Если желаешь чтобы мир изменился, сам стань этим изменением.
Махатма Ганди.
Я очнулась в доме, обставленном в стиле ретро. Думаю, 50–х или 60–х. В этом доме бежевые стены, темный ковер, квадратные кресла и диван на тонких ножках. Над головой круглая тканевая люстра.
Я не знаю этот дом.
На моих руках хозяйственные перчатки, а под ногами таз с грязной водой.
«Я мыла пол!?» – подумала я, и в сознании словно что-то надломилось.
Из рук падает тряпка. Пульс набирает темп.
«Где я? Кто я?».
Я искала людей, но напрасно. В доме я совсем одна и, судя по расставленным повсюду картонным коробкам с надписями «гостиная», «прихожая», «хрупкое», не так давно был переезд.
Сбросив с рук перчатки, увидела на пальце обручальное кольцо и едва не снесла в гостиной телевизор. Небольшой ящик на ножках с выпуклым экраном чудом остался стоять на месте.
Отлепила глаза от кольца уже в кухне. Взгляд торопливо метнулся от большого холодильника с округлыми краями к квадратной белой плите старого образца – такие давно не выпускают. Над столешницей полка с расставленными на ней железными банками – выстроены в ряд в порядке уменьшения с дотошной точностью в промежутках между ними. Над раковиной широкое окно с белыми занавесками.
Заглянула в кладовую при кухне, а там от пола до потолка расставлены консервы, стеклянные банки и крупы. Все чисто и аккуратно, как с картинки.
Шарахаюсь по дому, как безумная.
Во всем доме может и не быть зеркал, но в ванной будет обязательно! В догадке не ошиблась и, когда увидела свое отражение, челюсть рухнула вниз.
Я – это по-прежнему я, вот только блондинка. Распустив пучок волос, потрясенно уставилась на короткие волосы – сейчас они чуть ниже плеча, а были ниже лопаток! А когда взгляд остановился на лице, сразу скривилась: мои тонкие губы не позволяют носить яркую красную помаду, иначе создается впечатление, будто они поджаты; стрелки на веках – что ж, недурно; ну а брови… У меня глубоко посажены глаза, и брови с приподнятыми вверх уголками придавали моему лицу выражение строгости, а здесь, прямо избегая такого эффекта, им попытались придать форму полукруга. В целом на мне образ не самой привлекательной глупышки. Так я еще никогда не выглядела.
Смыла макияж, и брови стали прежними, но будто тоньше. Теперь мое привычное серьезное лицо обрело злое выражение.
Уничтожу шутника, что устроил это со мной!
Сбежала вниз по лестнице, вышла за порог дома, замерла. Злость испарилась мгновенно, а взамен пришло искреннее недоумение. На улице тепло и солнечно, поскрипывают качели, на соседских лужайках играют дети, две женщины в красивых платьях большими садовыми ножницами стригут зеленый куст. На их лице тот же макияж, что был на мне минутами ранее…
На улице тихо и спокойно. Безопасно. Но я, как статуя с живыми глазами, с недоверием оцениваю то, что вижу. Все дома стоят в ряд, как по линейке, и ничем не отличаются друг от друга. Все они белые, двухэтажные, одинаковой высоты и ширины. В каждом из таких домов есть гараж и большая, во всю ширину дома, открытая веранда. Даже зеленые кусты вдоль безупречно белого забора высажены как по шаблону. Признаком хоть какой-нибудь индивидуальности служат садовые украшения на лужайках: фламинго, гномы, котята и щенки.
Я поднесла пальцы к глазам, чтобы убедиться, точно ли на моем лице нет очков, потому что четкость, с которой вижу все вокруг, потрясает. Еще раз оглядевшись, принимаю истину: каким-то чудом я стала обладателем превосходного зрения!
– Доброе утро! – приветливо машет рукой женщина с крыльца дома напротив. Улыбается. Блондинка с аккуратно уложенными волосами достала из желтого ящика газету и опять мне улыбнулась. Без энтузиазма я махнула ей рукой и сразу направилась к синему ящику с белой надписью: «Стоун».
Ныряю рукой в ящик и достаю газету.
В моих руках номер от 16 августа 1956 года. Понедельник.
Закрыла глаза и открыла снова – дата осталась прежней. Встряхнула газету, как будто это могло помочь. Сделала это еще раз, и опять, затем бросила газету под ноги, сдерживая ярость. А ярость быстро сменилась паникой, и, когда доводов поверить в невозможное стало больше, задрожали губы.
Я бы поверила в отлично организованную шутку, вот только создать целый ретро-город – уже перебор. Задыхаюсь и делаю то, что не догадалась сделать раньше: задираю рукав по самый локоть и… не нахожу шрама – мой вечный спутник с самого детства, когда собака едва не оттяпала мне руку.
– Освоились?
У меня сердце ойкнуло. Передо мной возникло лицо с безумно широкой улыбкой.
– Что?
– Как вам здесь? – женщина в желтом платье бесцеремонно проходит за калитку. – Вы здесь уже две недели, а нам так и не довелось познакомиться поближе. Я – Ани-Мари.
У Ани-Мари большие глаза с длинными ресницами. Ее внешность и голос чем-то напомнили мне лошадь. Добрую лошадь.
«Мое имя – Виктория, – подумала я. – Но девушку с фамилией Стоун, уверена, зовут как-то иначе».
Люди, проникшись эпохой пятидесятых, думая о пятидесятых, сразу представляют красивых людей, машины, дорогую одежду, дома, интерьеры.
Но какова реальность за жизнеутверждающими плакатами и красивыми фильмами?
Чтобы почувствовать это время, достаточно представить свою жизнь без кондиционера, фена, микроволновки, мобильного телефона, компьютера и даже без пульта от телевизора. Прибавьте к этому маниакальное стремление к чистоте!
Отныне я в этих условиях и я несчастлива, потому что привыкла к той жизни, где домашними делами моего дома заняты технологии.
Телевидение – это отдельный разговор. После моей современности смотреть передачи пятидесятых достаточно скучно. Я ничего не имею против ретро, но перспектива смотреть только ретро не самая радужная.
Много передач по кройке и шитью. Даже представить боюсь тот миг, когда нитка и иголка станут обязательными предметами в кармане моего фартука. К слову о фартуках – домохозяйки их носят поверх красивого платья постоянно: во время уборки, во время чаепития, во время просмотра каких-либо передач и только выходя за порог дома, обязательно их снимают.
Я вернулась домой к обеду. Вошла в гостиную и там меня ожидал необычный сюрприз.
– Анна!
Мужчина привлек меня к себе за талию.
Я опешила.
– Скучал по тебе, милая, – хватает за шею и втягивает меня в страстный поцелуй.
– Да кто…? – возмущенно выдохнула я, вытянув перед собой руку.
Я не закончила фразу, а звучать она должна была примерно так: «Да кто ты такой и что себе позволяешь!?». А еще по замыслу ему должна прилететь жгучая пощечина, но я вовремя опомнилась, ведь передо мной муж.
Я нахмурилась.
– Что с тобой? – забеспокоился Том Стоун. – И что с твоими волосами?
– Покрасила, – как-то сдавлено изрекла я.
– Но блондинкой ты мне нравилась больше.
Что?!
– Как интересно, – мужчина приглаживает мне волосы и опускается к губам мягко и ненавязчиво. Я вся в напряжении. – Я напугал тебя. Прости.
Поцелуй Тома опять становится настойчивым.
