– Драка в столице республики закончилась гибелью трёх человек. По данным Центрального РОВД, к группе студентов политехнического института подошли трое неизвестных с требованием отдать денежные средства, а также мобильные устройства. В результате разговора завязалась драка, следствием которой стала гибель всех трёх нападавших. Документов при погибших не обнаружено. Все они, предположительно, уроженцы Чеченской республики. Свидетели утверждают, что с ними находился ребёнок, мальчик ориентировочно 10-12 лет. Ребёнок с места происшествия скрылся. По данному факту возбуждено уголовное дело, подробности выясняются. Всех видевших ребёнка просим сообщать по телефону доверия, либо на прямой номер телеканала. Фоторобот после репортажа.
Назар Петрович с раздражением выключил телевизор, прошёл в кухню, бормоча под нос:
– Опять эту драку показывают. Уж и показать больше нечего! Второй день одно и то же: «Драка, уроженцы…». Нечего пускать в Россию всех подряд, тогда и драться не будут!
Он поставил на обшарпанный, но чистый стол недопитый чай, заглянул в холодильник, набросал список продуктов, тщательно оделся и вышел из дома. Назару Петровичу недавно исполнилось 78 лет, и он был военным. Ему посчастливилось служить в те годы, когда словосочетание «офицер Советского Союза» имело вес, измеряемый в уважении окружающих. Кровать, застеленная по уставу, пуговицы, застёгнутые до самой последней, подъём не позже 6:00, обязательная зарядка. Дома он носил спортивный костюм, непременно чистый, отутюженный, почти новый. А уж на улице его видели исключительно в брюках, пиджаке и туфлях. Назар Петрович предпочитал жить скромно, но качественно. Это касалось и питания в том числе. Он никогда не покупал продукты заведомо низкосортные и подозрительно дешёвые. Ел также по графику, редко пропуская хоть один приём пищи, и не «перехватывал» до обеда. Этот пункт соблюдать было легко: жил Назар Петрович один, гости у него были редко. Жена умерла незадолго до его отставки. Единственный сын менял место жительства по принципу «куда Родина пошлёт», ибо тоже был военнослужащим. Но, несмотря на общую, казалось бы, профессию, отношения между ними не сложились. Они не встречались и даже не созванивались. Дважды в день Назар Петрович совершал обязательные прогулки, «вылазки», как он их называл про себя. Первая – до обеда, в гастроном, что был в двух километрах от дома, вторая – в послеобеденное время. Каждая вылазка имела свою цель и задачу: физическая нагрузка ходьбой, закупка продуктов, вынос мусора. Если стратегически важных задач не было, то Назар Петрович просто прогуливался недалеко от дома или сидел на лавочке, изучая газеты. «Движение – жизнь», – так звучало одно из жизненных правил бывшего офицера. Он не любил обычные стариковские компании и никогда не присоединялся к ним. Его принципам претило сквернословие и распитие спиртных напитков на скамейках возле подъезда. Пенсионеров, которые позволяли себе кричать: «Рыба!», пугая местных ворон, он считал «опустившимися». «Если уж и выпивать, то только хорошую холодную водку и только с закуской, – рассуждал он. – Не желторотик я, чтобы пить сивуху просто ради того, чтобы выпить». Но снобом его не считали: при встрече со знакомыми Назар Петрович всегда здоровался, сдержанно улыбался, справлялся о здравии, обсуждал общественные новости, никогда не опускаясь до сплетен. Более того, иногда он выручал «до пенсии» и никогда, что особенно ценно для соседей, не напоминал о долгах.
В то утро Назар Петрович направился в гастроном, согласно составленному им самим же расписанию. Шёл быстро, уверенной походкой, стараясь придерживаться одного темпа, но через какое-то время почувствовал ноющую боль в правой ноге. Если быть до конца откровенным, он почувствовал её ещё ночью, но сейчас она усилилась и мешала ходьбе. В эту ногу его ранило в 1978 году во время устранения внутренних проблем в Эфиопии, куда он и его товарищи были направлены Советским Союзом в помощь. Ранение, которое первоначально казалось несложным, неожиданно оказалось коварным, с массой осложнений. Врачи то и дело заводили речь об ампутации, но повезло: он попал к лучшему военному хирургу страны, и тот смог спасти его ногу и даже вернуть в строй Советской Армии. «Благодаря» ранению, война в Афганистане началась и закончилась без него. Это очень расстраивало его и радовало супругу. Несколько товарищей Назара Петровича нашли покой на землях Центральной Азии, официальная статистика погибших была занижена. С тех пор как он вновь встал на обе ноги, правая начала «чудить». Она предупреждала об изменении погоды, начинала беспокоить в дни магнитных бурь и солнечно-лунных затмений. Раньше он считал, что всё это выдумки ленивых и излишне мнительных людей.
