Посвящается доброму гению автора,
Максиму Далину
Зачем так печален взор твой?
Живой ты будешь иль мертвый,
Я стану ждать у окна…
Г. А. Бюргер "Ленора"[1]
9 сентября 1944 года, район Ладожского озера
Одно несказанно радует, аж тянет нажраться в синеву. Железные кресты им с Отто обеспечены. Вопрос только: живьем или посмертно. Будем все же робко надеяться: старых ворон трудно поймать.
Viipuri по-фински зовут гадюку. Правду сказать, ничего змеиного в финском тральщике не было. Имя подходило кургузому высокотрубому уродцу как кулак глазу. Разве что камуфляжная покраска, серый, зеленый и бурый изломанный абстрактный рисунок, намекала на змеиную родню. Бывший буксир, конфискованный заказ Советов, теперь болтался у финского побережья иловил мины, рыбку гнусную, одной на три таких корыта хватит. Хотя бы эту гадость, святой Николаус, пронеси мимо.
Уставшие, плохо выбритые финны не больно обрадовались совершенно секретной миссии — тащить опасную игрушку чертовых союзников в ночь к русскому побережью. Наварил хулли[2] Гитлер маямми[3], теперь теряя кальсоны драпает от русских. О, так они и думают теперь, не без злорадства, кто не грешен. Сами будто не ржали тихонько, когда голозадые эфиопы выдавали по надутой морде дуче.
Буксир-недотральщик ощутимо мотало на волне, всего-то озеро, но какой подлый водоем. Дикие земли и многие воды. Хорошо, погодя поганая, тучи и морось, видно на полкабельтова[4], именно такую и надо сегодня ночью. Самолеты и пролетят не увидят, в перископ тем более ни черта. Да и линкор их не Тирпиц, блоха на собачьей шкуре и то заметнее. Мотало, впрочем, еще от непредусмотренной никакими судовыми ролями ноши, принайтованной к низкому борту так, что почти вся скрывалась под мутной зеленой водой, только торчал штырь перископа над низкой длинной рубкой. Вундерваффель Зеехунд[5], их двухместный моторизованный гроб, если что.
А завтра меж тем воскресенье, выходить в море, а тем паче на службу дурная примета. Правда, у русских воскресенье тоже выходной, пусть сегодня нажрутся водки и дрыхнут, как свиньи, пусть. От хорошей водки Карл сейчас тоже бы не отказался, да под либервурст[6] с кислой капустой. С крохотного камбузанесло рыбой. Чем еще. Нормальной пищи эти вонючие лесные язычники не знали отроду. Чертова Суоми, финны с дублеными рожами и проклятая Россия впереди. Что мы забыли тут, в царстве Хель? И море станет нам могилой, и матери оплачут нас…
Нет, нельзя так протухать, рано. Прокисать мы будем когда вернемся. Ныть опотопшей молодости, жрать жареного судака в сухарях, больше тут все равно нечего, и пить шнапс с финским поганым пивом. Отто хуже. Он когда пошел в подводники, курить бросил. Адова мука, должно быть. Надо сразу крест второй степени давать за такую жертву Фатерланду, вот что.
Ночь будет лунная, не очень-то здорово, но в полной тьме им вообще не добраться. Идти большую часть пути придется на дизеле, хорошо еще, эта канистра быстро ныряет, не вырубая его. Пять секунд на погружеиие. На борту взрывчатка и карты с пометками складов и ремонтных мастерских, иваны там латают английские Харрикейны. Никого, если что, не удивит.
И только они с Отто знают, какой все это betrug[7].
Указания идут оттуда — палец вверх. С самого верха (почти шепотом) рейхсфюрер лично, вы понимаете, оберлейтенант цур зее? Никаких документов, никаких письменных приказов. Без бумажек. Отчет лично мне и только устно.
Отрабатывай белую фуражку[8], в общем, карась. Нам же проще, мало коров. мало и хлопот… Да и задача элементарна, настоящая задача.
