не сидел, как увидел тени,

Что ползли со злобой мрачной, прямо к его двери.

Тайным ходом побежал, через сад, полями,

Пробежал с версту к домам, рухнул под кустами.

«Нет-нет-нет, я ни причём, – тихо бормотал, —

Нету у меня его», – жалобно стонал.

Там нашли его соседи, и в тепло внесли,

И пытались Толстика в чувство привести.

Хоть про что бормочет, все не понимали,

Но что враг пробрался в Шир, главное узнали.

Из Забрендии враги из лесов дремучих.

И ударили в набат, что висел на круче.

Вековой набат гремит, древний, звучный глас.

Призывает весь народ на борьбу в сей час.

И рожки в ответ звучали, хоббиты стекались,

В час страданий и нужды вместе собирались.

Лугом стук копыт притих и ушёл во мглу,

А рожки, рожки звучали, звали на борьбу:

«Огонь! Беда! Беги! Труби!

У дома враг! Набат, греми!»

Отовсюду, отовсюду, все бегут кто в чём,

Но в руках дреколья, луки, старый Крол с мечом.

А набат тревожным звоном голосит, зовёт.

Призывает всех сплотиться, ведь беда идёт.

«Вокруг огонь! Везде враги!

Греми, Набат! Рога – труби!»

Всё осветили факелы яркими огоньками,

А хоббиты всё стекались, собираясь на бой с врагами.

«Зовёт набат! У дома враг!

Он не пройдёт! Да будет так!»

Вихрем всадники несутся, чёрен их отряд.

Невысоклики, дрожи, – злобный скачет враг.

Пронеслись как ураган прочь из Хоббитании.

В Шире нет уже Кольца, зря их все старания.

«Ничего, пускай галдят, – думают они, —

Мы ещё сюда вернемся. Око приглядит.

А пока быстрей, быстрей, рядом Зов Кольца.

Перекроем все дороги, цель уже близка».

Пину было малость страшно, в лес он не ходил,

Он любил простор холмистый и весёлым был:

«А правду ль молвят про него? Боюсь я этот лес.

Как будто наблюдает за всем, кто бродит здесь».

Мери весело ответил: «Если про напасти,

То детей пугать лишь, тех страшилок тьма.

Сказы есть про леших, о волках громадных,

Водяных, кикиморах, вредных колдунах…

Всех не перечислишь, я же им не верю.

Лес, хотя и старый, не внушает страх…»

Деревья нависают, а лес темнее, гуще.

Всё кажется враждебным коряги, ветви, сучья.

Не видно туч больших, и тут пролился ливень,

Как будто специально всё дождиком размыло.

Сплошные буераки и ни одной тропы,

И все они устали, их хлюпают носы.

И уже не знают, дальше как идти?

Где же им тропинка, к речке как пройти?

На круглую полянку их ножки привели.

Всем стало неуютно, как на неё зашли.

Ощущение печали, запах ядовитый,

И больные деревца, тишина разлита.

Всё казалось тут не так, разные здесь травы,

Словно время на полянке течь иначе стало.

Время медленней течёт, тишь – как в страшных снах,

И растут болиголов, белена, дурман.

А в середке меж осинок – чахлые берёзки,

Рядом тёмною водицей – озерцо-болотце.

Отдыхать не стали, дальше в лес пошли,

Стало на полянке жутковато им…

Вышли снова на полянку (схожа ровно с той),

Мрачные деревья с тёмною водой,

Озерцо-болотце, чахлые кусты,

Ядовитый запах колдовства – травы.

И клубы дурмана их погнали дальше,

Хоть светлее здесь, лучше всё же в чаще…

Новая полянка, как и обе прежних,

Ощущенье грусти, затхлости, болезни,

Неживых рябинок деревца склонились,

Озерцо-болотце с тёмною водицей…

Все они в испуге – гиблые места,

Серые деревья, тёмная вода.

Кружит их кругами, отнимая силы,

Запах ядовитый, затхлость и унынье.

Ведьмины Кольца, иль Навьи Круги, —

с древней войны чернеют следы.

Пин перепугался: «Нет назад пути,

Здесь и днём ужасно страшно, ночью не пройти».

Мери согласился: «Точно нам конец,

Зря мы всё-таки пошли через этот лес».

Сэм смолчал, но помрачнел, очень был угрюм,

Фродо же не унывал, план пришёл на ум:

«Ходим мы кругами, нужно напролом

сквозь кусты, овраги, через бурелом.

Хоббиты, вперёд! Эй, друзья, встряхнитесь!

Выберемся мы, только не ленитесь!».

И вперёд пошли они сквозь дремучий лес,

С хвоей, с листьями деревья вперемешку здесь…

И коряги под ногами, и кустарник колкий,

И завалы, буераки, и овраг глубокий.

Вдоль глубокого оврага хоббиты бредут,

Исцарапаны их ножки, еле волокут.

Но хоть выбрались с полянок (Ведьминых Кругов).

Ручеек течёт и вьётся меж больших кустов.

Рос огромный древний вяз на краю оврага.

Словно приглашал прилечь путников усталых.

На опавшую листву прилегли они,

Час-другой поспать решили, подоткнув плащи.

Сэму что-то сон в не сон, очень неуютно,

Как на Навьиных кругах, так же стало жутко.

Дёрнулся как от озноба и на корень сел.

Поскользнулся, кувыркнулся и упал в ручей.

Сбросил сна оцепененье, вовремя вскочил,

Смотрит – корень топит Фродо, тот уже хрипит.

Ухватился он за друга, вытащил, глядит —

Плащ, разодранный за корнем, под водой торчит.

Фродо начал отходить, отдышался, сел.

«Ох, спасибо, – говорит, – друг мой верный Сэм».

Тут они вскочили оба, с мыслью о друзьях.

Смотрят – сумка, два плаща из коры торчат.

Спали под стволом Пин с Мери, захватил их вяз,

Всё тесней смыкал кору, закрывая лаз,

Руки, ноги обдирали, по коре стуча,

И кричали Сэм и Фродо, эхом крик звучал.

Недовольно ухнула сонная сова,

И деревья зашумели, сыплется листва.

А шуметь в лесу нельзя хищники услышат.

Волк завыл невдалеке, чует он добычу.

Вдруг песня громко раздалась, весёлый, звонкий смех.

«Похоже, я к озорнику удачно подоспел».

Казалось это невозможно в дремучем и глухом лесу.

Но кто-то шёл сюда на помощь, и сердце

верило – шёл друг.

Короб он держал с водой, с белыми цветами,

Коренастый человечек с синими глазами.

Борода взлохмачена, с белыми сединками,

Ходит в обуви по лесу (с жёлтыми ботинками).

И нахмурил брови, понял всё он сразу,

Нараспев слова звучали, обращаясь к вязу:

«Ну-ка, старый Вяз-проказник, отпусти ребят!

Безобразничать не надо, ты же мне не враг!

Если будешь хулиганить – заморожу корни!

Спи спокойно до весны! Хватит колобродить!»

И притопнул он ногой по земле холмистой.

А глаза глядят с добром, светом он лучится.

Будто устыдился старый, древний вяз.

Заскрипел своей корою, и открылся лаз.

Мери, Пин освободились, выбрались оттуда,

Сонные, дрожат они и глядят испуганно.

«Что ответите вы мне, Бомбандилу Тому?

Далеко, друзья мои, вы ушли от дому».

А в глазах его смешинки, в них веселье, доброта

И какая-то родная, от природы простота.

И назвался он для них Бомбандилом Томом.

И смотрел открыто, чудным был и добрым.

Улыбнулся всем друзьям, подмигнул он Фродо:

«В гости приглашаю вас, вы пойдете к Тому?

Мы отправимся сейчас, к милой Золотинке».

Синие глаза горят, искры в них лучинки.

«Что глядите на меня, зайчики-трусишки?

По лесу ведут меня жёлтые ботинки.

Куртку эту я люблю и большую шляпу.

Защищает от дождя, мимо чтобы капал».

Синие его глаза – как кусочек неба.

Там любовь и доброта, взгляд открытый, смелый.

И пошли сквозь лес густой вслед за Бомбандилом,

Заскрипели по траве жёлтые ботинки.

Хоббитов к себе вёл Том, песни напевая,

И не ведая войны, и невзгод не зная:

«Я несу красу цветов милой Золотинке,

Свежие, прекрасные белые кувшинки.

В воду их она посадит, станет любоваться,

Заблестят её глаза, будет улыбаться.

А кувшинки расцветут, словно в озерке,

В чаше тонкой серебра на живой воде.

Дочери реки любимой – белые кувшинки,

Что под цвет волос прекрасных милой Золотинки».

Лес в округе вздрогнул грозный рык услышав,

Вылез бурый и огромный косолапый мишка.

Из малинника навстречу к ним пошёл вразвалку.

Хоббитам он показался чудищем косматым.

И мгновенно малыши вместе дружно сжались

И к стволу шершавой ели спинами прижались.

Засмеялся Том: «Топтыгин! Не пугай ребяток!

Ты же этих малышат испугал до пяток.

За ветлянку уходи, ведай мёд у пчёлок,

Навещу тебя потом я, будешь коль весёлым».

Посмотрев, повёл ушами мишка косолапый,

И вразвалочку ушёл бурый зверь мохнатый.

Только вновь пошли друзья вслед за Томом дальше,

Тень какая-то мелькнула среди веток в чаще.

Внезапно из-за елей тёмных

Вышел серый волк огромный.

Хоббиты прижались вместе. Как не испугаться?

Том же посмотрел на них, снова рассмеялся:

«То не Варг и не Вервольф, просто умный серый волк,

Всё же руки в пасть не класть, ведь с зубами эта пасть.

Лес пугает только глупых, ведь он непростой.

Но и открывается тем, кто чист душой.

Ты же серый волк, не щёлкай, страшными зубами!

Не пугай моих друзей, не ходи за нами!

Уходи в глубь леса и пугай зайчишек,

А не этих шерстяных маленьких глупышек!»

Понимал ли волк слова, было неизвестно,

Но, вильнув своим хвостом, скрылся в чаще леса…

Лес в убранстве красочном ласково шумел,

Хоббитов к себе вёл Том и тихонько пел.

Ветерок подул попутный, кроны теребил,

В разноцветном листопаде ветви шевелил.

Том, с прищуром посмотрев, вверх взглянул:

«Кис-кис», и тотчас же с дерева спрыгнула вниз рысь,

Потянулась хищница, глазками сверкнула,

С места через бурелом враз перемахнула…

Вековечный, древний лес словно стал другой.

Есть просветы и тропинки, будто он живой.

«Всё прекрасно, хорошо, скоро будем дома.

В гости зайчики идут к Бомбандилу Тому.

Очень я люблю свои жёлтые ботинки.

Скоро мы уже придём к милой Золотинке.

Рады мы друзьям, гостям, всем хорошим людям.

Для гостей есть у меня вкусный свежий пудинг.

Золотинка – дочь реки, очень сердцу мила

И хорошая жена Тома Бомбандила».

Пел он песни обо всём, птицы щебетали,

Шёл он радостно вперёд по лесному краю.

Видно, стороной его беды обходили.

Всё хорошее к нему только приходило.

Белка, сидя на сосне, шишку шелушила,

Запустила в Бомбандила, вереща игриво.

А сорока-белобока завелась трещоткой:

«Бом-бом-дзилль, как барабан, шишкой в лоб, бам звонко…»

Засмеялся Бомбандил: «Озорница с хвостиком,

Заигралась в прыги-скоки, а сорока – склочница…»

Незаметная тропинка к дому привела

И пропала за кустами, словно не была.

«Здравствуй, домик милый мой! Ты заждался Тома.

Вон смотрите, свет горит, Золотинка дома».

Деревянный ладный дом на лесной полянке.

Ветерок доносит запах – вкусный, ароматный.

Из трубы, с покатой крыши, вьётся дым из печки.

Вышла кошка, потянулась, села на крылечке.

И резьбою дом украшен, росписью красивой,

Над дверями круг резной – обережный символ.

В центре круга небольшой, маленький кружок

(Сей знак солнца золотого, знай про то дружок).

Во все стороны из центра ровно восемь линий

(Словно спицы колеса, символ правды-мира).

Огонёк гудит в печи, там готовят ужин

(Лад, покой, тепло, уют в каждом доме нужен).

Мёд, ватрушки, пирожки, самовар большой

Рады им, гостей встречают с доброю душой.

Чисто, убрано, опрятно, скатерть на столе

(Вышит лебедь серебром на речной волне).

Вышла Лада-Золотинка – волосы струятся

Белым пышным водопадом, на свету искрятся.

Невысока, но стройна, а улыбка мила.

Лик её прекрасен, светел, и душой красива.

Платье с изумрудным цветом, пояс золотой,

Вышит незабудок ряд нежно-голубой.

Мужа обняла она и к нему прижалась.

Звонким голосом – певучим к Тому обращалась:

«Здравствуй, муж ты мой родной! Гости дорогие!

Сердце подсказало мне, я ждала вас ныне.

Вижу все устали очень – ах вы малышата!

Ножки ваши шерстяные, бедные зайчата».

Ей представились друзья и назвали имена,

Все развеялись их страхи, недоверия стена.

Золотинка:

«Вы устали от пути, проходите в дом,

Руки вымойте с дороги, следуйте за мной…»

Фродо обратился к Ладе, хоть робел немного,

Но уж очень любопытно всё узнать про Тома:

«Если можно… то ответь. Том – кто он такой?

Главный в сём краю волшебник? Тайну нам открой».

Рассмеялась Золотинка: «Тайны нет тут никакой,

Принимайте всё как есть с чистою душой.

Том всему хозяин, но не властелин.

Любит он природу, ею он храним.

Знает языки зверей, стёжки и дорожки,

Ходит в жёлтых башмаках и ворчит немножко.

Говорит с деревьями, травами лесными,

С родничками, ручейками, чистыми, живыми.

Славит солнце, небо, землю, песни им слагает.

Тем же, кто попал в беду, сразу помогает…»

Наконец уселись все, ужин очень вкусный,

Всем уютно, хорошо и совсем не грустно.

А уже глубокий вечер, звёзды за окном,

Тёмный лес пугает (страшно, боязно кругом).

В доме же уют, очаг, полон он теплом,

Позабылись все невзгоды (думы на потом).

Хоббитам, так повелось, нравилось покушать,

Но особенно любили сказки они слушать.

Издревле, конечно, им нравилась еда,

Но любили очень сказки, слушали всегда.

Том же сказы молвил хоббитам из Шира.

Много знал на свете, пережил он в мире.

Фродо, сам не зная как, просто и свободно

Рассказал всё про Кольцо Бомбандилу Тому.

Попросил Колечко Том: «посмотреть на штуку,

Вот на эту на напасть на одну минутку».

Фродо дал ему Кольцо, в кресло Сэм вцепился,

Принял Том, подкинул вверх: «Ничего вещица».

Взял и к глазу приложил злата ободок,

(Синим цветом, смотрит, как в поле василёк).

И на палец Том надел, золото искрится.

Чуть не подавился Сэм, Фродо удивился,

Пин и Мэри подскочили, глядя на такое:

Не исчез Том с тем Кольцом! Словно то простое.

С пальца снял, отдал его: «Тёмное колечко.

Вам носить его не к месту, лучше бросить в речку.

Тяготит природу воля этого кольца,

Много чар тяжёлых, мрачных, много колдовства».

Золотинка:

«Ты меня послушай, муж, и поверь сердечку.

Нет, нельзя бросать Кольцо, и не только в речку.

Воды не поглотят столько, слишком много яда,

Вытолкнут с глубин морских, и туда не надо.

Вижу очень долгий путь. Эти ж малыши

ношу тяжкую избрали… Знать, так рок решил.

Предстоит им, маленьким, много испытаний,

Проводи их до границы, мне так легче станет»

Золотинка, дочь реки, ласково смотрела.

Сердце согревалось Фродо, и душа запела.

Том:

«Лада, светик ты мой ясный, росинка моя.

Неужели думаешь, что не знаю я?

Провожу их завтра в путь по лесным дорожкам,

Чтобы хоббиты смешные не стоптали ножки.

Тропки есть, к Пригорью срежут дальнюю дорогу.

Но Кольцо опасно им, лучше всё же в воду.

Ведь лежало там веками, воды всё хранят.

Снова б там лежало вечность… Да не мне решать…»

На немой вопрос ответил человек друзьям,

Хоббитам пушистым, маленьким гостям:

«В ваших землях на Холмах, меня Томом знают,

Я порой бываю в Шире, в гости приплываю.

У меня есть Золотинка – у неё есть я.

Мы живём – природу славим, верные друзья.

Если же в семье согласье, власть тут не нужна.

Если есть любовь и счастье – злоба не страшна.

И не властно в нашем доме сила чар Кольца,

И свободны дух и воля и без колдовства»

Дочь реки – люблю душою…»

Золотинка:

«Я люблю тебя!

Бережём мы мир природы – дружная семья.

У меня есть милый Том, у него есть я.

Есть родной очаг домашний, счастлива семья.

Если есть согласье в доме, а в семье любовь,

То всегда тут будет счастье, будут хлеб и соль.

И не властны чары зла, коль душа поёт,

Счастье, радость и удачу свет любви несёт.

Больше ничего не нужно, коли в радость мир,

Что душою и руками сами мы творим».

Уголок остался в мире – уважают труд.

Славят солнце и природу, мир наш берегут.

Том:

«Ладно, мёд допейте чудный, крепко так уснёте.

Выспитесь вы хорошо, славно отдохнёте.

Поздно уж, пора ложиться, мохноногим спать пора,

Да и мне, признаться, тоже, не будите до утра».

Фродо спал без сновидений, но под утро раннее

Слышал в тишине напев, легкое звучание.

Дождик ночью снова шёл, чистый, серебристый.

Смыл всю пыль, что накопил, и с травы и с листьев.

Улыбнулось солнышко, брызнуло в окошки.

Будут прыгать малыши, хлопая в ладошки.

Дождик, дождик, дождик омывает мир.

Чтобы был он чище, чтобы был он мил…

Утром очень вкусный завтрак, чай брусничный с мёдом,

Пироги с вареньем, вкусностей всех много.

Пирожки и ягоды с аппетитом кушали,

Уминали кашу, Бомбандила слушали.

И смеялись хоббиты, ели и шутили,

Здесь уютно, счастливо, хорошо им было.

Но уж снова в путь пора, надо вновь идти.

Вот присели на дорожку (доброго пути).

Провожала в путь Лада-Золотинка.

И желала им удачи звёздочка-росинка.

Золотинка:

«Прощайте, хоббиты мои, дорога тяжела,

Но помните, что мир вокруг был создан для добра…

Вот, примите дар мой вам – флягу из коры,

Расписную, с оберегом, полную воды.

На рассвете вышла я к родничку лесному,

В нём вода живительна, чиста и студёна.

Фляжку в нём наполнила, сил придаст вода.

Сок земной в ней, свет зари, жизнью вся полна…»

Засмущался Фродо, опустил глаза,

Но улыбка Лады сил ему дала.

Фродо:

«Лада-Золотинка как ручей сребристый.

Словно цвет кувшинки белоснежной, чистой.

Свет с земли до неба, радуга земная,

Как весна – улыбка, добрая, живая».

«Ты речистый хоббит, – рассмеялась Лада, —

Дружен с эльфами твой Род, доблестью прославлен.

Твой чудесен говор, нравом смелый ты,

Сердца чистый свет, добрые мечты…

Но прощай, друг эльфов Фродо!

Тяжкий вижу путь! Верь ты сердцу своему!

Помни! Не забудь!»

Поклонились хоббиты, слёзы навернулись,

Грустно расставаться, Сэму аж всплакнулось.

Лада-Золотинка вскинула вверх руку:

«Быть в пути удачи! Унывать нельзя!»

Светлая росинка Лада-Золотинка,

молвила: «Мне верьте – свидимся друзья!»

Явило утром солнышко лучи сквозь облака,

Кругом деревья стройные и яркая листва.

А ночью дождик лес умыл, и утром день чудесный.

И тропкой Том всех вёл вперед, весёлую пел песню.

Песни пел Том обо всём, про лесные дали,

Хоббиты шли рядом с ним, дружно подпевали.

Лес прекрасный и живой им открыл себя,

Смело по лесному краю шли вперёд друзья.

Дул весёлый ветерок, зеленели ели.

Разноцветною листвой дерева шумели.

Наконец к опушке леса вышли незаметно,

Тропка скрылась за кустами, стала неприметной.

«Что ж, друзья, пора прощаться – молвил тихо Том, —

Вам в Пригорье, вот тропинка, я ж обратно в дом».

Молча хоббиты стоят, слов не находя,

Расставаться с Томом грустно, очень не хотят.

«Ну, захлюпали носами, заслезились глазки,

Приуныли. Так нельзя, шерстяные зайки.

В гости жду вас вновь к себе, к Тому Бомбандилу,

И успех придёт, поверьте, будете счастливы.

