Аномалия [СИ]

Капли застоявшейся воды из глубокой зеленой лужи брызнули даже на стекла джипа, мелкая щебенка застучала по дверце. Егор резко сбросил скорость. Опять зазвонил мобильник.

— Егорушка, я тебя умоляю, — в трубке прозвучал Алкин голос, наполненный безмерной заботой, — сверни с трассы направо на 70-м километре.

— Алла, я услышал, — из последних сил сдерживаясь, ответил водитель джипа, отключил мобильник, еще раз сверился с навигатором и тормознул перед поворотом направо. Это был где-то 55-ый километр трассы.

Потрепанный внедорожник свернул с залитого лучами закатного солнца шоссе на песчаную дорогу, уводящую вглубь темного северного леса, и густые, разлапистые ели сомкнулись над ним.

Налысо бритый парень за рулем не сразу включил фары. Первый десяток километров он попросту радовался жизни вообще и своему первому дню отпуска в особенности. Позади был целый год напряженного изучения больных человеческих тел, и сейчас здоровые елки-палки вокруг дарили молодому врачу ощущение чистого и незамутненного счастья. Впереди Егора ждал месяц интереснейшего времяпровождения. Он ехал волонтером, участвовать в восстановлении старинного деревянного храма. Практически единственным минусом была Алка, навязчивая кураторша проекта «деревянное зодчество России». Остальное — плюсы. И интересные парни волонтеры, и настоящая работа, и песни под гитару по вечерам, и горячие споры о будущем России…

Погрузившись в предчувствие счастливого отпуска, водитель не сразу заметил, что лесная дорога начала резко сужаться. Вокруг внедорожника ощутимо сгустился лесной сумрак, Егор включил фары. Узкая песчаная дорога, петляя, вела вглубь леса, по обеим ее сторонам, в канавах поблескивала вода. Путешественник посмотрел было на экран навигатора и еле сдержался, чтобы не выругаться. Мобильная связь отсутствовала.

«Нет, — подумал Егор, ярко вспомнив наглого молодого парня, уверенно продавшего ему карточку для интернета пару часов назад, — материться не буду. Все же я работаю над собой. Просто подойду на обратном пути к тому дебилу и молча врежу. В воспитательных целях».

Тем временем внедорожник выехал на небольшую поляну, заваленную бревнами. Дальше пути не было. Повсюду царила непроглядная темень. От земли быстро поднимался густой туман, непроницаемый даже для электрического света мощных фар. Водитель, осторожно дал задний ход, потому что развернуться в такой темноте среди раскиданных бревен он опасался. Через минуту колесо вроде как зависло над пустотой, джип качнулся, Егор вспомнил о канавах по обеим сторонам дороги и вернулся обратно на поляну. Остановил машину, надо было подумать. В свете фар промелькнули странные силуэты, шакалы — не шакалы, вроде на трех лапах. Какой-то урод обернулся, морда у него была основательно кривая, с одним глазом, горевшим зеленым огнем.

Путешественник еще немного помедлил, потом достал автомобильный фонарь-прожектор и высунулся наружу, чтобы осмотреть полянку получше. Стайка одноглазых тварей переминалась неподалеку на неполных комплектах лап, они не нападали, свет фонаря их отпугивал. В трех метрах впереди высветилась маленькая избушка. Егор в несколько шагов достиг крыльца и открыл дверь. Электрический свет превратил темноту внутри избушки лесорубов в полумрак, наполненный тенями. И тут душу парня окатила волна жути. На широкой скамейке впереди, в груде тряпья лежал трупак.

Нет, бывший фельдшер скорой помощи, а теперь врач муниципальной больницы, слабаком не был. На скорой помощи слабаки вообще долго не задерживаются. Тот первый и последний раз, когда Егора основательно пробрало, случился в самом начале его работы, через пару месяцев после окончания училища. Бригада приехала на бытовую поножовщину. Один из алкашей бросился с кухонным ножом на собутыльника, резанул его, собутыльник, основательно пьяный, повалился на пол. «Я тебя поразил, я тебя и зашью», — изрек пустивший в ход нож алкаш, тоже пьяный под завязку. Достал нитки, иголку и принялся зашивать рану на теле «друга». Скорую вызвала подруга раненного.

