Аномалия

ПРОЛОГ

На двери райотдела милиции пружина была такая, что для ее открывания всегда требовалось немалое усилие. Дежурный по райотделу видел, что кто-то пытается открыть дверь и не может сделать это сразу, но поленился выйти из своего застекленного закутка, чтобы полюбопытствовать. Вообще-то по воскресеньям дверь иногда бывает и заперта на замок, но в этот раз дежурный старший лейтенант Седельников хорошо помнил, что оставил дверь открытой, когда в последний раз выходил на крыльцо покурить. И потому ждал.

Дверь наконец открылась, и в холл вошло чучело, иначе не скажешь. За появление в райотделе в таком виде можно было бы шутнику и накатить пару раз, чтобы шутить было неповадно. Именно с таким намерением Седельников и поспешил выскочить из своего закутка, окриком вызывая Ваню Ушкина, младшего сержанта, помощника дежурного. У Вани каждый кулак с два кулака старшего лейтенанта, и накатить он может более вразумительно.

Но оказавшись в холле рядом с чучелом, Седельников понял, что перед ним человек в обыкновенном охотничьем маскхалате, составленном из висящих и торчащих в разные стороны лоскутков, наклеенных на какой-то проволочный, что ли, каркас. В таком виде человек становится похож на диковинный куст или на елку. И даже голова была точно так же укрыта, хотя головной убор, видимо, существовал отдельно от маскхалата, потому что сейчас колпак был свернут в сторону и закрывал половину удивительно бледного лица и один глаз. Второй глаз смотрел на старшего лейтенанта испуганно и не слишком осмысленно.

Седельников на всякий случай потянул носом. Но от чучела спиртным не пахло.

– Ни хрена себе! – появился за спиной старшего лейтенанта младший сержант Ваня Ушкин.

Старший лейтенант не обернулся, чтобы обменяться мнениями, потому что увидел на крыльце еще кого-то. Но этот силуэт, кажется, был знаком с тяжелой пружиной и потому дверь открыл одним усилием. В холл вошел, поправляя на плече двустволку, Сергей Кузьмич, местный лесник. Связать появление чучела в охотничьем маскхалате и лесника было нетрудно. Это должны были быть явления одного порядка.

– Твой друг, Кузьмич? – строго спросил старший лейтенант, кивая на чучело.

И только после этого обернулся и взглядом остановил младшего сержанта Ушкина, который почесывал свой громадный кулачище.

– Ага… – заулыбался лесник беззубым ртом. – Это я подарочек вам подкинул. Принимаете?

– Браконьер, что ли?

– Не-а… Он без оружия. С фотоаппаратом, вот…

Сергей Кузьмич отогнул край маскхалата и показал большую фотокамеру, висящую на груди чучела. Чучело впервые, кажется, на глазах ментов совершило осмысленное движение и вытащило камеру, показывая полностью.

– И что, он нас пощелкать пришел?

– А хрен его знает. Я на мотоцикле еду, он бежит ко мне… В милицию, говорит, вези. А там, на опушке, машина его стоит. Сам не едет, вези, говорит… Я и привез…

– А зачем? – спросил младший сержант. – Мы его разве вызывали?

– Ты его знаешь? – спросил Седельников, уловив в голосе Вани какие-то странные нотки.

– В гостинице живет. По всему поселку ходил, про снежного человека расспрашивал. Приехал его фотографировать.

– Понятно. Еще один идиот… – Седельников говорил о фотографе не стесняясь, будто того здесь и не было. – А что он такой напуганный? Нашел, что ли, своего снежного человека?

Чучело вдруг закивало с такой яростью, но без слов, что менты заподозрили было недоброе.

– Он что, тебя изнасиловал? – спросил Ваня.

Но фотограф уже отрицательно замотал головой и протянул фотоаппарат, отстегивая тонкий ремешок, переброшенный через шею под маскхалатом.

– Я бы и не повез его, – сказал лесник. – Да там еще это…

– Что там? – спросил старший лейтенант строго, начиная соображать, что в лесу в самом деле что-то произошло, и, возможно, криминальное.

– Еще до того, как этого встретил. Иду, понимаешь, по опушке, высматриваю небо…

– Чего? – не понял Ваня.

– Небо, – пояснил Сергей Кузьмич. – Дымы смотрю на случай пожара…

– А-а, понятно, – кивнул младший сержант.

Их лесной и болотистый район большие пожары пока обходили стороной, и все несказанно радовались этому. И вообще в Псковской области, в сравнении с соседями, мало горело. Так, несколько пожаров в торфяниках, и все. Но дымовой чад в воздухе стоял. Из соседних областей, как говорили, приходил. Иногда ни солнца, ни луны в нормальном естественном виде рассмотреть было невозможно. Малиновое солнце днем и малиновая луна ночью – и так уже на протяжении месяца.

– Вот… Небо, понимаешь, смотрю. И как-то сбоку движение вижу и звук слышу. Это недалеко от места, где вон то чучело машину оставило. Я машину тогда еще не увидел. Позже только. Вот… Глянул, а там такое же чучело в маскхалате бежит. Недалеко от меня, метров двадцать пять, пожалуй. Ружья-то с ним нет, а чего тогда в маскхалате? И чего бегает? И в руке вижу что-то такое… Странное… На пистолет игрушечный похоже… Желтый такой пистолет, яркий… Бежит и на меня оглядывается. И колпак снял, в руке держит. Длинный такой мужик. Метра под два, если не больше… Я, конечно, прояснить хотел, что он в лесу делает. Кричу, чтобы остановился, а он в сторону, и еще быстрее. Так и убежал. Куда уж мне за ним с похмелья-то. А потом этот выскакивает. Я, грешным делом, сначала подумал, что один и тот же. Потом вижу, рост не тот. Этот сразу на меня бежит и в милицию просится. Это уж когда я на мотоцикл сел… Я как раз к мотоциклу и шел. Он у меня там стоял, на опушке…

– Так, а что случилось-то? – спросил старший лейтенант устало. – Дыма ты не нашел, чучела бегали. Ну и что? Суть-то в чем?

Разговор длился уже долго, а до сути происшествия еще не дошли.

Чучело посмотрело на старшего лейтенанта, потом на младшего сержанта, потом на лесника и только после этого сняло с головы свой маскировочный остроконечный колпак. И все увидели, что над левой бровью чучела нависла ярко-красная опухоль, уже почти сползшая на глаз. Посредине опухоли отчетливо виднелись две кровавые засохшие точки – места ранения.

