Анна в тридевятом царстве (СИ)

Глава 5

Утром, на рассвете, сосед разбудил Анну, дал ломоть хлеба и воды, потянул на улицу, где обнаружился вчерашний мужичок и телега. Лошадь, худая и утомленная, обреченно ждала, когда ее нагрузят корзинами с овощами, клеткой с курами и двумя седоками. Махнув рукой, неизвестный солдат дал сигнал к движению. Анна села, потом прилегла, как смогла, и задремала под тихие переговоры мужчин.

Куфштайн оказался, по сути, деревней у подножия гор и имел пристань на реке Инне: небольшой, довольно чистый, он тянулся вдоль реки и состоял из нескольких десятков каменных домов с черепичными или, если деревянные, обмазанные глиной, то с соломенными крышами. Дома стояли очень близко друг к другу. Посередине поселка располагалась торговая площадь, мощеная крупными булыжниками, с церковью наподобие готических соборов. Улица одна, тянулась вдоль реки и была обычной грунтовой.

Хенрик (он все-таки представился) потянул женщину за собой в таверну— единственную в городе, где взял номер на двоих и заказал ванну и еду через пару часов. Кстати, на церкви были башенные часы с одной стрелкой и боем.

Путешественники отправились на торг, где в одной из лавок приобрели новую одежду. Заодно немтырь, долго разговаривавший с хозяином лавки, выяснил, как и где нанять лодку для путешествия до Розенхайма.

— Да на пристани спросите, там много лодочников и купцов. На флейт попроситесь, а нет — так лодку наймите, только дороже будет. Грузовой корабль будет останавливаться реже, до нужного вам порта дойдете за пару дней при ветре. Можно и короткими отрезками на лодках, но беспокойства больше.

Хенрик прикинул количество монет и решил прислушаться к совету лавочника. Анна старалась меньше глазеть по сторонам, а потом плюнула и вертела головой во все стороны: было интересно. Город смотрелся как декорация исторического фильма: гомон, крики разносчиков на пристани, ржание лошадей и бой курантов, говор местных и суета мальчишек, бегающих под ногами. Хенрик постоянно оглядывался— боялся, что спутница потеряется. Но Воронцова бдила и от компаньона не отставала.

Флейт оказался судном с сужающимся к верху корпусом, высокими мачтами и узкими реями (именно на этих кораблях впервые был использован штурвал, что значительно облегчало управление судном). Оплатив места, Хенрик нанял ослиную повозку и вернулся с Анной в гостиницу.

Причиной такого передвижения стала боль в недавно затянувшихся ранах, о чем Воронцова догадалась по бледности и замедленности движений парня. В маленькой комнате, куда они с трудом поднялись, она развела бурную деятельность: знаками велела Хенрику раздеться, аккуратно обмыла его горячей (чудо!) водой, принесенной служками, велела, объяснив как смогла, пригласить лекаря, и уложила вояку на единственную кровать, от которой пахло полынью. Осмотр кожи вокруг ран успокоил женщину: воспаления не было, небольшое покраснение на ноге, скорее, результат потертости от узких штанов. Когда принесли ужин, среди прочих мисок она опознала плошку с медом и радостно намазала чистые порезы этим природным антисептиком, чем сильно удивила пострадавшего.

— Чего удивляешься? — правильно определила она взгляд парня. — Мед на многое способен, заживление пойдет лучше. Давай есть! Может, здесь по-вкуснее будет.

Анна Николаевна поставила поднос с двумя горшочками, тарелкой с темным хлебом и миской с медом на постель перед мужчиной и растерялась:

— А ложки — то где? Руками, что ли, лезть?

Хенрик улыбнулся, потянулся к суме и достал оттуда две деревянных ложки, отдал одну женщине и начал есть.

Аня поблагодарила и, перекрестившись мысленно, тоже попробовала варево. Вкуснее не было: нечто с овощами и мясом было горячим, сильно сдобрено перцем и солью и еще чем-то непонятным. «Совсем не умеют тут готовить, столько продуктов испорчено!» — подумала попаданка, но поела, куда деваться. Ложка меда примирила ее с ужином, а похожий на чай напиток заставил успокоиться.

Вайс отметил недовольство пришелицы готовкой, но виду не подал, ему и самому кушанье не понравилось. Однако для путешествия нужны силы, поэтому не до выкрутасов.

Вечер вымытые более-менее путешественники провели за игрой «угадай название»: показывая на предмет, Аня получала его аборигенное звучание, а в ответ называла русское. Язык действительно напоминал позабытый немецкий, но им не был, однако Воронцова стремилась расширить словарный запас и старалась запоминать названия крепко. Такие занятия они продолжали и в пути по Инне, длящемся с недолгими остановками больше трех недель. К приезду в поместье Вайсов Анна Николаевна могла поздороваться, поблагодарить, попросить о помощи и уловить общий смысл разговора, но сама вести беседу смущалась. Теперь в присутствии Хенрика она говорила меньше, боясь раскрыться, чем очень его огорчила, но по крохам мужчина все же собирал образ неожиданной находки и она ему все больше нравилась.

Путешествие в родные пенаты утомляло и раздражало мужчину: он привык преодолевать расстояния верхом и в малой компании, а тут пришлось тесниться в узких каютах или вообще в открытых лодках, если корабль останавливался в порту надолго, питаться сухомяткой (на флайте не было камбуза) или терпеть до длительной стоянки, находиться в замкнутом пространстве или на ветру без движения. Когда они, наконец, дошли до Крайбурга, откуда до замка отца оставалось около 3000 рут (примерно 12 км), он уже разве что не дрыгал ногами от раздражения.