Когда Егор вошел на кухню, оба собутыльника уже отрубились. И пол, и стол, и нижняя часть холодильника были в потеках крови. В коридоре сидела на полу и тихо всхлипывала невыразительного вида тетка, босая, в коротком халате. Ноги у нее тоже были в крови. Фельдшер прищурился, решая, с кого начать. Естественно, быстро сообразил, что начинать надо с раненого алкаша. Он наклонился над ним, срезать окровавленную майку, и вот тут-то ему и стало тошно в первый раз в жизни. Мужик был серо-голубоватого цвета, кровь из него продолжала течь. И она не свертывалась.

Уже не свертывалась.

Фельдшер еще раз оглядел штаны алкаша. Штаны тоже были в крови. В результате трагического совпадения, если только такое можно назвать совпадением, помимо ножевого ранения, у пациента имелось еще и запущенное геморройное кровотечение.

А за окном шел мокрый снег. Пробки на дорогах…

«До больницы не довезем», — вспышкой мелькнула тревожная мысль в сознании. В следующую секунду Егор развернулся к своему чемоданчику. Он привык действовать быстро.

— Егор, что тут у тебя? А-а-а, живопись какая, — на пороге кухни остановился Василь Максимович, опытный шофер скорой помощи.

— Факторы свертываемости того уже, — глухо сказал фельдшер, роясь в чемоданчике и с трудом сдерживая тошноту, — израсходовались, в смысле. Нужно прямое переливание крови.

Он только мельком слышал, что кто-то на скорой такое делал. Говорили, что успешно.

— Кровь-то свою переливать будешь? — спросил Максимыч, внимательно глядя на напарника, вскрывающего стерильный пакет с капельной системой.

— У меня кровь универсального донора, — старательно сглотнув, ответил фельдшер, отрезая от трубки капельницы кусок подходящего размера.

Еще через несколько мгновений топорная, но вполне годная система для переливания крови была готова.

— Эй, подруга, — крикнул Максимыч безостановочно всхлипывающей женщине, — иди сюда, подержи сожителя. И газеты на табурет положи. Не в лужу же крови доктору садиться.

— Дай ей успокоительное, — пробурчал Егор.

Потом снял жгут со своей руки, и его кровь потекла по трубке. Максимыч в нужный момент подсоединил конец трубки к катетеру в вене пациента.

— Хороший ты парень, Егор, не испортила бы тебя система, — неожиданно сказал Василь Максимыч. — И в вену сам себе попадаешь. Я бы ни в жизнь не смог.

— Да что я хуже нариков, что ли? Они-то сами себе попадают…

Как ни удивительно, но кровотечение у алкаша тогда остановилось. Фельдшер быстренько перемотал бедолагу бинтами для надежности, и они с Максимычем довезли пациента до больницы. Егор даже не стал узнавать, выжил ли тот алкаш, или нет.

«Какая разница? Все равно помрет после следующих попоек. Главное, что эксперимент завершился успешно».

Но вот именно в тот день, сидя среди разводов крови на кухне алкашей, прикидывая, через сколько минут прервать прямое переливание крови, Егор и утратил остатки впечатлительности. Никогда больше, даже под Новый год, забирая искалеченных взрывом петард людей, он не испытывал ни ужаса, ни паники, ни тошнотворного отвращения. Спокойный как ноутбук, разум хладнокровно диктовал, что нужно делать.

А вот теперь, в полутемной избушке среди глухого леса, бывшему фельдшеру почему-то стало жутко. И тут труп пошевелился. Егор издал невнятный возглас и прислонился к стене. Существо на скамейке еще раз пошевелилось и село, свесив ноги на пол. Одеяльного вида тряпка сползла с плеч.

— Э-э-э, привет, — сказал врач, пытаясь определить гендерную принадлежность встреченного человека. Не так-то просто это было сделать. На объекте определения были большие кроссовки, джинсы, длинный, до середины бедер, свитер с капюшоном, стеганая безрукавка поверх свитера и кепка с козырьком поверх капюшона. Ну да, в избушке холодно.

— Привет, — хриплым голосом сказало существо, засовывая под кепку выбившиеся кудри.

— Егор, — представился заблудившийся путешественник, решив пойти другим путем. — А тебя как звать?