Понимая, что закупка провизии откладывается, Назар Петрович свернул в дворик, где часто сидел в послеобеденную прогулку. Детская площадка состояла из качели, требующей свежей краски, и песочницы, куда редко завозили новый песок. Мамаши и дети площадку не жаловали, ибо развлечений было мало. А старики и прочий контингент захаживали редко, видимо, из-за того, что ближайший магазин был далеко. Зато здесь росло много деревьев, под ветвями которых расположилась некрашеная, но удобная скамейка и имелась урна. Здесь и любил отдыхать Назар Петрович, читал книги, газеты или просто сидел в тишине, перебирая события из жизни, как бусины на чётках. Присев на скамью, посетовал на то, что почитать ему сегодня нечего и придётся просто сидеть. Просидев около 15-ти минут, он заметил, под балконом первого этажа какое-то движение.
– Зойка, Зойка, ты? Иди сюда…
Движения прекратились. Старик снова позвал, но ему никто не ответил. Зоя была бродячей собакой, к которой он привязался. Умная, ласковая. Чувствовалась в ней какая-то независимость. Он подкармливал её, приносил сухари, сыр, кости. А она в ответ всегда слушала его монологи. Каким бы сильным ни был человек, ему иногда необходимо выговориться. А так как боевых товарищей у него почти не осталось, родных тоже, то бродячая собака стала для него личным слушателем. Ему нравилось их сотрудничество, собака ничего от него не требовала и ничего не обещала. Это было ценно. Овдовев в цветущем для мужчины возрасте, он мог жениться вновь. Да и претенденток хватало! Статный сдержанный военный с отдельной жилплощадью и без вредных привычек привлекал многих дам, но не хотел он опять удушающих семейных обязательств… На прошлой неделе по телевидению объявляли об отлове бродячих собак. И Назар Петрович начал подозревать, что и Зоя попала в эту переделку. Под балконом опять началось движение. Старик поднялся, подошёл поближе, нагнулся. Да это же ребёнок!
– Что ты тут делаешь? А ну, вылезай! – скомандовал он.
Но тот только сильнее прижался к дальней стенке.
– Вылезай, кому говорят! – повысил голос.
Тишина.
– Сейчас же подойди ко мне! – его раздражало непослушание.
Молчание. Молчал и Назар Петрович, нет у него опыта работы с детьми, молодые солдаты – это уже не дети! Но интуиция подсказала правильное решение, и уже более спокойным и тихим голосом он произнёс:
– Выходи, малой. Не обижу. Обещаю. Слово офицера даю.
Тогда к нему осторожно вылез мальчишка. Чёрные волосы спутались, местами на них налипла глина. Большие светло-карие глаза смотрели враждебно, то и дело мелькал в них огонёк страха. Он еле уловимым движением плеч попытался отряхнуть пыль с одежды, которая, несмотря на пятна, оказалась вполне добротной. Было что-то в этом движении брезгливое, говорящее о том, что неопрятность доставляет ему дискомфорт. Горбатым носом он шумно вдыхал воздух, при этом ноздри его слегка расширялись. А вот кожа, на удивление, оказалась светлой. И на вопрос о национальности мальчика однозначного ответа сразу и не подберёшь: чувствуется смешение кавказских и славянских кровей.
– Кто ты? Откуда? Почему сидишь под балконом? От кого прячешься?
Мальчик молчал.
– Отвечай, когда взрослые спрашивают!
Опять молчание. Вот ведь упрямец!
– Голодный? – решил сменить тактику Назар Петрович.
Мальчик кивнул в ответ, как-то виновато, как будто стыдясь своего голода.
– Вот незадача, и покормить-то тебя нечем… Где твои родители?
Тишина.
– Почему ты один? Почему ты прячешься?
Не отвечает.
– Ну что ж. Не хочешь – не отвечай, мне и не надо. Обещал не обижать, не обижу. Но в полицию отведу. Негоже ребёнку под балконом сидеть!
– Не надо в полицию – прошептал мальчик.
– Вот так раз! Я-то думал, ты немой, а ты говорить можешь! Давай-ка сядем на скамейку, расскажешь, откуда ты под балконом и почему не хочешь в полицию.