– Пошли-ка сюда, – показал старший лейтенант Седельников на стол и стулья под окошком дежурного. – Присядь. Что, «Скорую» тебе вызвать?

Чучело согласно кивнуло. Сообразительный младший сержант Ушкин поспешил к телефону.

– Ты разговаривать, я слышал, умеешь? – спросил Седельников.

Чучело выдохнуло так, словно неделю дыхание не переводило:

– Умею.

Голос звучал жалко, у человека сил не было даже на то, чтобы разговаривать.

– Со мной-то говорил, говори и сейчас, – потребовал Сергей Кузьмич.

– Я сюда фотографировать приехал, – сказало чучело. – Йети искать, снежного человека…

Про этого йети, про снежного человека, говорили в районе много. И не только в районе. В Интернете по всему миру прошел видеосюжет, как какие-то парни застрелили снежного человека[1]. Засняли только сам момент убийства, а что было потом, куда тело дели, неизвестно. Но была названа область и был назван район. Этого хватило, чтобы покатили сюда любопытные люди и журналисты. Но никто толком им ничего объяснить не смог. Да, слухи про какого-то лесного великана ходят уже десятки лет. Еще до войны его в здешних лесах и болотах встречали. Но всегда видели только издали. И следы видели пятьдесят какого-то, пожалуй, размера. Следы босой ноги. Да, удивлялись. Но чтобы попытаться поймать такого, в голову никому не приходило. А тут люди повалили. Из разных городов страны и даже из-за границы, из Прибалтики и из Польши. Но об убийстве снежного человека в районе не знали. И даже в Интернете никто этого сюжета не видел, хотя в Интернет многие входят. В том числе и в милиции. Но, видимо, не на тех сайтах смотрят.

Конечно, как шумиха поднялась, многие видеозапись нашли и посмотрели. Но сказать что-то конкретное могли не больше, чем приезжие. Конечно, и место никто определить не мог.

– Дальше, – потребовал старший лейтенант. – Приехал фотографировать. На чем приехал?

– На машине. Машина моя там, в лесу, осталась.

– Очень хорошо. А почему ты сам на ней не приехал?

– Он колеса проткнул. Оба передние.

– Кузьмич, ты что хулиганишь?

Лесник возмущенно выставил перед собой ладони:

– Я – ни-ни…

– Не он, – пояснил фотограф. – Тот, второй…

– Вот, что-то начинает проясняться, – довольно кивнул головой старший лейтенант. – Кто такой этот второй? Что он там делал? Зачем колеса проткнул?

– Я не знаю. Я его за йети принял. Я приехал снежного человека фотографировать. Мне подсказали, что где-то здесь следы видели.

– Кто подсказал?

– Женщина какая-то. На почте в очереди разговаривали. Объяснила, я и поехал. Доехал до леса, машину оставил, сам в лес пошел, – самочувствие фотографа явно улучшалось, говорить он стал уже почти внятно. – В эти вот тряпки нарядился. В машине у меня припасены были. Залег перед болотом среди кустов. Час лежал. Потом смотрю, а он идет. Высокий, сутулый, лохматый. Я близко его подпустил и сфотографировал. Вспышка его испугала, и у него что-то в руке тут же блеснуло в ответ. И мне в голову ударило. И все… Не знаю, сколько я без памяти провалялся. Руки скрутило, ноги скрутило, все суставы болели, голова болела. Я только тогда понял, что в меня стреляли. Наверное, и ранили. Я к машине пошел. Смотрю, колеса проколоты. Этот… Йети… Он как раз в сторону машины пошел. А потом смотрю, мотоцикл, и этот… Кузьмич… Я и попросил в милицию…

– Из чего стреляли-то? – спросил старший лейтенант, разглядывая голову фотографа. – На «травматику» непохоже. Следы какие-то есть, но два следа. И явно не от пули. Не понимаю… Ладно. И где этого длинного теперь искать? Он тоже на машине был?

– Я не видел, – признался фотограф.

– Я тоже второй машины не видел, – сказал Сергей Кузьмич.

– Ладно, передам постам, – нехотя сказал старший лейтенант. – Потом посмотрим. Сейчас передам и бумагу принесу. Заяву пиши…

На удивление, найти высокого человека оказалось несложно. Дежурная машина милиции выцепила его с автовокзала накануне отхода автобуса на Псков. Человек оказался иностранцем, по-русски говорил плохо и с ужасным акцентом, сильно возмущался ментовской наглостью, но вынужден был предъявить свой рюкзак для досмотра. В рюкзаке оказался упакованный в чехол маскировочный халат со следами свежей грязи, какой-то непонятного назначения прибор в металлическом ящике и пластмассовый пистолет ярко-желтого цвета, напоминающий по форме детскую игрушку, но по весу явно для детской руки не подходящий. В кармане легкой хлопчатобумажной куртки нашли шило. Скорее всего, инструмент, которым прокалывались колеса.

Желтый пистолет, шило и маскхалат стали опознавательными знаками и уликами. Мужчину задержали, с применением силы не допустив в отходящий автобус, и отвезли в райотдел, где он грозил всем большими неприятностями. Однако когда увидел, что его угрозы не сильно волнуют ментов, вытащил документы сотрудника датского посольства в Москве и потребовал, чтобы к нему вызвали из Пскова датского консула.

– Впервые слышу, чтобы в Пскове был датский консул, – сказал старший лейтенант Седельников. – По крайней мере, в моем служебном справочнике его телефонного номера нет. Может, в Питере таковой и имеется, только сюда он не сразу доберется. А пока доберется, вам придется, уважаемый господин дипломат, посидеть в нашей кутузке. Не переживайте, крыс мы там на прошлой неделе, кажется, вывели. Задержанные на них все равно жалуются, но это они врут. Правда, крыс как травили, они так под полом и передохли, а теперь из-под пола запашок идет. Но это не страшно. Переночуете, завтра, может быть, ваш консул и приедет. Или сразу поговорим? Без консулов?

– Мне надо быть звонить, – сказал задержанный.

Седельников подумал, что, с одной стороны, раскрутить дело с хулиганством дипломата было бы совсем неплохо. Все равно, конечно, дипломату даже пятнадцать суток не дадут, но хоть Ваня Ушкин руки разомнет. С другой стороны, такое дело могло бы скандалом обернуться. А скандалы молодому сотруднику милиции, когда всякими переменами по всей системе МВД постоянно грозят, ни к чему. Все-таки иностранец, и скандал будет международным. Не лучше ли иностранца передать тому, кто больше с ними работать приспособлен?