Не так ловко, как могла бы, попыталась отвадить мужчину. Старалась сделать это аккуратно, но Томас Стоун стал от этого только напористей. Я стерпела первые несколько секунд и очень даже навязчиво отлепила от себя мужчину.
– Я переборщил? – нежно спрашивает он.
У меня сердце колотится так, что выпрыгнет сейчас из груди и произойдет это отнюдь не в пылу ответной страсти.
– В первый раз я сделаю все правильно, – обещает он.
В первый раз?
У меня брови высоко взметнулись вверх от удивления. А что в брачную ночь-то было?
Истинное потрясение пришло мгновение спустя. Это у меня будет в первый раз?
Ведь мой шрам пропал, а значит, это тело мне не принадлежит. Если Анна осталась девственницей, значит, я… Ну обалдеть!
– Анна, посмотри на меня, – кончиками пальцев Том приподнимает мне подбородок.
– Я не готова, – как истинная девственница выпалила я.
– Снова?
– Что снова? – не поняла я.
– Снова эти дни?
Вот оно что!
– Да, – уцепилась я за возможность.
Том задумался и, похоже, не верит мне. Мужчина отступил на шаг.
– Анна, ты избегаешь меня? – прямо спрашивает он.
Да!
– Нет. Это гормональный сбой. Свадьба, новый дом, переживания. Так бывает, – сказала я. Подошла к Тому и поцеловала его в щеку.
– Прости меня за настойчивость, но когда? – спрашивает он.
– Я не знаю, – сказала я, странно уставившись на мужчину.
Том отсутствовал две недели. Мне кажется странным, что вместо слов радости, долгих разговоров о путешествии и о том, как у меня дела, в конце концов, я сперва должна назвать точную дату нашего соития.
– Как съездил? – спросила я.
– Отлично, дорогая! – стягивая галстук, мужчина поднимается на второй этаж. – И я голоден как зверь.
– Да, я заметила, – пробурчала я в ответ.
– Когда будет готов обед? – крикнул он уже со второго этажа.
У меня приоткрылись губы, но я ничего не сказала. Крепко задумалась и пошла на кухню.
Холодильник полон всякой еды, но все нужно готовить. Поэтому беру яйца и разбиваю о раскаленную сковороду. Немного лука. Немного соли.
В это утро на пороге дома меня ждал сюрприз. Утренним стилпоездом прибыла миссис Стоун – мать Тома. Женщина с безупречно ровной осанкой и взглядом волка. На фоне темного платья ее блестящие белые волосы, даже собранные на затылке в пучок, выглядят эффектно. В пальцах женщина сжимает белые прогулочные перчатки.
– Доброе утро, Анна, – в тоне женщины нет приветствия. – Том просил меня приехать и помочь тебе подготовить дом для приема гостей.
А гости будут в пятницу!
– Учитывая, что сегодня четверг, помощь мне действительно не помешает, – вежливо сказала я, а светло-голубые глаза миссис Стоун стали еще холоднее.
– Выпьем чаю? – уложив вещи на специально отведенное для этого место, женщина направилась в кухню. Полагаю, вопрос был риторическим.
На кухне женщина изящно опустилась на стул. Она облокотилась о деревянную спинку и внимательно следит за моим перемещением по кухне. Это ужасно нервирует!
Когда до блеска полированный чайник вскипел, наполняю красивые фарфоровые чашки кипятком и на маленьких блюдцах ставлю чай на стол. Сажусь напротив миссис Стоун, во многом повторив ее позу.
Женщина подтянула к себе чай и столовыми щипцами бросила в чашку одну дольку сахара. Чашку подносит к губам.
– Чай крепкий. Я не мужчина, чтобы пить крепкие напитки, – сказала она и поставила чашку на место. – Что за обучение сейчас в колледже, если девушек не могут научить готовить чай?
– Или во мне недостаточно энтузиазма быть образцовой хозяйкой, – озвучила я мысли вслух. Разум в шоке, но внутреннее «я» в восторге.
– Прости, – с нескрываемым возмущением изрекла женщина. Ее глаза заметно округлились, а брови изогнулись.
Мать Тома намеревалась пристыдить меня своим замечанием, а теперь она в замешательстве.
– Том прав. Ты изменилась, – заключила она.
– Это так…
– И что, изволь спросить, привело к таким переменам?
– Один день, одна мысль и одно решение.
– Что? – нахмурилась женщина и смотрит так, будто услышала самую невероятную глупость в своей жизни.
– Я не хочу такой жизни для себя, – с сожалением говорю я.
– А ты не могла об этом подумать до того, как согласилась стать моему сыну женой? – сдержанно спросила она. – Ты не ребенок, а взрослая женщина. У тебя муж, собственный дом и соответствующие обязанности – как хозяйка этого дома, ты должна их выполнять!
– Я так не думаю.
Женщина внимательно смотрит на меня. Оценивает. Такое чувство, будто я столкнулась нос к носу с хищником. Боюсь даже отвести взгляд – нападет же ведь.
– Куда делись твои покладистость и скромность? Где хваленая внимательность к деталям в доме? Посмотри, на что похож твой дом! – с упреком говорит она, легонько махнув рукой. – Жаль, что я не обнаружила обмана раньше.
– Мне жаль… – сказала я, сожалея, что не могу сказать что-то более содержательное.
Миссис Стоун вытянула перед собой ладонь:
– Не нужно, дорогая. Ты хотела. Так изобретательно сыграла роль, что сомнений нет – ты хотела! И получила, – в ее голосе чувствуется гнев. – Блестящая партия для непутевой невесты!
Я нахмурилась.
– Стать женой торгового менеджера – это блестящая партия?
– Не хами, девочка! – сурово сказала миссис Стоун. – Ты стала женой моему сыну и этого уже не исправить. Но будь уверена, я тебя перевоспитаю. Ты станешь ему такой женой, коей себя показала до брака. Я позабочусь об этом.
Женщина поднялась из-за стола и вышла из кухни.
В этом жесте чувствуются повадки Тома.
Отношения с миссис Стоун обещают быть непростыми. Одна только мысль, как мать Тома обнаруживает грязные чашки на столе, уже заставляет трусливо сжаться. Я глубоко вздохнула и убрала со стола посуду. Для верности сразу все помыла и разложила по местам.
Как грустно. Оставленные на столе кружки – опасный маневр. Крепкий чай – катастрофа. Еще несколько дней назад для меня такие мелочи были чем-то, не стоящим вообще никакого внимания, а теперь из таких мелочей строится вся моя жизнь.
«Куда меня занесло?» – опять спрашиваю я себя.
Может, я или Анна что-то совершили, прочитали заклинание или воплотили в жизнь некий древний ритуал? Или это просто злая шутка судьбы?
Могу ли я надеяться, что однажды верну себе свою жизнь и смогу позволить себе удовольствие не обращать внимания на такие мелочи, как оставленные на столе кружки?
– Куда ты? – миссис Стоун закрыла своим хрупким телом доступ к входной двери.
– В Данфорд, – проверив наличие средств в кармане, намереваюсь уходить.
Как и требовал от меня Том, я стала послушной невесткой миссис Стоун. Безропотно выполняла каждое ее поручение и даже постирала шторы. Для этого мне пришлось подняться с постели в пять утра и сразу приступить к работе.
Проводами Тома на работу занялась миссис Стоун. Она, кажется, была счастлива взять эту обязанность на себя.