Стемнело, с погашенными огнями тральщик на своих десяти узлах дотрехал до точки расставания. Не похоже, чтобы кто-то на его борту опечалился. Но командир тральщика, здоровый, рыжий как перкеле бородач, отдал Карлу честь вполне серьезно, смелость финны уважали. Не без тайного удовольствия оберлейтенант поднес руку к капюшону комбинезона — обойдетесь без своего зигхайль, рейхсфюрер.
Последняя проверка, воздух, топливо, заряд батарей, запущен дизель Зеехунда, еле слышное гудение, над корпусом повис сизый дымок и запахло дизельным выхлопом. На тральщике отдают концы. Лодку качнуло, стальной тюлень оказался на свободе.
Тральщик поспешно развернулся и заторопился назад. Прежде чем захлопнуть над головой прозрачный куполок рубочного люка, Карл проводил его взглядом с завистью. Тучи все еще, хвала метеорологам, закрывали луну, но полной темноты не было, отсветы прорывались, мерцала черная вода, капли сырости оседали на перископе и ограждении рубки, блестели жемчужинками. В такую ночь надо сидеть у огня и рассказывать страшные сказки, подумал Карл. Про морского черта и корабли-призраки.
В устье Волхова они чуть не заблудились, но, хвала проклятой луне и морской деве, вовремя разобрались Дальше шли спокойно, погружаясь в виду поселков, лишняя, в общем предосторожность, но береженого коня и волк не тронет… Альт Ладога встретила лодку полным молчанием и затемнением. Они бесшумно подошли под водо к довольно крутому, но вполне одолимому берегу, густо заросшему кустарником. Карл поднял перископ, без толку понапрягал глаза. Если русские и ждали тут кого, то не с воды.
Над берегом возвышались каменные стены и обгрызенные временем башни старой крепости. Никакого военного смысла крепость не имела лет триста, один скелет, но археологи не оставили ее в покое. До войны, конечно. Милое место для привидений, но для серых волков[9] кригсмарине вряд ли опасное. Впрочем, любого идиота, сунувшегося в реку днем, даже полевая артиллерия с берегов разделала бы еще в устье.
Зеехунд, совсем новенький. слегка пахнувший краской, держался молодцом. Хоть и качался, можно поклясться, от каждого движения. Они всплыли и Карл острожно подвел форштевень к берегу.
Они сверили часы. Без десяти час, зеленоватые стрелки тускло светились.
— Все, вылезаем и чалимся.
Теперь настала очередь старины Отто.
— Ну ты понял, — шепотом сказал он, сплевывая в воду и мечтая о затяжке, его скуластая физиономия бывшего боксера с ломаным не единожды носом и глубоко посаженными глазками в полумраке казалась еще страховиднее, — если шум, не жди, папаша, сына, сразу полный ход, не вздумай переться к иванам заступаться. Мне не поможешь все равно, и сам в ящик.
— Драпану, драпану, ты меня знаешь, — Карл похлопал себя по сердцу.
— Яволь, — ответил Отто, — потому и боюсь. Хоть я всего обер-чтоб-его-фельдфебель, не то что иные любимчики. Подвиги ваши к черту. И тебя прошу. Без крестов, зато без дырок в шкурах.
Он фамильярно ткнул командира кулачищем в плечо и совсем серьезно сказал:
— Правда, не дури. И если что, помоги моим, ладно?
Отто содержал мать-старуху и увечную сестру. А на военный фельдфебельский пенсион не расцветешь. Даже кавалера Железного креста, черт бы его драл.
Нож и маленький Вальтер с глушителем Отто взял, но вряд ли по делу. А поднимись тревога, и явись русские автоматчики, только застрелиться пригодится.