А вот Воронцова была терпелива и сдержанна, хотя Хенрик видел и ее недовольство, и брезгливость, и печаль, тщательно скрываемую женщиной. Основное время она, конечно, молча, пристально рассматривала соседей, строения, пейзажи, вслушивалась в незнакомую речь, следила за ним (иногда останавливая от конфликта) и не жаловалась. Несмотря на то, что они проводили все время рядом, даже ночью, женщина не давала повода к иным мыслям в отношении него, кроме как спутника, подопечного или вообще, ребенка. Хенрика это задевало, но сделать он ничего не мог. Пока.

Попаданка хорошо держала лицо, но в душе до последнего надеялась однажды проснуться и оказаться в привычном мире. Нет, если отвлечься от тоски по дому, познавать окружающее было интересно и забавно. В целом, даже не побывав в той жизни в Европе, она по видеоклипам, фильмам, документальным сериалам могла представить и города, и села, и людей. Ну не совсем уж она была дремучая! Увиденное за это время было похоже на воображаемое, и нет.

«Все-таки это не реконструкция, это что-то иное. Эпоха похожа на Средневековье, или что там следующее было? Новое время, а! Одежда разнообразная, шерсть, шелк вон, на богатеньких, простолюдины во льне, но не совсем уж худые-то. И грязи особой на людях нет, моются точно. Женщины не забитые или это прислуга по-свободнее? Разбоя не случилось, слава богу! Кстати, верят-то в Христа, вернее, Спасителя, Мать его и Отца, крестятся по — нашему, а икон нет. Стекло варят, видела у капитана стакан в подстаканнике вроде, в последней гостинице одна дама в зеркало смотрелась, маленькое такое. Картошки нет, огурцы солить не умеют, сладкие какие-то подавали. Ни чая, ни кофе. Пиво слабое, фу! Водки нет тоже, херес или портвейн был- крепленое нечто с пряностями. Ну хоть здесь хлеб есть и черный, и белый, и эта их каша-малаша…Что ж так плохо готовят-то? Надо взять на заметку — чем мне тут на жизнь зарабатывать?»

Последняя мысль выбивала Анну Николаевну из мнимого равновесия только так. Привыкшая работать и содержать себя, женщина поняла, что в этой реальности применить свои знания она не сможет, потому как нет в них нужды. Ну, кому в эпоху лошадей и парусного кораблестроения нужен таможенный брокер или декларант? Да даже строительный сметчик! Бухгалтер — и то сомнительно: как ведется учет, какие системы измерений применяются, какие деньги ходят? Непривычные!

Впервые Воронцова ощутила свою полную, абсолютную бесполезность как профессиональную, так и социальную. Идти уборщицей, подавальщицей, прачкой? Нет, прижмет — так и пойдет, конечно! Да только обидно, черт побери! Это насмешка мироздания или партийное задание: выжить в квесте «пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что»? Впервые за тридцать-сорок лет Аня пожалела, что не имела хобби типа вышивания, вязания, плетения, мыловарения, не закончила химико-технологический, геологоразведочный или ветеринарный, пищевой, на худой конец, институт? Она даже на даче только сорняки полола да дом красила, не лезла на грядки и не носилась с рассадой, как соседка. И спортом, кроме лыж в школе, тоже не занималась. И научно-популярную литературу не уважала — скучно и сложно. Как ни напрягалась, никаких сведений о севообороте, особенностях кузнечного или столярного дела, астрономии и животноводстве, лекарственных травах или о составе асфальта и цемента вспомнить не смогла и бесилась от этого еще больше. В такие моменты она напоминала себе ученого кота из «Понедельник начинается в субботу» Стругацких, который приходил в неистовство от того, что не мог закончить ни одну песню или сказку, начинал орать, как в марте, и убегал с дуба. У нее в голове прям звучало отчаянное кошачье «Мряяаааууу!».

Хенрик Вайс замечал, что иногда Анна становится задумчивой, выпадает из действительности, а потом расстраивается. Что-то ее мучило, мужчина видел, но с вопросами не лез, чувствовал: рано или поздно она не выдержит и расскажет, пусть даже не зная, что он ее понимает.

Так и случилось, когда они прибыли в пункт назначения и остановились на ночь в гостинице: Хенрик решил привести себя и женщину в порядок перед встречей с отцом.

***

Крайбург Ане понравился: уютный такой городишко с домами в стиле фахверк, так ей нравившимся, мощеными узкими улочками, расходящимися по сторонам света от центра, большим готическим (именно)собором на торговой площади и кирпичной трехэтажной ратушей с застекленными мутноватыми окнами. Вокруг площади было несколько таверн, магазинчиков и лавок, толпились прохожие, выступали уличные артисты, развлекая народ. Воронцова немного увлеклась, и напряжение, копящееся на реке, отступило.

Видя, что женщина расслабилась, Хенрик, давно покинувший родные места, решил показать ей достопримечательности, а заодно и поесть в лучшем (по его мнению) ресторане под названием «Три кабана». Владелец заведения и его отец немного приятельствовали, поэтому визит Вайса вызвал бурный восторг герра Отто Шульца:

— Герр Хенрик, как я рад видеть вас в добром здравии! — полный румяный бюргер в белой рубашке под горло, длинном жилете и заправленных в высокие сапоги штанах, подскочил к сыскарю и затряс его руку в своей. — Как будет счастлив уважаемый генерал Вайс! Садитесь, я распоряжусь накормить вас лучшими блюдами! Не волнуйтесь, все за счет заведения! Эй, Мартин, быстро обслужи дорогих гостей!

