Английский писатель в стране большевиков. К 100–летию Джорджа Оруэлла

Эрик Артур Блэр (1903–1950), вошедший в 1933 г. в литературу под именем Джорджа Оруэлла, в России, разумеется, никогда не был… Мало того: книги его — прежде всего сказка–притча «Animal Farm» и принесший ему мировую славу роман–антиутопия «1984», вышедший впервые в июне 1949 г., за полгода до смерти писателя, — в легальном, «гутенберговском» исполнении пришли к российскому читателю спустя 40 лет после кончины автора, в самом конце 1980–х годов. Этот срок «невстречи» с Оруэллом следует все же уменьшить примерно вдвое: в конце 1960–х в российском «самиздате» появился и стал ходить по рукам — не без риска для читателя — перевод «1984», который множество раз перепечатывался на машинке или изготавливался фотоспособом (у автора этих строк с тех пор сохранилась машинописная, наверное, 4–я или 5–я копия «закладки»). Весьма занимательна история проникновения к советскому читателю сатиры «Animal Farm», написанной в 1943 г. и изданной в 1945–м, название которой по–русски переводится сейчас как «Скотский Хутор» или «Скотный Двор». В переводе на русский она вышла впервые в 1949 г. во Франкфурте–на–Майне. Однако в аннотированной библиографии статей об Оруэлле (Jeffry and Walerie Meyers. George Orwell. An Annotated Bibliograpy of Criticis. N. Y. — London, 1977) указано, что за два года до этого она вышла на украинском языке. В английской библиографии воспроизведена обложка такой книги: «George Orwell. Колгосп тварин. З англiйскої мови переклав Iван Чернятинський (Мюнхен. Видавництво «Прометей». 1947)». По–русски это название звучит как «Колхоз животных» или «Скотский колхоз». Один мой знакомый в 1960–е годы познакомился с книгой также по зарубежному изданию на украинском языке, название которого звучит еще лучше: «Свинячий колгосп»… Отметим также, что сама упомянутая библиография также оказалась в спецхране нашей Публички: на титульном листе отпечатан чернильный шестигранник («шайба» на цензорском жаргоне, который ставился на запрещенных иностранных книгах) с вписанным в него № 444; возвращена книга из спецхрана только в годы перестройки, в 1988 г.

Публикуемые далее документы, хранящиеся, главным образом, в Российском государственном архиве литературы и искусства, позволяют сейчас еще далее отодвинуть этот срок: во всяком случае, «ограниченному», как принято говорить, «контингенту» лиц имя писателя кое–что говорило в СССР уже в 1930–е годы и вызывало интерес, хотя и весьма специфического свойства. С одной стороны, оно уже тогда было знакомо некоторым критикам и литературоведам, специализировавшимся в английской литературе, с другой, если употребить щедринское выражение, — «лицам, на заставах команду имеющим»: цензорам, не пропускавшим книги Оруэлла на таможнях и почтамтах; сотрудникам получекистской Иностранной комиссии Союза советских писателей, внимательно наблюдавшим за настроениями и политическими пристрастиями зарубежных писателей; собственно «чекистам» (тогда — сотрудникам опять–таки Иностранного отдела НКВД), составлявшим особые, основанные на агентурных данных, досье на видных деятелей зарубежной культуры. Именно последние категории «компетентных и доверенных лиц» и должны были обеспечить вот эту самую «невстречу» российского читателя с Оруэллом, и не только с ним одним.

Впервые, как можно полагать, имя Оруэлла встречается в советских документах уже в 1937 г. — в делах архивного фонда журнала «Интернациональная литература». Кстати сказать, этот журнал, выходивший десять лет (с 1933–го по 1943 г.), несмотря на зловещее время, сумел впервые познакомить читателя со многими выдающимися произведениями современной западной литературы. Достаточно назвать имена Стейнбека, Хемингуэя, Томаса Манна, Дос–Пассоса; в нем даже печатались фрагменты романа Джойса «Улисс». Ему позволялось гораздо больше, чем другим советским журналам: в глазах западных розоватых интеллектуалов выход «Интернациональной литературы» должен был создать привлекательный образ Страны Советов. В деле под названием «Письма редакции американским (на самом деле, и английским. — А. Б.) писателям и деятелям культуры о получении рукописей, высылке журнала и др.» имеется на английском языке следующее письмо. Приводим его в переводе:

На полях — рукописная пометка: «Ответ Оруэлла в секр<етной> переписке» (подпись неразборчива), которая и позволила продолжить поиски. Обнаружено письмо Оруэлла (кажется, единственное, посланное в Советский Союз) в том же фонде «Интернациональной литературы», но в другом архивном деле, рассекреченном только в 1990–е годы и называвшемся весьма пространно и примечательно: «Письмо Оруэлла (Orwell) Джорджа Динамову Сергею на англ. яз. с приложением копии письма редакции журнала «Интернациональная литература» в Иностранный отдел НКВД о принадлежности Джорджа Оруэлла к троцкистской организации и прекращении с ним отношений. 2–28 июля 1937 г. 5 лл.».[2]

Публикуем письмо Оруэлла в переводе:

Такая неожиданная концовка письма заставила редакцию тотчас же обратиться в соответствующие инстанции, аналогичные «Министерству Любви», если снова вспомнить «1984»:

Перевод в указанном деле отсутствует, ответа на этот запрос также обнаружить не удалось, но, видимо, «товарищи из органов» посоветовали редакции все–таки ответить Оруэллу. Во всяком случае, в том же деле хранится вырванный из настольного календаря с датой 6 июля 1937 г. листок с таким рукописным и неподписанным текстом на русском языке:

«Мистер Джордж Оруэлл.