Коли верите в себя, то всего добьётесь,

Побеседуем ещё, как сюда вернётесь…

Да запомните друзья присказку простую,

Коли будет трудно, молвите живую:

«Всё плохое – уходи! Всё хорошее останься!

Правды свет приди в наш мир!

Навсегда ты в нём останься!»

И четыре голоса изрекли «Спасибо»,

Не сговариваясь, дружно, вместе Бомбандилу.

Рассмеялся звонко Том: «Вот смешные братцы,

Вас тропинка ждёт уже, собирайтесь, зайцы…

Только не склонитесь влево, там стоят курганы,

Позабыты с древних пор, в них обиды рана…

Золотинка ждёт меня, надо возвращаться,

Всё, пора, друзья мои, будем мы прощаться.

Золотинка – дочь реки, чистая душа.

Серебристая росинка, капля ручейка.

В день рождения её вдруг из-под земли

Ключ волшебный родничка в мире сем возник.

Звёздочка-росинка очень сердцу мила,

Ждёт меня жена моя, Тома Бомбандила».

И присели они вместе у лесной опушки,

Две коряги у камней подошли как лучше.

Мхом пушистым обросли камни валуны,

Древних знаков на себе тайны берегли.

Волглый лог, холмы и камни, тёмные ложбины,

Тут могильники стоят, древняя долина.

Над могильниками мгла и клубы тумана,

Позабытые стоят старые курганы.

У зелёного подножья древнего холма

Понизу вилась тропа, уходила вдаль.

Хоббиты идут по ней, и Пригорье близко,

Но вдоль склонов, меж курганов, пелена клубится.

Курганы древних королей, забытые теперь,

Какие тайны из веков храните вы в себе?

Затаилась в них обида, горькая и злая,

И стекала по камням, пылью оседая.

Хоббиты идут, тропка чуть видна,

И крадётся дымкой серость-пелена.

По густой траве уже топают они,

И огромные курганы слева чуть видны.

Камни грязно-серым цветом из земли торчком,

И туман клубами вьётся и течёт тишком.

Затемнилось солнце мутной пеленой,

Сероватой дымкой, плотной и густой.

Показался тёмный ход, старый, весь заросший,

Чувствовалось зло внутри, лаз был нехороший.

Мрачный ход из глыб больших, тёсаных, обросших

Шёл из-под земли наверх, всюду плющ засохший.

Жёлто-серый цвет травинок, в трещинах земля,

Словно жизнь ушла с неё, рядом быть нельзя…

И заманивал их лаз (сами как в тумане),

Как на Навьиных Кругах в яде и дурмане…

Зов зловещий, страшный, жуткий в души проникал.

Звал, все чувства притуплял, в яму завлекал…

В вечной темени могил по крупицам мглы

Пробудилось лихо, притекло из тьмы.

Умертвие (инферно) возникло в глубине

И набирало силу в забытой серой мгле.

И насыщалось злобой по каплям смерти Навьим,

Свивало чёрное гнездо во мраке и тумане…

Надвигалась тьма, и хрустели кости.

В склеп из склепа мертвецы шли друг к другу в гости.

Затхлость, тлен и серый пепел, смрад, промозглый холод,

Мёртвых, что пришли от тьмы, мучил вечный голод.

Мрачный ряд скелетов в нишах, притаились, ждут,

Пробуждаются могилы, смерть живым несут.

Жуткий фосфорный отсвет в их пустых глазницах,

И кровавый огонёк в глубине таится…

Загустелый мглы туман тёк и завивался.

Холод в души проникал, глубже забирался.

Седая пыль веков, далёкой старины,

Курганы древних королей, забытые холмы.

Героев стёрта память, в забвении она,

И пробудилось зло в лихие времена.

Великие, высокие и древние курганы,

В них зло копило силу по чёрным каплям Навьим.

Забытые в веках и небом, и людьми,

Заросшие курганы, следы былой войны…

И страшные стоят теперь курганы древних королей.

Глубже лестницы ступени, хладный камень, пыль,

Загустелый воздух источает гниль.

В забытьи шли хоббиты, подчиняясь зову,

Дальше всё спускались по ступеням тёмным.

И cо скрежетом зубовным закрывался вход,

Гробовая тишина, темнота гнетёт.

Излучалось зло кругом, выпивало силы,

Насылало слабость и несло унынье.

Тошнота и дурнота, подкосились ноги,

А вокруг один лишь мрак, чья-то злая воля.

Фродо крикнул: «Мэри! Пин! Сэм, ты где? Ответь!»

А в ответ зловещий хрип: «Здес-сь вам цепенеть…»

«Н-е-ет!» – смог вскликнуть Фродо, падая на камень.

С места сдвинуться не мог, жутки чары Навьи.

Ледяной взгляд мрака, мёртвые лучи,

Мрачная фигура сгорбившись стоит.

Тёмный хладный камень, зло в тиши не спит,

И зелёный полусвет из-под нижних плит.

А Умертвие текло, мрак и смерть с собой несло.

Скрежет смерти, говор тьмы, и мертва та речь,

Замогильные слова стали в душу течь.

«Равнодушье – сердца хлад, с ним придёт тоска и мрак,

Коль в душе лишь мёртвый лёд, мир падёт и тьма грядёт.

И сгниют тогда цветы, и угаснут все мечты,

Почернеет небосвод, все иссякнут токи вод.

Сине-тёмная луна. Яма – мрака глубина.

Солнца взрыв тогда же в хлопья чёрной сажи.

В сердце хладном – тусклый мрак, а в душе

лишь пепла шлак.

Серый мир в забвенье спит. Смерти белый свет не мил.

Тускло-серый небосвод. Мир падет и тьма грядёт».

Хватка Нави, жуть, и страх, и смертельный ужас,

Фродо вмиг окостенел, в хлад впадая глубже.

И лежал на плитах тёмных, руки холодны

И, скрестившись, на груди вместе сведены.

Но внутри теплилась жизнь (словно уголёк),

И сумел раздуть в душе сердца огонёк.

Вспомнил простенький стишок (как учил их Том),

Произнёс он про себя (вслух изречь не мог):

«Всё плохое – уходи!

Всё хорошее – останься!

В сердце радость вновь приди.

Навсегда ты в нём останься».

Он, не думая, стишок про себя прочёл,

Но внезапно силу воли снова вновь обрёл.

И, собрав остатки сил, смог пошевельнуться,

Но, всмотревшись в темноту, сразу ужаснулся.

Друзья лежали в саванах, их руки на груди,

И так же были скрещены и вместе сведены.

Лица бледные у них, умерли надежды,

Облачённые лежали в мёртвые одежды.

В тревоге за друзей (коль живы, как спасти?)

Он сбросил путы смерти, смог двигаться, ползти.

В темноте стоял сундук, в нём клинки булатные,

Камни самоцветные, серебро и злато.

Он нащупал меч рукой и к себе придвинул,

Взял клинок за рукоять и из ножен вынул.

Только вытащил клинок – руны засветились,

На мече Арнорском вновь засеребрились.

Тут огромной тенью выросло Умертвие.

Запах смерти Навий – Чёрное поветрие —

Потянулось к Фродо мёртвыми костями,

Пять суставов длинных с острыми когтями.

Пошатнулся Фродо, слабость ощутил,

Но свой меч волшебный всё ж не отпустил.

Вскрикнул, костенея, но в последний миг

Он взмахнул мечом, Навь им поразил.

Жуткий вскрик, ужасный вой, плиты содрогнулись,

Трещины в камнях, стены пошатнулись.

Кисть Умертвия упала (раскалилась сталь),

Фродо выпустил клинок (цепенеть вновь стал).

Холодея, снова он стишок шептал

Тома Бомбандила в нём он на помощь звал.

Знал он, что всё кончено, смерть течёт к нему,

Всё ж в душе он верил: в мире быть добру.

«Всё хорошее останься!

Всё плохое уходи!

Навь-Умертвие – исчезни!

Том, на помощь к нам приди…»

В том, кто верит в правду, лучик есть добра,

Капелька надежды будет с ним всегда.

Словно Тома глас знакомый слышался вдали.

В нём весёлое ворчанье, говором стихи:

«Волглый лог, холмы и долы, старые курганы,

Вересковые ложбины, хмель и запах пряный.

Только не видать ни зги даже глазкам кошки,

Ну-ка, разойдись, туман, покажи дорожку.

Ведь споткнуться здесь так просто в яму вверх

тормашками,

На смех там меня подымут муравьи с букашками.

Разойдись же, пелена! Тут тебе не место.

Дольний мир, покажь свой Лик ясный и чудесный!»

Фродо в забытьи уже слышал глас сквозь мглу.

Смутные виденья шли, грезил наяву.

«Солнышко яви свой лик в небе голубом,

Землю освещай, согревай теплом.

Пусть твои лучи силу обретут

И развеют зло, Правду вознесут.

Солнце золотое, ты свети Земле!

Знай, что всё живое помнит о тебе!»

Фродо слышал сквозь туман глас вдали знакомый,

Холодел и в смертную погружался дрёму.

«Солнышко, развей же мглу, унеси печаль

И согрей своим теплом всю земную даль!

Травы, злаки-семена, зелени росточки,

Сокрушите камень, нежные цветочки!

Сок земной даёт вам силу, жизнь вам дарит олнце,

К свету ввысь стремитесь, к небесам оконцу!»

Рокот, треск, и с грохотом камни развалились.

Хлынул свет в проём. Солнышко явилось.

Шло уже к закату, вышло из тумана

И рассеяло лучами чёрный яд дурмана.

Том опять пришёл на помощь, звонкую пел песню.

(Хоть слова её просты, но она чудесна).

В сине-голубом кафтане, в жёлтых башмаках,

Весело пел песню Том, разгоняя страх.

«Выползай, Умертвие, из своей норы!

Обижать не будешь больше детворы!»

Глас зловещий, жуткий вился в глубине:

«Сам из леса ты приш-шёл на расправу мне.

Олорин, я знаю-с, нынче Бомбандил,

Примеш-шь ты погибель, обратиш-шься в гниль».

Схватка шла не на мечах, не стальным оружьем,

Жизнь и Смерть сошлись в бою, Нави свет не нужен.

«И ночь останется в лесу, и уползёт туман…

Изыди Навь-Умертвие! Исчезни мгла и страх!»

Злобное шипение, злая сила лиха,

Мёртвый глас Умертвия, трупный, ядовитый.

«Вечный хлад. Чёрный мрак. Глыбы льда и камня.

Жизни нет во мгле – там одно лишь Навье.

В серо-синий лёд вода. В пыль земля и солнце.

Выйдет тёмная луна и угаснут звёзды.

Смеху, радости взамен – тлен и чернота,

Нежить вместо жизни, вместо света – тьма.

Счастье ей на корм пойдёт, и мечты, и грёзы,

Смерть в себя впитает всё – даже чьи-то слёзы.

Увяданье жизни, Навий лик из тьмы,

Все осыплются цветы, и умрут мечты.

Царство Смерти – время Тьмы, расширенье Мрака,

Свет погаснет на Земле, в склепах место праху!»

Песня звонкая в ответ против Нави-Тьмы

И рассеивали звуки серость пелены.

«О небес огонь! Чистый ясный Свет.

На защиту Жизни Явь свой Оберег!

Все гнилое Нави выжги ты дотла,

Чтобы мгла весь мир не заволокла!

Чтобы Навь-Умертвие вдаль не разрослось,

Чёрное поветрие чтоб не началось!

Опухоль болезни ты с Земли сними!

Навь-Небытие в пепел обрати!

Солнышко – Свет Ясный Жизнь – Обереги!

От болезни злой Землю защити!

Огненные стрелы пламенного жара

Солнышко – Яви, чтобы Навь дрожала!

Ветер-ветерок – Быстрокрылый Сокол,

В клочья разнеси туман Чёрного Морока!

Ярость Вихря ты Яви и развей всё Навье!

Ты увей Умертвие в дебри Глухоманья!

Облачка пушистые в тучи собирайтесь

И дождём целебным в землю изливайтесь!

Гром громовник – Мощь Яви!

Молнии Зарницы вдребезги скелетов

Разнеси глазницы!

Вод подземные истоки, капли роднички,

Явьте Жизнь на Свет Зелени Ростки!

О Вода, что Жизнь рождает, пыль ты Навью смой!

Землю пробуждай от сна и её умой!

Корни-семена – набухайте, почки,

Явьте в Жизнь красу, листья и цветочки!

Солнце золотое! Небо голубое!

Мать сыра земля! Воздух и вода!

Явьте Жизнь на Свет!

Сгинет пусть Навь-Смерть!

Безучастный, недвижимый, в мраке равнодушья,

Фродо слышал звук борьбы, в хлад впадая глубже.

Жизнь над Смертью вверх берёт. Тенью слабой рваной

Сгинуло Умертвие, вздрогнули курганы.

Падали скелеты, разлетались в пыль,

Распадалось Навье, исчезала гниль.

Чистый свежий воздух очищал холмы,

Древние курганы из былой войны.

Словно и не осень, зеленела травка,

Выросли цветы в память всем солдатам.

Предкам, павшим в битвах, воинам и храбрым,

Витязям, героям: Слава! Слава! Слава!

Все хранятся записи в книге Жизни мира,

Сохранилась память, Правда не забыта.

Выглянуло солнце, светит из-за туч,

Яркими лучами убирает грусть.

И явило солнышко мостик в небеса,

Семь цветов волшебных – радуга-краса…

Том:

«Малышей нельзя оставить даже на минутку,

Сразу в яму заберутся, в когти к злобным духам.

Ты как бледная поганка, сбрось тьмы-сон, глупыш!

Возвращайся к свету, шерстяной малыш!

Вылезайте-ка на свет! Сбросьте сна унынье!

Хватить в мертвецов играть! Пробуждайтесь к жизни!»

Будто заново родился, выбрался из склепа.

Вместе с ним и все друзья, в саваны одеты.

«Что за глупые созданья, хоббиты смешные,

Всюду ведь носы суют, зайцы шерстяные.

Всю одежду саваны сразу же снимайте,

К солнышку, на воздух, быстро вылезайте.

Смойте пыль от смерти в зелене-траве,

Чтоб крупицы Нави не носить в себе».

Слабые все хоббиты, жизнь едва теплилась,

Но уже через минуту вместе веселились.

Повалялись в травке, солнечных лучах,

И сошла вся грусть, и исчез весь хлад.

«Ну вот и всё, – промолвил Том, – и дышится легко,

И дождик Навь всю смыл с земли, развеял ветерок.

А вам на хладных плитах ну как не стыдно спать,

Дрыхнуть, и сопеть, и в пыли лежать?

Хорошо, не ночью шли, солнышко светило,

Хоть и к вечеру уже, Навь оно сразило…»

Хоббиты-друзья слов не находили,

Но глаза их всё Тому говорили.

«Несмышлёныши совсем, уж не думал я о том,

Что вас ноги шерстяные занесут в могильный холм».

Скрылся Том в Кургане, вытащил сундук:

«Разбирайте, здесь оружье, меч в дороге – друг».

Серебро Мифрильное мастеров Арнора,

Кузнецы хранили славу предков с Нуменора.

Всем досталось по клинку, руны в них сияли,

И волшебные мечи на свету играли.

Мери свой клинок поднял, дивно тот светился,

Древний, из курганов, магии был чистой.

Пин был очень рад мечу, светлый, непростой,

Гладил рукоять ладошкой, словно меч живой.

Ну а Сэм клинок из ножен вынимать не стал

(Незнакомому оружью он не доверял).

Том же брошь держал в руке, очень та красива,

Приглянулась она чем-то Тому Бомбандилу.

Брошь волшебная, живая, дивной красоты,

Мастер вырезал в металле листья и цветы.

Камень чудный в серебре – сине-голубой,

Цвета неба самоцвет излучал покой.

Молвил Том: «Подарок будет милой Золотинке,

Нежной и родной моей Ладушке-Росинке».

И прощания пора, и решился Фродо,

Задал мучивший вопрос Бомбандилу Тому:

«Господин, ты кто такой? И великий, и простой.

Кто ты – Маг могучий Белый или дух глуши лесной?»

Том:

«Я лишь тот, кто я и есть, и сейчас пред вами.

Хоть веселый – не смешной, хоть несложный —

не простой.

С изначалия времён, испокон веков

Радуюсь я солнышку, зелени лесов.

Я люблю природу, мир, вас, мои друзья,

Но пока вы веселы и не сникли зря.

Помогаю я в беде, кто попал к ней в сети,

И кто свет души сберёг, мне тогда приветен.

И зверей люблю, и птиц, знаю все травинки,

Мне родной лесистый край с милой Золотинкой.

И по всем лесным дорожкам я шагаю бодро,

Башмаками топаю весело, свободно…

И прекрасно, хорошо, всё на свете мило,

Ведь на сердце у меня радостно, счастливо…

А когда домой иду, ждёт меня с улыбкой

Милая жена моя – Лада-Золотинка.

Золотинка – дочь реки, и мила, красива,

И хорошая жена Тома Бомбандила…»

Солнце красное садилось, отправляясь спать.

Чтобы утром, на заре, в мир прийти опять.

Обернулся к солнцу Том, к яркому закату,

И слова его летели далеко на запад:

«Солнце клонится к закату и появится лишь завтра.

Явь – рассвет! Приди с утра! Славься солнышко! Ура!»

Кто ж на самом деле Том? То никто не знает.

Жил он счастливо в лесу, зол и бед не зная,

В светлом домике своём с милой Золотинкой,

Ярко-синие глаза, искорки-лучинки…

Выходя за холм большой, обернулся Фродо,

Еле видел он фигурку Бомбандила Тома.

Вскинул руку Том, прощаясь, Фродо вдруг в себе,

Ощутил его слова: «Будь, дружок, смелей!

Будь всегда самим собой и не унывай,

И друзей хоть иногда ты не забывай!»

И уже без происшествий, страхи позади,

Вышли хоббиты к Пригорью, к поселенью Брыль.

«Гарцующий пони» – известное место, кого только

не было в нём —

хоббиты, люди, странники, гномы встречались

за общим столом.

Торговцы, охотники и следопыты из северных,

диких земель.

Их всех привлекал огонёк у камина, тут крепкие вина и эль.

Трактирщик Лавр Наркисс, пузатый, весёлый, и мага

толстяк уважал.

И Гэндальф о нём отзывался неплохо, хороших людей

маг наш знал.

Но на вопрос вдруг трактирщик смутился, замялся

и весь покраснел,

И тут же как будто от холода вздрогнул и весь на глазах

побледнел.

«Да, Гэндальфа знаю, могучий Маг Серый, давно его не было

здесь.

А правда, записку… письмо для Подхолмса оставил он…

Вот оно… Здесь…

Забыл я, ребятки, вы уж простите. Вот оно лично тут вам.

Его отослать я забыл… Извините… Вот только сейчас вам

отдам.

Ведь Гэндальф сказал, коль он в праздник не будет, письмо

отослать в Хоббитон.

А праздник прошёл, а я закрутился. Забыл я… И горе

мне в том…

Но вы же не скажете Магу про это? А то превратит

в суп с котлом…

Ведь всё же вы тут… Значит, всё там нормально?

Беда не пришла ведь в ваш дом?»

Уселись друзья, все угрюмы и мрачны, ведь Гэндальфа

с ними здесь нет,

А если уж с Магом чего-то случилось, то им как избегнуть

всех бед?

Письмо:

«Если откроете строчки посланья, значит, со мною беда.

Быстро бегите, мчитесь, летите в Раздол к светлым

эльфам тогда!

Если же встретите где Арагорна, знайте, что это

мой друг.

Он следопыт, смелый витязь отважный. Как мне

вы доверьтесь ему!»

Вопросов лишь больше, тревога и горечь: Что с магом?

Какая беда?

И кто же тот витязь, что звать Арагорном? В Раздол,

как пробраться туда?

Но вот хоть трактирщик с огромным подносом горячий

им ужин несёт.

Хоть можно наесться, забыться в постелях, а после уж

снова в поход.

Немного поели, и стало спокойней, Пин, захмелев,

задремал,

И Сэм перестал озираться и ёрзать, а Мери немного устал.

«Я пройдусь, – промолвил он, – что-то душно мне.

Подышу на воздухе, буду во дворе…»

Лишь Фродо было неспокойно, и только подошёл к ним

Лавр,

То хоббит сразу же вопрос тогда ему задал:

«Там в углу человек в темноте. Пьёт вино. Вон повёл он

глазами.

Вы не знаете, кто он такой? Мне казалось, следит он

за нами…»

Лавр Наркисс:

«Он из следопытов (так их называют),

Бродят в Глухомани, здесь порой бывают.

Прозывается Бродяжник, парень неплохой,

Он спокоен, крепко сбит и поёт с душой.

Фродо:

«Благодарим, а то всё ново, мы многое не знаем.

Нам видеть-то людей впервой. Мы быт их изучаем».

Лавр:

«В “Гарцующем пони” у нас есть обычай:

Кто новый пришёл на порог,

Тот песню спеть должен, иль вирши, иль сагу,

Иль сказку прочесть – это долг».