– Не-а, не надо тебе звонить. Сначала я позвоню…

Старший лейтенант пошел в свой закуток и позвонил дежурному по районному управлению ФСБ. Все управление состояло из шести с половиной человек, не считая состава погрангруппы, а она и не за управлением числилась, а за погранотрядом, который стоял в соседнем районе, граничащем с Эстонией. Но погранцы и здание отдельное занимали. А в управлении ФСБ были начальник, заместитель начальника, четыре опера и секретарша. Вот и получалось, что шесть с половиной человек. При таком штате держать дежурного было смешно, и дежурный телефон поочередно переключался на домашние номера оперов или заместителя начальника. Сам начальник, естественно, функций оперативного дежурного нести не мог по уставу службы. Седельников попал на заместителя начальника, объяснил ему ситуацию, и тот пообещал через десять минут приехать вместе с начальником, чтобы забрать подследственного, естественно, только им сотрудника иностранного посольства.

– Старший лейтенант Седельников, – представился дежурный по райотделу, но приехавший начальник районного ФСБ от официального доклада отмахнулся.

– Теперь полный комплект…

– То есть? – не понял старший лейтенант.

– Есть Седельников, есть мой заместитель майор Саблин. Чего не хватает к седлу и сабле? Гусара. Но и он нашелся…

Старший лейтенант, естественно, знал, что районным управлением ФСБ руководит подполковник Гусаров. И пришел в милицию подполковник, судя по всему, в хорошем расположении духа, если сразу начал с шутки.

– Рассказывай по-человечески, что произошло? Задержанный, кстати, где?

– В «обезьяннике». Пусть привыкает…

– Вежливо это, и я, пожалуй, соглашусь с демократичностью твоих, старлей, действий. Если только есть серьезное правонарушение.

– Есть. Выстрел в человека из странного оружия, в результате чего пострадавшим получен серьезный ожог лица. Плюс к тому же проколотые колеса у машины. Мы отправили на место эвакуатор. Лесник место покажет, машину вывезут. Необходимо будет провести экспертизу и доказать, что колеса проколоты именно изъятым у задержанного шилом. Цель таких действий непонятна. Откровенные, скорее всего, хулиганские побуждения, причем с нанесением увечья средней степени тяжести. По первой части статьи за хулиганство дают от десяти до тридцати суток, по второй части от двух до пяти лет. А наши события уже полностью под вторую часть тянут. Хулиганов, даже если они иностранные дипломаты, надо воспитывать жестко, иначе потом хлебнем с этим.

– Ладно. С побуждениями разберемся. Рассказывай суть дела.

– Пострадавшего, гражданина Кнориса Аркадия Львовича, «Скорая» увезла. Оказывают первую возможную помощь, потом отправят дальше на лечение. Заявление он написал, аж на трех страницах мелким почерком, но почерк очень неразборчивый. Говорит, пальцы у него после инцидента сводит. Я, если можно, сообщу суть своими словами.

– Гони. С подробностями.

Старший лейтенант неторопливо и вдумчиво, выстроив события в хронологическом порядке, но без собственных комментариев, рассказал все, что услышал от пострадавшего фотографа и от лесника. И сразу после этого выложил на стол, что нашлось в рюкзаке и в карманах задержанного. И даже его брючный ремень приложил к этому. Ремень, согласно правилам, сняли, когда отправляли человека в камеру. Это чтобы не повесился. Такое уже случалось раньше. Потом из ящика стола достал документы, но их положил отдельно.

Подполковник в документы не посмотрел, поскольку, кроме фамилии и гражданства, ничего из них узнать не мог, а это ему и без того было уже известно, но сразу взял в руки пистолет. А майор Саблин, чтобы не выглядеть статистом, пододвинул к себе металлический ящик с прибором. Стали рассматривать внимательно.

– «Тазер Икс 26-эм», – сообщил подполковник таким тоном, словно все знали, что это такое.

Оказалось, не знали.

– Что это за штука? – поинтересовался старший лейтенант.

– Не встречался? – подполковник был рад оказаться знающим в среде незнающих.

– Не доводилось.

– Мне тоже, честно говоря. Знаю только по публикациям в спецлитературе. Пистолет электрошокового действия, стоит на вооружении французской полиции, имеет разряд в 50 киловольт. Долбанет – мало не покажется. Неделю волосы дыбом стоять будут. Стреляет двумя металлическими пластинами-стрелками на дистанцию до шести, кажется, с половиной метров или около того. Пластины соединены с самим пистолетом тонкими проводами. После выстрела автоматически меняется кассета с пластинами. В комплекте четыре кассеты. И можно производить следующий выстрел. Пораженный на какое-то время теряет связи между мозгом и конечностями, иногда и сознание, ориентацию в пространстве. Все зависит от индивидуальных способностей организма к токопроводимости.

– Это что, как электрошокер? – спросил старший лейтенант Седельников.

– Примерно. Только дистанционного действия. Напряжение разряда меньше, чем у электрошокера, но другие частота колебаний и сила тока. И чуть меньшая сила поражения. Хороший электрошокер на полчаса вырубает, пистолет – на пару минут.

Старший лейтенант вытащил из ящика стола еще и электрошокер, показал подполковнику с улыбкой. Тот взял в руки, рассмотрел:

– Тоже вещдок?

– По другому делу. Днем сегодня мужик пьяный шел, у него сигарета потухла, а в зажигалке газ кончился. У девок молодых зажигалку спросил. Они ему электрошокер подсунули. Сначала разрядом в стороне блеснули. Потом в руки дали, показали, где нажимать. Тот сдуру к носу поднял и нажал кнопку…

– И как? – с улыбчивым любопытством спросил подполковник Гусаров.

– Плохо. На носу же нервные окончания собираются. Как долбануло, мужик сознание потерял. В себя пришел – нос разнесло так, что шире лица стал. И почернел.

– Задержали девок?

– Задержали. Прохожие позвонили, сообщили. Несовершеннолетние. Вызвали родителей, провели беседу, отправили домой. Захочет пострадавший, подаст в суд, пусть там разбираются; не захочет – его дело.

– Нашему пострадавшему хотя бы нос в целостности оставили? – спросил Гусаров.