— Саша.

То есть облом, завал на объездной дороге.

Егор решительно заговорил снова, подбирая обтекаемые формулировки.

— Я тут заблудился, не поможешь мне выбраться?

— А ты сможешь?

— Попробую. У меня внедорожник. Плохо, что тут дорога узкая. Помоги, а…

— Что делать надо?

Снаружи в избушку кто-то активно поскребся. Мелкий мусор посыпался со стен на пол.

— Тут ночью ежики и мышки шуршат, — сказало существо неопределенного пола.

— Йё-ёжики? — недоверчиво протянул Егор, вспомнив тварей до 90 сантиметров в холке. — Хороши же тут мышки. И потом, по-моему, у них лап до полного комплекта не хватает.

Он почувствовал на себе внимательный взгляд из-под козырька кепки.

— Нет, я не пил, не курил, не нюхал и не кололся. И вообще, я же за рулем.

— А-а-а.

— Так поможешь? Нужно постоять на дороге с фонарем, я на свет машину задним ходом выведу. Не могу развернуться. Руки бы оторвать тем, кто так лес рубит. Тупой пилой отпилить.

— Пошли.

— Возьми фонарь. Нужно будет встать точно посередине дороги.

Они без всяких приключений добрались до внедорожника. Егор сел за руль и осторожно газанул в направлении прожектора, светившегося в руках его помощника/помощницы (нужное подчеркнуть). Несколько метров ему удалось проехать.

— Послушай, Егор, давай, ты выйдешь, покажешь, где мне с фонарем встать. Я совсем не вижу твою дорогу, — в тумане Сашин голос прозвучал глухо и безжизненно.

Водитель вышел и осмотрелся. Вперед, на поляну, какое-то подобие дороги вело. А позади джипа слепящий свет прожектора выхватывал из мрака только замшелые стволы елей и заросли черничника.

— Да, дела-а-а, — Егор подошел к Саше, в задумчивости погладил себя по бритому затылку. Путные мысли в голову не шли. — И поздно уже, разгар ночи… — он забрал фонарь и погасил его, надеясь осмотреться вокруг без луча прожектора, слепящего глаза. Вдруг из темноты выскочили несколько кривых «ежиков-мутантов», один зловеще лязгнул зубами, другой взвыл, оскалив клыки. Парень инстинктивно шарахнулся в сторону, они с Сашей невольно уцепились друг за друга, не удержались на ногах и свалились в овраг.

— Э-э-э, ты где? — спросил Егор через минуту, убедившись, что с ним самим все в порядке, а мутанты не преследуют. Тихий стон прозвучал совсем рядом. Врач опустился на колени, протянул руки на звук и нащупал Сашу.

— Ты как? В порядке?

— Не совсем. С ногой что-то.

— Где?

Доведя руку до Сашиного бедра, Егор почувствовал липкую жидкость у себя на ладони и вздохнул.

— Во, невезуха. Но ты не беспокойся. Я, вообще-то, врач. Сейчас дотащу тебя до своей машины. Там у меня аптечка. Подожди, за фонарем слазаю. Будешь держать. Чтобы нас никто тут не погрыз.

И пока он нес Сашу на руках до своего джипа, понял, что это девушка. Трудно было не понять. Под толстым свитером и безрукавкой фигурка у нее была очень женственной.

Бедро было распорото или корягой, или еще чем-то острым и грязным.

— Снимай джинсы. Меня не нужно стесняться. До того, как стать врачом, лет семь проработал фельдшером на скорой помощи. Чего только не насмотрелся.

Саша только неудержимо зевнула, и без всяких возражений дала себе обработать и перевязать рану. Когда Егор закончил перевязку, время было далеко за полночь.

— Придется здесь ночевать, — пробормотал он с досадой. — Саша, иди спать дальше. Я провожу тебя с фонарем, чтобы «ежики» не погрызли.

— А ты? — сонно спросила девушка.

— Я в машине переночую.

Проворочавшись около часа без сна, Егор придумал отнести спальник наверняка мерзнущей в нетопленной избушке девушке. Август, как бы, не июль. Да и еще в северном лесу, да и под утро. Спальник был на молнии, легко превращался в теплое одеяло.