Но мальчик не сдвинулся с места. «Упрямый малец!», – подумал Назар Петрович.
– Чего ж ты так боишься-то? Ведь сказал – не обижу! Ну да ладно, твоё дело. Не хочешь помощи, значит, не помогу. Нельзя помочь силой. А ты, как вижу, уже самостоятельно принимаешь решения. Сколько лет-то тебе, малой?
– Тринадцать.
– У, большой! Скоро в армию. В каких войсках хочешь служить?
– Ни в каких.
– Как это так? Все мальчишки хотят воевать, служить.
– Я мира хочу.
– Хм…
Какая-то мысль зародилась в голове старика, но тут же ускользнула.
Взглянул на часы – скоро обед, пора домой.
– Ну что, малой, в последний раз спрашиваю – помощь нужна?
Мальчик отрицательно помотал головой.
– Ну, тогда я пошёл домой. А ты как знаешь. Насильно мил не будешь, говорят.
И Назар Петрович развернулся к выходу. Но тут вспомнил о сухаре, что лежал в кармане. Третий день носит с собой кусок сыра да батон – для Зойки. Несвежее, конечно, уже, и мало совсем, но больше ему предложить нечего. Он достал из кармана пакет, протянул мальчику:
– На, поешь, если голоден. Вот воды немного, – он протянул свою бутылку, на донышке оставалось немного воды. – Допивай.
Мальчик схватил эти нехитрые угощения, прошептал еле слышно:
– Спасибо – и юркнул под балкон.
Старик развернулся и пошёл к дому. Нога всё ещё ныла, и шёл он медленно.
Обед пришлось готовить без салата из свежих овощей, как он любил. Что поделать – в гастроном он сегодня не попал. Нехитро сервировав стол, Назар Петрович приготовился обедать. Щёлкнул пультом телевизора. Вообще, он старался не отвлекаться от трапезы: не читал книг за столом, не смотрел телевизор, даже радио не слушал. Но правила для того и существуют, чтобы хоть иногда их нарушать. Попав на рекламу, уже хотел выключить, но тут начались региональные новости местного телеканала. Как обычно: драки, аварии, пожар. И вот тут он вспомнил утреннего мальчишку и ту мысль, что мелькнула, но не оформилась на детской площадке: «Он был на месте драки с тремя погибшими!». От неожиданности он даже перестал жевать, задумался. Сперва решил позвонить в полицию, даже встал со стула, но сел обратно. Что-то останавливало.
«– Я обещал ему не обижать, слово дал… – Но ведь и не обижаю, помочь хочу… – А нужна ли ему моя помощь? И кто сказал, что ему в полиции будет лучше? – В полиции надолго его не оставят. Но он будет хотя бы сыт… Давай звони. – А может всё-таки не стоит?», – старик мысленно спорил сам с собой, примеряя различные варианты действий. После раздумий и внутренних согласований он решил поступить не по уставу, а «по ситуации» – не звонить в полицию, а наведаться к мальцу еще раз, а потом уже решить, как поступить. С этой мыслью он доел почти остывший суп и пошёл вздремнуть. О второй прогулке сегодня он и не думал: нога продолжала беспокоить, впрочем, как и сердце. Но не физически, а что-то непривычное щемило внутри.
Утро следующего дня выдалось хмурое, пасмурное, о чём и предупреждала ноющая нога. Ко всему прочему, старика знобило, ртуть на градуснике остановилась на отметке 38,7. Вообще, Назар Петрович отличался хорошим здоровьем. «Так и должно быть, – рассуждал он, – если заботиться о себе, нормально питаться и не отлёживать бока на диване». Да и жизнь его была размеренной, спокойной в последние двадцать с лишним лет, ускоренный темп жизни его не затронул. Ведь известно – все болезни от нервов. А ему нервничать особо не приходилось. Старик решил остаться дома, не выходить сегодня на прогулку, «погулять» на балконе. Он достал банку с мёдом, малиновым вареньем, травяные сборы – принялся лечиться. Жаропонижающее положил рядом, на тумбочку, на случай, если температура станет выше. В полудрёме, сне и каких-то бредовых воспоминаниях прошёл и этот день.