– Ему в надбровье попали. Опухоль сойдет, а синяк будет обеспечен. И кожа вокруг обожжена. Возможно образование шрама от ожога. И врач говорит, самое неприятное, что все суставы поражены. Двигается с трудом. Шоковое состояние заставляет двигаться. Через пару дней, если не лечить, не сможет ни ногой, ни рукой пошевелить. Его отправят в областной ожоговый центр. Все из-за того, что попадание было в лицо. Если бы в любую другую часть тела, все обошлось бы легче. А так получилось, что током по мозгам дали почти напрямую.

– Тем не менее этот выстрел мы не можем полноценно выставить как хулиганство, – сделал вывод подполковник. – Хороший адвокат всегда сможет оправдать выстрел внезапной вспышкой фотокамеры, естественным испугом и адекватным действием. Просто несчастный случай, недоразумение. Кстати, цель своего появления в наших местах этот датчанин не объяснил?

– Он разговаривать без консула и без адвоката не желает. Я хотел было применить испытанное средство для повышения разговорчивости…

– Водку? – уверенный в ответе, спросил майор Саблин.

– Нет, Ваню Ушкина, – невозмутимо ответил старший лейтенант и показал большим пальцем за спину, где в дверном проеме стоял, почесывая кулак, младший сержант.

Средство впечатлило даже видавших виды офицеров ФСБ. По крайней мере, в глазах у них при виде кулаков Ушкина появилось уважение.

– И что?

– Иностранец все-таки, дипломат… Дурак, одним словом, не поймет аргумента.

– Это да, – согласился подполковник. – Иностранцы, они все сплошь тупые. А с приборами у нас что?

Старший лейтенант с подполковником повернулись к майору Саблину.

– Здесь несколько приборов в одном. Могу только точно сказать, что есть передатчик. Что-то типа трубки мобильника, работающего в одну сторону. Но он выключен. Я посмотрел, полностью, кажется, посажен аккумулятор. Даже «поплыл». Видимо, от попадания солнечных лучей корпус сильно грелся. По нынешней-то погоде на открытом месте никакой аккумулятор не выдержит. Если, конечно, этот стоял на открытом месте. А он стоял. Не знаю, правда, на открытом или на закрытом, – майор повернул ящик с приборами набок, показывая, что к днищу прилипло множество травинок и немного бурой земли. – Скорее всего, обладатель ящика землю и траву стряхивал, но не слишком тщательно. Просто рукой смахнул или слишком спешил, чтобы быть тщательным. Времени не имел. Возможно, на автобус опоздать боялся.

– Так что, это шпион, а не дипломат? – наивно спросил старший лейтенант.

– А ты скажи мне, Седельников, где ты видел дипломата, который не является шпионом? Ну, за исключением министра иностранных дел. Не бывает такого противоестественного явления в природе. Дипломатов для того и посылают в чужую страну, чтобы они там все разнюхивали и вынюхивали и сообщали свои выводы.

– Домой вернусь, деду расскажу, похвастаюсь, – заулыбался старший лейтенант.

– А кто у тебя дед-то будет?

– Он в войну в «СМЕРШе» служил.

– Жив еще? – спросил Гусаров.

– Старая гвардия наша, – восхитился Саблин.

– Девяносто три года. Последние три года лежит, не встает. Порадую старика. Он мне в детстве, помню, много всякого рассказывал. Теперь и мне есть что сказать.

– Скажи. Но лучше, кроме старика, никому. Что там еще, Алексей?

– Вот это, Денис Юрьевич, мне кажется, какой-то мини-компьютер. Наверное, всей системой этого ящика управляет. По крайней мере, он имеет соединение со всеми приборами. У него, кстати, аккумулятор цел, состояние рабочее, но разбираться с ним нужно экспертам.

– Позвонить нашим экспертам? – предложил услужливый старший лейтенант.

– Спасибо, – сухо отказался подполковник. – У нас свои эксперты. Отправим в Псков, а оттуда уже в Москву отгонят. Здесь экспертиза серьезная нужна. Что еще?

– Могу точно сказать еще только в отношении двух приборов. Первый – это абсолютно точно – лазер. Причем настроенный на строго вертикальный луч. Здесь даже два уровня есть, чтобы прибор выставлять. В отношении второго точно сказать не могу, но, мне думается, это анализатор воздуха. Не термометр, а анализатор. Не температуру показывает, а химический состав. И, по всей видимости, передает данные через радиостанцию. Передавал то есть.

– А лазер зачем?

– Могу только предположить, что это как маяк. Для поиска прибора с большого расстояния. Например, из космоса.

– Очень интересно. Хорошо иметь в заместителях технаря, – сказал подполковник Гусаров. – Что, интересно, понадобилось в наших краях иностранному шпиону? Наверное, даже не датскому, но это не важно. Анализатор воздуха… Нашей аномальной жарой интересуются?

– Чем-то интересуются, – сказал старший лейтенант.

Подполковник достал из кожаного чехла трубку мобильника и набрал номер:

– Здравия желаю, товарищ полковник. Подполковник Гусаров беспокоит. У нас интересное дело открылось… Нет, это не про снежного человека, это гораздо интереснее и полностью по нашему профилю…

Костер, естественно, не разжигали даже ночью. Да и кто в такую погоду костры разжигает… Температура воздуха даже ночью была временами выше обычной дневной летней температуры. Но дело даже не в этом. «Террористы» боялись выдать себя светом костра.

Охоту за «террористами» вели бойцы спецназа ФСБ и спецназа внутренних войск. Парни опытные и поднаторевшие в подобном поиске в многочисленных командировках на Северный Кавказ. Правда, их командование, желая получить быстрый и эффектный результат, изначально было категорически против того, чтобы в роли «террористов» на этих масштабных учениях выступали бойцы спецназа ГРУ, мотивируя свое желание тем, что настоящие террористы, как правило, не имеют такой подготовки, как спецназ ГРУ. Но руководители учений посчитали, что подготовка террористов может быть разная, как и состав настоящих террористических групп. А часто встречающиеся среди бандформирований наемники давали право предположить, что какая-то отдельная группа может быть составлена исключительно из одних наемников, бывших спецназовцев разных стран. Причем спецназовцев не только подготовленных в боевом отношении, но и фанатично уверенных в том, что занимаются правым, с их точки зрения, делом. В этом случае террористы могут оказаться в состоянии предложить преследователям несколько неожиданных сюрпризов. И к подобному повороту событий следует быть всегда готовым. А как к нему подготовишься, если учишься противостоять заведомо слабым?

