Альпеншток и Громобоев

В одном мгновенье видеть вечность,

Огромный мир – в зерне песка,

В единой горсти – бесконечность

И небо – в чашечке цветка[13].

Содержание.

В наши дни живет себе, поживает некий Громобоев. 35 лет. Разведённый, а по правде брошенный. Имеет на иждивении сына пятнадцати лет, Нитуш – странную предпенсионную особу и друга Альпенштока. Самоучку-изобретателя. Без образования, но с острым чутьем. Громобоев – человек обычный. Не сверху, не снизу. Так по середке. Одним словом материк. Одним словом, Terra Incognita. 20 лет назад Альпеншток изобрел порошок в синих гранулах. Теперь Громобоев продает его, как средство для чистки труб. Разбирают влет. 20 рублей килограмм. В нынешнем году Альпенштоку удалось получить розоватую водицу, секрет которой удастся открыть еще через 20 лет, когда синие гранулы войдут в реакцию с розоватой водицей. Тогда получится преобразователь. Вещество, после приема, которого любая едва уловимая, паутинная фантазия становится железобетонной реальностью. Это свойство преобразователя может привести к неприятным последствиям для Земли и ее обитателей. Чтобы предотвратить развитие разрушительной силы преобразователя, Громобоев из будущего отправляется в наше время, чтобы вместе с современным Громобоевым уничтожить розоватую водицу. Потом вдвоем они отправятся в прошлое, где с помощью третьего Громобоева, попытаются уничтожить синие гранулы преобразователя.

Три возраста Громобоева.

Конец весны – начало лета. Утро на полпути из ванной к чаю и бутербродам. Один знакомый губернский город на берегу одной из великих русских рек. Панорама города такая, что и пиратский и лицензионный Фотошопы пишут заявление по собственному. Здесь им нечего делать. Девятиэтажка на живописной, благодаря стараниям зеленхоза, окраине. Над всем этим летит красивый блюз Михаила Маргулиса. Называется он О.К. Слова в нем такие.

Эта песня вообщем ни о чем.

Может быть о том, что город спит

Или о моих друзьях

Я не видел их давно

Просто мне сегодня хорошо.

Я живу с гитарой за спиной

Мне вода, земля, дорога, дом.

Я наверно проиграл,

Убеждая дурака.

Да и бог с ним мне сегодня хорошо.

Я любя тебя могу летать.

Джимми, Рэй и Роберт полетят со мной.

Протяни свою ладонь. Я коснусь тебя крылом

И поверь мне, что нам будет хорошо.

Звучит песня, а мы видим, что происходит в это время за окнами девятиэтажки. Такие жизненные кусочки. Он и она. Одно на двоих одеяло. Он спит, она грустно смотрит на него.

Пожилой мужчина в майке-алкашке и ситцевых трусах-парашютах занимает холодный стульчак. Раздраженно хлопают крылья газеты.

На балконе торопливо и с опаской добивает сигарету прыщавый подросток.

– Коля, опоздаешь. – слышит он голос из кухни.

Подросток избавляется от окурка. Рукой разгоняет дым. С ненавистью смотрит во двор, где стоит его школа. В это мгновение его школа проваливается под землю .

Она не заботясь о вкусах зрителей, в том в чем была, то есть без ничего падает с кровати и отчаянно визжит. Вместо ее обыкновенного возлюбленного под одеялом спит великолепный мохнатый загорелый самец.

В уборную к пожилому мужчине с блицами вспышек вваливается целая делегация (может значимая политическая персона навроде Жириновского, только настоящая, не актер). Мужчина как был со спущенными трусами поднимается, срам прикрывая газеткой.

– Дорогой ты наш. Принимай от родины за труд твой ударный. – говорит персона и вешает через плечо ошеломленного мужичка орденскую алую ленту.

Подросток открывает крепко зажмуренные глаза. Школа на месте.

– Коля! – ударяет голос.

– Иду, иду. – обреченно огрызается подросток.

