Она начала наведываться к Тимуру Андреевичу в гости несколько раз в неделю. Она осуждала себя за то, что прониклась каким-то болезненным сочувствием к нему, но поделать с этим ничего не могла. Ей всегда было жалко пожилых людей — они нуждались в заботе и поддержке не меньше маленьких детей. Да, Тимура Андреевича с трудом получалось назвать пожилым и беспомощным, но даже обстоятельства его жизни ничуть не ослабляли ее чувство жалости. Он хотел умереть — значит был несчастным.
Проживший двести сорок восемь лет старик совсем разучился жить, мало ел, быстро зарастал пылью и вяло отмахивался, когда Соня проходилась тряпкой по его проигрывателю и веником по ногам.
По-хорошему ей стоило забыть дорогу к этому дому навсегда, потому что Тимур Андреевич не только нечестным образом превратил ее в вампира, решив за нее ее судьбу, но еще и человеком был, мягко говоря, не самым приятным. Он часто ругался и ныл, сердился на Соню по любому поводу, особенно если она вызывалась ему в чем-то помочь, и много пил, совершенно не пьянея, но делаясь при этом еще более несносным.
А еще он постоянно крутил Муслима Магомаева. Это, конечно, не было существенным недостатком, но меры Тимур Андреевич не знал. Соня уходила домой с ватной головой и продолжала слышать его песни и во сне, и на уроках в школе.
Несмотря на все это, она каждый раз возвращалась. Потому что двести сорок восемь лет! Когда ей еще такой шанс побеседовать с долгожителем представится? Иногда ей везло и она уносила домой удивительные крохи информации о том, как жилось в прошлом и позапрошлом веках. Тимур Андреевич читал книги со свечами, а не при свете электрической лампочки. Ездил на карете, а не на машине. Бывал на императорских балах. Играл в преферанс за одним столом с Пушкиным. На его глазах вершилась история! Да как же Соня могла такое проигнорировать и уйти?
Выбор событий, о которых он рассказывал, частенько оставлял желать лучшего, но и это слушать было интереснее, чем его обычное ворчание.
— Однажды маменькина служанка оставила меня в погребе с вином, и я так налакался, что хорошенько там все заблевал, прямо как ты после превращения, — вспоминал Тимур Андреевич, глотая чай с коньяком, который невесть где раздобыл. — Эх… дуру Марьяшку выпороли, а мне только дополнительные часы французского дали. Молодая девчонка была. Красивая очень. В одиннадцать лет думал, что вырасту — женюсь на ней… А ее замуж за конюха выдали.
Напрямую Тимур Андреевич ничего не говорил, но по таким его рассказам Соня довольно быстро выяснила, что он из дворянского рода и где-то на юге у него имеются родственники. В отличие от своих братьев, Тимуру Андреевичу в наследство почти ничего не досталось, кроме небольшого поместья с пятьюдесятью крестьянскими душами, потому что в вампира он обратился в двадцать лет, но не скрыл этого, за что и был изгнан, после того как случайно покусал младшего брата.
Как он сам стал вампиром, Соня узнать не смогла даже после того, как спросила напрямую. Тимур Андреевич ловко увернулся от ответа, заявив, что жил в Лондоне в 1850-х годах и видел строительство Биг Бена и запуск его часов. Соню оказалось чрезвычайно легко отвлекать от интересующих ее тем.
Самый животрепещущая, правда, на первый план долго не выходила, но бесконечно оттягивать ее обсуждение с каждым новым днем было невозможно.
Миновала первая неделя октября. Скоро…
За неделю до своей луны Соня как обычно принесла Тимуру Андреевичу выпечку из школьной столовой, упаковку риса и по пакету конфет, бубликов и пряников, которые купила по дороге к нему. Он не интересовался, зачем она его подкармливает — прямо как своих кошек по утрам перед работой — но от еды никогда не отказывался. Соня не знала, чем он питается без нее, и, по правде говоря, ей было больше интересно, откуда он берет самогон.
— Вы же так алкоголиком станете, ну в самом-то деле!
Она сердито выхватила у Тимура Андреевича бутылку и, прижав к себе, отвернулась вбок, чтобы не дать ее отнять.
— Не стану. Всегда им был! — с гордостью произнес он.
Соня сурово поджала губы, сдерживаясь от неуместных вопросов.
И так все было очевидно.
Тимур Андреевич, может, и был алкоголиком раньше, но особенно сильно пристрастился к самогонке — сам признался — сразу же после того, как Соня отказалась помогать ему отойти на тот свет. Сколько могло протянуть его с виду не старое, но все-таки древнее тело никто не знал, но процесс он явно решил ускорить.
