Алая заря

Глава десятая, в которой проливается кровь

К вечеру лучше не стало, но и хуже — тоже нет.

Когда Соне было четырнадцать, бабушка в первый раз — и, как потом оказалось, в последний — взяла ее с собой в свое любимое ежегодное летнее путешествие по Волге на теплоходе. Мало того, что лишили смены в пионерском лагере, так еще и плавание это никакого удовольствия не принесло, потому что Соню сильно укачивало и штормило все то время, что она провела на борту.

Сейчас она чувствовала себя примерно так же.

Однако за домашними делами ей немного удалось отвлечься.

Перед тем, как вернуться домой, она побродила по городу, чтобы закупиться едой. В магазине возле дома бабы Вали было не густо, а Соня всерьез решила прислушаться к совету Тимура Андреевича и приготовить что-то сытное — вдруг и правда сил наберется. Внутреннее желание идти наперекор его словам было сильным, но бесполезным. Себе же хуже будет, если делать все ровно наоборот. Поэтому она отправилась на поиски мяса и нашла его в магазине через три улицы.

От запаха плова вернулся дикий голод, и Соня с радостью навернула аж две тарелки. Баба Валя пожаловалась на “твердоватый” рис, но вкусное мясо явно оценила и с аппетитом съела все, что перед ней поставили.

— Многовато ешь, — только и сказала она, когда Соня дожевывала четвертый пряник без чая.

— Восполняю силы после трудного рабочего дня.

— Трудный рабочий день у тебя был бы на заводе. А с детишками одно удовольствие работать должно быть.

Насколько Соне было известно, баба Валя всю жизнь проработала в сборочном цеху Горьковского автозавода. К Сониному преподаванию она относилась хорошо, хоть и не понимала надобности в предмете, но лишний раз не могла отказать себе в напоминании о том, как усердно трудилась сама в свое время и что нынче молодежи намного проще жить и работать.

Соня на рожон не лезла и всячески поддакивала, но сегодня настроения притворяться, что она согласна со всем, что ей говорят, не было. Она молча собрала тарелки и пошла мыть посуду, а баба Валя по десятому кругу начала рассказывать о том, как ей жилось в военное время. Новых деталей в этих рассказах никогда не прибавлялось, поэтому Соня слушала ее вполуха.

Намывая старую чугунную сковородку, она невольно и с тревогой прислушивалась к своему телу. И что дальше?

А может, все же отравилась? Просто так совпало, что именно в это время она встретила больного человека с безумными фантазиями. Потому-то и история сложилась до безобразия складно.

Что умели делать вампиры из того, что отличало бы их от людей? Как ей проверить, что она не сошла с ума на пару со стариком? Разумеется, без участия крови…

В пионерском лагере страшилки любили все. Даже трусливая Соня. Она часто занимала койку у стены, поэтому после отбоя отодвигалась поближе к ней, чтобы монстры из страшных выдумок не хватали ее за ноги из-под кровати, заворачивалась в тонкое одеяло и наружу выставляла только одно ухо — слушать истории соседей по комнате — страшно, но любопытно.

Про вампиров она, скорее всего, там и услышала в первый раз. Их еще некоторые ребята называли упырями. Выходят ночью, пьют кровь, убить можно осиновым колом — прибить, так сказать, к земле ожившего мертвеца. Звучало жутко, но, по правде говоря, Соня тогда больше боялась Пиковую даму. А теперь…

Тимур Андреевич ничего про кол не сказал. Если бы он убивал, то он бы его сам в себя воткнул, раз умереть хотел, нет? И вообще он предлагал ей охотничий нож!

Соня нахмурилась.

Как вообще можно было хотеть умереть? Уму непостижимо! Хуже всего то, что он считал, что она могла бы замарать свои руки и позволить ему умереть, чтобы ему самому не пришлось мучиться от невозможности сделать это самостоятельно. Отвратительно! Она ни за что на свете это сделает. Пусть он живет дальше в наказание за зло, которое совершил!

Соня помыла раковину и столы, вытерла руки и только после этого заметила, что бабы Вали уже давно нет. Судя по доносившимся из зала приглушенным разговорам, она ушла смотреть телевизор.

Когда Соня потянулась за ножом, у нее подрагивала рука.

Она просто проверит.

Собственная кровь вряд ли была по душе вампирам, но Соня не особенно задумывалась об этом, когда резала кончик указательного пальца. Если она все-таки вампирша, то что-то наверняка заметит и почувствует.

Порез оказался глубже, чем она планировала, и очень болезненным.

Соня закусила губу, чтобы пережить эту боль достойно и молча, не привлекая внимание бабы Вали с ее весьма чутким для старушки слухом. Затем она, скривив лицо, на пробу лизнула алую каплю у основания пальца.

Гадость.

На вкус кровь была ровно такой же, какой Соня помнила ее с детства, когда зализывала ранки после слишком активной и небезопасной беготни.

Почему-то она думала, что вкус изменится.