По приказу хозяина молодой парнишка-официант споро протер столик и скамьи в дальнем углу, зажег свечи и проследил, чтобы пара мужчин удобно расположилась, а сам метнулся вглубь зала за кушаниями. Буквально через минуту на столе стояли большие глиняные тарелки с куском жареной свинины, окруженной вареными морковью, репой и кислой капустой, а по небольшим стопкам был разлит напиток бордового цвета, пахнущий виноградом. В высоком бокале обнаружились ножи и двузубые вилки, на колени гостям легли льняные полотенца, и официант поднес тазик с теплой водой для омовения рук.

Анна и Хенрик кивком поблагодарили парня и подняли тост. К ним присоединился хозяин:

— Кушайте, кушайте! Мясо парное, вино— из Пьемонта, вчера привезли партию! Я пока расскажу вам новости о батюшке. Нет, нет, герр Вайс в полном порядке, немного понервничал, получив приказ о вашей отставке, но ждет вас, да. Дела в поместье требуют внимания, а генерал …Это хорошо, что вы вернулись! Молодому проще мотаться по землям и приглядывать за делами. Как вам еда?

Анна жевала свинину и радовалась-наконец-то приличный вкус. Капуста не такая, как наша-без моркови, с тмином и чем-то еще, сильно кисло-сладкая, но на фоне того, что ей пришлось пробовать раньше-пища богов. Вино тоже не подкачало: в меру сухое, молодое, однако в голову ударило.

— Герр Шульц, ваша кухня, как всегда, хороша — польстил ресторатору Хенрик. — Давно я не ел так сытно и вкусно. Ваше здоровье!

— У меня есть сюрприз для вас! Новый напиток, только у меня его можно попробовать в городе! Экзотика из Аравии. Кофэ! Мартин, неси! — гордо сказал толстячок и выразительно посмотрел на гостей. Анна про себя ухмыльнулась молча, но изобразила интерес. Хенрик приподнял бровь в изумлении.

— Герр Отто, я только слышал об этом напитке, в столице он входит в моду. Говорят, облагает бодрящим эффектом и способствует перевариванию тяжелой пищи! Его, вроде, варят?

Ресторатор раздулся от собственной значимости.

— Мы не должны отставать от прогресса, в чем бы он ни выражался! Наши горожане достойны оценить новинку наравне со столичными гурманами! Вот, пробуйте!

На столе возникли глиняные чашечки и кувшинчик типа молочника, а носа коснулся знакомый запах кофе. Анна зажмурила глаза в предвкушении и сделала глоток…Упс! Проглотить удалось с трудом: это пойло было даже хуже, чем в дешевом киоске у метро! Под пристальным взглядом хозяина пришлось допить и поблагодарить. Но такой облом, боже!

Хенрик кофе уже пробовал и ему не понравился напиток — горький, терпкий. Но угодить Шульцу было необходимо, поэтому, изобразив наслаждение, он прикончил чашечку, порадовавшись ее малому объему. Незаметно поглядывая на Анну, обратил внимание на ее реакцию: сначала предвкушение, а потом досада. Кофэ ей не понравился: она явно знает толк в нем, поэтому расстроилась.

— Рад, рад, что вы оценили заморский продукт! Мы подаем его по утрам и только по одной порции. Дорого! Но для вас я сделал исключение. Вы, наверное, хотели бы отдохнуть? Номер готов. Утром вам подать карету или верхом? Ваш спутник так молод, коллега? — Хенрик кивнул.

— Герр Шульц, прошу оказать милость и заложить карету. Я после ранения, а мой товарищ плохо сидит в седле, увы. Я заплачу за хлопоты.

— Никаких хлопот, герр Вайс! Для меня честь помочь сыну уважаемого генерала. Отдыхайте и встретимся завтра. Доброй ночи!

***

Усталость и вино сделали свое дело. Аня опьянела, даже при наличии сытного ужина, а неудача с кофе подвела к точке невозврата: в номере Воронцова расстроенно уселась на высокую постель и разговорилась.

— Господи, ну за что? Даже кофе испортили! Вот что я буду тут делать, а? Как мне жить? — она повернулась к сидящему в кресле у кровати мужчине и продолжила. — Тебе хорошо, ты в своем мире, знаешь, что почем! А я? Ну, приедем мы в твой дом, а дальше? Что дальше? И отец, что подумает и скажет твой отец? Господи, а инквизиция здесь тоже есть? Меня отправят на костер? Нет, это если узнают, а я буду молчать как партизан! Тсс! И ты молчи, друг Вайс! Мне бы освоиться чуток! Ну, подруга, чтоб тебе икалось!

Потом Воронцова озвучила и сожаления об отсутствии навыков, знаний, профессии, — короче все, о чем думала по дороге сюда. Говорила, всхлипывала, досадовала, снова жаловалась на свою бесполезность, злилась на какую-то Ларису, грозила кулаком потолку. Немного помолчала, легла на спину и вновь затянула:

— Ну что я могу? Кофе варить? Так из-за нескольких чашек в день разве на работу возьмут? Да и стать у меня не та, чтоб клиентов привлекать, ха! Доска стиральная…А капуста отвратная, я тебе скажу! Испорченный продукт! Надо учить язык, грамоту. Мать твою, на седьмом десятке за парту… ОООО! Еще шить умею, Лариска всегда предлагала индпошивом заняться! Эх, бабуля, и что я тебя не слушала! Пироги печь умею, но где дрожжи, где духовка? У них тут только камины огроменные… Ну, не дурь ли — небо греть! Да печку сварганьте — и тепло, и польза! Нет, точно, что русскому хорошо, то немцу — смерть! Вчера пил с русскими — чуть не умер, сегодня опохмелялся с русскими— лучше бы я умер вчера! — после чего пьяно расхихикалась, закашлялась и шепотом поделилась с Вайсом:

— А вообще-то, парень, я боюсь, очень боюсь… И тебя, и отца твоего, и мира этого вашего. Чужая я, и мир чужой. Я никогда ни на кого не рассчитывала, все сама, ни на мужа, ни на другого мужика. А теперь вот к тебе прицепилась, не хочу, а куда деваться? Ладно, я немного освоюсь и отплачу тебе. как-нибудь. Я смогу! Не стоит прогибаться под изменчивый мир, однажды он прогнется под нас! Врешь, не возьмешь! В перестройку выжила, КОВИД пережила, и здесь справлюсь! Я Анка-пулеметчица! Получи, фашист, гранату от советского бойца— и она изобразила автомат — тратататата!