Он шал бесшумно, по старой курсантской привычке считая про себя "раз, два- левой, раз-два-левой", когда-то вырабатывал так строевой шаг. Луна все чаще выглядывала из-за облаков, освещала руины и портила настрой. Романтическое место, "и призраков рой в лунном сиянии пляшет". Где-то забрехала собака. Собак не надо, нам тут собаки к черту, пусть спят. Спи, собачка, кости снятся… интересно, человек чтоб уснуть считает овец, пастушья собака, наверное, тоже? Или ей они обрыдли на работе?
За глупыми мыслями он не забывал поглядывать кругом. Тут и постов-то не должно быть, но мало ли. Нет, спокойно все.
О! Под стенами крепости беленый домик, все как растолковали. Дощатая хилая дверь в облезлой зеленой краске, заперта. Отто достал нож и поколдовал над ветхим замком. Крак! Да не вопрос. Обращайтесь, лучший взломщик Ганновера, любые замки за три минуты. Он включил фонарик и вступил в сенцы. Чтоб еще в окнах не мельтешил луч.
В углу свалены лопаты, стоят строительные носилки, запачканные глиной, грязные ведра. Ну да, археологи, еще до войны. Теперь русским не до науки. По идее, экспонаты должны были вывезти еще летом сорок первого, когда экспедицию свернули. Наверное, у эсэс нашлись каналы и человечек, что рассказал. Что с ним сделали потом? Ох, не до черепков им тогда было, это уж точно.
Большая комната, столы, стулья, все пыльное, да и на оконных стеклах изрядный слой. Нет, тут все четыре года никто не убирался. Какие-то схемы по стенам, а, план, наверняка схема раскопа. Жаль, в русском ни в зуб кроме "иван сдавась" и "кто твой командер?" Ужасный язык, зубы проглотишь с этим их шипением в каждой фразе. Разве что у чехов хуже. Прага, старая Прага, довоенный рай… ах, Маринка, милое дитя, мост со статуями, Карлов, в честь командира. И какие трубочные табаки там продавали, лавочка в квартале от главной площади с этими их сумасшедшими часами с фигурками. Маринка повела показать ему хоровод святых в полдень. Как она смеялась и коверкала его фамилию. Курить хотелось зверски, нервы, нервы.
Похоже, тут. Большой уродливый шкаф, когда-то может и полированного дерева. Заперт. Нож, створки… рраз!
На полках на листах бумаги разложены черепки, вот подкова, гребешок, пряжки какие-то, еще неопознаваемая древняя дрянь. Вот и от нас останется всякая гадость, и будут нашу цивилизацию копать очкастые старики после нашествия варваров с востока.
Искомое обнаружилось на второй снизу полке. Именно такое, как описывали эсэсовцы. Ничего подобного больше не было. Похоже на навершие боевого топора, довольно увесистое, в черной патине, но ржавчины не видно. Вот только дыры для рукояти нет. Полторы отнюдь не крошечных ладони Отто длиной, ладонь шириной в широкой части, и толщиной в три пальца. Отто посветил ближе, выбитые непонятные витые узоры с обеих сторон, работа тонкая, не хуже чем если бы делали сейчас на станке. Еще какие-то буквы или руны. Полукруглая кромка тупая, хоть непохоже, чтобы съела ржа. Забыли наточить древние недочеловеки. Так в карман не положишь, великовата и с острыми краями. Ладно, плотную прорезиненную сумку он прихватил.
Прежде чем спрятать находку, подводник поднял ее к глазам. Лунный свет сквозь пыльное окно упал на предмет, и показалось, выбитый узор блеснул серебром.
Обратный путь по суше прошел без приключений. Лодка ждала на месте, темная туша в мерцающей черной воде. От реки Воль-хов пахло тиной и пробирало сыростью.
Он кивнул командиру, передал сверток и принялся отдавать швартов.
Карл взвесил штуковину в руке. Ну вот, страшнее вой, чем волк оказался.
В свете жалкой притемненной лампочки осмотрел приборы, повернул штурвальчик туда-сюда, ходит легко, заряд батарей порядок, дизель порядок. Можно отчаливать. Камрады, все по местам.