Она испуганно поднимает глаза над кроватью. Нет никакого великолепного самца, сладко храпит ее обыденное счастье.

Горько плюет мужчина и садится на уже теплый стульчак. Привиделось.

Открываются створки лифта на первом этаже. Оттуда за клубами розового дыма появляется Первый Громобоев. Он немного стоит в полумраке перед входной дверью подъезда. Наконец толкает дверь и выходит прямо в солнечное утро с последним аккордом блюза.

По одной из липовых аллей городского парка, что лучами расходятся от бетонного штыка, движутся расписанные детские вагончики. Их тянет смешной и смиренный лохматый пони. Движется он очень медленно. Еле-еле. Но пассажиры не покидают вагоны. Это заспанные работники в синих халатах с метелками и вениками. Их развозят для утренней уборки. За детским поездом вприпрыжку бежит Второй Громобоев. Второму Громобоеву около 35. Он крепкий с обозначенным брюшком. Таких множество, особенно в его возрасте. У них малые дети и порывистые движения. Надежда на лучшее и тощий кошелек. Они не нервные. Они озабочены. На Втором Громобоеве льняные широкие брюки, льняной пиджак с накладными карманами и рубашка в крупную оранжевую клетку. Громобоев обгоняет сказочный поезд и у него таинственным образом исчезает оранжевая рубашка. Вот так. Была-была и нет. Это не расстраивает Второго Громобоева. Напротив, он только ускоряет шаг. На площади с бетонным штыком Громобоев подбегает к фургончику торгующему чебуреками, жареными курами и прочей интернациональной снедью. У фургончика посередине окошечко, слева стекло, справа открытый гриль с нанизанными на вертела тушками. Внизу картонка: Куры-гриль. Второй Громобоев просовывает голову в окошечко.

Второй Громобоев: Две шаурмы сделай. Одну с огурцами, вторую с кетчупом.

Высокий атлетичный продавец в дурацком белом колпаке раскатывает тонкие армянские лепешки, насыпает мясо, шинкованную капусту, лук. За этим священнодейством наблюдает неряшливый тщедушный человечек в грязном длинном плаще. Немножечко на ложечку он с придурью.

Человек. Ай-да, Ахметка. Золотой ты, мой творожок. Хоть глаза ему завяжи, хоть руки. Все равно как надо сделает. Не посмотрит.

Второй Громобоев. А он больше ничего не умеет. На человече. (сует неряшливому человеку деньги) Сделай желудку легкий фуршетик, не все ж глазами то жрать. Ослепнешь.

Человек (принимая деньги) Спасибо, добрый человек. А ведь верно ничего то больше он и не умеет.

Второй Громобоев. (забирая еду и расплачиваясь) – Я же говорю. Мировое разделение труда. Кто-то работает, а кто-то нет.

Громобоев уходит.

Человек (вслед) – Спасибо тебе, добрый человек. Помог ты мне.

Второй Громобоев (обернувшись) –Давай-давай, только залпом не ешь. Доброта моя тебе колом встанет.

Громобоев садится за крайний столик под большим зонтиком. Кладет еду и смотрит на часы. Нервно постукивает по крышке стола. К нему подкрадывается Первый Громобоев. Но сделать это незаметно у него не получается. Второй Громобоев оборачивается.

Второй. – Я все помню.

Первый. – Тогда хорошо. Здравствуй, Ералаш Иваныч.

Второй. – Здравствуйте, Андрей Иванович.

Они жмут друг другу руки. Крупный план рукопожатия. Видно, что у них одинаковые бледные татуировки.

Второй. – А вы…ты ничего. Хорошо выглядишь.

Первый.– У нас это не сложно. Я оставил тебя без рубашки. Прости, ничего другого не осилило мой восьми тысячник.

Он хлопает себя по тяжеленькому животику.

Второй. – Ерунда. Я специально взял куртку… Прошу к столу.

Первый (видя шаурму) – Не забыл.

Второй. – А то..