По поводу бутылки он ворчал недолго. Соня и половины из этого не услышала, потому что не вслушивалась, занимаясь на кухне чаем. Лучше пусть пьет его. Хоть литрами!
Когда она вернулась в гостиную, он уже уже занял руки делом.
— Что это вы такое делаете? — удивленно спросила она.
— Глаза открой — и заметишь.
Соня и так была с открытыми, поэтому в ответ на это просто их закатила.
Тимур Андреевич вязал. Большой клубок красных ниток валялся на другом конце дивана, а сам он сидел с совершенно серьезным выражением лица и вязал какое-то большое полотно.
— Задам вопрос по-другому. Зачем вы это делаете?
Он дернул бровью, не отрываясь от петель.
— Вот ты чем заниматься любишь, Софья?
— Учить детей английскому.
— Ну да, разумеется. А в свободное время? Как отдыхаешь?
Соня уже поняла, для чего он ее об этом расспрашивает — а мог бы просто дать ответ сразу! — но все равно ответила:
— Читаю книги и играю в лото.
— А зачем? — не скрывая вредной улыбки, спросил Тимур Андреевич.
— Потому что нравится! Все-все, я поняла вас. Вяжите дальше — на здоровье!
Она поставила перед ним на стол чай и пиалку с пряниками и конфетами, а сама, подвинув клубок шерстяных ниток в сторону, присела на другой конец дивана.
Не дожидаясь момента, когда он спросит сам — Соня уже немного освоилась и больше не стеснялась говорить и задавать вопросы — она глубоко вздохнула и начала:
— Мне снятся кошмары.
Тимур Андреевич встрепенулся и повернулся к ней с широко раскрытыми глазами.
— И мне тоже! Я в них просыпаюсь и гляжу на календарь — а там! — он картинно схватился за сердце. — Там 2022 год!
— Вы не доживете до 2022 года, — пробормотала Соня.
— Дай Боже!
Он принялся вязать дальше, казалось бы, полностью игнорируя то, о чем сообщила ему Соня. Но на самом деле, он просто затих, чтобы она продолжила делиться тем, что было у нее на душе.
Тимур Андреевич не испытывал к ней неприязни, как ей поначалу казалось. Все его колкие ответы, ругательства, несмешные шутки и язвительные комментарии были следствием его не самой приятной натуры, да и возраст играл в этом далеко не последнюю роль. Но все-таки, хоть он и был иногда просто невыносимым стариком, где-то в глубине своей черствой души он как минимум испытывал чувство вины за то, что насильно обратил Соню, и пытался загладить ее так, как мог: внимательно слушал и давал советы.
Соня взволнованно царапнула ногтем тонкую пряжку своего красного ремня на талии. Она надевала его даже тогда, когда в выходные дни из строгой учительницы переодевалась в молодую девушку в заграничных джинсах. Она уже знала, что красного цвета недостаточно, поэтому по совету Тимура Андреевича каждое утро рисовала обычной ручкой пару звездочек на запястье и иногда на бедре под колготками и юбкой, чтобы наверняка. Так солнце ее щадило. Без ремня и звезды она на улице не появлялась — как-то не хотелось проверять, что с ней будет без них.
— Мне снятся кошмары о том, как… как я пью кровь, — призналась она. — Нападаю на какую-то девушку ночью и кусаю ее руку.
— Скоро, — просто сказал Тимур Андреевич.
— Да. Неделя до моей луны.
— Это нормально. Ты беспокоишься — вот и снятся кошмары.
— Как мне… подготовиться?
— Уйти подальше от бабки. Чуть что не так скажет — и у тебя будет повод подчинить ее себе.
Соню передернуло.
— Я не буду пользоваться этой способностью. Никогда.
— Маленькая лицемерка, — невесело усмехнулся Тимур Андреевич. — А мне ты приказала жить дальше.
Соня виновато съежилась.
— Извините. Я была очень… расстроена. Хотите, я отменю этот приказ?..
Тимур Андреевич прекратил вязать и в упор посмотрел на нее.
— Хочу.
— Вы же не пойдете умирать сразу после этого?
— Пойду.
— Зачем обманываете? Вы столько лет этого не делали, а теперь вдруг решитесь.
— Может, и решусь.
Не решится, уверенно подумала Соня.
— Отменяю приказ, — сказала она. — Можете делать со своей жизнью все, что пожелаете.