После чего закрыла глаза и отрубилась.

Хенрик слушал пьяную женщину и удивлялся, и жалел, и смеялся. Она была такой забавной! Этот последний звук, он что-то обозначал, угрожающее, как понял мужчина. И про смерть немцев ему понравилось. Она вроде его немцем называла. Шутка— он понял!

То, что ей страшно — не удивительно, а вот что она хочет работать — странно. Хенрик никогда не задумывался, чего может хотеть женщина, кроме нарядов, подарков, украшений. Ну, замуж, да. А вот работу? И ведь именно это сильно беспокоит Анну — невозможность работать! Не одиночество, не внешность, а самостоятельность! Она переживает, что ничего не умеет из того, что, по ее мнению, могло бы помочь ей устроиться в его мире. Это никак пока не укладывалось в голове Вайса.

Анна тихонько похрапывала, Хенрик улыбался. Все же забавная! Потом лег рядом с ней, не раздеваясь, обнял со спины и спокойно уснул.

***

Когда бывший лейтенант королевского сыска проснулся, Анна еще сладко посапывала, подложив руки под щеку. Мужчина встал, умылся и тихо выскользнул из номера. Обговорив с официантом поздний завтрак, отправился за покупками. Он не хотел, чтобы отец принял женщину за несерьезную даму, поэтому купил скромное закрытое платье зеленого цвета, нижнюю сорочку и панталончики, туфельки, пару серебрянных сережек (проколотые ушки он разглядел), кусок ароматного италийского мыла и вернулся в гостиницу. Там нашел ресторатора и уговорил продать немного кофэ и кувшин вчерашнего вина для отца. Потратив последние деньги, решил: пора будить женщину и отправляться в поместье.

Относительно трат Хенрик не переживал: по правилам службы, жалование ищеек хранилось в кассе заведения и выдавалось по запросу, в остальном они находились на полном обеспечении короны. За пять лет службы у него скопилась приличная сумма, которая должна была быть отправлена отцу вместе с приказом об его отставке. В этом Вайс не сомневался. Вряд ли командование решилось бы нарушить традицию. И дело не в обстоятельствах «ухода» лейтенанта. Просто герр Бенкендорф знал нрав старшего Вайса, а тот знал законы, поэтому мог поднять ненужный шум. Не стоили те талеры скандала.

— Анна, вставай, — прошептал мужчина и потряс Воронцову за плечо. — Нам пора, карета ждет.

Анна Николаевна с трудом открыла глаза. Голова болела и была тяжелой. С чего это ее так растащило? Она помнила, как пришла в номер, села и— все. Провал. Такое с ней бывало, к счастью, редко.

— Уже пора? Ладно. Прости, умоюсь и поедем. Чему быть-того не миновать-сообщила сама себе женщина и поднялась. Господи, она и спала одетая! Видок, небось, тот еще. Да и ладно! Не женихаться едет. А списать можно на неопытность.

Придя в себя от холодной воды и посетив кабинет задумчивости (ведро за перегородкой), Анна расчесалась, похлопала себя по щекам и сказала:

— Веди, Сусанин! Хоть к отцу, хоть в болото! Врагу не сдается наш гордый Варяг, пощады никтооо не желает! А, все равно не поймешь! Пойдем!

Хенрик чуть не расхохотался, но сдержался. Подбодрила!

***

Карета Шульца была маленькой, на одну лошадь, но пара разместилась. Ресторатор нагрузил их корзиной с гостинцами и пожелал легкой дороги. Хенрик не стал переодевать Анну в гостинице, чтобы не нарушать конспирацию.

До родного дома доехали примерно через пару часов. По мере приближения напряжение в карете нарастало. Вайс предвкушал встречу с отцом, Анна волновалась о том же, только с другой направленностью эмоций. Воронцова боялась до тошноты предстоящего знакомства. От этой встречи напрямую зависело ее будущее. Она даже из окошка кареты не выглядывала и не замечала тряски. Когда транспорт остановился и спутник покинул салон, Анна глубоко вздохнула, как перед прыжком, и тоже выбралась наружу.

— Оба-на! — вырвалось у нее. — Чтоб я так жил!

Карета стояла во дворе замка: квадратная площадка, выложенная каменными плитами, размером с баскетбольную, ограничивалась высокими каменными зданиями с трех сторон, в четвертой имелся проход — ворота с кованой железной решеткой, поднятой вверх. По углам квадрата-башни с конусообразными крышами, одна — выше остальных. Напротив ворот — трехэтажное мощное здание с узкими оконцами и двускатной черепичной крыше. По бокам — его двухэтажные близнецы. Двери главного здания распахнуты, и на лестнице наверху, заложив руки за спину и широко расставив ноги в высоких сапогах, стоит коренастый темноволосый мужчина в годах, прямой и крепкий, неуловимо похожий на ее спутника. Одетый поверх светлой рубашки и заправленных в сапоги узких брюк в темно-коричневый бархатный халат. Взгляд мужчины, пристальный и внимательный, направлен на нее. Не на сына.