Первый надкусывает шаурму. Он недоволен.

Второй. – А у меня с огурцами. Ну, Ахметка…

Второй идет к фургончику. Первый смотрит на него. Оглядывается по сторонам. Впитывает в себя утро. Ему улыбается человек в грязном плаще. Первый улыбается в ответ. Второй возвращается с холодным чаем и картонкой, на которой написано: Куры-гриль. Садится. Переворачивает картонку. Достает шариковую ручку.

Первый. – Надеюсь я вовремя?

Второй. – Угм… Альпеншток третьи сутки работает. Вот-вот разродится.

Первый. – Значит времени терять нельзя.

Второй. – Как предлагаешь действовать?

Первый. – К Альпенштоку не пойдем. … Тогда наверное домой?

Второй. – Соскучился?

Первый.– Я так долго этого ждал.

Второй. – Тогда вперед.

Второй возвращается к фургончику. Улыбается продавцу и незаметно вешает табличку. Теперь на ней крупно выведено. Воробьи-мутанты. Второй у столика.

Второй. – На рынок заскочим? Товар принять надо.

На городском рынке между вьетнамцами и Крошкой-картошкой у второго Громобоева палатка с бытовой химией. Сейчас она пуста. Продавец Зёма с синими руками, в кепарике, брюках, заправленных в сапоги и пиджаке, сидит на корточках в глубине вьетнамской палатки в окружении вьетнамцев, хлебающих лапшу из глубоких мисок. Зёма тоже ест это варево, но это не мешает честить хозяев и в хвост и в гриву.

Зёма. – Вы же хорьки тут все. По двадцать человек на одной шконке живете. Один бабу щупает, остальные пукают. Че за Вьетнам такой? Че ты улыбаешься мне, форпост социализма в Индокитае?

Вьетнамцы улыбаются, переглядываются и качают головами.

Вьетнамцы. – Сёма – холосий. Сёма – пяница. Сёма всела в лузе лезал.

Зёма. – Как лежал – так и встал. А вы чего? Мы вам: руки прочь от Вьетнама. Октябрёнки вам Золотой ключик и варежки посылали. Я помню у пахана поллитру увел. Так у меня задница ярче кремлевских звезд горела. Понимаете вы, байстрюки Хошимина. Конечно, вы тогда америкосов погнали. С моей-то поллитра. А вы нам чего? Тапки резиновые и бальзам «Звездочка». Вы че думали русские Иваны – дураки, да? Думали не раскусим?

( во рту Зёмы сияет железная фикса.)

Зёма. – Раскусили. Никакие это не конфеты, а хрень, чтоб от геморроя мазаться. А теперь нате-здрасте, ещё и сами приперлись. Так вот вам дуля, а не посылочки. Гнать вас всех отсюда. Домой, понимаесь, домой.

(Вьетнамцы кивают и улыбаются. Первый и Второй Громобоевы подходят к палатке).

Второй. – А где Зёма?

Первый. – Наверное, у вьетнамцев…

( Тут он замечает полиэтиленовый мешок с синими большими гранулами. Мешок стоит на деревянном ящике.)

Первый. – Ты, что Ералаш? Что здесь делает преобразователь?

Второй. – Когда он ещё будет этим преобразователем. А сейчас это замечательное средство для чистки труб. Берут влёт. Двадцатка за килограмм.

Первый. – Это может быть опасно. Ты думал об этом?

Второй. – Перестань. Ты же здесь… Где этот урка?

( Второй идет к палатке вьетнамцев. Первый после некоторого раздумья снимает мешок с ящика и бросает его в угол. К вьетнамской палатке они подходят вместе).

Зёма (голосом диктора)– … И о культуре… Пушкин там, Достоевский, но за Аллу Борисовну пупки ваши вьетнамские буду щёлкать, как белочка орешки.

Второй. – Зёма! Ты что здесь делаешь?

Зёма. – Андрей Иваныч… Соколик, ты мой… А я здесь политинформацию провожу с желтокожими братьями.