Парень вошел в домик. Саша лежала на своей лавке и, кажется, не дышала. Уже испытанная жуть скользкой змеей снова заползла в душу молодого врача. Он неслышно подошел к спящей и накрыл ее одеялом, девушка не реагировала. Ни сопения, ни дыхания. Врач осторожно разместил пальцы у нее на шее, нащупывая пульс. Пульса не было.

— Саша! — испугавшись, позвал Егор.

Она не ответила.

Тогда он опять включил свой фонарь, снял с нее кепку с козырьком. Яркий слепящий луч высветил закрытые глаза неподвижной девушки. Егор не выдержал, оттянул ей веко и невольно ахнул, оценив черные провалы так и не сузившихся зрачков. Девушка была мертва.

Что же он наделал?! Была ли у нее аллергия на использованный антибиотик? На обезболивающее? Он ведь не спросил.

У всех врачей, говорят, есть «свое кладбище», но Егору до сих пор везло. Саша была первой, чью смерть он ускорил. Совершенно деморализованный, врач добрался до своего джипа, снова устроился на заднем сидении, решив дождаться рассвета. И сам не заметил, как уснул.

Разбудили Егора яркие лучи летнего солнца. Несколько минут он неподвижно лежал, с ужасом и злостью вспоминая события минувшей ночи, потом резко сел. А затем, открыв рот и округлив глаза, уставился в окно автомобиля. «Вот так и делаются заиками».

По полянке шла стройная девушка босиком, обмотанная по бедрам в полотенце, на зеленой футболке у нее был нарисован большой серый ежик. Егор выскочил из внедорожника.

— Саша?

Ну мало ли. В темноте он не слишком и приглядывался к странной помощнице.

— Она самая. Доброе утро, Егор, если для тебя оно доброе, — девушка смотрела на него, улыбаясь. Самая обычная, не красавица. С кудрявыми русыми волосами, большим улыбчивым ртом, немного вздернутым носом, и… очень темными, практически черными глазами. Вот почему он в неверном свете фонаря решил, что у нее не сужается зрачок. Просто тот был того же цвета, что и радужка.

— Ты укрыл меня ночью одеялом. Спасибо, — она снова улыбнулась. Зубы у девушки были на редкость красивыми: ровными, жемчужно-перламутровыми.

— В избушке было холодно. Но странно, что ты не проснулась. Я реально шумел.

— Я крепко сплю. Не смотри так. Джинсы были в крови, я их замочила.

— Ясно.

— Завтракать будем?

Егор окончательно пришел в себя.

— У меня в машине аккумулятор. Можно и чай вскипятить, и кашу заварить.

— Горячий чай — это нечто, — Саша снова жизнерадостно улыбнулась. — У меня кусок сыра есть, хлеб и масло.

— А как ты сюда попала? — спросил Егор, когда они устроились завтракать возле широкого пенечка.

— Шла посмотреть, как танцуют журавли. Я с детства мечтала увидеть живых журавлей. Местные показали, где они кормятся. Шла немного другим путем, думала, будет короче, и заблудилась. А ты?

— А я ехал к месту сбора. И тоже, видимо, заблудился. Программа восстановления деревянных храмов России, слышала?

— Нет, — ответила она растерявшись. Помолчала. Ее спутник сосредоточенно ел.

— А ты еще чем-нибудь интересуешься, Егор, кроме медицины и восстановления деревянных храмов России? — вновь заговорила девушка, после нескольких минут неловкого молчания. Уголки ее рта дрогнули, изо всех сил сдерживая улыбку. — Ну фильмами какими современными…

— За современные фильмы их создателей нужно сжигать в топках, — сурово изрек Егор и нахмурился.

— Э-э-э, а не современными. Ну там «Иван Васильевич меняет профессию»?

— Этот фильм — пародия на русскую историю, — гневно заявил бритый парень, сверкнул серыми глазами и сжал руки в увесистые кулаки.

Саша несколько секунд молчала.

— Ну ты, однозначно, крут, Егор, — сдавленным голосом проговорила она, наконец, и рассмеялась.

Егор разжал кулаки и во все глаза уставился на девушку. Как она смеялась! Необидно, мелодично, от души. Точно пролился с небес прозрачный ливень в знойную погоду и напоил жаждущую землю.