Утром следующего дня Назар Петрович чувствовал себя намного лучше, можно сказать, новеньким. Так происходило всегда – он редко болел больше трёх дней, а зачастую достаточно отлежаться денёк, и всё. «Гены не проведёшь, – говаривал он. – У меня и дед был богатырём – косая сажень в плечах, и прадед жил, на здоровье не жалуясь». Позавтракав, он составил список продуктов и вышел в гастроном. Заглянуть в свой любимый дворик решил после покупок: покормить мальчонку нечем. Не кашу же ему тащить в баночке, ей-богу?! В магазине он набрал продуктов, сверяясь со списком. Последним пунктом был: «Еда пацану». Вот тут он призадумался. А чем его накормить-то? Вернулся в торговый зал, обошёл все стеллажи и, не придумав ничего лучше, положил в корзинку ржаной хлеб, бутылку с лимонадом, пару бутылок питьевого йогурта. Он совершенно не представлял, чем кормить тринадцатилетнего ребёнка. Его родному сыну уже почти сорок, и он давно кормит себя сам. А внука своего (может, уже и внуков) Назар Петрович ни разу не видел.
Добравшись до детской площадки, Назар Петрович устало присел на скамью и позвал:
– Малой, ты тут?
Ответа, конечно же, не последовало, он и не удивился. Встал, подошёл к балкону, слегка нагнулся и сказал более тихим голосом:
–– Пацан, выходи. Это я. Я не обижу. Обещаю. Я покушать принёс.
Послышалась возня – осторожно вылез мальчик. Он похудел, слегка осунулся и в общем выглядел неважно. Старик молча протянул ему пакет с едой. Мальчик, так же молча, взял и вопросительно взглянул исподлобья на Назара Петровича. Тот кивнул в знак согласия, и мальчик, судорожно распаковав пакет, начал кушать. Назар Петрович не отвлекал. Но когда ребёнок съел половину, остановил:
– Не ешь всё сразу. Оставь на вечер. Завтра я еще принесу.
Мальчик послушно дожевал и сложил остатки еды в пакет. И остался стоять, не зная, как ему поступить. Стояли молча, затем старик проговорил:
– Пойдём сядем, тяжело мне долго стоять. Торопился я к тебе, даже воды не купил.
Мальчишка послушно пошёл за ним. На скамейке также сидели безмолвно.
– Давай с тобой заключим договор, малой? Я задаю вопросы, ты отвечаешь. Но только честно, без обмана. Отвечать не захочешь – молчи. Всё, что ты скажешь, дальше моих ушей не уйдёт, в полицию я тебя не сдам и никому о тебе не расскажу. Идёт?
Мальчик молчал минуты три, думал и хрипло произнёс:
– Идёт.
– Почему ты сидишь здесь?
– Мне некуда пойти.
– А где твой дом?
Молчит. Хорошо, попробуем по-другому.
– Родители живы?
– Нет.
– Ты вчера кушал?
– Немного.
– А где достал? Украл?
Казалось, эта фраза, как острая бритва, полоснула мальчика по живому. Он даже пошатнулся слегка. Назару Петровичу показалось, что будь перед мальчишкой ровесник, то он непременно кинулся бы на него с кулаками.
– Нет! – почти крикнул он. – На лавочке люди сидели, осталось после них. Я доел, – было видно, что последняя фраза далась ему с трудом.
«Гордый!», – почему-то обрадовался Назар Петрович. Обернулся – в урне были пустые пивные банки, какие-то фантики, упаковка. Но, как ни странно, возле скамьи оказалось чисто.
– Ты прибрал после них?
– Да.
– А что же ты ел? Рыбу солёную? Орешки?
– Булку с сосиской, они не доели, и банан.
– Негусто. Тебе есть куда пойти? Может, телефон, адрес знаешь? Я позвоню.
– Нет.
– Почему не хочешь в полицию?
Молчит.
– Давай я за тебя скажу? Ты был с теми людьми, которых убили в драке, ты сбежал и теперь боишься. Так? Только честно.
– Да, – голос пацана дрогнул.
– Ты не бойся, тебя в убийстве не обвинят. Но помогут, родных найдут.
– Нет.
Назар Петрович помолчал и медленно произнёс:
– Ну, нет так нет. Хозяин – барин. Вот что, малой. Я домой пошёл. Завтра приду к тебе после обеда. Но к балконам больше не пойду, постучу громко по лавочке три раза, сам выходи. Принесу тебе поесть. А ты пока подумай, как дальше-то будешь. Договорились?
– Да, – прошептал мальчик и помчался под балкон.
– Всё не съедай. Оставь на завтра, – вслед пробурчал Назар Петрович, сомневаясь, впрочем, что ребёнок его послушается.