— Щедро. На свой посмертный ужин хочу пироги с повидлом. И захвати веревку в следующий раз.
— Зачем веревку? — насторожились Соня.
Тимур Андреевич насмешливо закряхтел и не ответил. Через несколько мгновений Соня догадалась сама.
— Вы ужасный человек! — воскликнула она.
— Кто ж спорит.
Соня с недовольством надкусила пряник и пожевала его, не чувствуя вкуса. Да, она все еще была уверена, что старик не сможет поднять на себя руку, но все равно опасалась, что что-то пойдет не так именно тогда, когда она этого меньше всего будет ожидать.
— Так как же мне справиться?.. — вернулась к своей проблеме Соня. — С моим беспокойством.
— Да просто. Выпей крови — и все хорошо будет.
Соня сжала зубы. Она неправильно задала вопрос, но верная формулировка все никак не приходила ей на ум, а Тимур Андреевич делал вид, что совершенно ничего не понимает. Хотя видел ее насквозь.
Соня доела пряник и устремила взгляд к окну.
Тимур Андреевич громко вздохнул и опустил спицы.
— Ты не сможешь вечно полагаться на меня.
— Скажите тогда, на кого еще можно положиться!
— Занятно, что ты доверяешь мне больше, чем своим близким.
Соня досадливо поморщилась.
— Не доверяю. Просто вы единственный, кого не жалко, — неубедительно ответила она.
— Я польщен, — рассмеялся Тимур Андреевич. — Почему своего милиционера не попросишь? Жених же?
Соня мигом помрачнела.
Степа приезжал на прошлой неделе с цветами и миром. Впервые с того дня, как они поссорились. Обиделся он сильно, но Соня, хоть ей и было стыдно, так ни разу и не позвонила. Мама по телефону дважды напоминала ей о том, что Степка какой-то хмурый ходит и надо бы им поговорить. Тетя Вера тоже позвонила один раз — вся встревоженная и суетливая. Соня им обеим пообещала все уладить, но чудовище внутри нее от недовольства встало на дыбы: с чего это вообще их мамы лезли туда, куда не просили?
Соня приняла букет цветов и мир, но что делать дальше не решила, поэтому держалась холодно, от чего Степа недовольно хмурился и молчал чаще обычного.
— Не жених он мне.
— Да? Это потому что ты вампир теперь? Или обиделась? Больно обидчивая ты девка, — заметил Тимур Андреевич.
— Это не я обиделась, а Степа. Дурак. Кто во время ссоры жениться зовет? Так проблемы не решаются.
Тимур Андреевич почесал отросшую бороду, из-за которой все больше начинал походить на старика.
— А ты замуж не хочешь?
Соня неопределенно пожала плечами. Она уже не знала, хочет ли замуж именно за Степу или просто так. Наверное, уже никак не хочет.
— Деток нарожать? — продолжил расспрашивать Тимур Андреевич.
— Деток? — переспросила Соня.
Что-то в груди екнуло то ли от страха, то ли от надежды.
Тимур Андреевич кивнул.
— Народите, если захотите.
Соня задумывалась об этом всего лишь раз после того, как приобрела вампирскую силу. Сможет ли она — теперь вот такая — когда-нибудь иметь собственных детей? Она умерла и ожила. Умерло ли внутри нее все, что было способно давать жизнь? Облегчения, когда она увидела собственную кровь на белье — с небольшим запозданием, но все-таки в положенное время — она не испытала никакого. Это все равно была проклятая кровь.
Про женские дела Соня, конечно, спрашивать у Тимура Андреевича ни тогда, ни позже, и не думала, но он бесцеремонно поднял вопрос сам.
— Пиявчиков народите, — уточнил он, увидев ее замешательство.
— Пиявчиков? — одними губами повторила Соня.
— Конечно. А ты думаешь, как оно там в пузе получается. Ребенок тебя будет кушать, а твоя пища какая?
Соне безвольно откинула голову на диван и медленно выдохнула.
— И что из него вырастет?
Тимур Андреевич оторвался от вязания и задумчиво поводил глазами по трещинам на полу.
— Послушный гражданин Советского союза.
— Не человек?
— Граждане Советского союза не люди, по-твоему?
Соня раздраженно дернула головой.
— Вы опять! Поняли же, о чем я!
— Да человек вырастет, Софья, башку-то включи. От человека вампир не родится.
— А от двух вампиров?
— Это где ты второго собралась искать? Сумасшедшая, что ли?
— Просто интересно.