— Ну а песни ты любишь? — отсмеявшись, Саша продолжила расспрашивать.

— Люблю, — вдруг признался Егор, действительно пламенно любивший авторские песни. — Только нормальные. Знаешь, «мы пойдем с конем по полю вдвоем»…

— «Ай, брусничный цвет, алый-да рассвет — али есть то место, али его нет?» — тут же напела девушка, узнав его любимую песню.

— Ты просто нереально красиво поешь. Везет же. А я, вот, ни строчки спеть не могу. А слушать могу часами. Слушай, Саш, поехали со мной. Я тебя отвезу к нашим. Там многие поют у костра, но так как ты — никто. Познакомишься с хорошими людьми. Поехали, — он так увлекся, что чуть не схватил ее за руку, в последний момент удержался.

— Поехали. Главное, выехать отсюда, точно?

— Да какие проблемы, днем-то?

Но проблемы остались прежними. Внедорожник выехал с поляны по собственным следам, проехал несколько метров и снова оказался в глухом еловом лесу без всяких признаков дороги. Среди нагромождения стволов, через овраги ехать было невозможно.

— Русские не сдаются, — мрачно пробурчал парень, включая планшет. Связи, по-прежнему, не было, но в памяти устройства осталась карта леса, карта с дорогой, по которой Егор ехал накануне.

— Попробую пройти по компасу.

— Я с тобой. Мне одной неуютно как-то.

— Куда ты пойдешь, босая, замотанная в полотенце, по лесу. Сиди, Саша. Я буду отмечать деревья. Как выйду на дорогу, вернусь по собственным следам.

Она не стала спорить. Вышла из джипа, села на ярко-зеленую моховую кочку, прислонилась к дверце автомобиля и замерла в ожидании. Егор оглянулся, чтобы посмотреть на девушку, прежде чем скрылся в лесу.

Она сидела в той же позе, когда он вернулся спустя пару часов. Сидела и внимательно смотрела на него темными глазами, как будто знала уже, что парень не сознательно вернулся по собственным следам, а неосознанно сделал круг по лесу и пришел в то же место, откуда вышел. Егор не стал ничего говорить, устало опустился на моховую кочку рядом с Сашей.

— Компас неправильно сработал?

— Да.

Они помолчали.

— Егор, давай вернемся на поляну, я тебе покажу кое-что важное.

Оказавшись на поляне, Саша подошла к избушке.

— Обойди домик по кругу, — сказала она и еле сдержала улыбку, глядя на возмущенное лицо своего спутника. — Пожалуйста. Разве тебе трудно?

Егор почему-то ее послушался, несмотря на откровенный идиотизм просьбы. Вокруг избушки была густо осыпанная хвоей и прелыми опилками земля, такая же, как и по всей этой, изуродованной неграмотной добычей леса, поляне.

— А теперь зайдем в избушку, ладно, Егор?

Егор, не говоря ни слова, зашел за Сашей в неказистый деревянный дом. Девушка подошла к единственному, не до конца открытому, окну избенки и резко распахнула деревянные створки оконца.

А там, за окном, было клюквенное болото, по которому неторопливо бродили сказочно красивые журавли. Время от времени птицы чуть взмахивали крыльями и, как бы танцуя, перелетали с места на место.

— Они нас не видят и не слышат, — тихо сказала Саша.

Потрясенный Егор не смог выдавить ни слова.

— Я читала как-то… есть такое мнение, в общем, что раньше Земля была защищена от влияния космоса озоновым слоем и сильным магнитным полем. А теперь, из-за деятельности человечества, в защитных оболочках планеты появились как бы дыры, и космос может непосредственно на нас влиять. Говорят даже, что он живой, космос, в смысле. Мало ли, как он влияет, мы ведь, ничего не знаем. Но справимся, правда? Русские же не сдаются, — и она засмеялась над собственными словами, льющимся как ливень, смехом. У Егора невольно дрогнули губы, складываясь в непривычную для него улыбку.

— Надо же, у тебя почти получилось улыбнуться, — весело сказала девушка. — А то я подумала, что у тебя, как это, порез улыбательных мышц.

— Не «порез», а «парэз», — назидательным тоном исправил ее врач, — и не «улыбательных», а мимических мышц лица.