Перед тем как уйти, Том оставил на моей щеке короткий поцелуй. Улыбнулся. Было в его взгляде что-то, выражающее мне искреннюю поддержку. Я тоже улыбнулась, но уже в закрытую дверь.
Миссис Стоун не позволила мне бездельничать долго. Домашние обязанности пришлось выполнять быстро.
Когда я управилась со шторами – постирала, высушила, выгладила, да еще и развесила их – буквально валилась с ног. Миссис Стоун сухо похвалила меня за работу и сразу же велела почистить огромный ковер в гостиной, причем сделать это я должна за час, потому что слишком много времени я потратила на шторы… Я чуть не упала в обморок!
За окном, на соседской зеленой лужайке, играют дети – я слышу их веселый смех и мне вдруг стало невероятно завидно. Этот день очень солнечный и жаркий, а на душе у меня мрачно и тоскливо.
Никогда не привыкну к отсутствию тех удобств, к которым привыкла! Если мне когда-нибудь доведется вернуть себе мою жизнь, я бесконечно буду ценить все чудеса технологий, что упрощали мне ее.
Я хмуро посмотрела на ковер и глубоко выдохнула. Особенно буду ценить доступную химчистку!
Несмотря на распоряжение миссис Стоун, я пошла на кухню, чтобы все же выпить чашку чая. Мне нужен хоть какой-то отдых, иначе просто упаду. Миссис Стоун спокойно отнеслась к моему присутствию в своей зоне работы. Женщина сосредоточено готовит блюдо и, казалось, совсем меня не замечает.
– Предполагаются еще гости? – удивилась я количеству подготовленных миссис Стоун тарелок. Все они из особого дорого сервиза – фарфоровые, с невероятно красивым цветным узором по краям. Да, такие тарелки попадают на стол только в особых случаях!
– На ужин явятся руководитель компании и его невеста. Невероятная честь для этого дома и блестящая перспектива для карьеры Тома! – с гордостью сказала миссис Стоун.
– То есть придет начальник начальника Тома? – безразлично изрекла я. Лениво занимаюсь приготовлением чая.
В это утро, в отличие от предыдущего, миссис Стоун немного мягче стала относиться ко мне. В ее глазах больше нет того уничтожающего взгляда, впрочем, уважения ко мне в них тоже нет. Женщина глубоко вздохнула и говорит:
– Мистер Хэнтон оказал этому дому большую честь, изъявив желание прийти к нам на ужин, – убедительно говорит она. – Перед твоим мужем открываются невероятные перспективы. Как ты можешь этого не понимать?
Мои глаза стали круглыми.
– Джон Хэнтон будет здесь? – голос стал очень низким, а брови медленно объединяются в одну хмурую линию.
– Все-таки понимаешь, – удовлетворенно кивнула женщина. – Не задерживайся. Работы еще много, а твой муж нуждается в твоей поддержке! – без гнева, но настойчиво сказала она.
А я все равно как вкопанная стою на месте.
– Будет с невестой?
Женщина смахнула выбившуюся прядь белых волос и, приподняв бровь, посмотрела на меня.
– Да, – одобрила женщина мой интерес. – Тебе следует быть к ней особенно внимательной. Мнение Хэнтона о нас во многом сложится под ее влиянием.
Кажется, у меня задрожали губы. С легкой дрожью в руках уношу свой чай в гостиную, чудом не расплескав его по пути. Много эмоций проходят через меня в этот самый момент. Самые сильные из них – волнение и ревность!
Как мне пережить этот вечер и не потерять лицо?
Вечер обещал быть непростым. Маленькая стрелка на настольных часах приближается к семи часам и вот-вот должны прийти гости. Должен прийти Джон, причем не один.
– Анна, твое платье! – недовольный взгляд матери Тома заставил встрепенуться. Женщина одернула складки моего платья и, когда раздался дверной звонок, сразу бросилась к двери. А вот я никуда не спешила, спокойно посмотрела на себя в зеркало, утвердившись в мысли, что желтый мне не идет. Цвет лица какой-то болезненный получается.
– Анна! – подгоняет женщина. Ставит меня в ряд после мужа, а сама остается замыкающей, как и полагается в семейной иерархии каждого дома.
Том, подавив сильное волнение, открывает дверь.
Первым в дверях появился Джон. В этот теплый вечер его белая рубашка расстегнута на одну пуговицу, а в руках он держит пиджак.
Красив и элегантен, как всегда.
– Мистер Хэнтон, – приветствует его Том, вытянув руку вперед. – Бесконечно рад принимать вас в своем доме!
– Мистер Стоун. Рад встрече, – сильный голос Джона резко контрастирует с низким голосом Тома. Хэнтон на голову его выше и сильно превосходит в телосложении. Со стороны кажется, будто встретились взрослый питбуль и щенок.
Как замечательно жить одной! На кухне легкий бардак. Я тоже выгляжу как бардак. Никто не дает оценок и никто меня не критикует.
Так мне чувствуется теперь свобода.
Пересчитываю остаток наличных: 73 баллиона из тех денег, что дал мне Джон.
Том денег мне по-прежнему не доверил, недельный бюджет остался у миссис Стоун. А миссис Стоун, в праведном гневе покидая дом, не горела желанием этим бюджетом поделиться со мной.
Нерадостно посмотрела в окно – на смену привычной солнечной погоде в Гринпарк пришел дождь. В Данфорде погода стоит еще хуже – здесь ливень.
Стою под стеклянным куполом на выходе вокзала западного Данфорда и сокрушаюсь, оттого что в купе стилпоезда оставила свой зонт.
«Анна, надеюсь, ты выросла не в тепличных условиях и твой иммунитет чего-нибудь да стоит», – подумала я, вымокая под теплыми каплями дождя. На дорогах широкие лужи. Без зонта на улицах, кажется, только я одна.
При мрачном небе «Гордость Хэнтона» кажется еще темнее, чем есть на самом деле. Бегом поднимаюсь по широкой лестнице и ныряю в карусельную дверь, сразу ощутив тепло. В холле на меня в упор смотрит администратор, у него потрясенный взгляд, еще двое за стойкой администрации увлечены работой и меня не замечают.
Капли воды текут у меня по лицу, и я поспешно вытираю влагу тыльной стороной руки. Быстрым шагом иду в дамскую уборную. За мной шумно закрывается дверь. Смотрю на себя в зеркало. Печальное зрелище. Будто я из душа, причем принимала его в одежде. Мое зеленое платье теперь кажется черным.
Салфетками вытираю лицо и шею, но толку от этого немного. Большего уже не сделать, и мой взгляд стал еще тоскливее, чем внешний вид. Разве можно идти на встречу вот так?
– Гррр… – хлопнула ладонью по раковине и вышла из уборной.
Когда я вошла в лифт, на меня не взглянул только ленивый.
«Да! Да! Да! Я похожа на крысу, мокрую и противную. Убейтесь!» – со злостью подумала я. Когда нажала на кнопку девяносто девятого этажа, с некоторых лиц мгновенно сошла маска осуждения.
– Добрый день! – поправляя мокрые волосы, приветствую я секретаря Хэнтона.
– О боже… – глаза девушки округлились, и она сразу протянула мне салфетки.
– Не поможет.
– Миссис Стоун. Два часа, – проверяет Дэйзи запись в графике. Убирает салфетки на место.
– Верно.
– У мистера Хэнтона еще не закончилась встреча. Подождите немного.