Исходя из этого принципа в «террористы» на этот раз записали отдельную мобильную офицерскую группу спецназа ГРУ, обычно называемую просто ОМОГ, под командованием подполковника Свентовитова. И группа показала то, что принято называть боевым классом. Обозначив себя в одном месте, почти на глаза выставившись преследователям и основательно растравив их, как зверь травит гончих собак, без следа ушла у них из-под самого носа и спокойно отсиживалась в 30 километрах от места, где их искали, единым быстрым переходом преодолев это расстояние так, что никто со стороны группу, кажется, не заметил. Если бы кто-то заметил, то, скорее всего, сообщил бы официальным поисковикам. Хотя на это надеяться тоже не следует. Все местные жители знают, что в районе проходят антитеррористические учения, и редко кто пожелает в них вмешиваться по собственной инициативе. Бегают военные, и пусть себе бегают, если им больше заняться нечем. У местных же жителей своих забот – карманов не хватает. После страшной засухи, просто небывалой засухи, когда даже трава пересохла, первая забота у селян – как и чем собственный скот прокормить, чтобы самим зимой зубы на полку не складывать. Да еще пожарами пугают. Хотя в Самарской области их, в сравнении с более северными соседями, было не так и много, тем не менее пожаров все боялись, потому что люди знали: огонь по сухому полю бежит со скоростью курьерского поезда, и если заполыхает где-то лес, потом загорится и поле, и огонь доберется до заборов раньше, чем человек проснуться успеет. Общее беспокойство в воздухе висело. А что военные какие-то игры устраивают, это касалось немногих. Лишь бы эти военные костры не жгли и не подвергали жителей угрозе пожара.

Они не жгли. Им самим это было невыгодно, потому что костер обязательно привлек бы чье-то настороженное внимание. И если просто идущую через лес или через поле группу только взглядом проводят, то о костре или вообще о столбе дыма сразу сообщат спасателям; те проверят, поймут, в чем дело, обругают военных, и, хотя бы только для предотвращения угрозы пожара, вынесут предупреждение, которое до поисковиков дойдет обязательно.

Теперь осталось только ждать, когда преследователям надоест искать на пустом месте и они начнут расширенный поиск в окрестностях. Тогда придется снова показать им хвост, дать дезинформацию и увести еще дальше от объекта, который группа «террористов», согласно легенде, должна захватить. Сам объект преследователям неизвестен. Ясно только, что условная «банда» выдвигается в глубину территории с целью проведения террористического акта. А когда основные силы противоположной стороны будут уведены в сторону, последует стремительный марш-бросок к предполагаемому объекту захвата. Время марш-броска при этом должно быть минимальным, а время, потраченное преследователями на поиски, наоборот, максимальным. Этот маневр создаст необходимый запас, который понадобится для захвата объекта. А потом уже можно спокойно ждать, когда преследователи будут отрабатывать варианты штурма. Может быть, что-то у них и получится в условной войне, хотя сами офицеры спецназа ГРУ были уверены, что в настоящей войне они точно достигли бы своей цели и любой штурм был бы уже не нужен…

– Чайку бы сейчас горяченького… – сказал старший лейтенант Простаков.

– После бани полагается чай пить, – согласился майор Веримеев. – Сегодня днем баня была знатная. Интересно, за 40 перевалило?

– По прогнозу не дотянуло, – сказал радист-шифровальщик, старший лейтенант Корсаков, который прогнозом погоды интересовался только по чьей-то просьбе, поскольку сам был одинаково равнодушен что к жаре, что к холоду. – Обещали 39. Сколько в натуре было, не знаю, не слушал. Да и какая разница, пятью градусами выше, пятью градусами ниже. Лето, оно и есть лето; будет зима, она зимой будет. И весь разговор. Принимайте все, как должное. Так погоду легче пережить.

– Можно подумать, что мы плачем неустанно по поводу этой жары, – возмутился Веримеев. – Простаков, ты сильно плачешь?

– Безутешно и беспрерывно. Но чаю все равно хочется.

– В ресторан сходи. Только попроси, чтобы тебе чай водкой не разбавляли, – посоветовал командир. – Сколько от нас до ближайшего ресторана?

– Если до Самары бежать, Вал Саныч, то километров полста будет, – сориентировался Веримеев. – Отпускай. К утру успеет вернуться. Только не знаю вот, где там ночные рестораны. Ты не знаешь, Простаков?

– Я в Самаре впервые был, когда «вводную» на учения получали.

– Ночных ресторанов там не помню, – вставил свое слово капитан Туруханов. – Придется Славке без чая сложности жизни пережить.

– Пусть по-быстрому подружку себе заведет. Она его чаем напоит, а он ее надежды обманет и к нам убежит, – подсказал старший лейтенант Корсаков.

– Тогда зачем до Самары носиться? – рассудил командир. – Рядом куча населенных пунктов. Женским полом все они обеспечены, запасами чая женский пол обеспечен. Пусть гонит. До утра мы, скорее всего, с места не сорвемся.

Они сидели впятером не на лесной поляне, где были бы открыты взглядам со всех сторон, а на опушке этой поляны, прикрытые со всех сторон невысокими кустами дикой вишни. Еще четверо офицеров отдыхали здесь же, и последняя четверка была выставлена на посту по основным направлениям, с которых группу можно было застать врасплох. Вообще-то таких направлений было всего три, но подполковник Свентовитов подстраховался и выставил дополнительный пост со стороны Волги, до которой от места их привала было всего несколько километров. Берег здесь был такой, что по нему подойти к группе было невозможно, но река, к тому же такая большая, вполне может стать путем подхода. И хотя Валентин Александрович был стопроцентно уверен, что никто не сумел засечь группу, он все же решил подстраховаться.