Тимур Андреевич замер со спицами и повернулся к ней.
— Понятия не имею, — произнес он. — Не встречал такого.
Соня еще одного вампира искать, конечно же, не планировала. Она бы и со стариком этим не якшалась, если б могла сама справиться, но увы.
— Ты все же парня своего не кидай. С милицией дружить полезно, — заметил Тимур Андреевич и усмехнулся себе под нос. — По дружбе… или по любви прикроет, если что натворишь.
Соня вздрогнула.
Она надеялась, что не натворит.
— Я никогда ему не расскажу.
— Ну, не он — так кто-нибудь еще. Придется поумнеть со временем и обзавестись полезными знакомствами.
Соня закрыла лицо руками и издала полузадушенный стон.
— Только не начинай тут опять сырость разводить, — пробурчал Тимур Андреевич.
Не было никакой сырости. Соня бы с радостью поплакала, но слез в ней уже не осталось. Печально было признавать, но, кажется, она начинала смиряться. Оставался лишь последний рубеж.
Тимур Андреевич назвал это “кормежкой”, но у Сони это слово вызывало невероятное отторжение. Принимать его означало смириться с тем, что она не просто чудовище поневоле, а животное, не способное себя контролировать.
В общем, оставалось только выпить необходимую для выживания кровь. И все. Дороги назад уже не будет. Формально ее давно уже не было, но несмотря на все очевидные перемены, несмотря на то что уже попробовала кровь, Соня все еще ощущала себя человеком. А после того, как выпьет ее осознанно и добровольно, разве останется это ощущение? Вряд ли.
— Так вы дадите свою или нет? — спокойно спросила Соня.
Тимур Андреевич отложил нитки со спицами и грузно поднялся с дивана.
Соня была быстрой, но его мрачный взгляд из-за спины — не вздумай! — быстрее, так что первый порыв дернуться при виде того, как он тянется к бутылке, сразу же затих.
Соня сердито скрестила руки на груди. В ее силах было отнять, однако сейчас ее больше волновал его ответ.
Задумчиво смакуя во рту жадный глоток, Тимур Андреевич смотрел на нее внимательно и с не меньшим осуждением.
— А когда я помру, что делать будешь?
Вопрос Соне не понравился, но она почувствовала слабый отголосок облегчения: поможет.
— Осмелею достаточно, чтобы найти донора, — тихо сказала она, отчего-то пряча глаза.
— Относись ко всему проще, Софья. Лучше незнакомые люди. Чем старые алкоголики, например, — Тимур Андреевич с улыбкой махнул ей бутылкой. — Незнакомцы не будут болеть долго после тебя, а постоянные доноры — это потенциальные пиявцы.
Зато постоянным донорам она сможет открыть свой секрет и будет перед ними честна.
Пока Соня себе этого не представляла, хотя бы потому что сомневалась, что найдет людей, которым сможет довериться в достаточной степени, но это в любом случае было намного лучше, чем голодной бродить по улицами и набрасываться на людей.
— Так вы поможете? — повторила Соня.
— Да помогу, куда я денусь-то.
Тимур Андреевич поставил пустую бутылку на пол и вернулся на диван вязать дальше.
— Когда там? Я уж забыл…
— Через неделю.
— Ты в школу не ходила б лучше в этот день.
— Вы же говорили, что жажда просыпается в темное время суток.
Сказав это, Соня поморщилась и опустила плечи.
Не то чтобы она могла выбирать… но для нее, всегда встающей ни свет ни заря, это было страшно неудобно. Придется оправдываться перед бабой Валей — опять! — а все оправдания не могли быть никакими другими, кроме лживых. Даже правда казалась менее гадкой по сравнению с тем, как становилось на душе от своего поведения.
В первые дни Тимур Андреевич предлагал ввести в историю любовника сразу, а не дожидаться момента, когда баба Валя выяснит, что Соня вовсе не в школе просиживает свои вечера. А узнать было проще простого: она знала как минимум трех Сониных коллег, с которыми не столкнуться в небольшом городишке и не поболтать было настоящим грехом.
Тимур Андреевич со своей идеи смеялся так, словно рассказал невероятную шутку, а Соня представила, как следом всплывают подробности того, что она ходит в гости к почти что старику на вид, и ужаснулась.
Нет, никаких любовников. Только работа и надежда на то, что, когда этот страшный этап будет преодолен, Соня забудет дорогу сюда.
— Я не могу пропустить школу, — подумав, добавила она.
— Вампиры — ночные хищники по природе своей.