Второй. – Почему палатку оставил? Товар принял?

Зёма. – Обижаешь, далай-лама. 16 упаковочек Лотоса, как один. Ноздрю мне отрежь, если вру…

( Зёма на полном серьёзе протягивает нож.)

Второй. – Убери ты, господи, эту ковырялку. Показывай, чего ты там напринимал?

( Второй и Первый возвращаются к палатке. Зёма объясняет на ходу.)

Зёма. – Всё в масть, седой шкипер. Как наказывал Три упаковочки по пять пачек. Кадык ставлю. Всего 16.

( Второй быстро пересчитывает).

Второй. – Верно. 16.

Зёма. – Во, я же говорю тебе, генерал-аншеф. Эта приблуда водила отдавать не хотел.

Второй. – Ничего не понимаю.

Первый. – Зёма. А сколько будет три умножить на пять.

Зёма. – Ясен красен. 16.

Первый. – А пять ю шесть?

Зёма. – 36.

Первый.(обращаясь ко Второму) – Я оценил эту способность только через год. Он и сдачу так выдаёт… Идеальный продавец.

Зема. – А ты, что подсвечник, чтобы всё знать. Калежский агрессор, это что дядька твой?

Второй. – Дядька. Только очень далекий. Смотри, Зёма, меня неделю не будет. Поедем с дядькой на рыбалку. На тебя всё оставляю. Понял.

Зёма. – Ферштейн, хер майор.

Второй. – Рае скажешь, чтобы за зарплатой ко мне домой зашла. Сын отдаст. Как твои, оглоеды?

Зёма. – Одно слово – пятёрик со строгой изоляцией. Это ходка на всю жизнь, дядька ты мой, Черномор.

Первый. – Зём, ты сегодня это.. Ты в Ромашку сегодня не ходи. Рая ругаться будет.

( Первый и Второй уходят).

Зёма (вслед) – А она у меня и так как телевизор. Сперва Что? Где? Когда?, а потом Король Ринга без перерыва на рекламу. В Ромашку не ходи… А я пойду… За ради интересу…

(Первый и Второй поднимаются по лестнице жилого дома.)

Второй. – А у тебя Зёма сколько из кассы брал?

Первый. – Не больше сотни каждый день тянул.

Второй. – А у меня однажды тысячу увел. Потом целый месяц глаз не поднимал.

Первый. – Отучить не пробовал?

Второй. – А ты?

(Первый улыбается)

Второй. – Вот и я о том же.

(Они останавливаются на лестничной площадке. Второй хлопает по карманам. Первый протягивает второму связку ключей.)

Первый. – Я сохранил их после переезда.

Второй (вставляя ключ в замок.) – Что чувствуешь?

Первый (манерничает) – Понимаешь. Это двоякое чувство. Рецепторность восприятия зависит от той ментальной конструкции, которая возникает темпорально.

( Второй смотрит недоумённо)

Первый. – Я хочу сказать… Открывай давай.

Они входят в квартиру. Их встречает Нитуш – востроносая, подвижная с короткими кудряшками, лет пятидесяти. Может чуть больше. Работает на дому. Занимается созданием мозаики. Она только начала складывать разноцветные камешки, когда услышала шум в прихожей.

Нитуш. – Это ты, Андрюша… Кто это? Кен? Кен, это вы?

Первый(кашлянув в кулак, чтобы скрыть смущение). – Наверное да, Нитуш.

Нитуш. – Андрюша меня ну совсем не предупредил…

Второй. – Мы не знали ,сможет ли он выбраться.

Первый. – Очень много дел… У меня там… Ради рыбалки пришлось все бросить.

Нитуш. – А вы все такой же…

Первый. – Это только кажется, Нитуш… На самом деле я изменился… К сожалению.

Нитуш. – Правда?

Первый (твердо). – Это правда, Нитуш.