Саша, видимо, не удовлетворившись достигнутым результатом, снова показала ему, как надо улыбаться.

— Я вообще-то, очень уважаю врачей скорой помощи, — она неожиданно стала серьезной. — Моего отца несколько лет назад один такой врач спас от смерти. У папы никак не останавливалась кровь, и тот врач прямо на нашей кухне из капельницы соорудил прибор для переливания крови. И перелил собственную кровь.

Егор отмер и отодвинулся от стены, к которой он из-за невольного потрясения после открывания ненормального окошка прислонился.

— А шрам у твоего отца отсюда и досюда? — прямо на себе показал врач, вызывая в памяти кровавую картину многолетней давности.

— Да, а откуда…

— Надо же, не думал, что он выжил.

— Так это был ты?! И ты даже не поинтересовался, что стало с человеком, в которого ты влил собственную кровь?!

«А девчонка — дочь двух алкоголиков, — Егор молча пожал плечами в ответ на ее вопрос. — Теперь понятно, откуда у нее странности. Наследственность…»

— Да, он выжил, — с обидой в голосе вновь заговорила девушка. — И после того случая ни он, ни мама не брали в рот ни капли спиртного. Папа работает слесарем-сантехником, его все уважают. У меня братик родился. Ему сейчас четыре годика. И, хотя тебе на нас наплевать, мы все равно тебе благодарны.

А прямо за окном, курлыкая, бродили далекие журавли. Егор молча отошел от стены и потянулся, закрыть окно.

— Не надо, — вскрикнула Саша. — Это же не простое окно. Дай, я сама, — она сдвинула створки окна так, чтобы оставалась небольшая щель. — Пусть оно останется полуоткрытым.

— Кстати, тебе нужно сделать перевязку на бедре, — с суровым видом сказал бывший фельдшер.

— Я сама себе сделаю, — все еще обиженным тоном сообщила девушка. — Только бинт и перекись дай.

Егора почему-то ее слова задели.

— А давай, ты не будешь вредничать, — в сердцах заявил он.

В полутьме избушки выражение ее глаз не удавалось разглядеть.

— Давай, не буду, — после паузы сказала она и тихонько рассмеялась. У Егора отлегло от сердца.

Он старательно сделал перевязку на стройной ножке, они еще раз поели. Потом Егор снова пошел исследовать окружающую местность, все еще не в силах поверить, что из ловушки, в которую они с Сашей попали, нет выхода. У его спутницы к тому времени высохли джинсы, и, надев их, девушка пошла следом за ним.

На этот раз парень решил пройти вперед, туда, куда, если верить карте Яндекса, должна уводить лесная дорога. Послеполуденное солнце пробивалось даже сквозь густой еловый полог, в ласковых лучах сверкали хвоинки, листья черничника, крупные темно-синие ягоды. Саша отвлеклась на сбор черники, а Егор сделал еще шаг вперед и резко остановился. Перед ним лежала парочка обычных мышиных трупиков, чуть правее покоился трупик ежика, нормального такого ежика, только стопроцентно дохлого, левее — неподвижная пестрая птица. Подойдя к трупику ежика, Егор встревожился еще больше. На той же прямой, еще правее, обрелась опять парочка дохлых мышей, за ними еще и трупик белки, на той же прямой линии.

Саша, вся перемазанная черникой, подошла и, улыбаясь, протянула ему в ладошке горстку синих ягод.

— А тебя не напрягают все эти трупики, лежащие на прямой линии? — хмуро поинтересовался Егор. — Похоже на действие смертоносного луча.

— А почему обязательно луча? — снова расцвела в улыбке девушка. — Может, это следствие исправления каких-нибудь контуров аномалии.

«А у девчонки-то эйфория».

Врач наклонился и потыкал палкой в ежиный трупик. Похоже было, что еж издох где-то сутки назад. Егора тогда в этой пространственной ловушке не было, а вот Саша была. И, если для мелких теплокровных животных лучевая доза оказалась смертельной, то человек мог выжить, даже получив лучевой удар.

— Не вижу ничего смешного, — хмуро сказал Егор, выпрямляясь и окидывая Сашу пристальным взглядом.