Соня скривилась. Она-то? Хищница?
— Так сложилось за сотни лет их существования, потому что иначе плата за беспечность была бы губительной: люди бы нашли способ их всех переловить, — продолжил Тимур Андреевич. — Так что, лунное дитя, твое время — это ночь. Дети солнца — люди то бишь — под ним и его защитой ходят, а солнце вампиров не жалует. Но это все еще не исключает того, что тебе внезапно может стукнуть в голову желание испить крови. По первости тяжело контролировать свои эмоции, а у тебя с этим совсем плохо. Так что не испытывай судьбу.
Соня вздрогнула. Накануне ее луны у нее девятый класс.
Они по-прежнему ходили на ее уроки и после того злополучного якобы прощального урока приглядывались к ней. Соня предполагала, что обидеть таких сложных подростков ей вряд ли оказалось по силам, поэтому на то, что они изменят свое поведение и вдруг станут учиться, даже не рассчитывала. И действительно — не стали. Но, по крайней мере, никто не пожаловался на нее. Дима Корешков больше не угрожал и продолжал сверлить ее своими жуткими глазами. Благосклонности Соня и не ждала, поэтому просто отворачивалась к доске, игнорировала болтовню и шушуканье, упрямо объясняла правила английского языка и вскоре, увидев плачевные результаты, смирилась с видимостью своей работы. Обида и стыд в какой-то момент затаились, а потом и вовсе пропали. Времени на них попросту не было, потому что и без того было предостаточно тревог относительно своей новой жизни.
— Не переживай — не выгонят, — в ответ на ее задумчивость сказал Тимур Андреевич
Соня рассеянно кивнула и медленно произнесла:
— Да может, и к лучшему бы было. Если б выгнали. В школе не должно быть кровопийц.
— Дети кровопийцы и есть!
Соня проигнорировала этот комментарий, сложила на коленях руки и равнодушно уставилась на медленно разворачивающееся красное полотно, которое Тимур Андреевич очень неспешно вязал. Шарф, что ли?..
— Ладно… Думаю, что у меня получится пропустить этот день.
— Для твоего же блага.
— Для чужого блага, — поправила Соня.
— Как скажешь, — дернул плечами Тимур Андреевич и поднял на нее очень серьезные глаза.
Соня по недавно сложившейся привычке вся подобралась и навострила уши, приготовившись услышать еще какой-нибудь полезный совет.
— А принеси-ка мне еще тех вкусных пряников!
Соня резко расслабилась и возмущенно выдохнула.
— Лежат на кухне. Сами сходите!
— Ну и молодежь пошла, — запричитал Тимур Андреевич. — Что за неуважительное обращение со старшими… Меня бы за такие слова сразу розгами отхлестали!
Причитать и сетовать на недостаток воспитания ему нравилось, но Соня прекрасно видела, что все это баловства ради. Когда она была у него в гостях, он болтал без умолку, а поводов поворчать было куда больше, чем нормальных разговоров. Если воцарялось молчание, он включал проигрыватель и заполнял тишину Магомаевым. Сначала это раздражало, но потом Соню осенило, что же, помимо желания узнать правду о своей новой сути, заставляло ее приходить снова и снова.
Это чужое одиночество странным образом откликалось в сердце и задевало душу.
Ее тоже это ждало?..
Еще недавно она старательно убеждала себя, что она не одна. Да как это было возможно, если ее окружали люди, которым она хоть сколько-нибудь была важна? Однако колкое и тревожное чувство уже осело в ее груди и готовилось расти.
Она искренне желала взять под контроль чудовище внутри, научиться жить с ним и не отличаться от других людей, но, глядя на чудаковатого старика, осознавала, что долго себя обманывать не получится. Одна-то она может и не была, но дух одиночества, витавший в гостиной этого дома, кружил вокруг нее и все примерялся, где бы на ее плечах удобнее устроиться.
Она никому не сможет обо всем рассказать. Ее никто не поймет, про нее будут рассказывать страшилки в пионерских лагерях, ее будут бояться, даже не зная о ее существовании. Она будет жить долго, люди, которые ее знали, начнут умирать и рано или поздно она действительно останется одна…
— Софья.
Соня вскинула голову, резко вдыхая воздух.
— Пряники принесешь? — понимающе склонив голову, мягко спросил Тимур Андреевич.
От безрадостных мыслей сердце колотилось бешено и дышать было совсем тяжело.
Соня облизнула пересохшие губы и поднялась с дивана.
— Да. Принесу.