(к глазам Нитуш несутся слёзы. Закрываясь рукой, она исчезает в своеф комнате. Первый после недолгого раздумья закрывает полуотворенную ждущую дверь. Он виновато улыбается Второму).

Первый. – Я не могу… Это не моя история.

Второй. – Я понимаю… А с другой стороны. Кто его знает…

( Они проходят в гостиную, по стенам которой развешаны рамки для фотографий, в которых находятся странные на первый взгляд предметы, которые Первый изучает с пристальным вниманием. Здесь есть смятый почти целый окурок болгарского БТ с надписью «Пионерский лагерь Орленок. 1991г.», бурый кленовый лист – «11 ноября 2008», коробочка от таблеток – «Изготовитель этих таблеток и моего сына – Борисовфармхим», короткая толстая веточка – «Боевая флейта Хон Гиль Дона 07.03.89-15.06.89», фантик с машинкой от жвачки Турбо – «стоимость: 3 Финала,1 БомБиБом и разбитая губа», пустая рамка – «Жена», дурацкий детский рисунок с огромными человечками и маленькими танками – «Вселенная Ералаша 5 лет» и все в таком духе.

Первый (показывает на пустую рамку) – А этой у меня нет… Я ее снял.

Второй. – Когда-нибудь и я созрею.

Первый. – Несомненно.

Квартира Альпенштока. Скудная обстановка большой комнаты. Практически всю ее площадь занимает старинный самодельный стол. На столе Содом и Гоммора для любой приличной домохозяйки. Приборы, колбы, реторты, дорогущий Макинтош, тазик с замоченной одеждой, книги, большой мобильник заряжается от лимона, ржавый примус. Патефон с ручкой играет с особым патефонным звуком что-то мощное из АС\DC. Видно, что стол это то, вокруг чего вертится жизнь в этой квартире. Над столом малосильная лампочка, которую питает ноготошный генератор. От генератора протянуты провода к беговой дорожке. По ней бежит трехцветная кошка, пытаясь добраться до пластмассовой мышки. Альпеншток худой и нескладный, с лицом престарелого рокера убирается. Он очищает кусочек стола, протирает его, потом сваливает туда все барахло, и чистит следующий участок. Одновременно Альпеншток катает дырявым мокасином по деревянному полу вату. Звонка он не слышит совсем. Второй не дождавшись ответа, дергает ручку. Сейчас же взывает милицейская сирена. В тёмной прихожей Альпенштока появляется манекен, одетый в милицейскую форму с полосатым жезлом наперевес. Звучит искаженный мегафоном голос.

– Барыги живут в соседней квартире, а здесь живу я, капитан Ермаков.

(Второй, не обращает внимания).

Капитан Ермаков продолжает.

– Валите отсюда, ироды. У меня нет ни хрена.

Второй (проходя мимо) – Да заткнись ты..

Капитан Ермаков. – Ералаш, посажу на пятнадцать суток..

Второй делает неприличный жест в спину доблестного воителя и входит в комнату.

Второй. – Альпеншток, ты бы угомонил своего дядю Степу.

Альпеншток, не прерывая своего занятия, нажимает какую-то кнопку. Сирена и капитан Ермаков смолкают. Второй пытается взять кошку, та вырывается, она вся поглощена погоней за мышкой.

Второй. – Боже, ну и дурра.

Садится на краешек стола.

Второй. – Послушай, Альпеншток. Я тут на рыбалку собрался. У тебя ничего подходящего нет?

Альпеншток. – Ту баночку посмотри. Из которой детки пьют.

Второй берет баночку. В ней какой-то желтый порошок. Разглядывает.

Второй. – Это что? Подкормка?

Альпеншток. – Бери выше… Две чайные ложки на литр водки и утром не проклянешь вечер. В башке морозная свежесть наступает и абрикосами пахнет.

Второй давно подметив флакончик с розоватой водицей, спрашивает.

– А это что?

Альпеншток ( Поднимает с пола тлеющую вату, раздувает ее и зажигает примус).