«Момент настал, прими Гастал» — мелькнуло в голове попаданки. — Это пушистый северный лис, писец! Господи, помоги! Эх-ма, где наша не пропадала, даже если попадала!» — подбодрила себя Анна и поклонилась отцу Вайса.

— Приветствую вас, герр генерал! Спасибо, что приняли меня в своем доме! — эту фразу она выучила по дороге. После чего выпрямилась и открыто взглянула на старшего Вайса. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, не отводя глаз, Анна не моргнула, генерал не улыбнулся. Хенрик молчал.

— Сын, не ожидал, что ты привезешь женщину! — нарушил молчание хозяин замка. — Кто она и откуда?

Анна посмотрела на лейтенанта, а тот рассмеялся.

— Здравствуй, отец! Ты, как и прежде, прямолинеен и зорок! За месяц с лишним никто не заподозрил в моем спутнике женщину! — Хенрик подошел к отцу и обнял. — Я вернулся, отец!

Анна догадалась, что ее тайна раскрыта и расслабилась. Нет нужды притворяться и дальше. Генерал отошел чуть назад, осмотрел сына и тоже обнял. Ростом он был ниже отпрыска, но это не выглядело смешным: очень величественный дядька оказался старший Вайс! Отпустив сына, Карл Вайс оглядел и Анну:

— Как ее зовут?

— Анна Воронцова, — представилась попаданка по-русски.

Генерал выразительно глянул на сына:

— Московитка? Не похожа! Худа больно, но с характером. Потом расскажешь, — и первым вошел в дом.

Анна вздохнула, Хенрик взял ее за руку и повел вслед за отцом. Все прошло лучше, чем он ожидал. Анна понравилась отцу, дальше будет легче. Хорошо, что свидетелей диалога не было: карета уехала сразу, а встречал их отец один. Слуги выходить побаивались, зная крутой нрав генерала: попасть под раздачу никто не хотел. Вот встретятся, там и подтянемся.

Анна Николаевна не была в Европе, она вообще дальше Прибалтики с мамой не ездила. Командировки с мужем не в счет: там не до осмотров достопримечательностей было, да и Африка — не райское место. О замках феодалов только по школьным учебникам и паре фильмов и могла судить. Помнила, что сплошь— камень, холод и сырость, камины и солома на полу, узкие окна и гобелены на стенах от сквозняков.

Представшее перед ней помещение походило на представления о каменном мешке, но не полностью. Анна никогда не могла описать четко то, что видит, как-то не получалось. Вот видит, а словами передать картинку не удается. Но если коротко, то они вслед за хозяином вошли в большой темноватый зал, сразу окунувшись в прохладу — неприятную, промозглую, даром что на улице явно лето. Высоченный, метров десять, потолок, с него свисала на цепях огроменная люстра, сам потолок — из рядов темных до черноты, перекрещенных квадратами брусьев. По одной стороне шла галерея с балюстрадой, на которую вела неширокая лестница от входа, на другой стене, почти во всю длину — камин. Около него были расставлены несколько кресел и жаровен на треногах. Стена с третьей стороны завешана огромным гобеленом в батальной темой и длинный основательный стол, под ним — скамьи. Полы выложены гранитными плитами, по которым глухо печатались шаги гостей. Освещением служили канделябры со свечами по бокам камина, в котором тлели бревна.

Генерал присел на одно из кресел и жестом приказал им на остальные. Анна не стала ломаться, уселась и, не особо озираясь, приготовилась слушать. Пусть и не понимала почти ничего, но наблюдение за мужчинами могло помочь, да и тон разговора тоже давал пищу для размышлений.

Хенрик присел рядом с отцом.

— Хорошо, что цел и вернулся, бросив недостойное фамилии занятие. Я старею, хозяйство требует большого внимания, а ты знаешь, я не силен в таких делах. За последние годы доходы падают, арендаторы плохо платят и стремятся сбежать в город. Многие поля заброшены. Так что, сын, начинай хозяйничать.

Бывший лейтенант смотрел на постаревшего отца и ругал себя за небрежение. Еще в дороге он обратил внимание на заросшие земли, опустевшие дома в деревне и плохое состояние призамковой территории. Слава Спасителю, никаких стычек с соседями у них уже лет сто как не было, но вид некогда величественного родового гнезда удручал.

— Приказ о твоей отставке привез курьер, вместе с деньгами. Что ж, хоть одно за пять лет ты сделал хорошо — скопил деньги. На кое-какие потребности хватит, но не на все. — Карл Вайс вздохнул. — Ладно, это позже. Комната твоя готова, а девицу поселим в материной, ее подготовят после обеда. Пусть она отдохнет, поговорим без нее. Скажи одно — она проститутка? Рабыня сбежавшая? Как к ней относится?

Хенрик бросил взгляд на сосредоточенную попаданку и решительно ответил:

— Нет, отец, ни то, ни другое. Все гораздо интереснее и опаснее. И ей нужна легенда, способная защитить. И пусть пока побудет парнем.

Генерал вздернул бровь, тоже посмотрел на незнакомку и кивнул. Откладывать разговор не стоило.

— Тогда я велю Ванде разместить ее наверху и. Помыть, наверное.

Генерал громко позвал главу служанок, и в зал вошла высокая крепкая седая женщина в чепце и переднике поверх темного длинного платья.

— Приветствую вас, герр Хенрик — поклонившись, она с улыбкой обратилась к мужчине. — Мы все рады видеть вас дома! Обед будет готов через пару часов. Мыльня уже топиться. Вы с дороги, наверное, желаете освежиться?