Фродо подошёл к столу, влез и поклонился:

«Песню всем я здесь спою – будем веселиться».

Гром аплодисментов, весь трактир утих,

Ведь гостей из Шира Брыль давно забыл.

А Фродо, подбоченясь, как будто важный гном,

Пошёл плясать вприсядку, стол ходит ходуном.

И песню озорную, весёлую запел,

В ответ весь зал огромный захлопал, загудел.

На дороге злой, огромный,

Страшный, грязный и голодный

Тролль под деревом сидит.

Хочет он напиться пива,

Оттого сейчас сердит.

Он ужасно хочет пива,

Очень, дюже он сердит.

А дорога убегает, вдаль уходит стороной,

Тролль сидит – ужасный, страшный,

Он без пива просто злой.

Оттого, что он без пива,

Этот дядя очень злой.

Если, путник, встретишь тролля

На дороге невзначай,

Сразу ноги бери в руки —

И скорее убегай.

Или руки бери в ноги,

Только быстро убегай.

Коль запасся ты в дорогу

Бочкой пива, иль вина,

Тролль вас встретит как родного,

Как любимого – жена.

Зубом жёлтым улыбнётся

Ваша милая жена.

Добродушный и нестрашный,

Свой он в доску – хоть куда,

Но без пива тролль сердитый,

Брови хмурит он тогда.

Оттого, что тролль без пива,

Это сущая гроза.

Тролль при пиве вас приветит,

Просто душка, не злодей,

Только пива хоть немного

В кружку ты ему налей.

Ну а лучше бочку пива,

Чтобы утонул злодей.

Если ж выпьете с ним пива,

С вами песню он споёт,

И не съест он вас, пожалуй,

И в костре не запечёт.

Может, на потом оставит

И немножко пожуёт.

С пивом хорошо в дороге,

И приятно, и легко,

Коли выпьете немного,

То уйдёте далеко.

Может, даже уплывёте,

Только очень далеко.

Сей напиток побеждает

Даже злющего тролля,

Пейте вы хмельное пиво —

Проживёте жизнь не зря.

Лучше сами пейте пиво,

Отдубасите тролля.

Только на него дыхните,

Жизнь пройдёт для вас не зря.

Люди пили, хохотали, припевали гогоча,

Фродо пел, танцуя лихо, кувыркнулся сгоряча.

Поскользнулся на подносе и на пол он полетел,

И случайно ли, кто знает, пальцем то Кольцо задел.

А Колечко непростое, словно бы сама судьба

Сослужила злую шутку, и взяла, и подвела.

И на палец, что в ладони между средним и большим,

Натянулось то Колечко. Он исчез – затих трактир…

Они уже рядом (все девять Колец), зло в Брыль прокралось

бедою,

Одеты все в тёмном, мечи за спиной, и страшные чёрные

кони.

Хоббит клял себя, как мог (вылез за углом),

Сняв с себя Кольцо златое, появился он.

«Торбинс», – тихий голос позади раздался.

Обернулся хоббит и похолодел,

Говорил Бродяжник: «Как в капкан попался.

Что же ты наделал? Натворил, брат, дел».

Испугался Фродо, страшно ему стало,

Но, собравшись, смог всё же он изречь:

«Знаете меня?.. Позже потолкуем…

Не сейчас, не время и не место здесь…»

Многих пригорян сдуло словно ветром.

Гномы тоже расходились (стало быть, им к спеху).

Опасались пригоряне чародейских штук,

От «приблудных колдунов» здесь добра не ждут.

А пять косоглазых южан смуглолицых

Шушукались тайно и хмурили лица.

Лавр не слишком огорчился, он смекнул себе,

То, что завтра разговоры соберут люд здесь.

Пин, прихватив кувшины (в них эль ещё остался),

За ними был не виден, но голос раздавался:

«Больше мы не будем, слово в том даём.

Нам и спать пора, мы к себе пойдём».

Хоббиты к себе пришли, двери затворили

И дрова в камин подложить решили.

Вдруг за спинами раздался голос незнакомый.

Человек сидел в углу в сером капюшоне.

Бродяжник-следопыт пробрался незаметно,

Хоть человек большой, как хоббит неприметный:

«Обещал мне Фродо Торбинс важный разговор.

Что ж, теперь есть время, слушать же изволь».

Обернулись хоббиты, вздрогнули они.

Что Бродяжник хочет? Знает что про них?

Бродяжник:

«От Волглого Лога я видел всех вас.

Как шли по Пригорью до Брыля.

И слышал, как вы называли себя,

И все разговоры о Шире».

Фродо вспомнил, как сказал: «Пин, не забывай!

Я не Торбинс, а Подхолмс, Сэм Пушист, ты знай!»

Дал он впредь себе зарок, прикусив язык:

Не болтать, везде есть уши, осторожней быть.

Бродяжник продолжал: «Совет хочу вам дать,

А также о его цене хочу потолковать.

Не многие отважатся идти Неторным трактом,

Коль вам не жалко жизней, причин должно быть

с гаком…

Я знаю, вам поход тяжёлый предстоит,

И путь по Глухоманью неблизкий ваш лежит.

Места обманные кругом, им доверять нельзя,

Болота, чащи, камни – погибнете там зря.

Опасно Глухоманье, одни вы не пройдёте,

Как многие другие, безвестно пропадёте.

Цена же такова – меня с собой возьмёте.

Пойду я вместе с вами. Решайтесь. Что, берёте?»

Сэм:

«Бродяжник говорит, опасности, мол, ждут.

Но сам он в подозрении. Чего расселся тут?

Быть надо осторожными, начнём тогда с того —

Попросим удалиться отсюда мы его.

А то ведь неизвестно, куда нас заведёт.

По топям и трясинам в засаду приведёт».

Фродо:

«Я чувствую, будь следопыт прислужником врага,

То втёрся бы в доверие, морочил нас тогда…»

Бродяжник:

«А я не внушаю доверия? Ну что ж, походил бы с моё,

Годами в краях Глухоманья, лицо не узнал бы своё.

Да, извини меня, что я с тобой на “ты”,

У нас то знак доверия, поэтому не “вы”.

Фродо:

«Открытость за доверие. Ты назови себя,

Скажи нам своё имя, и будем мы друзья.

Ведь в диких землях всем нам быть вместе предстоит,

И чтобы доверять, открытым нужно быть».

Бродяжник:

«Ну вот тогда я что скажу: я знаю вашу тайну.

Сегодня сами всем её в трактире показали.

О важной вещи, что у вас, мне Гэндальф говорил.

Следить за вами он велел, хранить по мере сил,

И если, Фродо Торбинс, хотел бы я Кольцо,

То просто и жестоко забрал бы я его».

Он выхватил из ножен сверкающий клинок

Так быстро, словно вихрь Пин охнул, Сэм же взмок.

Никто и ёкнуть не успел, движенья не приметил,

У Фродо следопыт с мечом, прошелестел лишь ветер.

И чуть обломан был клинок, но в нём струилась сила,

Великий, славный, древний меч священного мифрила.

«Клянусь клинком великим (боится его враг)

Оберегать и защищать. Клянусь! Да будет так!

Нарсил – живая легенда, великий и славный мой меч,

Порукой в словах моих будет, хранить и от бед

всех беречь.

Я Арагорн, сын Араторна, и витязь-дунадан,

Сей клятвой на оружье я жизнь за вас отдам!»

Чело осветилось, он гордо стоял, глаза на лице

заблестели.

И вспыхнул огонь, подтверждая слова, миг вспышки – и угли

лишь тлели.

Древняя скорбь, притихшая боль, корона в пыли

из Мифрила.

Наследие предков, забытая кровь, казалось, застыла

в жилах.

Страна в запустенье, и лихо кругом, кажется,

мир затмило,

Но люди не смогут мириться с тьмой и на войну

с ней выйдут.

Их в битву за Правду король поведёт, долг чести превыше

скорби.

Подвигнет народ на борьбу со злом и возродит былое…

В комнате тихой большой камин, в нём жаркие тлеют угли,

Мерцанье свечи небольшим огоньком, и шкуры лежат

на стульях.

«Опасно находиться здесь, отсюда мы уйдём,

Переночуем у меня, а утром вдаль пойдём.

Ждать помощи нельзя нам, шпионов здесь полно,

И сколько вас, известно им, и ваше где окно…

Тут Бит Осинник есть такой, давно за ним гляжу,

Порочная душонка, подлец и служит злу.

Он был сегодня за столом в компании южан,

Скорей всего, шпионы, а Бит злодей и сам…»

Шум в гостинице раздался (словно тролль бежал),

Прыгнул к двери Арагорн (наготове ждал).

Дверь распахнулась, Лавр на пороге, как видно

случилась беда.

Весь запыхался, красный от бега и руку на сердце держал:

«Беда с вашим другом, лежал во дворе, весь бледный,

в пыли, на земле.

Помощник мой Ноб нашёл там его и сразу примчался

ко мне…»

«Что с ним?» – вскричали хоббиты одновременно

все.

«Кто это сделал?» – Пин шепнул (а сам весь

побледнел)

«Вы успокойтесь, – Лавр сказал, – нет, не убит, живой.

Беднягу в чувство привели холодною водой…

Я к вам бежал предупредить, мне Гэндальф говорил,

Чтобы за вами я смотрел, заботой охватил.

У нас в Пригорье разный люд, сейчас приезжих много,

Вы будьте осторожными, за всем глядите в оба.

И тот Бродяжник-колоброд подсматривал за вами,

Не просто так шатается в бескрайной Глухомани…»

Фродо молвил: «Всё нормально, говорил я с ним.

Договорились вместе в поход мы все идти.

Бродяжник согласился быть нашим провожатым,

Ему от нас доверие, и слово его свято…»

«Дал слово быть проводником? Доверились ему?

Хоть парень, может, неплохой, не верьте никому».

Бродяжник выступил вперёд: «А что, кому им верить?

Пузатому трактирщику, что не пролезет в двери?

Ты имя помнишь лишь своё, что слышишь каждый час.

Помощник твой Ноб Телепень умнее во сто раз».

Лавр дёрнулся, не ожидал, удар чуть не схватил:

«Откуда ты? Как знаете, я вас предупредил».

Шаги тяжёлые опять и скрип ступенек старых,

И заскрипела дверь на ржавых петлях слабых.

Ноб, помощник Лавра, хоббитом сам был,

Но с Пригорья, здешний, по соседству жил.

Мери Ноб привёл, помогал идти,

На руках почти что нёс слабого, без сил.

Мери приподнялся: «Я их видел… чёрных…

Словно лёд на сердце был, как в курганах тёмных.

На меня они смотрели, холод охватил…

Сразу я оцепенел… и упал без сил…»

Бродяжник вздрогнул: «Этого боялся я, друзья,

Уйти не успеваем, ночью-то нельзя.

Назгулы нас нашли, узнали что хотели,

В Брыле затаились, мы их проглядели.

Коль люду тут полно, зачем открыто лезть,

Но ночь даёт им силы, нам нет защиты здесь.

Люди есть в Брыле, прислужники зла, укрыли Назгулов

от глаз,

Запрятали их колдовских коней и стерегли здесь нас».

Лавр преобразился: «Подымайся, Ноб!

Злу у нас нет места, не дадим проход.

Лети быстрей за помощью, растормоши народ,

Охрана в Брыле есть своя, у нас зло не пройдёт…»

Ноб убежал, и Лавр ушёл, одни они остались,

Огарок свечки догорал, мрак за окном сгущался.

Как шаги затихли, молвил Арагорн:

«Спать мы будем у меня, поутру уйдём».

Ночь сгущалась за окном, угли догорели.

Тьма заползла по Брылю, и заплясали тени.

В предрассветный час Фродо вдруг проснулся,

Словно холодом подуло, хоббит встрепенулся.

Смотрит – у окна Бродяжник обнажил свой меч,

Охранял их сон всю ночь и не смог прилечь.

Фродо сонно улыбнулся, снова лечь хотел,

Только лечь на этот раз так и не успел…

Буйство ветра, завыванье, где-то жуткий рык,

Дико тени замелькали, ужас в дом проник.

Ощущенье воли злой, липкий страх лез в душу,

Спрятаться хотелось мышкой под подушку.

Хоббиты проснулись, чувствовали все,

Как и в тех могильниках, расползалась смерть…

Но внезапно всё прервал петушиный крик,

С приближением рассвета ужас сразу сник…

Стук копыт раздался, пробуждая соней,

Мчат из Брыля всадников колдовские кони.

Хлынул в комнату рассвет, ветер-ветерок,

Их окошко распахнул, хлынул холодок.

Освежающее утро, раннее, туманное,

Всем сегодня показалось самое желанное.

Быстро все оделись, в комнату пошли,

Из которой ночью все они ушли…

Страшная картина: выломаны окна,

Ставни выбиты, а дверь болталась на петлях.

Все изрублены на клочья вещи на кроватях,

Враг жестокий этой ночью в доме побывал…

Отсюда на север лишь дикие земли на тысячи тянутся

вёрст,

На месяц пути нет людских поселений, безлюдным

стал Эриадор.

Следопыт отряд вёл трактом, чтобы все их видели.

Но как только всё Пригорье скрылось позади,

Он свернул на тропку между старых елей

И сказал, чтобы все шли следом в след за ним.

Камни тёмные вокруг заросли все мхом.

«Древней крепости руины», – молвил Арагорн.

И дремучий хвойный лес, тёмные стволы,

Мухоморы кое-где, чахлые кусты.

Пина этот лес пугал, ели меж камней…

Громко хмыкнул он в кулак, чтоб привлечь друзей…

Обернулись все к нему: что случилось, мол?

Ну а Пин промолвил робко, был испуган он:

«Давайте не пойдём сквозь лес, один раз так ходили

И еле выбрались назад, спасибо Бомбандилу».

«С вами не было меня, – усмехнулся Арагорн,

«Только мы не через лес, через топь пойдём».

Бедный Пин лишь только охнул. Ладно уж сквозь лес,

Здесь хоть твёрдая земля под ногами есть…

А Бродяжник повернулся и пошёл вновь дальше,

Прекращая разговор, всех повёл сквозь чащу.

Бескрайними и страшными «комариные топи» слыли,

И даже следопыты сюда забредать не спешили…

Бродяжник утешал: «Пройти нам надо топь.

Я знаю все тропинки, хоть гиблый здесь проход.

Но всадники мордорские за нами не пойдут.

Ведь, хоть они, Назгулы, тут сами пропадут.

Их кони колдовские не сунутся в болота,

Тяжёлые они, им вязнуть неохота».

И кружит мошкара, и нет от ней отбоя,

Роями, без числа, кружит без перебоя.

И отбиваясь, так идут (всем нет житья от них),

Но всё же стойко терпят, лишь Сэм под нос ворчит:

«Им уже не время, нет, повылезали

С Мордора им что, приказ нас сожрать отдали?

Когда хоббитов тут нет, кого они едят?

Или, голодая, ждали только наш отряд?

А Пин ему в ответ: «Грызут нас целый день,

Наверное, с костями хотят нас съесть совсем.

Сгрызут они нас раньше, чем мы в Раздол придём.

От них нам не отбиться – лишь сами себя бьём…»

Серый клубящийся сумрак, на болотах зажглись огоньки,

Бледно-жутким сияньем в тёмной холодной ночи.

Но небо усыпано звёздами, и жарок огонь костра,

И Бродяжник древние были рек почти до утра…

Легенды стародавних лет, эльфийские и людские,

Рассказывал хоббитам он забытые старые были…

У хоббитов страхи ушли, так стало им интересно,

А Фродо подумал: «Откуда Бродяжнику это известно?

Сколько же лет ему? Кто же такой Арагорн?

Обычные люди стареют, но, кажется, молод он».

Новый день, и снова в путь, тяжело идти.

Но и топь им нипочём, главное – дойти.

Мшара под ногами, хлюпает трясина.

Пасмурное небо, мрачная картина.

Чахлый ольшаник у речки, у самой границы топи,

И снова тяжкий ночлег, туман сгущался глубокий.

Хоть были ещё припасы, еду они берегли,

Но ягод вокруг было много, ими наелись они.

«Фродо, – Пин пошутил, – а ты ведь совсем раздобрел.

Сколько же ягод сочных ты в здешних топях поел?»

Фродо Пину ответил: «Тебе лишь болтать не лень.

Я больше как привидение – бледная тонкая тень…»

«Не надо об этом в ночи! – оборвал его резко

Бродяжник, —

«Нави услышать могут… чёрным чутьём своим вражьим».

И сразу вдали на востоке зарницы заполыхали,

Хоть до рассвета ещё далеко вспышки в ночи сверкали…

Как будто там били молнии, вспыхивали и гасли,

Били в вершину горы, но что это было – неясно…

Все сразу затихли, умолкли, а Бродяжник смотрел

в темноту,

Но вот наконец произнёс: «Я ничего не пойму…»

Начался длинный трудный подъём, вверх тяжко идти

с равнины,

Повсюду холмы, а каменный холм вздымался над всеми

другими.

Бродяжник сказал: «Буреломным угорьем мы выйдем

к горе Заверть,

С другой стороны выход к тракту, прошли мы уже

одну треть».

На Заверти средь пустоши остатки древней башни,

Давно она разрушена, в войне далёкой, страшной.

А посреди руин, кольцо обожжённых камней,

Обгорели тут, видно, недавно, в исходе ближайших дней.

Траву кругом опалило, земля сожжена дотла,

Словно какая-то схватка страшная здесь была.

Языками жара-огня вершину всю облизало,

Видимо, страшное пламя совсем здесь недавно пылало.

А следопыт огляделся и поднял плоский булыжник,

На нём же рунною меткой был символ маленький

выжжен.

Бродяжник задумчиво молвил: «Похоже на знак Гэндальфа,

Возможно, здесь маг побывал, врагов уводя от тракта…

Нам нужно к Раздолу самим на свой страх и риск

пробираться,

Устроимся здесь на привал и будем затем собираться…»

Гора небольшая, но всё же с вершины весь мир казался

огромным,

Фродо стоял на самом краю и чувствовал страх

бездомный.

Взглядом провёл по тракту и заприметил тени,

Чёрными точками плыли внизу меж старых лохматых

елей.

«Смотрите», – он сказал, указывая вниз

Бродяжник тут же крикнул: – «Быстрее наземь, ниц…

Мы были неосторожны, стояли у всех на виду,

А здесь могут быть шпионы, что служат верно врагу.

Приметны днём всадникам тени, а в темноте ночной

Чёрную тайнопись видят природы нашей живой.

Тракт под надзором сейчас, нам нужно ночь переждать,

Укроемся в башне эльфийской, а утром пойдём опять».

В разрушенной башне эльфов (название ей Амон-Сул)

Круг очертил Бродяжник с надписью тайных рун.

В том месте, где были эльфы, свет долго земля сохраняет,

И древнее место силы круг обережный питает.

Бродяжник хоббитам молвил: «Мы заночуем здесь,

Хоть Амон-Сул разрушен, всё же тут сила есть.

Сначала сушняк запалим, он будет защитой надёжной,

Пламя Живого Огня наш друг, от Нави враг грозный».

«Хорош этот друг, – буркнул Сэм, – вот разожжём

костёр,

Сразу врагам станет ясно, где прячемся мы с этих пор.

Останется крикнуть: «Мы здесь!» – чтобы они не дремали

И сразу за нами пришли, из ножен клинки вынимая».

Они приготовили жерди, Бродяжник развёл огонь,

Весело пламя гудело, и стало тепло, как днём.

«По-другому звалось Средиземье, юным ещё был мир,

Обширный, зелёный, прекрасный, но и опасным был.

В те дни был всеобщий враг на севере, в мрачном

Ангбэнде,

Миром хотел овладеть, злобой заполнить все земли…

Бушующее то время, эпоха великой борьбы,

Но ярко горело в мире пламя живой любви…

Величайшие из алмазов первозданный свет заключали,

Звались они Сильмариллы, ярче всех звёзд сияли…

Тогда первопредки людей храбро сражались с врагом,

Им было не по пути: с обманом лихом и злом…»

Отблески костра ясно озарили горделивое лицо и глаза

живые.

Дивный, звучный голос на фоне звёздного неба

(Небесные огоньки, казалось, тихонько пели)…

Но тут полыхнуло пространство ночною тёмной порой,

Казалось, полнеба затмило огромною полной луной.

В отсвете зловещей луны звёзды сразу поблёкли,

А к вершине Заверти сочились из мглы чёрные капли

смерти…

Сумрак наливался ознобной темнотой,

В лунном свете плыли тени, насыщаясь мглой.

Бродяжник крикнул сразу: «Спиной к огню всем ближе!

Жерди зажигайте, и всем как можно тише!»

Тени возникли внезапно: одна, другая и третья,

И вот уже их четыре, к костру качнулись все вместе.

Четыре зыбких фигуры застыли на склоне холма,

И тёкся змеиный шип, неся в мир могильный хлад.