Тумблер вверх, почти беззвучно заработал электромотор. Карл уложил сумку с находкой рядом с сиденьем. В последний раз острыми глазам моряка оглядел темный берег, черные маслянистые воды, уже не скрытую облаками, бесстыдную голую луну с узором теней: воришка, несущий кочан капусты[10]. Закрыл толстый прозрачный купол над головой, рукоятку на ges[11], под водой нет мелочей. Привычно начал отсчитывать — пять, четыре, три… На перископную глубину.
Луна хорошо просвечивала зеленоватую воду, и тень над лодкой он увидел сразу. Клиноподобный предмет, да черт возьми, здоровенный! Предмет нацелился на лодку и Карл увидел блестящий выпуклый глаз, чуть не со свое лицо. Потом голова дракона открыла пасть с кривыми ножами и прошла совсем рядом с рубкой. В корме, там где самое важное, рули и винт, заскрежетало. Зеехунд дернулся, застопорился и клюнул носом.
— Карл, что за дьявол?
— Черт его знает.
Лодка содрогнулась снова и провалилась вниз, кровь прилила к голове, стальной корпус заскрипел, его словно пилили несколькими огромными ножовками сразу.
Электромотор вырубился. Карл еще раз щелкнул тумблер вниз-вверх, и еще, бесполезно. Лодка потеряла ход. Зеехунд качнуло и потянуло еще глубже, на дно. Сколько тут по лоциям? Метров десять или больше? Скрежет смолк.
Запуск дизеля, путь высосет воздух из отсеков, лишь бы вытащил.
Стартер чихнул, выдал кашляющий звук и Карл возликовал.
Еще кашель. Отсечка. Винт не вращался. Разбит или погнут вал. Один черт.
Они уходили вниз, как на лифте. Пять метров.
Цистерны на всплытие. Вот же рычажок.
Насос молчал. Мертв.
Лодку толкнуло что-то очень сильное и крупное. Карл чуть не приложился головой о перископ.
— Карл, командуй.
— Дерьмо, Отто, надевай аппарат, выходим и гребем к берегу.
— Понял. Не забудь ту хрень что я добыл.
Лодку снова боднуло нечто, очень хотевшее добраться до ее начинки. Стало темно. Над куполом рубки прошла туша размером с катер, заслонила слабый лунный отсвет. Заложило уши. Восемь метров.
Они быстро, но без суеты надели маски со шлангами, нацепили на грудь аварийные баллоны. Страх не мешал делать все четко и аккуратно, экономя силы.
Отто завертел вентиль клапана затопления. Все, прости, тюлененок, теперь самим бы уцелеть. В лодку хлынула вода, начала подниматься. Попадет в аккумуляторы… да черт с ним, надо успеть.
Уши распечатало. Давление варавнивается. Лампочка над приборами продолжала гореть, двенадцать метров, стрелка глубиномера пошла книзу. Тьма снаружи.
Толчок. Лодка легла на дно.
Карл повесил сумку с проклятым трофеем на пояс, повернул ручку на off[12] и толкнул рубочный люк, еще. Вода хлынула в рубку, давление почти выровнялось, теперь открыть вполне по силам.
Он набрал резкого, неприятно пахнущего затхлой резиной воздуха из баллона, распахнул люк и выплыл в темноту. Вода показалась очень холодной, да и глубина… баллоны и дыхательный аппарат не давали всплыть вверх мячиком, хорошо. Вверх и одновременно к берегу, не рваться к поверхности, азотная эмболия, помни. Постепенно, воздуха хватит. Отто, жду тебя наверху, удачи.
Раз, два, три, вдох, раз-два…
На счете "три" острейшие зубы-кинжалы разрезали его надвое, выпустив кишки с теплым облаком крови. Сумку с бесценным предметом срезало живым лезвием, и она пошла к илистому дну.