Генерал подозвал экономку ближе и тихо сказал:

— Ванда, эта-он кивнул на Анну, напряженно прислушивающуюся к разговору- гостья, займись ею лично. — Экономка метнула взгляд на худую фигурку в соседнем кресле, сдержала удивление и понятливо кивнула. — Сама своди в мыльню, найди старую господскую одежду и размести в комнате Летиции. Пока никому не слова. Ступайте.

Экономка снова поклонилась, подошла к Анне Николаевне и жестом пригласила следовать за собой. Той пришлось подчиниться, тем более, что сопровождающий и хозяин дома одобрительно покачивали головами.

Когда женщины ушли наверх, Хенрик пододвинул кресло вплотную к отцу и заговорил прямо тому в ухо:

— Отец, это невероятно, но Анна— пришелица из другого мира и времени! Она не московитка, но говорит на их языке и не догадывается, что я ее почти понимаю! Представь, искать пять лет подобных ей по всему Северу и найти рядом с собой, раненым и брошенным коллегами, после ухода со службы!

Генерал лишился дара речи от откровений сына и масштаба проблемы. Некоторое время он пытался осмыслить сказанное, а потом оглушительно расхохотался, поразив младшего Вайса. Пока отец смеялся, хлопая себя по коленям и заливаясь снова, Хенрик испытал облегчение еще раз. Он знал своего родителя, и такая реакция на появление опасной находки в их доме свидетельствовала об одобрении генералом действий сына и оказании ему поддержки в сложном вопросе укрывательства женщины от короля и ищеек.

— Ох, какая приятная новость! Сын, как только представлю злость Бенкендорфа, живот того и гляди лопнет! А у ж наш — то королек! И поделом идиоту! — Генерал вытер слезы и, резко став серьезным, продолжил, — Никто не должен узнать, кто она такая, это ясно. И дело не в ней, а в нас. Король не простит тебя, да и меня, за сокрытие пришелицы. Значит, надо ей придумать правдоподобную историю. Займусь вечером, полистаю дневники отца, где-то было упоминание о родне на границе с Московией, может, выдать ее за родственницу? Или лучше, за потерявшую память случайную девицу, ради выживания переодевшуюся в парня? Ты-то, небось, уже думал об этом? — Хенрик кивнул. — Ну и что придумал?

Вайс-младший склонялся к варианту со случаем: родство ему в голову не приходило. Хотя могло и сработать. Надо еще раз подумать. А пока следует рассказать отцу о своих приключениях и об Анне.

Мужчины проговорили до самого обеда, и генерал был в гневе на подлость командования сына, рад, что тот вышел из беды целым и бросил, наконец, некрасивое занятие, осознав правоту отца. Относительно девушки он решил разобраться сам — интересно же!

— Так значит, она тебя выходила? При этом ничего толком не умеет, ну, по нашим меркам? Говоришь, она старше своих нынешних лет? Занятно. — Генерал походил по залу и вновь присел рядом с сыном. — И она работала? Сама? И ее род деятельности у нас применения не найдет, она считает? Что ж за мир у них такой? Выясним, надо срочно учить ее языку и грамоте. Что-то да есть, не может не быть, чтобы она совсем была для нас бесполезна! Но не переживай, я в любом случае не брошу человека, спасшего моего ребенка. А уж женщину и вовсе! У нее есть характер, определенно! А это немало! Так что, сын, со счастливым возвращением!

Мужчины обнялись, и разошлись: Хенрик — мыться и переодеваться, Карл — в кабинет, искать упоминание о родне.

Анна Николаевна впервые с момента попадания лежала в постели чистая. Непередаваемое ощущение! Легкость в теле и голове, грубое, но пахнущее свежестью белье на, пусть и неудобной, но отдельной кровати настроило женщину на лирическую волну. Аня вспоминала вчерашний день и вяло размышляла о том, что ей, в целом, повезло.

Ванда привела ее в комнату на втором этаже и знаками дала понять, что это-для неё. Аня стояла в комнате квадратов 20-ти с узким высоко расположенном окном, камином, жаровней в углу, кроватью под балдахином и двумя сундуками вдоль стены с окном. Кресло, нечто, напоминающее бюро из фильмов про помещиков, высокий стул с медным тазом и кувшином, шкура (медвежья?) на полу— вот и вся обстановка. Почему-то подумалось, что комната женская. Аня поклонилась слуге и поставила свою сумку на сундук. Света в помещении было мало, но что поделаешь? Пока гостья осматривалась, прислуга достала из сундука полотно, халат и кусок мыла темного цвета и потянула Анну за собой.

— Мыться, фрау— сказала она, и Аня улыбнулась. — Пойдемте.

Они шли по галере к противоположной от входа стене, где в самом конце Ванда открыла узкую дверцу и Воронцова с удивлением увидела местный туалет: дыра в каменном возвышении вроде консоли выходила за пределы стены и сквозь нее была видна улица, а ветерок, тянущий в дыру, это подтверждал. «Боже, это все летит вниз, что ли? Обалдеть! Уж лучше бы в горшок!»-подумала женщина, но понятливо кивнула, и сопровождающая вышла, оставив ее одну. Отказываться от использования удобств Аня не стала-не требовать же особого подхода?

Далее женщины спустились по другой лестнице и вышли на задний двор, где Аня снова вертела головой. Двор приличных размеров окружала каменная (кирпичная?) стена метров шесть высотой. Хозяйственные постройки располагались по одной стороне и давали представление о себе характерными запахами и звуками: конюшня, свинарник, коровник, птичник. Здесь же был колодец с воротным подъемом, огород за заборчиком и несколько деревьев и кустарников вдалеке. Ванда провела гостью по пыльной дорожке к неприметному деревянному сараю, оказавшемуся местной мыльней-баня для этой постройки слишком громкое название.