Зов Назгулов – ядовитый, чёрная отрава,

Хлад и ужас вечный мглы, и на сердце рана.

Воля к жизни гасла, и надежды таяли,

Исчезала радость, страхи проникали.

Пин и Мери от испуга бросились на камни,

Прислонился Сэм к стене, весь он был в дурмане.

Леденящий ужас Фродо охватил,

Но он понял: ведь Кольцо он надеть забыл.

«Надень Кольцо, прими, я помогу тебе, —

Услышал хоббит изнутри могучий глас в себе.

«Поверь, доверься мне, ведь вместе я с тобой.

Послушайся меня – и справишься с судьбой».

Мысли вроде бы чужие явно шли из мглы,

Но противиться нет сил повеленью с тьмы.

Ватными руками доставал Кольцо,

Медленно на палец надевал его.

И надев Кольцо Всевластья, он расплылся в дымке,

Для всего живого мира стал он невидимкой.

Хоббит, как во сне, надел Кольцо на палец,

И изменился мир, в нём краски потерялись.

Всё осталось как было в расплывчатой мгле,

Прояснились лишь чёрные тени,

Шли к нему в темноте, через сумрак текли

(И всё видели в сером теченье).

А Фродо видел в тусклой мгле, но всё как наяву,

Фигуры пятерых людей, что воспевали тьму.

Внезапно вспыхнул круг огнём стеной живого света,

Живой Огонь – Сын Яви (что музыкой воспета).

Но выплыла пятая тень, и круг разорвался огня.

И внутрь она просочилась, стальною кольчугой звеня.

Чёрный Маг – король Ангмара – главный был из девяти,

Самый сильный из Назгулов, смог на Амон-Сул взойти.

Он откинул капюшон, и корона засверкала.

В тёмной дымке, где лицо, пустота затрепетала.

За ним и четыре других внутрь круга тени проникли,

Назгулы – слуги Кольца, которые стали безлики.

Бродяжника взяли в кольцо четыре зловещие тени,

А пятая близилась к Фродо, и хоббит осел, цепенея.

У короля меч колдовской сиял огнём зелёным,

В другой руке держал кинжал, а он был мрачно-чёрным.

Фродо же, надев Кольцо, видел назгульи лица,

Космы седые, серые латы, запавшие вглубь глазницы.

Взгляд беспощадный глаз ледянистых,

Холод могильный, навий, из тьмы,

Пятеро воинов в серых кольчугах,

Их колдовские жала – клинки.

А король-колдун к Фродо подошёл,

Замер в миге торжества – он Одно нашёл.

Он был в короне золотой, зубцы – как жала змей,

И меч держал пылающий Ангмарский чародей.

А пламя зеленью текло с зловещего клинка,

И тени заплясали, с ним сила тьмы была.

Ужасом слова звучали, лёд за душу брал,

И при этом жуткий голос страшно завывал:

«Ты не укроешься в тенях, ведь тени – это мы.

Пойдём со мною вместе, узнаешь тайны тьмы.

Тебя и так я заберу, ты просто не умрёшь.

Уже теперь ты наш и в Мордор попадёшь».

Но из последних капель сил Фродо меч достал,

Засветился он в ночи (яростный накал).

«О Лучиэнь!» – вскрикнул хоббит и, волю в порыве явив,

Падая, меч из могильников в бедро кольценосца вонзил.

Яростный вой всколыхнул темноту, и чернь ледяного

кинжала

Колдун, нагибаясь, во Фродо вонзил, яда смертельное

жало.

Теряя сознание, Фродо увидел: Бродяжник сражался

как вихрь,

В мече – истеканье Живого Огня, и выжигалось лихо.

Последнею каплею воли сорвал хоббит с пальца Кольцо,

И тьма охватила Фродо и поглотила его.

Тёмно-серая река, злой водоворот,

Брызги чёрных капель и какой-то грот.

Его бросила на камни серая волна,

Но, чернея, приближалась дымка-пелена.

Как со стороны, видел он себя,

Истекала жизнь, малая заря.

Но внезапно на камнях проросла трава,

Свежий аромат зелёный, в капельках вода.

Света луч из-за камней словно с ниоткуда,

Мягко он окутал Фродо, обнял словно друга.

«Пробуждайся к Свету!» – голос чей-то звал,

Сильный голос, волевой к жизни пробуждал.

Он очнулся, приподнялся, живы все друзья,

Мери с Пином, Сэм, Бродяжник рядышком сидят.

Непослушным языком промолвил наконец:

«Что случилось тут со мной? Где король-мертвец?»

Бродяжник сказал с улыбкой: «Ты выбрался! Молодец!

Сильнее многих воинов маленький смелый храбрец!

Я видел тогда сквозь сумрак: клинок поразил чародея,

Спас Фродо всех нас, друзья, от короля-злодея…

А вы все костёр держите, потом вскипятим мы воду,

Огонь чтобы жарче горел, быть должен в тепле наш Фродо…

Враги напали не все, отпора не ожидали,

Но скоро опять соберутся, и выживем мы едва ли.

Они отступили в ночь, уводя короля-чародея,

А тот был, казалось, без сил, но это всего лишь на время…

Ангмарский король воспрянет, и нам пощады не будет,

Станет вдвойне осторожней… а Фродо вовек не забудет».

Утренний рассвет шёл в мир, уходила ночь,

Солнышко все страхи разгоняло прочь.

А Бродяжник-следопыт угрюмым очень стал,

Взял и подобрал с земли ледяной кинжал.

Остриё обломано, лезвие мерцало,

Тёмно-серой струйкой в дымке истекало.

Испарялся тонким дымом Моргульский кинжал,

Под рассветными лучами тихо исчезал…

Солнышко жгло нечисть испокон веков,

Рукоятка лишь осталась с надписью врагов.

«Плохо дело, братцы, – молвил Арагорн, —

Очень страшной, тёмной силой Фродо поражён.

Крепость зла Минас-Моргул чёрных колдунов,

Создаётся там оружье Навьим колдовством…

Свой кинжал король Назгул в схватке позабыл,

Хорошо ещё, что бросил, в ножны не вложил.

Коли в сердце бы попало лезвие кинжала,

То твой Фродо бы не умер… хуже бы всё стало…

Стал бы призраком твой друг… и слугой Морока,

И служил бы Мордору под присмотром Ока.

Повезло лишь нам в одном – Фродо молодец,

С чистою душой, маленький храбрец…

Но в его плече обломок к сердцу продвигается,

Как лихой змеёныш, тихо подбирается…»

Арагорн упаковал рукоять клинка:

«Пригодится, – молвил, – спрячу я пока».

Чудесное растение – прекрасная Целема,

По-древнему – Ацэлас (живительное семя).

Бродяжник часть листочков с растения собрал,

А также каково оно, всё хоббитам сказал:

«В листочках и цветках струится сила чистая,

Народное название – княженица душистая…

Природа многолика, в ней много красоты,

И исцеление дают деревья и цветы.

Но люди ведь не знают всех свойств родной природы,

В отходе от неё страдают все народы.

А ведь на самом деле мы дети же её

И часть души великой, всё вышло из неё…»

Он лист растёр меж пальцев, и шло благоухание,

Чудесный аромат в воздушном истекании.

Бродяжник листья заварил, и терпко-душистым отваром

Промыл у Фродо плечо, и мазь наложил на рану.

У Фродо же боль улеглась, но плечо и рука онемели,

И как будто осколок льда двигался где-то в теле…

Бродяжник:

«Враги напали бы снова, но некуда им спешить.

Они полагают: всё кончено, сейчас поджидают своих,

Не сегодня, так завтра Фродо, думают, к ним перейдёт…

Призраком, тёмным духом сам им Кольцо принесёт…

Нам нужно как можно скорее отсюда сейчас уйти,

И Фродо, и с ношей тяжкой нам до Раздола дойти…»

Несколько раз вечерело уже, медленно шли они.

Шумели вокруг деревья, мрачные были дни.

На каждом привале Бродяжник жаркий костёр разводил,

Заваривал он Целему, и Фродо отваром лечил…

Тускло-серая река впереди текла,

Рокотала по камням, быстрая была.

«Последний мост впереди, надо пойти на риск, —

задумчиво молвил Бродяжник, мне нужно спуститься

вниз…

Название речки – Буйная, Митейтиль она по-эльфийски,

Начало берет в Эттенблате, в северных землях гористых…

Туда же идти далеко, да и небезопасно,

Логово северных троллей… Да и у нас нет припасов…

А вот до реки Бесноватой идти, может быть, предстоит,

Там брод, а дальше дорога прямо к Раздолу лежит…

Но сейчас впереди у нас Буйная, её обойти тяжело,

А на ней лежит древний мост, так будет быстрее всего…»

И следопыт растворился, да так, что подумали все,

Что прятаться поучиться можно и у людей.

Прошло какое-то время, и вот наконец у моста

Бродяжник крикнул: «Всё чисто! Свободно ещё

здесь пока».

Огромные арки моста, вода внизу клокотала,

Строили навека в миг высшей арнорской славы…

А следопыт Бродяжник стоял на самом виду,

Задумчиво что-то держал, разглядывал на свету.

Сказал: «Эльфийский берилл, гляжу, лежит на мосту,

Камень волшебный, древний, отводит от глаз беду.

Скорее всего, положили, не теряют такую вещь,

Нас ищут друзья повсюду, от врагов стараясь сберечь».

Держались хоббиты вместе, ветер свистел ледяной,

Стоны и вздохи деревьев сливались в зловещий вой.

Почти что совсем стемнело, и сил уже никаких,

Но взобрались они на вершину, выемку в скалах нашли.

Фродо же в полусне видел чёрные крылья,

А на крыльях тех – мертвецы, смотрели и жутко выли…

Но утро пришло прозрачное, промылись дождём небеса,

Неяркий свет источали, и снова получше пока…

«Он борется сам с собой, борется и не сдаётся», —

Тихо промолвил Бродяжник, – с самою судьбою бьётся…

Волей малыш могуч, но силы его на пределе,

Нам нужно к эльфам прийти, в Раздол как можно

скорее…»

Завтрак был скудный съеден, и сразу отправились в путь,

Спускались по южному склону, был он не так уж крут.

Фродо ехал на пони, а путники повеселели,

Вышло яркое солнышко, и всё оно обогрело.

Под лучами ясного солнца хоббиту полегчало,

Но глаза то и дело мутились, и серость вокруг нарастала….

На логовине троллей решили устроить привал,

И жаркий большой костёр до вечера ярко пылал.

Бродяжник очень устал, прошёл, осмотрел всё кругом

И, сделав для Фродо отвар, заснул потом чутким сном.

Сбоку надвинулся длинный отлог, скрывая яркий закат,

До переправы ещё далеко, а ночью крепчает враг.

С гор туманных повеяло стужей, тени сгущались в лесу,

Смеркалось теперь очень быстро, видно было луну.

И тут послышался стук копыт. Неужто враги догоняли?

А перестук всё отчётливей был, и бубенцы забренчали.

«Тихо, – сказал Бродяжник, – не похоже то на врага.

И не чувствую я угрозу, но спрячемся мы пока».

Вылетел белый конь, словно светлая птица,

Всадник в белом на нём в сумерках весь светился.

В самоцветах уздечка коня, как звёздочки-огоньки,

Когда выходила луна, сверкали они в ночи…

И показалось Фродо, что всадник белый пылает

И волосы золотые ветер огнём раздувает.

Выпрыгнул Бродяжник, перемахнул кустарник,

Выбежал с радостным криком, известен ему был всадник.

Остановился всадник, спрыгнул с коня своего,

Сам тоже радостно вскрикнул, и дивная речь у него:

«А и на вэдуи мэлон дунадан! Маэ гвэриннэн. Амон-Сул

эл-лан!»

Звонкий голос и слова, выговор, звучанье,

Переливчатая речь, в звуках созиданье.

Говор эльфов очень редок ныне в Средиземье,

Звуки брали из природы, речь их словно пенье.

Бродяжник сделал взмах рукой, и вышли малыши,

Вышли тихо, незаметно, не задев листвы.

А следопыт представил им: «Мой друг эльф Всеславур.

Он прямо из Раздола скакал на Амон-Сул».

Эльф-воитель поклонился: «Здравствуй, жданный гость.

Меня выслали навстречу, чтобы вам помочь.

Я за трактом наблюдал, у реки я был,

На мосту Миттейтиль положил берилл —

Указатель мой и знак, что вокруг спокойно.

Коли рядом был бы враг, стал бы камень чёрным.

Стал тогда я вас искать, хоть какой-то след.

И скакал я к Амон-Сулу защитить от бед…»

Тем временем тени сгустились и Фродо сковала

усталость.

Лица друзей как в тумане, из тела стекала радость.

Боль ледяною хваткой в тело впивалось колко.

И пелена на глазах, стало совсем ему плохо.

Он брёл в серо-тусклой мгле, и мёртвая тишь вокруг,

В безмолвии, в пелене, не видно, где враг, где друг.

И сам он себя не чуял, и тело не ощущал,

И брёл наугад, спотыкаясь, путь к свету обратно искал.

Луч света возник внезапно, и Фродо пошёл к нему,

Открыл кто-то путь обратный, пробившись сквозь

серую мглу.

«Очнулся, – кто-то промолвил. Фродо открыл глаза,

«Страшную рану ты носишь, – ему Всеславур сказал, —

Осмотрел я клинка рукоять, Арагорн мне про бой

рассказал,

Лиходейские письмена, давно я таких не видал.

Для вас письмена незримы. Чем мог, я тебе помог,

В крепости зла создавался моргульский чёрный клинок.

Лечить же такие раны, увы, мне пока не дано,

В Раздоле лишь может снять чары искусный целитель —

Элронд».

Сначала шли сквозь сумрак, потом настала ночь,

И вёл их Всеславур, вёл от беды всех прочь.

Поил он их живой водой (здравур – напиток эльфов),

В нём сила от природы, что музыкой воспета.

А эльф же дивился Фродовой фляге, подарку, от

Лады-живинки,

Простая вода в ней приятна на вкус, светилась, как утром

росинки.

«Отличный подарок, – он как-то сказал, – чудесная фляга

у Фродо.

Простая вода в ней, почти как здравур (который готовят

годы)».

И вот в предрассветный час все уже снова в пути.

До переправы недалеко, до ночи можно дойти.

Дорога, петляя, под гору шла, по травянистому склону,

И через стройные сосны плавно спускалась к броду.

Белый конь ступал осторожно, Всеславур под уздцы его вёл,

На седле был маленький Фродо, он на нём сидел чуть живой.

Вдруг вздрогнули ветви деревьев, послышался стук копыт,

Чёрные всадники скачут, земля под конями дрожит.

На гребне холма показались зловещие чёрные тени,

За ними туман стелился в серовато-густом теченье.

Воскликнул Всеславур: «Фродо, несись вперёд!», —

И приказал коню: – Норо-Лим, Норо-Лим, Эсфалот!»

И как ветер помчался стрелою белоснежный,

эльфийский конь,

А Фродо прижался к гриве, он крошка совсем на нём.

И мчался малыш к Раздолу, пока судьбою храним,

Но сзади с ужасным воем Назгулы скакали за ним.

Плащи раздувало ветром, как чёрные крылья были,

И Фродо сквозь сумрак видел: лики их словно плыли.

Эльфийский конь несётся, и рядом уж река,

Вот переправа пройдена, и цель уже близка.

«Кольцо! Отдай Кольцо!» – шёл замогильный глас. —

Отдай Кольцо и к нам иди, твой путь теперь средь нас…»

Тёмный зов Назгулов выпивал все силы,

И мрак он насылал, кровь застывала в жилах.

Фродо выхватил клинок, руны засияли,

Волю всю собрав в кулак, не поддавался Нави:

«Именем прекрасной, светлой Лучиэнь

Клянусь, что не отдам Кольцо и не продамся тьме!»

Тогда главарь у переправы, привстав на стременах,

Руку хищно вытянул, и лился липкий страх.

Конь вздыбился у Фродо, встав с храпом на дыбы

И с места сдвинуться не мог, умчаться от беды.

Хоббит сразу онемел, язык прилип к гортани,

И сердце холодело, он словно был в тумане.

А меч волшебный с рунами померк и задымился,

И Фродо выпустил клинок, и тот переломился.

Три всадника из девяти с мечами наголо

Достигли берега уже, тянуло их Кольцо.

И страшный впереди главарь, месть тьмы клубилась

в нём,

На чёрном мордорском коне и с колдовским мечом.

Фродо холодел, слабел, как в кошмарном сне,

Подступила дурнота, мысли в пелене.

Конь живой эльфийский дёргался, дрожал,

Лишь ржанием хозяина на помощь призывал.

Но тут внезапно вспучилась неспешная река,

Взлетела, забурлив, вода, и понеслась волна.

И Фродо видел в забытьи, как вздыбилась река,

Разбушевались волны, помчали их ветра.

И чудилось ему средь волн, как водяными вихрями

Взлетели кони белые, их гривы в струях витые.

Ужас колдовских созданий, чёрных скакунов,

Кольценосцы сгинули меж серых валунов.

Возмущённая стихия зло с себя смывала,

И неслась, неслась река, нечисть вымывая…

Белые кони могучие из тихой реки возникли,

Светлые силы природы – водной стихии лики.

Бедный вскрикнул Фродо, холод сердце сжал.

Соскользнул с коня и на брег упал.

Сгущались свинцовые тучи над тёмной, мрачной равниной,

Серая пелена, вокруг ничего не видно.

И вдруг развеялся мрак ярким солнечным светом,

Трава проросла сквозь шлак, повеяло свежим ветром.

Светящаяся фигура открыла дверной проём,

И мир открылся зелёный, уходящий за окоём.

Фродо дрожь пробрала, он попытался подняться,

Но голова закружилась, пришлось на кровати остаться.

Большие окна в комнате мозаики цветной,

А стены изукрашены узорчатой резьбой.

«Где же я? – вслух спросил. – Что же случилось со мной?»

И тихий голос в ответ: «Ты в доме Элронда, друг мой».

«Гэндальф!» – воскликнул Фродо и попытался сесть,

Но вновь тяжело ему стало, снова пришлось прилечь.

У большого окошка раскрытого на кресле сидел Серый Маг.

«Да это я, – отозвался, и видеть тебя я рад».

«А где же Сэм, и другие, Фродо ожил немного, —

И как оказался я в эльфийских чертогах Элронда?»

«Ты пролежал три дня и четыре тяжкие ночи,

Элронд лечил тебя и вылечил, между прочим,

А Сэм всё время дежурил, пока я его не прогнал,

Чтобы твой верный друг хотя бы немного поспал…

В мире есть разные силы, не только добро и зло,

В источнике мироздания являлось много всего.

Порой даже я отступаю, иные силы не знаю,

Много на свете вещей, которых я не понимаю.

А ты молодец, дружок, честь тебе и хвала,

Жалко, лишь у Заверти поддался чарам врага.

Ты начал развоплощаться и очень бредил во сне,

Обследовал я твою память, много открылось мне.

Увидел и ужаснулся, из души утекала весна,

Хорошо, что тебя спасли, магия эльфов сильна.

Но если бы вражий осколок до сердца всё же добрался,

Стал бы ты призраком тёмным, навеки бы им остался.

Надев по зову Кольцо, ты вступил в призрачный мир,

На волосок от гибели ты тогда, Фродо, был…

Навечно слабою тенью под чёрным влиянием сильных

Стал бы ты их рабом, прислужником малосильным.

Сей закон Царства Теней – кто всех сильней, тот правит , —

Без всяких зазрений совести издевается и унижает».

«Гэндальф, ответь ещё, нам очень помог Арагорн,

И мы бы точно погибли, если б не выручил он.

Я раньше не знал людей… Не знал, что они такие…

Вроде простые, как Лавр, но есть среди них и другие…

Громадины бестолковые, так в Шире у нас считают,

Но то, что средь них есть герои, они совершенно не знают».

«Фродо, милый малыш, люди не так просты,

Наркисс так прибыль увидит сквозь три кирпичных

стены.

Присказка это такая, но речь совсем не о том,

А в том, что в людях есть Свет, и бьются они с врагом.

Арагорн, мой испытанный друг, таких как он, почти нет,

Ты позже узнаешь о нём, когда соберётся Совет.

Из рода он дунаданов, дан ему долгий век —

Больше, чем смертных срок, он непростой человек…»

Кровь вспыхнет ярким огнём,

Рука возьмёт сломанный меч,

Князь в битву пойдёт за народ,

Отправившись в смертную сечь.

Корона на ясном челе. Древо опять зацветёт.

Исчезнут чёрные тени, враг вековечный падёт…

Дёрнулся Фродо: «Ответь! Тогда, средь зловещих теней,

Мне кажется, показалось, я видел белых коней.

Взлетев в могучем потоке, помчались кони вперёд,

Я думал, что эта стихия меня со всеми снесёт.

Потом ничего не помню. Но что это было там?

Что стало с Назгулами чёрными? Кто дал отпор врагам?»

