Американ Босс

5 Ника

Ох ты ж чёрт. Вот это ты, Ники, попала. Двойная эпическая лажа. Потереться о стояк смазливого бабуина, который оказался моим временным шефом, и тут же роль блеющей скромницы провалить. Так и знала, что после второй текилы мой гадский темперамент даст о себе знать.

Так, стоп, соберись. Ещё не всё потеряно. Глаза в пол, робкая улыбка и голос понежнее. С румянцем смущения на лице и так порядок. Ну а кто бы на моём месте не покраснел? Этот орангутанг двухметровый меня через джинсы едва не поимел. Что у него там запрятано, кстати, вообще? Свёрнутый шланг пожарный?

– Здравствуй, Максим. – Трепетно поморгав, я поднимаю глаза и встречаюсь с пристальным зелёным взглядом. Для чего парню такие густые ресницы? Это же преступление против женщин. – Не понимаю, что на меня нашло. Все эти слова – это совсем не то…

– Не то, что ты хотела сказать? – с ухмылкой перебивает парень и начинает широко улыбаться. У него ещё и ямочки. Ямочки на щеках, чтоб его. – Нет, именно это ты и хотела сказать, Бэмби. У тебя грязный, очень грязный… – он явно нарочно фокусируется на моих губах, – рот.

Лицо начинает полыхать, как от порции съеденного том-яма, потому что в его голосе и взгляде столько недвусмысленности, будто бы в своём воображении он только что надо мной надругался.

– Мне бы не хотелось, чтобы у тебя создалось превратное впечатление обо мне, Максим. Мне совсем не свойственны…

Я запинаюсь, так как в этот момент он придвигается ближе, и мне невольно приходится задрать голову вверх. Этот русско-американский орангутанг чертовски высокий. Его дыхание доносит запах грейпфрутовой терпкости, и в этот момент я некстати думаю, что хочу грейпфрут. Только плёнки нужно не забыть снять, чтобы не горчили.

– Я видел тебя в баре, Бэмби. Пьёшь как заправская ковбойша, а танцуешь… – говорит он и снова делает паузу, окидывая меня взглядом, от которого кожа моментально начинает зудеть как от ожогов крапивы, – словно не вылезаешь из клубов. Добавим сюда грязный язык и то, как ты выразительно тёрлась об меня задом, и получим совсем не тот образ, с которым ты пришла на стажировку в мою фирму.

Окей, братишка. Уел. Но попытаться всё же стоило.

– А немного ли ты о себе возомнил, Максим Гасович? – Я мысленно торжествую, глядя, как вытягивается лицо красавчика. Да уж, сочетание похлеще огурцов с малиновым вареньем. – Следишь за мной в баре, потом лапаешь меня на танцполе, и трёшься своим… что там у тебя, кстати? Пронёс бутылку вискаря в штанах, скряга запасливый?

Несколько секунд мой, теперь уже не сомневаюсь, бывший шеф ошарашенно глазеет на меня, хлопая выдающимися ресницами, после чего его челюсть расплывается в сияющем оскале.

– Предложил бы распить тебе этот вискарь, Бэмби, вот только с сотрудниками не пью. Хотя твой грязный рот с удовольствием бы им продезинфицировал.

Уф-ф. То есть он меня пока не уволил, и мне не придётся лекцию о своей нерадивости от мамы выслушивать? Так, стоп. Чего-о-о?

– Ты это о чём, Максим Гасович? – Я делаю шаг вперёд и нарочно наступаю на его кроссовку. – Чего ты там дезинфицировать собрался?

Его глаза, прищурившись, оглядывают моё лицо, а от аромата грейпфрута во рту собирается слюна. Надо будет в «Азбуку Вкуса» по пути домой заскочить обязательно.

Ко мне вдруг приходит осознание, что мы стоим слишком близко, поэтому я выдёргиваю каблук из его ноги и начинаю пятиться назад. Едва делаю шаг, огромная ручища ловит меня за талию, а лицо обдувают хриплые грейпфрутовые вибрации:

– У тебя линзы?