Деревянные стены, пол щелястый (чтобы вода стекала?), кирпичная плита, на которой грелась на треножнике в большом котле вода, а холодная стояла рядом, и две скамьи с деревянными бадьями-вот и все оборудование. Свет с трудом продирался сквозь окошко, затянутое какой-то пленкой (бычий пузырь, решила Аня).

Ванда показала, как черпаком набрать воду, куда сложить вещи и вышла, оставив приоткрытой дверь наподобие предбанника. Аня выглянула: там прислуга оставила для нее одежду и деревянные сабо на низкой полке. Поняв, что ей не стоит долго размышлять, женщина ополоснула бадью кипятком, набрала воды снова и, раздевшись, вымыла странным мылом голову несколько раз, потом вымылась сама, поливая себя водой из бадьи и воспользовавшись оставленной лыковой мочалкой, которую узнала — у бабушки в детстве была такая. Мыло, хоть не пахло розами и немного щипало кожу, все-таки хорошо отмывало давешнюю грязь.

Аня мылась долго, но когда вышла, прибравшись за собой, как смогла, Ванда ждала ее у двери на двор, сидя на низеньком стульчике. Доставшийся гостье костюм (брюки и туника изо льна, халат и сабо) был великоват, и рукава пришлось подвернуть, но Анна была счастлива.

— Спасибо! — искренне поблагодарила она Ванду на местном. — Это было хорошо!

Ванда улыбнулась и повела ее обратно в дом, захватив Анины вещи. Пока они шли, немногочисленные работники, копошащиеся в разных местах двора, поглядывали на незнакомца (одет как мужчина, волосы короткие-кто ж еще?) с любопытством, но без излишней открытости, так что сильного стеснения Воронцова не испытывала. Она понимала, что вызывает интерес, поэтому, что толку от ее недовольства?

Идти в тяжелых сабо было неудобно, давно Аня не ходила в такой обуви, но хоть не по земле босиком, и то хлеб. Волосы, тщательно вытертые льняным полотном, сохли на ветру, и к столу Анна Николаевна садилась уже с просохшей гривой, пышной и непослушной.

— Надо озадачиться чем-то, чтобы прибрать это безобразие — пробормотала она, когда увидела реакцию мужчин на ее вид.

Оба Вайса рассматривали рыжеволосое чудо с интересом: вымытые волосы гостьи отливали медью, делая светло-карие глаза более яркими, а чистую кожу— бледнее. Сейчас ее никто бы не назвал парнем, если бы присмотрелся.

— Надо Ванде сказать, чтобы нашла шнурок — собрать это богатство. Иначе мы ее не замаскируем надолго, — заговори хозяин дома. — Не красавица, но манкая, а глаза и вовсе необычные. Такие не забудешь. Она точно московитка, жидов у нее в роду не было, часом?

Хенрик же потерял дар речи. Он вроде и привык к внешности Анны, но в пути было не до того. А теперь мужчина обратил внимание и на глаза, и на белую кожу, и на волосы. Гостья из будущего отличалась от известных ему женщин не только хрупкостью, но и действительной необычностью: на светловолосых и голубоглазых славян она походила меньше, чем для легенды было бы надо. Придется открывать карты, признаваться и дать ей право на участие в поисках решения проблемы легализации в их мире.

Анна почувствовала неловкость от пристального внимания к себе. В принципе, она никогда особо не комплексовала ни по поводу внешности, ни по поводу производимого впечатления. Она вообще в плане социума не заморачивалась— люди вольны думать о ней, что угодно. Хамят— она отвечала быстро и хлестко, комплименты не воспринимала, пропуская мимо ушей. У Анны был круг близких, чье мнение было для нее важным, остальные — так, «мимопроходили». Отчасти это делало жизнь проще, но на работе иногда мешало: мужчины не прощали ей откровенного игнора. В молодости она была популярна в школе и институте, но сама контактировала со всеми ровно и одинаково. Могла долго терпеть неприятных людей, но ради дела или общего спокойствия. Аня считала себя прагматиком, отрицала излишнюю эмоциональность и уважала других за эмпатию. Но относительно своей холодности не расстраивалась, не придавая этому значения.

И вот здесь вдруг засмущалась.

— Обедать будем в моем кабинете — сказал Карл Вайс. — Сын, у тебя четверть часа на переодевание. Анна, прошу.

Женщина последовала за хозяином. Они вновь поднялись на галерею и вошли в комнату, раза в два больше выделенной ей. Здесь был неизменный камин, кресла и ковер на полу, три окна, кровать за ширмой и массивный стол (бумаги, чернильный прибор, перья в узком сосуде) с соответствующим ему креслом с высокой спинкой, шкаф с книгами почти до потолка во всю стену.

Генерал освободил стол, придвинул к нему два кресла и предложил Воронцовой присесть, а сам приоткрыл нижнюю дверцу книжного шкафа и достал оттуда стеклянный штоф и три таких же стакана, в два налил из сосуда жидкость, очень напоминающую виски. Поднял свой, и Анна сделала также.

— Думаю, ты выпьешь — произнес мужчина и пригубил напиток.

Да, это был виски-крепкий, пахучий и обжигающе-терпкий. Анна посмаковала, удивляясь такому жесту. Давно она не пила столь высокоградусный напиток, а здесь так и вовсе впервые.

Хозяин и гостья молча потягивали виски, когда в комнату вошел переодетый Хенрик с влажными волосами, а за ним слуги внесли подносы со снедью. Ванда накрыла стол тяжелой вишневой скатертью и расставила угощение: запеченная курица, тарелка с ветчиной и прочей мясной нарезкой, овощное рагу в горшочке, жареная рыба типа карпа, тарелка с хлебом, большой кувшин с каким-то питьем. Отдельно в глиняном стакане — ложки. Экономка разделал курицу, положила каждому на большие тарелки рагу и, поклонившись, вышла из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. Свечи в подсвечниках и канделябрах разжег мальчик-слуга, пока Ванда сервировала стол.