«Белые кони – лики стихии, чары живой воды,

На страже природные силы, оберег эльфийской страны.

Река разгневалась страшно, ревущие волны неслись,

Грохочущий рёв и камни в едином порыве слились.

Но, не погибли Назгулы, лишь кони их потонули,

А всадники (в серой дымке) обратно в Мордор

ускользнули.

Их просто не уничтожишь, оружьем простым

не возьмёшь,

Но без коней колдовских убраться пришлось им прочь.

Надеюсь, теперь надолго о них не услышим мы,

Скрылись пока во мраке исчадья зловещей тьмы.

А враг набирает силу, многие служат ему,

Не только нечисть и Навьи подчиняются одному.

Царьки, короли, вожди диких бандитских племён

Жертвы приносят тьме ещё с далёких времён.

Души Морок извращает, склоняет к служенью ко злу,

И тень накрывает земли, весь мир вгоняя во тьму.

Лишь над эльфами враг не властен. Больше того —

в Раздоле,

Есть те, кого он боится, сильнее врага их воля.

Эльфам – хранителям Арды – доступен незримый мир,

Им могут они управлять, преобразуя эфир.

Ясные эльфы Света из дальнего Валинора,

Хоть их немного осталось, преображают природу.

На призрачный, тонкий мир незримый, текущий,

кипящий,

Эльфы воздействовать могут магией животворящей.

Видимый мир из граней, незримый из граней тоже,

Не всё даже маги знают, а всё там понять невозможно.

У эльфов судьбы другие, у них есть свой край прекрасный,

Но часть их осталась здесь, пока ещё жив враг ужасный.

Клятву дали они: до конца сражаться с врагом,

И людям в том помогать, бороться с извечным злом.

Жаждет Кольцо Саурон, коль души людей извратит,

Всемогущим почти что станет, миры сможет все

исказить.

Растут его сила и мощь, но даже в маленьком Шире

Могут сказать злу нет , остался ещё Свет в мире.

А ты, холодея, таял, валялся сломанный меч,

Лишь конь эльфийский был рядом, вода добралась

до плеч.

Тебя у реки нашли. Всеславур, войдя в призрачный мир,

На время тебя защитил, душевным теплом своим….»

«Я видел там Всеславура. Уверен, что это был он.

Но, Гэндальф, коль всё ты знаешь, ответь: а кто такой

Том?»

Тут Гэндальф, трубку выбив, покряхтел немного,

И смущённо произнёс: «Я… не знаю Тома.

Кто он, неизвестно мне, но в эльфийских песнях

Есть предание одно, в коем Том заметен…

Что задолго до исхода Эльфов в Средиземье

Олорин ходил в лесах, помогал растеньям.

Понимал язык камней и живого мира,

И казалось, был всегда, жизнь его любила.

Олорин встречал рассвет с Лекарями Древ,

В жёны взял красу-царевну из эльфийских дев.

Много у него имён ото всех народов:

Йарвен, Оральд, Орий, Верес – всех и не упомнить…

Охранитель правды рода, зелени лесов,

Заповедных всех земель и древовиков…

И само Кольцо над ним власти не имеет…

Потому что славит Правду и о ней радеет…

Над Кольцом не властен Том, то не по нему,

Да ему на самом деле это ни к чему…

Может, к нам попал чудак из другого мира,

В том, где музыка творенья лишь любовь явила…»

У Фродо глаза слипались, и Гэндальф сказал: «Поспи.

Тебе надо сил набраться… рядом друзья твои».

Фродо уснул безмятежно, спокойным, здоровым сном,

На щёки вернулся румянец, казался счастливым он.

Но Гэндальф смотрел тревожно, Маг видел то, что

незримо,

Последствия страшной раны ощущались слишком уж

сильно.

«Этого не избежать, – маг прошептал про себя, —

А хоббит в начале пути… неужто всё это зря?

Он может стать полупрозрачным, как хрупкий

хрустальный сосуд,

Светящимся лишь изнутри, как самоцветы средь руд.

И видимый только тому, кто видит истинный свет,

От ложного отличит, стирая накипи след.

Но надеяться будем на лучшее, никто из мудрейших

не скажет,

Что с Фродо может случиться, и руны о том

не расскажут…»

Вскоре поправился Фродо… С друзьями пел песни Шира.

Но самый счастливый момент был миг его встречи

с Бильбо.

Бильбо после скитаний дошёл наконец до Раздола,

С момента ухода из Шира он прожил здесь долгие годы.

В межгорной долине эльфов текла небольшая река,

Тихая и спокойная, пологие берега…

На севере дивной равнины кедры стояли большие,

А также такие деревья, которых не было в мире.

Много ручьёв и речек струились средь гордых гор,

Множество родничков, чистых хрустальных озёр…

А возле эльфийских селений раскинулся чудный сад,

Вечнозелёный, волшебный – в нём слышался музыки лад.

В этом прекрасном саду цветут, Ацэлас душистый,

Мириэль (радужный цвет) и красный Арус лучистый.

Много волшебных деревьев цветущих зелёной весной,

Фонтаны всегда полны чистой хрустальной водой…

Вода у эльфов живая, изгоняет грусть и усталость,

Лечит от всех болезней, в сердце приносит радость…

Кажутся земли эльфов на карте совсем небольшими,

Но вот пространство и время совсем в этих землях

другие.

Земли Раздола лечат, у эльфов жить хорошо,

Бильбо писал свою книгу, здесь ему было легко.

Эльфы его любили, в нём они видели свет,

И часто Бильбо просили пропеть им новый куплет.

Эльфы – народ музыкальный, дети природы живой,

Того, кто жил в созиданье, они принимали с душой.

Сэм, как попал в Раздол и лишь поправился Фродо,

Мог слушать эльфийские песни часами сидя подолгу.

Пин с Мери в лесах пропадали иль за бутылкой вина,

Песни вдвоём распевали, вместе, как было всегда…

Порядок у эльфов не так, как у всех, ценят они по заслугам.

Того, кто в душе чистоту сохранил, того назовут они другом.

В ком свет и любовь, кто верит в мечту тот будет у эльфов

в почёте,

А это спокойно вы в сердце своём, коль будет желанье,

прочтёте.

Кто светел душой, кто желает добра, кто трудится и познаёт,

И тот, кто с природой в согласье живёт, у эльфов приют

найдёт.

Не главное – знатность, богатство и власть, а главное —

совесть и честь,

Кто слабому в горе не даст пропасть, в ком сострадание есть…

Насильно у эльфов не держат, уйти и прийти можешь к ним,

Главное правило только – не мешай быть счастливым

другим….

Элронд пресветлый был мастер мечей, а также искусный

целитель,

Великий учёный, поэт, чародей – мудрый и древний учитель.

Он выглядел крепким, с лицом молодым, таким же,

как раньше был,

Но в серых печальных глубоких глазах опыт веков застыл.

Мифрильный венец – корона на пепельных волосах,

Добрая и открытая улыбка была на устах.

С ним рядом сидела любимая дочь Арвен – вечерний свет,

Гордая, нежная, стройная, крови эльфийской цвет…

Миндалевидные очи, мягкий, чарующий взор,

Звонкий журчащий голос, как ручеёк средь гор.

На светлом прекрасном челе средь тёмных волнистых

волос —

Витой серебряный обруч, с огранкой топазов звёзд,

В центре мерцал сапфир далёким небесным светом.

В синее платье с жемчужной каймой Арвен была одета.

А Фродо заметил, что Арагорн с Арвен быть рядом старался,

Она же всегда улыбалась ему и не спешила расстаться.

И как-то заметил он взгляд, в нём образ души возник,

Как солнышко в синеве, светлый и ясный лик…

Прошла зима трескучая, за ней пришла весна,

Природа пробуждалась от длительного сна.

Рождала жизнь ростки от солнечного света,

Жизнь расцветала в красках, и наступило лето.

Яркий костёр, неземные цветы, плыли венки по реке,

Блески воды, серебристой волны, шум родничков вдалеке…

Юные парни и девушки эльфов в радостных танцах

кружились,

Счастье и радость, смех и веселье; лица любовью светились…

На главный летний праздник воды, огня и света

Был установлен общий сбор для тайного Совета.

Представители народов мира Средиземья

Съехались заранее в назначенное время.

Эльфы, люди, гномы, свободные народы

Собирались в должный час в чертогах у Элронда.

Эльф Гэлдар статный и гордый, покинул свой светлый

удел,

Прибыл из Белой Гавани, где княжил Кэрдан Корабел.

Присутствовал эльф Леголас, сын Трандуила Лесного,

Стройный, со взглядом живым, смелый, отважный и добрый.

Был Боромир Гондорский, сын наместника Дэнетора,

Могучий и храбрый воин, достойный славы народа.

От витязей-дунаданов – эльф Всеславур с Арагорном,

А также советники-эльфы светлого князя Элронда.

Старейшины приехали из дальних царств подгорных,

Средь них был очень важный гном – отважный, славный

Глоин,

Одетый в бежевый камзол, расшитый серебром,

На колпаке сияла брошь большим златым пером.

Седая борода его, по гномьему обычаю,

В косички забрана была, как знак его отличия.

Пояс, тканный золотом, с оправой из рубинов,

А на застёжке древней – герб родовой, старинный…

Гном Глоин с Бильбо Торбинсом старейшие друзья,

Обнявшись, лбами стукнулись (без этого нельзя)…

Все гномы поклонились не эльфам из Совета,

А маленькому хоббиту, представившись при этом…

Хоббит небольшой – славный Бильбо Торбинс,

Был герой сраженья – битвы Пяти Воинств.

Вместе с Глоином приехал его старший сын,

Гимли-оружейник был в поездках с ним.

«Легенда гномов – Казад-Дум, заветная мечта,

Стояла в запустении Морийская страна.

И тридцать лет тому назад решил Совет Подгорный,

Отбить у орков Казад-Дум, родное царство гномов.

Балин, Ори, Нори дружины возглавляли,

А Даин и старейшины их тайно провожали.

Сначала гномам-смельчакам сопутствовал успех,

Пробились в Морию они и в битвах взяли вверх.

Отправили посланцев победы отмечать

И семьями хотели туда переезжать.

Но тут Багровый Ужас поднялся из глубин,

Никто из храбрых воинов не мог сразиться с ним.

А нечисть Средиземья на битву собиралась

И в Казад-Дум великий из Мордора стекалась.

И мгла текла на долы – завеса Чёрной Тьмы,

И содрогнулись горы в преддверии войны.

Совет подгорных гномов решил: «Конец походу»

И отозвал все силы назад в родные горы.

Но Балин, гном упрямый, решил не подчиниться,

Сказав, что верит в то, что царство возродится.

Посланцев Балин посылал, ко всем большим родам,

Он собирал всех гномов, чтоб дали бой врагам.

И вот уже пять долгих лет нет от него вестей,

Мы думаем, что в Мории никто не ждёт гостей…»

Гномы продолжали: гнев земли растёт,

Содрогается она, глубину трясёт.

Пути на восток неспокойны, много разбойных шаек,

Нечисть в лесах расплодилась, завеса тьмы нарастает…

Гоблины на волках всё ближе уже подступают,

А по ночам волколаки, тролли опять вылезают…

Таковы были вести от гномов, тревожные дни настали,

Всё ближе и ближе война… и гнев Земли нарастает…

Но были и светлые вести, все также узнали о том:

Жива ещё кровь Элендила – её нёс в себе Арагорн.

Княжеский род не был прерван, не смог его враг пресечь,

А накануне Совета был скован сломанный меч.

Вынул клинок Арагорн – и меч засверкал на свету,

И новое светлое имя сказал он Совету всему.

Андрил – «Возрожденная Молния» – так назван

прославленный меч,

Великий витязь у горна поклялся славу сберечь.

Меч в солнечном свете – сиял, в лунном – льдисто

мерцал,

Древняя сила Анора дала ему прочный закал.

Великий сказочный меч был заново перекован,

В эльфийском горне ветров новый клинок был скован.

После гибели Исильдура прервался гондорский род,

Наследников вскоре не стало, остался без князя народ.

Но, чтя традиции предков, гондорцы не унывали,

Избрали они наместника, князя обратно ждали.

Хоть не было Исильдура, пустым стоял трон Гондора,

Но живы были потомки князя Анариона.

Младший сын Элендила – статный Анарион —

Погиб в том бою у горы (род вёл от него Арагорн).

Хоть Арнор был в войну разрушен, наследники Элендила

На севере оставались, преданья о том ходили.

Гордо стоял человек – следопыт и отважный воин,

И славы древнего рода он был по праву достоин.

Встал Боромир Гондорский и подошёл к столу:

«Не нужен король Гондору! Он ему ни к чему!

Веками Гондорскую землю наместники возглавляют,

По совести и по чести великой страной управляют…»

Арагорн:

«А я не хочу такой чести: взять на себя бремя власти,

Оно тяжело для меня, власть разжигает страсти.

Но я понимаю свой ДОЛГ, и я его принимаю,

И на защиту встаю, меч за народ подымаю…

Поеду я в час роковой, не на трон, не за трон – за Гондор,

Чтоб не угас древний род потомков людей Нуменора.

Меня прозвали Бродяжник, и к прозвищу я привык,

Много их было: Странник, Скиталец и Следопыт.

Мы пограничная стража – нас осталось не много,

Воины-дунаданы, мы служим простому народу.

Родина – Эриадор, бескрайный, прекрасный,

раздольный,

Зелень лесов и полей, край милый, славный и вольный.

Но миру дано меняться, зло продолжает расти,

И нужно поставить плотину на чёрном его пути.

Сломанный меч перекован, и я отправлюсь с тобой,

Коли решит Совет, я буду товарищ твой…»

И Боромир стоял, смотрел, и Арагорн стоял,

А славный и великий меч в руке его мерцал.

Спокойный, хоть настороже, и волевой был взгляд,

Большие серые глаза, и взор его сиял.

И был нахмурен Боромир, и был рассержен он,

Но короля признал он всё ж, могуч был Арагорн,

Потомок древних королей Арнора и Гондора.

Ох, как извилист крови путь с паденья Нуменора.

Боромир:

«Ну что же, меч, да такой, нам будет только в подмогу,

Действительно, час роковой, а выбор… Доверим народу».

Арагорн:

«Коль примет народ, я останусь – то долг, а нет, с лёгким

сердцем уйду

в светлый Арнор – Эриадор. Родину я люблю!

За правое дело я в битву иду, и рок Исильдура —

клянусь – искуплю!»

«Но значит Кольцо твоё!» – Фродо вскричал

с удивленьем,

И толи с лёгким испугом, толи с большим облегченьем.

Арагорн улыбнувшись, сказал: «Тебя избрала Судьба.

Оно ни моё, ни твоё. Ты Хранитель Кольца»

Боромир всё не мог отойти, изумленное было лицо,

И шепнул про себя еле слышно: «Меч, невысоклик,

Кольцо».

Дальше выступил Элронд, и начал рассказывать он,

И приоткрылось эра: тех грозовых времён.

Поведал вкратце Элронд о светлом Гиль-Гэладе,

Союзе Эльфов и Людей, о доблести и славе.

В жестокой жаркой сечи у Роковой Горы

Низвергли Саурона, разбили силы тьмы.

«И мне напомнили они ту первую эпоху,

Как в Битве Гнева пало зло ужасного Моргота.

И Чёрный град Тонгородрим разрушен был тогда,

Мы думали, что всё теперь, что в мире нет врага…»

Задумался эльф на мгновенье, и Фродо внезапно спросил:

«Напомнили это тебе? Ты был там? Ты сам там был?

Ведь то всё давно прошло, – проговорил он с заминкой, —

«Века и эпохи ушли, затмило всё время дымкой».

«Правитель Гондолина был князь Эарендил,

Взял в жёны дочь Диора, прекрасную Элвин.

Из Дориафа светлого, страны лесов волшебных,

Из края ясных эльфов, земель их заповедных.

Я сын Эарендила, участник всех сражений,

По материнской линии потомок Лучиэни».

И дальше он речь продолжал, быль о Второй Эпохе,

Долго он говорил, все слушали речь на вздохе.

«Много героев погибло… мы были пещере втроём.

Я, Кэрдан Корабел и Исильдур с Кольцом.

Нас Исильдур не послушал, не справился с искушеньем,

Не бросил Кольцо в огонь, и зло сохранило время.

Многие пали в бою, Анарион тоже пал,

Был сын у него в Арноре (он маленьким князем стал).

И ехал в Арнор Исильдур, как орки внезапно напали,

У брега Великой реки врасплох всю дружину застали.

Вернулось три человека: Ратмир, Велеяр и Олдар

(Он славный меч боевой князю в Арноре отдал).

Поглотили воды Кольцо, его унесло теченьем,

Казалось, исчезло оно, нет больше зла в Средиземье.

Но вот Саурон воспрял, и снова входит он в силу,

И Барад-Дур отстроен, и тени ползут по миру.

Скажем о самом главном: ведь пробудилось зло

И не погибло совсем главное вражье Кольцо.

Живы легенды и мифы… Фродо… Настало время…

Покажи нам Кольцо Всевластья, чёрное, злобное семя….»

Фродо несмело, тихо подошёл к большому столу

И цепочку с Кольцом снял с себя, хоть трудно то стало ему.

На стол Кольцо положив, вздохнув, отошёл назад.

Вокруг тишина настала, лишь шелестел чудный сад…

«Достопочтенный Элронд, – вдруг Бильбо к нему

обратился, —

Подходит время обеда, не пора ли нам угоститься?»

Улыбнулся правитель Раздола: «Тебя я прошу, мой друг,

Окажи Совету услугу и потерпи чуть-чуть.

Расскажи всю историю – честно , вспомни всё о походе

к горе,

А то, многим о том неизвестно, что известно друзьям и мне…»

Бильбо Торбинс начал рассказ, все подробности он

описывал,

Сказ же этот для большинства был более чем удивительный.

Напоследок Бильбо сказал: «Ничего я не знал о Кольце,

А иначе бы Фродо не дал…» – так закончил хоббит в конце.

Эльф Гэлдар из Белой Гавани промолвил: «Не верится нам,

Что это – Кольцо Всевластья… Ведь всё разъяснял Саруман.

Различные Кольца на свете, не только известные всем,

В мире чудесного много, что неизвестно совсем…

И мне непонятно также, что мага нет среди нас,

Хотелось послушать его… Услышать его сейчас».

«Обещал я Фродо и Сэму вывести их к Раздолу,

И теперь я готов объяснить, почему не сдержал я слово.

Не только Кольцо пробудилось и в силу вошёл Саурон,

Но нет уже Белого Мага, ибо тёмным уже стал он».

Гэндальф раскрыл, как в ловушку попал, про паденье

Белого Мага

И о том, как сумел только чудом спастись из капкана врага

Сарумана.

А с вершины Ортханка Маг много видал, как войну

замышлял Саруман,

Хоть хитрец и скрывал злодеянья свои под густой

колдовской туман.

«Создал новых орков Саруман-злодей, не боятся солнца

сыновья теней,

Даже я не знаю как он сделал так, зачернил он душу,

стал он миру враг».

Ростом те почти с людей (орки Сарумана) —

Урукхаи им названье – знамя с белой дланью.

Ветробой (Гвалдахир), повелитель Орлов, зорким взором

меня углядел.

И всё понял, увидел! В беде его друг, и на помощь ко мне

прилетел.

До Эдораса донёс он меня, тем избавив от тяжкого плена,

Я печальные вести принёс во дворец – в терем царя

Теодена…

Тяжкие слухи в народе текли: «на чёрных мордорских

конях

Назгулы на север промчались в ночи и затерялись в тенях…

А друг Саруман, что порядок держал и мир сохранял

на границе,

Вдруг ультиматум прислал в Эдорас: ему как царю

поклониться.

Рассказ мой расставил всё по местам, последнюю точку

поставил,

Теперь, я надеюсь, на Изенгард ристания силы направит…

Но я там остаться не мог ни на миг помочь ристанийцам

сражаться,

Я был сам не свой и в отчаянье был, до смерти я испугался…

И выбрал коня из конюшен, это был царский дар,

Быстрый как ветер конь боевой, имя ему Светозар.

Надежда была, ведь заранее я Лавру письмо оставил,

На тот крайний случай, чтоб вам передал, в Раздол вас

скорей направил.

И, вспомнив о том, то быстрее, как мог, помчался

в Пригорье я.

Добравшись до места, ворвался в трактир с надеждой,

что живы друзья.

А в Брыле, я знал, должен быть Арагорн, мой старый

испытанный друг,

Ему я всегда доверял, как себе, и верил, он ждёт меня тут.

Лавр Наркисс, увидев меня, задрожал, а я же опять

испугался,

Всё ясно – отправить письмо тот забыл, я еле от чар

удержался…

Трактирщик-бедняга всё понял, заголосил протяжно,

«Что не хотел отпускать малышей, но всё ж их увёл

Бродяжник».