— Я кажусь тебе странной? Но мне просто радостно, что я больше не одна. Мне было тоскливо в одиночестве. А сейчас ты рядом… А вообще, хотя у меня папа сантехник, а мама продавщица, я много читаю. Поэтому знаю такие слова, как геомагнитная аномалия, — она опустила вниз доверчиво протянутую было к нему ладошку с ягодами черники. — Так что не надо, как это, сверкать на меня светлыми, как сталь, глазами.

— У тебя голова не кружится? — резко спросил Егор, не обращая внимания на ее обиду. — Не подташнивает? Слабости нет?

— Нет, — помедлив, ответила Саша, опять невольно улыбнулась, потом виновато посмотрела на спутника. — Тебя напрягает, что я все время смеюсь, да?

Врач молча мотнул головой, задумавшись. То, что они попали в зону геомагнитной аномалии, можно было считать фактом, опираясь на показания компаса. Причем, хотя в такое с трудом верилось, в этом месте произошло искривление пространства. И, если действительно аномалия возникла вследствие воздействия космоса на планету через «дыры» в защитной оболочке Земли, то логично было ожидать и вредоносных космических лучей. Одним словом, необходимо срочно сматываться отсюда, пока они еще живы, особенно Саше с ее-то наследственностью. Да, сматываться нужно побыстрее, но как?!

Думая обо всем этом, Егор медленно шел вдоль траектории предполагаемого луча, четко отмеченной трупиками самых различных животных. Даже сову задело. Внезапно еще кое-что привлекло внимание наблюдательного парня. Совсем рядом с ним зашебуршилась тень какого-то мелкого четвероного зверька, но объекта, ее отбрасывающего, видно не было. Через пару шагов обрелся еще один кто-то, невидимый, но тенеотбрасывающий. Тень у него была недоделанная, лапы не хватало. И невидимость оказалась частичной, в воздухе мелькал неясный сероватый кусок материального нечто. Судя по дефектной тени, это материальное нечто рылось носом в земле. Егор вспомнил ночных кривых монстриков, вполне материальных, и неожиданно обозлился на кретинские особенности абсурдной пространственной аномалии, в которой ему пришлось задержаться. Со злости он изо всей силы ткнул палкой в сероватый клок, мелькающий в воздухе. И вдруг почти невидимое существо исчезло из вида. И тень его тоже исчезла. Парень обернулся, посмотреть, оценила ли Саша происходящее, но девушка молча шла за ним, опустив голову с забавно заколотыми на затылке в мелкий хвостик кудряшками.

Несколько следующих странных теней Егор пропустил, не тронув. Но, когда он вдруг увидел тень огромной птицы на двух лапах, склонившей к земле голову на длинной шее, тут уж он мимо пройти не смог. Прикинув, где бы должен находиться журавль, отбрасывающий свою тень в их грань пространственной ловушки, парень подскочил и с разбегу двинул кроссовкой в пустоту. Да, выглядело глупо, но оказалось результативным. Тень дернулась и исчезла.

Саша подняла голову и с удивлением посмотрела на спутника, прыгающего на одной ноге. А у того в голове мгновенно возник блестящий план.

— Саша, — восстановив равновесие, спросил он невинным голосом, — с той полянки, где журавли, на которую ты ходила, пока не заблудилась, есть выход к людям?

— Да, — она смотрела на него, ничего не понимая. — Просека выводит к небольшой деревеньке, оттуда шоссе недалеко, автобус раз в день останавливается. За три-четыре часа можно дойти. Только как ты попадешь на поляну с журавлями?

— Согласен, я никак не попаду, а ты стань, пожалуйста, на секунду вот сюда, — ответил Егор самым честным голосом, на какой был способен, поглядев в темные глаза спутницы своими серыми умильно и просительно. И указал девушке на то место, откуда ему пару минут назад удалось выпихнуть журавля. Небольшой рюкзак с вещами у нее был на всякий случай за спиной. «С вещами на выход».

— И как я тут смотрюсь? — доверчиво спросила Саша, изо всех сил стараясь ему не улыбаться.

— Прости, ужасно, — он внезапно сделал подсечку ей под колени и сильным толчком в плечо пихнул в нужном направлении.