Второй (доставая сигарету) – Подожди. Зажигалку где-то посеял.

Он прикуривает от ватки.

Альпеншток. – Понятия не имею… Я вчера че то призадумался и вот… Чай будешь?

Второй. – Давай… Слушай, ты бы записи какие-нибудь вел. Может ты здесь на Нобелевскую премию нахимичил.

Альпеншток. – А я веду. Там в Макинтоше полный реестр.

Вода на примусе вскипает мгновенно. Альпеншток тут же на столе делает чай. Разбрасывает пакетики по столовским чашкам. Достает колбасу из крохотного холодильника, который был создан вокруг батона Докторской. Разламывает колбасу и хлеб. Делает бутерброд изобретателя. Кладет на хлеб колбасу и пододвигает вместе с чашкой Второму.

Альпеншток. – Салфетку будешь?… А я буду.

Растилает салфетку рядом со своим бутербродом и садится на нее. Нажимает кнопку. Разворачивается рулон фотообоев, закрывая окно. На нем звездное небо и желтая луна в волнах медленной реки. Второй и Альпеншток сидят рядом на столе и держат свои кружки обеими руками.

Второй. – Я тут подумал… Сидит где-нибудь такой же как ты. Вместо того, чтобы футбол смотреть изобретает себе потихому. И как то раз так наизобретается, что изобретет что-нибудь, отчего все вокруг перевернется Мужика беременного или в прошлое-будущее сигать, когда вздумается. Может такое Быть?

Альпеншток. – Может. Об этом еще Кир Булычев писал.

Второй. – Я серьезно. Вот ты бы мог такое сделать, зная, что сам погибнешь. От эксперимента или от запоя по случаю нечаянной радости?

Альпеншток. – Спрашиваешь…

Второй. – Ты же потеряешь все это.

Альпеншток. – Зато все это обретет смысл.

Второй отпивает из чашки.

– А изобрети- ка ты мне сахар, Кулибин.

Альпеншток идет за сахаром на кухню. Второй действует очень быстро. Он прячет в карман баночку с розовой водой. Удаляет в ноутбуке из списка одну строчку. После недолгого колебания подтверждает это удаление. Возвращается Альпеншток. Второй размешивает сахар. Рука его дрожит.

Альпеншток. – Какой-то ты дерганый сегодня..

Второй. – Это все рыбалка. Давно не был, вот и штормит немного.

Кухня в квартире Второго Громобоева. Следующее утро. Первый и Второй в рыбацких плащах. Сидят. Справа от первого телескопическая удочка. В руках он держит рыболовный сачок. В углу кухни сын Ералаша. Худющий подросток в черных лосинах, ядовито-желтой майке и свернутой набок бейсболке. Второй дает ему наставления.

Второй. – Зарплату Зёмину Рае отдашь… Что ещё… Пирожков я там напек. В морозилке. Холодильник открываешь. Сверху. Такие кругленькие.

Сын (с максимумом иронии) – Карта есть? Как добраться?

Второй (не обращая внимания) – Умывальник не трогай. Приеду, починю. Вообще, вообще ничего не трогай.

Второй задумывается.

Сын. – Супрадин.

Второй. – Не забудь… Один раз в день. Если Нитуш закапризничает…

Сын. – Незаметно отравить компот. Знаю.

Появляется Нитуш. Одета она странно. В гулливеровских резиновых сапогах и длинном шарфе в несколько слоев намотанном вокруг горла. В руках у нее удочка для зимней рыбалки и бумажная коробочка. В таких в 80-е хранили пудру и драгоценности. У Нитуш раскрасневшееся, веселое лицо.

Первый. – Что это вы надумали, Нитуш?

Нитуш (в голосе проблески твердости, но постепенно гаснущие). – А то, что я еду с вами. У меня есть все, что нужно… Вот удочка. Дамская. Я вам совсем не помешаю.

Первый тяжело вздыхает.

Нитуш (торопится) – У меня все с собой. (Она открывает ко…