Я кивнула и тихим голосом говорю:
– Я не отказалась бы от кофе.
Мне приятно видеть отсутствие удивления на ее лице. Девушка в строгом коричневом платье спокойно приготовила для меня кофе. Один только запах восхитительного напитка приводит в чувства.
– Спасибо! – благодарю я и сразу делаю глоток.
Встреча Джона закончилась через двадцать минут. Из кабинета вышли серьезные мужчины в деловых костюмах. Лица у них неслабо озадачены.
Дэйзи заглянула в кабинет:
– Миссис Стоун, – докладывает она, а затем оборачивается ко мне и разрешает войти.
Когда за мной закрылась тяжелая дверь и я увидела Джона, сердце выдало неровный ритм. Высокий мужчина смотрит на черное небо над Данфордом, рукава его белой рубашки засучены по локоть, а руки упираются в бока.
– Здравствуй, Джон, – сказала я и мужчина медленно-медленно обернулся ко мне. Немного сердитое лицо стало мягче. Осмотрев меня с ног до головы, Хэнтон шумно выдохнул.
– Ох, Анна, ну что мне с тобой делать, – тихо говорит он и проходит к рабочему столу. Снимает со спинки кресла свой пиджак, подходит ко мне, накинув его мне на плечи.
Взгляд мужчины скользит по линии декольте мокрого платья, и я смущенно поправляю влажные волосы. Мои движения получились неловкими, и уголок губ на лице Джона лениво приподнялся вверх.
– Идем, – сказал он. Мужчина направился к выходу, а я едва поспеваю за ним.
Заходим в лифт. Пока двери закрываются, вижу сосредоточенное лицо Дэйзи. Она стучит по клавишам печатной машинки, оставаясь совершенно безучастной ко всему, что происходит вокруг.
Лифт бесшумно пополз вниз. Мы в нем только одни, и в воздухе возникло знакомое напряжение. Мгновенно нахлынули воспоминания и мои щеки запылали. Расправляю плечи, прогоняя наваждение.
– Куда мы направляемся? – спрашиваю я.
– К юристам.
Мы вышли на семьдесят третьем этаже, прошли мимо стойки администрации и направились прямо по коридору.
Кабинет юристов – это два окна, два стола и море бумаг. Бумаги и папки везде: на столе, на шкафу, в шкафу, около шкафа, на подоконниках и даже на столике с кофе и чаем. С первого взгляда может показаться, что в этом хаосе ничего найти нельзя, но так только кажется.
Хэнтон уехал рано утром, пока я еще спала. Когда проснулась, приняла душ и с чашкой горячего кофе вышла на балкон. Тучи рассеялись, над Данфордом поднимается солнце. В прохладе утра чувствуется сильная влажность.
Нашла визитку Джеферсона. Сняла трубку и набрала его номер.
– Джеферсон у аппарата, – тут же рявкнул юрист.
– Анна Стоун, – с некоторым замешательством говорю я. – Патрик, мои документы по-прежнему у вас?
– Они у Хэнтона.
– Что? Почему?!
– Спросите у него самого, – предложил Джеферсон. После чего бросил чопорное «до свидания», и посыпались короткие гудки.
Во мне бушуют тревога и злость. Набираю номер Хэнтона. Ответила Дэйзи. Девушка перевела звонок на Джона, и я услышала его спокойный ровный голос:
– Доброе утро, Анна.
– На каких условиях ты готов вернуть мне документы? – резко спрашиваю я.
На короткое время образовалась неприятная тишина, и мужчина серьезно заговорил:
– Верну их в любое время, когда не останется причин верить, что ты натворишь глупостей.
Уголки моих губ разочарованно опустились вниз. Очевидно, вчера я была не так убедительна, как хотела в это верить.
– Так нечестно, Джон, – со злостью выдохнула я. – Ты не можешь так поступать. Я приняла решение!
– Плохое решение, – уверенно изрек он.
– Том может согласиться на развод… – опять попыталась я.
– Он не согласится, – в его голосе компромисса нет, и я устало прикрываю рукой глаза. Нет никакого смысла продолжать этот разговор. Это тупик.
– Твое решение окончательно? – без надежды на другой исход спрашиваю я и получаю вполне ожидаемый ответ:
– Да.
И вот эти знакомые чувства. Снова! Безысходность. Зависимость. Бессилие.
– Благодарю за уделенное мне время, мистер Хэнтон, обещаю беспокоить реже.
Черная трубка сразу упала на телефон.
Скрипя зубами, взяла со стола оставленные Джоном деньги и сделала то, чего Хэнтон просил меня не делать. Отправилась в Гринпарк.
Дом на Солнечной улице оставался пуст. Меня не было здесь только день, а кажется, будто прошла уже вечность.
В первый день я радовалась своему решению и своему одиночеству в этом доме. Ходила по дому, слушала радио и даже почитала скучную книгу. Джон не звонил. Том тоже не звонил. Так и прошел день, спокойно и тихо. Второй день ничем не отличался от первого, а на третий я начала скучать…
Четвертый день был самым трудным, от безделья я начала сходить с ума. В том, что мой рассудок временно помутился, сомневаться не приходится, ведь с некоторой степенью удовольствия я смотрю передачу по кройке и шитью.
Еще пара дней, и вернется Том. Что я буду делать, если разговор с ним пойдет не так, как нужно? Вернусь в Данфорд? Время – хороший доктор, ведь такая перспектива больше не злит меня так, как это было сперва.
С одной стороны, мое возвращение в Данфорд будет означать, что я проиграла Джону нашу маленькую войну принципов. А с другой стороны, с той, что абсолютно свободна от разногласий, что разделяют нас с Хэнтоном, я очень хочу воспользоваться возможностью жить в его квартире. Несмотря ни на что.
Самые большие трудности, с которыми приходится сталкиваться в этой ненормальной реальности, упираются в деньги. Мне непривычно быть той, что неспособна обеспечить себя даже малым достатком. При моей прежней жизни у меня всегда были возможности, а теперь они ограничены волей мужчин.
Провести неделю одной в доме достаточно тяжело – это время кажется вечностью. Ведь я так ни разу не ушла дальше калитки дома 68 на Солнечной улице. От скуки даже стало нравиться выходить к качелям, чтобы посмотреть, как по узким тротуарам ходят люди. Никогда бы не подумала, что утренние приветствия с соседкой Ани-Мари могут доставить удовольствие.
– Доброе утро! – приветливо машет она мне рукой. У нее аккуратная прическа с ненавязчивыми завитушками на плечах, яркие алые губы и красивое синее платье. И так каждый день, чтобы пройти сто метров к магазину – единственному на весь городок.
– Доброе утро! – отозвалась я, растянув на лице вполне искреннюю улыбку.
Магия живого общения!
Скоро должен приехать Том. Начинать с ним диалог о разводе в условиях нечищеного дома и при отсутствии адекватной еды было бы неразумно. Поэтому за день до его приезда я взялась за уборку и сделала ее в своем стиле. Без фанатизма.
То же и с едой – в духовке я приготовила индейку в кисло-сладком соусе. Готовила строго по рецепту в книге, никакой самодеятельности, но получилось не так, как на картинке. Немного расстроилась, но больше разозлилась. Бросила книгу в ящик, чтобы глаза мои ее не видели!
Я стою у огромного окна в кабинете Хэнтона. Вид из него фантастически великолепный и страшный.
Теплые руки вдруг сжали мне талию, и у самого уха слышу шепот Джона:
– О чем ты думаешь?