И только потом его сообразительную голову посетила мысль о том, что же он будет делать, если девушка сейчас попросту упадет? Как он дальше с ней общаться-то будет?

Но она не упала. На самом деле исчезла из глаз. Егор решил, что и из пространственной аномалии тоже. Эксперимент окончился удачно.

Он постоял немного, ощущая неожиданную опустошенность в душе, опустил голову и побрел дальше по траектории луча. Его-то вытолкнуть отсюда было некому. Скоро трупики, отмечающие путь, закончились, и стало непонятно, куда идти дальше. Парень оглянулся. Вечерело. Он остался в ловушке один. Как-то сразу стало тоскливо и неуютно без Саши, без ее улыбок и животворящего смеха. И без надежды послушать вечером, как она поет. А ведь они даже не успели обменяться адресами и телефонами. И как он теперь ее найдет? Он же совсем не помнит адреса, по которому приехала скорая помощь в квартиру ее родителей лет семь назад. Искать Максимыча? Поднимать старые архивы?

Егор уныло побрел обратно на полянку с избушкой. И, когда он уже подходил к домику, его посетила очередная шикарная идея. Саша, ведь, мечтала увидеть танцующих журавлей, и окно в избушке их ей и показало. А если он откроет это окошко с мыслью, увидеть именно свою спутницу — певунью, что покажет странное окно?

Увлекшись заманчивой идеей, Егор быстро заскочил в избенку, плотно закрыл не полностью затворенные ставни, а затем с мыслями о Саше снова открыл окно.

В оконном проеме ничего не было. То есть, совсем ничего, ни цвета, ни формы, ни даже пустоты. Несколько секунд Егор таращился на это безобразие, потом у него закружилась голова, он зажмурился. Закрыл окно не глядя, шестым чувством уловив, что на этот раз эксперимент окончился провалом. Избушка лесорубов была важным неизвестным фактором в той ловушке, куда он угодил. Подавляя тревогу и вползающую в душу леденящую жуть, парень выскочил на порог. Сразу же глаз отметил невысоко парившего коршуна, ломано упавшего вниз. Когда Егор уже метнулся к машине, с сосны, стоявшей на краю поляны, замертво рухнул вниз дятел. Парень заскочил в свой внедорожник, понадеявшись на то, что металл хоть как-то защитит его от смертоносного излучения. И, теряя сознание, понял, что надежда оказалась ошибочной, корпус джипа защитить его не смог.

Позже, гораздо позже, не в силах окончательно вынырнуть из полуобморочного состояния, Егор понял, что в джипе рядом с ним оказалась Саша. Села рядом, взяла его под руку и крепко прижалась.

— Ты был такой нереально крутой, — тихо сказала она и рассмеялась, — мне было неловко сказать тебе, что в первый раз я попала в эту аномалию года два назад. И с тех пор я несколько раз сюда приходила, посмотреть на танцующих журавлей. На настоящей полянке журавли не подпускают человека так близко, как видно в окошке. Понимаешь?

Егор дернулся мысленно, но тело его не слушалось. Он не мог издать ни звука.

— Ты не понял, — продолжала Саша, все так же ласково прижимаясь к нему, — что именно избушка подстраивает аномалию под человека, который в нее попал. Почему ты так уверен, что космос воздействует на человека только лучами? Как видишь, все сложнее. Я думаю, что простых геомагнитных аномалий на Земле пруд пруди, а чтобы еще и с избушкой лесорубов, измененной для встречи разумного существа, таких немного. Как только ты открыл окно, началась подгонка контура аномалии под тебя. И на границе меняющегося пространственного как бы кармана начали гибнуть живые существа. Это не луч, я же тебе говорила…

Егор еще раз дернулся и усилием воли окончательно пришел в себя. Обрадовался. Действительно в машине сидела, прижавшись к нему, Саша. Он высвободил руку и потянулся включить свет в салоне. Было уже совсем темно.

— Зато теперь ты сможешь отсюда свободно выйти, — сказала Саша еле слышно. — И выйти, и выехать, я думаю, сможешь.

Егор включил свет в салоне, мазнул взглядом по зеркальцу впереди, поворачиваясь, чтобы обнять девушку. И вдруг резко повернул голову обратно, чтобы пристально вглядеться в зеркало.

Глаза у него были совершенно черными.