— Давайте выпьем и поедим, разговор — после.

Карл Вайс снова налил виски всем троим, они выпили и принялись за еду. Анна перестала стесняться и ела с удовольствием — еда пришлась ей по вкусу. Хотелось бы зелени, но тут, видимо, это не принято. Хорошо, что сладкую квашенку не подали. Мужчины тоже не чинились. Некоторое время в комнате раздавались характерные звуки: стук ложек по тарелкам, хруст костей птицы, звон бокалов и редкие вздохи удовлетворения.

Наконец, едоки насытились и откинулись на спинки кресел. Анна продолжала тянуть виски, чувствуя легкое опьянение. И тут раздался голос Хенрика:

— Анна, я должен извиниться перед тобой.

Воронцова не сразу осознала, что немтырь говорит на русском. Она неуверенно посмотрел на спутника и конкретно зависла. Ей показалось или Хенрик произнес фразу действительно на ее языке?

— Прости, не поняла, — пробормотала женщина. — Ты сейчас что сказал?

Хенрик Вайс откашлялся и повторил:

— Анна, я должен извиниться перед тобой. — Аня уставилась на парня. — Да, я тебя понимаю, по большей части. По долгу службы в качестве королевской ищейки я изучал все значимые языки Северного континента. Твой язык похож на речь восточных соседей, московитов. — Анна изображала жену Лота, застывшую соляным столпом. — Прости, я не хотел обидеть тебя или посмеяться. Просто не знал, как сказать тебе раньше. И в дороге. Лучше, что ты молчала, не задавала вопросов и не привлекала внимания к себе. Здесь ты в безопасности, отец в курсе. Пока ты не освоишь наше наречие, молчи вне дома и дальше, я буду переводить отцу все, что ты посчитаешь нужным ему сообщить о себе.

Анна не могла говорить. Она даже не знала, злиться ли сейчас, настолько неожиданным было откровение спасенного. Она протянула руку к штофу, налила виски и залпом выпила не менее трети стакана, прокашлялась и, глядя на смущенного молодого человека, промямлила:

— Так значит, все мои бредни ты понимал и молчал? А я, как последняя дура, душу тебе изливала! Стоп! — Воронцова вдруг осознала, что он мог слышать! — Подожди, так ты знаешь, кто я? — Хенрик кивнул. — Что я не отсюда от слова совсем? И ты все равно притащил меня в свой дом и — она махнула в сторону Карла— представил меня отцу? И он тоже теперь в курсе? Господи, помоги!

Анна Николаевна тяжело опустилась в кресло, чувствуя, как голова пошла кругом. Хозяин замка с интересом следил за разворачивающимся действом и не вмешивался в диалог, смутно догадываясь о его содержании. Наблюдал за гостьей и делал выводы.

— И что дальше? Вы меня на опыты пустите или еще чего выдумаете? Попам отдадите? В моей истории была инквизиция, которая жгла почем зря любых уклонистов и рыжих как ведьм и исчадий ада. Ну, ты и жук, дорогой товарищ! — Анна стукнула кулаком по столу. — Вот это здорово, Воронцова! Ты опять попала!

Она почувствовала себя такой дурой и жалкой, что закусила губу и отвернулась, чтобы успокоиться и не пустить слезу. Виски сделал свое дело: Анна расклеилась. Обидно до ужаса и так же страшно.

Карл первым заметил перемены настроения женщины и шикнул на сына:

— Что ты ей сказал? Смотри, она готова расплакаться! Дурень ты, Хенрик! Переводи!

Карл обошел стол, присел перед Анной на корточки и вытер женщине слезы, против воли выкатившиеся из глаз. Взял ее за руки и глядя в глаза, начал говорить:

— Анна, не сердись на этого идиота! Он никогда не был хорош в подборе выражений. Не знаю, что он сказал и что ты подумала, но я обещаю— твоя тайна не выйдет за пределы этой комнаты. — Анна внимательно слушала перевод Хенрика и смотрела на сидящего перед ней старшего Вайса. Почему-то мужчина ей импонировал.

— Анна, дело в том, что в нашей истории ты— не первая пришелица. Он — Карл кивнул на сына— как раз работал в службе, задачей которой является отлов и использование знаний таких людей. Да, да, я всегда был против их деятельности, но наш король, долгих лет ему— Карл скривился при этих словах — повернутый на новинках правитель, грезящий о великой Пруссии, сильной и грозной, поэтому и ищет пришельцев, чтобы, как его предок, с их помощью продвинуть развитие страны вперед остальных.

Анна немного успокоилась и помогла Карлу встать.

— Герр Вайс, сядьте нормально, мне неловко, я же не ребенок.

Выслушав перевод, Карл улыбнулся, погладил женщину по голове и вернулся на место.

— Так уже кто-то к вам попадал? — Хенрик кивнул. — И что с ним стало? И давно это было? И почему вы мне помогаете?

Анна сыпала вопросами, пока хозяин не остановил ее и не налил еще выпить всем. Хенрик продолжал работать переводчиком до поздней ночи, пока Анна не начала зевать от усталости. Карл проводил ее в комнату, похлопал по плечу и велел спать и не волноваться. Теперь это ее дом. Аня так растрогалась, что обняла генерала, расцеловала в обе щеки и, махнув Хенрику, на которого уж не могла сердиться, отправилась спать. Завтра будет время обо всем подумать на трезвую голову.