Укладываю свои ладони поверх его рук. В груди растекается приятное тепло.
– О тебе, – с улыбкой на губах говорю я. Но улыбка гаснет быстро. – Ты очень далеко.
Мужчина мягко развернул меня лицом к себе, и я с нежностью посмотрела в серую сталь его глаз, не сразу осознав, что спиной прижимаюсь к гладкой поверхности стекла. Я не хочу прижиматься к стеклу. Это девяносто девятый этаж!
Стекло за спиной вдруг исчезло. Я не вижу этого, но хорошо чувствую и цепляюсь за мужчину поистине мертвой хваткой.
За моей спиной пропасть, но мужчина крепко держит меня. Джон не боится пропасти. В его руках безопасно.
«Завтрак!» – вторгся в сознание чей-то голос, и я сразу распахнула глаза.
Удивленно моргаю, не сразу сообразив, где нахожусь. Огляделась вокруг и сразу плюхнулась обратно на подушку.
– Завтрак! – опять прогремел чей-то голос в коридоре.
Уже завтрак? Неужели я спала так долго.
Поднимаюсь с кровати, плотнее запахнув свой халат. Открываю дверь и выхожу в коридор. Фигуры в серых пижамах, покачиваясь, идут в столовую, а я следую за ними.
Для большой больницы столовая мала, но радует, что она белая и чистая. Радует, что она вообще есть, и, быть может, я не умру от голода. Беру поднос, встаю в очередь и получаю кашу. Неаппетитно.
На мое смиренное «спасибо» женщина на раздаче ответила угрюмым взглядом.
Двигаюсь дальше и беру для себя ломтик хлеба и кружку, доверху наполненную чаем.
Сажусь за свободный стол в дальней части столовой и кривой алюминиевой ложкой пробую на вкус скользкую жижу, что должна называться овсяной кашей. На вид отвратительна и на вкус не лучше. Скривив лицо, отодвинула от себя тарелку.
Слышу смешок впереди себя и поднимаю взгляд. Молодая женщина с соседнего столика растянула губы в широкой улыбке, обнажив пожелтевшие и больные зубы. Я вздрогнула, когда она посмотрела на меня, и улыбка женщины мгновенно погасла, взгляд ее стал по-звериному хищным. Невероятно худая женщина за тем же столом обернулась ко мне, оценив недружественным взглядом.
Поспешно опускаю глаза, придвинув к себе чай. Тихонько осматриваюсь, пока взгляд мой не уткнулся в особу в шелковом пеньюаре синего цвета. На ее тонких ножках тапочки с кокетливым пушком на носике. Ее внешний вид меня озадачил, ведь это не больничная одежда.
У женщины бодрое лицо и аккуратно причесанные волосы. У нее на лице есть легкий макияж. Когда за тот же стол села другая женщина, она надкусила ломтик хлеба, взяла кружку и лениво побрела из столовой. Я хотела поступить так же, но меня остановили.
– Посуда остается здесь, – вытянул перед собой руку дежурный санитар.
Удивленно моргаю, но быстро все понимаю. Поспешно выпиваю чай и ставлю кружку на стол. Спешу вслед за женщиной и сразу натыкаюсь на мисс Миллер.
Резкий и жгучий удар по щеке выбивает из головы все мысли. Я пошатнулась, рукой ухватившись за стену. Остолбенела. Поднимаю на женщину недоуменный взгляд, удерживая пальцы на полыхающей огнем щеке.
– Если я сказала перед завтраком быть в процедурном кабинете, значит, ты должна быть в процедурном кабинете! – ядовито сказала она, и ее алые губы сжимаются в тонкую линию. – Завтракала? – рявкнула она так, что я вздрогнула.
Необдуманно киваю, на что получаю новый болезненный шлепок уже по другой щеке.
– Санитар!
Подошел крепкий мужчина, лицом напоминающим кирпич.
– Отведите миссис Стоун в душевые, – ее слова прозвучали как приговор.
В сознание вторгся ужас. Опять?!
– Нет! – взмолилась я. – Нет, Ингрид, нет!
Мужчина тащит меня вдоль белого коридора, а я сопротивляюсь.
– Отпусти меня! Пусти! – сильно кусаю его за руку и тот ударил меня о стену. В голове возникла сильная боль. Стекаю на пол, не до конца поняв, что произошло. Санитар опускается на корточки и внимательно всматривается мне в лицо. Переборщил, но не сожалеет. Схватил и, словно тушку животного, перевалил меня через плечо.
В ушах стоит странный звон.
Когда моргнула – я была уже в лифте. Как мы так быстро оказались здесь?
Когда моргнула опять – перед глазами возникли начищенные черные туфли мисс Миллер.
Слышу, как со скрипом отворилась железная дверь, а спустя мгновение санитар осторожно положил меня на холодный кафельный пол. Я часто заморгала, всматриваясь в серый потолок. Сознание вернулось окончательно, но зрение все еще подводит. В условиях полумрака все выглядит темным и размытым.
– Как самочувствие? – спрашивает меня мисс Миллер.
На выходе из столовой меня ждет старшая медсестра. Когда увидела ее, по телу пробежала крупная дрожь. От страха мой живот скрутило и я пошатнулась.
– За мной, миссис Стоун, – сухо сказала она. Сразу разворачивается на каблуках и уходит вглубь коридора, собрав руки за спиной.
Меня никто не тащит, никто не бьет и не угрожает. Отчего-то становится еще страшнее.
Следую за мисс Миллер, а непослушные ноги так и норовят свернуть в любое коридорное разветвление. Женщина с взглядом волка показывает мне на серую стальную дверь.
– Здесь ваша одежда, когда будете готовы, пройдете к стойке регистратуры прямо по коридору.
Я посмотрела туда, куда показывает женщина. В конце коридора двери открыты, и я вижу холл больницы. Завидев склонившегося над бумагами Джеферсона, остолбенела.
– Да, – быстро опомнилась я и нырнула в комнату перед собой.
На столе коробка с моей одеждой. Вынимаю из коробки свои вещи и, молниеносно стянув с себя больничную одежду, надеваю зеленое платье. Выхожу из комнаты и почти бегом направляюсь к Джеферсону.
На стойке регистратуры суровый юрист заполняет медицинские формы, а рядом контролирует процесс главный врач. Мистер Андерсен улыбается мне, а я ему – нет.
– Мистер Джеферсон. Как же я вам рада!
– Что с вашей головой? – вместо приветствия юрист потребовал ответ на предмет рассеченного лба.
– В душевых скользко. Такое бывает, – вместо меня отвечает врач.
Мой взгляд стал суровым, а мистер Джеферсон терпеливо ждет ответа от меня.
– Такое бывает, – мрачно подтвердила я. Патрик ответом остался недоволен; наградив врача уничтожающим взглядом, протягивает мне бумаги:
– Подпишите их, миссис Стоун.
Опускаю на бумаги глаза, а там отказ от всяких претензий к руководству больницы, ее врачам и прочему персоналу, никаких претензий к методике их работы.
Не удивлена, но подписать все равно непросто.
– Это надо сделать, – говорит юрист, интонацией и взглядом подсказывая, что по-другому никак. Все понимаю, и стиснув зубы, ставлю простейшую закорючку в конце страницы.