Домой он вернулся уже почти перед обедом, наспех приготовил салат, поставил вариться макароны. Но мысленно возвращался к сегодняшней встрече с мальчиком. Недоволен был собой Назар Петрович – не так он хотел повести разговор, хотел убедить мальца пойти в полицию. Но почему-то не смог, не справился, твёрдости не хватило. И как теперь с ним быть? Ну не подкармливать же его, как дворнягу? Он же человек, в конце концов! Да еще и ребёнок. Но пока другого варианта не придумывалось.
На следующий день Назар Петрович на прогулку вышел пораньше, пожертвовав послеобеденным отдыхом. С собой он нёс старое байковое одеяло и еду. Он решительно не знал, чем кормить мальчонку, поэтому купил в гастрономе одноразовую посуду и ёмкость для пищевых продуктов. Обед приготовил на двоих, половину отложив для мальчика. Нарезал хлеб и положил бутылку с водой. Рядом с нужным двориком увидел палку, подобрал её и, дойдя, трижды постучал ею об скамью. Через несколько минут мальчик был рядом.
– Ну, здравствуй, малой.
– Здравствуйте.
– Как спалось?
Молчит, насупился.
– Вот я одеяло тебе принёс, постели. Холодно, небось? Ночи-то холодные уже, скоро осень.
– Спасибо.
– А ты немногословный. Хотя это хорошо, не люблю трепачей. Что ты делаешь весь день?
– Жду ночи.
– Что ночью делаешь?
– Выхожу погулять, ищу покушать, потом сплю.
– Ну и как? Находишь покушать-то?
– Редко. Я не хожу далеко.
– Боишься?
Не отвечает. Старик ворчал про себя: «Вот ведь упрямец! Не захочет – не ответит! Сам–то голодный, а виду не подаёт, не заискивает». И сам не понимая, почему, произнёс:
– Был у меня сослуживец. Геннадий звали, Гена. Ну, мы его в шутку Крокодилом прозвали. Может, видал такой мультик? Ему уже под сорок, а он всё неженатый ходил. Мы всё шутили над ним, что женится он на Шапокляк или на Чебурашке ушастой. Так вот, парень он был высокий, под два метра росту, крепкий, силач. А боялся мышей. Представляешь? Прознали мы об этом и решили подшутить над ним. Нашли мышиный хвост, привязали его к нитке. И в столовой, пока он отлучался, рядом с его кружкой положили. Вернулся он к столу, а Серёжка, прапорщик наш, незаметно нитку дёрг, хвостик подпрыгнул и исчез. Тут уж и Генка подпрыгнул да сразу на стул и как верещит, словно баба на базаре: «Мышь! Ловите её!». Вся столовая со смеху так и покатилась. Кто знал о нашей проделке, кто просто от вида такого смеялся. Картина-то была ещё та: двухметровый качок с погонами на плечах на стуле орёт от страха. Генка понял, что его разыграли, разбушевался, по столу рукой хрясь! И столешница пополам. Да вот неудачно ребром ладони прямо по железной кромке попал, поранился. Кровь течёт, Гена злобно смотрит на всех: не подходи – убьет. И тут подходит к нему девчушка, лет двадцать пять от силы. И спокойно так говорит: «Геннадий Михайлович, пойдёмте, я вас перевяжу. Вдруг боевая тревога, а вы раненый». И увела, значит, его. Мы аж рты пораскрывали от удивления – так ловко ей это удалось. Оказалось, что это медичка наша новая. Лариса звать, как крысу в мультфильме. И уши у ней торчком! Не как ручки кувшина, конечно, но все же торчали больше, чем у других. А самое интересное то, что через три месяца поженились они! И через год Генка счастливым папашей двойни стал. Вот так, малой, бывает…
Назар Петрович замолчал. Сам не понял, что на него нахлынуло, откуда эта волна воспоминаний взялась.
– А где он сейчас?
– А? Что? – встрепенулся старик. – Умер он пять лет назад. Инфаркт. А Лариса хорошей женой оказалась. Утихомирила Генкин крутой нрав. Да не взяла его в оборот, как многие сопливые девчонки пытаются сделать. А тихо, с нежностью да верой, растопила его. Приезжали они ко мне на юбилей, давно уж. Сколько лет прошло, а она всё так же Геночкой его звала и лучшие кусочки ему подкладывала. На похоронах несчастней её не было человека, уж как убивалась она по нему. Вот такие, брат, дела.
– Судьба сама знает, когда надо. Значит, положено ему так поздно жениться.
– Хм. Ты-то что знаешь о судьбе, п…