«Лавр дорогой, – так сказал я ему, – впервые

хорошая весть,

Теперь я минутку хоть отдохну и даже смогу поесть…»

Я знал, что учует опасность мой друг, что тайной тропой

пойдёт,

И то, что ваш путь к Амон-Сулу лежит, что к Заверти вас

поведёт.

Я торной дорогой тогда поскакал в надежде отвлечь

Назгулов.

И Заверти раньше достиг Светозар, а тени текли

к Амон-Сулу…»

«Так это был ты, – Фродо привстал, – ночь озарилась огнём,

Сверкали зарницы, восток полыхал, стало светло, как днём»

«Да, это был я, – отозвался маг, – думал, что вам помогу

И коль не погибну на этой горе, то Навь за собой уведу…

История Бильбо и Фродо всё объяснила вам:

Горлум, шпионы у Шира, Назгулы и Саруман.

Всё воедино свяжите: враг на Гондор идёт,

А всех предводителей войска на север зачем-то шлёт…

Вся сила врага в этом самом Кольце, часть духа его в Одном.

И если Кольцо бы исчезло тогда, мы бы забыли о нём.

Но, может, Бильбо и Фродо не всё рассказали внятно,

Но я доскажу тогда то, что не очень приятно.

Эльфы услышали мысли врага, когда он ковал Кольцо,

Чар заклинанье злато таит, в огне лишь проглянет зло.

Однажды я бросил его в камин, жарко пылал огонь,

И надпись врага проявилась тогда, ядом пылая в нём.

Тогда на горе прозвучали слова, потрясшие дольний мир,

И вздрогнули скалы, и лава текла, и содрогнулся эфир.

Эш назг дурбатулук. Эш назг гимбатул.

Эш назг тхратулук. Агх вырзым-иши кримпатул!

О но – источник тьмы!

Д аёт всю власть над миром!

Н авеки и вовек!

О гонь – хранитель силы!

Голос мага был зловещим, сам весь потускнел,

Тень накрыла сад прекрасный, он весь потемнел.

Содрогнулись стены дома, скрылось в дымке солнце,

Ветер вдребезги разнёс прочные оконца…

Элронд передёрнулся: «Это в первый раз

Прозвучал в Раздоле чёрный вражий глас».

«Я не прошу прощения, – тихо ответил маг, —

Правду извлечь на свет я должен был именно так».

Поднялся эльф Леголас: «Горлум – мерзкая тварь.

Ведь всё началось с него. Простите, мне очень жаль.

У нас нехорошие вести, Горлум сумел убежать.

Но мы до Совета не знали, кого нам дали держать.

В плен взяли его следопыты и нам его передали,

По просьбе Серого Мага, мы глаз с него не спускали.

Но, конечно, пленника мы не держали в сыром

подземелье,

Чтобы воздухом мог подышать, его выводили на время».

Глоин, сверкнув глазами, на эльфа смотрел возмущённо:

«К нам относились вы, я помню, совсем по-другому».

Гном вспомнил своё заточенье, как эльфы их захватили,

Из тёмного подземелья на воздух не выводили.

Гэндальф сказал: «Успокойся, не нужно злиться, мой друг,

Улаженные обиды пускай быльём зарастут».

Поклонился Глоин Совету, а Леголас продолжал:

«В тот летний безлунный вечер враг внезапно напал.

Степные орки Загорья норы свои оставили

И, тайно пройдя вдоль леса, на нас свой удар направили.

Мы орочью свору разбили, почти что никто не ушёл,

Но я до сих пор не пойму, кто их направил на то.

Не на деревни людей, и малые поселенья,

Напасть решили на нас, на лучших стрелков Средиземья.

В суматохе наш пленник скрылся, в сумраке леса пропал,

Мы не нашли его… А впрочем, никто не искал»

Боромир:

«После Великой Битвы наша страна расцветала,

Строились города, казалось, земля воспряла.

Звёздная цитадель в излучине Андуина

Столицей нашей была, известная во всём мире.

У моря крепкие гавани, прославлен гондорский флот,

А также приморский город – известный торговый порт.

Крепость Захода Луны – замок Минас Итиль, —

В тёмных Изгарных горах южной границей был.

А к северу, в Белых горах (средь леса из бука и сосен),

Город Минас-Анор – крепость Захода Солнца.

Казалось, что всё хорошо, мы многие тайны познали,

И в отдалённых землях реяло гордое знамя.

Но дыханье времён неизбежно, я говорю без прикрас,

Болезни прокрались в Гондор, род нуменорцев угас.

Неожиданно выступил враг на крепость Минас-Итиль,

Коварным и подлым ударом ночью её захватил.

Теперь он Минас-Моргул – Чёрный замок у скал,

Крепость зловещих сил – призраков чёрных оскал.

И началась война, Осгилиат в запустенье

(Остался лишь там гарнизон), тень накрывает земли.

Город Минас-Анор смелых и честных людей

Был назван Минас-Тирит – Белый град королей.

Ородруин дымится – Огненная гора,

Мордор сбирает силы, но держат гондорцы врага».

«Союз последний» – назван так не с красного словца,

Мы слишком дорогой ценой разбили зло Кольца…

Перерожденье Мага – сильный удар по нам,

Все наши замыслы ведал белый злодей Саруман.

А Радагаст – волхв могучий, покровитель зверей и растений,

Хоть знают о нём сейчас не многие в Средиземье.

Когда-то он жил в Русколани, в восточном Зеленолесье,

Сейчас же куда-то исчез, и что с ним теперь, неизвестно.

Какую избрал из дорог? Куда забрёл в земли иные?

Наверно, ушёл на восток, как до него другие…

И это прекрасно всегда, когда встретишь помощь друга,

Как будто в природе живой вновь происходит чудо…

Но что всего удивительней, когда средь боли войны,

Кто-то скажет злу «нет», отринет лживый зов тьмы…

Я о храбрости малышей, о смелости их и отваге,

О дружбе, о свете сердец, что миру они показали…

Но главный вопрос сейчас: что же нам делать с Кольцом?

Ключ к миру в наших руках, нужно покончить со злом!»

«Приснился мне один уж очень странный сон», —

Сказал Гэндальф совету.

И, покряхтев слегка, в молчании большом,

Своим виденьем странным здесь поделился он:

Приснился магу сон: он в круге сил стоит.

И на холме крутом Волхв древний говорит:

«Ну, здравствуй, Серый Маг, всё ходишь по земле.

Всё ищешь правду ты, что б ты сказать хотел?»

А Гэндальф маг стоял на том холме крутом

И говорил он речь в безвременье большом.

«Я людям рад помочь, я истребляю зло.

Кто ищет, познаёт, тем я творю добро.

Иду я по земле и радуюсь всему.

Смотрю на солнце я, на звёзды и луну.

Смотрю, как корабли по волнам вдаль плывут,

Как птицы из ветвей щебечут, и поют.

И эльфов я люблю, в них нет ни капли зла.

А нечисть не терплю, не жди от ней добра.

Влюблённых я храню, их радуюсь любви.

И мир я берегу, есть у него враги.

И если где не так, готов я в бой пойти,

Чтоб уничтожить зло, что станет на пути».

Тут речь прервал тот волхв и молвил:

«Что ж тогда, что есть Добро и Зло , узнаешь ты всегда.

А если где не так и мир враги гнетут,

Возьми себе Кольцо, тебе вся власть мой – друг».

Но содрогнулся маг и молвил: «А зачем?»

Тут заволок всё дым, холм превратился в тлен.

Проснулся весь в поту, был искушеньем сон.

Хотя давно он знал, что хочет Саурон.

И дело ведь не в том, чтоб власть вокруг держать.

Исходит из того, чтоб волей управлять.

Что бисером играть, что судьбами людей

По извращенной прихоти, по чёрности своей.

И не порядок дать, а души извратить.,

Чтоб волю навязать и всех поработить.

Но даже он не властен, Он миру не король.

И здесь Кольцо Всевластья свою играет роль.

Ведь искушенье силой страшнее мира бед.

И сладостнее власти для многих просто нет.

Ох, неспроста и к месту навеян был тот сон.

Страшнее искушенье, чем просто Саурон.

Ох и сильна, зловеща та магия кольца.

Могуча и коварна, и нету ей конца».

В зале тишина, молчат витязи и маги,

А кольцо лежит тишком, златом власти манит.

Боромир:

«Почему не можем мы, коль у нас Кольцо,

Уничтожить Саурона, совершить добро?»

Элронд:

«Зло не уничтожить, злом славный Боромир,

Знаю, воин ты великий, борешься за мир.

В твоём сердце злобы нет, эльфы чуют зло,

Ты болеешь всей душой за родной Гондор.

Хочешь, чтоб расцвёл опять твой Минас-Тирит

И народ в стране родной счастливо зажил.

Ты бы сильною рукой их не подавлял,

Мудро, твёрдо, справедливо царством управлял.

Только это всё туман, иллюзорность, миф,

Ты, порядок свой творя, всех бы подчинил.

Выбил дурь из головы, в мир неся добро,

Но невольно этим вновь сотворил бы зло.

Сила знаний и порядок, строгие законы;

Словно в зеркале судеб эхо Нуменора.

Отражение времён, искушенье силой,

Царство магов в блеске славы в бездне вод погибло.

Невозможно и нельзя, в том не будет толку,

Взять и подогнать людей под одну гребёнку.

Люди разные везде – мысли, чувства, взгляды,

И таков закон природы, постиженье яви.

Чтобы познавать, творить, постигать, стремиться,

Чистота души нужна и свобода – птица.

Заставлять любить нельзя, навязать добро.

Так насилием над волей расцветает зло.

Жизнь – Любовь, цветок прекрасный, музыка души,

А в основе выбор дан своего пути.

Взяв Кольцо – и даже если свергнешь Саурона, —

Душу исказишь свою и судьбу Гондора.

Неужели думаешь, победив в войне,

Сможешь мощь Кольца Всевластья растворить в огне?

А со временем опять, ядом лжи питаясь,

Возродится снова мрак, в душах расползаясь.

Воплотится Саурон, встанет из-за тьмы,

Заклубятся по земле ужасы войны.

Словно из гнилой могилы неживой водой,

Страх по Арде потечёт, мёртвою волной».

Гэндальф:

«Что же делать нам, друзья, вольные народы?

Не сгорит Кольцо в печи, нет теперь драконов.

Выползет из недр Земли лишь своею волей,

Выплывет из глубины, не утонет в море)

Оставлять его нельзя, так не сохраним.

Злу нет места в доме эльфов, он добром храним.

Нужно дружно нам сейчас в этом светлом месте,

Как с Кольцом Всевластья быть, думать надо вместе.

Чтоб избавить Средиземье раз и навсегда

От пороков древней тьмы и от власти зла».

И снова тишина кругом, вновь слово взял Элронд,

Глава Совета, вышний эльф, что помнил скорбь времён:

«Из прекрасной музыки, Света и Добра появилась Арда,

и её судьба.

Но коль власть себе возьмёт ученик Моргота,

Диссонанс погубит мир, превратит в болото.

Хоть Валары, души света, встанут на борьбу,

Гнев стихий погубит Арду, завершив войну.

Вы поверьте мне, друзья, после Нуменора

Мир не выдержит уже нового раздора.

Катаклизм всё сметёт, мир перевернётся.

Жёлтой зеленью болота хаос разольётся.

Тьма опустится тогда, Саурон воспрянет,

Может, Моргота тогда из-за тьмы притянет.

И тогда погибнет всё, и придёт беда,

И прервётся света нить раз и навсегда».

«К сожалению, теперь даже без Кольца

Саурон собрал в Мордоре мощные войска.

Много обманул народов, весь Харад пленил.

Дикарей и орды орков – всех объединил.

Здесь нельзя Кольцо оставить, покорив Гондор,

Армии сюда направит, как давно в Арнор».

Гэндальф:

«Есть надежда (лучик сей – как огонь в ночи),

Не заметет враг к себе тихие шажки.

Лишь в огне Ородруина, где ковалась сила,

Там начало и конец страшного кумира.

Там расплавится Одно – и падут заклятья,

И избавиться наш мир от Кольца Всевластья.

Саурон из глубины собственной гордыни,

Не помыслит никогда от отказа силой.

В голове такого нет, чтобы добровольно

Кто-то взял Кольцо-Всевластья и отверг свободно.

Уничтожим же Кольцо – Саурон погибнет,

Дух развеется его и исчезнет в мире.

Много дум вложил в металл, черноту души,

Знаний, магии, заклятий, чары мощных сил.

Он развоплотится вмиг, раз и навсегда,

И вздохнёт Земля свободно, отдохнет от зла».

Бильбо встал, ворча под нос: «Ох уж эти маги;

Знаю, клоните куда мудрыми словами.

Кашу нужно расхлебать, коли заварил,

Исправлять мне нужно всё, что я натворил.

Как в поход какой смертельный – на дракона Смога,

Или в Мордор, к Саурону – в Огненную гору.

Хоббита, конечно, нужно им призвать:

Где Бильбо? Спасай, любезный! Надо воевать!

Коли начал и нашёл прелести Колечко —

Не сидеть спокойно мне на своём крылечке.

И придётся мне опять на закате лет,

Взяв свой меч лезть на рожон, к магу, на омлет.

Но готов я».

Так сказал. Сразу распрямился.

«Уничтожу я Кольцо, пусть в огне дымится!»

Слово в слово передали Алые преданья.

Весь Совет затих и слушал, затаив дыханье.

Гэндальф:

«Бильбо, узнаю тебя, старый мой хоббит.

Но уж ноша тяжела, не тебе носить.

Милый маленький дружок, ты сыграл игру.

И судьба кольца теперь не в твоём кругу.

И другой хранитель есть у него сейчас.

А в Мордор идти кому? Мы решим тотчас».

« Но кто проберётся туда и справится кто с искушеньем?

Кто сможет нести власть Кольца, судьбы спасёт

Средиземья?»

Все молчат, лежит Кольцо, золото блестит,

Думы навевает, власть оно сулит.

Все молчат, все понимают: бремя тяжело.

Тяжесть мыслей, искушенье – Главное! Одно!

Мощь Всевластья над всем миром, мысли тяжелы,

Золото Кольца дурманит (колдовские сны).

Фродо встал и посмотрел робко и несмело.

«В Мордор я готов пойти, но в другом тут дело.

Мне не страшно… Нет… Совсем… Я пойду вперёд!

Не страшны мне испытанья, хладной смерти лёд.

Только вот не знаю я… к той горе дорогу…

Путь сей кто подскажет мне, карту даст в подмогу?»

Гэндальф:

« Фродо, дорогой малыш, добрый молодец.

Не пойдёшь туда один, маленький храбрец.

Неужели думаешь, что твои друзья

Одного тебя отпустят? Мыслить так нельзя.

Голову готов сложить, в Мордоре погибнуть

И прикрыть тебя собой, сам в горе той сгинуть.

Лишь бы защитить тебя, оберечь, помочь,

Я пойду с тобой туда, отгоню зло прочь».

Элронд:

«Кто ещё готов идти с хоббитом сим смелым.

До Мордора с ним идти и беречь от скверны?»

Боромир:

«Меч Гондора я с тобой и в огонь и воду.

Я клянусь, что жизнь отдам, буду я подмогой!»

Арагорн:

«Фродо, дал уже я слово, моя жизнь и меч с тобой!

Дружба наша нерушима, вместе справимся с бедой!

Время битвы – скован меч роковой судьбы,

Пусть Андрил защитой будет друга от беды!»

Глоин:

«Подгорный совет – от наших народов,

Пошлёт Гимли – в Мордор, из царственных гномов».

Вдруг почти что с ниоткуда (спрятаться ведь негде)

Вылез новый невысоклик и предстал пред всеми.

Сэм, откуда только взялся (тайный ведь Совет),

Но стоит уж вместе с Фродо (держит он ответ).

«Не пойдёт без друга в Мордор! Без меня он пропадёт!

С Фродо я в огонь и воду, с ним пройдём огонь и лёд!»

Не успел никто ответить, непонятно, как и где

Пин и Мери на Совете, прятались они, но где?

Леголас:

«Вы достойны уваженья, маленький народ.

Очень ловкий, благородный ваш отважный род.

Предлагаю дружбу я и свою защиту.

Наш же дом лесной всегда будет вам открытым».

Элронд:

«Решено: от гномов – Гимли, Леголас от эльфов,

Серый Маг пойдет в поход от всего Совета.

Арагорн и Боромир (следопыт и воин),

Сэм, Пин, Мери – вашей дружбе отказать не волен».

Дружба светлая у вас, всех благословляю,

И удачи вам в пути от души желаю.

Знать, судьба решила так, не теряйте время.

Собирайтесь в путь, друзья, лучше нам не медлить.

Если весь Совет не против, то исход Кольца,

Доверяем в ваши руки мир спасти от зла».

«Волим! Волим! Да, свершится! – слышны голоса, —

Пусть оно в огне исчезнет! Братству “да” Кольца!»

Эльфы, люди, гномы – вольные народы.

Одним голосом сказали: «Да! Добро!» Элронду.

Тем закончился тайный Совет, собираться решили

немедля.

На Хранителях – братстве Кольца, завязалась судьба

Средиземья.

Элронд:

«Ты скажи мне, мудрый Маг, всё же ведь не просто так.

Камни, звёзды – все молчат… и таким числом отряд»

Гэндальф:

«Три – великое число, триединство мира,

А таинственное пять – удержанье силы.

Девять – цифра усиленья, суть всемирного движенья.

Восемь – это бесконечность, семь – счастливое число.

Шесть, как девять, – словно вечность, как добро и зло.

Заменить ведь путь нельзя, что на девять повернул.

Словно засмеялся рок, смерти знак вдохнул.

Даже я не знаю, как и дойдём ль до цели.

Но таким уж выпал путь, коли смерть в прицеле.

Но ведь главное не числа – дух и чистота,

И стремленье к творчеству по пути добра».

Элронд:

«Великая сила – всевластье над миром,

Велик и майар Саурон, но всё же над силой

Есть доблесть и правда, любви нерушимый закон.

В трёх Кольцах сокрыта мощь, но сила, которая в них, —

Живая душа природы, что лад и любовь хранит».

Гэндальф:

«Что за странная игра в нашем дольнем мире,

Выбор своего пути – испытанье силой…»

Элронд:

«Возьми в дар новый жезл от Белого Совета.

В нём чары от природы и правда в нём воспета.

И этот острый меч – в нём сила солнца, света,

Имя ясное «Яррист», мощь весны и лета.

И вот тебе особый дар, и тайну ты храни,

Ведь ты достоин этих чар – бери и береги».

Гэндальф:

«Благодарю я за дары, мы выйдем в должный срок,

А малышам из Шира достался страшный рок.

Но всё ж, пока надежда есть, пойдём мы до конца,

Хоть неизвестно, что грядёт, коль сгинет мощь Кольца.

Связывают нити чар Властное Кольцо,

Как изменится наш мир, коль исчезнет зло…»

С грустью ответил Элронд: «То не предскажет никто,

Различные версии есть, коль уничтожить Одно.

Возможно, что магия мира исчезнет, растает в веках,

Останутся сказки, и мифы, и песни о славных делах.

А мир же и так разделился на дальний и на людской,

В музыке сфер вселенной очень сложный настрой».

Скорбь и тяжесть на лице славного Элронда,

И не знает ведь никто, свидятся ли снова.

И сидят они молчат, на камин вдвоём глядят.

Разговор дальнейший их занесло ветрами.

Нет пощады от времён, потрепали память.

Лишь огонь трещит в камине, посылая свет.

А в окне луна мерцает, скоро уж рассвет.

В это время Бильбо Торбинс провожал друзей в поход,

Был рассказам, наставленьям им самим потерян счёт.

«Для тебя, дружок ты мой, есть особый разговор», —

Старый Бильбо так сказал, Фродо взяв за плечи.

Все вздохнули облегчённо, был глубокий вечер.

Бильбо:

«Фродо, мальчик славный мой, ты опять со мною,

Раньше был и я такой да, Кольцо с тобою?

Напоследок я хотел бы попрощаться с ним,

Посмотреть в последний раз, я ж его носил».

Фродо, сняв с себя Кольцо, показал ему его.

Словно хлад и лёд в душе, так преобразился,

Словно тучи и туман, Бильбо изменился.

Задрожал и руки сжал, лишь Кольцо он увидал.

Фродо жалость, отвращенье, ужас, боль и гнев

За секунду, в миг единый, испытал в себе.

Но отпрянул Бильбо, взял себя он в руки,

Сильной волей хоббит был, телом слаб, не духом.

Самый трудный день наш в жизни – бой с самим собой.

Испытать себя на деле, бой с самой судьбой.

Испытанье смертью, властью, славой и бедой —

Самый трудный, беспощадный бой с самим собой.

Бильбо:

«Извини меня, прости, мальчик мой любимый,

Тяжкий жребий ныне твой, Фродо мой родимый.

Да, теперь я понял сам злую мощь Кольца,

Хоть его дух мне помог и от бед спасал.