Меня парализует от этого беспардонного жеста, а рот сам раскрывается, чтобы сказать:

– Какие, на фиг, линзы. Всё натуральное.

После этого зелёные глаза захватчика, как по команде, соскальзывают к моей груди. Ох ты ж, кобелюга.

– Руки убери, Максим Гасович, – рычу ему в лицо. – А то отпинаю тебя по чекушке.

– Ты так старательно ублажала мою ширинку и теперь точно имеешь представление о том, что Макс-Джуниор размером с полноценный литр, – усмехается ублюдок, но руку всё же опускает. – Домой ехать не пора? Тебе на работу вставать рано, а шеф у тебя, говорят, злюка и терпеть не может, когда опаздывают.

– Спасибо за заботу, Максим Гасович, – я сахарно улыбаюсь ему во все тридцать два зуба. – Но насчёт моего шефа вы, кажется, ошиблись. Он таким мне… м-м-м… мягкотелым няшей показался.

Ох, Ники. Вечно твой длинный язык вперёд мозгов прёт. У красавчика даже челюсть скрипнула как дверь несмазанная. Прощай, стажировка, здравствуй родительский вынос мозга. Давно подозреваю у себя лёгкую форму копролалии (непреодолимое импульсивное влечение к циничной и нецензурной брани безо всякого повода – прим. автора), но рядом с этим парнем она чрезмерно усугубляется.

– Мягкотелым няшей? – вкрадчиво переспрашивает Максим Гасович и, склонив голову на бок, делает ко мне шаг.

Вообще, на няшу он не похож даже отдалённо. Тёмные бровь нахмурены, челюсть ходит ходуном, а на бицепсах вены вздулись. Ничего так, кстати, бицепсы. Тьфу, Ника, не о том ты думаешь. Похоже, этот русско-американский кекс свой альфа-статус собирается отстаивать. И что я смогу сделать, если он меня к себе на плечо закинет и в свою волчью нору утащит, кроме как съездить по его разбухшей Кока-коле?

– Пупсик, вот ты где!

Воздух облегчения покидает мои лёгкие со звуком спустившегося воздушного шарика. Глеб. Где он вообще всё это время лазил?

– Ты кто? – Это уже мой красавчик-шеф с угрозой глазеет на улыбающегося Глебасю.

Вот странно, мне всегда казалось, что Глеб высокий и плечистый, но сейчас, стоя рядом с Максом Гасовичем, он словно стремительно теряет свои атлетические объёмы. Как Человек-Муравей рядом с Капитаном Америкой.

– Я Глеб, – продолжая улыбаться, говорит Глеб и протягивает руку.

Он у меня немного простодушный, но это даже ему в плюс. Сейчас простых хороших парней днём с огнём не сыскать. А я нашла. В книжном на Тверской, кстати.

– Это мой парень Глеб. – Я подхожу к Глебасе и, обхватив его лицо руками, смачно клюю в губы.

Вообще-то я не любительница всех этих публичных ми-ми-ми, но надо ж рычащему пёсику его место указать. Ширинку я его ублажала, видите ли. За кого этот заграничный крендель меня принимает?

Несколько секунд Максим Гасович пытает меня глазами, словно старается уличить в очередной симуляции, после чего пожимает протянутую руку Глеба и бросает:

– Рабочий день начинается в восемь, Ни-ка, не опаздывай.

И пока я подбираю очередную ответную остроту, он разворачивается и скрывается в дрыгающейся толпе.

– Я тебя потерял, пупсик, – воркует Глеб, поглаживая меня по плечу.

Он говорит что-то ещё, но я его не слышу, потому что мозг зацепился за ноту, которая перебивает каждую следующую мысль в моей голове. Как-то смешно русско-американский метис произнёс моё имя. Как будто по слогам. Ни-ка.