Перед началом учений трех командиров групп – командира группы условных террористов подполковника Свентовитова, командира группы спецназа ФСБ полковника Ермолаенко и командира группы спецназа внутренних войск подполковника Выховцева – представили друг другу. На случай каких-то непредвиденных событий, как это делалось обычно, они обменялись номерами мобильников, но, естественно, договорились, что созваниваться противоборствующим сторонам разрешается только при форс-мажорных обстоятельствах. Однако и номеров телефонов при этом хватило, чтобы контролировать передвижение противника и слушать его переговоры. Сам Валентин Александрович вставил в свою трубку другую sim-карту, чтобы не контролировали его самого и его переговоры не слушали. Еще несколько месяцев назад по совету специалиста из головного управления ГРУ подполковник Свентовитов поставил на свой смартфон программу Spy Phone Suite Advanсed[2], способную контролировать местонахождение sim-карт по введенным в программу номерам и прослушивать ведущиеся с трубки разговоры. Причем точность определения местонахождения составляла около 30 метров, чего, как в боевых условиях, так и в учебных, вполне хватало для принятия своевременных мер. Раньше Валентин Александрович вынужден был через свое командование связываться с Управлением космической разведки ГРУ, чтобы получить точно такие же данные. Ну разве что там точность определения чуть-чуть выше – до полуметра. Теперь такой необходимости не было, а на учениях Управление космической разведки снабжать группу данными и права не имело.

Программа не умела справляться с прослушиванием только двух трубок: со смартфоном iPhone, если у того не вскрыта программа (что по нынешним временам редкость), и Black Berry нескольких моделей, если разговор ведется с другой точно такой же трубкой. Последние имеют свой внутренний шифратор и дешифратор. На Западе исключительно ими пользуются все банковские служащие, если ведут конфиденциальные деловые разговоры. В России Black Berry долго и упорно не сертифицируют, видимо, как раз по этой причине. Советская привычка сказывается. Силовым структурам, как и бандитам разного толка, хочется знать, о чем ведутся разговоры. Но трубки в Россию в широком масштабе все же поставляются «серыми дилерами», и встретить такую можно часто, а купить без затруднений. При этом определить местонахождение абонента возможно в любом случае, независимо от взлома программы или наличия шифратора, и этого порой бывает достаточно. Все зависит от цели, которую преследует оператор, работающий с Spy Phone Suite Advanced.

Подполковник Свентовитов предвидел, что в этих учениях его трубка может ему пригодиться, и не видел в своих хитростях ничего предосудительного, поскольку настоящие террористы такими программами могут владеть, а какая-то случайность может дать им в руки и телефонный номер командира преследующей группы. И потому без сомнения и умело пользовался программой, легко определяя, где находятся его оппоненты. А командиры групп, естественно, находились среди своих бойцов. И при приближении угрозы группа спецназа ГРУ вполне могла вовремя перейти на стремительный марш-бросок в нужном направлении. Пока, однако, такой угрозы, кажется, не предвиделось. Тем не менее контроль подполковник Свентовитов периодически повторял. Повторил и в этот раз перед тем, как лечь отдыхать. И включил смартфон. Программа показала на экране карту, а на карте – две светящиеся точки. Командиры групп ФСБ и спецназа ВВ находились там, где им и положено было находиться, – недалеко друг от друга, но в районе, который «террористы» давно уже покинули. Можно было не переживать, отдать последние распоряжения и лечь спать, будучи уверенным, что офицеры ОМОГ со своими задачами справятся и без него. Не виделось осложнений, способных прервать командирский сон, поскольку преследователям потребуется несколько часов, чтобы добраться до «террористов». А спать долго и непробудно Валентин Александрович не умел.

Свентовитов зевнул смачно, но не громко.

– Ложись, Вал Саныч, – посоветовал майор Веримеев. – Мы без тебя сменимся.

– Действуйте…

Подполковник положил под руку свой планшет, а на руку голову. И сразу, словно по приказу, заснул. Тренированное подсознание хорошо чувствовало, когда следует заставить организм засыпать сразу, как и то, когда следует его будить…

А разбудило подсознание подполковника уже вскоре, для офицера спецназа ГРУ разбудило образом достаточно привычным, но в данной конкретной ситуации выходящим из норм. Автоматная очередь могла прозвучать где-нибудь там, на Северном Кавказе, и не было бы в этой очереди ничего удивительного. Но подполковник Свентовитов обладал хорошей для спецназовца способностью просыпаться сразу с ясным сознанием и с пониманием обстановки в том виде, в котором он ее оставил, засыпая. Так просыпаются дикие животные. И точно так же, как подполковник, они не вскакивают резко, но, проснувшись, еще вслушиваются в темноту, чтобы принять решение к действию, адекватному ситуации. Валентин Александрович сразу осознал, где он находится и в каком положении, и даже то осознал, что патроны группой получены холостые, следовательно, в автоматной очереди и необходимости, по сути дела, возникнуть не должно бы. И сама эта очередь Валентину Александровичу не приснилась, хотя сон он видел, связанный с недавней командировкой в Дагестан, и там, во сне, стреляли. Это же подтверждало и то, что подняли головы другие бойцы, и вскочил на ноги дежурный по группе, который, как и положено дежурному, не спал. Более того, боевой опыт позволил подполковнику, уже задним числом прочитав звуки, определить направление, с которого очередь дошла до его слуха. Это было как раз то направление, которое считалось самым малоперспективным для нападения на лагерь «террористов», то есть с берега Волги. Вернее, со склона горы, стоящей на волжском берегу, ибо пост располагался именно там, и Валентин Александрович сам его выставлял и потому помнил местность.

В случае общей тревоги часовой вполне мог воспользоваться «Подснежником»[3], чтобы тихо, без звука предупредить остальных. А автоматная очередь могла быть вызвана только какими-то чрезвычайными обстоятельствами, и в голову сразу даже прийти не могло, что это за обстоятельства такие могут возникнуть в центре России, где боевых действий со времен Гражданской войны, закончившейся чуть меньше века назад, не ведется.

Времени, что было потрачено на сон, прошло совсем мало, в чем подполковник сразу же убедился, только взглянув на часы с фосфоресцирующими стрелками и часовыми отметками. Кроме него, на месте привала оставались четверо офицеров группы, значит, еще четверо ушли, чтобы сменить часовых. Ушли, но, скорее всего, еще не дошли. Значит, стрелял не смененный пока часовой капитан Лысенков.

Валентин Александрович привычным движением включил «Подснежник» в режим общей связи и поправил около рта микрофон:

– Парик, я – Первый! Докладывай…

– Тип какой-то… По склону бродил. Встретиться пришлось… Стрелял в меня непонятно из чего. Я холостую очередь дал, он с обрыва свалился. Ищу дорогу вниз. Посмотрю, что с ним…

– Кто идет на смену Парику?

– Я – Лох, уже рядом, – доложил старший лейтенант Простаков. – Уже вижу Парика. Парик, подожди, не спускайся. Я на подходе.