Убери его прочь с глаз, это вот примерь ты,

А рубаху ты сними, мне-то уж поверь ты…»

Вынул тонкую кольчугу: «Вот, в поход возьми,

Под рубашку надевай и всегда носи».

Древняя кольчуга, вся из серебра,

Мягкий свет лучится, дивная она.

Фродо взял кольчугу, изумился ей,

Легкая как перышко, и уютно с ней.

Бильбо:

«Хоть кольчуга и легка, но прочней булата,

Лучше всех доспехов и дороже злата.

Вот возьми еще мой Шершень, меч эльфийской стали,

Он опорой тебе будет в том походе дальнем.

Светит синим светом, коли рядом орки,

Никогда не тупится, прочный, очень лёгкий…

Ладно, завтра рано в путь, спать уже пора.

Фродо, мой малыш, береги себя».

Старый хоббит дальше говорить не смог,

Навернулись слёзы, сдерживал с трудом.

Обнял его Фродо, мокро на глазах,

Грустно расставаться, тоже весь в слезах.

«Я вернусь с победой, вместе посидим,

Расскажу о странствиях я тогда своих».

По множеству переходов двое спустились в сад,

Был тихий и звёздный вечер, звучал фонтанов каскад.

Арвен:

«Мой друг, ты честью дорожишь и храбростью своей

прославлен.

Так отчего сомненья есть, а сердце так твоё печально?

Познал ты счастье и беду, и пораженье и победы,

А я… хочу твою судьбу, быть рядом в радостях и в бедах.

Ты тоже чувствуешь, как я, и нам не надо притворяться,

И я скажу тебе мой друг – не нужно этого бояться.

Мы видим то, что в душах есть – гармонию и лад

вселенной,

Нам выбор тоже дан, и честь – и огнь из музыки

священной…»

«Давно тебя я знаю, дочь Элронда,

Прекрасная и светлая Арвен.

Краса и свет великого народа,

И сердце забрала моё ты в плен…

Но, милый эльф – прекрасная Арвен,

Ты всё же эльф, а я лишь человек,

И в музыке небес наш разный путь,

И в очи правды нужно нам взглянуть.

Вы связаны с природой, мы с вселенной,

Вы созидаете, а мы стремимся вдаль.

И вы бессмертны в музыке нетленной,

А мы же смертны, ждёт нас тьмы печаль…

Но это дар, дано нам быть творцами,

И постигать, стремиться, создавать,

И в бесконечных тропах мирозданья

Путь испытаний нужно нам познать…

У вас есть путь и целый мир прекрасный,

И этого уже не изменить.

И лишь в одном едины наши души,

Что в состраданье им дано любить…»

«Милый мой Арагорн, ты жил с нами долгие годы,

Ты – человек, я – эльф, в выборе мы свободны.

И в тоже время не властны, сердце – оно, как огонь,

Рвётся, горит от желаний, мчится, как резвый конь…

Ты жил среди нас, ты поймёшь, нам легче, нам слов не нужно,

Я чувствую, так же, как ты, – это не просто дружба».

На травянистой полянке хрустальное озерко,

Мерцала вода серебром, дышалось очень легко.

Вдруг на другом берегу вспыхнул Алый цветок

Радостным ясным цветом, живой волшебный росток.

«Арвен, – сказал Арагорн, – природа даёт ответ.

Волшебный цветок – Любви… ты эльф, а я человек.

Я очень тебя люблю, всем сердцем и всей душою,

Ты знаешь о том, ведь ты эльф, но я не могу быть с тобою…»

Арвен:

«Связаны люди и эльфы ещё в роковые года,

Это не сказка, не миф, так было – было тогда.

Берен и Лучиэнь зажгли тогда свой цветок,

И так же, как нам теперь расцвёл их любви росток.

А ты пугаешься счастья, пытаешься скрыть свою боль,

Мой милый, смешной мой смертный, то выбор не только

твой.

И я не смогу без тебя, и даже там, в Валиноре,

В воспоминанье эпох, не вынесу бремя такое».

«Арвен, – шепнул Арагорн, и нежно, сильной рукою

Провел по прядям волос (волны прошлись, как в море). —

Арвен, я не могу принять этот дар бессмертной.

Люблю! Потому говорю, я всё-таки просто смертный…»

Арвен:

«Мой Элессар-дунадан. Я ведаю и понимаю,

но ты же сегодня со мной, прими же, как я принимаю».

Сняв с себя оберег, надела на Арагорна,

И засиял в лунном свете символ эльфийского рода.

Потом прижалась к нему, руками его обняла:

«Подари поцелуй, милый друг, я долго тебя ждала».

Лунный свет освещал полянку тихим прохладным огнём,

Эта ночь – волшебная сказка, и были они вдвоём.

«Свет вечерней звезды тих и спокоен,

Он мягко стремится навстречу Земле.

Любимый навеки, избранник мой милый,

Мой друг! Ты доверься судьбе.

Лучи серебра – для нас лишь с тобою.

Пусть сбудутся наши мечты.

В саду золотистом прощальною ночью

Хочу, чтобы рядом был ты.

На мягкой траве сегодня нам ложе,

А утром проглянет роса.

Любимый мой друг, я хочу быть твоею.

Услышьте меня, небеса!»

Мерцание бисерин звёзд на ровной озерной глади,

Серебряный лунный свет хранителем стал их тайны.

Он целовал её, она отвечала тем же,

Просто, когда есть любовь, лучик робкой надежды.

Мягкий свет освещал их фигуры, волны точили брег,

Счастье – как быстрая птица… Вскоре пришёл рассвет.

Девять хранителей – Братство Кольца —

Начали путь. Цель далека.

Вот начали поход, вперёд идёт отряд.

С поклажей едут пони, ступая дружно в ряд.

Кругом леса густые и пустоши камней,

Болотистые земли, погода все мрачней.

Недели две проходят, идут они вперёд.

С друзьями путь не страшен, и Гэндальф их ведёт.

Дорогу примечает – идут худые дни,

Кружатся стервятники, не просто здесь они.

Вороны тучей тёмной над ними пролетают.

И волчий вой – то варги… Их ищут! Наблюдают!

Арагорн:

«Воронам тут не место, шпионы Сарумана,

Лишь на равнинах сирых гнездятся слуги Мага.

Я знаю это точно. Все будьте начеку.

Я чувствую и знаю, все это не к добру.

Готовьтесь к нападенью – Всевластное Кольцо

Врагов к себе всех манит, притягивает зло!»

И вот однажды ночью всё небо в тучах тёмных,

И капал мелкий дождь, гася костёр походный.

С утра он зарядил, все к вечеру устали.

Устроили привал и к ночи крепко спали.

Дежурство было Гимли, и не сомкнул он глаз,

А враг бесшумно крался в ночной и хмурый час.

Но всполошились пони, учуяли, заржали.

А гном схватил топор… И тут на них напали.

Сэм вылез из палатки, не ведая напасть,

О камень спотыкнулся, не видя волка пасть.

А Волколак огромный мгновенно пролетел

И в дерево с размаху всей пастью залетел.

Но Гэндальф с Леголасом на месте, не дремали,

И следопыт с гондорцем удар не прозевали.

Врагов почти не видно, мелькают, словно тени,

Сверкают лишь глаза, ужасное их племя.

То оборотни волки – Вервольфы из-за Тьмы,

Что служат Саурону, жестоки и умны.

(Они же Волколаки), расчётливы, хитры.

Удар свой рассчитали, бросок из темноты.

Два страшных Волколака палатку разорвали,

Хоббитов почуяли, но их не увидали.

Маг подымает посох, и искры вылетают,

А шкуры у волков трещат и полыхают.

Трёх оборотней нету (горят они огнем),

Четвёртый прыгнул сзади… Но был пронзён мечом…

Ударил Арагорн, увидел, был он рядом,

Крепка его рука, и выручил он мага.

А Гимли топором – отсёк башку у волка,

Но вот летит другой, ужасный с чёрной холкой.

Ударил гном, но волк проворен – увернулся,

И выбил с рук топор, и к Гимли развернулся.

Споткнулся Гимли, гном, и лязгнул волк зубами,

Подгорные доспехи попробовав клыками.

Крепка у гномов сталь, и обломался клык.

Кусать подгорных гномов волчара не привык.

Второй раз не успел, хоть зарычал у уха.

Эльфийская стрела пронзила волку брюхо.

Поспел тут Леголас в последнюю секунду.

Эльф смелый гнома спас – помог подняться другу.

Маг образует круг – горят кусты огнём,

И ярко светит посох, и видно всё как днём.

Все встали в круг и вместе отбились от врагов

Вервольфов – Волколаков, ужаснейших волков.

Чёрный и гигантский умный Волколак

Собирает стаю, он у них вожак.

В темноте остался, лишь горят глаза

Угольками злобы (ненависть – гроза).

Но пропела песню меткая стрела.

Лучник-эльф из леса целился в глаза.

И провыл ужасно в смертном хрипе волк.

Прорычал он дико и на землю лёг.

Перебили стаю. Угольков глазищи,

Уносили в ночь волки единицы.

Арагорн:

«До прохода Врат Рохана, видно, не добраться.

Через перевал Карадрас надо пробиваться».

Гэндальф:

«Саруман закрыл проход в степи Мустангрима.

Может, затенён Рохан, то уже не зримо.

Да и оборотней чёрных волколаков стаи

Не дадут покоя нам, коль уже достали…

Также волчьи стаи Варгов, серых, страшных, злых,

Подбираются все ближе, силы не равны.

Враг нас ищет, наблюдает, хоть мы и таимся.

Тянет он к себе Кольцо, чует, что то близко.

Я веду вас к перевалу, мы идём к востоку.

Там нас не достанут Варги, да и враг жестокий».

И вот они в пути, сбираются на кручи.

Извилиста тропа, всё гуще снега тучи.

Идут они вперёд, а холод пробирает,

Но выше всё идут, и пони в ряд ступают.

А синь небес и солнышко, за тучами сокрылись,

Сгущаются они, и темнота спустилась.

Ели на ходу они, пони их дрожали.

Ближе к вечеру привал, очень все устали.

Разобрав палатки, вместе их связали.

От порывов ветра ткани защищали.

Под навесом скал жаркий огонёк.

И трещат дрова, греет костерок.

Боромир:

«Дрова кончаются у нас, а путь еще в два дня.

От холода и ветра нас не спасёт броня».

Леголас:

«В завываньях ветра слышу чей-то глас,

Сильный, волевой, властный в нём указ.

Звуки разрушенья слышу в ветре, вьюге,

Снеге, льде, буране ощущаю бурю…»

Гимли:

«Да, длинные руки себе отрастил Он,

Коль в кряж Карадрас чары тьмы запустил».

Гэндальф:

«Длиннее не бывает, но чары не его,

Возможно Сарумана. Скорее уж всего».

Мёрзнут хоббиты, друзья, замерзают ножки.

В сон их клонит – засыпают, нет для них дорожки.

А дул колючий ветер, и некуда укрыться.

А льдинок острый рой им нёсся прямо в лица.

Неистовствовал буран, и заметал всё снег.

Порывы ветра страшны, и звуки всё сильней.

И вздрогнула гора. И гул по ней прошёл.

Был в гневе Карадрас. В лавине снег сошёл.

С огромной скоростью неслась огромная лавина,

Накрыла краешком отряд и унеслась в долину.

Огромная лавина врасплох отряд застала.

Сверкнул лишь посох мага. Удар – и тьма настала.

Хоббиту приснился дом и очаг родной,

Кресло и огонь в камине, с трубкой длинной он.

Но тут Бильбо: «Просыпайся! – говорит ему. —

Эй, вставай! Пора идти! Здесь не место сну».

Фродо отвечает: «Не гони меня!

Ведь на улице мороз, из-за туч нет дня».

«Просыпайся ты сейчас же! – грозно Бильбо рек… —

Просыпайся! Просыпайся! Ну, вставай, дружок!..»

Он очнулся. Гэндальф тормошил его:

«Ты замёрз, вставай скорее! Ну, проснись, дружок!»

Пони, бедные лошадки, выжили, дрожали.

Еле выгребли из снега, в путь их снаряжали.

Пин и Мери, Сэм и Фродо до костей прозябли,

Коченеют руки, ноги, в сон они впадают.

Арагорн:

«Еле откопали всех. Хорошо, спас Гэндальф.

Всё же зацепило нас и накрыло снегом».

Гэндальф:

«Отбить лавину я не мог, всего прикрыл слегка.

И выживем ли мы ещё, не знаю я пока».

Леголас:

«Вот эликсир, мои друзья, из нашего он рода.

Напиток чистый, светлых сил. В нём жизнь от всей

природы!»

Здравур – эльфийский эликсир, живая в нём основа.

Целебный берегут рецепт, готовят его годы.

Цветы в нём, травы, корни древ, журчанье родника,

И солнца луч, и звёздный свет, и шёпот ветерка.

Живой воды испили все, и радость в них втекла.

Ушёл и холод из души, отброшена тоска.

Эльф пошёл разведать местность мягким легкоступом,

Не проваливаясь в снег, скрылся за уступом.

Вернулся он с известием: «Дороги дальше нет.

Там только птица быстрая лишь может пролететь».

«Гэндальф, что это такое? Ты же маг могучий!

Почему ты не разгонишь чёрные все тучи?»

Гэндальф:

«Перегрин, ты помаши, в воздухе руками,

И уйдут все тучи, и мороз отстанет».

Мери:

«Друг мой Тук, скажи “тук-тук” – тучи сразу упорхнут».

Боромир:

«А снегопад ещё идёт, и дальше не пройти.

Нам надо срочно уходить, обратно вниз идти!»

Гэндальф:

«Да, придётся! Мы уходим, Снежный Карадрас!

Все уходим! Не сердись больше ты на нас!»

Гул прошёлся по горам, словно услыхали.

Затихал Баранзибар, и ветра стихали.

Пошли они назад, сжимая крепко зубы,

Согрел их эликсир живой воды Здравура.

Собрав всю волю, шли, но силы на пределе,

Дорога не видна, и пони все хрипели.

За шагом шаг ступали, и занесло всё снегом.

Но всё же вышли, вниз дошли, уж ночь кругом и темень.

И был привал устроен у горного хребта,

Озябли все ужасно и грелись у костра.

Трещал огонь в поленьях, и стало всем тепло,

Здесь снежная лавина казалась страшным сном.

Серый Маг взял слово: «Что делать нам теперь?

Проход в горах завален, закрыта эта дверь.

Как видимо, придётся нам в Морию идти,

Ведь всё равно иначе нельзя никак пройти».

Но Арагорн бесстрашный как будто изменён,

И гневно и сурово глядит на мага он.

«Ах, Гэндальф, друг мой старый, мы были там с тобой

И чудом уцелели, туда я ни ногой.

Ты помнишь, как всё было, как трудно было нам,

И даже рати гномов давно пропали там».

Гэндальф:

«Идти назад на север (да лучше уж домой)

В обход не меньше года, и то мы не пройдём.

На юг идти нельзя нам, на юге Изенгард,

С Ортханка наблюдает предатель Тёмный Маг.

Хоть был он Магом Белым, теперь предался тьме,

Кольцо Всевластья жаждет, с ним сладит он вполне.

Он собирает войско, дороги перекрыл,

И горцев из Дунхарга себе он подчинил.

А также и лесами на запад не идти,

К Приморью путь опасен, Мордор не даст пройти.

Шпионы Саурона везде, и тут и там,

Поддерживает связи с ним тёмный Саруман.

Зверей и птиц различных себе он подчинил,

Вороны, что кружатся, те тоже вместе с ним.

Стервятники и волки в услугах у него,

И в тех лесах нет света, там затаилось зло.

Вы знаете всё это не хуже моего,

Мы медленно проходим, таимся здесь всего.

А ночью нечисть злая ползёт из-под земли.

Нет, по холмам лесистым никак нельзя идти.

Всевидящее Око глядит по всей земле,

Кольцо лишь не увидит в подгорной глубине.

На снежном перевале заметно было нас,

Когда мой жезл волшебный нас всех от смерти спас».

Был Боромир в сомненьях, и Арагорн сердит,

Для эльфа Леголаса был путь не знаменит.

Леголас:

«Послушай, Гэндальф Серый, великий добрый маг,

Ты знаешь души эльфов, меня ты понимал.

Ведь звук лесов, журчанье рек, зверей язык мы знаем,

Мы пение цветов и птиц через себя пускаем.

Звучание самой земли на музыку слагаем,

Природы голос знаем мы, и ей мы помогаем.

Не все враги, поверь мне, маг, и есть у нас друзья,

И здесь они помогут нам, нам вниз идти нельзя.

У нас ведь сердце говорит, мы чувствуем душой,

И вот тебе я говорю: не лезь туда, постой.

Предчувствую беду я там, коль мы туда пойдём,

Ты это тоже знаешь сам, но лезешь на огонь».

«Да знаю я, – ответил маг, укутываясь в плащ, —

Но Фродо наш в Мордор идёт, не мне – ему решать».

Боромир:

«Да, пусть решит хранитель Великого Кольца,

Ведь мы лишь охраняем путь такого молодца.

Что скажешь, невысоклик? Реши теперь наш путь,

А я готов на смерть идти, в лицо ей заглянуть».

А Фродо, хоббит маленький, не знал и сам, что делать,

У мага ведь спросить нельзя, сомнение заело.

Но встрепенулся Фродо, прикрикнул на себя,

Ведь коли взял груз, так вези, за всех и за себя.

Фродо:

«Не знаю, прав я или нет, мы в Морию пойдём.

Я верю магу, путь туда, и мы не пропадём».

Вот вышли в дивный лес: сосновый бор, дубравы,

Здесь хорошо душе, и солнцу в небе рады.

Леголас:

«Остранна! Древняя страна. Хоть эльфов здесь и нет,

Но и сейчас я вижу природы ясный свет.

Лежит он на деревьях, остался на камнях,

И на цветах и травах, озёрах и ручьях.

Покинута давно она, уж сколько тысяч лет,

И раньше Нуменора сиял здесь дивный свет,

Великая Остранна, прекрасная страна,

Забытая веками в ушедших временах.

Природа всё ведь помнит: добро и созиданье,

Всё в памяти хранит с основы мирозданья…»

И долго ль, коротко ли шли, искали и нашли.

Старинный тракт из камня глыб – Морийские пути.

Замшелый тракт забытых лет от времени зарос.

И всё ж за тысячу он лет разрухи не понёс.

И поразились все тогда величию тех дней,

Стараньям чьих то древних рук и тоннам глыб камней.

«Подгорные гномы – древнейшее племя.

Родам их известен подсчёт.

Союзы народов из гномьего мира

Сказать можно наперечет —

У кряжистых гор есть секреты и тайны.

У гномов «железных холмов» —

Могучее царство горы Одинокой

И царство у края снегов.

Есть и другие поменьше союзы,

Что входят в контакты с людьми.

Но малый народ исчезает из мира,

Тому есть немало причин.

Уж много родов свою гибель находят,

Прирост ведь у них небольшой.

Из недр появились и в недра уходят,

Уносят все тайны с собой.

Болезни глубин, неизвестные звери,

Нашествия каменных крыс.

Огромные черви, подземные реки.

Глубинная тайная жизнь.

Страдает земля за людские обиды,

Шевелятся корни у гор,

Землетрясения, грохот вулканов

Выносят им свой приговор.

Расцвет и могущество гномов тех древних

Весь мир признавал, уважал.

Морийское царство казалось счастливым,

Со всеми их край торговал.

Но катаклизм огромный и страшный,

Тогда изменил лик Земли.

А горы дрожали, и скалы горели.

Великие беды пошли.

И приняли гибель морийские гномы,

Нарушен их прежний уют.

Не многие выжили в дни потрясений.

Не зная, что делать уж тут.

Потом возрождалось Морийское царство.

Но время расцвета прошло.

Куда подевалось радушие гномов?

Оно безвозвратно ушло.

Прошло время дружбы с народами мира,

И были закрыты врата.

Немалую роль в этом Кольца сыграли,

Закрылся проход на века.

Жадность до золота и до наживы

В Морийские копи пришли.

А труд их кузнечный и ювелирный

Забылся. Те годы ушли.

В великой войне, что была в Средиземье,

У гномов гражданская шла.

Все царства, роды воевали друг с другом,

До золота жажда была.

Семь гномьих царей, семь родов знаменитых,

Имели семь Силы Колец.

Черствели их души от подозрений,

Чернели семь гномьих сердец.

Да жадность до золота, скупость, упрямство

Стали у гномов в быту.

Их подозрительность и скупердяйство,

Были у всех на слуху.

А горы пылали, летели драконы.

На золото нюх у них был.

И гибли в войне и драконы, и гномы.

А Кольца огонь истребил.

А в этой войне истреблялись драконы.

Последний недавно погиб.

И может быть, где-то они сохранились

Но путь в Средиземье закрыт.

Хоть это древнейшая, тёмная раса,

Не смог их постичь Саурон.

Мудры, хоть коварны, свобода – их выбор

И путь во вселенной иной.