Остальные формы определяю как обычные, потому подписываю без противоречивых чувств. Вот только на банковской выписке заметно долго задерживаю взгляд. Там значится, что Анна Стоун имеет счет в банке Данфорд на сумму сто тысяч баллионов! Сразу за выпиской приложен договор аренды на квартиру. Просматриваю детали – арендодатель Стив Гудвик.
– На выписке и первой странице договора ставьте подпись, – сказал Джеферсон.
Безропотно выполняю указания юриста, поставив на документах две простые закорючки.
– Очень хорошо, – доволен врач. Сгребает все в свои руки. – Все формальности улажены и…
– Прощайте, – отрезал юрист и ведет меня к выходу. За спиной захлопнулись тяжелые больничные двери, подул ветерок и солнце светит так, как, казалось бы, никогда не светило раньше.
– Как ощущения? – спрашивает мистер Джеферсон, немного щурясь на солнце.
Мои губы растягиваются в блаженной улыбке и, вытянув подбородок к небу, говорю:
– Теперь я знаю, как чувствуется свобода.
Недалеко припаркована маленькая оранжевая машина, округлая, с большими вытянутыми глазами. Автомобиль напоминает ту модель, что называют «жук» в привычной мне реальности. Эта модель популярна в Данфорде.
Я удивлена, ведь мне представлялось, что Джеферсон живет в большом доме и пользуется дорогим автомобилем.
Патрик не потрудился открыть для меня дверь машины, крикнув из салона, что ручку надо дергать сильнее. Усаживаюсь в пыльный салон и с глупой улыбкой говорю:
– Вежливость не ваш конек.
Джеферсон угрюмо хмыкнул, а я добавила:
– Вы мне нравитесь.
– Я делаю то, что хочу, а не то, что хотят от меня другие.
– Тоже попыталась.
– И чем это обернулось? – упрекнул он, а затем громко: – Вы не можете себе позволить делать все, что вам вздумается, особенно сейчас. Следует быть осторожной и продумать хотя бы три шага вперед, миссис Стоун, а лучше десять. Особенно сейчас, – выруливает к асфальтированной дороге и с невеселым смешком добавляет. – И тогда я смогу работать не на вас одну.
– Договорились.
– А еще лучше обсудите со мной любые намерения, прежде чем воплотить их в жизнь!
Не хочу слушать упреки Джеферсона слишком долго и тут же спрашиваю:
– Патрик, а зачем выписка и договор?
– Мистер Джеферсон, – прохладно поправил он.
– Вам неприятно, что я обращаюсь к вам по имени? – удивилась я.
В этой реальности нет интернета, соцсетей и всезнающего гугла, поэтому телефонная книга в помощь. На серых страницах много людей с фамилией Коллинс, но Клайд среди них только один.
Уже месяц прошел с того дня, как мне удалось уйти из больницы, поэтому я не сильно рассчитывала, что мистер Коллинс вспомнит мое имя вот так сразу. К моему удивлению, он вспомнил и, не задумываясь, согласился встретиться со мной.
Энтузиазм Коллинса меня несколько озадачил. Все время, что иду к скромному кафе на углу Второй центральной и Шестнадцатой западной улиц, чувствую легкое беспокойство.
На фоне серого фасада скучного здания пурпурная вывеска «Старый друг» бросается в глаза сразу. В кафе приятная атмосфера и мало людей. Я сняла пальто и зацепила его на стоячую вешалку возле дверей. Мужчина с завязанным на поясе фартуком проводил меня за лучшее место из тех, что мог мне предложить. Я предпочла бы сесть у окна, но эти места уже заняты, потому безропотно опускаюсь за столик у глухой стены.
Услужливый официант подает мне меню, но я прошу только чай. Я проголодалась, но все равно кусок в горло не полезет, пока не будет позади столь ответственный разговор.
С протяжным скрипом открывается дверь, но это не Клайд Коллинс, две молодые девушки снимают верхнюю одежду и вешают ее рядом с моей.
Мой взгляд метнулся к часам на стене – доктор Коллинс опаздывает.
Еще через пять минут вошли мужчина под руку с женщиной, и только за ними появился Клайд Коллинс. На нем серое пальто, а на шее завязан однотонный бордовый шарф.
– Прошу извинить меня, – сказал Коллинс, накинув пальто на спинку соседнего стула. Садится. – Надеюсь, я не заставил вас слишком долго ждать.
– Пятнадцать минут, – в моем голосе нет упрека, просто констатация факта.
С любопытством смотрю на мужчину. Странно видеть мистера Коллинса без белого халата и вне стен больницы. Такое чувство, будто в голове ломается некий стереотип об этом человеке и сознание пытается принять истину, что вне работы он может выглядеть как-то иначе. Как сейчас, например, быть не доктором, а привлекательным мужчиной в синей рубашке выходного дня.
Когда подошел официант, Коллинс заказал только кофе. Удобнее расположившись за столом, мужчина обратил на меня прямой взгляд:
– Как вы себя чувствуете? – спрашивает он у меня.
Прежние мысли испарились мгновенно.
– Это не психотерапия, доктор, – с доброй усмешкой напоминаю я и сразу перехожу к делу:
– Ева Нельсон. Знаете ее?
– Да.
– Я хочу, чтобы ее перевели к вам. Это возможно?
Мужчина не изменился в лице, но взгляд стал очень проницательным.
– Зачем вам это нужно?
– Я хочу помочь ей, и лучший способ это сделать – найти возможность перевести ее к вам, – внимательно слежу за его реакцией. – Я хочу, чтобы вы ее выписали, доктор Коллинс, – подумала немного и поспешно добавила:
– Разумеется, при условии, что она здорова и никак иначе.
Доктор неспешно отлипает от спинки стула, на столе скрепляет пальцы в замок, поддавшись немного вперед.
– Почему вы решили, что с этой задачей не справится лечащий врач мисс Нельсон?
– Ева спит с ним, – прямо заявляю я. – Если вы хоть сколько-нибудь представляете, что он за человек, то должны понимать, что Еву Нельсон он не выпишет никогда.
– Зачем она это делает? – хмурится Коллинс.
– За привилегии, конечно! Только так ее существование хоть как-то напоминает жизнь, – также нахмурившись, пытаюсь втолковать ему я. – Не говорите мне, что вам это неизвестно!
Удивление в его глазах сменилось спокойствием.
– Она не верит, что когда-нибудь выберется оттуда, – горячо продолжаю я. – Ева Нельсон в отчаянии, понимаете, доктор Коллинс?
Его глаза резко метнулись в сторону, и мужчина снял руки со стола, облокотившись о спинку стула. С некоторым недовольством мне пришлось замолчать, пока тихий официант ставит перед Коллинсом кофе.
– Если дело в деньгах, мы можем это обсудить, – тихонько добавила я, когда мы снова остались одни.
Немного подумав, Коллинс заговорил:
– Предположим, я сделаю то, о чем вы меня просите, но взамен я действительно хочу кое-что от вас получить, и это не деньги, – так же тихо говорит он.
Пришло время удивляться мне, а доктор продолжил:
– Я работаю над диссертацией и рассчитываю, что ваша история станет частью моей работы.
– История о чем? – насторожилась я.
– Вашей жизни. Что вы помните, что чувствуете. Хочу узнать, кто вы, и если готовы рассказать мне все… как исповедь в церкви, тогда и я готов позаботиться о том, чтобы мисс Нельсон перевели ко мне.
Я провалилась в сон, едва коснувшись головой подушки. Наверное, я действительно устала, ведь даже снов не вижу, в сознании бесконечное черное ничто, из которого вытянули громкие звуки разорвавшихся снарядов фейерверка.