Надежда на то, что все неправда, что ее подло обманули и что она идиотка самая настоящая, раз поверила старику, который даже не выглядел достаточно добропорядочным, вспыхнула быстро, как спичка, и тут же погасла.

Соня поднесла дрожащий палец к глазам, чтобы убедиться в том, что глаза ее не обманывают, резко зажмурилась, распахнула их и проморгалась, чтобы увлажнить и вернуть зрению четкость.

Кровь из пореза остановилась, а сам он — Соня готова была поклясться — больше напоминал уже царапину.

Она непрерывно смотрела на палец, пытаясь уловить изменения, но ничего не происходило, и она отважилась потереть засохшую кровь и тонкую корочку на ранке большим пальцем, а когда отодвинула его, увидела чистую кожу без единого намека на шрам.

Соня сглотнула снова подкатившую тошноту.

Так же не бывает…

В животе гулко заурчало, и урчание это все еще было непривычным, хотя ощущала его Соня весь сегодняшний день. Это не было обычным голодом. Создавалось впечатление, будто у нее внутри раскрылась чудовищная пасть и еда проваливалась в нее, как в черную дыру — насытиться было невозможно.

Соня с досадой смахнула злые слезы с щек и заскрипела зубами — пока еще нормальными, но кто ж их знал…

Если это тот самый голод, то означало ли это, что ей нужна кровь раньше, чем через месяц?..

Она совсем не представляла, что будет дальше, и всем сердцем желала никогда этого не узнавать. Она же просто учительница. Она же только начала! Не успела еще даже разобраться в том, как нужно делать правильно, не привыкла к обращению “Софья Николаевна”, не научила пятиклассников читать, не устроила английский клуб, не поладила с 9 “Б”. Как же теперь все это осуществить, если чудовище внутри успокоить могла только человеческая кровь?

Соня не жуя проглотила еще три пряника и зачем-то закинула в рот несколько попавшихся на глаза кубиков рафинада. Еще одна тарелка плова будет очень подозрительной, а Соня понятия не имела, как оправдываться за свое странное поведение перед любопытной бабой Валей.

На проверку тетрадок уговорить себя получилось с большим трудом. Это было очень важной задачей, потому что в портфеле лежала стопка тех, что она не смогла проверить вчера. Если копить работу и не выдавать ученикам их тетради вовремя, будет стыдно и перед ними, и перед собой. Соня убеждала себя в этом, когда выкладывала их на стол, но ее замутило так сильно, что сначала она решила прилечь. Ненадолго. Просто чтобы утихомирить организм, который так же, как и она, не понимал, что творится.

Лежа было не так плохо. Лежа оказалось очень легко заснуть.

Посреди ночи Соня подскочила на кровати и стремительно бросилась в туалет. Сон как рукой сняло, потому что кашель был такой сильный, что она всерьез начала опасаться за свои органы дыхания — лишь бы на месте остались!

Рвота была кровавой.

Может, она все-таки умирает?.. И может, это не плохо и не страшно?

Соня соскользнула по стене на холодный пол, пригвожденная к нему быстрой потерей сил и осуждающим взглядом проснувшейся бабы Вали.

— Залетела? — проворчала та.

— Ерунду не говорите, баб Валь!

— Это ты мне тут лапшу на уши не вешай и не огрызайся! Какая хорошая девчонка была, умненькая, послушная, взрослым не перечила. А как из гнезда выпорхнула — так и пустилась во все тяжкие! Вот Степан твой не знает, что ночами непонятно где шляешься, незнамо с кем шашни крутишь за его спиной и вот, пожалуйста! — пузатая вернулась!

Соня прикрыла глаза. Обидеться не получалось, но прояснить ситуацию и восстановить справедливость она была обязана.

— Ни с кем я не крутила шашни. И не беременна я. Это отравление обычное.

С этими словами ее снова качнуло к унитазу.

Тошнить уже было нечем, поэтому горло зашлось в очередном приступе болезненных спазмов.

— Рассказывай сказки! — гневно воскликнула баба Валя. — Я вот с плова твоего не отравилась что-то. Деду расскажу.

Соня вытерла холодный пот со лба.

Что бы ни случилось дальше, это точно не останется без внимания бабы Вали. А там и правда до деда может дойти… Только его приезда не хватало для полного счастья.

— Не тревожьте его, — попросила Соня.

— Это ты меня тревожить перестань!

Баба Валя не предложила ей никакой помощи и, недовольно шаркая тапками, ушла к себе.

Не то чтобы хоть кто-то мог здесь помочь… Но Соня вдруг почувствовала себя как никогда одинокой. Слез хватило только на несколько минут глухих рыданий, но долгожданного облегчения они не принесли.

До утра ей совсем не спалось, поэтому она просто лежала еще два часа на кровати и слушала сводящее с ума громкое тиканье часов, а на заре встала окончательно и, чтобы заглушить ужасные мысли о будущем, начала суетиться по дому.