– Поторопись, Слава. Я иду к вам.

– Осторожнее, товарищ подполковник. В темноте с этой тропы свалиться недолго, – предупредил капитан Лысенков.

– Вот такая непонятная штучка здесь оказалась. С этого места как раз тот тип и свалился. Что-то он здесь делал… – Капитан Лысенков подсветил неярким светодиодным фонариком, показывая подполковнику металлический футляр, в котором были плотно установлены какие-то приборы непонятного назначения.

– МЧС на случай пожара приборы выставляет? – спросил Валентин Александрович.

– Но не ночью же… – пожал плечами капитан.

– Что там с самим?..

– Лох уже спустился. Лох…

– Первый. Пострадавший без сознания, но жив. Наверняка несколько переломов. Голова цела, но рассечена. Лицо кровью залито. Сейчас документы поищу.

– Одет во что? Форма МЧС?

– Гражданский костюм. Полностью гражданский, одет парень откровенно не для леса. Даже с галстуком. Вот, есть документы. Сейчас гляну, где у меня фонарик…

– Стрелял зачем? – спросил подполковник Лысенкова.

– Увидел, как он пистолет вскидывает, перекатился, и из автомата… Реакция сработала. Да патроны-то холостые.

– Стрелять не нужно было, – назидательно сказал Свентовитов. – Мы не в том положении, чтобы к себе внимание привлекать. Напугал человека, он и свалился.

– Да, он от очереди шарахнулся и упал, – признал капитан свою вину. – А зачем в меня стрелял?

– Я, кстати, пистолетного выстрела не слышал.

– А его и не слышно было. Яркий какой-то пистолет. С шипением вместо выстрела…

– Где пистолет?

– Не знаю. Он вместе с ним свалился. Искать надо.

– Первый, я – Лох. У нас, кажется, крупные неприятности, – доложил снизу старший лейтенант Простаков.

– Отдал богу душу?

– Нет. К сожалению, еще дышит.

– Почему «к сожалению»?

– Я документы посмотрел. Это дипломат. Секретарь канадского посольства. Доставлять его в больницу – способ выйти из учений, то есть стать проигравшей стороной.

– Он здесь, на горе, собирался обустроить консульство, – откуда-то со стороны продемонстрировал чувство юмора майор Веримеев. – А Парику его намерения не понравились, потому что он не любит ни гамбургеры, ни чизбургеры[4]. И вот результат.

Командир чувство юмора майора не оценил и сразу затребовал к себе самого технически подкованного члена группы:

– Я – Первый! Смените Пирата на посту. Пират, ко мне! Посмотри, что здесь за приборы. Это, возможно, по твоей линии…

– Первый, я – Пират! Понял, иду, как только сменят, – ответил радист-шифровальщик старший лейтенант Корсаков.

Как-никак, старший лейтенант заканчивал не училище спецназа, а училище связи, и являлся в дополнение ко всему инженером-электронщиком, а в спецназ попал как имеющий дополнительно ко всему еще и спортивную подготовку. Спорт при новой службе пришлось, конечно, бросить из-за невозможности систематических тренировок, но тренировки в спецназе превосходили по интенсивности таковые в спортивном клубе, и сам Корсаков признавал это.

– Парик, он в себя еще не пришел?

– Нет. Даже не стонет.

– Состояние, наверное, тяжелое?

– Метров 40, как мешок с дерьмом, катился.

– Плюха, свяжись с командованием учений, доложи обстановку. Я занят разбирательством. Объясни, что требуется следственная бригада ФСБ. С экспертом по электронике. Наш старший лейтенант сейчас, как с поста сменится, попробует с их электроникой разобраться и ничего не сломать. Это на случай чего-то срочного. Если срочного не будет, он оставит все в первозданном виде. Звони.

– Понял, – отозвался майор Веримеев уже без шуток.

Сменили старшего лейтенанта быстро, но времени ожидания вполне хватило, чтобы капитан Лысенков на ощупь, не включая сильный фонарь, дабы самому не засветиться, нашел в кустах на крутом склоне пистолет, из которого в него стреляли.

– Товарищ подполковник… – позвал он командира, который с маленьким фонариком, прикрывая луч с одной стороны кустом, с другой своим телом, пытался понять, что за приборы им достались, но это было выше его уровня знаний. – Странное какое-то оружие. И звук выстрела был странный.

Командир молча подошел и взял в руки ярко-желтый пластмассовый пистолет. Повертел в руках, не совсем понимая, что это такое. Но, зная общие принципы любого персонального оружия, все же разобрался, что к чему, и вытащил из излишне широкой и неудобной рукоятки то, что заменяло здесь обойму. В нижней части обоймы было укреплено что-то, сильно напоминающее аккумулятор, выше его – какое-то подобие трансформатора, потом один за другим шли четыре миниатюрных контейнера. Верхний был уже пуст. В заполненных даже при свете слабого фонарика можно было рассмотреть две торчащие стрелки и катушки с проводами.

– Думаю, это электропистолет, – предположил Валентин Александрович. – Ты где в момент выстрела находился?

– Там, – показал капитан.

– Ищи от места стрелка до своего места. Где-то должны быть провода и контакты на их конце. Эти контакты должны были в тебя угодить, но, к счастью, не угодили, а то, боюсь, ты от удара током поджарился бы.

Капитан двинулся на поиски, а на его место тут же подошел старший лейтенант Корсаков. Принял пистолет из рук подполковника:

– Читал я про такую штуку.

– Что это?

– Электрошоковый пистолет «Тазер Икс 26-эм». Так называемое несмертельное оружие. Стоит на вооружении французской полиции и жандармерии. На несколько минут вырубает человека мощным электрическим разрядом. Поставлен на вооружение после массовых волнений в Париже. Помните, когда азиаты и африканцы пригороды Парижа громили? Током лупит, скорее всего, будь здоров. От любого насморка одним выстрелом вылечит.

– Пуля нормального пистолета от насморка лечит не хуже. Особенно если попадет в сердце. И без всякого электрического разряда. К чему такая жестокость…

– Как же я вовремя успел перекатиться… – со стороны сказал в микрофон «Подснежника» капитан Лысенков. – Меня как в детстве током один раз долбануло, с тех пор я электричества боюсь панически, на подсознательном уровне.

– Вот на подсознательном ты и перекатился. И потому очередь дал вместо того, чтобы просто в рожу дать, – прокомментировал слова капитана командир. – Лох, что там с иностранцем?