Спустила ноги на прохладный пол и подошла к балкону. Разноцветные огни растекаются на черном холсте ночного неба.
Этот город что-то празднует.
На часах одиннадцать, а сна уже нет. Ну и что теперь делать?
Разорвались новые снаряды фейерверка, и в небе появились красные, синие и желтые огни.
Взамен пижамы натянула брюки и сиреневый джемпер. Вышла из апартаментов и негромко стучусь в белую дверь Джона, но в ответ тишина. Очевидно, он не разделит со мной этот вечер.
Я спустилась в просторный холл гостиницы и подошла к стойке администрации.
– Чем могу помочь, мисс? – мужчина за стойкой смотрит так, будто ему невероятно важно, что я ему скажу.
– Я видела фейерверк. Сегодня праздник?
– Да, мисс, в Юдеско открыт новый вокзал. Теперь стилпоезда будут двигаться по направлению к Илсити через горы Ханди.
– Ах, дорога в Илсити, – вспомнила я. С завершением строительства этой дороги Джон намеревался поздравить своего партнера.
– Для вас подготовить машину? – спросил служащий.
– Да, спасибо!
Вокзал Юдеско возвышается над низкими постройками на окраине города и поражает своим великолепием. Уличные фонари вокруг серого здания бросают тени на рельефные композиции фасада, и на фоне мелко сыплющегося снега создается впечатление чего-то загадочного и неповторимого.
В поздний вечер на улице холодно, но, несмотря на это, здесь сотни лиц. Я вдыхаю морозный воздух, а изо рта вырывается облачко пара. Я плотнее закуталась в тоненькое пальто и, глядя в довольные и живые лица незнакомцев, по снежной дорожке миновала привокзальную площадь.
Люди толпами заходят и выходят в двери грандиозного здания. Я в том потоке, что ныряет в вокзал.
В вестибюле стоит интересный экспонат: скульптура человека в натуральную величину, а за его спиной стилпоезд. Под ногами холодной статуи табличка: «Филипп Гроуз. Создатель первого стилпоезда. 1886 год».
У статуи будто живые глаза, а еще добрая улыбка. Осанка прямая, а руки широко разведены в стороны, словно этот человек раскрывает обществу двери в новый мир, чтобы показать чудо технологии, которое его изменит.
У статуи очень гордый взгляд.
1886 год! Семьдесят лет назад был изобретен первый стилпоезд. Выходит, Юдеско празднует не просто открытие нового вокзала, город празднует юбилей индустрии.
В этой реальности она появилась поздно, но как поражает скачок развития! Всего за семьдесят лет стилпоезд стал таким, каким я вижу его сейчас. Это невероятно. Вместо привычных мне шпал да рельс используется сплошное стальное полотно, а двигатель стилпоезда способен работать на нефти и на энергии, получаемой в результате контакта больших стальных колес со стилпокрытием.
Обхожу статую и смотрю на стилпоезд: короткий, обтекаемой формы, черный стилпоезд не просто экспонат – он настоящий. Если с небольшого помоста его спустить на стилдорогу и привести в движение, уверена, он поедет.
Еще раз взглянув на статую Филиппа Гроуза, иду через вестибюль в центральный зал.
Этот зал спроектирован по типу триумфальной арки. Мой подбородок поднялся высоко вверх – выглядит величественно. Для облицовки стен и пола преимущественно использованы желтый мрамор и гранит, создается впечатление, будто зал сделан из золота.
Повсюду ходят люди. Мужчины и женщины улыбаются, смеются и пьют шампанское. Среди толпы ходят представители прессы и время от времени в разных местах возникают яркие фотовспышки.
По левую сторону зала тянется ряд банкетных столов для жителей Юдеско, на них разложены разные вкусности и бесконечные бокалы с шампанским. Обслуживающий персонал в красных фраках следит, чтобы столы всегда оставались полными.
По другую сторону зала на стальной дороге стоит красный локомотив с черными колесами. Под окнами вагона первого класса тянется золотая строчка: «Технология будущего».
Золотую надпись на красном фоне видно даже издалека.
Я спустилась по ступеням – их несколько – и подошла к банкетному столу. Беспрепятственно взяла бокал с шампанским и поднесла его к губам, вмиг осознав, что хочется все же горячий чай.
С соответствующим вопросом обратилась к молодому мужчине в красном фраке, но чай он мне предложить не смог, зато порекомендовал горячий лимонад, его подают в одной из палаток на улице.
Не знала, что лимонад бывает горячим.
Я не успела поставить бокал с шампанским на стол – меня толкнули и золотистый напиток растекся по бокалу и рукам.
– Ох, мне очень жаль, – виновато пролепетала девушка. За оправой вытянутых вверх очков совершенно потерянный взгляд.
Я проснулась далеко за полдень совершенно одна. Смотрю на часы и не могу поверить, что они показывают правильное время. Солнце высоко в небе, голова гудит как от похмелья.
Джона нет, и записки оставить он не потрудился. Но я догадываюсь, что он сейчас у реки Кавана и вместе с партнерами решает вопрос возведения моста. Но почему он меня не разбудил? Ведь я должна была отправиться с ним.
Принимаю душ, надеваю бежевые брюки и джемпер и, дождавшись, когда волосы высохнут, спускаюсь в ресторан. У самых дверей растянут плакат, извещающий, что после шести вечера дамы и джентльмены проходят в ресторан только в костюмах и платьях. Но сейчас не это время, а значит, в ресторан я прохожу свободно.
За высокой трибуной у входа никого нет, и я беспрепятственно занимаю место за круглым столиком у высокого окна. Над головой восемь больших люстр, а зажжены только три.
Официант в смокинге принял у меня заказ, на вопрос, на кого записать счет я уверенно называю апартаменты Джона.
У меня в распоряжении много часов свободного времени, как их можно провести в Юдеско?
После легкого завтрака, натянув перчатки на руки и повыше подтянув ворот пальто, ступаю на размокший на солнце снег. На улице прохладно и светло. Осмотревшись, побрела вниз по широкой, оживленной улице.
Юдеско по-своему интересен. Если Данфорд сделан из стали и бетона, то Юдеско возведен из кирпича и древесины.
Город большой и густонаселенный. Здесь любят цветы, каждый второй подоконник ими заставлен. Кафе, магазины и бутики на всякой улице – в большинстве своем семейные дела.
«Чем заняться в Юдеско?» – размышляю я перед входом в кинотеатр. Равнодушно смотрю на черные буквы на белом фоне – названия кинолент, которые ни о чем мне не говорят. Поразмыслив немного, делаю шаг вперед.
Когда с билетом в руках вошла в просторный холл с высокими потолками и винтовыми лестницами, сразу почувствовала некоторое волнение. Кинотеатр во многом напомнил мне театр или оперу. На золотистых панелях стен развешаны плакаты фильмов.
В полдень буднего дня в темном зрительном зале посетителей немного.
Когда приглушили свет и стало совсем темно, на большом экране появилась черно-белая картинка, а на ее фоне вдруг возникли зеленые титры. Сразу за титрами под тревожную музыку появляются красные и зеленые человечки – этот момент по замыслу создателей фильма меня должен был напугать.
Фильм страшно наскучил с первых минут просмотра, былого волнения нет и в некотором сожалении ухожу из кинотеатра.