Туманны те притчи, молчат все преданья.

Обрывки мы лишь узнаём.

Но вот что известно не понаслышке —

Имелся Мифрил, в царстве том.

Священный металл – не железо, не злато,

И чище был, чем серебро.

Но легче гораздо, почти что не весил,

И ржа была не про него.

Откуда он взялся? Известно не много.

Сверкал на свету как алмаз.

И крепче гранита, прочнее булата.

И цвет его радовал глаз».

Здесь Гэндальф голосом другим, торжественным

и строгим,

Продолжил дальше речь свою в лесной глуши

безмолвной:

«Мифрил – легенда мира, есть тайна у него.

Святой металл, великий, боялось его зло.

Оружья блеск сребристый всю нечисть изводил,

А медальон мифрильный удачу приносил.

Есть притча – о Мифриле древней высоких гор,

Откуда знанье это, не помнит уж никто:.

Не минерал то горный, а кровь – самой земли.

Руда есть Арды вена, живой исток – родник.

И гномы древней расы не трогали Мифрил.

Хранили лишь крупицы, как оберег Земли.

Иль добывали только, где жила из земли

Сама давалась в руки, священен был Мифрил.

Златые самородки, алмазы и нефрит,

Ничто не шло в сравненье, бесценен тот родник.

И говорят сказанья, что Торин Дубощит

Кольчугу из мифрила от сердца подарил.

Подарок царский другу он лично сам вручил.

Великий царь подгорный, Торин Оукеншильд.

Но вот настало время эпохи чёрных войн.

Забылась притча древних, в забвение ушла.

А жадность до богатства затмила разум их.

Презрели гномы предков, традиции свои.

И углублялись копи всё дальше – в глубь Земли.

И жилы истощались, и исчезал мифрил.

Годами за годами из недр брали всё,

До магмы углубились, и высвободили – Зло.

И плач затем раздался, был стон живой земли.

И отомстила Арда, морийцам, за мифрил.

И многие погибли, последние ушли

Какое зло их гибель, что вышло из глубин?

Болезнь ли сгубила, какой то страх земли,

Но вот страна в руинах, оттуда все ушли.

И орки вдруг гурьбою пошли тогда войной.

И тролли, как ни странно, в союзе с той ордой.

И гремлины, и твари, которых не назвать,

Пробились в царство гномов, решили воевать.

Орда бы не пробилась, но было пусто в нём.

Ведь не пройти там просто ни ночью и не днём.

Остатки гномов прежних боролись, как могли.

Но не смогли держаться, последние ушли.

Что из глубин поднялось? Там в недрах, что нашли?

Ни витязи, ни маги, ответов не нашли».

Шли через запад на восток Морийские пути.

Отряд идёт по ним вперёд, надеются дойти.

Но тракт прервался, по земле – разбросанные глыбы.

Какая магия была (столь страшной мощи взрывы)?

Кто, как игрушки, разбросал те тонны глыб камней?

Лежат, заросшие в земле, величия тех дней.

Вот скалы тёмные стоят, но нет средь них ворот.

Неужто обманул их тракт, закончен их поход?

Подножья горного хребта, прозрачная вода.

Гладь озера хрустального, кругом стоят леса.

Безмолвный край густых лесов, давно он стал таким.

Прошли века, как этот край стал диким и пустым.

И тишина царит вокруг средь сосен и берёз,

Ряд ив плакучих у воды, брег камышом зарос.

Безлюдный сей огромный край, дремучие леса.

И отражается в воде небесная краса.

Дубы огромные растут, и велики их кроны,

Рядами вдоль скалы стоят у каменной основы.

Эльфы древние любили эти дерева,

Мудрость древа заключали, сила в них текла.

То священные деревья, старые дубы,

Символы и герб Остранны, древней их страны.

У озера уселись все, собрались на совет.

Что делать? И идти куда? Как избежать им бед?

Боромир:

«Ведь вы же были там уже, и маг туда ходил,

И если здесь стоят врата, то кто же их закрыл?

Не видно никаких ворот, и в камни не войти,

Не оставаться же нам здесь, конец всего пути».

Гэндальф:

«Тролли, кобольды и нюхчи (орки подземелий),

Мы с трудом тогда прорвались, да ещё то время.

Пробрались мы тогда с востока, опасным был поход.

Там множество щелей и лазов, и нету там ворот».

Гимли:

«Здесь тоже есть пещеры, лазы и тайные пути.

Но можно год по скалам лазить, чтоб хоть один найти.

Мы гномы, трудимся в горах и знаем все их тайны.

Мы славимся как кузнецы, науки постигаем.

И знают тайны недр земных златые мастера.

И руны есть у нас свои, основы волшебства.

И если здесь лежат врата, от глаз закрыли их,

Чтобы никто чужой сюда не смог вовек войти.

Не любят гномы чужаков и прячут гор секреты,

И хитрости свои у нас, особые приметы.

Есть двери – только раз в году за них можно попасть,

И даже те, кои раскрыть в определённый час.

А есть врата – чтоб их открыть, назвать им нужно имя,

В другие руку приложить иль оберег родимый,

Иль перстень, медальон лишь свой, тогда он открывает.

И много тайн других у нас, которых сам не знаю».

Гэндальф:

«Гномы очень древней расы, знали волшебство.

Поражают их уменья, их искусство, мастерство»

Делали они ворота, что сливались со скалой,

И порой, бывало, сами забывали путь домой.

Были гномьи заклинанья крепче самих скал,

Древней магии подгорной, прочный их закал.

Чары от земли исходят там, где корни гор,

Весь род гномов там находит магии раствор.

Ворота были здесь тогда, в забытые века,

И днём не запирала их Морийская страна.

Но если ночью кто попал и помощи просил,

То слово лишь произносил – и в Морию входил.

Давайте подождём луны и лагерь разобьём.

Дождёмся сумерек ночных, быть может, и пройдём».

И вот устроили свой стан у горного подножья,

А рыбы плещутся в воде, гоняя стаи мошек.

Орёл летает в вышине, за чем-то наблюдает,

А облака несутся вдаль, им ветер помогает.

Приходят сумерки, и вот луна пришла на небосвод

И засияла мягким светом. Не видно тёмных туч на небе.

Сияют очертанья гор в каком-то синеватом цвете.

В озёрной глади серебристой

Мелькают отраженья, блики, рождённые самой луной.

Такое время – всё неясно и всё таинственно и странно.

И изменяется наш мир, в тот час – загадочный,

желанный.

И будто в дымку всё уходит, но что-то новое приходит.

Прекрасной сказки новой Лик.

И как в зеркальном отраженье – других миров мы

видим бег.

Луна – как зеркало вселенной, собой преобразует свет,

Своею собственною гранью его по-новому даёт.

И лунный луч в своём старанье к нам мысль какую-то

несёт.

А в тёмный час её сиянья возможен новый переход.

И измененья в этом мире – и всё тогда произойдёт.

И в нужный миг нас озаряет изменчивость и глубина,

Вся призрачность и иллюзорность, вся гибкость,

зыбкость – пустота.

Как лунный луч упал на землю, так надпись проглянула

в свете.

И руны гномов древних тайны – семь звёзд и дерево,

все вместе.

Над надписью был виден молот и наковальня вместе

с ним,

Увенчано короной царской, герб Дарина, в веках храним.

Ночельф – руносвета вид, оживает лишь

В лунном свете иль средь звёзд, ночью то узришь.

А Серый Маг поднялся, встал, и засветился посох.

Торжественно звучат слова, распевно произносит:

«Ворота Мории откроет слово “ друг ” . Как скажешь —

так войдёшь.

Волшебный звук укажет путь. Ты в царство

попадёшь».

Гимли, гном сник головою, слов не зная волшебства.

Больше часа бился Гэндальф , заклинания творя.

Посох весь дымил, искрился, но проход так не открылся.

Надпись на воротах маг так и сяк читал.

Руны он переставлял, слог на новый лад.

«Если скажешь слово “ друг ” , сможешь ты войти.

Дверь толкнёт волшебный звук. Доброго пути ! »

Пин спросил: «Что делать? И сколько нужно слов?

Как быть, войти туда нам всем? Я думал, ты готов».

Гэндальф:

«Тебе побиться о ворота головой, не вижу ей другого

примененья.

Авось сломаются они тогда. А мне подумать и найти

решенье».

«Почему же руны гномов, расположены вот так? —

Задавал себе вопросы: – Отчего? Зачем? И как?»

И заклятия прохода маг произносил.

Слово-ключ везде искал, и не мог найти.

«Эдро» (слово вышних эльфов), символ непростой,

Но звучит его «Откройся» словно звук пустой.

Голосом порой другим говорил слова.

Дверь открыться призывал, всё равно никак.

«Эльдо дар талам, эл-лонн рар ламман» —

Сребристый цвет рисунка только потускнел,

Врата же не открылись, а Гэндальф побледнел.

«Волшебный звук, мелодия и ритм.

Какой здесь символ смысл, и прочтенье?

И слово силы как произнести?

Понять, в чём ключ, какое назначенье?»

Все застыли в ожиданье. Боромир сердит.

Гимли с Леголасом спорят, Арагорн сидит.

Фродо что-то беспокоит, только он молчит.

Пин и Мери лишь спокойны, чем-то Сэм хрустит.

Завыли Волколаки за озером вдали,

В корягах мрачно светят болотные огни.

Смех раздался в тишине, жутким показался.

Все опешили, смотря, Серый Маг смеялся.

«Ох и старый я дурак!», – заливался смехом Иаг.

Посмотрел он на друзей, посох свой поднял.

«Мэлон» – громко, мелодично, голос прозвучал.

И вспыхнули в ночи все руны и ярким светом засияли,

А в тишину прорвался звук, волшебной музыкой играя.

И створки вдруг зашевелились, ворота Мории

открылись.

Не заклятье мощной силы им открыло дверь,

А простое очень слово Маг сказал теперь.

Царство Мории великой открывало слово ДРУГ —

Это и простой, и милый, и волшебный сердца звук!

Эльфы вышние давно «мэлон» говорили,

Слово в переводе «друг» , тот язык забыли.

Был, наверно, древний мир краше и добрее.

И народ живущий в нём, был душой милее.

Эта надпись на вратах просто приглашенье,

Всем друзьям открыта дверь музыкой волшебной.

Леголас весь покраснел:

«Как я сам забыл

Ясный, древний, мелодичный, тайный наш язык.

Вышних эльфов разговор волшебством играет.

Пели звуками слова мир преображая.

В каждом слове – символ, сила от самой природы.

Тайным древний стал язык нашего народа.

Нет доверия теперь, мир наш изменился.

Слишком много пережил и ожесточился»

Гэндальф:

«Всем! Что, надо приглашенье? Хватит говорить.

Собираемся в дорогу, будем проходить.

Пони отпускаем всех, там им не пройти.

Всю поклажу в рюкзаки, надо в путь идти».

Собирается отряд, вот уже идут,

Но беда настигла их, как бывает, вдруг.

Забурлила вдруг вода, волны, смерч, фонтан.

Так взметнулись щупальца в мощный ураган.

Древний страж земли Морийской вылез из глубин.

Потревожили заклятья, сон его раним.

Много тайн в воде, земле Арда сохранила.

И постарше Саурона есть на свете силы.

Очень старый, древний спрут, щупальца крепки,

И не меньше сотни их, гибки, велики.

На конечностях его есть когтей отростки.

Снизу склизкие ряды, жёлтые присоски.

Страшный взгляд огромных глаз, рот кошмарный

с клювом.

Словно бездна вдруг сама в дольний мир взглянула.

Сразу щупальце одно ухватило Фродо.

Тащит (хочет съесть его) в глубину, под воду.

Смело Сэм тут подоспел, свой клинок втыкает,

Но проткнуть не может, и его хватают.

Маг послал заклятие, но оно погасло,

В тёмной слизи щупалец медленно угасло.

Быстро витязи бегут, острые мечи.

Рубят сильно, сгоряча. Фродо к ним летит.

Вот и Сэм освобождён, но разгневан спрут.

Он огромен, как скала, щупальца всё рвут.

Ненависть в его глазах, вот весь вылезает,

Может воздухом дышать, ярость помогает.

За ворота все бегут, Гимли прикрывает.

Маленький подгорный гном топором махает.

Еле добежали все, чудом не погибли,

И захлопнулись врата, спрута не пустили.

И бушует ураган, в страшном гневе спрут.

Бьёт и крушит всё вокруг, щупальца всё рвут.

Страшный грохот, камнепад, развалились скалы.

Погребён подземный страж каменным обвалом.

Но завалены врата, нет пути назад.

Чем же встретит их теперь Мория страна?

Легенда гномов – Казад-Дум – подгорная страна

(а по-эльфийски – Мория, жил рудных сторона).

Вот сердце Средиземья, Морийского хребта.

Да, полная загадок подземная страна.

Огромные колонны (невероятный труд)

Веками создавались стараньем тысяч рук.

Дивились все уменьям подгорных мастеров.

Великим их твореньям в толщи высоких гор —

Огромным механизмам и каменной резьбе.

Как воздух очищался в глубинной их стране.

Подземные фонтаны с прозрачною водой.

Мозаика из камня с волшебною резьбой.

Громадные платформы, глубинные лифты.

Не счесть чудес прекрасных загадочной страны.

И вот по коридорам идёт вперёд отряд,

А кое-где светильники кристаллами горят.

Из сотен тайных комнат и тысячи путей,

Из западней, ловушек, маг уводил друзей.

Во мраке подземелий не знаешь, что к чему.

Здесь все сплотились вместе, доверились ему.

А ночевали тайно, от шорохов таясь.

Костров не разводили и шли не торопясь.

Ведь не на каждый камень тут можно наступать,

И стены ненароком нельзя здесь задевать.

Да, гномы на ловушки большие мастера,

То камень сверху вдарит, копьё из-за угла.

Есть стрелы-сталагмиты, огромные шары —

Из камня чёрной масти, ждут выката поры.

В проход не каждый можно свободно заходить.

Здесь каждая ошибка смертельной может быть.

И длинные ущелья, и ямы глубоки,

Смертельные чертоги (их нужно обойти).

Огонь в зарядах мощный, то гномий громобой.

Есть стены раздвижные, ступить нельзя ногой.

И косы из-под камня, и крючья со стены.

Тут каждое движенье рассчитывать должны.

А лабиринты камня всё дальше вглубь вели.

И шаг за шагом вместе все осторожно шли…

Врагов пока не видно и гномов не видать

Хоть в лабиринтах этих их трудно отыскать.

Быть может, в залах нижних убежище нашли,

Но там же ужас древний, Морийский страх земли.

От запада пробрались. Что на востоке ждёт?

Там выход на равнину, туда отряд идёт.

Едва не забрели в глубинные чертоги,

А в нижних гномьих ярусах опасностей премного.

И каменные твари, невиданные звери,

И пламенные ямы, и огненные черви.

На каменную лестницу выходит их отряд,

Ворота все увидели (распахнуты стоят).

А над вратами надпись, витые гномьи руны:

«Добро пожаловать! – гласят, – в столицу Казад-Дума!»

Двороул-Дел – столица морийского народа,

Великих горных мастеров из даринского рода.

И рунные чертоги, зал тысячи колонн,

Огромные скульптуры и множество платформ.

Кристаллы разноцветные – чудес не описать,

Но в запустенье царство всё, в нём пыль и смерть царят.

Повсюду кости павших и костяки троллей,

Оружие разбросано и множество камней…

Но вот они проникли в просторный гномий зал,

Кристаллов очень много, алтарь средь них сверкал,

А также книги, свитки и царский трон стоит,

Но пыль и запах затхлый о тлене говорит.

И тёмных пятен много, повсюду здесь лежат,

Хранят тот ужас дальний, и камни не молчат.

И множество скелетов, разбросанных костей,

Разрубленных доспехов, обломанных мечей.

А в костяке, проткнутом проржавленным копьём,

В кисти зажатый свиток (был летописец гном).

Когда открыли свиток (и маг его прочёл),

Раскрыли гномьи руны, весь Балина поход.

Всё гномий летописец, в том свитке описал,

Последнею же руну он кровью дописал.

Вот маг читает свиток (и мрачен и суров).

Смотреть на Гимли больно, скорбит и шепчет он:

«Погибли, все погибли, не выжил здесь никто».

Поник гном головою, застывшее лицо.

Узнали все из свитка: не царство возрождать

Дружины гномов ратных – Мифрил шли добывать.

С восточного отлога они сюда вошли,

В бою разбили орков и стяг свой возвели.

Используя ловушки, и гномий «громобой»

Троллей они побили и гремлинов весь рой.

Но гномов было мало (ведь гибли и они),

А орки прибывали и были не одни.

Да, был у них союзник – он ночью выходил.

И погибали гномы, всем смерть тот приносил.

Неведомый и сильный, и страх он насылал,

Отсвет огня багровый в туннелях полыхал.

Но гномы всё ж держались, хоть клад и не нашли,

Тайник потерян древний, морийский клад – «мифрил».

В ту давнюю эпоху он где-то был зарыт,

Надеялись вернуться, что будет он отрыт.

Но Балин не сдавался. «Не главное мифрил,

Мы возродим Отчизну» – так всем он говорил.

Укрывшись в залах верхних (здесь магия у них),

Держались крепко гномы – боялись орки их.

Но не было резервов (хоть Балин слал гонцов),

Не слали ополчений с других далёких гор.

В засаде хитрой орков отравленной стрелой

Подстрелен был коварно и умер царь-герой.

И стал алтарь могилой, в покое Балин спит,

А древний жезл мифрильный с ним рядом здесь лежит.

А чёрную подмогу (и магией, огнём)

Прислали из Мордора, шли гоблины ордой.

Указ у них был ясный: разбить любой ценой,

Войти в контакт с той силой (багровой и живой).

Проходы перекрыты: хоть гибнут сотни их

В тоннельных лабиринтах, но не жалеют сил.

А гномы все решили сражаться до конца,

С посланием последним отправили гонца.

Посланец не добрался, он в Мории погиб

И где-то в лабиринтах был орками убит.

В смертельной битве жаркой все бились до конца.

Всё гномий летописец в том свитке написал,

Что заперлись все в зале (здесь магия сильна),

Но орков было много (уже им не страшна).

И шёл подземный ужас, тот самый страх глубин,

И били барабаны, и тролли были с ним».

Но что же это было, тот гном не дописал.

Лишь кровью руну смерти в конце он начертал.

В углу колодец древний уходит в никуда.

Вокруг безмолвно, тихо, лишь капает вода.

Пин к колодцу подошёл, слева он от трона.

И в него он посмотрел – кажется бездонным.

И с присущим хоббитам детским любопытством

Бросил камушек в него просто так – без смысла.

И смотрел, как он летел (затаив дыханье)

Но не выдержал, вздохнул, (падал всё вниз камень).

Всплеск раздался в глубине, тишину нарушив,

Что ж ты, хоббит, натворил, никого не слушав?

«Что такое?» – Маг спросил, весь он встрепенулся.

«Это камешек всего, – молвил Пин, запнулся. —

Бросил камушек такой маленький один», —

И осёкся, говоря, Маг смотрел за ним.

«Ты дурак! И без мозгов. Глупый Тук, болван.

Лучше бросился бы ты в эту бездну сам».

Так бранился маг в сердцах, может, всё совпало?

Только тишины теперь в Мории не стало.

Рокотала глубина, били барабаны,

Гул по верхним этажам, перестук по залам.

Рок, рок, рок – звучит сильней, ближе раздаётся.

Звук всё громче и сильней в Мории несётся.

Топот чьих грубых ног коридор наполнил.

То враги, что ближе к ним, их схватить готовы.

Гэндальф в коридор взглянул, жезл подымает.

Яркий резкий белый свет нечисть ослепляет.

Сразу быстро же назад, нет, не зря тревога.

Там отряд врагов спешит к ним по коридору.

Стрелы чёрные свистят, не попали в мага,

Боромир и Арагорн хлопнули дверями.

На засов закрыли дверь, створки затворили,

Снизу копьями её, клиньями забили.

Но гигантская рука створки открывает.

Тролль огромный, как медведь, в двери пролезает.

Боромир с размаху бьёт, но не пробивает.

Тролль в железо был одет, а броня стальная.

«Хоббитания – руби!» – Фродо подлетает.

Со всего размаха он в ногу меч втыкает.

Лапу тролля проколол, тот убрал ножищу

И пронзительно орёт, капает кровища.

Дверь заклинил Боромир, похвалил он Фродо:

«Невысоклик – молодец! Боевой твой норов».

Гэндальф:

«Там нечисти штук двадцать, отряд передовой.

Есть гоблины, и орки, и тот пещерный тролль.

За троном выход узкий, как видно, запасной.

Камнями он забился, но мы его пробьём.

Мне лишь минуту надо, чтоб магию собрать.

Смотрите за дверями, я буду пробивать.

Пожалуй, мы успеем и нечисть обхитрим,

Не сразу те заметят, что мы надули их.