Баба Валя тоже всегда просыпалась рано, и Соне даже не нужно было поворачиваться в ее сторону, чтобы ловить ее косые взгляды.

— У меня знакомая есть, — вдруг заявила баба Валя, откладывая газету, которую читала, пока Соня проверяла школьные тетради. — Чикнет быстро и без разговоров, никто и не узнает. Позор только в твоей непутевой голове останется.

От этого предложения Соне стало не по себе еще больше, чем от гложущей пустоты в животе. В нем совершенно точно никого не было, а если что и развивалось в ее теле, так это чудовище, которое “чикнуть” просто так было невозможно.

— Я не беременна, — сказала Соня.

Баба Валя почему-то считала, что ей лучше знать, но больше не донимала.

Подождав, пока она позавтракает, Соня пробралась на кухню и опустошила большую кастрюлю манки, которую сварила больше часа назад. Если она продолжит в том же духе, то разорится на еде… Ее учительская зарплата ее аппетиты не покроет.

Последнюю ложку Соня глотала уже с усилием, потому что вспомнила о том, как легко ночью оставила непереварившуюся еду в туалете. Возможно, эту кашу постигнет та же участь? Не хотелось бы.

В школу она собиралась долго, нерешительно перебирая свой не самый большой и богатый, но довольно приличный запас одежды.

Мама была большой мастерицей и всегда старалась одевать дочь по последней моде с того самого момента, как та переросла игры на траве и в грязи и стала аккуратнее обращаться с вещами. До отъезда Сони она сшила три элегантных наряда, которые, по ее мнению, прекрасно подходили образу молодой учительницы. Соня была с ней согласна, но надевала обновки всего раз — в первый день — уж больно праздничными и красивыми они ей казались. Хотелось пока поберечь. А если случится что? Испачкает сильно? Порвет случайно? Последнее вообще катастрофой будет, потому что без матери не сумеет починить… Сама Соня в рукоделии в мать не пошла и иглу в руках держала только по мелочам, но даже в таких случаях умудрялась все пальцы исколоть и пришить пуговицу криво и совсем не добротно. Что уж говорить про ее дружбу со швейной машинкой: на ее строчки, как говорится, без слез не взглянешь — школьная учительница технологии, пожалуй, была единственной, кто не хвалил Соню. С работой, требующей мелких и выверенных движений, у нее было совсем плохо.

Красный ремень в руках ощущался приятно, и даже пах хорошо, не раздражая нюх. Итальянскую кожу мама раздобыла у своей знакомой в начале семидесятых. Пошила той кричаще-красную сумку, а обрезки оставила себе, чтобы чуть позже умело сшить лоскуты и сделать необычный ремень. Соня получила его только перед отъездом вместе с юбками, жакетами и блузками. Мама сказала, что он везде хорошо впишется: деталь яркая — разбавит строгость учительских костюмов.

Вдобавок к ремню Соня повязала на шею бежево-коричневый платок с узорами из красных роз. Зеркала в полный рост у бабы Вали не было, но то, что находилось в ванной, показывало, что вроде бы все выглядело хорошо.

Заживший вчера палец казался очень странным сном, но ей все теперь таким казалось — не резаться же опять, чтобы посмотреть, что ей не померещилось! А вот выходить на солнце просто так и проверять, как оно на нее подействует, Соне точно не хотелось.

Почему красный?.. Это вопрос не давал ей покоя, и она с неудовольствием признавала, что, может быть, переборет себя и сходит к сумасшедшему старику еще раз.

Достаточно ли будет красного цвета? Звезд у Сони не было. Только пионерский значок, который лежал дома у мамы.

Символ коммунизма, оберегающий вампиров от ужасной смерти, тоже вызывал недоумение. Вся страна красные знаки отличия носила. Это что же?.. Среди них вампиры скрывались? Пионеры ежедневно носили на груди звезду! А в качестве магического знака разве пентаграмма не должна была защищать от злых сил? Как же так вышло, что звезда оказалась на стороне зла?..

Соня выходила из подъезда, воровато оглядываясь по сторонам, словно преступница какая-то. А ведь ничего дурного не сделала! Пока что.

Соня с опаской повернула голову на восток и подставила лицо утренним лучам поднимающегося солнца. Ничего не произошло, но она и не знала, чего ожидать.

Она вдохнула свежесть и прохладу осеннего воздуха и закрыла глаза. Завтрак спокойно улегся в животе, а чудовище присмирело и почти не давало о себе знать.

Что бы ни принес Соне новый день, она постарается сделать все возможное, чтобы не доставить никому проблем. Наверное, будет очень трудно, но разве был у нее другой выход? Сдаться и сбежать разве что?

Соня хоть и была трусливой, но не до такой же степени! Предавать свои мечты из-за коснувшейся ее несправедливости она точно не собиралась.

Может, и не так все страшно, как она себе успела вообразить? Ко всему можно приспособиться, и все можно обернуть в свою пользу.

Что-нибудь да придумает!

Все будет хорошо.