Редакция журнала «Интернациональная литература» получила Ваше письмо, в котором Вы отвечаете на п/письмо (очевидно, прошлое или предыдущее. — А. Б.) от 31 мая. Характерно, что Вы откровенно поставили нас в известность о своих связях с ПОУМ. Вы этим правильно предполагали, <что> наш журнал не может иметь никаких отношений с членами ПОУМ, этой организацией, как это подтверждено всем опытом борьбы испанского народа против интервентов, <являющейся> одним из отрядов «Пятой колонны» Франко, действующей в тылу Республиканской Испании».

Судя по всему, перед нами явная «заготовка» письма Оруэллу, своего рода черновик, сопровождаемый правкой, зачеркиваньями и т.д.[3] Автор его, как мы видим, даже благодарит Оруэлла за «искренность», но одновременно сообщает о «разрыве отношений». Дальнейшие контакты с ним «Интернациональной литературы» (как и все другие) на этом обрываются, тем более что и самому главному редактору журнала, инициатору переписки с Оруэллом, виднейшему знатоку западноевропейской литературы и одному из крупнейших шекспироведов Сергею Сергеевичу Динамову (1901–1939) оставалось занимать этот пост (да и вообще жить) недолго: в 1938 г. он подвергся аресту, а еще через год погиб в ГУЛАГе (скорее всего, расстрелян).

Вторая половина письма Оруэлла Динамову производит, на первый взгляд, странное впечатление. И в самом деле, в 1937 г. (год–то каков!) английский писатель пишет в редакцию московского, следовательно «коммунистического», журнала, посылает только что вышедший свой роман «The Road to Wigan Pier» («Дорога на Уиган–Пир»), в котором изображена тяжелая жизнь шахтеров Ланкшира и Йоркшира в период депрессии (видимо, именно поэтому он и заинтересовал редакцию), и, вместе с тем, сообщает о себе такие вещи, которые исключают публикацию этого романа в журнале. Очевидно, Оруэлл, справедливо опасаясь, что такая публикация может иметь нежелательные последствия для главного редактора, решил предупредить его, выражаясь на современном жаргоне, не захотел его «подставить»; во–вторых, писатель, отличительными характеристическими чертами которого всегда были беспредельная честность и прямота — как в сложных жизненных обстоятельствах, так и в творчестве, — не хотел, как он сам пишет, «представлять себя в ложном свете». В этом, видимо, проявилось и английское джентльменство.

Об участии Оруэлла в испанских событиях в конце 1936 — начале 1937 гг. написано уже немало, да и сам он рассказал об этом в книге «Памяти Каталонии», очерке «Вспоминая войну в Испании» и других произведениях. Суть дела сводится к тому, что, занимая антифашистские позиции, исповедуя придуманный им «демократический социализм», Оруэлл вместе с женой отправился в Испанию. Прибыл он в Барселону, причем формально не будучи связан ни с одним органом печати, как «свободный журналист», и записался, надо сказать, более или менее случайно, в ряды милиции «ПОУМ» (POUM — Partido Obrera de Unificacion Marxista — Объединенная рабочая марксистская партия). Он принимал участие в боевых действиях, был ранен, но вскоре, по указке Коминтерна, получившего на сей счет инструкции из Москвы, барселонские рабочие полки ПОУМ (так же, как и некоторые части анархистов и других «инакомыслящих») были объявлены «троцкистскими», поставлены вне закона республиканским правительством. Членов ПОУМ стали называть «пятой колонной», «изменниками», даже «фашистами». Начались массовые аресты, бессудные зверские казни, что, в частности, нашло отражение в романе Хемингуэя «По ком звонит колокол». Оказалось, что для промосковски настроенных коммунистов эти антифашистские массовые движения были страшнее и ненавистнее, чем фалангисты Франко вместе с итальянскими и германскими летчиками. Руководители развязанной кампании действовали по модели тех политических процессов, которые как раз в это время проходили в Москве. Ничего нового, впрочем, в этом не было. В свое время католическая церковь придерживалась похожего правила, по которому «для Ватикана страшнее не атеист, а усомнившийся католик».

Только что оправившемуся от тяжелого ранения Оруэллу каким–то чудом удалось избежать участи многих иностранных волонтеров, сражавшихся в рядах республиканской армии (в том числе и англичан), и с огромным трудом перебраться во Францию. Впечатления, полученные им в Испании, а несколько позже — знакомство с материалами политических процессов в СССР и другими документами заставили его резко изменить свою позицию, в определенной степени расстаться с прежними иллюзиями, столь распространенными в среде западной интеллигенции… В статье «Почему я пишу» (1946 г.) он так сформулировал свою позицию: «Испанская война и другие события 1936–1937 годов нарушили во мне равновесие; с тех пор я уже знал, где мое место. Каждая всерьез написанная мной с 1936 года строка прямо или косвенно была против тоталитаризма…».[4] Можно сказать, что результатом и последствием идейного кризиса, который испытал Оруэлл в эти годы, и стало создание «Фермы зверей» и романа «1984», принесших ему всемирную славу.