– Открыл один глаз. Второй залит кровью, не открывается. Может, даже выбил ударом о камень. Здесь камни острые. Вертолет, думаю, требуется, чтобы вывозить.

– Я так и заказал группу ФСБ с врачом на вертолете, – сообщил майор Веримеев. – Там в штабе генерал-лейтенант ФСБ Тарасько из Москвы. Очень заинтересовался. Он вылетает на место вторым вертолетом. Нам приказано оставаться на месте. Учения считаются приостановленными, но не закрытыми. Они ждут приезда президента и потому закрыть учения не решаются.

– Сообщи, что мы ждем на месте. Пострадавшего не трогаем. Возможно, после такого падения поврежден позвоночник.

– Хорошо, я звоню.

У майора Веримеева, единственного из группы спецназа ГРУ, имелась трубка спутниковой связи, которую прослушать и проконтролировать значительно труднее, чем обычную трубку, если не подключать систему контроля Управления космической разведки ГРУ. И потому переговоры вел именно он. Командир по необходимости трубкой майора пользовался, но не злоупотреблял…

Вызванная группа прилетела через полтора часа. И даже не на одном, а на двух вертолетах. Около часа эксперты и следователи все осматривали, измеряли, допрашивали капитана Лысенкова, проверяли магазины у всей группы на предмет наличия в штатном оружии боевых патронов, словно подозревали спецназовцев в том, что они подстрелили иностранного дипломата. Одновременно с пострадавшим работала целая бригада медиков-травматологов, в том числе и реанимационная группа. Состояние канадского дипломата оказалось достаточно тяжелым, подозревали перелом позвоночника, не считая множества других переломов. Более точные данные можно было дать только после рентгеновского обследования, которое в полевых условиях из-за отсутствия в вертолете соответствующего оборудования провести было невозможно. Поднять пострадавшего с подножия горы на руках, не повредив дополнительно позвоночник, было практически невозможно. Потому поднимали его третьим вертолетом, прибывшим по вызову и имеющим соответствующее оборудование. Подняли вместе с носилками, как на лифте, и вынесли на открытое место, откуда потом свободно и без всяких осложнений перегрузили в вертолет. Все это время пострадавший не приходил в сознание, да и врачи постарались: вкатили какой-то укол со снотворным, чтобы создать медленный выход из шокового состояния. Боялись, что он может не выдержать транспортировку.

Потом прилетел еще один вертолет и привез специалиста, которого сразу подвели к старшему лейтенанту Корсакову. К тому времени уже вовсю разгулялся рассвет и вот-вот должно было выйти из-за деревьев солнце, жаркое с самого утра. Наверное, в чистых полях оно уже давно вышло, а в лесу пока еще деревья давали спасительную тень. Но фонарики уже не требовались.

Прилетевший специалист был в гражданской одежде, хотя и по походке, и вообще по внешнему виду сильно походил на военного.

– Показывай, старлей, что там нашли… – потребовал прилетевший.

Корсаков поднял плащ-палатку, которой привычно прикрыл чужую аппаратуру, как прикрывал свою. Специалист глянул коротко и с пониманием кивнул:

– Ясно. Аккумулятор в радиостанции оплавился?

– Оплавился, – сказал Корсаков слегка удивленно. Не вытаскивая радиостанцию из крепления, не вскрыв корпус, невозможно было определить, что оплавился аккумулятор. Тем не менее специалист определил.

– Да. Слабы у них аккумуляторы. А анализатор воздуха в норме?

– В рабочем состоянии.

– И лазер тоже?

– Думаю, может дать спутнику поисковый сигнал.

– Думаешь, лазер поисковый? Маяк? – специалист вроде бы как советовался.

– Без сомнения. Он одноимпульсный. Для подачи разнообразных сигналов не годится.

– Скорее всего, ты прав. По лазерному лучу спутник находил волну передатчика.

– Я не вижу другой необходимости устанавливать здесь лазер.

– А что этот… Так сказать, дипломат… – спросил человек в полевой камуфлированной форме, не дающей возможности определить род войск, но с погонами генерал-лейтенанта. – Он уже снял приборы? Тогда куда он с ними направлялся?

– Я – Первый, – дал команду подполковник. – Парик, ко мне!

Капитан Лысенков почти сразу появился из-за густых кустов, рядом был.

– Перескажи товарищу генералу, как вы с дипломатом встретились.

– Я на посту здесь стоял, товарищ генерал. Слышу, идет кто-то. Ходить не умеет…

– В смысле? – не понял генерал-лейтенант.

– У нас, товарищ генерал, – пояснил подполковник, – считается, что если человек не умеет ходить неслышно, он вообще не умеет ходить. Он шагает…

– Ну-ну… И что? – генерал-лейтенант повернулся к капитану.

– Ко мне смена должна была подойти. Но смена, во-первых, появилась бы с другой стороны, во-вторых, я сменщика только увидел бы, но никак не услышал с десятка метров. Даже когда сменщик на выстрелы прибежал, я его не слышал. А без выстрелов он пешком шел. Я притаился, смотрю. Выходит этот из кустов. Остановился на утесе, склонился, камни раздвинул… Я место следователям показал, они осмотрели. Раздвинул камни и вытащил свой ящик. Потом в сторону шагнул и стал вниз всматриваться, словно тропу в темноте искал. Там есть тропа, но очень крутая. А он решил, видимо, возвращаться по берегу. Ну, мне, естественно, интересно стало, что он там вытащил. Я и спросил, не помочь ли ему нести. А он сразу, разворачиваясь, в меня выстрелил. Пока он разворачивался, я по выбросу руки понял, что он стрелять будет. Правда, я подумал, что там обычный пистолет. А у меня патроны в рожке только холостые. Но он-то этого не знал. И потому я, в целях соблюдения мер собственной безопасности, перекатился и одновременно с его выстрелом дал очередь. Не в него напрямую, а просто в сторону. Он и испугался, шарахнулся, оступился и полетел. Ящик с приборами выронил, пистолет выронил. Я что-то неправильно сделал, товарищ генерал?

– Нет-нет, все нормально, капитан, к тебе претензий никаких нет, только к пострадавшему. Но принимать их будет посольство Канады в Москве. Однако это уже не наша забота. Подполковник! Давай думать, в какие условия возвращать твою группу. Учения следует продолжить. После обеда посмотреть на вас прилетит президент…