Поскольку мне надоело бесцельно ходить по городу, я решила вернуться в гостиницу.
– Миссис Стоун, – окликнул человек за стойкой администрации. Я вопрошающе подняла на него глаза, и он услужливо добавил:
– Для вас оставили сообщение.
Принимаю с его рук белый лист с золотым тиснением, сразу под наименованием гостиницы аккуратным почерком записано: «К семи часам тебе понадобится платье».
– Когда оставили сообщение? – спрашиваю я.
– Позвонили около часа назад. Джентльмен не представился.
– Спасибо, – рассеянно благодарю я. Подумала немного и говорю:
– Мне нужна машина.
Мужчина за стойкой администрации согласно кивнул и сразу поднял трубку телефона.
Красное атласное платье в форме песочных часов мне к лицу. Четко очерченная талия и летящий роскошный подол напоминают раскрывающийся бутон цветка. Женственно, чувственно и элегантно. Мне нравится.
Когда я была готова и спустилась к ресторану, стрелка на маленьком циферблате моих наручных часов перевалила уже за семь.
Джон ждет меня у дверей ресторана, хмурится, заправив руки в карманы брюк. Я подхожу ближе, и взгляд темных серых глаз останавливается на мне. Если даже мужчина намеревался высказать свое недовольство, то теперь этого намерения у него нет.
Я улыбнулась ему и в ответ получаю сдержанную, но теплую улыбку.
Джон не предложил мне руку, и в ресторан мы входим плечом к плечу. Чтобы идти с Хэнтоном под руку, нужно быть в несколько иных отношениях, чем босс и его секретарь. Не сразу, но я это поняла.
На входе нас доброжелательно встречает человек в черном смокинге, перед ним высокая трибуна. Хэнтон представился, и мужчина, сверившись со списками, ведет нас к столу.
– Ты великолепна, – так, чтобы слышала только я одна, сказал мне Джон.
– Благодарю, – так же тихо, отвечаю я. – Ты уехал один. Почему?
– Ты здесь ради твоего и моего удовольствия. Тебе не обязательно ехать со мной десятки километров по разбитым дорогам, – сказал мне Хэнтон, а я приуныла. Он заметил. – Ты расстроена?
– Я хотела поехать, – сказала я и тут же в замешательстве нахмурила взгляд. Мы еще не подошли к столу, но я уже вижу восторженное лицо Майкла Гроуза.
На вокзале Юдеско собралось много людей, все они хотят стать частью важного события города – увидеть первое отправление нового стилпоезда по направлению к Илсити через горы Ханди. Этот маршрут в разы короче того, что проложен длинной дугой у подножия гор, ибо раньше не представлялось возможным проложить путь через холодные и неприступные Ханди.
– Технология будущего еще раз доказала, что для нее нет ничего невозможного! – восторженно объявил Майкл Гроуз, окруженный репортерами в вестибюле вокзала. В темном, распахнутом настежь пальто и в серой шляпе, на фоне темной статуи своего великого предка, Майкл уверенно дает ответы на вопросы, демонстрируя фоторепортерам свою широкую и непревзойденную улыбку.
Майкл Гроуз не пытается поскорее уйти от репортеров, ему не приходится даже терпеть их, он с энтузиазмом разговаривает с ними, а к некоторым даже обращается по именам.
Мне думается, что Майкл Гроуз всегда выступает от лица компании на торжественных событиях подобных этому, так легко ему дается эта роль!
Я терпеливо дождалась, когда репортеры наконец разойдутся и подошла к Майклу, чтобы выказать ему свои поздравления, а также лично поблагодарить за найденное для меня купе в стилпоезде – вчера, сделав ему звонок, я слабо рассчитывала на это.
– Вы бесподобны! – легонько аплодирую я.
– Тоже могу сказать и о вас, Анна – улыбнулся мне Гроуз.
Под руку с Гроузом идем в конец вестибюля, через высокую прямоугольную арку в центральный зал.
В свете дневного солнца золотистые стены центрального зала кажутся много ярче, чем при свете ламп в вечер, посвященный торжественному открытию вокзала.
Здесь больше нет банкетных столов, а взамен красного локомотива на стальной линии стоит стилпоезд насыщенного синего цвета, своими формами он напоминает самолет, только без крыльев. Стилпоезд разделен на несколько длинных вагонов, и под окнами вагона первого класса золотыми буквами значится: «Технология будущего». Того же цвета парные гигантские колеса по обе стороны машинного вагона.
– Как же вы его спрятали, мистер Гроуз? – поразилась я. С перрона, вздернув подбородок вверх, рассматриваю машинный вагон, где чуть ниже панорамного окна расположен большой круглый фонарь. В золотистом металле широкого ободка глубокая гравировка: «Технология будущего. Основатель Филипп Гроуз. 1886 год». Сразу под фонарем большими золотыми буквами выложено название стилпоезда: «Прогресс».
– Мы спрятали его в закрытом депо, – просто и с улыбкой ответил Гроуз. Мужчина смотрит на стилпоезд глазами победителя. – Перед вами, Анна, стилпоезд, которому по скорости, мощностям и комфорту нет равных в стране!
– Это еще предстоит оценить, – задумчиво изрекла я.
– Ах, Анна, ваши шпильки, – дружелюбно смеется Майкл, заглянув мне в глаза. – Я не знаком с вашим супругом, но хочу встретиться с этим необыкновенно терпеливым человеком.
У меня вдруг заболела голова.
– Что с вами? – тревожится Гроуз.
– Все в порядке, – рассеянно говорю я и отвожу свой взгляд к большой синей машине. – Майкл, как я пройду на стилпоезд, вы дадите мне билет?
Я почувствовала жар на своих щеках, отчего они становятся еще ярче. Смущенно смотрю на Майкла, а улыбка на лице мужчины опять стала обворожительной.
– Нет, вы пройдете со мной. Я провожу вас прямо сейчас, – бодро говорит он. Широким уверенным шагом Гроуз идет вдоль стилпоезда, а я поспеваю вслед за ним. У лесенки-подножки Майкл галантно предлагает руку. Опираюсь о предложенную ладонь и, украдкой взглянув на безмятежное лицо проводника в зеленой форме, беспрепятственно поднимаюсь внутрь.
Вагон первого класса похож на маленький дворец с роскошной декоративной отделкой, огромными окнами и дорогой мягкой мебелью.
– Майкл, по-моему, вы что-то перепутали… – тихонько говорю я, заметно удивляясь роскоши вокруг.
– Все в порядке, Анна, – уверенно заявил Гроуз. – Я уступил для вас свое купе.
– А займете какое? – смутилась я.
– То, что предназначалось вам.
– Майкл, я не могу, – возразила я.
– Я уже устроен и переносить вещи в другое купе не намерен, потому, Анна Стоун, у вас нет другого выхода, кроме как расположиться в вагоне первого класса, – Майкл Гроуз остановился перед широкой дверью в купе под номером один. Когда у меня приоткрылись губы, чтобы опять возразить, мужчина заговорил с едва уловимой улыбкой на лице:
– Не возражайте, я делаю это с удовольствием, потому не создавайте неловкость в столь благородном для меня деле.
Немного обдумав, в смятении говорю:
– Хорошо. Не буду.
– Вы чудо.
– Это правда, – зачем-то сказала я, а Гроуз рассмеялся.
3 ноября 1956 года стилпоезд отправляется в свой первый официальный рейс к Илсити через горную цепь Ханди, и я – часть этого события.